Текст книги "Энциклопедия купеческих родов. 1000 лет русского предпринимательства"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 40 страниц)

Любовь к делу жила в Павле Михайловиче так же страстно, как и в отце его Михаиле Яковлевиче, и наступившая старость заставляла особенно нетерпеливо относиться ко времени вступления сыновей в коммерческую жизнь. В 90-х годах уже четверо из его сыновей работали в деле, и Павел Михайлович, умирая в 1899 году, мог быть спокоен за созданное им дело, так как сознавал, что оно находится в умелых и дружных руках.

Мы уже указывали, что Торговый дом П. и В. бр. Рябушинских вел в значительных размерах учет первоклассных торговых векселей. При жизни Павла Михайловича эта деятельность в товариществе продолжала развиваться, и среди лиц, кредитовавшихся одним из крупных был известный торгово-промышленный деятель юга – А. К. Алчевский, который незадолго до своей трагической кончины для реализации долга продал Рябушинским часть своих акций Харьковского земельного банка.

В 1901 году, когда разразился крах во всех делах, руководимых покойным Алчевским, братьям Рябушинским, оказавшимся самыми крупными акционерами Харьковского земельного банка, пришлось войти ближе в дела банка. На место старого правления было выбрано общим собранием новое, в состав которого вошли: Вл. П. Рябушинский, М П. Рябушинский, П. П. Рябушинский, Вл. Гр. Коренев, Е. П. Лапкин, М. Ил. Антропов и П. К. Котов. Пришлось пополнить часть утраченного прежним правлением капитала и выпустить новые акции, причем этот выпуск был гарантирован товариществом мануфактур П. М. Рябушинского с сыновьями.

За последние десять лет дела Харьковского земельного банка приведены в нормальное для русского земельного кредита состояние. Дивиденд 1911–1912 годов был 26 рублей на акцию, причем цена акций, в начале 1901 года, стоявшая в 266–268 рублях и упавшая во вторую половину этого года до номинальных 200 рублей, в настоящее время, в 1912 году, держится в 455 рублях. Выпуск закладных листов, упавший в 1901 году до 92 миллионов рублей, в настоящее время достигает суммы 142 миллиона рублей.

Наличность капитала, не находящего себе помещения в собственные промышленные дела, неминуемо побуждает совершать кредитные операции: учет векселей или покупку и продажу процентных бумаг.

Эти операции издавна совершались Рябушинскими, которые в 1902 году решили придать им более организованную форму банкирского дома. В этом деле участвовали: П. П. Рябушинский, С. П. Рябушинский, Вл. П. Рябушинский, Ст. П. Рябушинский, М. П. Рябушинский, Дм. П. Рябушинский и Ф. П. Рябушинский. Основной капитал был объявлен – 5.000.000 рублей. В Банкирском доме было три распорядителя – П. П. Рябушинский, Вл. П. Рябушинский и М. П. Рябушинский. Доверенным Банкирского дома состояли: Ал. Вл. Кисляков, Н. М. Крашенников и Р. Г. Штесс.

В течение десяти лет деятельности Банкирского дома он открыл 12 отделений: в 1906 году – в городе Вышнем Волочке, в 1908 году – в городе Ржеве, в 1909 в С.-Петербурге и Ярославле, в 1910 – в Иваново-Вознесенске, Витебске, Вязьме, Костроме, Сергиевом Посаде и Смоленске, в 1911 году – в городах Острове, Пскове, Сычевке и Богородске.

Обороты этих отделений Банкирского дома были следующие:

Отделения:

1908 г.

1909 г.

1910 г.

1911 г.

руб. коп.

руб. коп.

руб. коп.

руб. коп.

Ржевское

20 784 479 25

38 373 128 75

49 476 276 34

59 713 610 72

В. Волоцкое

9 861 392 18

11 289 792 20

14 471 512 69

17 648 671 85

С.-Петербург.

9 413 222 22

346 108 569 58

496 901 046 77

Ярославское

3 038 350 96

67 319 833 67

67 143 939 80

Иван. – Вознес.

4 561 564 02

58 844 601 68

Смоленское

1 964 383 62

24 815 483 77

Витебское

1 173 963 13

18 530 818 46

Костромское

1 010 682 90

15 841 076 17

Серг. – Посад.

849 156 58

8 053 673 61

Вяземское

787 889 -

21 610 771 12

Богородское

18 384 718 22

Островское

1 847 810 18

Псковское

1 561 653 35

Сычевское

193 168 14

Обороты московского правления Банкирского дома были следующие:

Год

Руб. коп.

1902

3 019 975 95

1903

33 695 311 60

1904

71 777 152 82

1905

313 424 424 86

1906

642 866 796 34

1907

660 628 663 78

1908

742 347 218 31

1909

915 941 883 21

1910

1 197 219 114 92

1911

1 423 286 596 47

Выбор мест для открытия отделений Банкирским домом показывает на сосредоточивание им своей деятельности исключительно в нечерноземной России и по преимуществу в районе развития льноводства и мануфактурной промышленности. Из этих районов первый до сих пор слабо был обслуживаем организованным кредитом, между тем как население его издавна выделяет из себя торговые и промышленные силы, без кредита не могущие на местах развить до значительных размеров свои дела.

Десятилетняя работа Банкирского дома не имела в сущности самостоятельного значения: она была как бы школой, которая вырабатывала необходимый опыт и подготовляла служебный персонал для более широкой и устойчивой банковой организации, которая при акционерной форме могла бы работать, привлекая к себе русский капитал.

С января 1912 года Банкирский дом братьев Рябушинских преобразовался в акционерное предприятие под названием «Московский банк», с основным капиталом в 20 миллионов рублей к 1 января 1913 года. Названием своим банк должен был выразить свою связь с московским купечеством, из которого многие являются учредителями банка. Кроме Павла, Сергея, Владимира, Степана, Михаила и Дмитрия Павловичей Рябушинских, в число учредителей вступили: М. Н. Бардыгин, Ал. Ф. Дерюжинский, Ал. Андр. Карзинкин, Ал. Г. Карпов, Н. Т. Каштанов, Ал. Ив. Коновалов, Вл. Гр. Коренев, Гр. Ал. Крестовников, Ал. Ив. Кузнецов, Ив. П. Кузнецов, Гр. Ив. Мальцов, Ив. Абр. Морозов, В. В. Носов, М. Ал. Павлов, Л. Арт. Рабенек, Д. В. Сироткин и С. Н. Третьяков.

Развивая финансовую деятельность товарищества, третье поколение Рябушинских не меньшее внимание уделяло и промышленным делам фирмы.

Через месяц после кончины Павла Михайловича Рябушинского 30 января 1900 года, в Заворове произошел громадный пожар, уничтоживший прядильную и ткацкую фабрики. Этот пожар заставил товарищество приняться за переустройство обеих фабрик, оборудовав их вновь машинами и приняв во внимание все наличные усовершенствования в технике прядильного и ткацкого дела. С 1901 года для отопления фабрик начата разработка тремя машинами торфяных болот, но в то же время лесная площадь, принадлежащая товариществу, продолжала увеличиваться, и в течение последних 12 лет было приобретено 27 тысяч десятин. Фабрики соединены с Николаевской железной дорогой рельсовым путем. Для рабочих построена трехэтажная казарма на 130 семейств. Построено новое большое здание для фабричной школы. В настоящем году построена центральная силовая станция для обслуживания всех фабрик энергией.

В связи с покупкою лесов товарищество за последние годы начало развивать свое лесоторговое дело.

Стремясь по возможности помещать в промышленные дела свободный капитал, товарищество за последние десять лет вышло из своих прежних рамок мануфактурной промышленности и имеет целый ряд новых дел: писчебумажное, стекольное, типографское и др.

Из восьми сыновей Павла Михайловича совместно работают в настоящее время шесть братьев, так как Николай Павлович Рябушинский, не имея склонности к торгово-промышленным делам, выделился и вышел из состава товарищества мануфактур П. М. Рябушинского с сыновьями. Младший же из братьев Федор Павлович работал только три года и скончался в 1910 году от скоротечной чахотки.

Главными работниками в различных делах товарищества являются Павел Павлович, Сергей Павлович, Владимир Павлович, Степан Павлович и Михаил Павлович, так как Дмитрий Павлович хотя и участвует во всех делах товарищества, но главным образом занят научной деятельностью в устроенном им Аэродинамическом институте для разработки вопросов воздухоплавания. В настоящем году он дополнил его постройкой гидродинамической лаборатории на реке Пехорке.

Покойный Федор Павлович оставил о себе память как инициатор и организатор научной экспедиции по изучению Камчатки. С целью лучшего ознакомления с Сибирью он пригласил А. А. Ивановского прочесть ему полный курс географии, антропологии и этнографии Сибири, Федор Павлович отнесся к этому курсу с громадным интересом; во время лекций он аккуратно вел записки и заметки; немедленно приобретал рекомендуемые для прочтения книги и основательно знакомился с ними; в конце концов у него составилась обширная библиотека книг о Сибири, как русских, так и иностранных, а также большое собрание географических карт и атласов. В первой половине курса, когда давалась подробная характеристика Западной Сибири, Федор Павлович особенно заинтересовался Алтаем, его природою и кочевым населением. В это время впервые у него зародилась мысль снарядить научную экспедицию в Алтай и он хотел осуществить ее в ближайшее же лето. Но когда в дальнейшем развитии курса Федор Павлович познакомился с нашими дальневосточными окраинами, наибольшее его внимание привлекла к себе Камчатка. Он был поражен, как мало она изучена, он удивлялся, как может оставаться необследованным такой обширный край, равный по площади всей Пруссии, край с такой своеобразной природой. Мысль об организации Камчатской экспедиции всецело овладела Федором Павловичем, и он деятельно стал готовиться к ее осуществлению. Прежде всего он познакомился с организациями крупных иностранных экспедиций и в особенности с экспедицией американца Джезупа на крайний северо-восток Сибири. Затем он начал вырабатывать план собственной экспедиции в Камчатку, причем на первых же порах ему пришлось убедиться, что выработка этого плана – дело чрезвычайно большой трудности как за отсутствием необходимых данных в литературе и за невозможностью добыть эти данные на месте в Камчатке. Одно время Федор Павлович совсем уже решил самому сделать предварительную, рекогносцировочную поездку в Камчатку, что несомненно намного облегчило бы дальнейшую работу исследования. Но быстро развивавшийся туберкулез легких помешал осуществить эти планы.

На Камчатскую экспедицию Ф. П. Рябушинский пожертвовал 200 000 руб. По его мысли она должна была поставить своей целью возможно подробное и разностороннее исследование полуострова Камчатки, а потому для достижения этой цели необходимо было участие значительного числа специалистов, выбор которых и определил успех задуманного Федором Павловичем дела.

II

П. М. Рябушинский был женат на Александре Степановне Овсянниковой, дочери петербургского миллионера, известного своим процессом, про который русские юристы говорили, что он являлся необычно ярким свидетельством неподкупности русского суда.

Павел Михайлович Рябушинский умер в декабре 1889 года. Во главе стал старший сын, Павел Павлович. Вначале он занимался только банковскими и промышленными делами своей семьи, но затем, – примерно с 1905 года, – принялся за общественную деятельность и сразу занял в ней выдающееся место. Впоследствии он был председателем Московского биржевого комитета, членом Государственного совета по выборам от промышленности, председателем Общества хлопчатобумажной промышленности, председателем Всероссийского союза промышленности и торговли и видным старообрядческим деятелем. Им была создана газета «Утро России», считавшаяся органом прогрессивного московского купечества, а сам он был сравнительно левых настроений и не боялся их высказывать. Говорил он не плохо, но свои речи тщательно подготовлял, – никогда не говорил экспромтом. Одной из его любимых тем было осознание купечеством своей роли в хозяйственной жизни и необходимость для купцов оставаться купцами, а не переходить в дворянство. Говорил он прямо то, что думал, иногда нарочито заострял вопрос и не старался приспособляться к настроениям своего собеседника. Когда, во время войны, по инициативе князя Львова и Астрова, Земский и Городской союзы решили послать делегацию к государю, в составе шести человек, – по три от каждого из союзов, – то Городской союз, наряду с М. В. Челноковым и Н. И. Астровым, выбрал П. П. Рябушинского и не выбрал А. И. Гучкова, который также был кандидатом; помню, как многие из участников Городского съезда, где происходили выборы, говорили: Рябушинский царю правду скажет.

Не боялся он и ответственности и не хотел перекладывать ее на других. Помню, как однажды, в «Утре России», в руководстве которым я, с 1911 года, принимал немалое участие, возник вопрос о напечатании статьи фактического ее редактора против весьма непопулярного министра внутренних дел Н. А. Маклакова. Маклаков, как известно, был назначен министром после убийства Столыпина, будучи черниговским губернатором, с которым царская семья при поездке в Киев в сентябре 1911 года познакомилась. Н. А. Маклаков был талантливый рассказчик и отлично подражал животным. Коронным его номером был «прыжок влюбленной пантеры»; под этим заглавием и должна была появиться статья в газете. Помню, что голоса разделились: некоторые боялись, что газету закроют, а номинальный редактор очень пострадает. Павел Павлович, настаивавший на напечатании статьи, заявил, что ответственность берет на себя и готов подвергнуться возможным карам. Статья была напечатана, и газета подверглась суровой репрессии.

Моя общественная работа и на бирже и, частью, в политике (Московская группа партии прогрессистов) прошла в близком соприкосновении с Павлом Павловичем, и в дальнейшем мне придется немало о нем говорить. Скажу сейчас только, что его общественная работа была омрачена его тяжелой болезнью – туберкулезом, который начался у него во время войны.

Жил он на Пречистенском бульваре, в доме, который раньше принадлежал Сергею Михайловичу Третьякову, бывшему городскому голове и одному из создателей галереи. Дом был большой, не слишком парадный и со вкусом обставленный. Он памятен мне не по большим приемам, которые бывали сравнительно редко, а по бесконечному количеству заседаний там происходивших. Особенно помню нашумевшие когда-то «экономические беседы» объединений науки и промышленности. Правда, науки были представлены не очень многочисленно, но «промышленности» было много, хотя приглашали с разбором, главным образом тех, кто мог принять участие в беседе. Председательствовал на этих собраниях, с большим блеском, профессор С. А. Котляревский.

Владимир Павлович был в правлении Московского банка и много занимался общественной деятельностью, участвуя в тех же учреждениях и сообществах, где был его старший брат. Но сверх того, он был гласным Московской городской думы, но городскими делами занимался сравнительно мало; очень интересовался «Утром России», где мы с ним довольно часто встречались. Вообще приходилось много иметь с ним дела. Меня всегда поражала в нем одна особенность, – пожалуй, характерная черта всей семьи Рябушинских, – это внутренняя семейная дисциплина. Не только в делах банковских и торговых, но и в общественных, каждому было отведено свое место по установленному рангу, и на первом месте был старший брат, с которым другие, в частности Владимир Павлович, считались и, в известном смысле, подчинялись ему.

Степан Павлович заведовал торговой частью фирмы, но больше был известен как собиратель икон. Он имел одну из лучших в России коллекций и был в этом деле большим авторитетом. Иконами вообще многие из братьев интересовались, что, в конце концов, выдвинулось уже в эмиграции в создание общества «Икона», которым долгое время руководил инициатор его, Владимир Павлович, увековечивший свое имя этим делом. О-во «Икона» весьма много сделало для популяризации за рубежом и русской иконы, и русской иконописи.

Михаил Павлович также принимал участие в руководстве Московским банком, но его знали в Москве по другому поводу: во-первых, он купил (и жил в нем) дом на Спиридоновке, который раньше принадлежал Савве Тимофеевичу Морозову. Это был нелепо парадный дом. Во-вторых, Михаил Павлович был известен как муж одной из самых признанных московских красавиц. Татьяна Фоминична была дочерью капельдинера Большого театра Примакова, окончила балетное училище и танцевала в кордебалете Большого театра. Потом вышла замуж за отставного полковника Комарова, с ним развелась и вышла за Рябушинского, несмотря на не очень большое образование, она была одной из самых остроумных дам в Москве.

Николай Павлович был художник, эстет, издатель «Золотого руна», владелец нашумевшей в Москве дачи, находившейся в Петровском парке и называвшейся «Черный Лебедь». Эта вилла славилась оригинальностью меблировки, а устраивавшиеся в ней приемы – своеобразной экзотикой. «Николашу», как его называли в Москве, всерьез не принимали, но он оказался хитрее своих братьев, так как все состояние прожил еще на Родине и от революции не пострадал. У него был вкус и знание, и он занимался одно время антикварным делом.

Дмитрий Павлович – известный ученый, профессор, член-корреспондент Французской академии наук. Работал он в области аэродинамики. У него в имении, станция Кучино Нижегородской дороги, была устроена первая по времени аэродинамическая лаборатория.

Прохоровы

I

Фабрика Прохорова и Резанова, впоследствии товарищество Прохоровской Трехгорной мануфактуры, основана в июле 1799 года Василием Ивановичем Прохоровым и Федором Ивановичем Резановым, как это явствует из письма В. И. Прохорова к Ф. И. Резанову, сохранившегося от начала XIX столетия. Других же официальных документов, свидетельствующих о начале самого производства, не сохранилось; небольшое фабричное производство могло в то время начаться явочным порядком.

Основатели фабрики, как и большинство позднейшего московского купечества, вышли из крестьянской среды.

Отец Василия Ивановича, Иван Прохорович, принадлежал к монастырским крестьянам Троице-Сергиевской лавры, в которой он занимал должность штатного служителя. Ему нередко приходилось с митрополитом бывать в Москве, и здесь, как человек предприимчивый, он пробовал торговать кустарными изделиями Троице-Сергиевского Посада.

В 1764 году, когда у монастырей были отобраны вотчины, он освободился от крепостной зависимости и вскоре же с семьей переехал в Москву на постоянное жительство и приписался к мещанам Дмитровской слободы.

Чем в первое время в Москве занимался Иван Прохорович – неизвестно, но, вероятно, что никакого прибыльного и надежно обоснованного дела он не имел, что и заставило его сына своего, Василия Ивановича, определить на службу приказчиком к одному старообрядцу, занимавшемуся пивоварением.

Таким образом, Василий Иванович Прохоров начал свою самостоятельную жизнь.

Во время моровой язвы, в 1771 году, Василий Иванович тяжело заболел, и хозяин отправил его на излечение к своим единоверцам на Рогожское кладбище.

Тут, благодаря внимательному уходу старообрядцев, Василий Иванович выздоровел. Но продолжительное пребывание в среде рогожских старцев не прошло для него бесследно: оно сильно отразилось на его духовно-нравственном облике и создало несколько полезных и прочных знакомств среди купцов-старообрядцев.

Сколько времени находился Василий Иванович на службе у старообрядца-пивовара и служил ли он у него по выздоровлении от моровой язвы – сведений не сохранилось, но, несомненно, что знакомство с делом хозяина привело его к мысли открыть свою пивоварню. По всему вероятию, это произошло в начале 80-х годов, так как известно, что 3-го ноября 1784 года Василий Иванович приписался в московские купцы. Жительствовал он в это время в приходе Св. Николая Чудотворца, что в Хамовниках, где и «торг имел пивоваренный».

В своих семейных воспоминаниях сыновья Василия Ивановича, Тимофей и Константин Васильевичи, рисуют его человеком мягким, добродушным и в высшей степени религиозным.

«Кроме обычных утренних и вечерних молений, – пишет Тимофей Васильевич, – он часто любил предаваться молитве в уединении, и во всякое время, когда дух воззовет к молитве…» Несомненно, на религиозность его значительное влияние оказало раннее и продолжительное знакомство со старообрядцами.

Будучи от природы человеком впечатлительным и любознательным, Василий Иванович живо интересовался религиозными вопросами вообще и распрями между господствующей церковью и старообрядцами в частности. Много времени уделял он на чтение книг, преимущественно богословского, религиозно-нравственного и мистического содержания, на религиозные беседы и споры. Эти религиозно-философские беседы и те духовные интересы, которыми жили рогожские старцы, были по душе Василию Ивановичу, и он перешел в раскол.

По своему времени Василий Иванович был весьма грамотным человеком, и, обладая хорошей памятью и склонностью к отвлеченному мышлению, он скоро приобрел большую начитанность по религиозным вопросам. Все это вместе с присущими ему даром слова, мягкостью и добродушием скоро создало ему славу выдающегося начетчика.

Часто в праздничные дни и особенно в длинные зимние вечера он устраивал у себя в доме собрания знакомых и близких, которым и читал разные полезные книги, рассказывал прочитанное или поучал в вопросах религии и нравственности. В этом последнем он всю свою жизнь видел как бы истинное свое призвание.

Целые десять лет Василий Иванович оставался верен старообрядчеству. Потом под влиянием бесед со своим другом, протоиреем церкви Сергия в Рогожской, отцом Евфимием, у него выработалось отрицательное отношение к старообрядчеству. Долгие и мирные беседы с отцом Евфимием в конце концов привели Василия Ивановича к убеждению, что без «церкви и законного священства» нельзя спастись, и он снова перешел в православие. Как видного прозелита, протоиерей Евфимий представил его митрополиту Платону. Получив от Василия Ивановича на предложенные ему вопросы вполне удовлетворительные ответы, митрополит выразил надежду на то, что Василий Иванович будет истинным сыном церкви.

Однако по своим религиозным убеждениям Василий Иванович всю жизнь был скорее единоверцем, нежели православным; но, как и прежде, он остался сторонником веротерпимости и просвещения, основанного на евангельских истинах.

Стремление пропагандировать свои религиозные идеи не оставило Василия Ивановича после обращения; оно даже усилилось в нем, доходило до желания быть епископом, чтобы при этом с большею силой можно было бы насаждать и защищать православие.

Близкою Василию Ивановичу по духу и нравственному складу была вторая жена его, Екатерина Никифоровна, на которой он женился в зрелых летах (ему в это время было 42–43 года, а ей не более 17 лет).

Екатерина Никифоровна была дочерью московского купца Никифора Родионовича Мокеева, происходившего из крестьян села Милятина Медынского уезда Калужской губернии.

Будучи много моложе своего мужа, она вполне прониклась его убеждениями и взглядами на жизнь и людей; трудолюбивая и гуманная, обладавшая светлым умом, она во всем разделяла взгляды своего мужа, тем самым давая ему нравственную поддержку в трудные минуты жизни.

Работала она с утра до вечера и окружающим ее любила говорить, что праздность гибельна, свободное же время посвящала молитве, чтению житий святых и пению псалмов.

Преданная жена, Екатерина Никифоровна была матерью, отдававшею всю себя детям, которых у нее было, кроме двух падчериц, четыре сына и четыре дочери.

Она внимательно следила за их воспитанием и обучением, за что и дети до глубокой старости питали к ней самые теплые и искренние чувства.

В записках, оставшихся после Тимофея Васильевича, имеется интересная характеристика Екатерины Никифоровны. Несмотря на некоторую длинноту ее, мы не можем не привести ее здесь, так как она показывает, и каковы были эти люди, и каково было представление их об идеальном, так как образ матери в ней явно рисуется идеализированным в благоговейном представлении сына. «Лжи, коварства и лести она не терпела и уклонялась от тех обществ и лиц, в которых эти недостатки не были исправляемы. Детям своим и ближним часто внушала справедливость в делах и словах; совесть была всегдашним судьею ее самой и всех, кто хотел следовать ее советам и наставлениям. С самого детства молитвы в уединении и чтения псалмов и житий святых занимали ее каждодневно и неоднократно. Чувствуя скуку и уныние, отчего бы они ни происходили, она тотчас становилась на молитву или читала Пролог и другие жития святых, и скука оканчивалась слезами и успокоением. Часто слышали мы, как она пела псалмы; «Живый в помощи Вышняго» и «Не ревнуй лукавствующим» повторялись чаще других.

Труд занимал ее с утра до вечера. Без занятий не оставалась она ни в какое время и всегда говорила, что праздность гибельна для всех. Даже в последние годы жизни слепота очей и тяжкие предсмертные скорби не останавливали ее от занятий рукодельных. Детям своим она внушала целомудрие и благословенную брачную жизнь, советуя им от помыслов ограждаться молитвою и душеполезным чтением, удаляться неизвестных, кольми паче соблазнительных товариществ и не читать соблазнительных книг. Просто воспитанная жена-гражданка, она первым основанием счастья детей почитала просвещение, основанное на благочестии; дети при родителе начали учение, при ней кончили. Она даже была возбудительницею учения детей в заведениях наших, сама занималась у себя женскою школой и на школу мальчиков радовалась, сама кроила для учеников и учениц рубашки и несколько шила.

С самого раннего детства и до конца жизни, при всех переворотах, никогда не жаловалась, а всегда была довольна и за все благодарила Бога, часто повторяя слова Давида: «Мал бех и состарился и не видех праведника оставленна». Детей своих с самого младенчества приучала молиться Богу, становя их часто молиться с собою; а кто выучивался писать, тех заставляла переписывать канон Кресту и все чтомые на неделе тропари и кондаки святым.

По поступлении нашем к занятиям, говорила, чтобы мы имели страх Божий, жили правдою, уклонялись от всего непозволительного, сохраняли свою совесть в чистоте и непорочности; а в последнее время одно ее подтверждение детям было – иметь между собою любовь и согласие, помнить бедных, особенно родственников не оставлять в нужде, старых и немощных призревать и покоить, а малолетних научить, воспитать и устроить, в темнице сидящих и больных посещать, странных не забывать, никого не огорчать и со всеми иметь мир. Несколько девочек из дальних родственниц, бедных, она воспитала у себя и выдала замуж с приличным награждением, и, когда некоторые из них оказались неблагодарными, нимало не обижалась, а говорила: «Я не для благодарности делала, а по обязанности христианской».

Семье Прохоровых пивоваренное производство не нравилось, как противоречащее их мировоззрению, поэтому Василий Иванович искал все время случая переменить его на какое-либо другое занятие. Да и Екатерина Никифоровна нередко и с грустью говорила: «Не могу я молиться об успехе твоего дела, не могу желать, чтобы больше пил народ и через то разорялся».

Случай этот представился. Василий Иванович знакомится с будущим вторым основателем фирмы – Резановым, а впоследствии и роднится, выдав за него одну из своих родственниц. Федор Иванович Резанов был сын пахотного солдата Стрелецкой слободы города Зарайска Рязанской губернии. Он рано лишился отца и, чтобы поддержать существование престарелой матери и свое, отправился в Москву. После немалых скитаний энергичный и предприимчивый юноша попадает на одну из ситценабивных фабрик. Здесь приходится исполнять ему множество трудных, нередко непосильных работ. Как человек даровитый, Резанов выучивается грамоте, в совершенстве знакомится с ситценабивным производством и начинает подумывать о выходе из своего зависимого положения. Но трудно было подняться – у него не было ни средств, ни связей в торгово-промышленном мире. Прохоров в это время занимал уже видное общественное положение, пользовался уважением и доверием московского купечества и имел некоторые средства. Благодаря капиталу В. И. Прохорова и его связям в торгово-промышленной среде, Резанов нашел возможным применить свои знания к делу, а Прохоров, благодаря знаниям Резанова, вложил свои деньги в производство, которое ему нравилось.

В июле 1799 года они заключили словесный договор на устройство в Москве ситценабивной фабрики. Договор заключался в том, что они дали друг другу слово работать вместе пять лет, 9 частей прибыли делить пополам, а десятую – «Резанову за его знания и распоряжение».

Свою мануфактурно-промышленную деятельность Прохоров и Резанов начали в наемных помещениях, но где именно, прямых на то указаний не имеется. По всей вероятности, это были фабричные помещения во владениях князей Хованских, находившиеся за речкой Пресней и составляющие ныне то самое место, где расположены владения г-жи Беляевой и конный двор товарищества Прохоровской Трехгорной мануфактуры. Ровный скат на южную сторону, близость Москвы-реки, пруд с чистой водой благоприятствовали устройству ситценабивной фабрики, для которой необходимы были и ровный открытый луг для бельников, и чистая вода для мытилки.

После 1812 года успеху дела главным образом способствовало то обстоятельство, что в Москве Прохоровым совсем не было конкуренции: все ситценабивные фабрики после нашествия французов находились в полном разрушению Центром этой промышленности стал Иваново-Вознесенск. В своей книге «Город Иваново-Вознесенск» Я. М. Гарелин говорит: «Все фабричные обороты и деятельность московских фабрик перешли в то время в руки ивановских фабрикантов. Работы, производящиеся на здешних фабриках день и ночь, увеличили производство непомерно; набойщики зарабатывали тогда до 100 рублей в месяц, не слишком обременяя себя работой. В это время набойщика не стесняло ничто – ни аккуратность в набивке, ни точность соблюдения раппорта в рисунках». Самое производство ситцев того времени Гарелин называет горшечным, а самих производителей ситцев горшечниками. Из этих-то горшечников впоследствии и вышли солидные фабриканты. «Процесс перехода совершался так, – рассказывает Гарелин, – прилежный и ловкий набойщик, при помощи своего небольшого семейства, например, жены и двух сыновей, мог приготовить до 20 штук ситцев в день, т. е. набить миткаль, предварительно выбеленный, одной или двумя красками, вечером их смыть, а в ночь высушить; на другой день, накрахмалив и опять высушив, прокаландривал у посторонних, где ему складывали ситец в штуки, прессовали, и в таком опрятном виде товар поступал в распоряжение набойщика. Поутру в базарный день, этот горшечник продавал свои товары в том же Иванове купцам, приезжавшим из разных мест для покупки ситцев. Таким образом, не отходя от своего семейства, подобный набойщик, продавая каждый базар по 20 штук своего ситца, получал на худой конец 40 рублей чистой выгоды. К концу года у него уже составлялся значительный капитал». При этом ситцы красились прочно только одним колером; если же колеров было два или три, то эти последние редко закреплялись, были «верховые», т. е. смываемые, линючие.