Текст книги "Лучшие сказки мира"

Автор книги: авторов Коллектив

ТРИ ЦАРЕВИЧА Индийская сказка

В давние времена жил царь. Было у него три сына, один другого лучше: и храбрые, и умные, и рассудительные. Когда царь состарился, решил он покинуть свое царство и остаток дней прожить отшельником в святой обители. Стал царь думать, кого же из сыновей посадить на престол. Думал, думал, да так и не смог выбрать: все трое одинаково хороши и достойны царского трона.

Тогда царь собрал советников и поделился с ними своей заботой.

– Вам хорошо известно, как счастливо живут подданные в моем царстве, – сказал он. – Я решил удалиться от государственных дел, но не могу решить, кого из трех сыновей посадить на царство, кто из них будет так же заботиться о народе, как я. Вот вам мой приказ: устройте царевичам испытание и после скажите мне, кого из них вы хотите видеть на моем месте.

Долго думали придворные советники и вельможи и наконец нашли способ испытать царевичей. Дали они царским сыновьям денег, каждому поровну, и велели отправиться на чужбину. Кто сумеет лучше всех распорядиться своими деньгами, тому и быть на отцовском престоле. Царь согласился с таким решением.

И вот через несколько дней царевичи пустились в дальний путь. Сели они на корабль и поплыли в море. Долго они плыли, а когда завидели землю, сошли на берег. Здесь царевичи разошлись в разные стороны и условились ровно через год встретиться на этом же месте.

Два старших брата вздумали заняться торговлей, чтобы добыть побольше богатства, и ушли каждый своим путем искать удачи. А меньшой царевич не знал, за что ему взяться, – вот он и пошел потихоньку вдоль берега. Шел он долго, по сторонам поглядывал, а потом стало ему грустно. Сел царевич на камень, вспомнил о родительском доме и пригорюнился. Вдруг перед ним предстал старец в одежде отшельника.

– Откуда ты пришел, юноша, и куда путь держишь? – спросил он.

Царевич поведал старцу, что привело его в эти края. Отшельник выслушал его и сказал:

– Знаю я, сынок, для тебя одно дело. Но не всякому оно придется по душе. Возьмется за него только тот, кто не жаден к деньгам. Если ты не погонишься за корыстью, то после получишь все, что захочешь.

– Я сделаю так, как ты скажешь, – ответил царевич.

– Хорошо. Тогда купи на все свои деньги зерна и вели ссыпать его в кучу на берегу. Потом каждый день утром и вечером бери по мешку зерна из этой кучи и высыпай в море. Если зерно у тебя кончится, все равно отсюда не уходи!

Сказал так старец и вмиг исчез. Послушался царевич его совета, купил на все деньги зерна, велел ссыпать его в кучу на берегу моря, а рядом разбил свой шатер. Каждый день он бросал в воду по два мешка зерна, да еще горсть зерна брал себе на еду – и куча становилась все меньше и меньше. И вот настал день, когда все зерно кончилось, а у царевича не осталось и медяка, чтобы купить горсть зерна и утолить голод.

Сел царевич на берегу и загоревал: "Увы мне, неразумному! Видно, в несчастливый час оставил я дом. Поверил я обманщику и напрасно потерял свои деньги. Не суждено мне быть царем, если я даже о своем собственном благе не могу позаботиться". И решил он, что больше незачем оставаться ему на этом месте. Пошел царевич в свой шатер и лег спать, чтобы наутро отправиться в обратный путь.

В тот день морские рыбы напрасно ждали привычного корма. Ведь уже долгое время – с тех самых пор, когда царевич начал бросать зерно в воду, – стаи рыб со всего моря кормились у этого берега. Вслед за своими подданными приплыл в эти места и сам владыка рыб. Тогда рыбий царь стал спрашивать своих приближенных:

– Что случилось? Нас вкусно кормили целых полгода. Почему же сегодня все вдруг кончилось? Не повинны ли в этом мы сами? Скажите мне, вознагражден ли за свою щедрость тот, кто так долго кормил нас? Получил ли он от нас что-нибудь в дар?

– Нет, повелитель! – в один голос воскликнули приближенные. – Мы ничем не отдарили его!

– Теперь я понимаю, в чем дело, – сказал повелитель рыб. – Мы оказались неблагодарными и поплатились за это. Надо исправить нашу ошибку. Вот вам мой приказ: пусть все мои подданные разыщут на дне морском по драгоценной жемчужине и к утру принесут их нашему доброму покровителю.

Всю ночь по приказу своего владыки рыбы выносили из моря жемчужины и складывали их возле шатра царевича. Всю ночь волновалось море от несметного числа рыб, приплывающих с жемчужинами. Под утро проснулся царевич от плеска волн и увидел, что рядом с шатром выросла целая груда прекрасных жемчужин. Понял он, чем заслужил такое богатство, и подумал: "Напрасно я сетовал на свои несчастья. Останусь-ка я на этом месте и буду ждать, пока не придет срок встречи с братьями".

Часть жемчужин он продал и на вырученные деньги купил зерна. Теперь морские рыбы стали получать корма еще больше, чем прежде. Затем царевич накупил кизяков и в каждую кизячную лепешку спрятал по жемчужине.

Год прошел, и вернулись старшие братья. Один из них весь этот год торговал тканями и нажил много всякого добра. Другой держал бакалейную лавку и сколотил немалые деньги. Узнали они, что у младшего брата нет ничего, кроме большой кучи кизяков, и подняли его на смех.

– Ну и глупец же ты! – говорят. – И того не сберег, что тебе дали! Велико ли богатство эти твои кизяки?

Собрались царевичи в дорогу, погрузили на корабль каждый свое имущество и поплыли домой. Старшие братья не переставали смеяться над младшим, глядя, как он перетаскивал на корабль свои кизяки и берег их. В пути на корабле кончились дрова и не на чем стало готовить пищу. Тут братья с насмешкой попросили младшего поделиться с ними своими богатствами. Младший царевич ничего не сказал и дал кизячных лепешек для топлива, только сперва вынул потихоньку из них жемчужины.

Дома царевичей встретили с почетом. Привели их во дворец, и начали братья рассказывать, как жили на чужбине и как старались с пользой употребить свои деньги. Показали старшие братья накопленное добро, подсчитали сановники и вельможи привезенные ими богатства. Дошла очередь до младшего брата. Когда слуги внесли в зал огромную кучу кизячных лепешек, придворные стали исподтишка пересмеиваться.

– Легко хвалить то, что красиво с виду и слепит глаза блеском, – сказал тогда младший царевич. – Однако на свете есть много такого, что не привлекает взор, но таит в себе неисчислимые ценности.

С этими словами царевич стал разламывать кизяки и вынимать из них жемчужины. В изумлении смотрели придворные, как растет перед царем груда отборных жемчужин, и долго еще они не могли опомниться.

Рассказал царевич, как он сумел добыть такое сокровище, и всем стало ясно, что младший царевич не только умен, но и бескорыстен.

– Вах! Вах! – одобрительно зашумели вельможи. – Вот кому быть нашим новым царем!

Через несколько дней младшего царевича торжественно возвели на престол. На братьев он не был в обиде, назначил их на высокие должности, и с тех пор все в его государстве жили в мире, веселье и счастье.

ТАЙНА ФЛОРИО Итальянская сказка

Случилась эта история в славном городе Флоренции. В каком же другом городе она могла случиться? Речь ведь пойдет о прекрасных статуях. А ведь как раз Флоренция и прославилась на весь мир великими ваятелями, художниками и зодчими.

Так вот, жил в славном городе Флоренции молодой скульптор Флорио. За статуи, высеченные его резцом из мрамора или отлитые из бронзы, платили огромные деньги. А между тем Флорио оставался жалким бедняком, чуть ли не нищим. Да и имени его почти никто не знал.

Зато не сходило с уст ценителей искусства имя его учителя, мастера Фабиано. Фабиано и впрямь был когда-то хорошим ваятелем и живописцем. Со всех концов Италии к нему приезжали молодые художники, чтобы учиться у него мастерству. Но слава вскружила голову Фабиано. Он слишком много думал о блеске своего имени и о богатстве. Дружбу он старался водить только со знатными синьорами и добился знаков внимания даже от самого герцога. Все реже он брался за резец или кисть. В эту пору и поступил к нему в ученики пятнадцатилетний юноша Флорио.

– Скажи, мастер, – спросил он в первый день, – как изваять статую, чтобы она была прекрасной?

– Очень просто! – засмеялся Фабиано. – И очень трудно. Я отвечу тебе словами величайшего из мастеров – словами самого Микеланджело. Возьми глыбу мрамора и отсеки от нее все ненужное.

Флорио много думал над этим советом, а еще больше трудился.

Прошел год, второй и третий. Как-то Фабиано, поздно вечером вернувшись с шумного карнавала, заглянул в свою мастерскую. В дальнем углу горела одинокая свеча. При ее свете работал Флорио, Фабиано неслышно подошел сзади и замер, восхищенный – так прекрасно было изваяние, вышедшее из-под резца юноши. Фабиано с горечью подумал, что ученик опередил его. Восхищение сменилось завистью, потом страхом. Он словно слышал, как повсюду говорят о Флорио, а о нем, Фабиано, молчат. Веселая карнавальная маска выпала у него из рук. Флорио вздрогнул и обернулся. Увидев Фабиано, он поклонился и сказал:

– Взгляните, мастер! Достиг ли я чего-нибудь?

– Что ж, работа неплоха, – ответил небрежно Фабиано. – Ты не напрасно трудился. Но доверься моей опытности. На творения безвестного художника, как бы хороши они ни были, никто и смотреть не захочет. Толпа поклоняется громким именам. Но я помогу тебе. Я согласен вырезать свое имя на пьедестале статуи. Я сделаю больше: я уплачу тебе за нее сто флоринов, хотя никакой прорицатель не скажет, выручу ли я даже десятую часть этого.

– Спасибо, учитель! – воскликнул простодушно Флорио. – Как вы добры ко мне! Лучшая для меня награда, что мою статую увидят люди и, может, она принесет кому-нибудь радость.

– Если ты будешь работать не хуже, я, пожалуй, соглашусь поставить свое имя и на других статуях. И за каждую из них я буду щедро платить тебе по сто флоринов. Но помни, никто не должен знать о нашем договоре.

– Клянусь своим резцом, – ответил юноша, – из моих уст никто об этом не услышит.

Вот почему Флорио оставался нищим и безвестным, а слава Фабиано засняла новым ярким светом.

У Флорио был друг – молодой поэт Симоне. Хотя один работал резцом, а второй сплетал слова в причудливые узоры стихов, мыслями они были близки, как кровные братья. Долгие часы они проводили вместе, гуляя в окрестностях Флоренции. Симоне часто читал свои стихи и стихи иных поэтов, Флорио же всегда говорил о творениях других мастеров и никогда о своих. И Симоне не раз спрашивал себя, почему Флорио, который, как чуткая струна, отзывается на прекрасное, прозябает в подмастерьях и сам, как видно, ничего не создает. Удивлялся он и другому.

– Во имя Вакха – бога веселья, объясни мне, как этот придворный блюдолиз Фабиано может извлекать из мрамора полные жизни и мысли статуи! Говорю тебе, Флорио, тут кроется какая-то тайна.

Флорио только грустно улыбался в ответ.

Но однажды случилось так. Флорио условился встретиться с Симоне, но тот не пришел в назначенный час. А Симоне как раз сочинил новый сонет и непременно хотел прочесть его другу. И вот, недолго думая, Симоне отправился в мастерскую Фабиано. Однако двери мастерской были заперты. Тогда Симоне вспомнил о том, что как будто в доме есть еще и второй ход, для слуг. Он прошел во внутренний дворик с фонтаном, поднялся по узкой лестнице на галерею и через кухню вошел в дом. Навстречу ему не попалось ни одной живой души, да и в мастерской было пусто. И все же Симоне чувствовал, что в доме кто-то есть. Пройдя множество комнат и коридоров, он вошел в пристройку, находившуюся в самом отдаленном углу здания.

Наконец Симоне разгадал тайну Флорио и Фабиано.

Флорио стоял перед статуей. Она, казалось, была уже закончена. Но Флорио снова и снова касался резцом белого камня. И каждый раз Симоне поражался необходимости прочерченной линии. Статуя изображала девушку, почти девочку, смотрящуюся в зеркало. Ее лицо, руки, плечи – все говорило о том, что она предчувствует счастье, сама еще не зная, каким будет это счастье. Статуя не была похожа ни на одно творение, когда-либо виденное Симоне, и в то же время она была будто родной сестрой всех тех статуй, которые принесли настоящую славу Фабиано и на которых стояло его имя.

– Теперь я знаю правду! – воскликнул Симоне. – Какой же он негодяй!

Флорио оглянулся и побледнел.

– Молю тебя, молчи, если ты не хочешь сделать меня бесчестным человеком. Я поклялся ему свято соблюдать договор.

– Но ведь ты мне ничего не говорил. Я увидел сам, – возразил Симоне.

– Фабиано этому никогда не поверит, – покачал головой Флорио.

И он так просил своего друга хранить случайно раскрытую тайну, что Симоне согласился.

Спустя неделю Фабиано объявил флорентийцам, что он закончил новую статую и что каждый, кто хочет, может прийти на нее посмотреть. В среду, ровно в двенадцать часов, он снимет с нее покрывало.

В среду, ровно в двенадцать часов, в мастерской Фабиано собралось много народу. Тут были художники, музыканты, знатные горожане. Сам герцог с придворными пришел посмотреть новую работу ваятеля. Был здесь, конечно, и Симоне. А в стороне от всех стоял безвестный подмастерье Флорио. Многие из присутствующих даже не знали, как его зовут.

Вот Фабиано сдернул холст, закрывавший статую. Толпа, собравшаяся в мастерской, замерла в восхищении. Первым заговорил герцог, ведь он был самым знатным, и ему подобало сказать первое слово.

– Благодарю тебя, мой Фабиано, за доставленную нам радость. Лукавая прелесть этой девушки возвращает нас к далеким дням нашей юности, когда все еще было у нас впереди и все было неведомым и манящим. Твоя статуя полна жизни. Не хватает только, чтобы она заговорила.

– О, ваше величество, я счастлив вашей похвалой, – отвечал, низко кланяясь герцогу, Фабиано. – Льщу себя надеждой, что это заслуженная похвала. Если бы статуя и в самом деле могла заговорить, она рассказала бы, скольких бессонных ночей и дней, полных труда, она стоила своему создателю.

Все разразились рукоплесканиями в ответ на эту короткую речь, полную скромного достоинства. Не рукоплескал один Симоне. Он смотрел на своего друга. Глаза Флорио были полны слез. Тогда Симоне шагнул вперед и обратился к статуе:

 
От нежного лица струится тихий свет…
Ты – юность, и мечта, и тайна,
Ты тщетно ищешь в зеркале ответ,
Разгадку красоты твоей нежданной.
 

 
А мы стоим смущенною толпой,
На мраморное глядя изваянье.
Скажи нам, молчаливая, открой,
Чье ты созданье?
 

И вдруг статуя заговорила. Она не сделала ни одного движения. Только чуть приоткрыла изогнутые, словно лук стрелка, губы. Статуя сказала:

 
В тиши ночей медлительный резец
Меня из камня вывел к свету.
Не Фабиано, нет, мне Флорио отец,
Безвестный Флорио, хоть он молчит об этом.
 

Произнеся эти слова, статуя сомкнула губы. Но тут гневными голосами закричали другие статуи, ее сестры и братья: Сотрите с нас неслыханный позор! Нас создал Флорио! А Фабиано – вор!

И снова в мастерской наступила тишина. Все стояли, словно пораженные громом. Потом огляделись по сторонам, ища глазами Фабиано. Но его уже не было в комнате. Бежал ли он от упреков своей нечистой совести, испугался ли заслуженного гнева герцога и презрения сограждан – неизвестно. Только никто никогда его больше не видел.

– Флорио! Эввива Флорио! Да здравствует Флорио! – дружно закричали собравшиеся в мастерской.

А герцог сказал:

– Кто пасет своих овец на чужом пастбище, рано или поздно потеряет всю отару. Все лисы когда-нибудь да встретятся в лавке меховщика. Если черт прикроет рога, его выдаст хвост; если он подберет хвост, его узнают по копытам. Пусть негодяй Фабиано теперь твердит про себя эти поговорки. Но объясни мне, Симоне, какой силой ты заставил заговорить мрамор? Я думал, что в наш просвещенный век чудес не бывает.

Симоне ответил.

– Но тут и не было чуда! Посмотрите на статуи, ваше величество. Они безмолвны, но и сейчас они кричат о том, кто их изваял. Всякое истинное произведение искусства, будь то картина, скульптура, музыка, говорит голосом своего творца. Я постарался лишь сделать этот язык более внятным.

НОЧНЫЕ ПОМОЩНИЦЫ ДОБРОЙ ХОЗЯЮШКИ Шотландская сказка

В старину хорошие хозяйка, как только закончат, бывало, все дневные хлопоты по дому, принимаются за рукоделье – до глубокой ночи прядут шерсть или ткут сукно. Засиживалась допоздна и Айнери, жена одного зажиточного фермера. Дом их стоял на острове Тайри неподалеку от красивого зеленого холма. Холм этот назывался Берг-хилл, и в нем, по слухам, жили феи.

Как-то раз ночью, когда и сам фермер, и другие домочадцы уже спали, Айнери все еще сидела и пряла шерсть при свете свечи. И вот наконец она до того притомилась, что обхватила голову руками и воскликнула:

– Ох, явился бы хоть кто-нибудь, – все равно, с моря ли, с суши ли, издалека ли, из недалека ли, – да помог мне сукно изготовить!

Не успела она вымолвить эти слова, как услышала стук в дверь, и чей-то тоненький певучий голосок окликнул ее:

– Айнери, добрая хозяюшка, открой мне дверь – я пришла тебе помочь!

Айнери растерялась, но все-таки открыла дверь. На пороге стояла какая-то незнакомая крошечная женщина, с ног до головы одетая во все зеленое. Она вошла в комнату, направилась к прялке и сразу же начала прясть. Но едва Айнери закрыла за нею дверь, как раздался еще более громкий стук, и опять чей-то голосок пропел:

– Айнери, добрая хозяюшка, открой мне дверь – я пришла тебе помочь!

Айнери опять отодвинула засов, и в комнату вошла другая диковинная маленькая женщина, тоже вся в зеленом. Она сразу же села на донце, в которое была воткнута пряслица с куделью.

Но это еще не все! Вслед за второй женщиной в зеленом явилась третья, потом четвертая, пятая, шестая, седьмая… Словом, столько их набралось, что бедная Айнери уж и счет им потеряла. Она стояла, не зная, что делать, и только дивилась, с каким невиданным усердием все ее гостьи принялись за работу. Одни трепали и чесали шерсть, другие быстро гоняли челнок в ткацком станке, третьи без передышки сновали основу, четвертые готовились валять сукно и для этого кипятили воду на очаге – в ней они собирались мочить сотканное сукно, чтобы оно отмылось и село. А один маленький гномик, пришедший вместе с феями, подхватил Айнери и повел танцевать.

"Не иначе как все феи Берг-хилла ко мне явились!" – думала Айнери. А смуглые крошечные женщины в зеленом все громче шумели и стучали, когда толкались и спорили из-за свободного места. Удивительно, что они не разбудили своим гомоном фермера – ведь он лежал в соседней комнате. Но, как ни странно, он спал до того крепко, что Айнери уже начала побаиваться а вдруг феи его заколдовали?

Мало того, помощницы ее то и дело кричали пронзительными голосками, что им хочется есть, а она старалась накормить их досыта. Надо сказать, что Айнери и так уже намаялась за день, а теперь, когда пришли ей помогать, еле на ногах держалась. Ночь проходила, а ненасытный голод крошечных женщин все рос с такой же сказочной быстротой, с какой они работали. Казалось, собери для них хлеб и мясо со всего света, им и этого не хватит.

К полуночи Айнери совсем из сил выбилась и только об одном и думала как ей избавиться от своих помощниц-фей. Не раз и не два она уходила в соседнюю комнату и старалась разбудить мужа. Но легче было бы поднять жернов! Фермер спал как убитый; жена громко кричала ему в ухо, а он и не шевелился.

Айнери ломала себе голову – что делать? И вот наконец задумала пойти посоветоваться с одним мудрым старцем, что жил поблизости. Она напекла булок и раздала их крошечным женщинам в зеленом, а одну маленькую булочку оставила допекаться. Потом втихомолку выскочила за дверь и побежала по тропинке к хижине старца. Там она рассказала ему про свою беду и попросила у него совета.

– Как мне избавиться от этих маленьких женщин? – спросила она старца. – И как мне разбудить мужа? Он спит, словно заколдованный.

Мудрый старец сперва пожурил Айнери за то, что она, не подумав хорошенько, попросила помощи "с моря ли, с суши ли, издалека ли, из недалека ли", потом сказал:

– Никогда в жизни больше не желай, не проси, не вымаливай того, что может обернуться против тебя же. Ты угадала – мужа твоего заколдовали. Разбудишь ты его только тогда, когда выгонишь из дома своих помощниц-фей, а на него побрызгаешь водой, в какой феи готовятся сукно валять. От фей ты можешь отделаться так: вернись домой, открой дверь и во все горло крикни три раза: "Берг-хилл горит!" Тут твои зеленые гостьи побросают работу и побегут на пожар. Они выбегут вон, а ты запри дверь, потом разбросай, раскидай, расшвыряй как попало прялку, пряслицу с куделью, станок – словом, все то, к чему они прикасались. Все вещи вверх дном переверни. А потом все у тебя само собой наладится.

Айнери поблагодарила старца за добрый совет и поспешила домой. А как только подошла к незакрытой двери своего дома, крикнула во все горло:

– Берг-хилл горит! В Берг-хилле пожар! Берг-хилл весь в красном пламени!

Не успела она это крикнуть, как феи всем скопом выскочили из дома, толкаясь и топча друг дружку. На бегу все они причитали – оплакивали то, что осталось в их холме, причем каждая называла то, что было ей всего дороже:

 
Ох, мой муж, и детки,
И мой сыр, и масло,
Сыновья, и дочки,
И лари мучные,
Гребень и чесалки,
Пряслицы и нитки,
Коровы и путы,
Кони и постромки,
Бороны, кладовки,
Молот, наковальня…
Ох, земля разверзлась,
И Берг-хилл пылает!
Если холм сгорит наш,
Конец и веселью,
И хлопотам милым!
 

Как только все феи убежали, Айнери быстро вошла в дом и заперла дверь. Потом принялась, по совету старца, перевертывать и раскидывать как попало все то, к чему прикасались феи: сорвала шнурок с колеса на прялке; пряслицу с куделью перекрутила в обратную сторону, опрокинула вверх дном ткацкий станок, сняла с огня воду для валянья сукна.

Не успела она с этим покончить, как феи вернулись. Они увидели, что холм их вовсе не горит, и догадались, что Айнери их обманула, чтобы выманить из своего дома. Они стучали в дверь кулачками, да так громко и быстро, что чудилось, будто это град сыплется.

– Айнери, добрая хозяюшка, впусти нас! – кричали феи.

– Не впущу! – отвечала она.

Тогда они стали просить прялку:

– Добрая прялка, встань и открой нам дверь!

– Не могу, – отвечала прялка, – с моего колеса шнурок сняли.

Феи крикнули пряслице:

– Добрая пряслица, отвори нам дверь!

– Я бы не прочь отворить, – ответила пряслица, – да меня в другую сторону перекрутили.

Тут феи вспомнили про ткацкий станок и стали его просить:

– Добрый станок, отвори нам дверь!

– С радостью отворил бы, – ответил станок, – да меня вверх дном опрокинули.

Оставалась еще вода, в какой феи собирались валять сукно.

И феи стали ее просить:

– Добрая водица, может, хоть ты откроешь нам дверь?

– Не могу, – ответила вода, – ведь меня с огня сняли.

Феи не знали, что еще придумать. Наконец они вспомнили про маленькую булочку, что подрумянивалась в очаге.

– Булочка, булочка, пышная булочка, – закричали они, – открой нам дверь, да поскорее!

Булочка подпрыгнула и поскакала к двери. Но Айнери кинулась за ней вдогонку, ущипнула ее, и булочка шлепнулась на пол.

Ну, феи поняли, что не войти им в дом, и принялись визжать и кричать, да так пронзительно, что хоть уши затыкай. Тут Айнери наконец вспомнила про воду, в которой феи собирались валять сукно. Она зачерпнула ковшиком немного воды, побежала в спальню и побрызгала этой водой на мужа. Он сразу же проснулся, – да и давно пора было! – а как проснулся, услышал страшный шум за стеной. Фермер вскочил с кровати, распахнул входную дверь и стал на пороге, сердито нахмурив брови.

Шум сразу же утих, а феи, словно зеленые тени, стали таять и совсем пропали. И больше уже никогда не тревожили Айнери.