Текст книги "Техника и вооружение 2007 12"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

По радиусам на различных расстояниях от центра были воздвигнуты бетонные приборные сооружения для размещения в них фото-, кино– и осциллографической аппаратуры, регистрирующей процессы ядерного взрыва.

Для изучения воздействия ядерного взрыва на поле были построены участки метро, фрагменты взлетно-посадочных полос аэродромов, установлены различные образцы самолетов, танков, артиллерийских и ракетных установок, корабельных надстроек различных типов. Для перевозки этой военной техники понадобилось 900 железнодорожных вагонов.

Для обеспечения работы физического сектора на полигоне было построено 44 железобетонных сооружения и кабельная сеть протяженностью 560 км.

Все было выполнено руками военных строителей: гражданские специалисты в то время на полигон не допускались, этого требовала секретность.

Часть этих сооружений с многократными ремонтами прослужила до конца испытаний ядерного оружия в атмосфере (1962 г.).

На других площадках полигона шла напряженная работа по строительству жилья и всего комплекса сооружений хозяйственного, гражданского и промышленного назначения, дорог, аэродрома.

Столь же напряженно военные строители работали на всех этапах строительства полигона. Специфика работы полигона накладывала на работу 310 ОУС (310 УИР) дополнительные трудности, основной из которых была его полная «закрытость» – никаких субподрядчиков, вольнонаемных работников, никаких прямых связей с поставщиками стройматериалов. Изготовление любых строительных конструкций и изделий допускалось только собственными силами и все это вплоть до завершения наземных и воздушных испытаний в 1962 г.

Ко всем трудностям работы строительных организаций добавлялись те, которых не должно было бы быть. Главная трудность – полное бездорожье. Безразличие к этому со стороны «заказчика» и вышестоящих организаций привело к тому, что средства на строительство дорог не выделялись. Езда по голой степи летом в жару сопровождалась большой пылью, плохой видимостью, авариями, а без сопровождения тягачей, бульдозеров зимой перемещаться было просто невозможно. Транспортировка сотен тысяч тонн грузов на расстояния более 100 км в любую сторону обходилось намного дороже, чем требовалось бы в обычных условиях. Новые МАЗы и ЗИЛы выходили из строя порой через месяц, разрывались пополам тягачами. Строительство дорог было начато только с 1960-х гг. и завершено в основном к 1975 г. (через 27 лет от начала создания полигона).

Схема расположения сооружений Опытного поля:

1-1П– металлическая башня в центре площадки «П» для установки ядерного устройства. Рядом с башней расположено деревянное здание, в котором размещено подъемное оборудование, а в 25 м от башни – производственное здание из железобетонных конструкций с мостовым краном в зале для окончательного снаряжения заряда (здание ДАФ); 2 – отрезок шоссейной дороги с железобетонным мостом; 3 – отрезок железной дороги с металлическим мостом; 4 – два трехэтажных дома; 5 – здание электростанции; 6 – линия электропередачи; 7-кирпично-бетонное здание промышленного типа с мостовым краном; 8 – подземное здание 10П для размещения измерительной аппаратуры; 9 – землянка для предварительных взрывов зарядов ВВ; 10 – сектор физических измерений.

Командный пункт Опытного поля.

Приборное соружение для контрольноизмерительной аппаратуры.

Не менее сложным вопросом для частей строительства была радиационная безопасность. Обеспечение ее было возложено на заказчика, но силу полигона на это не было. Строительные части и подразделения жили и работали на испытательных полях без должного санитарного и радиационного контроля и защиты. Например, личный состав в жилых городках двух строительных частей (командиры – полковники Тюрин и Климов, с личным составом по 500-600 человек в каждой) располагался на Опытном поле и вывозился с него перед каждым взрывом ядерного заряда, а после этого возвращался обратно. Спецодежды против радиации у строителей не было. С недоумением можно было наблюдать, как через КПП радиационно-зараженного поля проходили авто– и бронемашины с одетыми в защитные спецодежды военнослужащими. Технику эту подвергали обмыву, дезактивации, а рядом шли машины с военными строителями, одетыми в засаленные, покрытые пылью гимнастерки: строителей и их транспорт пропускали без всякой санобработки почти всегда.

Опытное поле сразу после взрыва представляло жуткую картину: сплошная черная дырявая корка земли площадью в несколько квадратных километров. Вокруг этого черного пятна и даже внутри него нам, военным строителям, предстояло работать как по расчистке, восстановлению, так и по строительству новых сооружений. Военные строители на этих горячих полях работали и летом, и зимой. Жили в палатках и землянках без какой-либо радиационной защиты, в лучшем случае был марлевый респиратор типа «Лепесток». Несмотря на это, Опытное поле вновь и вновь превращалось военными строителями во фрагмент города с жилыми домами и промышленными зданиями и сооружениями различной этажности, участками тоннелей метрополитена, железнодорожными путями и т.д. Возводились фрагменты защитных морских и авиационных сооружений. Готовились испытания всех видов фортификационных сооружений, предусмотренных боевыми уставами всех родов и видов войск.

Недоставало инженерно-технического персонала, и это при большом разнообразии и сложности объектов, подлежащих возведению на полигоне, сопровождающихся массой изменений и корректировок от разработчиков, заказчиков и проектировщиков (проектировщиками выступали Государственный специальный проектный институт №11, г. Ленинград; 31-й Центральный проектный институт специального строительства МО СССР, г. Москва; 26-й ЦНИИ Министерства обороны СССР, г. Балашиха Московской области).

На первом этапе работами руководили офицеры, прибывшие с частями – полковники Маклецов, Косырев, A. Прихожан, Л. Подольский, М. Евтихов, М. Пономарев. Руководили 310 ОУС (УИР) генерал-майор М.Г. Черных, генерал-лейтенант М. П. Тимофеев, полковники А.П. Глушко, М.С. Юдин, Г.И. Кесельман (начальниками строительных управлений (полков) были Климов, Тюрин, Евдокимов, Жохов, Карпович, Дудоладов, Овчаренко и др.). В руководстве работали направленные на полигон выпускники Высшего инженерного училища и Военно-инженерной академии им. В.В. Куйбышева – А. Громоздов, А. Белинский, К.Киселев, В. Павлов и другие.

В июле 1948 г. на полигон прибыли 28 выпускников Военно-инженерной академии им. В.В. Куйбышева, в том числе В. Силин, В. Чумичев, В. Сретенский, К. Смолехо, Ф. Холин, В. Флорентинский, А. Вьюков, В. Любимов и другие; в марте 1953 г. – еще семь выпускников, в том числе Р. Рузанов, С. Алексеенко, Г. Клоков, Н. Лапкин, Е. Болозя и другие; в мае 1956 г. – 12 выпускников нашего курса Академии, в том числе B. Блинников, Ю. Сухих, И. Фролов, О. Хватов, Ю. Калугин, А. Марцинчик, П. Саламахин, А. Гордюхин, О. Плотников, М. Журавский и другие (кроме двух последних все они служили в различных подразделениях и войсковых частях 310 ОУС (УИР), при этом основная масса начала свою службу с прорабов).

В дальнейшем, в 1959, 1962, 1966 г., как и в последующие годы, в военностроительный комплекс полигона прибывали молодые военные инженеры из Военного инженерного училища (академии) им. А.Ф. Можайского (И. Кораблев, А. Журавлев, Л. Горобченко, А. Комаров и др.), ЛИСИ (В. Дмитриев, Л. Кантов, Ю. Зубров, Г. Лопин и др.) и других военных и гражданских вузов. Большинство из них тоже начинали службу с должности прораба.

Из числа «академиков-куйбышевцев» хотелось бы отметить двоих, руководивших в разные года 310 ОУС (УИР):

– Алексей Петрович Глушко – фронтовик, окончивший Великую Отечественную войну комбатом, в конце 1947 г. прибыл на полигон командиром 8 УВПС и все время работал на Опытном поле, в 1950 г. стал главным инженером, а с 1951 г.-начальником 310 ОУС. После полигона он работал в Военно-инженерной академии им. Куйбышева начальником кафедры противоатомной защиты.

– Рузанов Ростислав Евгеньевич – с 1953 г. и до увольнения прослужил на полигоне: от прораба до главного инженера(1971-1972) и начальника 310 УИР (1972-1977).

В заключение отметим, что военные строители первыми пришли на полигон, создали там материально-техническую и испытательную базу и в числе последних ушли с полигона, завершая (где это возможно) демонтаж базовых комплексов.

Все эти годы военные строители работали в тесном взаимодействии с заказчиками, проектными институтами и с субподрядчиками.

По оценке заказчиков, труд военных строителей 310 ОУС (УИР) «был очень тяжелый, им досталось больше всех, но они преодолевали трудности героически – эта работа не должна быть забыта, она достойна уважения».

Работа и жизнь на полигоне – это подвиг, каждодневный многолетний подвиг военных строителей – рядовых и начальников всех рангов и степеней – подвиг, достойный подражания.

Опытное поле. Башня для установки атомного заряда.

Приборные сооружения после испытаний.

И еще несколько эпизодов из воспоминаний авторов статьи.

В.В. Блинников: «С утра практически все строители выезжали на «Поле», где участвовали в восстановлении старых и строительстве новых различных бетонных и железобетонных сооружений, предназначенных для испытаний… Времени между взрывами было очень мало, строительство велось ускоренными темпами, напряжение было значительным.

Работы велись в две удлиненные смены. Официальный рабочий день первой смены был 12 часов, но мы работали от восхода до заката. Обедали вместе с солдатами прямо на рабочих местах. Песок и пыль, которые гнал ветер с зараженных площадок, попадали на наши тарелки…

Никто не обращал внимание на радиационную защиту. Мы все ездили на «поле» в обычной военной форме и без дозиметров…

За несколько часов до взрыва всех строителей вывозили с «Поля» и с площадки «Ш» на «Берег» (60 км) или в степь за 15-20 км, а иногда оставляли просто на «Ш», т.е. в 10-12 км от эпицентра взрыва.

Несколько раз мы видели не только гриб от взрыва, но и ударную волну, которая двигалась на нас, опрокидывая все на своем пути (воздух впереди ударной волны был так сжат, что зрительно был виден фронт волны).

После каждого взрыва или серии взрывов нас всех или отдельных лиц возвращали на «Поле» для подготовки к следующему взрыву.

По окончании работы на «Поле» дезактивация никогда на проводилась, отсутствовал и даже обыкновенный душ. Нам приходилось работать даже в тех случаях, когда из-за опасения сильного облучения с периметра «Поля» снималась охрана.

Наземный взрыв колоссальной разрушительной силы был произведен 24 августа 1956 г. Это взрыв сопровождался огромным ядерным грибом, очень сильной взрывной и отраженной волнами, значительной радиацией, световым излучением.

Но уже на вторые сутки после взрыва военные строители вместе с представителями заказчика поехали осуществлять раскопки завалов для обнаружения и съема приборов. Одновременно началась подготовка к новому воздушному взрыву: устанавливались локационные треугольники, передвигались бронированные пункты измерения, наносилась мишенная обстановка.

Впечатления о взрыве 24 августа 1956 г. остались на многие годы. Сооружения на «Поле» представляли из себя жалкое зрелище. Пострадали объекты «Берега» и ближайшие гражданские поселения…

Вспоминаю один случай. При проведении воздушного взрыва не особенно большой мощности мы не были вывезены с площадки «Ш» и нас накрыло радиоактивное облако… Сначала мы наблюдали как самолет-носитель в сопровождении истребителей направлялся к цели. Потом был произведен сброс атомного устройства, и самолет-носитель резко прибавил в скорости, а истребители ушли в стороны. Произошел взрыв, последовала взрывная волна, и образовался гриб. Было видно, как ударная волна достигла самолета-носителя: ровный воздушный шлейф, тянувшийся за ним, вдруг превратился в волнистую линию – это самолет несколько раз подбросило. Между тем радиоактивное облако двигалось в сторону площадки «Ш», на нас. Ветер очевидно изменил направление. Среди солдат началась паника. Нам, нескольким офицерам пришлось успокоить их и расположить в каком-то незадействованном складском помещении, а самим укрыться, кто где мог. Я укрылся в палаточном городке. Когда радиоактивное облако проходило над нами, то было слышно, как по брезенту стучали выпадающие из этого облака частицы грунта, поднятые грибом взрыва».

Приборные сооружения после испытаний.

И.К. Фролов: «Особо напряженным для нас был период подготовки к наземному взрыву 24 августа 1956 г. – заряд размещался на стальной вышке высотой 102,5 м, но радиоактивное заражение местности на Опытном поле после этого взрыва было наиболее значительным.

В целом за время моей службы на Опытном поле пришлось пережить не менее 20 наземных и воздушных ядерных испытаний. Помимо воздействия «традиционных» поражающих факторов ядерного оружия – ударной волны (особенно второго и третьего ударов при низкой облачности), радиационного поражения, светового излучения и других было еще психологическое воздействие, особенно при первых (для каждого из нас) взрывах – в ушах до сей поры звучит: «до взрыва осталось … секунд», метроном, и напряжение возрастает.

А чего, например, стоит пережитый единственный ночной воздушный ядерный взрыв – вот уж воистину «ярче тысячи солнц»!

Говоря о направлениях работ, хотелось бы упомянуть:

1. Обеспечение 10 сентября 1956 г. войскового учения, проводившегося на площадке «П-3». В район учения десантировался парашютно-десантный батальон.

Фактическая мощность взрыва на этих учениях очевидно превысила расчетную. Находясь на указанном нам безопасном удалении, наше командование и мы были отброшены ударной волной на несколько метров и буквально осыпаны градом радиоактивных осадков;

2. В 1957-1958 гг. были начаты работы по строительству опытного ядерного реактора. Мы его называли «три К» ^1* (Курчатов, Королев, Келдыш). Объект уникальный, очень сложный, строился буквально с листа, да при этом по ходу работ в проект вносилось много кардинальных изменений. Важность этого объекта можно характеризовать тем, что его строительство опекал начальник одного из подразделений Минсредмаша СССР М.А. Казаченко, постоянно находившийся на полигоне со своим рабочим аппаратом, а И.В. Курчатов всегда интересовался и отслеживал ход работ на этом объекте».

О самом начале строительства полигона пишет генерал-майор O.K. Агатов ^2* :

«Август 1947 г. Наш отдельный военно-строительный батальон из-под Одессы двигается для выполнения специального задания на восток.

Грохотали вагоны на стрелках, пролетали за окнами станции и полустанки, гудели железнодорожные мосты – мы неслись так стремительно, как я никогда не двигался.

Но вот широкая могучая сибирская река (Иртыш), на правом берегу город (Семипалатинск),а в затоне, который и портом не назовешь, ожидают несколько барж и буксиров. Прямо с колес мы немедленно стали грузиться на причаленную баржу, последние прибывшие железнодорожные составы разгрузили на две буксирные баржи (самоходных не оказалось). И медленно пошли против течения в неизвестность, так как пункт нашего назначения на карте кружком помечен не был; просто в определенном месте нас кто-то должен ждать. Им оказался, как потом выяснилось, подполковник П.Ф. Тычинин, мой давний фронтовой товарищ, которого я знал еще со Сталинграда.

Стояла чудная августовская погода, плавно шли по воде баржи. Через трое суток буксир шустро свернул к пустынному берегу, на котором одиноко стояла фигура Павла Федоровича. Тычинин вывел меня на крутизну берега и, показывая вверх против течения, сказал:

– Там твое место, Олег Константинович, кол большой найдешь сразу.

– И это все? – спросил я.

– Ты здесь первый, так что действуй…

Мог ли я представить в том августе, среди мирной патриархальности вокруг забитого кола, что в течение двух лет здесь неожиданно развернется немыслимое по темпам строительство, когда каждый день будет на счету, а солдаты и офицеры не будут иметь ни дня отдыха. Что за короткий срок я повидаю крупнейших строительных и инженерных начальников и чинов, вплоть до членов правительства, со всеми приходилось иметь дело во время строительства, и они были невероятно требовательны в отношении сроков, видно, и над ними были такие, кто имел право требовать не меньше их…».

Из воспоминаний полковника Е.Т. Абрамова ^3* :

«…На «Поле» мне (в то время старшине роты) пришлось строить сооружения для испытаний с участием животных, укрытия для разных видов боевой техники. Подопытными были лошади, овцы, поросята, собаки, привязанные в траншеях.

На время ядерного взрыва (29 августа 1949г.) весь личный состав был отвезен на 25-30 км за бугор. По команде легли на землю, время тянется долго. Вдруг вспышка, яркое «Солнце», которое быстро поднялось, превращаясь в огромный гриб из облаков и дыма. Команда: «Ложись, идет ударная волна!». Прошла. Все поднялись, офицеры кричали: «Победа, успех». Мы радовались тоже, но у меня заболела голова, я дрожал от страха от увиденного и ударной волны…

Запомнились случавшиеся на полигоне песчаные бури, когда песком забивало глаза, рот и нос, спасения не было. Зимой морозы достигали в отдельные дни до -45°С, промерзали и тело, и душа, техника не выдерживала. Но строили и в этих условиях. В землянках, располагавшихся на поле, мы жили несколько лет. В землянках размещались и общежития офицеров, штаб, медсанчасть, баня, мастерские, каптерки и прочее, без чего невозможно существование воинской части…»

Площадка Балапан. Искусственное озеро на месте атомного взрыва.

Из воспоминаний полковника В.П. Силина ^4* :

«…После одного из очередных ядерных взрывов мне было поручено перебазировать на новой место, ближе к эпицентру сборный деревянный финский домик, который находился в 10 км от эпицентра и практически не пострадал… Во время очередной остановки подкатывает к нам открытый «виллис», в нем – два человека в синих комбинезонах. Один из них, пассажир, кряжистый мужик с пышной черной бородой подходит к нам и спрашивает, в чем дело? Рассказываю. Усмехнулся, покачал головой, говорит: «Смотри, майор, к рассвету на месте не будешь, завтра будешь капитаном!». Селв машину и укатил, оставив пыльный шлейф. Думаю, что за чин такой? Перекурили и поехали дальше, только у5ке не останавливались. .. Часа через три доехали до места, восстановили полы, окна, двери. Наутро докладываю командиру о выполнении задания и о визите человека с бородой, спрашиваю, что за начальник? А он: «Ты что, не знаешь? Это же «Борода»! Самый большой начальник!» Тогда фамилии Курчатов у нас никто не знал. Только много позже мы поняли, что это был Игорь Васильевич!

И еще одна встреча с этим человеком. Недалеко от площадки «П» за грядой сопок начинали строить площадку – объект под шифром «ДОУД-3»1 . Работы велись форсированно, к зиме объект в строительной готовности был сдан под монтаж, и больше нас, строителей, туда не пускали… Некоторое время спустя позвонил председатель госкомиссии и предложил явиться к 13:00 на штабную площадку. Мы встревожились, стали гадать, что за неприятность нас ожидает. Явившись с моим непосредственным начальником к назначенному часу, мы были направлены в маленькую полузаглубленную землянку, где встретили несколько знакомых офицеров – наших заказчиков. Все чего-то ждали. Через несколько минут вошли три человека, один из них – «Борода». Поздоровавшись со всеми, Игорь Васильевич пригласил всех за стол и, сказав, что этот объект имеет для него лично большое значение, поблагодарил за успешное завершение строительства и предложил по русской традиции объект «обмыть».

Тут же появилась канистра со спиртом, алюминиевые кружки, буханки черного солдатского хлеба и толстенный батон вареной колбасы. Подняв первый «бокал», И.В. удалился, ну а мы, оставшиеся, честно обмыли событие. Были и песни, и стихи, и, конечно, анекдоты, все как водится в мужской компании…

В эпицентре

Зрительно первое впечатление от нахождения в бывшем эпицентре наземного (или низкого воздушного) ядерного взрыва просто потрясает. В центре – огромная воронка, окруженная валом из глыб вывороченной земли, заполненная водой. Дальше от воронки на много сотен метров земля покрыта застывшей черной стекловидно-перламутровой бугристо-пенистой коркой толщиной в несколько сантиметров – это от теплового воздействия ядерной реакции расплавилась, а потом застыла земля. На фронтальной части удаленных уцелевших бетонных сооружений видна такая же стекловидная корка – это плавился бетон, а на массивных металлических конструкциях – потеки расплавленного и застывшего металла, как на догоревшей восковой свече. Деревянные столбы, уцелевшие на расстоянии нескольких километров, наклонились и обуглены. И вся площадка будто подметена гигантской метлой – это прошла ударная волна.

И вот принято решение (мотивации не знаю) о захоронении этой шлаковой корки. В нескольких местах отрывались экскаваторами глубокие котлованы, в которые бульдозерами, скреперами, грейдерами сгребали, сталкивали шлак и верхние слои земли. Стояла жаркая ветреная погода, на поле крутились пыльные вихри, а солдаты-механизаторы работали в обычной армейской форме, а то и полуголые – жарко. Что стало с этими мальчишками – не знаю, говорили, что сначала у них стали клочьями вылезать волосы, вытекать глаза, а потом их всех куда– то увезли. Так шепотом говорили, за достоверность не ручаюсь».

Из воспоминаний полковника Ф.А. Холина ^5* :

«О первом ядерном взрыве

…Генерал МВД Мешик (в присутствии Л.П. Берии) сказал нам, что на 29 августа 1949 г. в 8 часов утра намечен взрыв большой мощности на площадке «П-1». Мы, группа наблюдения (10 человек) должны с различных дистанций визуально наблюдать за взрывом и описать все увиденное. Одновременно тактично расспросить местное население об этом явлении, если они что-нибудь заметят. Наши посты располагались в 10 населенных пунктах в сторону Семипалатинска. Мой пункт – поселок Известковый в 20 км от площадки «М» на левом берегу Иртыша – был первым и самым близко расположенным к эпицентру взрыва, примерно в 70-80 км. Следующий населенный пункт – поселок Чаган – находился от моего в 30 км, затем еще два пункта, последний располагался недалеко от Жана-Семей и назывался Будэне – казахский вариант фамилии Буденного…

28 августа майор МВД развез нас по точкам. Каждому из нас был придан вооруженный автоматом солдат МВД, с собой мы взяли матрацы и одеяло (ночи уже были довольно прохладными, хотя днем температура доходила до 15– 20°С), а также запас продуктов на три дня. Прибыв на место (не доехав до поселка 2 км), мы в овраге оборудовали свой НП, подготовили место для ночлега. Погода в этот день стояла прекрасная: солнце, теплынь, на небе ни облачка. К ночи все вокруг резко изменилось, подул сильный ветер, небо заволокло тучами, начал покрапывать дождь. Конечно, было не до сна, набрали сушняка, развели костер и так провели первую ночь.

На рассвете, часов в пять утра мы с солдатом были на своем НП – небольшом пригорке. Погода портилась, дул сильный порывистый ветер, пошел мелкий осенний дождик. Вдруг в 7 часов утра я заметил в направлении площадки «П» сильную вспышку, как будто блеснула молния, а через несколько минут донесся раскатистый гром. Учитывая погоду, вполне можно было принять и вспышку, и звук ударной волны за естественные явления – за грозу. Образовавшегося после взрыва «гриба» из– за облаков видно не было. Кстати, из 20 человек, проживающих в поселке, лишь одна женщина заметила в том направлении «грозу». С точки зрения «маскировки» природа помогла скрыть от населения большое событие для нашей армии и страны в целом – первое испытания ядерного оружия, хотя и не могла скрыть от чутких американских приборов существа явления… На следующий день мы все вернулись домой, письменно доложили о своих впечатлениях и наблюдениях.

В начале сентября 1949 г. большое количество наших солдат и офицеров вновь вернулось на площадку «П» для проведения восстановительных и ремонтных работ, а также вскрытия подземных сооружений, расположенных под бывшей вышкой…»

Из воспоминаний полковника Р.Е. Рузанова ^6* :

«В начале 1970-х гг. на полигоне готовилась большая опытная программа. Строительство было масштабным. В 1972 г. должен был быть проведен подрыв «в скважине ядерного заряда большой мощности». Я был членом комиссии по проведению этого опыта…

Прозвучали слова отсчета оператора, нажата кнопка «взрыв», а взрыва нет. Сигнальная лампочка на мачте скважины зажглась – тишина, взрыва нет. Лица у членов госкомиссии побелели. И вдруг из боевой скважины пополз вверх огромный черный столб. Это выползала обсадная труба диаметром 1200 мм вместе с завивочным материалом и пучком проводов, в том числе и кабелем подрыва. Сразуже «зафонтанировали» структурные и приборные скважины – горели сланцы, залегавшие в этом районе.

Черный столб обсадной трубы лез вверх, часто переламываясь.

И вдруг огромное черное облако вырвалось из скважины и стало накрывать всю местность, в том числе и штаб госкомиссии и все его имущество, телефоны правительственной связи, транспорт и т.д. Ничего не оставалось, как только бежать. Все члены госкомиссии и обслуживающий персонал побежали в разные стороны. Бег был «олимпийский», скорость бега ошеломляющей, так как наступила смертельная опасность для всех. К счастью, никто не пострадал.

В результате выяснилось, что взрыва заряда не произошло, а произошла реакция, сопровождавшаяся огромным количеством газов, которые и вытолкнули обсадную трубу вместе с забивкой, да еще загорелись сланцы, залегавшие в верхней зоне. Зрелище было ужасное.

Долго потом ликвидировали последствия этого испытания и другие неприятности.

Работы на полигоне в полном смысле слова были фронтовыми…»

Из воспоминаний полковника Б.А. Васильева ^7* :

«Постоянно находясь на Опытном поле площадки «П» офицеры, сержанты и солдаты инженерностроительного батальона в разной степени подвергались радиоактивному облучению. Следует отметить-мы, находясь постоянно в зоне испытаний ядерных взрывов, не проходили медицинского контроля за состоянием здоровья, не знали полученных доз облучения. За такое отношение к личному составу, работавшему и проживавшему на «Поле», командование полигона, полагаю, должно было нести не только административную, но и уголовную ответственность. В настоящее время многих из нашего батальона уже нет в живых, некоторые умерли от разных болезней в возрасте 40 лет: их болезни наверняка обострились в связи с полученным радиационным облучением…

Во время работы на зараженных участках местности нам не выдавали положенные противогазы. Пришлось распорядиться одеть всем старую одежду и старые сапоги, повязать марлевые повязки (рот, нос), смоченные водой для предохранения от попадания пыли в организм. После выполнения работ на зараженных участках местности и возвращения в расположение части, по указанию командира батальона эта одежда была сожжена. Я попросил у командира части выдать всему личному составу, работавшему на монтаже вышки, смесь водки и красного вина из имевшегося у офицеров нашего батальона «секретного» запаса спиртного (на полигоне командованием был установлен «сухой закон»). В разговоре с одним из специалистов-медиков я узнал, что спиртные напитки (лучше всего – красное вино) выводят из организма человека, побывавшего на участках с радиоактивным заражением, «нуклиды», что в какой-то степени защищает от лучевой болезни. Мы, офицеры батальона иногда вечерком принимали по стаканчику «спасательной жидкости», надеясь на то, что будет снижаться воздействие радиации…

Подлинный героизм и самопожертвование проявил личный состав батальона в июле-августе 1954г., когда над Семипалатинским полигоном разразилась мощная гроза. Небо затянуло плотными тучами и начался сильный и продолжительный дождь. За короткое время выпала почти годовая норма осадков… Вода залила траншеи, блиндажи, командные пункты. Люди неожиданно оказались в воде. Вода прорвалась также в штольни строящегося метро, где работал личный состав роты и метростроевцы… Все люди поднимались наверх самостоятельно и с помощью спасателей… Потерь среди личного состава части не было…».

Общий вид Опытного поля до взрыва с расстояния 5000 м по юго-восточному радиусу.

Из воспоминаний полковника ЮА. Сухих ^8* :

«Испытания

Ударную волну, ее движение, оказывается, можно заметить издалека по колыханию травы, по сгущению воздуха, похожего на марево в жаркую погоду. Интересно видеть, как она накатывается все ближе и ближе, затем хлопок и еще один – это уже разрежение.

В период 1956-1961 гг. было много воздушных и наземных взрывов. Особо запомнились два.

В августе 1956 г. – на вышке, потому что он был первым из увиденных воочию. Спустя некоторое время довелось побывать на этой площадке. И ничего кроме шлака на бетонном покрытии и оплавленных головок рельсов, и никакой воронки. Это удивило – ведь от заряда до земли 100 м.

Второй – осенью 1957 г. Ночной. Ощущение субъективное, но кажется, что я видел сквозь веки, такова яркость вспышки. Причем мы стояли на площадке «Ш» спиной к взрыву.

Ну и, пожалуй, еще один взрыв, когда пришлось всем прятаться в палатке, а по брезенту стучали выпавшие из облака радиоактивные осадки, песок и дресва.

О радиационной безопасности

В 1956 г. и до этого войсковая часть Тюрина располагалась непосредственно на Опытном поле. Никаких обмывочных пунктов, как и водопровода в части не было. Вся «дезактивация» – под умывальником.

Перевозка солдат-строителей по грунтовым дорогам поля осуществлялась в открытых кузовах в любое время года. За каждой машиной – облако пыли, как дымовая завеса. Зимой, правда, накрывались брезентом прямо по головам, тентов не было.

Нужно прямо отметить, что, в отличие от заказчика, командование полигона внимания радиационной безопасности строителей не уделяло…».

Из воспоминаний полковника В.М. Жуткина ^9* :

«С момента завершения работ на Семипалатинском полигоне прошло много лет, многие события оцениваются по-новому, некоторые плохо помнятся, но в целом это была большая и важная работа.

Была поставлена задача в течение короткого срока (около четырех лет) подготовить и провести испытания боевого ракетного комплекса с различного типа изделиями, хранилищами ядерных боеприпасов, командными пунктами, районами соединения и рядом других объектов военной инфраструктуры.

Для выполнения работ при 310 УИР был сформирован в октябре 1970 г. УНР ^10* , которому были приданы два военно-строительных отряда.

УНР и отряды расположились в непосредственной близости от стройки и от мест проведения испытаний – фактически стали свидетелями и участниками проведения нескольких подземных ядерных взрывов, проведенных на Балапанев 1971-1974 гг.