Текст книги "Мир дзэн"

Автор книги: авторов Коллектив

Стихи позднего У. Стивенса, почти импрессионистские, почти японские, представляют целую серию картин, зарисовок, впечатлений от изображаемого им. Наиболее значительны в этом отношении «Шесть величавых пейзажей», «Тринадцать способов смотреть на скворца» из книги «Гармония», а также «О двух грушах» и «Вариации на тему летнего дня» из «Частей света» (1942). Уже названия стихов Стивенса напоминают японские гравюры – «Восемь видов Оми» Хиросигэ, «Тридцать шесть видов горы Фудзи» Хокусая или «Времена года» Утамаро. Заметно в них сходство с техникой имажинистов и японскими хайку, порой они похожи на «Двадцать четыре хайку на современную тему» Э. Лоуэлл. Жемчужина среди них – цикл «Тринадцать способов смотреть на скворца», в котором почти живописная яркость сплелась с точностью хайку. Скворец – это постоянная, объективная реальность, которая может обозначать что угодно в зависимости от настроения и взгляда пишущего. Некоторые стихотворения этого цикла Стивенса звучат и выглядят совершенно по-японски.

 
I
Средь гор, покрытых снегом, Одно лишь движется —
Глаз скворца.
III
Скворец кружился в осеннем ветре
Красиво, как в пантомиме.
IX
Когда скворец улетает,
Обозначает он
Еще один круг – один из многих.
XII
Река течет,
И скворец летит.
XIII
Мело весь день,
Снег то ослабевал,
То усиливался вновь.
Скворец сидел в ветвях кедра.
 

Третий и двенадцатый стихи по духу напоминают хайку – в них ярко выражена взаимосвязь всего в природе. Например, река у даосов – символ движения; она течет, и потому скворец тоже не остается на месте. Только одно из тринадцати стихотворений – очевидно, основной образ всего цикла о скворце осенью, – кажется, подражает настоящему хайку, описывая тьму и одинокого скворца на дереве. Оно похоже на знаменитое хайку Басё «На голой ветке»:

 
На голой ветке
Ворон сидит молчаливо —
Сгущается осень.
 

Эти стихотворения напоминают хайку своей краткостью, концентрированностью, истинным поэтическим весом, чувствующимся в его немногочисленных образах, взаимным влиянием последних друг на друга.

Эрл Майнер «Японская традиция в английской и американской литературе»

Вдалеке косари. Головы их качаются в такт траве, которую они косят. Кажется, ветер связал их вместе.

Все светляки скрыли свои фонарики под травой и листьями, ожидая наступления ночи.

Сторожевые собаки лежат под стрехами и громко, отрывисто лают в ответ на самое тихое движение.

И мысли тоже начинают тихо шевелиться.

Генри Дэвид Торо[125]125
  Многие приверженцы дзэн чувствуют особый интерес к поэзии и жизни Г. Д. Торо. Вышеприведенные стихотворения, написанные этим мудрецом из Уолдена, Р. X. Блайс сравнил с японскими стихотворениями в форме хайбун. – Прим. Н. У. Росс.


[Закрыть] «Неделя на реках Конкорд и Мерримак»

 
Пусто на воде —
Ни листа багряного,
Ни цветка!
Крытые соломой хижины, проваливающиеся в сумерки,
Томящийся одиночеством осенний воздух.
 

Садаиэ (цит. по «Книге чая» К. Окакуры)

 
Стих не должен быть
Правдив.
 
 
Ведь история горя —
Дверь нараспашку и кленовый лист.
 
 
А вся любовь —
Трава под ветром
Да два огня на море.
 
 
Стих должен не значить,
Но быть.
 

Арчибальд Маклиш «Поэтическое искусство»

 
Зимнее запустение.
В маленькой деревне
Лишь собака лает.
 

Сики

 
…В сумерках вечера, тихо и быстро,
Точно движение века,
К свету летит сова.
Сядет она на сук,
Искривленный ветром.
 

Томас Харди «Воспоминание»

Ветер над озером, южный ветер, ломающий розы.

Эзра Паунд «Песнь XXVI»

 
Смотрим мы,
Даже на лошади
Снег поутру.
 

Басё

 
Высокая скала,
Гора, глубокий темный лес.
Их цвет, их вид —
Все ново было мне.
Я чувствовал любовь,
И для нее
Не надо было мне ни мысли,
Ни вида, что приятен был для глаз.
 

Вордсворт «Аббатство Тинтерн»

…Поэт – тот, в ком не иссякает доверие, потому что он не приписан ни к какому порту, нигде не бросает свой якорь, а через все бури и штормы следует за видимым ему образом – образом, что вечно исчезает в бесконечной дали.

Эли Фор

 
«Дух форм»
Нет ничего прекраснее весны —
Когда трава везде растет и пышно зеленеет,
И птичьи яйца красоты небесной, и дрозды
Своей веселой песней будят слух,
А ты бы их все слушал, слушал, слушал;
И груша старая безудержно цветет;
И овцы на холме толкаются игриво.
Что ж значит все это движенье?
Так каждый год рождается земля…
 

Джерард Мэнли Хопкинс «Весна»

Моя религия состоит в преклонении перед тем беспредельным верховным духом, который проявляет себя во всем, даже в самом мельчайшем, что мы можем постичь нашим пытливым и гибким разумом.

Альберт Эйнштейн

 
Коль «краткость – первый признак стиля»,
Что ж, у тебя он есть. И краткость – благо,
Как благо – скромность.
Это не что-то, что украшает,
И не случайность, что бывает,
Когда вылетает золотое слово.
Не этим ценен стиль,
Другое важно в нем:
Он – «метод заключений»,
«Познанье принципов».
 

Марианна Мур «К улитке»

 
Где голова, где хвост,
Никто не знает:
Морской моллюск!
 

Кёрай

 
У стрекозы
Лицо – как будто
Один огромный глаз.
 

Тисоку

 
Дрозд скачет по камню,
Улитку в клюве держа;
Маленькая птичка на ветке вишни качается,
Пока не ломает ее.
Утренняя песнь еще не слышна,
Но птицы поют всё громче,
И вот сова уже неслышно летит домой.
 

Гордон Боттпомли «Заря»

И пение птиц, и жужжание мошек – всё открывает истину разуму; в цветах и травах видим мы указание Пути. Ученик, чистый и ясный разумом, искренний и открытый сердцем, видит эти указания во всем, что окружает его.

Кодзисэй

 
Ищет дровосек мертвые деревья,
А вокруг – вишни в цвету.
 

Дзёсо

Будешь ты в союзе с камнями на поле, и звери полевые будут в мире с тобой.

«Книга Иова»

 
С любовью – большей, чем обычная любовь
Существ, в траве, в камнях, в кустах скользящих,
Иль рек, что под порывами изменчивого ветра
В ветвях густых поют, порхают, ищут корм,
Иль тех, что любят скучиваться в ком,
Иль тех, что ежевику паутиной облепляют —
Меламп, великий врач, средь них бродил,
С любовью мудреца, читающего Книгу.
Родным ему был лес, дарующий ключи
К Познанью скрытых в травах и цветах сокровищ.
Творений таинство, незримое для нас,
И связь меж их судьбой лесной и нашей.
Отличья, сходства с нами, всю систему
Крови, струящейся и в нас, и в них,
Текущей из глубинного истока —
Прекрасно видел он в мистическом лесу.
 

Джордж Мередит «Меламп»

А еще не меняйся. Не отвращай своей любви от того, что бесспорно прекрасно. Но люби и то, что хорошо, просто и обычно, – животное это, предмет или человек, и старайся во всем соблюдать равновесие.

Райнер Мария Рильке (из письма)

 
Каждый снежный букет —
Как стефантис и белые розы.
 

Эдит Ситвелл «Зима»

 
Из моих шестидесяти и десятка
Двадцать лет не вернутся уж вновь,
А из семидесяти отними двадцать —
Останется мне пятьдесят.
Посмотришь на деревья в цвету —
И пятидесяти весен покажется мало.
И в горы я подняться хочу,
Чтоб видеть вишню, покрытую снегом.
 

А. Э. Хаусман «Парень из Шропшира»

О своей любви к цветущей вишне, плод которой – маленькая горькая ягода, японцы говорят, что она учит «видеть пользу в бесполезном».

Я. У. Росс

 
Ива рисует по ветру
Без кисти – ветвями.
 

Сарю

 
Когда кругом метут бураны,
И онемел от кашля поп,
И красен нос у Марианны,
И птица прячется в сугроб,
И яблоки румянит пламя,
Тогда сова кричит ночами: У-гу!
У-гу! У-гу! Приятный зов,
Коль суп у толстой Джен готов.
 

Шекспир песня из пьесы «Бесплодные усилия любви» (пер. Ю. Корнеева)

 
Вечно новое творенье,
Божества воображенье…
 

Эмерсон «Лесные заметки»

…Не думайте, что Бог похож на плотника, который работает, когда хочет, – может закончить работу, а может бросить ее, если ему так вздумается. У Бога все по-другому; как только он увидит, что ты готов, он начнет действовать, он войдет в тебя, и это будет так же естественно, как то, что на ясном небе ярко светит солнце… Так и художник – если он будет задумываться над каждым мазком, ему лучше совсем не браться за кисть.

Майстер Экхарт (цит. по книге Ананды Кумарасвами «Трансформация природы в искусстве»)

Художник должен настроиться на то, что хочет выразить себя, и позволить ему осуществиться через него.

Мартин Хайдеггер

В реальности человек никогда ничего не создает; если он и творит, то как универсал, аноним, как проводник высшего Принципа. В возрасте истинной мудрости художники, ученые и мыслители никогда не думали о том, чтобы присвоить свои имена работам, которые проявлялись через них.

Юбер Бенуа «Высшая мудрость»

Аналитический ум склонен разбивать сложные явления на более простые компоненты для их дальнейшего наблюдения и систематизации, ищет им практического применения, тогда как интуиция вольно или невольно видит единство целого и угадывает значение множества явлений. Но и это не все – ведь интуиция, родственная духу творчества, есть инструмент для творчества и для постижения.

Франц Уинклер «Человек как мост между двумя мирами»

Я рисую, чтобы освободиться от явлений внешнего мира, чтобы изучить их и понять их сущность, которой проверяется внутреннее зрение.

Моррис Грейвс

 
Как много смысла
в
красной
тачке,
блестящей от
дождя,
рядом с белыми
курами.
 

Уильямс Карлос Уильямс «Красная тачка»

 
Как хорошо заметен
Горный муравей
На белых лепестках пиона!
 

Бусон

 
В летних ливнях
Ноги журавля
Стали короче.
 

Басё

Бумажный цветок

Бумажная птица

Бумажная луна

Кто еще ходит по дикой земле?

 
Я вешаю луну на ветку сосны
И снова снимаю ее.
 

Хокуси

 
Между стеблями ячменя,
Точно сшивая их,
Порхает бабочка.
 

Сора

 
…Осторожно
Я протянула ему крошку,
А он расправил свои перья
И медленно поплыл к себе.
 
 
Так весла делят океан,
Слишком серебряный, чтобы его бороздить,
И бабочки улетают в ночь
Спокойно, точно плывут.
 

Эмили Дикинсон «Птица на прогулке»

Если говорить о внешнем мире, то художник сталкивается с тем, что видит; а видит он в основном то, на что смотрит.

Андре Малъро «Акт творчества»

 
И вот яркий свет величественного рассвета —
Розовый, золотой, янтарный – наполнил полнеба.
Мокрые скалы
Светились, легкий ветерок
Шевелил листву в лесу и качал болотные цветы;
Тихая лощина меж низкими холмами
Стала прекрасной, как небо.
 

Робинсон Джефферс «Первородный грех»

…В [японском] искусстве аранжировки цветов незаполненные, пустые места считаются включенными в общую картину. (…) Они обозначают невыразимую, невидимую, безмолвную тишину. Они ритмически включены в гармонию несимметричного и по-своему красноречивы и выразительны.

Гасти Л. Херригель «Дзэн в искусстве аранжировки цветов»

Когда я жил в дзэнском монастыре, мне подарили для медитаций картину в стиле сумиэ, на которой свободными мазками был нарисован большой круг. Что он означал? Каждый день я должен был смотреть на него. Что это было – самоотречение? Или Вселенная, в которой терялась моя индивидуальность? Сначала я никак не мог понять, в чем эстетическая ценность этой картины, хотя восточному человеку она многое говорила о характере своего автора. И вдруг в какой-то момент я словно прозрел. (…) Когда я увидел дракона, написанного свободными мазками на потолке храма в Киото, я вспомнил о мощном ритме, свойственном фрескам Микеланджело; конечно, формы живописи были различны, и сумрачные черные тучи, на фоне которых был изображен этот стремительный полет, совсем не походили на легкие облака Италии, но величайшая сила духа ощущалась в обоих этих произведениях.

Марк Тоби (из доклада на конференции ЮНЕСКО в Сан-Франциско, 1957 г.)

Всегда, за любым объектом, каков бы он ни был, нужно сосредоточивать свою волю на пустоте, нужно желать пустоты. Ведь добро, которое нельзя ни нарисовать, ни определить, есть для нас пустота. Но это такая пустота, которая полнее любой полноты.

Если мы заходим так далеко, то можем пойти и еще дальше, потому что пустоту заполняет Бог. Он не имеет ничего общего с современным пониманием мыслительного процесса. Мысль не открывает, она лишь готовит почву. Она рабски покорна. (…) Ничто не есть нечто нереальное. По сравнению с ним все существующее нереально.

Симона Вейлъ «Тяжесть и благодать»

В пьесах Но и старинных легендах, представляемых в театре Кабуки, самые поразительные, самые запоминающиеся отрывки – как раз те, в которых ничего не говорится, и актер без слов должен выразить то, что у него внутри, используя самую скупую, но и самую точную мимику и жесты.

Гасти Л. Херриггель «Дзэн в искусстве аранжировки цветов»

Среди тех великих вещей, что существуют внутри нас, самое великое – бытие ничто.

Леонардо да Винчи «Дневники и заметки»

2
Дзэн в отрывках из восточной и западной литературы

Приведенные в этой части отрывки любопытным образом сочетаются не только друг с другом, но и с эссе «Театр марионеток», написанным немецким писателем начала XIX в. Генрихом фон Клейстом. Это четвертое из пяти его эссе я намеренно объединила в одной главе с другими отрывками, чтобы показать такие дзэнские постулаты, как «постоянное осознавание» и «следование природе вещей».

Первый отрывок взят из знаменитой сейчас небольшой книги Ойгена Херригеля «Дзэн и искусство стрельбы из лука» и рассказывает о том, как европеец под руководством опытного японского мастера научился стрелять из лука так, что стрела летела как бы сама собой. Второй отрывок – из книги Роберта Линссена «Дзэн как образ жизни» – рассказывает нам, как умело используется в дзюдо «инстинктивная мудрость тела». Третий отрывок, принадлежащий одному из известнейших японских борцов на мечах, Такано Сигэёси, указывает на связь между искусством боя на мечах и знаменитым японским театром марионеток. Четвертый отрывок – уже упомянутое эссе из книги фон Клейста – переносит нас в Германию, где мы видим странную сцену фехтования с ручным медведем.

Если вы почувствуете внутреннюю связь между луком и стрелой Херригеля, дзюдо Линссена, мечом и куклами Сигэёси, дрессированным медведем и марионетками фон Клейста, вам будет легко прочесть и рассказ Накасимы Тона о китайском лучнике Цзи-чане, о котором было справедливо сказано: «Так превзошел он главные законы Вселенной, так отдалился от тревог и противоречий всего зримого, что на закате своей жизни не видел больше разницы между „я“ и „он“, между „тем“ и „этим“. Суета чувственных впечатлений более не волновала его; для того, что было ему нужно, глаз его мог быть ухом, ухо – носом, нос – ртом».

Н. У. Росс

Однажды я спросил мастера: «Как же можно выстрелить, если не стрелять?»

Мастер ответил: «Стреляет оно».

– Вы много раз это говорили, поэтому задам вопрос по-другому: как я могу, забыв себя, ждать выстрела, если сам «я» при этом не здесь?

– Оно ожидает высшего напряжения.

– А кто или что это за «оно»?

– Когда вы это поймете, я уже не буду вам нужен. А если бы я стал подсказывать вам, основываясь на вашем собственном опыте, я был бы худшим из учителей и заслуживал бы самой страшной казни! Нечего болтать, давайте заниматься.

(…)

Как-то после одного из моих выстрелов мастер склонился в глубоком поклоне и прервал урок. «Только что выстрелило оно!» – объявил он, и я удивленно уставился на него. Поняв же, что он хотел сказать, я не смог сдержать всплеск восторга.

– То, что я сказал, – строго заметил мне мастер, – было не похвалой, а только утверждением, которое не должно вас касаться. И дело не в моем луке и даже не в вас, потому что стреляли не вы. В этот раз вы совсем забыли о себе, забыли о своей цели и находились в высшем напряжении. Поэтому выстрел получился сам собой, он упал, точно спелый плод с дерева. А теперь продолжим занятия, как будто ничего не произошло.

(…)

– Мне кажется, я уже ничего больше не понимаю, – сказал я, – даже самые простые для меня вещи – загадка. «Я» натягиваю тетиву, или это тетива приводит меня в высшее напряжение? «Я» поражаю цель или цель поражает меня? Может, «оно» духовно, когда на него смотрят глаза моего тела, и телесно, когда оно видимо духовным взором, – а может, и то, и другое неверно? Лук, стрела, цель и я слились в одно, и я уже не могу сказать, где я, а где они. Больше того – я и не хочу ничего разделять. Ведь как только я беру лук и стреляю, все становится ясным, четким и до смешного простым…

– Вот теперь, – прервал меня мастер, – тетива лука прошла прямо через вас.

Мастера дзэн, хатха-йоги и дзюдо учат нас, что все человеческие расы сегодня забыли об инстинктивной мудрости тела. А ведь физическое тело, столь презираемое многими западными мистиками, духовными вождями и интеллектуалами, есть Космический Разум в той же мере, что и любые высоты духа.

Но тело еще может вспомнить о своей мудрости, возвращаясь в смутной биологической памяти к самому началу мира. И с этой точки зрения возможности физической жизни поистине безграничны.

Именно поэтому многие приверженцы дзэн практикуют дзюдо. Мы не возьмем на себя смелость утверждать, будто занятия дзюдо приведут к сатори. Они придают физическому телу гибкость, расслабление мускулов и нервов, что уже само по себе полезно. Кроме того, дзюдо вносит покой и умиротворение в мысли. Да, мы знаем, что покой и умиротворение относятся к периферическим, наиболее «физическим», слоям разума и не затрагивают глубины «я». Но даже полученные результаты могут принести значительную пользу.

Китайская традиция сообщает нам интересные подробности о происхождении дзюдо задолго до того, как в XIX в. мастер Кано придал ему современную форму.

Принципы ненасилия и непротивления в дзюдо родились у одного умного наблюдателя, заметившего, что ветви ели сломались под тяжестью снега, а стебли камыша, менее сильные, но более стойкие, с успехом выдержали это испытание. Стойкость и непротивление и легли в основу дзюдо.

Обстоятельства часто оказываются сильнее нас потому, что мы сопротивляемся закону жизни.

Мы больше не гармонируем сами с собой. Мы не умеем расслабляться, нам не хватает ни физической выносливости, ни быстроты ума, что необходимо для адекватной реакции на обстоятельства. Беспорядок, который царит в наших головах, и слишком хрупкое воображение отрезают нас от внешнего мира.

Занятия дзюдо развивают внимание, относящееся исключительно к сфере физического, а не умственного. Если человек задумывается хоть на миг, он проигрывает. Победа присуждается тому, кто и физически, и умственно не противится. Мы же ошибочно рассчитываем на точно продуманные и рассчитанные движения.

Занятия дзюдо помогают оценить по достоинству простую жизнь, которую наше чересчур интеллектуальное поколение часто незаслуженно презирает. Насущно необходимо как можно скорее избавиться от этого.

Как мы уже видели, умственная деятельность имеет в своей основе насилие, степень которого совершенно подавляет нас. Насилие и страх – вот первые и главные признаки глубокой мысли. Часто мы этого не осознаем. На первых же уроках внимательный ученик с удивлением заметит в себе признаки умственного насилия и страха. Он увидит, что эти чувства совершенно противоположны рефлексам как инстинктивной мудрости тела. Движения, полные насилия и страха, выражают напряжение, волнение и часто агрессию. Великое искусство дзюдо состоит в максимальном использовании сил противника против него самого. Если мы попробуем сопротивляться ему, то тут же потеряем равновесие и, само собой, упадем. Если же мы не думаем о сопротивлении, а, напротив, чувствуем себя уверенно, поражение нашего противника неизбежно.

Практика дзюдо полезна при избыточном умствовании. Интенсивность упражнений, абсолютная сосредоточенность на их выполнении – вот залог радости от занятий. Равновесие достигается тем, что ученик обязательно развивает в себе бдительность, а не просто наблюдательность. Он непременно открывает спящие рефлексы тела, рефлексы инстинктивной мудрости, которая прямо связана с глубинной природой всего и с его собственной сущностью.

Когда бамбуковый меч, который сжимает моя рука, идеально подходит мне по весу, форме и цвету, я быстрее вхожу в состояние единства тела и меча. Само собой, что как только человек задумывается о том, чтобы выиграть состязание или показать, сколь искусен он в технике, фехтование на мечах теряет свой смысл. Отбросьте все эти мысли, не думайте о теле, и тогда вы станете мечом, а меч станет вами – между телом и предметом не будет больше никаких различий. Именно это называется муга («не-я», или «не-ум»). Видимо, это понятие ближе всего к тому, что буддизм называет пустотой. В тот миг, когда все чувства и мысли, которые мешают свободно использовать любую технику, очищаются, человек возвращается к своей «первоначальной природе», свободной от влияний тела.

Иногда я чувствую, как кукловод буквально растворяется в разыгрываемой им пьесе, состояние его разума при этом похоже на переживания человека, взявшего в руки меч. Он не видит разницы между собой и куклой. Пьеса возвышается до настоящего искусства, когда мастер находится в состоянии пустоты. Мне могут возразить, что между кукловодом и фехтовальщиком все-таки есть разница, ведь последнему противостоит живой противник, который в любой момент готов сокрушить его. Но я считаю иначе, потому что если оба они находятся в одном и том же состоянии, то и действовать должны похоже, независимо от цели, стоящей перед ними.

Если одинаковость состояния осознана, то я, фехтовальщик, больше не вижу перед собой противника, угрожающего мне мечом. Я словно воплощаюсь в него, каждое его движение, каждая мысль ощущаются мною как свои собственные, и я интуитивно или, скорее, подсознательно начинаю чувствовать, когда и какой нанести удар. Все сразу же становится естественным.