Текст книги "Арсенал-Коллекция 2016 № 11 (43)"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанры:
Транспорт и авиация
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
Очень активно действовали и советские добровольцы. Так, до обеда 11 февраля тройка И-16 (Денисов, Путивко и Виноградов) была поднята на перехват группы бомбардировщиков. Однако противника они не нашли. После обеда эскадрилья Колесникова (11 И-16) отправилась штурмовать наземные части противника. А затем 19 истребителей под командованием Морозова появилась над Мадридом, чтобы перехватить тройку «Юнкерсов» под мощным прикрытием из 12 истребителей. По послеполетным отчетам Морозов и Хара атаковали врага, но «без видимых результатов».
Неудачно дебютировал в Испании и будущий «гроза небес»: при перелете из Севильи при посадке разбился экспериментальный Bf 109V (№ 6-2), причем погиб обер– лейтенант Пауль Рехам.
12 февраля республиканцы организовали контрнаступление силами XI и XV интербригад. Но противник, обладая значительным численным превосходством, легко его парировал. В ответ на другом направлении (Сан-Мартин-дела-Вега) франкисты провели успешное наступление. Для того, чтобы попытаться сдержать темпы их наступления, республиканцы впервые в этой войне массированно использовали авиацию. Естественно, это привело к воздушным боям, причем очень часто масштабным.
В 9:30 по вызову наземных войск в воздух были подняты три «ромео» из 1-G-12 и пара Ju 52 из 2-G-22. Над Эскалоной к ним присоединилась группа прикрытия – 13 Не 51. Согласно оперативной сводке № 319 националистов события развивались следующим образом: над Альбасете группу перехватили 12 «москас» (так в Испании называли И-16). Германские истребители связали их боем и два немецких летчика (гауптман Вернер Пальм и лейтенант Хепе) были сбиты, но смогли воспользоваться парашютами и были спасены подоспевшими солдатами. Причем Хепе записал себе сбитый самолет противника (однако сбил или просто повредил это еще предстоит выяснить). «Юнкерсы» смогли «под шумок» отбомбиться и уйти без потерь, то есть свою задачу немецкие летчики выполнили.
По советским документам взлетело 18 истребителей, летчики которых после посадки записали себе семь (!) сбитых вражеских истребителей. Победы пошли на счет Путивко, Хары, Тарасова, Шевцова, Акуленко, Виноградову (в паре с Лесниковым) и летчикам из звена Морозова. При посадке поврежденная машина летчика Замашанского развалилась и была списана. Кроме того, повреждения получили машины Лесникова, Тарасова, Путивко и Морозова. Несмотря на такое разночтение, обе стороны прекрасно поняли одно – «хейнкели» уже не могут вести бой на равных с современными советскими истребителями.
Отмечены и вылеты СБ, которые продолжали наносить бомбовые удары по противнику, при этом одна машина была повреждена зенитным огнем.
К 13 февраля Франко стянул на этот участок фронта 30 тысяч солдат, 96 орудий и около 100 танков. В этот день ожесточенные бои шли на плацдарме на восточном берегу Харамы в районе Араганды. Интернациональные и испанские бригады неоднократно переходили к контратакам, поддержанным советскими танками Т-26.
В 13:00 произошел самый большой бой дня. Двадцать один И-16 под командованием Колесникова перехватили тройку «юнкерсов» под прикрытием двадцати истребителей. В результате советские летчики записали себе три сбитых самолета противника (два истребителя (Путивко и летчик из звена Тарасова) и один бомбардировщик (стал добычей сразу двух звеньев – Акуленко и Хары). Один из И-16 (летчик – Путивко) совершил вынужденную посадку: советские источники говорят из-за проблем с двигателем, но скорей всего это боевые повреждения.
Естественно, имеется и описание боя с противоположной стороны, согласно которому в бою погиб капитан Луиджи Лоди, а еще два пилота (Тарсицио Фагнани и Руззини) совершили вынужденные посадки. Ни о каких потерянных Ju 52 речи не ведется.
К этому дню потери были достаточно ощутимыми и в штаб франкистского командования полетели телеграммы с просьбой о помощи. Их не оставили без внимания – на следующий день из Севильи прибыли семь «фиатов» под командованием тененте Коррадо Рикки.
В середине февраля, пытаясь перехватить инициативу, обе стороны перешли к ближним боям. Эти лобовые столкновения были особенно ожесточенными и кровавыми. Франкисты сознательно, а республиканцы вынужденно ставили перед собой цель уничтожить как можно больше живой силы противника.
Советские и американские летчики в неформальной обстановке
Советский летчик в ожидании вылета в кабине И-16
14 февраля произошел самый масштабный воздушный бой. Вот как это описывает известный советский публицист Михаил Кольцов, который видел его лично: «В 14:00 над районом Араганды показались шесть «Юнкерсов» в сопровождении 36 истребителей. Их немедленно встретили в воздухе 40 республиканских истребителя. В бою одновременно принимали участие 82 самолета. Войска обеих сторон в напряжении наблюдают за воздушным боем. Оглушающий рев десятков моторов пронизывают все вокруг.
Трижды пытаются «Юнкерсы» зайти в тыл республиканцам, чтобы там сбросить бомбы. И трижды их обращают в бегство республиканские истребители. Пришлось им вернуться на базу, так и не сбросив бомб».
К этому довольно неплохому для мемуаров стоит добавить следующие факты. Шестерку «юнкерсов» прикрывали все наличные истребители противника (21 Не-51, 14 «фиатов», по одному Bf-109 и Не-112). На их перехват республиканцы тоже подняли все наличные истребители. Кроме того факта, что советским добровольцам удалось предотвратить бомбардировку позиций своих войск, был сбит один Не-51 (по советским данным – «Фиат» CR.32, записанный на счет Морозова).
15 февраля был пиком сражения: франкисты пытались возобновить завязшее наступление, но резервов уже не хватало и в следующие дни стороны ограничились артиллерийским обстрелом. В воздухе тоже наблюдалось затишье – редкие разведчики висели над линией фронта. Немецкие летчики «Хейнкелей» были в ожидании прибытия новых «мессершмиттов» и требовали от командования больше не привлекать их к воздушным боям ввиду неоправданно больших потерь.
16 февраля националисты понесли очередную потерю – на «Юнкерсе» (22-58) был сбит и погиб капитан Хосе Калдерона Газтелу. Это был очень опытный пилот – бомбардировщик и его гибель очень плохо сказалась на моральном духе всей авиации националистов. Его заслуги были оценены только в 1948 (!) году, когда он посмертно был награжден высшей военной наградой страны – Крестом Святого Фернанда (Cruz Laureda de San Fernando).
Существует и несколько версий кто его сбил. По советским данным, сбили летчики Колесникова, а вот Тинкер в своих мемуарах пишет, что в этот день летчики эскадрильи «Лакаллье» сбили два трехмоторных бомбардировщика (в том числе и самолет Калдерона).
Кроме того, в немецких источниках описывается случай схватки с советскими летчиками. В этот день 18 Не 51 и один Bf 109 (пилот Траутлофт) эскортировали 10 Ju 52 и были атакованы пятью И-16 южнее Мадрида. Один И-16 погнался за «мессером», однако Траутлофт вышел из боя пикированием с 5000 до 1000 метров. К сожалению, этот эпизод никак не комментируется в советских источниках.
В этот день в район Харамы были переброшены четыре советских 76,2-мм зенитных орудия. Как писал советский доброволец Воронов в своих мемуарах: «Ее [зенитной артиллерии] огонь в соединении с умелыми действиями истребителей достаточно успешно защищал войска с воздуха. Самолеты противника теперь лишь изредка в течение дня появлялись над полем битвы».
Интересный вылет совершила правительственная авиация 16 февраля. Из Валенсии совершил пятичасовый рейд на вражескую территорию «Вулти» V.1, перегнанный из Парижа 10 февраля американцем Винсентом Шмидтом. Основной задачей было разбрасывание листовок.
Испанские летчики гибель Кальдерона относили к пассивной тактике итальянских истребителей, а стоит сказать, что после понесенных потерь им запрещалось пересекать линию фронта и в случае сбития Кальдерона истребители сопровождали бомбардировщики только до линии фронта(!).
Такой тактике продолжали придерживаться и в следующие дни. Так, утром 17 февраля пара «ромео» под прикрытием двадцати «фиатов» даже не попробовала прорваться к цели при появлении вражеских истребителей, скоренько развернувшись, ушли на свой аэродром.
Испанские трехмоторники перевели на ночной образ жизни, а вот «юнкерсы» из состава «Легиона Кондор» продолжали бомбить Мадрид. Такие атаки были неизбирательными, и под немецкими бомбами погибло множество горожан. Не «остались без внимания» также и другие объекты республиканцев, в том числе аэродромы Бургос и Алькала.
С 17 февраля начался последний этап битвы на Хараме, когда инициатива перешла в руки республиканцев. Развернулись активные боевые действия у высот Ла-Мараньоса и Пингаррон, и франкисты в первый же день наступления были вынуждены начать отступление. Одновременно активизировали свои действия республиканские части, дислоцирующиеся в предместьях Мадрида.
Советские и испанские летчики готовятся к предстоящему вылету
Полевые площадки испанской авиации времен гражданской войны представляли собой весьма колоритное зрелище
18 февраля стало днем славы будущего аса № 1 испанской войны – Гарсия Морато. В 11:10 он вместе с Сальвадором и Бермудесом де Кастро вылетели на сопровождение трех «Юнкерсов» вместе с 24 «Фиатами». На перехват были подняты как «чато» испанской эскадрильи «Лакаллье», так и советская эскадрилья под командованием Василия Зоценко. Поддерживали их И-16-е. В разгоревшемся воздушном бою потери республиканцев были просто огромными. Так, эскадрилья «Лакаллье» потеряла три самолета – все американцы: Бен Лейдер погиб при аварийной посадке, Гарольд Даль выбросился с парашютом из пылающего самолета, но на земле был принят республиканскими солдатами за немца (так как не разговаривал по-испански, а для бывших крестьян что немецкий, что английский – все равно) и сильно избит. Третий американец – Джим Эллисон – совершил вынужденную посадку около Чинчона. Пилот был ранен (две пули в ногу) и отправлен в госпиталь, зато самолет был восстановлен.
Вот как описал этот бой в своих мемуарах советский доброволец Владимир Пузейкин (в то время летавший в составе «Лакаллье»)[* Правда, отнес его к 17 февраля, что по всей видимости является ошибкой.]: «В середине дня начался ожесточенный воздушный бой. Четыре эскадрильи (около 50 самолетов) республиканских истребителей вступили в бой с 15 «юнкерсами», которых прикрывали 30 истребителей. Бой шел на различных высотах, от малых и до 5 тысяч метров, а по фронту – длиной до 10 километров. Вражеских бомбардировщиков даже не допустили к позициям наших войск, и им пришлось сбросить бомбы где попало. Многие истребители и бомбардировщики врага получили повреждения. Мы потеряли три самолета».
Эскадрилья «чато» советских летчиков потеряла два самолета (летчики Петр Угроватов и Филипп Замашанский не пострадали).
Что касается сбитых самолетов мятежников, то летчики «мосок» записали себе шесть побед (записаны на счет Дубкова, Тарасова, Никитина, Лакеева, Кузнецова и Минаева в паре с Харой). Реально итальянцы признали потерянным только один «Фиат» (пилот Романьоли совершил вынужденную посадку около Сесеньи).
После обеда тройка «Юнкерсов» под прикрытием «Фиатов» снова повторила налет. И снова на перехват были подняты десять И-16 эскадрильи Денисова. В коротком бою Минаев записал себе сбитый «Хейнкель», а итальянцы – сбитый «моноплан». Но опять же стоит отметить, что стороны потерь не признали.
Испанские историки признают потерю пяти И-15 у республиканцев, а у националистов – трех «Фиатов».
Столь противоречивые сведения говорят о том, что скорей всего, две воздушные схватки просто «перемешали» и вышла «каша», в которой еще только придется разбираться.
Так, скорей всего наши потери составили 3 И-15 и 2 И-16, а не 5 И– 15, да и потери противника должны быть гораздо больше.
Столь масштабные потери вызвали переполох у командования Центрального фронта и на Хараму была срочно переброшена эскадрилья «чато» «Казакова» (советского добровольца Осадчего).
В эти дни на Хараме каждая из сторон стремилась любой ценой решить исход битвы в свою пользу. С 18 по 20 февраля обе стороны ввели в бой новые резервы. Однако сосредоточение огромного количества людей и техники на небольшом участке фронта способствовало лишь быстрому использованию свежих сил.
Националисты воспрянули духом. 19 февраля в 14:10 тройка «юнкерсов» под прикрытием 22 «фиатов» снова бомбила позиции республиканцев вокруг Мората де Таюна. Впоследствии пилоты записали, что противника в воздухе не было. Кроме того, летчики «Фиатов» были заняты важным заданием – эскортировали DC-2, на котором Франко прилетал на фронт инспектировать свои части.
На следующий день 19 «Фиатов» сошлись с 28-ю И-15. Итальянский пилот Нобили сбил И-15 (испанского летчика Берсиала) из эскадрильи «Лакаллье». По советским данным, в воздухе также находились три Ju 52 под прикрытием «Фиатов», на перехват которых была поднята эскадрильи Колесникова. В этом бою Лакеев сбил один «Фиат», а самолет Минаева получил повреждения. Однако снова нужно констатировать, что иностранные источники об этом бое молчат.
С 21 февраля республиканцы перешли к новому наступлению. Они успешно атаковали противника в районах Сан-Мартин-де-ла-Вега и Морато-де-Тахунья. Однако наступление из-за отсутствия резервов захлебнулось. Авиация сторон ограничилась только разведполетами. Только ночью «Юнкерсы» бомбили дороги в Арганду и Морат-де– Тахунья.
Зато на следующий день республиканская авиация проявила завидную активность. В 9:00 тройка ОБ бомбила Оропесу, а буквально через несколько минут другая тройка под прикрытием одного истребителя «посетила» железнодорожную станцию в Талавере. Напет был повторен в полдень, но на этот раз целью была дорога Калера – Гамонап. По версии республиканцев на перехват были подняты девять истребителей, один из которых был сбит, однако источники националистов любую активность своей истребительной авиации в этот день отрицают.
Испанский персонал обедает под крылом советского истребителя
Все события 23 февраля сконцентрировались вокруг высоты Пингаррон. Высота несколько раз переходила из рук в руки. Бои стоили обеим сторонам многих жертв: счет потерям убитыми и ранеными шел на тысячи. В конце концов, республиканцы, не видя возможности взять высоту, прекратили атаки. Авиация снова не летала – в советских документах отмечены только два разведывательных вылета летчиков «москас».
23 февраля немцы потеряли свой первый «Юнкере» Ju 86D в Испании. По западным данным он был подбит (по другой версии – «сдал» один из дизелей) и в районе Андуха сел на вынужденную. В завязавшейся перестрелке республиканцы убили трех немцев, а одного пленили (по нашим документам – двоих).
Бои за Пинаррон настолько обессилили обе стороны, что ни одна из них уже не была способна к ведению новых наступательных действий. Формально днем окончания битвы считается 28 февраля, но фактически боевые действия окончились четырьмя днями ранее.
После битвы на Хараме Франко был вынужден отказаться от планов взятия Мадрида только своими силами. Он заявил, что теперь может рассчитывать только на войска интервентов.
По поводу роли авиации в этой битве хорошо выразился тогдашний начальник штаба обороны Мадрида майор Висенте Рохо: «Авиация тесно взаимодействовала с пехотой и в некоторых моментах играла ключевую роль. В тяжелых боях, при количественном превосходстве противника, летчикам помогали отвага, беспримерное мужество и самопожертвование. Конечно, они отлично понимали, какое значение имели эти бои. Однажды нашим истребителям удалось пять раз в течение дня предотвратить бомбардировку наших окопов. На Хараме авиация днем и ночью прикрывала нашу пехоту. Наши солдаты были свидетелями многочисленных воздушных боев; в некоторых из них участвовало более 100 самолетов (впервые в истории авиации шли воздушные бои такого масштаба). Мужество, с которым наши летчики бросались в атаку и сбивали самолеты противника, вызывало у пехотинцев дух боевого соперничества. Боевые действия наших летчиков перекрывали все нормы: нередко они выполняли по семь вылетов в течение дня, каждый раз при этом вступая в бой. Это требовало от летчиков мобилизации всех сил».
Александр Дашьян
«Хокинс» Страны кенгуру
Крейсер «Хокинс» вскоре после вступления в строй. В начале 1920-х он и однотипные ему крейсера заслуженно считались сильнейшими в мире
Крейсера типа «Хокинс», известные в первую очередь тем, что стали прородителями целого класса так называемых «вашингтонских» крейсеров, в самой Великобритании не считались особо удачными – в первую очередь из-за вынужденного размещения тяжелых 190-мм орудий в палубных установках. Неудивительно, что практически сразу после вступления кораблей в строй в Адмиралтействе приступили к работам над проектом модернизации их вооружения на размещенное в башенных установках. Хотя такой проект в итоге и был создан, от его реализации по ряду причин отказались (не в последнюю очередь из-за высокой стоимости). Тем интереснее факт, что в начале 1920-х гг. башенные «Хокинсы» все же имели шанс появиться, причем произойти это могло не в Метрополии, а в доминионе – Австралии.
Однотипный с «Хокинсом» крейсер «Райли» в Ванкувере
Точкой отсчета в этой истории можно считать Имперскую конференцию в Лондоне (октябрь-ноябрь) 1923 г., на которой Австралия вместе с другими доминионами обрела, (пусть и с некоторыми оговорками) независимость – со всеми вытекающими последствиями, такими как фактическое прекращение Метрополии напрямую вкладываться в оборону Зеленого континента (впрочем как и остальных доминионов), переложив расходы из центра на места. Но что бы не допустить вольницы, в начале следующего года был принят «План защиты Империи», согласно которому вкладом Австралии в защиту Содружества станет обеспечения безопасности торговых путей в водах, омывающих Австралию. Для выполнения этой цели доминионы предписывалось построить два «вашингтонских» крейсера (вместо линейного крейсера «Австралия», исключенного согласно решениям, принятым на Вашингтонской конференции).
27 июня 1924 года премьер-министр Австралии Брюс объявил о планах построить на британских верфях два 10 000-тонные крейсера и две океанские подводные лодки. И вот тут в дело вмешалась политика – находящиеся в оппозиции лейбориты встретили идею отдать заказ в метрополию в штыки примерно со следующей мотивировкой:
зачем отдавать заказ, если во-первых, отечественные верфи имеют опыт постройки крупных кораблей (имелись в виду легкие крейсера типа «Таун»); во-вторых, из– за отсутствия новых заказов эти верфи придется закрывать, уволив персонал, что накалит обстановку в стране; в третьих – уже есть готовый эскизный проект «вашингтонского» крейсера на основе «Хокинса»[* «Хокинс» был избран за основу в связи с тем, что хотя в Австралии знали о начале строительства в метрополии новых крейсеров типа "Каунти", документация по ним еще отсутствовала, а чертежи «Хокинса» имелись под рукой], подготовленный в инициативном порядке КБ сиднейской верфи «Кокато» ().
Идея построить корабли дома казалась заманчивой, и, что уж греха таить, престижной. Уже 3 июля Министерство обороны обратилось на верфь с запросом о стоимости и сроках постройки. Для объективности задание определить стоимость постройке корабля в Австралии получил и Морской департамент.
К началу августа ответ был готов. Оценка верфи составляла 2 898 000 фт.ст. Собственная оценка Морского департамента оказалась неожиданно заметно выше – 3 356 935 фт.ст.
В связи с таким расхождением между заинтересованными сторонами была собрана конференция, но прозаседав две недели (с 5 по 19 августа) прийти к согласованной оценке так и не удалось. Председательствующий на конференции сэр Джон Манаш считал оценку Морского департамента гораздо более близкой к истине, что и было отображено в его выводе: "стоимость постройки 10 000-тонного крейсера на верфи «Кокату» будет как минимум на 1 000 000 фн.ст. больше, чем если строить корабль на британской верфи”. Вполне логично, что он выступил за передачу заказа в метрополию.
Авиатранспорт «Альбатросе» сходит со стапеля верфи «Кокато». При определенных обстоятельствах с этого стапеля вместо авиатранспорта мог сойти совсем другой корабль...
Вид на остров Кокато на котором расположилась одноименная верфь. Стрелкой показан стоящий на стапеле «Альбатросе». 1927 г.
Собственно на этом история австралийского «Хокинса» и заканчивается. Строить корабль по австралийскому проекту (к тому же не до конца проработанному) англичане не хотели – зато могли предложить проект уже находящихся в постройке крейсеров типа «Каунти». Потому тендер, открытый 22 декабря 1924 года, предусматривал постройку именно «Каунти». А уж где – в Австралии, в Англии – это уж кто более заманчивое предложение сделает. Ожидаемо выиграли англичане – их ценник за корабль оказался примерно на 800 000 фн.ст. ниже (впоследствии правда эта сумма несколько уменьшилась). В конечном итоге выходило, что передача заказа в метрополию позволяет сэкономить более миллиона.
Что бы успокоить лейбористов, ратовавших за загрузку военными заказами отечественных верфей, было приняло соломоново решение – на сэкономленные средства построить на верфи «Кокато» авиатранспорт. Получивший название «Альбатрос», этот корабль интересен тем, что в задании на его проектирование имелось всего несколько пунктов: скорость 20 узлов, три трюма, цена не более миллиона. Впрочем, это уже совсем другая история...
* * *
Австралийский «Хокинс» (вверху), схема общего расположения. Для сравнения приведен британский «Хокинс» (внизу)
Сравнение основных элементов «автралийского» и «британского» «Хокинса»
Австралийский «Хокинс»
«Хокинс»
Водоизмещение стандартное (т)
10 000
9750
Размерения (м):
длина наибольшая
192,0
184,0
ширина
20,9
19,8
осадка
5,25
5,26
Мощность машин, л.с.
90 000
60 000
Число и тип котлов
12 Ярроу
10 Ярроу (8 с нефтяным отоплением,
(нефтяное отопление)
2 – с угольным)
Число валов/ПТУ
4
4
Скорость (уз)
33
30
Вооружение
Главный калибр
3 х 3 – 203-мм
7 х 1 – 190-мм
Противоминный калибр
12 х 1 – 127-мм
8 х 1 – 76-мм
Зенитный калибр
4 х 1 – 102-мм
4 х 1 – 76-мм
Торпедных 533-мм аппаратов
4 бортовых подводных
2 бортовых подводных 4 бортовых надводных
Что же из себя представлял австралийский «Хокинс»? Главная изюминка, конечно, это размещение 203-мм артиллерии главного калибра в трех башнях (причем трехорудийных![* выбор трехорудийной башни обусловлен информацией о том что фирма «Виккерс» разрабатывает такую башню по заданию Адмиралтейства для крейсеров типа «Каунти».]) вместо открытых палубных установок. Причем место кормовой башни так окончательно и не было выбрано – базовый вариант предусматривал разместить ее на уровне верхней палубы, альтернативный – на уровне палубы полубака. В случае неудачи с трехорудийной башней, существовавшей в тот момент только в эскизах, планировалось разместить главное вооружение в четырех двухорудийных башнях.
Необычным был вспомогательный калибр, причем не только калибром – 127-мм, отсутствовавшим в номенклатуре британского флота, но и расположением в казематах, к этому времени нигде в мире уже не используемому. Казематы располагались на уровне верхней палубы уступом в районе носовой дымовой трубы и у среза протяженного полубака в корме, обеспечивая погонный и ретирадный огонь из 4 орудий.
А вот размещение зенитной артиллерии изменений не претерпело (за исключением повышения калибра с 76 до 102 мм) – 4 орудия стояли квадратом на специальной площадке в районе грот-мачты.
Изменения в составе энергетической установки заключались во-первых в переходе на чисто нефтяное отопление паровых котлов[** на «Хокинсе» два котла имели угольное отопление, поскольку в момент создания проекта существовали опасения, что океанский крейсер может испытывать определенные трудности в бункеровке нефтью на отдаленных базах], во-вторых в увеличении общего числа котлов с 10 до 12 и увеличения их суммарной паропроизводительности.
Схема бронирования не менялась, практически в точности повторив принятую на «Хокинсе».
При рассмотрении проекта возникает ряд вопросов – во– первых не совсем понятно как австралийцы собирались втиснуть кормовую башню (вернее ее подачу) в имеющийся корпус – известно, что когда чуть позднее в Англии разрабатывались планы модернизации крейсеров типа «Хокинс» с заменой палубных 190-мм установок на 203-мм в двухорудийных башнях (таких же, как и на крейсерах типа «Каунти») именно с «вписыванием» кормовой башни возникли очень серьезные проблемы – банально не хватало места. Очень похоже, что при работе над эскизным проектом "австралийского «Хокинса» конструкторы с этой проблемой столкнулись – иначе чем объяснить так и не выбранное окончательно место башни – на уровне верхней палубы, или на палубе полубака? Второй вопрос касается 127-мм противоминной артиллерии: в номенклатуре британского флота такие орудия на тот момент отсутствовали. Да, в годы Первой мировой велись работы над созданием такого орудия (им предполагалось вооружать крупные эсминцы и лидеры), но на довольно ранней стадии они были свернуты в пользу адаптации к морским нуждам армейской 120-мм пушки. Единственным флотом, имевшим в своей номенклатуре 127-мм орудия был флот США. Однако велись ли какие либо переговоры о закупке таких орудий или приобретении лицензии на их производство в Австралии неизвестно.
Однотипный с «Хокинсом» крейсер «Райли» в Ванкувере
Александр Митрофанов
Чилийский «Броненосец «Потёмкин»
Линкор «Альмиранте Латорре» вскоре после завершения модернизации, начало 1930-х гг.
От редакции. Наверное, мы не откроем тайны, если скажем, что военно-морской флот, а особенно – его тяжелые корабли, очень часто становились рассадником революционных настроений и той самой искрой, из которой разгоралось пламя народных восстаний. Именно «матросы с линейных» стали движущей силой революционных выступлений, вызвавших крах трех могучих империй – Российской, Германской и Австро-Венгерской. Гораздо чаще линкоры становились центрами волнений, не имевших столь значительных последствий, но оставивших не менее заметный след в истории. Чего стоит знаменитое восстание на броненосце «Потемкин» или Кронштадтский мятеж 1921 года! Менее известны так называемый Инвергордонский мятеж в Королевском флоте или восстание на броненосце «Де Зевен Провинсиен» в Голландской Ост-Индии. И уж совсем немногие смогут вспомнить революционные выступления в чилийском флоте, ключевым участником которых стал дредноут «Альмиранте Латорре». О них и пойдет речь в данной статье.
Генерал Карлос Ибаньеза дель Кампо
Мануэль Тукко
Линейный корабль «Альмиранте Латорре» был построен по чилийскому заказу в Великобритании, на знаменитой верфи «Армстронг». С началом Первой мировой войны корабль был реквизирован британским правительством и вошел в состав Королевского флота под названием «Канада», но после окончания боевых действий, в 1920 году, был передан исконному владельцу с возвращением прежнего наименования. В течение следующего десятилетия линкор являлся флагманским кораблем чилийского флота, пока в 1929 году не отправился снова в Англию на ремонт и модернизацию.
На родину «Альмиранте Латорре» вернулся спустя два года – в апреле 1931 г. Возвращение произошло в разгар так называемой «Великой депрессии» – глубочайшего экономического кризиса, поразившего весь капиталистический мир. Кризис больно ударил по чилийской экономике, ориентированной на экспорт сырьевых ресурсов, в первую очередь – меди и нитратов, в развитые страны Северной Америки и Западной Европы. Экспорт упал практически до нуля. Кризис экономический усугублялся кризисом политическим, вызванным диктатурой генерала Карлоса Ибаньеза дель Кампо (1927-1931). В июле 1931 года широкое народное движение и крах экономики привели к падению режима. К власти вскоре пришло переходное правительство во главе с председателем Верховного суда Мануэлем Трукко.
Катастрофическое падение жизненного уровня коснулось и военно– морского флота. Министр финансов нового правительства объявил о снижении заработной платы для государственных служащих, включая военных, которые и так получали весьма скромное жалование, на величину от 12 до 30 процентов. Следует отметить, что еще во время стоянки «Альмиранте Латорре» в Англии, его экипажу урезали вдвое доплату за пребывание за границей.
Зимние (для южного полушария) месяцы были периодом активной боевой подготовки чилийского флота. На это время он делился на так называемые Действующую (флагманский корабль – старый броненосный крейсер «О’Хиггинс») и Учебную (флагман – «Альмиранте Латорре») эскадры, действовавшие у северных берегов страны, и Южную или Резервную эскадру, базировавшуюся на военно-морскую базу Талькауано. В этот период
Линкор «Альмиранте Латорре» в доке
Armada de Chile представляла собой довольно внушительную силу: 1 линкор, 4 крейсера так называемого «эльсвикского» типа (построены еще в конце XIX века), 6 новых и 4 старых эсминца, 9 подводных лодок, 3 минных заградителя и более двух десятков вспомогательных судов.
В конце августа 1931 года корабли Действующей и Учебной эскадр (общая численность экипажей более 5000 человек) стали на якорь на рейде порта Кокимбо. Среди моряков росло недовольство сложившейся политической и экономической ситуацией. Наибольшую активность проявлял экипаж линкора. «Грозди гнева» на его борту начали зреть еще во время стоянки в Девонпорте под влиянием как местного коммунистического и левого движения, так и агитаторов из среды чилийской демократической эмиграции, прибывавших из Парижа. Чилийские разведка и полиция на основе полученной информации пришли к выводу, что с приходом линкора в родные воды на его борту может вспыхнуть мятеж. Так оно и вышло.
Инициаторами выступления стали старшины (suboficiales) службы снабжения, проходившие подготовку на борту «Альмиранте Латорре». Эта группа из 21 человека была отобрана из числа гражданского населения на основе открытого конкурса. Многие из них имели опыт активистов профсоюзного движения и политических агитаторов. Их неформальным лидером был Мануэль Астика. Группа предложила экипажам кораблей эскадры представить ее командующему петицию с требованиями, направленными на решение наболевших проблем моряков.
Узнав об этом, командир линкора капитан 1-го ранга Альберто Освен решил подавить недовольство в зародыше, приказав делегации от каждого из кораблей прибыть на борт флагмана. Здесь он выступил перед ними с жесткой речью, указав на то, что действия моряков эскадры непатриотичны и идут вразрез с флотскими порядками и традициями. Эта речь явно не достигла своей цели – в ответ на приказ разойтись не прозвучали обычные в этом случае возгласы «Viva Chile!» (исключение составили только несколько кадетов-практикантов). Стало ясно, что обстановка накалилась до предела.