Текст книги "Русская жизнь. Октябрь семнадцатого (ноябрь 2007)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Ни Бог, ни царь, ни Михаил

Газеты в 1917 году

«Times», 7 октября

О мирном завоевании России

По окончании войны Великобритании надлежит как можно скорее восстановить свободу действий в области торгового дела. Когда война будет закончена, то близкое соседство Германии к России явится весьма важным фактором в области англо-русского торгового оборота. Если британские деловые люди будут считать, что Россия не нужна для британской коммерческой деятельности, то какие последствия будет иметь это решение? Оно несомненно бросит Россию в объятия Германии.

Известия, получаемые из России, не благоприятны, но не следует всецело подчиняться этому впечатлению. Если после войны британские предприниматели не рискнут помещением своих капиталов в России, то эта нерешительность сблизит последнюю с Германией.

«Рабочий путь», 10 октября

Разгрузка Петрограда

Особо уполномоченный по разгрузке Петрограда Н.М. Кишкин принимает меры к более энергичной разгрузке Петрограда и, главным образом, к возможно скорейшему вывозу из Петрограда «некоторых правительственных учреждений», и сообщает собранному в Москве совещанию, что «окончательное решение этого вопроса должно последовать в ближайшие дни».

Когда Кишкин найдет квартиру, когда потребное число чиновников исподволь будет перевезено в Москву, когда соглашательских демократов ублажат, швырнув им какую-нибудь кость, чтоб не ворчали, – тогда правительство Керенского вновь вытащит на свет божий «стратегическую» необходимость и отправится организовывать контрреволюцию на московских «позициях».

Правительство империалистского разбоя и буржуазного насилия швыряется «стратегической необходимостью» как мячиком, превратило ее в подержанную политическую игрушку. Вчера правительство склонялось к плану «разгрузки» России от революционного Петрограда, сегодня оно пытается сначала «разгрузить» Петроград от революционных солдат. Газета «Таймс» – орган английских банкиров – «указует» на Петроград и провозглашает: «Распни его!» Эта руководящая газета всего мирового капитала заявляет: «Петроград стал носителем политической заразы».

И по слову «главнопомыкающих» денежных мешков, дергающих за ниточки «российского главнокомандующего», спешно начинается решительное «оздоровление» очага «политической заразы»!

Вывод революционных полков из Петрограда – что же это, стратегия или политика? Да, это политика расправы с революцией; да, это хитрая стратегия буржуазных заговорщиков.

Петроград объявлен носителем политической заразы, английский флот держится подальше от этого «гиблого места». Петроград уже обречен генеральным штабом буржуазии. Только победа революции может его спасти, дело идет не о каких-нибудь «петроградских интересах». Нет, спасти Петроград значит спасти «голову России». Если же она будет отрублена, то вся революционная Россия будет четвертована. Кровью крестьян будут залиты поднявшиеся на помещиков деревни. Кровью рабочих забрызганы будут улицы городов и фабрики. Кровью солдат и матросов заплатит армия за свое восстание против генеральско-офицерской падали.

Переход власти к Советам. Разрыв с буржуазной политикой международного разбоя. Предложение демократического мира. Поддержка с оружием в руках восстающего пролетариата других стран – вот путь обороны революции и революционного Петрограда.

Об еврейских погромах

На вечернем заседании правительства был затронут вопрос об еврейских погромах – в связи с ходатайством евреев-воинов. Предложение образовать особые отряды самообороны в среде некоторых членов правительства вызывает сомнение в виду опасения, что существование таких отрядов может еще более обострить отношение к евреям.

«Известия Совета рабочих и солдатских депутатов», 11 октября

Болезнь А.Д. Протопопова

В прокурорский надзор поступило заключение врачей, исследовавших в Николаевском военном госпитале бывшего министра внутренних дел А.Д. Протопопова. Как известно, врачи признали его душевнобольным. Заключение врачей будет передано прокуратурой в 8 отделение окружного суда для разрешения вопроса о судьбе дела, возбужденного против А.Д. Протопопова.

Сокращение хлебного пайка

Особое присутствие по продовольствию вынуждено с 21 октября с.г. временно уменьшить хлебный паек и выдавать полфунта вместо три четверти фунта по основной, полфунта вместо три четверти фунта хлеба по дополнительной карточкам.

В виду резкого сокращения подвоза яиц в течение 4-й недели октября будет выдаваться по 1 яйцу на недельный купон.

«Рабочий Путь», 13 октября

Против черной печати

Товарищи с юга России сообщают нам, что там недавние члены «Союза Русского Народа» и «Союза Михаила Архангела» теперь принялись за старую работу. Эти агенты новой Черной сотни ведут свою агитацию на почве продовольственной разрухи. Они вовсю поносят продовольственные управы. Затем эти корниловские клевреты переходят на травлю Советов, про которые они говорят, что там «буржуи и жиды» засели, что «Советы с буржуями и жидами заодно».

Если Черная сотня видит, что почва для агитации ее малоблагодарная, то на помощь привлекается старый союзник всякой реакции – «зеленый змий». Принимаются всяческие меры к спаиванию народа. Появляется в продаже не только «денатурка», но вдруг становится широко доступной и «самогонка».

Погромы, на которые невозможно было бы подбить людей трезвых, премилое дело для пьяных, которым море по колено. Для большей «верности» корниловский провокатор не прочь подделаться под большевизм.

В тех местах, где влияние нашей партии достаточно сильно, не составляет особенного труда доказать массам, что люди, выставляющие подобные погромные лозунги, жалкие провокаторы.

Хуже обстоит дело в тех местах, где до сих пор еще нет наших организаций, где большевиков знают только по корниловским и кадетским сказкам, благодаря которым там пугают большевиками детей. Там всякий хулиган, ругающий Керенского, может себя выдать за большевика. Чтобы это было невозможно, наши рабочие и солдатские организации должны напрячь все свои силы в смысле внесения революционного сознания в глухую провинцию, в деревню.

Однако не только в деревне, даже и в самом Питере огромная еще просветительная работа лежит перед нами. В рабочих районах неоднократно принимались резолюции о бойкоте буржуазной печати до «Дня» и «Единства» включительно. Но все эти резолюции, увы, оставались слишком часто на бумаге. До сих пор в рабочих районах имеют изрядное распространение грязнейшие погромные листки, как «Новая Русь» и «Живое Слово». Пора перейти от слов к делу. Пора начать осуществлять бойкот на деле. Для действительного осуществления бойкота погромных листков надо раз навсегда всем сознательным рабочим, всем членам партии дать себе и друг другу зарок покупать свои рабочие газеты только у тех газетчиков, которые не имеют и не продают буржуазных газет.

Несомненно, если найдутся рабочие, которые читают «Живое Слово» или «Новую Русь», которые считают эти грязные, враждебные пролетариату и революции листки своими газетами, то пусть эти рабочие не удивятся, если ни один честный и сознательный пролетарий не подаст им руки. Пусть те солдаты, которые из-за бойкости тона и хлесткости этих черносотенных листков станут увлекаться ими, не удивятся, если более сознательные товарищи по казарме обзовут их «корниловцами».

«Голос», 10 октября

Темные силы

Прошедший в Костроме продовольственный бунт породил слухи о планомерной контрреволюционной агитации. Указывалось на существование в Ипатьевском монастыре монархической организации. На почве таких слухов развилась уже настоящая контрреволюционная агитация. В вагонах Северных дорог видели надписи вроде: «Да здравствует Михаил» и т. п. И во время погромов, когда отбивали замки продовольственных лавок, можно было услышать, что «раньше было лучше». Установлено, что во время погрома в толпе участвовали бывшие городовые и чиновники. Этим и объясняется, что погром был направлен против евреев, обвинявшихся в злостной и организованной спекуляции.

Письмо в редакцию

В опровержение помещенной заметки в вашей уважаемой газете об освобождении из тюрьмы «черносотенца Шаманина», имею честь заявить, что судебная комиссия убедилась в моей непричастности к охранному отделению и «Черной сотне».

С почтением В.А. Шаманин

«Рабочий путь», 11 октября

Дела правительства

Клика диктаторов, шайка корниловцев и партия кадетов – мечтают: «В Москву, в Москву!» Подальше от кронштадтских матросов, поближе к черносотенным охотнорядцам. Теперь вопрос поставлен так – кто кого сможет эвакуировать? Керенский – Петроград или Петроград – Керенского?

Мужи Совета Республики выслушали вчера Керенского. Сегодня сразились Аджемов и Либер. Пока правительство орудует без стеснения и помехи, кадеты и социал-кадеты в Мариинском дворце играют в дурачки. Аджемов козыряет «черными» пиками (казаков!), Либер ходит с «красных» червей (соглашательства!). Сражайтесь, сражайтесь дворовые люди Александра Феодоровича Бонапарта. Вашей болтовне – черной и «красной» – грош цена.

«Рабочая Газета», 16 октября

Восстание Корнилова показало, что широкие массы мелкой буржуазии уже подготовлены к контрреволюции. А если принять во внимание, что в деревне растет озлобление против города вообще и против рабочих в особенности, то фактическая диктатура пролетариата, если бы она осуществилась (так как «беднейшие крестьяне» притягиваются большевиками, конечно, лишь для красного словца), означало бы ничто иное, как именно «коммуну», кратковременное восстание рабочих, которое, несомненно, было бы подавлено буржуазией при содействии части крестьянства. Большевики еще накануне сознавали опасность и «роковые последствия» преждевременного выступления пролетариата, попытки захвата власти рабочими. Они, очевидно, понимали, что при такой попытке Петроград был бы, прежде всего, отрезан от России, что здесь начались бы голодные бунты и черносотенные погромы. Они, конечно, и теперь понимают, что этим новым междоусобием воспользуется германский империализм. Большевики все это несомненно знают. Почему же они рисуют массой именно эту перспективу, почему же они зовут ее на гибельный путь? Неужели только потому, что этого требует революционное настроение петроградских рабочих и, как всегда в таких случаях, большевики, боясь потерять свое влияние, покорно плетутся за возбужденной стихией или даже за теми темными силами, которым нужно кровопролитие, нужно поражение рабочих?

«Дело Народа», 18 октября

Грозный час

Бьет грозный час внутренней смуты. Не свидетельствует ли он о том, что утратили свое обаяние слова, что дел ждут и в дела лишь поверят? Бьет час выполнения Временным Правительством своих обязательств, и формула внутренней политики, ставящей успокоение раньше реформ, долее недопустима. «…» Большевики ушли от организованной демократии – организованная демократия обязана проложить непроходимую грань между собою и большевизмом и мобилизовать свои силы, чтобы дать ему дружный и единодушный отпор. Нужно быть ленинцем – или антиленинцем.

«Рабочий путь», 19 октября

«Грозный час»

Итак, центральный орган «э» с.– «э» ров признает, что Врем. Правительство своих обязательств не выполнило и что его политика сводится к формуле: «сначала успокоение, потом реформы». Но чья же это формула? Да Петра Аркадьевича Столыпина! На седьмом месяце революции Центральный орган партии «э» с.– «э» ров, хотя и обиняками, как и подобает социал-лакеям, хотя и с ужимками, но вынужден признать, что Россией правят столыпинцы, не выполнившие своих обязательств! В монархических странах такие столыпинские правительства ввергают демократов в тюрьмы, а в странах парламентской демократии такие правительства свергаются парламентскими приемами. Но у нас все еще, как при Столыпине, «слава богу, нет парламента». И «Дело Народа» предвидит не парламентский сеанс, а «грозный час внутренней смуты». Что же советует своей партии «Дело Народа», обрисовав таким образом политическое положение? Оно обещает новую порцию слов в лакейском совете «республики» (о которой ничего «официально» не знают за границей!). Зачем только употреблять такой «мягкий» термин – «антиленинец»? Скажите прямо г.г. социал-кадеты, что нужно быть «корниловцами». Ваш ближайший союзник Плеханов уже открыто выступает как корниловец. Последуйте его примеру и признайте прямо, что спасение грядет из Быховского Назарета!

«Биржевые ведомости», 18 октября

«…» Большевик Луначарский утверждал вчера, что слухи об участии петроградского большевистского комитета в предстоящем вооруженном выступлении являются провокацией. По словам Луначарского, в осведомленности которого нельзя сомневаться, большевистский центральный комитет принимает все меры к предотвращению выступления рабочих и солдат.

«Известия Совета рабочих и солдатских депутатов», 25 октября

Разгон Совета Республики

Вчера в половине 12 утра в Мариинском дворце внешне все напоминало обычный парламентский день и притом не «большой день», а рядовой. Мало членов Совета в зале, несколько больше, но тоже мало в кулуарах.

Однако внешний вид дворца находится в полном несоответствии с настроением и членов предпарламента, и журналистов, и немногочисленной публики. Заседания не ждут. Там и здесь собираются кучки, выслушивая очередные новости. Телефонная станция занята большевистскими войсками… Мариинский дворец выключен… Занят большевиками Государственный Банк…

Нет различия между депутатами и журналистами: здесь журналист интервьюирует члена Совета, в пяти шагах происходит обратное.

Безумная авантюра

По– видимому, всякие убеждения уже бесплодны, и большевистское восстание, против которого мы все время предостерегали как против ужасного для страны испытания, организуется и начинается.

За 3 недели до выборов в Учредительное Собрание, за несколько дней до Съезда Советов большевики приняли решение произвести новый переворот. Они опираются на широко разлитое недовольство и на не менее широкую бессознательность солдатских и рабочих масс. Они взяли на себя смелость обещать и хлеб, и мир, и землю народу. Но первым следствием большевистского выступления будет ухудшение продовольствия и городов, и армии. И это ухудшение вылилось бы в полный голод, если бы большевикам действительно удалось захватить власть: ведь большевистского правительства в далеких южных степях никогда не признали бы и не дали бы ему хлеба те, кто снабжает им всю Россию. Да, конфискацией запасов в магазинах и лавках можно кормить столичное население 1-2 дня, но не больше. После этого остается только голодный бунт и погромы. «…» Не лучше обстоит дело и с миром. Неорганизованным путем, братаньями, можно прекратить стрельбу на отдельных участках фронта, можно уйти с этих участков и дать врагу возможность окружить оставшихся на позициях, перебить их или взять в плен. Можно открыть врагу фронт и дать ему возможность занять новые области. Но мира таким путем заключить нельзя.

«Известия Совета рабочих и солдатских депутатов», 1 ноября

Причины вражды к большевикам

С разных сторон слышится голос ненависти и остервенения против Рабочего и Крестьянского правительства, которое провело ряд важных законов и установило в столице образцовый порядок. Где причина этой ненависти? Кто натравляет всех и вся на Рабочее и Крестьянское правительство? Капиталистам союзных с Россией государств, при деятельном участии социал-империалиста А. Тома удалось сговориться с русскими социалистами-соглашателями и приостановить, затормозить русскую революцию. Только большевистская партия осталась на своем революционном посту, высоко держа знамя международного социализма.

Иван Толстой
Казанский пленник

Большевистский переворот глазами меньшевика Юрия Денике

Историк, публицист и социолог Юрий Петрович Денике – одна из ярких фигур русской эмиграции. Принадлежность человека к меньшевистской партии надолго отшибала у нас интерес к этого рода людям. И напрасно: хотя Петру Струве и принадлежит известная шутка «Меньшевики – те же большевики, только в полбутылках», – социал-демократы, в подавляющем большинстве бежавшие от расправы за границу, оказались в изгнании едва ли не самыми активными хранителями заветов русской интеллигенции.

Будучи законным сыном своего отца – казанского помещика Осокина, – Денике всю жизнь носил случайную фамилию. С главными событиями и настроениями его юности читатель познакомится из публикуемой здесь беседы. За ее рамками осталась история профессорства Юрия Петровича в Московском университете (1920), отъезд в 1922 г. в Берлин в составе советского представительства (своего рода мягкая эмиграция, предпринятая в те годы многими из полуоппозиционеров), разрыв с Москвой, работа (под псевдонимом Георг Деккер) в немецкой социал-демократической печати, активное участие в меньшевистском «Социалистическом вестнике», переезд в США в начале войны, переводческая деятельность (одно из его значимых достижений – русская версия воспоминаний Черчилля), участие в передачах Радио Свобода, редактирование нью-йоркского «Нового журнала» и многое другое.

Жаль, что мемуары Юрия Денике до сих пор не изданы. В ожидании их выхода послушаем его живую речь: беседа была записана в Нью-Йорке в 1964 году. Вопросы задавал историк Алексей Малышев.

– Я родился в 1887 году в крошечном городке Корсуне Симбирской губернии. Но, вследствие какой-то путаницы, у меня во всех документах помечено, что я родился в Казани, куда мой отец переехал, когда мне уже было 11 лет. Он работал судьей в небольших уездных городах, а потом в Казани.

Окончив гимназию, я занимался, главным образом, революцией: весной 1905 года Россия уже кипела. В то время в воздухе носились какие-то особые бациллы, которые заражали если не всех, то значительную часть молодого поколения. Еще в гимназии я познакомился с идеями социал-демократии, читал Маркса. Так что (по понятиям того времени) я в возрасте семнадцати лет уже был образованным марксистом.

В августе 1905 года я поступил на экономическое отделение Политехнического института в Петрограде, но там нормальные занятия продолжались только полтора или два месяца, потом Политехнический институт, как и все учебные заведения, стал местом не для лекций, а для митингов. Потом – арест, тюрьма, период подозрений в неблагонадежности, после которого я вернулся к учению, поступил в Московский университет. В 1914 году умер мой отец, и я переехал в Казань, к матери. У меня были еще младшие братья, которых надо было содержать, одной пенсии не хватало. Поэтому я окончил университет в Казани, готовился к профессорскому званию по кафедре всеобщей истории. Там и застала меня революция 1917 года.

В Казани социал-демократическая организация была большевистской. Поэтому я некоторое время был большевиком, и поначалу даже вполне убежденным, но потом, достигнув солидного возраста девятнадцати лет, расстался с большевизмом.

– По каким причинам?

– Главной причиной была аморальность их методов. Непосредственным поводом было то, что я разошелся с представлением большевиков о дальнейшем ходе революции. Я, несмотря на очень скромный возраст, выступил с мыслью, что революция или кончилась, или кончается (что тогда считалось полной ересью). До этого на меня смотрели как на молодого, подающего надежды большевика. Я встречался с Лениным – не особенно много, куда чаще я виделся с такими известными большевиками, как Богданов, Базаров, Луначарский, Гольденберг, Мандельштам-Лядов и Стеклов.

Я был, до некоторой степени, если не вундеркиндом, то необычным и неожиданным явлением. Юношей, уже более или менее глубоко вошедшиим в проблемы современной философии. Например, я переписывался с Луначарским. Но потом, когда я вернулся к учению, моя связь с партийной работой прервалась. Во-первых, к тому времени я перестал быть большевиком и относился к ним довольно резко. А кроме того (это обстоятельство выяснилось только в 1917 году), бессменная секретарша казанского Комитета, которая слыла абсолютно надежным человеком, оказалась агентом охранки.

– А как ее фамилия?

– Не помню. Помню только, что она работала зубным врачом. Что было страшно удобно, потому что на все секретные свидания, так называемые явки, мы приходили как пациенты к зубному врачу. Для партийной работы было важно иметь хороший контингент зубных врачей.

– А кого из выдающихся лидеров казанской организации большевиков вы помните?

– Молотов еще в годы революции 1905 года был учеником тамошнего реального училища. Я знал о его существовании и встречался с ним бегло. Он был на четыре года моложе меня.

– Тогда он, конечно, был Скрябиным.

– Да, Скрябиным. Он начал свою деятельность в ученическом кружке. Еще я был знаком с очень своеобразной семьей купцов Тихомирновых. Они все, за исключением одного брата, который занимался коммерцией, стали большевиками. И один из них, Виктор Тихомирнов, сыграл очень значительную роль в истории партии. Все полученное им от отца наследство он пустил на содействие большевикам. Именно он, например, финансировал первую «Правду», которая стала выходить в 1912 году. Виктор ездил к Ленину в Швейцарию и предоставил в его распоряжение весьма солидную сумму. Много позднее один бывший большевик, который был очень близок с Тихомирновым, сказал мне, что тот дал Ульянову 100 тысяч рублей. Этот факт в советской исторической литературе давно перестали упоминать, поддерживая легендарную версию, что «Правда» издавалась на средства рабочих. Тихомирнов был из одного кружка с Молотовым, и по его протекции тот был назначен секретарем «Правды», а верховным ее руководителем был Сталин. Можно сказать, благодаря этому обстоятельству и установилась связь между Сталиным и Молотовым, имевшая крупные исторические последствия.

– А как сложилась судьба Тихомирнова?

– Он работал сначала в России, потом в эмиграции, был своего рода агентом Ленина, незадолго до революции переехал в Финляндию, устанавливал связи между заграницей и Россией. Потом я его видел в Казани в семнадцатом году. Между прочим, тогда в одном откровенном разговоре Виктор признал, что большевики получали немецкие деньги. Правда, он утверждал, что средства выделило не правительство, а немецкая социал-демократическая партия. На самом деле деньги шли через такие каналы, чтобы получавшие их не знали, что они перечисляются правительством.

– А какие-то детали об этих деньгах Тихомирнов вам еще рассказал, или он сам не знал ничего больше?

– Он мне назвал какую-то сумму, я думаю, сильно преуменьшенную. Но он мог и не знать правды. Ведь среди большевиков очень мало кто был в курсе этого дела. В последнее время стало известно, что за годы войны, по январь 1918 года, на работу в России Германией было истрачено сорок семь или сорок восемь миллионов марок. Точнее, они были ассигнованы, но, кажется, не были полностью истрачены. Нельзя сказать, что все эти деньги были отданы напрямую большевикам: работа велась во множестве форм – в частности, на Украине, на Кавказе среди мусульманского населения. Так что понять, какая доля пришлась большевикам, трудно. Впрочем, из недавно опубликованной официальной сводки видно, что денежная масса была не так уж велика: в маленькой Румынии было истрачено больше, чем во всей громадной Российской Империи. А в Румынии все-таки большевистской революции не было. Так что утверждение Бориса Натановича Шуба, будто без этих денег не было бы Октябрьской революции, – вздор.

Но интересно отметить любопытный факт: все остававшиеся в Казани большевики, за единичными исключениями, ушли от большевизма и в семнадцатом году образовали меньшевистскую организацию. Большевикам пришлось создавать (и этим занимался именно Тихомирнов) свою организацию в Казани заново.

Я был тогда военным обозревателем местной либеральной газеты «Камско-Волжская речь». При той системе информации о ходе войны, которая тогда существовала, было совершенно невозможно разобраться, какие военные операции происходят на фронте. В официальных сообщениях всегда указывали какие-то маленькие, совершенно неизвестные местечки. Только с помощью чрезвычайно подробных карт Генерального штаба, которые я достал, можно было понять, что на самом деле происходит. Скажем, сообщалось, что наши войска заняли позиции вблизи такого-то городка. Никто не знал, что это означало довольно-таки резкое отступление от прежде занятых позиций.

– А сколько раз вы встречали Ленина, и в какие годы?

– Помню, встретил его в конце 1905 года. После заседания Совета я с несколькими товарищами обыкновенно заходил в пивную, и один раз я пил пиво за одним столом с Лениным, и мы разговаривали. Другой раз я шел с ним рядом на какой-то демонстрации, помню, что он со всеми вместе пел «Варшавянку»; мне говорили, что это единственная песня, которую Ленин знал и мог петь. И потом встречал его на различных собраниях. В последний раз я его видел на собрании в Териоках 6 августа 1906 года.

В 1905– 1906 годах Ленин, как я думаю, совершенно не понимал русской действительности.

Приведу очень любопытный эпизод. Первая Государственная Дума была разогнана после того, как фактически голосами кадетской партии была принята резолюция по аграрному вопросу. Ленин же до такой степени не разбирался в существе дела, что посчитал, будто эта резолюция явилась результатом сделки между кадетской партией и правительством, и уехал из Петербурга в дачное место Саблино писать брошюру об измене кадетов революции. И только он ее начал, как Дума была распущена.

Еще он категорически утверждал, что в сентябре, самое позднее в октябре 1906 года пойдет полоса восстаний. Даже мне, тогда почти мальчику, было совершенно ясно, что это абсолютно нереальная перспектива.

Но в 1917 году, надо признать, он чрезвычайно точно учуял стихию русской жизни, и на этом он построил свою концепцию захвата власти. Она, кстати, сначала совершенно поразила почти всех своей фантастичностью. На собрании в Петрограде, где Ленин излагал свой план (я там уже не был, так как ничего общего с большевиками не имел), один мой очень близкий товарищ стоял рядом с Крупской. Она повернулась к нему и сказала: «Ильич, кажется, с ума сошел!» – до такой степени это все выглядело утопически.

Между тем печальный опыт показал, что концепция эта была как раз самая реалистическая из тогда существовавших. Несмотря на то, что Ленин долго жил в эмиграции, он сумел наладить регулярные сношения с Россией и, видимо, был хорошо ориентирован.

– Вы думаете, что Ленин основывался на каком-то логическом анализе положения?

– Здесь сработало несколько факторов. Но надо все-таки отметить, что всего за месяц до Февральской революции Ленин читал в Цюрихе доклад, где говорил о том, что наше поколение революцию не увидит. И сам факт революции дал очень мощный толчок его мыслям. Он ожидал, что Февральская революция развяжет революцию на Западе, что российский пример будет иметь решающее значение. Но, с другой стороны, все-таки учуял бурю в самой России (а многие ее как раз не ощущали и представляли себе развитие революции очень идеалистически).

И тут, я думаю, нужно отметить один факт. В России было ожидание революции; конечно, трудно говорить за всех, настроения были очень различные. Но начиная с весны 1915 года стали доходить слухи, а потом и рассказы возвращавшихся из отпусков или раненых о совершенно угнетенном настроении в армии и о той катастрофе, которая происходила на фронте: если не во всех, то во многих боевых частях просто-напросто не было оружия. Я почувствовал это настроение, когда однажды услышал песню, которую пела рота солдат. Мне были известны такие слова на этот мотив: «А вот и окопы, Трещат пулеметы, А их не боятся…»

И вдруг солдаты запели: «Ряд за рядами Ложатся солдаты, Знамя упало, Знаменщик убит…»

Эти слова, согласитесь, звучали совсем не вдохновляюще.

Я представлял себе революцию как какой-то хаос в обстановке военной катастрофы. Тем не менее, когда к нам в Казань пришло известие о революции, то первое (очень короткое) время у всех было настроение удовлетворенности, радости.

– А в какой форме пришло сообщение?

– Вот это факт, недостаточно освещенный в литературе. Когда было образовано Временное правительство, забота о путях сообщения была поручена купцу-коммерсанту Бубликову, который выдвинул блестящую идею – распространить по железнодорожному телеграфу на всю страну известие о происшедшем. Благодаря этому революция прошла гладко – она была воспринята как совершившийся факт. Таким образом известие было получено и в Казани.

– Все сразу же заговорили, что это была именно революция, а не мирная перемена власти?

– Революция. Тем более что через несколько дней было провозглашено Учредительное собрание, о котором говорили все революционеры много лет. Неделю с лишним я находился в сравнительно благодушном настроении, пока не увидел воззвание, пришедшее из Петрограда. Это воззвание очень отличалось от официальной примирительной позиции, которую заняли в Петрограде Каменев и Сталин, вернувшиеся из ссылки. В нем говорилось о необходимости самой резкой борьбы против Временного правительства с целью захвата власти и полного переворота. Помню, как знакомый, показавший мне документ, смеялся: «Смотрите, какие дураки, что они там выдумывают». Я ответил: «Нет, не дураки, так и будет».

Позже я нигде не мог найти ни текст этого воззвания, ни каких-либо точных сведений о нем. Я считаю вероятным, что оно исходило от маленькой казанской группы, к которой принадлежали Тихомирнов и Молотов, находившиеся в оппозиции к направлению Каменева-Сталина.

Явного антагонизма еще не было, хотя кое-какие разногласия уже проявились. Уже было впечатление, что есть две власти, каждая из которых живет своей жизнью. Причем реальная власть была в руках Советов рабочих депутатов.

Приведу пример: одним из очень важных моментов, еще до революции предвещавших катастрофу, было расстройство транспорта. Перебои с продовольствием возникали не потому, что не было продуктов, а потому, что не было возможности их доставить. И вот в Казани накануне мусульманских праздников начался татарский бунт: не было в продаже пшеницы, а она нужна была для приготовления ритуальной еды. Случилась бурная демонстрация. Арестовали городского голову, хотели его убить. Новая милиция оказалась совершенно бессильной, не знала, что ей делать. И вот тогда одному из моих товарищей пришла мысль – весь Совет рабочих депутатов, несколько сот человек, должен выйти на площадь. И это подействовало, бунт кончился. Как раз в этот день в Казань прибыл новый командующий войсками, который позднее мне говорил: «Вы знаете, я увидел это смятение в городе, и думал, что все станут ходить на головах. Но был совершенно поражен магическому действию нескольких сот людей с красными повязками».