Текст книги "Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 2"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Он увидел, что у восседающих существ были длинные квадратные бороды, завитые в какой-то не совсем незнакомой ему манере. Высокие серые митры, надетые на их головы, странным образом напоминали фигуры, которые забытый скульптор высек на извечных скалах той высокой горы в Тартаре. Он помнил, кому они служили, и цену их службы; но Картер по-прежнему оставался довольным, поскольку мог узнать у них всё. А проклятие – всего лишь слово, распространённое теми, чья слепота заставляет их осуждать его, кто отчётливо видит даже одним глазом.

Каждая фигура держала в руке скипетр, чьё резное навершие являло архаичную тайну, но даже тогда Картер был рад тому, что продвинулся в своём поиске, хотя знал, вне всякого сомнения, кто они такие и откуда пришли.

Картер задумался над потрясающей самонадеянностью тех, кто болтает о злобных Древних; как будто ОНИ могли прервать свои вечные сны, чтобы выплеснуть гнев на человечество. Когда он смотрел на их лица, это предположение казалось таким же глупым, как если бы мстительный динозавр тратил своё время на погоню за маленьким червяком.

Они приветствовали его движениями тех странных резных скипетров, и затем возвысили свои голоса, говоря в унисон.

– Мы приветствуем тебя, Древнейший, и тебя, Рэндольф Картер, поскольку твоё безрассудство сделало тебя одним из нас.

После этого Картер понял, что призматический трон был предназначен для него, а Древнейший жестом велел ему занять своё место. Блестящий металлически синий песок хрустел у него под ногами, когда он взошёл на свой трон. А затем он увидел Древнейшего, сидящего на подобном, но более высоком троне, посреди других Древних, расположившихся полумесяцем.

Затем Умр ат-Тавил подался вперёд и поднял с песка у подножия трона выкованную из переливающегося металла цепь, последнее звено которой было прикреплено к опоясанному серебром шару. Он вытянул руку и показал устройство другим Древним. Затем он начал петь на том неизвестном звучном языке, на котором обращался к Картеру.

Песнопение было обращено к Древним, сидящим на обсидиановых тронах, а не к Картеру. Он видел, как их сияющие глаза излучали потрясающее, по-неземному великолепное свечение, когда они рассматривали глобус, пылавший и пульсировавший на конце цепи, которую держал Повелитель. Они покачивались в ритме пения; и один за другим возвышали свои голоса до тех пор, пока не возникла полная гармония, которая охватила весь зал и гремела под его сводами, подобно барабанному грохоту и трубному рёву. Ореолы зеленоватого пламени плясали вокруг их голов, когда они кивали в такт песнопению Повелителя, и лучи света играли на их лицах.

И затем, один за другим, они возобновили молчание, пока не остался слышен только голос Древнейшего. Картер считал, что Древние спят; и он задался вопросом: что они видели в тех снах, от которых их пробудили, дабы освободить его? Впервые Картер начал понимать смысл, а также слова, которые Повелитель говорил другим Древним.

Картер знал, что Древнейший вызвал их из того вечного сна, из глубины которого они созерцали необъятные просторы. Он знал, как они исполнят то, что требовало присутствия Картера. Древнейший напевал в их уши тот образ, что они должны были представить в соответствии с его желанием; и Картер знал, что, поскольку каждый из Древних воображал то, что Умр ат-Тавил предписывал, это имело видимое проявление. Когда они достигли унисона, воздействие их концентрации материализовало то, что ему было нужно.

Картер однажды видел в Индостане, как концентрация мысли может стать осязаемым, материальным феноменом, принимая форму благодаря проекции воли, излучаемой кругом адептов. И эти Древние силой своих мыслей спроецировали перед ним вихрь.

Серебряный Ключ был в руке Картера. Но сплошная стена, с которой он столкнулся, по-прежнему оставалась твёрдой, как адамантин. Не было ни следа замочной скважины, незаметна была и линия, разделяющая дверь и остальную стену.

Древнейший прекратил песнопение. Впервые Картер осознал, насколько ужасным может быть молчание. Прежнее безмолвие грота оживил земной пульс, и эта низкая вибрация, хотя и неслышная, тем не менее, препятствовала ощущению полной тишины. Но теперь Картер не слышал собственного дыхания. Тишина бездны нависла, словно чьё-то присутствие в подземном зале. Взгляд Древнейшего теперь был зафиксирован на шаре, который он держал, и вокруг его головы также светился огненный нимб, зеленоватый, с сернисто-голубыми вспышками.

Картер ощутил головокружение, все его чувства перемешались, и он полностью утратил какую-либо ориентацию в этой непроницаемой черноте. Он мог видеть Древних по обе стороны от своего обсидианового трона, но всё же чувствовал себя в ужасной изоляции. Затем он ощутил себя плывущим сквозь неизмеримые глубины. Волны ароматного тепла падали на его лицо, как будто он плыл в благоухающих розой водах жаркого моря. Казалось, что это море состояло из наркотических вин, и его волны пенились на фоне объятых медным пламенем берегов. Великий страх охватил Картера, когда он увидел себя в обширном пространстве бурлящей воды далеко от берега.

– Человек Истины находится за пределами добра и зла, – произнёс громкий голос, который наполнил зал. – Человек Истины узнал, что иллюзия – единственная реальность, и что материя является ложным представлением.

Теперь очертания ворот стали отчётливо видны. Картер, наконец, понял, что Ключ служил скорее символом, нежели инструментом для открывания замков, ибо это одурманивающее ароматом роз море, хлеставшее его щёки, было чрезвычайно твёрдой массой гранитной стены, уступающей под напором мысленного вихря, который Древние направляли на неё.

Его продвижение через огромную массу извечного гранита было падением сквозь неизмеримые межзвёздные пропасти. Издалека он услышал торжествующие, богоподобные волны смертельной сладости. Затем, когда эта потрясающая фанфара угасла, Картер услышал шорох крыльев, странные щелчки и шелест. Он оглянулся через плечо, увидел, что ждало его у ворот, и обрадовался тому, что в гранитной стене не было замочной скважины, и он один владел Ключом.

Сбитый с толку Картер, только оправившись от ужасного вида тех, что напрасно стучались в дверь, которую не могли открыть, испытал потрясение более сильное, нежели то, что вызвал брошенный назад взгляд. Внезапно он осознал, что теперь стал одновременно множеством личностей.

Тело и разум Рэндольфа Картера из Аркхэма все ещё сидели на том шестиугольном блоке из обсидиана, покрытом немыслимыми резными изображениями, которые человеческое сознание могло бы назвать гротескной непристойностью. Но то, что он считал своим Я, той сущностью, которая всё еще требовательно стояла у врат, не было его настоящей личностью. Даже тот, кто сидел на троне среди Древних, не был самим Картером.

Сейчас Рэндольф Картер испытывал такой ужас, какого даже отдаленно не ощущал в самый разгар того страшного вечера, когда двое зашли в гробницу, но вышел только один. Никакая смерть, никакой рок, никакое мучение не могут возбудить давящее отчаяние, пробужденное потерей идентичности. Слияние с ничто – это мирное забвение; но существовать, осознавать себя и всё же знать, что человек больше не сохраняет идентичность, которая будет служить ему отличием от любой другой сущности; знать, что у человека больше нет своего Я.

Он помнил, что был Рэндольфом Картером из Аркхэма; но в своем ужасающем смятении не знал, был ли он тем самым Картером, или каким-то другим. В этом ужасе у него возникло дикое, возмутительное чувство того, что одновременно существует множество Картеров. Его личность была уничтожена, и все же если бы он действительно мог в силу предельной ничтожности индивидуального существования сохранить своё Я, то каким-то непостижимым образом осознавал бы легион своих двойников. Казалось, что его тело внезапно превратилось в одну из тех многоликих и многоголовых скульптур в индийских храмах, и он созерцал совокупность своих личностей, изумлённо пытаясь различить, что было оригиналом, а что копией. Кроме того, его индивидуальность была самим ужасом, грозным по сравнению со всеми другими аномалиями. Затем разрушительный кошмар Картера стал пустяком по сравнению с тем, что противостояло и окружало личность – интеграцией, вследствие которой Рэндольф Картер из Аркхэма стал бесконечно малым. Это были одновременно БЫТИЕ, сила, неограниченная полнота пространства и личное присутствие; и не было никакого несоответствия в этом смешении ранее не связанных понятий. Перед лицом этого страшного чуда квази-Картер забыл об ужасе разрушенной индивидуальности. Космическое существо обращалось к сумме всех Картеров. Оно излучало огромные волны, которые ударяли, жгли и концентрировали энергию, и та с невыносимой свирепостью противостояла Картеру. Казалось, что солнце, все миры и вселенные сошлись в одном пункте – эту точку в космосе они сговорились уничтожить яростным ударом.

Картер понял, наконец, что он высвободился из соединения всех Картеров.

– Рэндольф Картер, – сказало ОНО, – мои проявления, Древние, послали тебя как человека, который будет царствовать на опаловом троне Илек-Вада, сказочные башни и бесчисленные купола которого внушительно вздымаются к единственной красной, зловещей звезде, сияющей в чужом небосводе, местонахождение которого скрывает царство Иллюзий.

Но свершится иное. Окончательная тайна скоро будет раскрыта, а любой трон является всего лишь преображением земной фантазии и прибежищем того, кто не удовлетворён тем, что он считает реальностью. Тем не менее, прежде чем ты узнаешь эту последнюю и первую из тайн, ты можешь, как и прежде, воспользоваться свободой воли и вернуться на другую сторону Границы, не снимая последней завесы со своих глаз.

Затем утихающие всплески сверхкосмической энергии стихли. Вибрации исчезли, оставив Картера в ужасной тишине и одиночестве. Он находился в необъятной безбрежности и пустоте. Через мгновение Картер обратился к пустоте:

– Я принимаю вызов, и я не отступлю.

После чего Космическая Сущность вернулась, и Картер понял её слова.

– Ты, Рэндольф Картер, прошёл через самые глубокие пропасти ужаса, и ты достиг самой дальней бездны космоса. Поэтому мы даруем тебе просветление.

– Ты пришёл из мира, в котором каждая сущность имеет своё собственное индивидуальное лицо, личность; и где всё ограничено тремя направлениями – вверх-вниз, вперёд-назад, вправо-влево. Среди ваших ученых есть те, кто смутно намекали, что могут быть и другие направления, кроме тех, что ведомы вашим органам чувств. Но никто не пронзил завесы и не узрел того, что увидел ты.

В вашем трехмёрном пространстве с длиной, шириной и толщиной вы установили богов с их трёхмерной яростью, ненавистью, мстительностью, тщеславием и жаждой лести.

Ваши божества унизились, алкая жертвы, и сотворили веру в то, что неприемлемо для тех немногих из вас, кто сохранил связь с царством, в которое ты только что проник. Главный предмет поклонения в вашем трёхмерном мире – это троица, чья людоедская алчность насыщается посредством вашего символического поедания тела бога, который также был человеком.

Вы – раса идолопоклонников, которые сотворили бога по своему образу и подобию.

Вы отреклись от своего наследия.

На мгновение Картер был поражён смыслом услышанного; и затем увидел то, что до этого в своем ужасе не замечал: он находился в пространстве за пределами тех измерений, которые постижимы для глаз и ощущений человека. Теперь он увидел в погружённых в раздумья тенях то, что было сначала вихрем силы, а затем стало безграничной пустотой, взмахом творения, вызывающим головокружение. Со своего места он смотрел на огромные формы, измерения которых выходили за пределы трех плоскостей, видимых им вдалеке, и он знал, что сам всё ещё неподвижно сидит на шестиугольной призме из обсидиана. Тем не менее, хоть и далеко отсюда, у него также был свой аналог в этом сверхпространстве, и его устрашающие указания сбивали Картера с толку. Затем голос усилился и помог ему уловить просветление, которое проникло в его существо и примиряло его с многочисленной личностью, по сравнению с которой он был бесконечно мал.

– В вашем мире есть пространственная форма, которая определяется как квадрат. И ваши геометры объяснили, что эта форма является результатом проекции куба на плоскость. И то, что вы называете окружностью, является результатом прохождения плоскости через сферу. Таким образом, каждая известная вам плоская фигура, обладающая длиной и шириной, есть лишь проекция трехмерной формы. И на этом вы остановились.

Но как круг является проекцией сферы, так и сама сфера является проекцией формы более высокого уровня, но ваши глаза не могут её видеть. Таким образом, ваш мир с его трёхмерными людьми и богами – есть лишь поперечное сечение этого сверхпространства, в которое ты вошёл. Проекция, тень Реальности, не более того. И эту тень вы считаете реальностью, не думая, что и она, и вы сами являетесь лишь иллюзией.

Достаточно странно, что в своём мире вы утверждаете, что Время скоротечно. Вы рассматриваете время так, словно оно движется и служит причиной перемен. Но это неправильно; время неподвижно, и в действительности не имеет ни начала, ни конца. На самом деле время является иллюзией и не существует в том смысле, будто есть так называемое течение времени, порождающее фантазию и заблуждения, которые вы называете будущим, прошлым и настоящим.

Нет ни будущего, ни прошлого, ни настоящего!

Эти последние слова были произнесены с торжественностью, которая лишила Картера возможности сомневаться. Он верил, хотя и не мог даже во множестве своих личностей представить себе то, что было перед ним.

– Но если не Время, которого, по-твоему, не существует, то что является причиной изменений? – спросил он, наконец, поставленный в тупик этим парадоксом.

– Нет изменений. Всё, что было, и всё, что будет, существует одновременно. Изменение – это иллюзия, породившая еще одну иллюзию.

В вашем мире не было бы времени, если бы не то, что вы называете изменением.

Когда голос умолк, Картер задумался и пришёл к выводу, что он может принять этот последний постулат умозрительно, а также просто потому, что Космическое Присутствие столь величественно это утверждает. Очевидно, что если ничего не изменяется, то нет никакого смысла в существовании времени. Звёзды направлением своего полета и часы движением своих стрелок отмечают время; и если бы ни эти, ни другие вещи не изменялись, то, конечно, не было бы и времени.

– Но они меняются! – запротестовал Картер. – И поэтому время должно существовать. Мои волосы поседели, моя кожа сморщилась, я изменился. И моя душа содержит воспоминания о том, что когда-то произошло, и чего больше нет. Меня снедает горе, вызванное смертью друга, а в другие моменты я испытываю восторг, вспоминая тех, чья духовная сущность пережила изменение в их телах. Есть перемены, и они заметны во мне и в каждом человеке! Что же, всё это иллюзия? – вопрошал Картер, охваченный безудержным отчаянием.

– Нет никаких изменений, – торжественно произнёс могучий голос, заставивший Картера поверить, хотя он не мог ничего понять.

– Послушай, Картер, и ты поймёшь, что твоя вселенная – всего лишь проекция пространства более высокого измерения.

Рассмотрим в твоем собственном ограниченном представлении форму, которую вы называете конусом. Ваши геометры рассекли его плоскостью. Сечение является окружностью. Они рассекли конус плоскостью, проходящей под другим углом, и сечение стало эллипсом. И новое сечение – это парабола, кривые которой простираются до самых дальних границ вашего пространства. Но, тем не менее, это один и тот же конус, и никаких изменений с ним не произошло. Просто вы рассекли его под другим углом. И, если угодно, одновременно. У вас под конец остаётся не больше и не меньше, чем в начале; и, следовательно, эллипсы, параболы и гиперболы – это иллюзии, которые вы называете изменениями, забывая, что их исходная форма является неизменной пространственной фигурой.

Ваш мир – это часть сверхпространства, – повторяло Космическое Существо, пока Картер погружался в состояние просветления. – А время и перемены – те иллюзии, которые возникли в этом призрачном существовании в результате смены угла плоскости, рассекающей мир реальности.

– Но тогда есть изменение! – закричал Картер с триумфом от того, что он наконец-то вынудил Космическое Существо войти в противоречие. – Углы сечения различаются!

Затем перед снисходительной улыбкой Существа, что превосходит богов, Картер почувствовал себя маленьким ребёнком, и его триумф стал ещё более глупым, когда он услышал ответ.

– Если ты по человеческому обыкновению хочешь спорить о пустяках, Рэндольф Картер, – сказал голос, – мы предоставим тебе твою точку зрения и не напомним, что этот угол и этот план принадлежат этому миру в больше мере, нежели вашему. И странно, – продолжал голос, – что придираться к углам сечения может тот, кто принадлежит к расе достаточно доверчивой, чтобы поверить в то, что Бог приказал убить другое своё Я в качестве урока смирения!

Чудовищное многомерное пространство содрогалось от смеха. Картер в своих земных фантазиях объяснял это весельем молодых богов, когда они по-детски ругались, отбрасывая миры, от которых устали. Однако за этим смехом ощущалась торжественная нота, которая была больше, чем божественное веселье, и которая придавала шуткам возраст древнее самого времени. И уязвленный мраком, окрашенным… грустью, Картер, наконец, осознал. Он сожалел о своей монументальной глупости.

Затем Картер начал воспринимать, смутно и с ощущением ужаса, подоплёку загадки этой утраты индивидуальности, которая поначалу потрясла и напугала его. Его интуиция объединила фрагменты истины, которые излило на него Космическое Существо. И все же он пока не мог видеть всю картину.

– Когда-то существовал я, – наконец, сказал он, – и даже это было уничтожено отрицанием времени и перемен. И если нет ни прошлого, ни будущего, то что из всех этих предшествовавших мне Картеров, всех тех, кого я ощущаю самим собой, и всё же не …

Когда он пытался сформулировать этот вопрос, его голос затих в небытии, ибо Картер ощутил, что не может выразить того, что потрясло и смутило его. Он не осмеливался встретиться лицом к лицу с тем фактом, что, как ему теперь казалось, никогда не было Картера, сражавшегося под стенами Ашкелона^[15]; Картера, который во времена королевы Елизаветы баловался черной магией; Картера, странным образом исчезнувшего возле змеиного логова, и того, чьи запретные занятия привели опасно близко к погибели. Они являлись его наследием и оплотом его эго; и даже они были уничтожены этим беспощадным Существом, которое не жалело ни Бога, ни Времени, ни Перемен.

– Все эти Картеры, – ответил голос на его вопрос, – являются одним Картером в сверхпространственной области; и этот многовариантный Картер вечен, как и мы. И те, кого ты считал предками, чьим наследием души ты владел, – это лишь поперечные сечения в трёх направлениях пространства одного из наших собратьев, который является всеми Картерами в одном лице. А ты – ты всего лишь проекция. Различная плоскость сечения, так сказать, несёт ответственность за твоё проявление, а не за то, что твой предок так странно исчез.

И он исчез, когда его преобладающая плоскость повернулась ребром одновременно к трём направлениям ваших чувств.

Послушай ещё раз, Рэндольф Картер из Аркхэма, растерявшийся из-за разрушения своего эго, – ты всего лишь одна из плоскостей, подобно тому, как любой эллипс является лишь одним из бесконечных сечений конуса.

Картер задумался в тягостном молчании, которое последовало за этим утверждением, и постепенно в его уме оформилась новая идея. Если он понял правильно, то в своем физическом теле можно сделать то, что он умел лишь в своих сновидениях.

Он пытался проверить своё понимание, выразив его словами.

– Стало быть, моя секущая плоскость будет менять свой угол… Смогу ли я стать любым из тех, кто когда-либо существовал? Тем Картером, например, что в течение 11 лет был заточен в крепости Аламут^[16] близ Каспийского моря, оказавшись в руках того, кто ложно утверждал, что является Хранителем Ключей? Джеффри Картером, который, наконец, сбежал из своей клетки, голыми руками задушил этого ложного хозяина и забрал у него серебряный ключ, который именно сейчас я держу в руках?

– Тем или любым другим Картером, – ответило Существо. – Всеми, которых ты теперь знаешь. И если таков твой выбор, ты должен сделать его здесь и сейчас…

Затем раздались треск и барабанная дробь, превратившиеся в чудовищный гром. Картер снова почувствовал себя центром напряженного сгустка энергии, которая ударила и невыносимо опалила его; он не мог сказать, было ли это невероятно сильным жаром или всепроникающим холодом бездны. Лучи и полосы цветовой палитры, совершенно чуждой спектру этого мира, играли и переплетались перед ним; он ощущал жуткую скорость движения….

Картер поймал один мимолётный взгляд того, кто в одиночестве сидел на шестиугольном обсидиановом троне.

Потом он понял, что находится посреди развалин крепости, некогда венчавшей гору, что возвышается над южным побережьем сумрачного Каспийского моря.

Как ни странно, Джеффри Картер сохранял несколько рудиментарных воспоминаний о том Рэндольфе Картере, который появится спустя примерно 550 лет. И это было не так уж странно для него – мысль о том, что он помнит кого-то, кто не существовал до тех пор, пока не минет пять столетий после того, как Великий эмир Тамерлан до основания, камень за камнем, разрушил крепость Аламут и вручил мечи своему составленному из преступников гарнизону.

Картер слегка усмехнулся над человеческим заблуждением. Теперь он знал, почему эта крепость лежала в руинах. Слишком поздно он понял ту ошибку, которую совершил – или совершит? – Рэндольф Картер, потребовав сместить плоскость Картера без соответствующего сдвига земного плана, чтобы Джеффри-Рэндольф Картер мог на этот раз попытаться сделать то, в чем однажды не добился успеха: въехать в крепость с кортежем погруженного в мрачные раздумья Тамерлана, который столь ужасным образом разрушил Аламут, и освободить его.

Джеффри вспомнил достаточно о личности Рэндольфа, чтобы сделать своё аномальное положение не совсем безнадёжным. У него были все воспоминания, которые должен был иметь Рэндольф Картер через пять столетий; и самым странным парадоксом было то, что он, Джеффри Картер, был жив и находился в мире, который на пятьсот лет старше, чем должен быть. Он сел на массивный каменный блок и задумался. Наконец, он встал на ноги, не получив желаемого…

* * *

Один из собравшихся в некоем доме в Новом Орлеане сказал так: – Это в какой-то степени правдоподобно, несмотря на ужасающе непостижимый хаос и беспорядок времени, пространства и личности, и кощунственное приведение Бога к математической формуле, а Времени – к причудливому выражению. Превращение всего в иллюзию, а действительность – в ничто геометрического плана, совершенно лишённого сущности. Но это по-прежнему не помогает решить вопрос о поместье Рэндольфа Картера, которое наследники требуют разделить.

Старик, сидевший скрестив ноги на бухарском ковре, пробормотал что-то про себя и встряхнул почти угасший уголь в треножнике.

И затем он сказал:

– Рэндольфу Картеру в некоторой степени удалось разрешить загадку времени и пространства, однако его успех был бы более значительным, если бы он взял с собой не только Серебряный ключ, но и пергамент. Ибо если бы он произнес его текст, земной план переместился вместе с Картер-плоскостью, и он осуществил бы неисполненное желание Джеффри Картера, которым стал. Но вместо этого он переместился в план бытия на 550 лет позже, чем хотел.

Другой слушатель сказал:

– Всё это правдоподобно, хотя выглядит фантастично. Но если Рэндольф Картер не вернётся со своего шестиугольного трона, поместье должно быть поделено между его наследниками.

Старик поднял сверкающие глаза и загадочно улыбнулся.

– Я мог бы легко урегулировать спор, – сказал он, – но никто мне не поверит.

На мгновение он сделал паузу, погладил подбородок, а затем продолжил:

– Ибо я и есть Рэндольф Картер, прибывший с руин Аламута. И я в столь же сильной степени Джеффри Картер, что меня по ошибке можно принять за самозванца. И потому, хотя я владею имуществом обоих Картеров – к сожалению, мне не отходит ничего.

Мы пытливо вглядывались в его лицо; а затем учёный летописец, который смотрел дольше всех, сказал, отчасти вслух, отчасти про себя: «А я-то думал, что новый король воцарился на опаловом троне Илек-Вада в Ултаре, что за рекой Скай».

Перевод: А. Черепанов

Редактура: Б. Лисицын и А. Минис

Апрель, 2017

Дональд Уоллхейм

УЖАС, НАВЕЯННЫЙ ЛАВКРАФТОМ

Donald Wollheim – «The Horror out of Lovecraft», 1969. Рассказ относится к межавторскому циклу «Мифы Ктулху. Свободные продолжения».

Впервые на русском языке.

Источник текста:

Сборник «Tales of the Lovecraft Mythos» (1992)

«О, Боже мой, Боже, – задыхался кричавший, – Оно снова идёт, и на этот раз днем! Оно вышло оттуда – вышло и движется, вот прямо сейчас, в эту самую минуту, и одному Богу известно, когда оно нападет на всех нас!» – Г. Ф. Лавкрафт

Не знаю какое странное любопытство завладело мной, когда я решил провести собственное расследование таинственных занятий Элифаса Снодграсса той зимой 39-го года. Есть вещи, о которых людям лучше не знать, и есть тайны, которые навсегда должны оставаться скрытыми от смертных. Среди этих тайн – местопребывание Элифаса Снодграсса в течение осени 39-го и последующей зимы. Если бы у меня были силы, чтобы обуздать своё любопытство…

Впервые я услышал об этом человеке, когда навестил свою тётю Эйлалию Баркер. Её дом находился в Восточном Аркхэме, в глухом районе Массачусетса. Это богом забытая местность, тёмная и мрачная, одна из самых старых областей Америки не только из-за появления там первых белых поселенцев, но и по древности их традиций. В эти земли в 1647-м прибыли несколько полных лодок угрюмых рабовладельцев с пакетбота «Нэнси Б.», которым командовал старый капитан Хью Квиндж. О нём мало что было известно. Говорили только, что он был наполовину индус и женился на ирландской девице из Корка при странных обстоятельствах. Моя тётя Эйлалия была достаточно приятной старой девой. Она приходилась мне роднёй со стороны матери, которая носила фамилию Баркер, а родом она была из Баузера – маленького, почти неизвестного рыбацкого городка.

Несколько лет назад моя тётя внезапно уехала из Баузера, причины такого отъезда так и остались непонятными. В Аркхэме она свела поверхностное знакомство с семьёй Снодграссов, которые проживали в тихом особняке Кромбли на другой стороне города.

Как ей удалось встретить миссис Снодграсс – тётя Эйлалия не хотела обсуждать.

Тем не менее, я проживал в её доме, занимаясь своими исследованиями и посещая знаменитую библиотеку Мискатоникского университета, но это было ещё почти за три недели до того, как тётя упомянула имя Элифаса Снодграсса. Она говорила о нём тревожным тоном, хоть и притворялась равнодушной, сообщив мне, что мать Элифаса (у которой предки несколько поколений назад, должно быть, были азиатами) попросила тётю связаться со мной и спросить совета. Я был известен благодаря своим научным изысканиям на тему древних мифологических царств, и миссис Снодграсс считала меня учёным. Похоже было, что Элифас Снодграсс вёл себя странно. Это не было чем-то новым, но случилось так, что его странность приняла необычный и тревожный оборот.

Как я узнал от своей тёти и впоследствии расследуя это дело Элифас Снодграсс был молодым человеком в возрасте около 27 лет. Он был высоким и худощавым, его лицо имело суровое выражение. Снодграсс был слегка смуглым (вероятно, унаследовал эту черту от своего отца, Езекии Снодграсса, о матери которого говорили, что её дальние предки были из Африки). Ещё Элифас часто предавался длительным размышлениям. Порой он казался нормальным и почти жизнерадостным (как и все молодые люди в Аркхэме), но были периоды, когда в течение многих недель он запирался в своей комнате и оставался мрачным и молчаливым. Иногда причудливые звуки доносились из его комнаты – таинственное пение и странные разговоры. Однажды дом оказался во власти страха из-за таинственных воплей и завываний, которые так быстро и страшно прекратились, что невозможно было понять их происхождение. Когда у Элифаса пытались спросить о причине этих странных звуков, он пристально и холодно посмотрел на вопрошавшего и пробормотал что-то о проблемах с радиоприёмником.

Естественно, вы поймёте, каким зловещим и тревожным было всё это. И так как я был в долгу перед тётей Эйлалией (не буду говорить, что это за долг), я посчитал себя обязанным выяснить чем таким необычным занимается Снодграсс. Моя тётя помогла мне проникнуть в особняк Снодграссов, взяв с собой на светский визит.

Не прошло и минуты, как я вошёл внутрь, а гнетущая атмосфера дома уже давила на меня. В воздухе, казалось, зависло чувство напряжённого предвкушения, как будто что-то – я не знаю, что именно – выжидало… выжидало момента, чтобы напасть. Любопытный запах проникал в мои ноздри – странное зловоние чего-то заплесневелого и давно уже мёртвого. Я чувствовал себя неспокойно.

Вскоре после того, как мы пришли в гости, явился сам Элифас. Он был где-то на улице, и не соизволил объяснить где. Его обувь показалась мне неестественно грязной, словно он в какой-то пыли выкапывал глубокую яму; волосы Снодграсса были так же странно взъерошены. Он говорил со мной достаточно вежливо и проявил внезапный интерес, когда услышал, что я учился в Мискатоникском университете. Он с воодушевлением спросил не слышал ли я о знаменитой копии книги «Некрономикон» безумного араба Абдула Альхазреда, которая является одной из самых дорогих вещей в университете. Я вынужден был ответить отрицательно, и мне показалось странным, что Элифас рассердился. На мгновение я подумал, что он собирается внезапно покинуть нас, но затем он сдержался, сделал странное движение в воздухе большим и указательным пальцами левой руки, и перешёл на разговор о необычной погоде, которая была в те дни.

Началось всё с непривычно жаркого лета, но несколько дней назад погода внезапно изменилась, и наступил необычный сухой холод. Ночью внезапно возник ветер, который, казалось, дул с холмов, окружающих Аркхэм, и этот ветер нёс с собой странное рыбное зловоние. Большинство старожилов указывали на эту странность, а один или два сравнивали этот ветер с необычным ветром Тёмного Дня в 1875-м году. Что это был за день они не объяснили.