Текст книги "Знание - сила, 2005 № 09 (939)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Я уговаривала Марка Романовича открыть в школе лицейские классы. Учитывая сопротивление "теток", ему нелегко было на это решиться. Я долго не понимала, почему в такой, в принципе, демократической школе, как 429-я, внедрение новых правил всегда сопровождалось скандалами. Хотя скандалы меня не пугали, только огорчали. Тем более они происходили на фоне начавшейся апатии, когда никто ничего не хотел, все были раздражены разрухой, и только наш класс будоражил всех своей непонятной жизнью. Марк Романович испытывал нехватку ярких событий, пытался преодолеть всеобщее равнодушие, но, когда я пришла к нему со своим предложением (открыть лицейский класс), сначала обреченно махнул рукой: "Не терзай меня. Тебе что на педсовете сказали? Сначала надо порядок навести, дежурства наладить".

Редюхин в таких случаях устраивал специальные спектакли: вызывал "политбюро" и отдавал ему на временное съедение "молодого" и его идею, после чего идея или принималась, или отставлялась. Происходило все в маленьком душном директорском кабинете: по периметру сидели судьи, а виновник собрания томился в голове прямоугольного стола, за полем которого Редюхин "фиксировал противоречия", как он выражался. Однажды так судили и меня – из-за пресловутой программы по литературе, которая произвела в учительской впечатление выстрела в концерте.

...Есть тип людей, для которых неблагополучие, хандра являются особым пафосом и мерилом вещей. Такова была наша завуч Тамара Басильевна. Как она меня мучила? Почему-то она выбрала именно меня. Она задавала мне душераздирающие вопросы (например, готова ли я принести себя в жертву, если рядом будет кто-то умирать, а я не знала, готова или не готова). Один из тестов Т.В. отчего-то особенно врезался мне в память: "Вы – директор школы. Устраиваются к вам на работу двое. Один – вы знаете – хороший человек, но слабый специалист. Второй – прекрасный специалист, но непорядочный человек. Кого бы вы взяли?" – "Никого". – "Нет, вы должны – это изначальное условие – выбрать". "Вы должны выбрать" – было девизом Т.В., причем каждое слово тут с большой буквы, багровой краской, возможно даже с подтеками. ВЫ. ДОЛЖНЫ. ВЫБРАТЬ!

...Итак, картина нашего собрания. Все те же и Т.В., стоящая спиной к аудитории, лицом к окну. Руки крест– накрест, ладони на плечах. Пространство вокруг нее неумолимо сгущается и стягивается в воронку ожидаемого монолога.

Редюхин (голос где-то в стороне, в подобные минуты он всегда становился чужим, будто ему поменяли кровь): "Как я понял, проблема касается несколько неосторожного обращения ТВ. с программой по литературе?"

Пауза. Скрипят стулья. Высмаркивается парткомовская тетя: "Извините". Одна рука Т.В. падает вдоль бедра. И вот Т.В. медленно поворачивается, или мы оборачиваемся вокруг нее – не знаю. Однажды я слышала, как она читает стихи. "Все что угодно, только бы не тот ужасный речитатив", – мелькает в моей голове. Т.В. (со скорбным придыханием и трагическими вибрациями в голосе; говорит мне, а смотрит на край редюхинского стола. На ее лице запечатывается одно из тех выражений, которые так любили художники конца XIX века, создавая персонажей-горемык): "Вы посчитали это возможным для себя. А спросили ли вы других? Нас, детей, родителей. Да какое же право имеете? Как же так? На себя – и такую ответственность? (Я от волнения начинаю замечать некоторую ритмичность ее периодов: нас – детей – родителей, на себя – и такую – ответственность, да какое же – право – имеете...). Мы всю свою жизнь учим детей и всю жизнь не позволяем себе такой "свободы". Вы учитель русской классической литературы (после каждого слова она ставит глубокую и беспощадную трагическую точку), а учите – зарубежной. Мы! Мы! отвечаем за вас, дорогая моя (на этих словах голос ее опускается, а бровь поднимается; руки складываются в дрожащий домик – указательный палец к указательному пальцу; складки на лбу, щеках, шее – увеличиваются, округляются, как у молодого и настойчивого мопса). Но мы готовы пойти вам навстречу. Ведь мы хотим вам добра, иначе мы тут не собрались бы (сидящие по периметру кивают). Но нам интересно, что заставило вас, какие соображения? Вы меняете программу, по ней учились еще мы, но что взамен? Я туг прочла: стихи о партии и ранние стихи Маяковского – вы объединяете в один урок. С какой целью?"

В этот момент параллелизм звука и лица достиг кульминации, и Т.В. сделалась похожа на скорбный кукиш. Далее последовал текст, построенный в духе Гюго: согласно романтическому смешению патетического с ужасным.

Если бы Т.В. стала в тот момент строчкой в словаре синонимов, то наверняка это было бы лексический ряд вроде: тоска, боль, горесть, кручина, уныние. Безобразно, сокрушенно, траурно, неутешительно, надрывно...

Лежал журнал моего класса – единственный свидетель и единственная улика. Все темы искренне и по порядку были записаны в нужной графе (мне и в голову не пришло писать "что положено", а не то, что было на самом деле).

– Действительно, почему вы так подробно изучаете зарубежных авторов? – чтобы разрядить обстановку, миролюбиво задала вопрос простуженная парткомовская тетя и в подтверждение своих слов прочла: "Экклезиаст. "Легенда об Иосифе". (По-моему, там так и остались уверенными, что Экклезиаст – автор "Легенды об Иосифе".)

Заключительный кадр: я сижу одна, как сиротка Хася, и плачу в пустом кабинете и почти стону от обиды, боли, от одиночества, жалости и просто от переполняющего меня чувства тамар-васильевности. Это был 87-й или 88-й год; я все еще ждала большой гармонии с миром. На меня слишком сильно влияют люди. Я долго живу их словами, интонациями, жестами. В этом состоит большая часть моей жизни. Даже теперь...

После таких взбучек Редюхин утешал молодого: "Да не переживай так. Им ведь необходимо покусать тебя – я и предоставил такую возможность. Зато теперь тебя никто не тронет – пар выпущен!" Подобные опыты отчуждали нас от Редюхина.

(Окончание в №11 за этот год.)

КТО БЫ МОГ ПОДУМАТЬ?

Александр Зайцев

А кукушки-то похитрее будут!

Эта история знакома каждому. В гнезде птицы завелось чужое яйцо. Его подбросила кукушка. Скоро вылупится птенец и примется за свое черное дело – будет выбрасывать из гнезда сводных братьев. Лишь бы кормили его одного! Оказывается, на уме у несносного кукушонка немало других приемов, которые составят честь и славу (дурную славу, сомнительную честь!) любому профессиональному мошеннику.

В криминальный мир пернатых кознодеев проник британский орнитолог Николас Дэвис, составивший серию уголовных репортажей не из Вороньей слободки, а из кукушкиного гнезда. Его книга так и называется: "Cuckoos, Cowbirds and other Cheats", "Кукушки, пичужки и прочие плуты".

Прежде все приписывали инстинкту. Из года в год, повинуясь врожденным командам, одни кукушки подкидывают яйца камышовкам, другие – трясогузкам, третьи – горихвосткам. Окрашены они так же, как яйца приемных родителей (гены сработали!). Кукушата, едва народившись, ловко имитируют крики своих сводных братьев – опять же гены тому причиной. Но получив такое наследство и обжившись в чужом гнезде, сами птенцы тоже промашки не дают.

Известно, что кормят кукушонка не только приемные родители, принявшие его у себя в гнезде, но и посторонние птицы. Едва родители за порог, новых червячков разыскивать, а он уже готов еще раз старого червячка заморить—высовывается и так жалобно взывает к летающим вокруг горихвосткам, луговым конькам и завирушкам, что те, так и быть, подкидывают ему добычу, хотя дома своя стайка птенцов дожидается. Дэвис полагает, что кукушонок, пока скучает в чужом гнезде, не перестает разучивать новые способы попрошайничества, которые помогают ему затуманить голову не одной птице.

Тут успех приносит уже не инстинкт, – он заставляет детенышей выпрашивать пищу лишь у тех, кто с первых дней рядом, – у близких. Тут вступает в свои права наглая сообразительность – она-то подсказывает этому "несмышленышу", что можно разжалобить любого взрослого, полепетать перед ним так, как лепечет родное дитя, и тогда родительское сердце, – а оно порой заведено как механизм: все в дом, все своему чаду, – слабеет, разжимается, и вот уже лакомая мошка брошена постороннему попрошайке, ведь в нем проступило что-то до боли знакомое, родное. Это уже не инстинкт, якобы расписавший жизнь птиц "на целую жизнь вперед", как считалось еще недавно; это собственная сообразительность. Кукушонок за свою недолгую юность выучился хитрым приемам – науке вызывать сочувствие. Ученые же чересчур переоценивают врожденные задатки в поведении животных, отказывая им в самой возможности познавать мир. Они же не только познают, но и преобразуют его в угоду себе, устраивают маленькие эгоистичные революции во зло другим.

Любопытно, что тактика матерей– кукушек торжествует еще и потому, что у птиц, насиживающих яйца, очевидно, нет заданной от рождения мерки, которая позволила бы им отбраковывать чужое яйцо. Опыты показывают, что многие птицы, например, дрозды и камышовки, лишь со временем приучаются распознавать собственные яйца. Впоследствии они начинают подмечать, какие яйца высиживают, но на первых порах возможна всякая путаница. Ей и пользуется мать-кукушка.

Если она подбросит яйцо в гнездо птицы, которая впервые в жизни выводит птенцов, то та, естественно, не знает, как будут выглядеть ее яйца – видит кукушкино и успокаивается: вот, значит, что я буду высиживать. Для нее именно яйцо этих размеров и окраски становится своим. Некоторые виды птиц, – например, лесная завирушка, – несколько глуповаты и вообще не могут понять, чем свое яйцо отличается от чужого. Если же птица опытная, не первый год живет на свете и знает, кого ей высиживать, тогда она спасает свое гнездо от подкидыша. Но и тут птицу иногда берет оторопь. Она растерянно ходит вокруг чужого яйца и как будто раздумывает: «А вдруг это мое, только в грязи вымазалось?»

Даже если птица решительно взялась за дело, задумав избавить родной дом от нахлебника, ее может ждать неудача. Скорлупа кукушкиного яйца толще. Порой, выталкивая это яйцо из гнезда, птица роняет его; оно скатывается вниз и раздавливает хозяйкино потомство. Некоторые птицы, не зная, как выжить подкидыша из гнезда, попросту бегут куда подальше, а подброшенные яйца – вместе со своими – "замуровывают" в гнезде, засыпая травой и пухом.

"Стратегия кукушки" процветает. Около сотни видов птиц живет по принципу: "Сбыть детеныша и смыться". Некоторые из этих видов очень широко распространены, – например, наша кукушка или американская воловья птица (Molothrusater). Когда– то воловья птица жила в прериях Северной Америки, держалась поближе к бизонам. После того, как европейские колонисты вырубили леса на восточном побережье страны, она расселилась по всей Америке. Воловья птица, в отличие от нашей кукушки, не стремится подбросить в чужое гнездо точно такое же яйцо, и ее птенцы не выбрасывают из гнезд своих братьев. Они лишь удачно оттесняют их от родительской кормушки: сами едят, а родным малышам ничего взять не позволяют. Как подсчитано, воловьи птицы прижились в гнездах двух с лишним сотен видов певчих птиц. У отдельных видов птиц в среднем лишь в одном гнезде из пяти не встретишь непрошеного гостя. Все это ведет к значительному сокращению их потомства. Некоторые из этих видов вырождаются, а кукушки... кукушки, знай себе, учат чужие языки, чтобы разжалобить летающих мимо пичуг.

(Использованы материалы «Frankfurter AUgemeine Zeitung»)

ЛАБИРИНТЫ ЖИЗНИ

Николай Богданов,

Александр Роговой

Кто вы – Андрей Достоевский?

Осенью 2006 года исполняется 500 лет роду Достоевских, давшему миру одного из крупнейших писателей современности. Между тем в его родословной есть досадный перерыв, касающийся ближайших предков Федора Михайловича Достоевского. И хотя он составляет, по разным оценкам, всего несколько поколений, протянуть единую родственную нить от самого писателя к основателю рода – Даниилу Ртищичу, 6 октября 1506 года получившему в наследственное владение то самое село Достоево в белорусском Полесье, которое определило именование всего рода Достоевских, не представляется возможным.

К великому сожалению, до сих пор "молчали" не только документы: по каким-то до конца неясным причинам в родственном окружении писателя почти не сохранилось семейных преданий о своих наследственных корнях.

6 результате Ф.М. Достоевский оказывался "отрезанным" от своих предков по отцовской линии и "родового гнезда".

Эта статья посвящена результатам поисков последних лет.

Они касаются одной из ключевых фигур и вместе с тем совершенно таинственной – деда Ф.М. Достоевского по отцовской линии. Именно к нему тянутся нити многих загадок биографии рода, в первую очередь – история разрыва с семьей отца писателя, Михаила Андреевича, мотивы его ухода в Москву, да и самая личность этого человека, несомненно, притягивает.

Итак, о чем же можно говорить сейчас с большей или меньшей уверенностью?

М. А. Достоевский Художник Попов. 1823

Как свидетельствуют новые, недавно найденные документы, дед Федора Михайловича Андрей Достоевский родился около 1756 года в семье польского мелкопоместного шляхтича Григория Достоевского. Местом его рождения оказывается небольшое селение Клечковцы под Ковелем[¹ Ныне село Кличковичи Турийского района Волынской обл.] . Однако уже в 1775 году при каких-то неизвестных обстоятельствах Григорий Достоевский продает свою вотчинную часть вместе с крестьянами некоему Адаму Буражинскому и со всем семейством перебирается гораздо южнее – на земли Брацлавского воеводства.

Ценность отысканных свидетельств такова, что уже здесь, в нашем повествовании, следует сделать паузу и критически оценить существовавшие ранее представления. Прежде всего полностью отпадает восходящее к воспоминаниям брата писателя – Андрея Михайловича Достоевского – мнение, будто отчество их деда было Михайлович. Еще М.В. Волоцкой посчитал, что для этого слишком мало оснований и в своей "Хронике рода Достоевского" отметил отчество знаком вопроса. Однако в работах большинства последующих биографов этот знак как-то затерялся. Далее – становится ясным, что отысканные с таким 1рудом крупицы информации о носителях славной фамилии в XVUI веке – Станиславе Достоевском, жившем на Подолии в 1715 году, Федоре Достоевском (Достоянском) и Яне Достоевском – священниках Животовской протопопии на Брацлавшине, характеризуют не прямых предков писателя, а какие-то боковые звенья его рода.

И наконец, самое главное – дед Ф.М. Достоевского родился полноправным шляхтичем. Но именно это обстоятельство вновь обостряет вопрос, почему его сын (отец писателя) – Михаил Андреевич – не пожелал восстанавливать былое дворянство своих предков, доказывая их родовитость. Почему?

Аттестат М. А. Достоевского об обучении в Подольской семинарии. 1809. Центральный исторический архив Москвы

Вместе с тем очевидно, что переезд Григория Достоевского состоялся не на пустое место – в окрестностях Брацлава уже давно селились какие-то его родственники. Сведения о самом младшем из них – Яне (Иване) Достоевском – были отысканы еще в начале 1990-х годов И.Л. Волгиным. Правда, до сих пор оставалось непонятным, к какому звену рода писателя относится этот человек. Теперь же можно считать установленным, что речь идет о старшем сыне Григория Достоевского. Ян Достоевский, человек гордого и независимого нрава, фигура яркая и колоритная. С 1779 по 1794 год он занимал место униатского священника церкви св. Архистратига Михаила в селе Скала и обладал большим влиянием в своем крае. Его младший брат, главный герой нашего исследования, Андрей Достоевский, тоже стал священником – влияние Яна Достоевского, возможно, было одним из определяющих. Как известно, в 1781 году сельским сходом Андрей Достоевский был избран священником в лежащем юго-западнее Скалы селе Войтовцы, Винницкого повета, Немировского ключа. Избранию предшествовали весьма драматические события.

Обложка метрической книги села Скала, надписанная Иоанном Достоевским – старшим братом деда писателя. Центральный государственный исторический архив Украины. Киев. Публикуется впервые

Несколько столетий подряд находящееся в сфере стратегических интересов России, Польши и Турции население центральных областей Украины постоянно раздиралось внешними и внутренними противоречиями, то и дело втягиваясь в различные, часто весьма кровавые конфликты, и столкновения на религиозной почве, как известно, всегда одни из самых болезненных, были неизбежны.

Надо сказать, что Войтовцы, лежащие на пересечении важнейших в этом крае путей из Липовца в Немиров и из Кальника в Брацлав, где издавна квартировали казачьи полки, были далеко не рядовым селом. Об этом говорит и само их название: ведь в нем сохранилась память о местном литовском правителе – старосте окрестных земель. В XIV веке здесь, на высоком холме над Сибком, был поставлен укрепленный замок. Неудивительно, что это село неоднократно становится ареной яростных столкновений враждующих сторон, в первую очередь – сторонников униатской и православной церквей. Особое ожесточение этой войне придает приезд на Брацлавщину в октябре 1780 года некоего Евсевия, выдававшего себя за греческого Призренского митрополита, вынужденного бежать из Константинополя. Заручившись каким-то образом расположением и поддержкой самого Вицентия Потоцкого, могущественнейшего правителя окрестных земель, Евсевий начал что есть силы трудиться над укреплением позиций православной церкви, объезжая местные приходы, совершая церковные службы, рукополагая священников, крестя, венчая и отпевая прихожан местных храмов.

Такая активность Евсевия не понравилась ярому противнику православных – униатскому официалу Иоанну Любинскому. Сначала он пробовал увещевать своего оппонента словами, но бесполезно. Тогда стал ждать случая, чтобы поднять знамя войны. И случай представился 21 ноября 1780 года. Евсевий собрал на открытие немировской церкви все православное духовенство, призвав и особо приближенного к себе священника Василия Шаржинского, приход которого располагался в селе Войтовцы, там, где совсем скоро предстоит утвердиться главному герою нашего повествования – Андрею Достоевскому. Воспользовавшись отсутствием священника, Любинский во главе своих сторонников совершил набег на Войтовцы, где учинил настоящий погром. Слухи о войтовецкой заварухе скоро достигли самого Киева, взбесив тамошнего кастеляна Стемпковского, известного усмирителя гайдамацких волнений. Но Евсевия поджидал удар совсем с другой стороны. Его вмешательство в церковную жизнь епархии возмутило переяславского епископа Иллариона – главного православного пастыря здешних мест. Именно по его жалобе на дальнейшей деятельности Евсевия в окрестностях Брацлава и Немирова был поставлен крест.

Автограф Льва Достоевского – дяди писателя. Гос. архив Винницкой области

Тем временем уже 4 декабря (нового стиля) 1780 года побожные жители села Войтовцы (то есть приверженцы униатской церкви) – староста прихода Яцко Орел и некто Иван Белоус – заносят в актовые книги Брацлавской консистории жалобу на Шаржинского, обвиняя его в отпадении от унии и прося себе нового – униатского пастыря.

Таким пастырем становится Андрей Достоевский.

Все, что мы знаем о старинной (восходящей еще к Иерусалимской церкви) малороссийской традиции избрания местным сходом священника, заставляет думать: главную роль в определении судьбы Андрея Достоевского сыграли именно войтовецкие жители. Таким образом, можно не сомневаться, что свое служение в Войтовцах отец Андрей начал уже в 1781 а не в 1782, когда состоялось его официальное рукоположение. Впереди было сорок лет служения.

Несомненно, с новым пастырем связывались надежды на тишину и спокойствие после раздоров и вражды. Но почему местный сход избрал в священники именно этого человека? Чем завоевал он в глазах войтовецких жителей свой авторитет? Ответа пока нет. С уверенностью можно говорить лишь об образованности молодого пастыря . Наверняка сыграла свою роль и фигура старшего брата священника – Яна Достоевского, человека яркого, сильного. Правда, согласно бытующему в роду Достоевских преданию, и сам дед писателя, Андрей Достоевский, был далеко незаурядной личностью. Именно ему приписывается авторство одной из покаянных песен, вошедших в "Сборник благоговейных, покаянных и умилительных песен", изданный в 1790 году "в святей Лавре Почаевской тщанием иноков чину св. Василия Великого". Действительно, значащаяся здесь под № 215 песня выполнена в форме акростиха, первые буквы начальных строф которого читаются как "ДОСТОЕВСКИ". Но ее автором мог быть Ян.

В 1781 году Андрей Достоевский женится на 18-летней Анастасии. Ни девичьей фамилии, ни даже отчества ее мы пока не знаем. Едва ли не единственной ее характеристикой по– прежнему остается широко известный

фрагмент из воспоминаний брата писателя – Андрея Михайловича: "Про мать же свою мой отец, сколько я могу упомнить, отзывался с особенным уважением, представляя ее женщиной не только умною, но и влиятельную в своем крае по своему родству".

Страница из записной книжки Ф. М. Достоевского. Российский государственный архив литературы и искусство. В качестве факсимиле публикуется впервые

Автограф Михаила Достоевского – отца писателя. Фотокопия из архива М. В. Волоцкого

Сегодня остается только догадываться, что это была за родня. В 1783 году у Андрея Достоевского родилась дочь Фотина. В начале XIX века она вышла замуж за некоего Яворского (возможно, военного суворовских войск), но продолжала жить в родительском доме. С ней наш герой дождался и внуков – в 1804 году у Фотины Яворской родилась дочь Елена.

О том, что на родине у отца писателя "остался брат, очень слабого здоровья и несколько сестер" биографам Ф.М. Достоевского было известно еще с выхода в свет мемуаров его младшего брата. Архивные документы позволяют составить более точную роспись детей Андрея Достоевского: через пять лет после Фотины в семье родилась дочь Анна (1788), затем шли сын Лев (1792), дочери – Констанция (1793), Гликерия (1795), Мария (1798) и, наконец, Фекла (1801). Что же касается старшего сына Михаила, нам более всего и интересного, то наиболее авторитетные из известных на сегодняшний день свидетельств указывали: он родился в ноябре 1788 года.

Однако в свете новооткрытых документов это представляется мало вероятным. Или он приходится близнецом сестре Анне?

Интересно, что вместе с семьей священника Андрея живет и самый младший из братьев – Григорий (Георгий) Григорьевич, 1763 года рождения. Он холост, но при нем состоит какая-то "служалая" женщина Евдокия Федоровна.

У биографов Ф.М. Достоевского давно уже не было сомнений в том, что его дед, начавший свою духовную карьеру как униатский священник, после включения земель Брацлавского воеводства в состав Российской империи воссоединился с православием. Найденные документы полностью подтверждают это предположение. Правда, в них имеется некоторая несогласованность: сначала Андрей Достоевский пишет о 1795 годе и указывает на протоиерея Иоанна Строцкого – известного церковного деятеля того времени, вернувшего в лоно православия более 30 священников. В более поздней записи эта дата меняется на октябрь 1794 года, а воссоединившим иереем оказывается уже Иоанн Смотрицкий. Простая ли это ошибка памяти или за этим скрываются какие-то важные обстоятельства?

Нет никаких оснований думать, что, воссоединяясь с православием, Андрей Достоевский просто "плыл по течению". Скорее напротив, можно предположить, что это был обдуманный и искренний шаг. В пользу этого говорит любопытная легенда, еще не так давно бытовавшая в Войтовцах. Согласно ей, в местной церкви, до самого ее разрушения в середине 1930-х годов, хранилась икона Успения Богородицы, подаренная Андрею Достоевскому самим Александром Васильевичем Суворовым! Это выглядит вполне правдоподобно: ведь с 15 июля по 6 августа 1794 знаменитый русский полководец квартировал совсем рядом – в Немирове, расформировывая польские части на только что присоединенных к России территориях.

Больше того, выступив 14 ав1уста по приказу императрицы против польских повстанцев, он двигался на север (в сторону Бреста) и, следовательно, должен был проходить с частями своей армии если не через сами Войтовцы, то в непосредственной близости от них. Подарить икону, поощрить сочувственно настроенного священника в этих обстоятельствах было весьма уместно.

В 1805 году Андрея Достоевского ожидает удар – 11 декабря после тяжелой и долгой болезни всего в 43 года умирает его жена. Скупые строки метрической книги гласят: "14 декабря села Потоки священник Николай Людкевич села Войтовец священника Андрея Григорьева сына Достоевского умершую жену Анастасию, удостоившуюся пред этим исповеди и Святого Причастия, похоронил по христианскому обычаю".

Легко понять чувства осиротевшего семейства. Нам же необходимо задуматься о другом: краткая метрическая запись противоречит одной из самых известных историй об отце писателя – семейному преданию о материнском благословении сына Миши, отправляющегося в далекую Москву. Однако сейчас можно считать установленным, что отъезд Михаила Достоевского в первопрестольную состоялся лишь в октябре 1809 года, то есть без малого четыре года спустя смерти матери! Зато теперь становятся понятными чувства Михаила Андреевича, рано потерявшего мать и потому не способного вспоминать о родительском доме без щемящего чувства. Правда, возникает новый вопрос: почему столь любящий сын не удостоил именем матери ни одну из своих четырех дочерей? Больше того, в одной из записных книжек Ф.М. Достоевского имеется краткая запись, сделанная в Дрездене 28 (нового стиля) июня 1870 года о сне, в котором привиделся отец: "Потом у отца какой-то семейный праздник, и вошла его старуха-мать, моя бабка, и все предки. Он был рад".

То есть как это "старуха-мать"? Конечно же, любой сон – большее или меньшее искажение действительности. Однако оно не должно переходить определенных границ. Возьмем на себя смелость полагать, что в противном случае писатель специально отметил бы возникшее противоречие как какую-то странность. Но ведь этого не произошло! Полноте, так ли уж много Михаил Андреевич рассказывал своим детям об их бабушке?

Найденное свидетельство о смерти бабки писателя позволяет усомниться в достоверности и еще одного, пожалуй, самого яркого и скандального предания о предках Ф.М. Достоевского. Совсем недавно, осенью 2002 года, в журнальной статье "Загадки в родословии Ф.М. Достоевского" ("Вопросы литературы") о нем поведала бывшая заведующая Музеем-квартирой Ф.М. Достоевского Г.Ф. Коган. Основываясь на утверждениях жены знаменитого московского библиофила И.Н. Розанова – Ксении Александровны Марцишевской, относящей себя к прямым потомкам Андрея Достоевского, Г.Ф. Коган обнародовала совершенно сенсационную новость: по версии Марцишевской, дед писателя в свое время будто бы покинул законную семью, создав другую – невенчанную! Что и говорить, для человека, носившего священнический сан, такой поступок выглядит совершенно невероятным. Однако это предание не только несло в себе черты некоего правдоподобия . (Мы не говорим уже о том, что столь достойная женщина, как К.А. Марцишевская, просто не могла выдумать такой истории на пустом месте!) Оно объясняло многие из загадок в биографии ближайших предков писателя. Так, например, становилось понятным, почему столь скудны сведения о деде Достоевского – после такого шага он по закону лишался сана и его имя исчезало из круга находящихся в поле зрения исследователей источников. Одновременно появлялся ответ, почему отец писателя столь болезненно реагировал на любые расспросы о родительском доме и почему он вынужден был добиваться дворянства личными заслугами. Однако документы не говорят о драматическом разрыве священника Андрея с семьей. Во всяком случае он не покидал открыто своей жены! Если это и было – благочинные округов зорко следили за тем, чтобы вдовые священники не держали при себе "зазорных женщин". Возможно, К.А. Марцишевская, принадлежит к потомкам какого-то другого Достоевского!

Как доживал свой век наш герой? Вероятно, в традициях того времени он, как престарелый "священник, чувствуя приближение смерти или слабость, еще при жизни просил прихожан избрать ему в преемники одного из его "сынов", чтобы подготовить того "заблаговременно к принятию священнического сана", "в помошь ему". Документы свидетельствуют, что младший сын Андрея Достоевского – Лев, рукоположенный в священники еще 23 марта 1818 года самим преосвященным Иоанникием сразу в городской – Ольгопольский Свято– Михайловский собор, в 1821 году неожиданно переводится в село – родные Войтовцы. Увы, скорее всего это означает, что его отец – священник Андрей Григорьевич Достоевский – скончался.

В своей нашумевшей книге об отце дочь писателя Любовь Федоровна высказывает не лишенную остроумия мысль: "Достоевские испытывали потребность в том, чтобы объединить, связать свою блуждающую семью чем-то вроде нити Ариадны. Эта нить Ариадны, позволяющая найти их в лабиринте столетий, – их семейное имя "Андрей". В каждом поколении нашей семьи обязательно есть один Андрей и, как правило, это имя носит второй или третий сын".

На этот раз мемуаристка, слова которой по большей части не заслуживают особого доверия, кажется, оказалась права: мы сильно продвинулись в наших поисках. И славное имя Андрея Достоевского действительно вело нас!

ЦИФРЫ ЗНАЮТ ВСЕ

Поддержать проекты

В Германии существует примерно 11 тысяч фондов, которые ежегодно тратят 20 миллиардов евро на поддержку проектов прежде всего в социальной, научной и культурной сфере. Только в прошлом году была основана примерно тысяча фондов.

Все выше и выше, и выше...

В 1730 году в российской армии был введен ростовой ценз, и тогда же начались массовые измерения призывников. Когда изучили статистику их роста в течение 250 лет, то оказалось, что за XVIII – начало XX века российские мужчины почти не увеличили свой рост. За вторую половину XIX – начало XX века им удалось вырасти на 36 миллиметров, а за весь XX век – на целых 66 миллиметров. В целом за три столетия россияне мужского пола стали выше на 10-11 сантиметров. Интересно, что рост "отборных" петровских гвардейцев составлял всего 176 сантиметров!

Для любимого дружка

В Америке решили узнать, кто из супругов охотнее "уступает" свою почку для пересадки больной "половине". Оказалось – женщины.

Из 150 трансплантаций в 36 процентах случаев донорами становились жены и только в 6 процентах – мужья.