Текст книги "Энциклопедия купеческих родов. 1000 лет русского предпринимательства"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 40 страниц)

Третьяковы

Происходили из старого, но небогатого купеческого рода. Елисей Мартынович Третьяков, прадед Сергея и Павла Михайловичей, из купцов города Малого Ярославца, прибыл в Москву в 1774 году семидесятилетним стариком с женой Василисой Трифоновной, урожденной Бычковой, и двумя сыновьями, Захаром и Осипом. В Малоярославце купеческий род Третьяковых существовал еще с 1646 года.

В 1800 году Захар Елисеевич остался вдовцом с малолетними детьми, снова женился в 1801 году; от второй жены Авдотьи Васильевны родился сын Михаил. В 1831 году Михаил Захарович женился на Александре Даниловне Борисовой. Он скончался в 1850 году, 49-ти годов от роду. У него были дети: старший сын Павел Михайлович, родившийся в 1832 году, Сергей Михайлович (1834), Елизавета Михайловна (1835), Софья Михайловна (1839) и Надежда Михайловна. Павел Михайлович был женат на Вере Николаевне Мамонтовой, Сергей Михайлович – на Елизавете Сергеевне Мазуриной. Елизавета Михайловна была замужем за Владимиром Дмитриевичем Коншиным, Софья Михайловна – за Александром Степановичем Каминским. Надежда Михайловна – за Яковом Федоровичем Гартунгом.

Все дети получили полное домашнее образование. Учителя ходили на дом, и Михаил Захарович сам следил за обучением детей.

История рода Третьяковых в сущности сводится к жизнеописанию двух братьев, Павла и Сергея Михайловичей. Не часто бывает, чтобы имена двух братьев являлись так тесно связаны друг с другом. При жизни их объединяли подлинная родственная любовь и дружба. В вечности они живут как создатели галереи имени братьев Павла и Сергея Третьяковых.

Оба брата продолжали отцовское дело, сначала торговое, потом промышленное. Им принадлежала известнейшая Новая Костромская мануфактура льняных изделий. Они были льнянщики, а лен в России всегда почитался коренным русским товаром. Славянофильствующие экономисты вроде Кокорева всегда восхваляли лен и противопоставляли его иноземному американскому хлопку.

Торговые и промышленные дела Третьяковых шли очень успешно, но все-таки эта семья никогда не считалась одной из самых богатых; упоминая об этом, подчеркиваю, что при создании своей знаменитой галереи Павел Михайлович тратил огромные, в особенности по тому времени, деньги, может быть, несколько в ущерб благосостоянию своей собственной семьи.

Оба брата усердно занимались своими промышленными делами, но это не мешало им уделять немало времени и иной деятельности: оба они широко занимались благотворительностью, в частности ими было создано весьма ценное в Москве Арнольдо-Третьяковское училище для глухонемых. Было и другое: Сергей Михайлович много работал по городскому самоуправлению, был городским головой. Павел Михайлович целиком отдал себя собиранию картин. Оба брата были коллекционерами, но Сергей Михайлович собирал как любитель; Павел Михайлович видел в этом своего рода миссию, возложенную на него Провидением.

О Третьяковской галерее существует целая литература.

Недавно в Советской России была опубликована книга, составленная его дочерью, Александрой Павловной Боткиной, «Павел Михайлович Третьяков в жизни и искусстве». Нет поэтому, думается мне, оснований подробно здесь на этом останавливаться. Я приведу лишь для полноты характеристики несколько строк, обрисовывающих то, как он сам понимал свою миссию: в своем заявлении в Московскую городскую думу о передаче Москве его галереи и галереи его покойного брата он писал, что делает это, «желая способствовать в дорогом мне городе полезным учреждениям, содействовать процветанию искусства в России и вместе с тем сохранить на вечное время собранную мной коллекцию». Эта же последняя мысль нашла отражение в его приписке к духовному завещанию, сделанной незадолго до его смерти. Давая иное назначение завещанному капиталу на приобретение новых картин, он говорит: «Нахожу не полезным и не желательным для дела, чтобы Художественная галерея пополнялась художественными предметами после моей смерти, так как собрание и так уже очень велико и еще может увеличиться, почему для обозрения может сделаться утомительным, да и характер собрания может измениться, то я по сему соображению…» – и т. д.

Нужно сказать, что эта приписка, о юридическом значении которой юристы немало спорили, осталась невыполненной, и галерея стала менять свой характер еще до революции, когда во главе ее стоял И. Грабарь.

Передачу галереи городу Павел Михайлович хотел произвести возможно более тихо, без всякого шума, не желая быть в центре общего внимания и объектом благодарности. Ему это не удалось, и он очень был недоволен. Его особенно огорчил собранный в Москве съезд художников, на который он не пошел, и статья В.В. Стасова в «Русской старине». Эта статья появилась в декабрьской книжке 1893 года и произвела большое впечатление. В ней впервые было обрисовано то значение, которое имело третьяковское собирательство картин для развития русского искусства и, в частности, живописи. Вот как характеризует Стасов Третьякова как собирателя: «С гидом и картой в руках, ревностно и тщательно, пересмотрел он почти все европейские музеи, переезжая из одной большой столицы в другую, из одного маленького итальянского, голландского и немецкого городка в другой. И он сделался настоящим, глубоким и тонким знатоком живописи. И все-таки он не терял главную цель из виду, он не переставал заботиться всего более о русской школе.

От этого его картинная галерея так мало похожа на другие русские наши галереи. Она не есть случайное собрание картин, она есть результат знания, соображений, строгого взвешивания и, всего более, глубокой любви к своему дорогому делу. Крамской писал ему в 1874 году: «Меня очень занимает, во все время знакомства с вами, один вопрос: каким это образом мог образоваться в вас такой истинный любитель искусства. Я очень хорошо знаю, что любить разумом очень трудно».

От брака с В. Н. Мамонтовой у Павла Михайловича было шесть человек детей – два сына и четыре дочери. Один из сыновей, Иван, умер восьмилетним мальчиком, другой, Михаил, пережил отца, но был болен душевной болезнью. Из дочерей две, – Александра и Мария, – были замужем за двумя братьями Боткиными, Сергеем и Александром Сергеевичами. Сергей Сергеевич был доктором медицины, в дальнейшем – лейб-медиком, как и его отец Сергей Петрович. Вера Павловна была женой известного музыканта А. И. Зилоти, а Любовь Павловна вышла за художника Н. И. Гриценко.

У Сергея Михайловича от первого брака (с Елизаветой Сергеевной Мазуриной) был сын Николай Сергеевич, скончавшийся сравнительно рано; других сыновей у него не было. Николай Сергеевич был женат на Александре Густавовне Дункер, сестре инженера К. Г. Дункера.

У них было два сына и три дочери. Старший сын, известный общественный деятель Сергей Николаевич Третьяков, женат на Н. С. Мамонтовой.

П. Бурышкин

Щукины

I

Благодаря выгодному своему географическому положению, Москва с первых же годов своего существования начала завоевывать видное место не только в политическом отношении, но и становится центром внутренней торговли в России. В центре ее основывается исключительно торговая часть (Китай-город), застроенная одними торговыми лавками и обнесенная стеною (1535 г.). Торговали там русские торговые люди, по своему происхождению частью горожане, частью слобожане и посадские люди, и притом не все свободные, между ними много было людей, принадлежавших монастырям и частным лицам. Торгово-промышленное сословие Москвы в течение целого ряда веков пополнялось и пополняется выходцами из других городов и селений; когда энергичному промышленнику-предпринимателю или коммерсанту становится тесно у себя на родине, он старается перенести свою деятельность в Москву. Среди громадного количества крупнейших московских торгово-промышленных фамилий найдется очень немного таких, которых прошлое за 150–200 лет до наших дней принадлежало бы Москве. Устроившись в столице, такой предприниматель всегда продолжал то дело, с которым освоился на месте.

У промышленника главною двигательною силою является знание производства, а у коммерсанта – его капитал. В истории мануфактурной промышленности только в последнее время стало наблюдаться соединение в одних руках производства товара с оптовою и розничною торговлею им. В те времена, когда существовала помещичья фабрика и не было большой капиталистической фабрики, купец был скупщиком готового фабриката, если суровье было местного производства; когда же суровье являлось привозным продуктом, как, например, бумажная пряжа для ткача или миткаль для красильщика, то в этом случае оптовый торговец являлся заказчиком работы – «давальцем». В деле развития хлопчатобумажной промышленности «давальцы» и оптовые скупщики сыграли большую роль: располагая готовым суровьем, и безденежный фабрикант имел возможность вести фабричное дело, малосильный или мелкий производитель не в состоянии был бы для сбыта товаров открыть собственную торговлю, которая у нас в России искони ведется при наличности долгосрочных кредитов. Разумеется, далеко не бескорыстно капиталист-скупщик являлся посредником между фабрикантом и розничным торговцем. В ранний период хлопчатобумажной промышленности вся оптовая торговля готовым фабрикатом сосредоточилась в руках 15–20 крупных скупщиков, которые держали в своих руках и фабрики, и рынки. Они давали чувствовать фабрикантам, что без них, без их финансовой поддержки фабрики существовать не могут, а в то же время, стоя далеко от производства, они были заинтересованы больше в дешевизне, чем в качестве товаров; были даже сорта товаров, составлявшие монополию не фабрики, а заказчика. В 70-х и 80-х годах прошедшего столетия такими скупщиками на московском рынке были Харузин, Оконишников, Щукин, братья Щаповы, Дунаев, Алексеев, Карцев, Лебедев, К. Прохоров и др. За последние 30 лет многие из этих фирм сошли со сцены, а на их место народились новые, но уже не столь могучие, чтобы вершить дела фабрик, ставших на ноги. В настоящее время Торговый дом Щукиных среди скупщиков хлопчатобумажных изделий занимает первое место.

Родоначальником этой одной из старых торговых фирм в Москве был Василий Петрович Щукин, уроженец города Боровска Калужской губернии. В конце семидесятых годов XVIII века Василий Петрович учредил в Москве торговлю мануфактурным товаром и продолжал ее в течение пятидесяти лет; сын его Иван Васильевич в 1838 году основал собственное торговое дело под фирмою «Иван Васильевич Щукин», которую в 1878 году преобразовал в Торговый дом «И. В. Щукин с сыновьями». При этом в дело были приняты четыре его сына: Николай, Петр, Сергей и Дмитрий Ивановичи. В 1881 году Николай Иванович Щукин вышел из дела и вступил в качестве директора правления в дело товарищества Даниловской мануфактуры. После смерти Ивана Васильевича в 1890 году (он умер 75-ти лет) дело продолжали его сыновья. После смерти Николая Ивановича Щукина, в 1912 году, вступили в дело сын Сергея Ивановича Щукина – Иван Сергеевич и Георгий Федорович Фридрихсон.

Покойный Николай Иванович Щукин был коллекционер, любитель старины; в его собрании находится много старинных рукописей, кружев, различных тканей и др. Для собранных предметов Николай Иванович в Москве, на Малой Грузинской, выстроил прекрасное здание в русском стиле. По завещанию Николая Ивановича, вся его коллекция, вместе с домом, поступила в собственность Исторического музея, в здание которого в настоящее время и перевозятся предметы Щукинского музея.

Сергей Иванович Щукин имеет картинную галерею из работ французских художников.

Торговый дом Щукиных производит продажу, главным образом, ситцев Иваново-вознесенского района следующих фабрик: товарищества Ку-ваевской мануфактуры, товарищества Никанора Дербенева с-ей, товарищества мануфактур Н. М. Полушина н-ки, товарищества А. М. Гандурина с братьями, товарищества Никона Гарелина, товарищества мануфактур Фокиных, а также товарищества Шуйской мануфактуры в городе Шуе и товарищества Прохоровской Трехгорной мануфактуры в Москве.

Торговый дом ведет обширную торговлю при большом торговом обороте, продавая товары во все места Центральной России, а также в Сибирь, на Кавказ, Урал, в Среднюю Азию и Персию. В последние годы Торговый дом, кроме ситцев, платков, бельевых, одежных товаров и бумажных тканей, начал продавать в значительном размере шерстяные, шелковые и льняные товары.

Ч.М. Иоксимович

II

Родоначальник этой замечательной семьи Петр Щукин происходил из купечества города Боровска Калужской губернии. Он переселился в Москву во второй половине XVIII века и стал торговать. Род Щукиных упоминается в московских писцовых книгах с 1787 года.

Его сын, Василий Петрович, продолжал его дело. Он скончался в 1836 году, 80-ти лет от роду; надо думать, что он не родился в Москве, а пришел в нее вместе со своим отцом из Боровска.

Сын его, Иван Васильевич, был подлинным основателем щукинской династии. При нем их фирма и его семья заняли то первенствующее место в торгово-промышленной Москве, которое они с той поры неукоснительно занимали.

И. В. Щукина подробно описал в своих воспоминаниях его сын Петр Иванович. Из них я позаимствую лишь несколько строк, добавив, что Иван Васильевич был, несомненно, один из самых – не побоюсь сказать – гениальных русских торгово-промышленных деятелей. Его престиж и влияние в Москве были чрезвычайно велики. И вовсе не из-за его богатства. В Москве тогда было много богатых людей, может быть, даже богаче Щукиных, но которые не пользовались далеко тем почетом, который приходился на долю Щукиных. Щукинская фирма была одной из самых уважаемых в Москве.

Вот как говорит Петр Иванович в своих воспоминаниях про своего отца: «Отец вел очень деятельную жизнь. Как человек уже пожилой, он ложился спать рано и вставал тоже рано; в театрах отец обыкновенно не досиживал до конца представления, и в ложах Московского Большого театра, где имеется комнатка с диваном, обыкновенно засыпал во время итальянской оперы, несмотря на то, что очень ее любил. По утрам из всей нашей семьи вставал раньше всех отец. Перед тем как спуститься в столовую, пить кофей в халате и туфлях, отец вызывал к себе повара Егора…

Отец любил красное вино и был большим его знатоком. Шампанское он не переносил. Сладкое варенье еще посыпал сахаром…

Отец был сильный брюнет, но с годами волосы на голове и борода стали у него седеть, только одни брови, которые были у него чрезвычайно густые, оставались черными. У отца были такие выразительные глаза, что от одного его взгляда дети моментально переставали реветь; взгляд отца действовал и на взрослых; говорил он всегда очень громко, все равно, было ли это дома, в гостях или на улице. Даже за границей говорил на улице так громко, что прохожие оборачивались; речь у него была ясная и выразительная. Вот два его характерных выражения: об одном мужчине, у которого было много волос на голове, отец сказал, что «у него волос на три добрых драки», об одном горьком пьянице отец выразился так: «Пьет запоем, да еще каждый день пьян».

Иван Васильевич был женат на старшей дочери П. К. Боткина, и это делало его родней многих именитых купеческих фамилий того времени. У него было шесть сыновей и, кажется, пять дочерей. Все сыновья: Петр, Сергей, Николай, Владимир, Дмитрий и Иван Ивановичи – принимали участие в Щукинской фирме, но многие из нее впоследствии вышли, по тем или иным обстоятельствам. Из дочерей, кажется, ни одна не была замужем за представителем купеческой фамилии.

Из сыновей Ивана Васильевича самыми известными были Петр, Сергей и Иван Ивановичи.

Петр Иванович, автор воспоминаний, столь ценных для купеческой Москвы, был одним из самых известных в Москве коллекционеров русской старины. Он отличался от других тем, что не только собирал, но и популяризировал собранные им сокровища. Им было составлено подробное описание его музея, а самые интересные документы из его коллекции он полностью перепечатывал в издаваемом им «Щукинском сборнике». Вышло 10 томов этого сборника и, кроме того, три тома бумаг, относящихся к Отечественной войне 1812 года.

Его коллекции были переданы в Исторический музей в Москве; за это его также сделали «генералом». Я очень хорошо его помню: не раз он показывал мне свой музей. Он любил ходить в форменной шинели ведомства народного просвещения, с синими отворотами. Напоминал видом почтенного директора какой-нибудь гимназии.

Сергей Иванович занимает совершенно исключительное место среди русских – и московских – самородков-коллекционеров. Собирал он картины современной французской живописи. Можно сказать, что вся французская живопись начала текущего столетия: Гоген, Ван Гог, Матисс, часть их предшественников, Ренуар, Сезанн, Монэ, Дега – находится в Москве, и у Щукина, и, в меньшей степени, у Ивана Абрамовича Морозова.

В щукинской коллекции замечательно то, что Сергей Иванович показал картины того или иного мастера в то время, когда он не был признан, когда над ним смеялись и никто не считал его гением. Покупал он картины за грош, и не по своей скаредности и не по желанию прижать или притеснить художника, но потому, что картины его не продавались и цены на них не было.

Но как бы то ни было, щукинское собрание стало изумительным по своей ценности музеем новой французской живописи, которому не было равного ни в Европе, ни в самой Франции. Когда в 1917 году, после Февральской революции, в Москву приезжали два французских депутата-социалиста – Мариюс Мутэ и Марсель Кашэн, то я – в то время товарищ городского головы – был назначен сопровождать этих именитых гостей. Я помню, что один из них, кажется Мутэ, попросил меня устроить им возможность ознакомиться со щукинской, морозовской коллекциями.

И. А. Морозов наотрез отказал, сказав, что его картины упакованы, так как он собирается увозить их из Москвы. А С. И. Щукин не только согласился, но сам подробно свои галереи показал. Я помню, что Мутэ мне сказал после осмотра: «Вот видите, наша буржуазия все эти сокровища пропустила, и ее не трогают, а ваша их собрала, и вас преследуют».

Сергей Иванович обладал, несомненно, исключительным даром распознавать подлинные художественные ценности и видел их еще тогда, когда окружающие их не замечали. Это и дало ему возможность создать свое изумительное собрание, что и сотворило ему всеевропейскую славу. Он сам мне рассказывал, что когда уже в беженстве он обосновался в Париже, то крупнейший торговец картинами просил его «начать кого-нибудь собирать». Он предлагал ему дать безвозмездно большое количество картин того или иного художника, с тем, что они смогут официально заявить, что картины этого художника собирает Щукин. Он заверил Сергея Ивановича, что в этом деле нет никакого элемента «благотворительности» и что они не проиграют, а заработают. Сергей Иванович на это не пошел, но сказал, что если бы он мог собирать, то собирал бы Рауля Дюфи.

Есть и другой пример отношения Сергея Ивановича к своему «собирательству», к тому, как он смотрел на творимое им дело. В конце 20-х годов, с связи с попыткой советского правительства реализовать за границей русские художественные ценности, начались процессы о собственности на эти предметы искусства. Много говорили о процессе, начатом госпожой Палей, урожденной Карпович, морганатической женой великого князя Павла Александровича. Говорили также и о том, что С. И. Щукин собирается судебным порядком вызволить свои коллекции. Я помню, что когда я спросил Сергея Ивановича, верно ли это, он очень взволновался. Он всегда заикался, тут стал еще больше заикаться и сказал мне: «Вы знаете, я собирал не только и не столько для себя, а для своей страны и своего народа. Что бы на нашей земле ни было, мои коллекции должны оставаться там».

Сергей Иванович был годом старше моего отца, и у нас, следовательно, была большая разница лет: он был старше меня на 36 лет, но, несмотря на это, нас связывала – не боюсь это сказать – глубокая и искренняя дружба.

Сергей Иванович очень много путешествовал, был в Египте, странствовал по пустыне, организовав для этого особый караван; он мне говорил, что это было одно из самых сильных и приятных воспоминаний его жизни.

Он был женат два раза: на Лидии Григорьевне Кореневой и на Надежде Афанасьевне, по первому браку Конюс. От первого брака у него было три сына: Иван, Григорий и Сергей – и дочь Екатерина. Два сына, Григорий и Сергей, трагически покончили с собой в молодом возрасте. От второго брака – дочь Ирина.

Иван Сергеевич, которого я также очень хорошо знаю, окончил филологический факультет, был учеником профессора Ключевского. По инициативе Ивана Сергеевича Сергей Иванович выстроил Психологический институт при Московском университете. В эмиграции Иван Сергеевич переменил специальность: он блестяще защитил диссертацию на степень доктора Сорбонны по истории восточных искусств – Персии и Индии – и, будучи французским гражданином, работает и до сих пор, если не ошибаюсь, в области археологических раскопок где-то в восточных странах.

Говоря о щукинской семье, нужно вспомнить еще младшего брата Сергея Ивановича – Ивана Ивановича. Он не участвовал в торговом доме, был выделен и проживал в Париже, на авеню Ваграм. Он собирал русские книги, главным образом по истории русской философии и истории русской религиозной мысли. Был близок с русской эмиграцией первых лет текущего столетия, в частности с М. М. Ковалевским, и, когда существовала Высшая школа социальных наук, читал там лекции. Как многие из Щукиных, он был человек очень одаренный и интересный. У него постоянно собирались его друзья из русских интеллигентов Парижа. В конце его жизни его материальное положение пришло в расстройство, и на почве материальных затруднений он наложил на себя руки. Его библиотека была приобретена Школой восточных языков и является наилучшим русским книгохранилищем Парижа.

П. Бурышкин