Текст книги "Пылая страстью к Даме. Любовная лирика французских поэтов"

Автор книги: авторов Коллектив

«Да, женщины, тут нет ошибки…»

 
Да, женщины, тут нет ошибки;
Дана вам роковая власть:
Довольно с нас одной улыбки,
Чтоб вознестись или упасть.
 
 
Слова, молчанье, вздох случайный,
Насмешливый иль скучный взгляд, —
И в сердце любящего тайно
Смертельный проникает яд.
 
 
Да, ваша гордость неуемна;
У нас душа слаба, кротка,
И так же ваша власть огромна,
Как верность ваша коротка.
 
 
Но гибнет в мире власть любая,
Когда ее несносен гнет;
Кто любит и молчит, страдая,
В слезах от вас навек уйдет.
 
 
Пусть горше не пил он напитка,
Пусть он истает, как свеча,
Но мне милее наша пытка,
Чем ваше дело палача.
 

Перевод Э. Линецкой

Госпоже де Менесье. Сонет

 
Когда в чужом краю, где и весна сурова,
Залетной птицы зов звучит среди ветвей,
Из теплого гнезда в тени лесного крова
Ей откликается негромко соловей.
 
 
Так вы услышали призыв души моей
И ей ответили на языке былого.
Умолкшая струна во мне запела снова —
Тот чистый, робкий звук первоначальных дней.
 
 
Ужели, нежная, вы тоже испытали
И сожаления, и тайные печали?
– Кто жил, тот знал и скорбь, и боль сердечных ран.
 
 
В любви, не правда ли, всегда безумье скрыто.
Венок Офелии, волной капризной смытый, —
Кто нам вернет его из чужедальных стран?
 

Перевод Э. Линецкой

Сонет

 
Люблю я первый вздох зимы еще до срока!
Солома жесткая не гнется под ногой
Охотника; кричит в пустых лугах сорока,
И, чтоб разжечь камин, шлют в замке за слугой.
 
 
И в город тянет вас. Ах, прошлою зимой
Как я туда спешил! Я видел издалёка
Париж, мосты и Лувр за дымной поволокой
(Крик тех возниц в ушах еще звучит порой).
 
 
Как рад я был дождю! Любил прохожих, стены,
Огни, сиявшие вокруг царицы-Сены,
Мечтал о холодах. И встречи ждал с тобой!
 
 
Я к твоему окну простер с приветом руки…
Ведь как, сударыня, мог знать я, что в разлуке
Из сердца вашего меня изгнал другой?
 

Перевод И. Кузнецовой

Пепите

 
Когда на землю ночь спустилась
И сад твой охватила мгла;
Когда ты с матерью простилась
И уж молиться начала;
 
 
В тот час, когда, в тревоги света
Смотря усталою душой,
У ночи просишь ты ответа,
И чепчик развязался твой;
 
 
Когда кругом все тьмой покрыто,
А в небе теплится звезда, —
Скажи, мой друг, моя Пепита,
О чем ты думаешь тогда?
 
 
Кто знает детские мечтанья?
Быть может, мысль твоя летит
Туда, где сладки упованья
И где действительность молчит;
 
 
О героине ли романа,
Тобой оставленной в слезах;
Быть может, о дворцах султана,
О поцелуях, о мужьях;
 
 
О той, чья страсть тебе открыта
В обмене мыслей молодом;
Быть может, обо мне, Пепита…
Быть может, ровно ни о чем.
 

Перевод А. Апухтина

Теофиль Готье (1811–1872)

Алмаз сердца

 
На сердце иль в столе запрятан
У каждого любви залог,
К груди не раз бывал прижат он
И в дни надежд, и в дни тревог.
 
 
Один, мечте своей покорный,
Улыбкой ободрен живой,
Похитил дерзко локон черный,
Хранящий отсвет голубой.
 
 
Другой на белоснежной шее
Отрезал шелковую прядь,
Которой тоньше и нежнее
С кокона невозможно снять.
 
 
На дне шкатулки прячет третий
Перчатку с маленькой руки,
Тоскуя, что ему не встретить
Второй, чьи пальцы так тонки.
 
 
Вот этот – призрак счастья жалкий
Стремится воскресить в душе,
Вдыхая пармские фиалки,
Давно зашитые в саше.
 
 
А тот целует Сандрильоны
Миниатюрный башмачок,
Меж тем как в маске благовонной
Влюбленный ловит очерк щек.
 
 
Но у меня нет ни перчаток,
Ни туфельки, ни пряди нет:
Я на бумаге отпечаток
Слезы храню, волненья след.
 
 
Жемчужиною драгоценной
Из синих выскользнув очей,
Она растаяла мгновенно,
Упав в сосуд любви моей.
 
 
И эта капля чистой влаги,
Алмаз, каких не знал Офир,
Пятном расплывшись на бумаге,
Мне заслоняет целый мир,
 
 
Затем, что дар судьбы нежданный
Из глаз, до той поры сухих,
Скатясь росой благоуханной,
Она отметила мой стих.
 

Перевод Б. Лившица

Локоны

 
Подчеркивая томность взгляда,
Где грусть и торжество слиты,
Два локона, как два снаряда,
Для ловли сердца носишь ты.
 
 
Закручен туго, каждый сросся
С щекой, но ты легко могла б
Приладить оба, как колеса,
К ореховой скорлупке Маб.
 
 
Иль это лука Купидона
Два золотые завитка
Слились в кольцо, прильнув влюбленно
К виску крылатого стрелка?
 
 
Но с миром чисел я в разладе:
Ведь сердце у меня одно.
Так чье же на соседней пряди
Повиснуть рядом с ним должно?
 

Перевод Б. Лившица

Rondalla[2]2
  Фантазия (исп.).


[Закрыть]

 
Дитя с повадками царицы,
Чей кроткий взор сулит беду,
Ты можешь сколько хочешь злиться,
Но я отсюда не уйду!
Я встану под твоим балконом,
Струну тревожа за струной,
Чтоб вспыхнул за стеклом оконным
Ланит и лампы свет двойной.
 
 
Пусть лучше для своих прогулок
И менестрель, и паладин
Другой отыщут переулок:
Здесь я пою тебе один,
 
 
И здесь ушей оставит пару
Любой, кто, мой презрев совет,
Испробует свою гитару
Иль прочирикает сонет.
 
 
Кинжал подрагивает в ножнах;
А ну, кто краске алой рад?
Она оттенков всевозможных:
Кому рубин? кому гранат?
 
 
Кто хочет запонки? Кто – бусы?
Чья кровь соскучилась в груди?
Гром грянул! Разбегайтесь, трусы!
Кто похрабрее – выходи!
.
Вперед, не знающие страха!
Всех по заслугам угощу!
В иную веру вертопраха
Клинком своим перекрещу.
 
 
И нос укорочу любому
Из неуемных волокит,
Стремящихся пробиться к дому,
В который мною путь закрыт.
Из ребер их, тебе во славу,
Мост за ночь возвести бы мог,
Чтоб, прыгая через канаву,
Ты не забрызгала чулок…
 
 
Готов, с нечистым на дуэли
Сразившись, – голову сложить,
Чтоб простыню с твоей постели
Себе на саван заслужить…
 
 
Глухая дверь! Окно слепое!
Жестокая, подай мне знак!
Давно уж не пою, а вою,
Окрестных всполошив собак…
 
 
Хотя бы гвоздь в заветной дверце
Торчал, чтоб на него со зла
Повесить пламенное сердце,
Которым ты пренебрегла!
 

Перевод А. Эфрон

Последнее желание

 
Я вас люблю – секрет вам ведом
Уж добрых восемнадцать лет…
Я стар – за мною вьюги следом,
Вы – все весна и розы цвет.
 
 
Снега кладбищенской сирени
Смягчили смоль моих висков…
Я скоро весь укроюсь в сени
Ее холодных лепестков.
С путем закатного светила
Слилась земная колея…
Среди всего, что высью было,
Последний холм провижу я.
 
 
Ах, если б поздним поцелуем
Меня раскрепостили вы,
Чтоб, тщетной страстью не волнуем,
Я смог уснуть под шум травы!
 

Перевод А. Эфрон

Свет беспощаден…

 
Свет беспощаден, дорогая,
К тебе – среди его клевет
Есть та, что ты живёшь, скрывая
В груди не сердце, а брегет.
 
 
Меж тем, как вал морской высокий,
Она вздымается, и в ней
Бурлят таинственные соки
Прелестной юности твоей…
 
 
Свет беспощаден, дорогая,
К глазам твоим, шепча, что в них
Сверкает не лазурь живая,
А лак игрушек заводных.
 
 
Меж тем все зори, все зарницы,
Все отблески сердечных гроз
Таят дремучие ресницы
В мерцающей завесе слёз…
 
 
Свет беспощаден, дорогая,
Твердя, что ум твой глухонем,
Что ты, как в грамоту Китая,
Вникаешь в смысл моих поэм.
 
 
Меж тем ты слушаешь поэта
С улыбкой тонкой – неспроста
Разборчивая пчёлка эта
Садится на твои уста!
 
 
Меня ты любишь, дорогая,
Вот в чем причина клеветы!
Покинь меня – вся эта стая
Найдёт, что совершенство ты!
 

Перевод А. Эфрон

Кармен

 
Кармен тоща – глаза Сивиллы
Загар цыганский окаймил;
Ее коса – черней могилы,
Ей кожу – сатана дубил.
 
 
«Она страшнее василиска!» —
Лепечет глупое бабье,
Однако сам архиепископ
Поклоны бьет у ног ее.
Поймает на бегу любого
Волос закрученный аркан,
Что, расплетясь в тени алькова,
Плащом окутывает стан.
 
 
На бледности ее янтарной,—
Как жгучий перец, как рубец,—
Победоносный и коварный
Рот – цвета сгубленных сердец.
 
 
Померься с бесом черномазым,
Красавица, – кто победит?
Чуть повела горящим глазом,
Взалкал и тот, что страстью сыт!
 
 
Ведь в горечи ее сокрыта
Крупинка соли тех морей,
Из коих вышла Афродита
В жестокой наготе своей…
 

Перевод А. Эфрон

Сокровенный музей

 
Нагих богинь ваяли греки
И обнаженных смертных дев,
Их гнезда тайные навеки
Во всей красе запечатлев.
 
 
Но сих голубок против правил
Ваяли эти мастера:
Резец, где нужно, не оставил
На них ни пуха, ни пера.
 
 
Они трудились без опаски,
Но обедняли греки див,
Лишив их царственной оснастки
И сокровенность обнажив.
 
 
Так по какой такой причине,
Подобно древним, в свой черед
Стригут художники поныне
Газон, где возлежит Эрот?
 
 
Ведь красоту сокровищ скрытых
Лелеют наши времена —
Чтоб оценить и суть, и вид их,
Психея с лампой не нужна.
 
 
Узрел Филипп Бургундский тайны
Девицы, спящей крепким сном,
И новый орден не случайно
Назвал он «Золотым Руном».
 
 
И Лафонтен веселым слогом
Поведал нам, как сатана
Страдал, – но распрямить не смог он
Прядь из девичьего руна.
 
 
Люблю твоих натурщиц смачных,
Поклонник правды, Тициан,
Тебе талант мазков прозрачных
Венецианским небом дан.
Они под пологом пурпурным
Являли миру без прикрас
Ту плоть, которую Амур нам
Со всем усердием припас.
 
 
Ложатся шелковые тени
На бедра гладкие, впотьмах,
Там, где в густой, курчавой сени
Таится вожделенный пах.
 
 
Ты первым был, кто их рукою
Чуть-чуть прикрыл его, чтоб мы
Вкушали чудо неземное —
Сии Кипридины холмы.
 
 
Была Флоренция немало
Поражена при виде той
Твоей Венеры, что купала
Ладошку в муфте золотой.
 
 
Когда прекрасная, нагая,
За темным облаком следя,
Округлобедрая Даная
Ждала Зевесова дождя.
 
 
Пускай печальная гондола
С тобой ушла навеки в ночь,
Божественного ореола
Ничто не в силах превозмочь.
 
 
Я пыль веков минувших вытру
И, чтоб искусству не пенять,
Позволь мне лютню на палитру,
Великий старец, поменять.
 
 
Я погружу напев и слово
В твою глазурь, в твою камедь,
Я как художник все покровы
Сорву, чтоб тайное воспеть.
 
 
Пускай мой стих отдернет шторы
И к белизне прекрасных тел
Прибавит самой разной флоры
Вослед тому, что ты воспел.
 
 
И этой краскою живою
Напомнит вечный образ он,
Когда коснулся головою
Груди богини Купидон.
 
 
И пусть простит нам Муза эту
Любовь, подобную греху, —
Как персик, весь открытый свету,
Лежащий бережно во мху.
 
 
Руно, заклятие Ясона,
Плод вожделенный Гесперид —
Путь, по которому бессонно
И день, и ночь блуждал Алкид.
 
 
Презрим, Искусство, кривотолки,
И чтоб не покушаться впредь,
Хочу мой стих на этом шелке,
Как поцелуй, запечатлеть.
Пускай пластические стансы
Запомнят прошлого урок,
Чтоб рассчитаться, может статься,
За твой, Венера, бугорок!
 

Перевод М. Яснова

Крест любви

 
Четыре розы молодых —
И крест любви, и знак влюбленных:
Две, что цветут, и две в бутонах,
Дневной цветок и три ночных.
 
 
Вот символ веры – на устах,
Что к ним склоняются, ликуя:
Крестом – четыре поцелуя
На четырех живых цветах.
 
 
Кармином первый опалит —
Свою стыдливость губы дарят:
Их поцелуй – известный скаред
И жемчуга свои таит.
 
 
Но два бутона, два других, —
Когда пониже опуститься,
И слева можно насладиться
И справа прелестями их.
 
 
А ниже – тот ночной цветок,
Тот, самый робкий, самый нежный,
Что распускается, безгрешный,
Лишь положив на вас зарок.
 
 
Эмблема счастья, вечный крест
Связует ночь и день в зените:
Свою любовь им осените —
Благословите этот жест!
 

Перевод М. Яснова

Шарль Леконт де Лиль (1818–1894)

«О ты, которая на миг мне воротила…»

 
О ты, которая на миг мне воротила
Цветы весенние, благословенна будь.
Люблю я, лучший сон вздымает сладко грудь,
И не страшит меня холодная могила.
 
 
Вы, милые глаза, что сердцу утро дней
Вернули, – чарами объятого поныне
Забыть вы можете – вам не отнять святыни:
В могиле вечности я неразлучен с ней.
 

Перевод И. Анненского

«Над синим мраком ночи длинной…»

 
Над синим мраком ночи длинной
Не властны горние огни,
Но белы скаты и долина.
– Не плачь, не плачь, моя Кристина,
Дитя мое, усни.
– Завален глыбой ледяною,
Во сне меня ласкает он.
Родная, сжалься надо мною.
Отраден лунною порою
Больному сердцу стон.
 
 
И мать легла – одна девица,
Очаг, дымя, давно погас.
Уж полночь бьет. Кристине мнится,
Что у порога гость стучится.
– Откуда в поздний час?
 
 
– О, отвори мне поскорее
И до зари побудь со мной.
Из-под креста и мавзолея
Несу к тебе, моя лилея,
Я саван ледяной.
 
 
Уста сливались, и лобзанья,
Как вечность долгие, росли,
Рождая жаркие желанья.
Но близко время расставанья.
Петуший крик вдали.
 

Перевод И. Анненского

Розы Испагани

 
Испаганские розы на ложе их мшистом,
Померанцы, моссумский жасмин белоснежный
Не сравнятся своим ароматом душистым
С легким вздохом Леилы, лукавым и нежным.
Как коралл ее губы, а смех ее нежный
Звонче трели ручья на лужайке душистой,
Звонче ветра в жасминных кустах белоснежных,
Звонче птиц, распевающих в гнездышке мшистом.
 
 
Только влажные розы в оправе их мшистой,
Ветерок, всколыхнувший жасмин белоснежный,
Ручеек, пробежавший лужайкой душистой,
Долговечней, вернее любви ее нежной.
 
 
О Леила, с тех пор, как печально и нежно
Поцелуи покинули рот твой душистый,
Не томит ароматом жасмин белоснежный,
Отуманились розы в оправе их мшистой.
 
 
Смолкли птицы в лесу среди зарослей мшистых,
Их не слышно в жасминном кусте белоснежном,
Ручеек не поет на лужайке душистой,
Не алеет заря в небе ясном и нежном.
 
 
Пусть вернется ко мне мотылек этот нежный,
Твоя юная страсть, горяча и душиста,
Чтобы ожили снова жасмин белоснежный,
Испаганские розы на ложе их мшистом.
 

Перевод Э. Линецкой

Шарль Бодлер (1821–1867)

Идеал

 
Нет, ни красотками с зализанных картинок —
Столетья пошлого разлитый всюду яд! —
Ни ножкой, втиснутой в шнурованный ботинок,
Ни ручкой с веером меня не соблазнят.
 
 
Пускай восторженно поет свои хлорозы,
Больничной красотой пленяясь, Гаварни —
Противны мне его чахоточные розы:
Мой красный идеал никак им не сродни!
 
 
Нет, сердцу моему, повисшему над бездной,
Лишь, леди Макбет, вы близки душой железной,
Вы, воплощенная Эсхилова мечта,
 
 
Да ты, о Ночь, пленить еще способна взор мой,
Дочь Микеланджело, обязанная формой
Титанам, лишь тобой насытившим уста!
 

Перевод Б. Лившица

Живой факел

 
Глаза лучистые, вперед идут они,
Рукою Ангела превращены в магниты,
Роняя мне в глаза алмазные огни, —
Два брата, чьи сердца с моим чудесно слиты.
 
 
Все обольщения рассеяв без следа,
Они влекут меня высокою стезею;
За ними следую я рабскою стопою,
Живому факелу предавшись навсегда!
 
 
Глаза прелестные! Мистическим сияньем
Подобны вы свечам при красном свете дня,
Вы – луч померкнувший волшебного огня!..
 
 
Но свечи славят Смерть таинственным мерцаньем,
А ваш негаснущий, неистребимый свет —
Гимн возрождения, залог моих побед!
 

Перевод Эллиса

Прекрасный корабль

 
Я расскажу тебе, изнеженная фея,
Все прелести твои в своих мечтах лелея,
Что блеск твоих красот
Сливает детства цвет и молодости плод!
 
 
Твой плавный, мерный шаг края одежд колышет
Как медленный корабль, что ширью моря дышит,
Раскинув парус свой,
Едва колеблемый ритмической волной.
 
 
Над круглой шеею, над пышными плечами
Ты вознесла главу; спокойными очами
Уверенно блестя,
Как величавое ты шествуешь дитя!
 
 
Я расскажу тебе, изнеженная фея,
Все прелести твои в своих мечтах лелея,
Что блеск твоих красот
Сливает детства цвет и молодости плод.
 
 
Как шеи блещущей красив изгиб картинный!
Под муаром он горит, блестя, как шкап старинный;
Грудь каждая, как щит,
Вдруг вспыхнув, молнии снопами источит.
 
 
Щиты дразнящие, где будят в нас желанья
Две точки розовых, где льют благоуханья Волшебные цветы,
Где все сердца пленят безумные мечты!
 
 
Твой плавный, мерный шаг края одежд колышет,
Ты – медленный корабль, что ширью моря дышит,
Раскинув парус свой,
Едва колеблемый ритмической волной!
 
 
Твои колени льнут к изгибам одеяний,
Сжигая грудь огнем мучительных желаний;
Так две колдуньи яд
В сосуды черные размеренно струят.
Твоим рукам сродни Геракловы забавы,
И тянутся они, как страшные удавы,
Любовника обвить,
Прижать к твоей груди и в грудь твою вдавить!
 
 
Над круглой шеею, над пышными плечами
Ты вознесла главу; спокойными очами
Уверенно блестя,
Как величавое ты шествуешь дитя!
 

Перевод Эллиса

Осенний сонет

 
Читаю я в глазах, прозрачных, как хрусталь:
«Скажи мне, странный друг, чем я тебя пленила?» —
Бесхитростность зверька – последнее, что мило,
Когда на страсть и ум нам тратить сердце жаль.
 
 
Будь нежной и молчи; проклятую скрижаль
Зловещих тайн моих душа похоронила,
Чтоб ты не знала их, чтоб все спокойно было,
Как песня рук твоих, покоящих печаль.
 
 
Пусть Эрос, мрачный бог, и роковая сила
Убийственных безумств грозят из-за угла —
Попробуем любить, не потревожив зла…
 
 
Спи, Маргарита, спи, уж осень наступила.
Спи, маргаритки цвет, прохладна и бела…
Ты, так же как и я, – осеннее светило.
 

Перевод А. Эфрон

Прекрасная ложь

 
Когда, небрежная, выходишь ты под звуки
Мелодий, бьющихся о низкий потолок,
И вся ты – музыка, и взор твой, полный скуки,
Глядит куда-то вдаль, рассеян и глубок,
 
 
Когда на бледном лбу горят лучом румяным
Вечерних люстр огни, как солнечный рассвет,
И ты, наполнив зал волнующим дурманом,
Влечешь глаза мои, как может влечь портрет,
 
 
Я говорю себе: «Она еще прекрасна,
И странно – так свежа, хоть персик сердца смят,
Хоть башней царственной над ней воздвиглось
властно
Все то, что прожито, чем путь любви богат».
 
 
Так что ж ты: спелый плод, налитый пьяным соком,
Иль урна, ждущая над гробом чьих-то слез,
Иль аромат цветка в оазисе далеком,
Подушка томная, корзина поздних роз?
 
 
Я знаю, есть глаза, где всей печалью мира
Мерцает влажный мрак, но нет загадок в них.
Шкатулки без кудрей, ларцы без сувенира,
В них та же пустота, что в Небесах пустых.
 
 
А может быть, и ты – всего лишь заблужденье
Ума, бегущего от Истины в Мечту?
Ты суетна? глупа? ты маска? ты виденье?
Пусть, я люблю в тебе и славлю Красоту.
 

Перевод В. Левика

«В струении одежд мерцающих ее…»

 
В струении одежд мерцающих ее,
В скольжении шагов – тугое колебанье
Танцующей змеи, когда факир свое
Священное над ней бормочет заклинанье.
 
 
Бесстрастию песков и бирюзы пустынь
Она сродни – что им и люди, и страданья?
Бесчувственней, чем зыбь, чем океанов синь,
Она плывет из рук, холодное созданье.
 
 
Блеск редкостных камней в разрезе этих глаз…
И в странном, неживом и баснословном мире,
Где сфинкс и серафим сливаются в эфире.
 
 
Где излучают свет сталь, золото, алмаз.
Горит сквозь тьму времен ненужною звездою
Бесплодной женщины величье ледяное.
 

Перевод А. Эфрон

«Что скажешь ты, душа, одна в ночи безбрежной…»

 
Что скажешь ты, душа, одна в ночи безбрежной,
И ты, о сердце, ты, поникшее без сил,
Ей, самой милой, самой доброй, самой нежной,
Чей взор божественный тебя вдруг воскресил?
 
 
– Ей славу будем петь, живя и умирая,
И с гордостью во всем повиноваться ей.
Духовна плоть ее, в ней ароматы рая,
И взгляд ее струит свет неземных лучей.
В ночном безмолвии, в тиши уединенья,
И в шуме уличном, в дневном столпотворенье,
Пылает лик ее, как факел, в высоте,
 
 
И молвит: «Я велю – иного нет закона, —
Чтоб вы, любя меня, служили Красоте;
Я добрый ангел ваш, я Муза, я Мадонна!».
 

Перевод И. Кузнецовой

Фонтан

 
Бедняжка, ты совсем устала,
Не размыкай прекрасных глаз,
Усни, упав на покрывало,
Там, где настиг тебя экстаз!
В саду журчат и льются струи —
Их лепет, слышный день и ночь,
Томит меня, и не могу я
Восторг любовный превозмочь.
 
 
Позолотила Феба
Цветущий сноп —
В полночной тишине бы
Все цвел он, чтоб
Звенеть и падать с неба
Навзрыд, взахлеб!
 
 
Вот так, сгорев от жгучей ласки,
Ты всей душой, сквозь ночь и тишь,
Легко, бездумно, без опаски
К волшебным небесам летишь,
Чтоб с высоты, достигнув рая,
Вкусив и грусть, и колдовство,
Спуститься, – тая, замирая
В глубинах сердца моего.
 
 
Позолотила Феба
Цветущий сноп —
В полночной тишине бы
Все цвел он, чтоб
Звенеть и падать с неба
Навзрыд, взахлеб!
 
 
Отрадно мне в изнеможеньи
Внимать, покуда мы вдвоем,
Как льется песня, льются пени,
Наполнившие водоем.
Благословенная истома,
Журчанье вод и шум ветвей —
Как эта горечь мне знакома:
Вот зеркало любви моей!
 
 
Позолотила Феба
Цветущий сноп —
В полночной тишине бы
Все цвел он, чтоб
Звенеть и падать с неба
Навзрыд, взахлеб!
 

Перевод М. Яснова

Глаза Берты

 
Вы вправе пренебречь их откровенной славой —
Но что прекрасней глаз моей малютки? В них
Вся нежность, весь покой, вся сладость ласк
ночных —
Излейте ж на меня, глаза, ваш мрак лукавый!
 
 
Огромные глаза моей малютки – взгляд,
Манящий тайнами, магические гроты,
Где тени спящие расставили тенета,
Скрывая призрачный и несказанный клад.
 
 
Бездонные глаза, в которых спят зарницы,
Как спят они в тебе, мерцающая ночь!
В них Вера и Любовь сливаются, точь-в-точь
Как чистота спешит со сладострастьем слиться.
 

Перевод М. Яснова

Что обещает ее лицо

 
Красавица моя, люблю сплошную тьму
В ночи твоих бровей покатых;
Твои глаза черны, но сердцу моему
Отраду обещает взгляд их.
 
 
Твои глаза черны, а волосы густы,
Их чернота и смоль – в союзе;
Твои глаза томят и манят: «Если ты,
Предавшийся пластичной музе,
И нам доверишься, отдашься нам во власть,
Своим пристрастьям потакая,
То эта плоть – твоя; смотри и веруй всласть:
Она перед тобой – нагая!
 
 
Найди на кончиках налившихся грудей
Два бронзовых огромных ока;
Под гладким животом, что бархата нежней,
Смуглее, чем жрецы Востока,
 
 
Разглядывай руно: в нем каждый завиток —
Брат шевелюры неуемной.
О этот мягкий мрак, податливый поток
Беззвездной Ночи, Ночи темной!»
 

Перевод М. Яснова

Чудовище, или Речь в поддержку одной подержанной нимфы

I

 
Ты не из тех, моя сильфида,
Кто юностью пленяет взгляд,
Ты, как котел, видавший виды:
В тебе все искусы бурлят!
Да, ты в годах, моя сильфида,
 
 
Моя инфанта зрелых лет!
Твои безумства, лавры множа,
Придали глянец, лоск и цвет
Вещам изношенным – а все же
Они прельщают столько лет!
 
 
Ты что ни день всегда иная,
И в сорок – бездна новизны;
Я спелый плод предпочитаю
Банальным цветикам весны!
Недаром ты всегда иная!
 
 
Меня манят твои черты —
В них столько прелестей таится!
Полны бесстыдной остроты
Твои торчащие ключицы.
Меня манят твои черты!
 
 
Смешон избранник толстых бочек,
Возлюбленный грудастых дынь:
Мне воск твоих запавших щечек
Милей, чем пышная латынь, —
Ведь так смешон избранник бочек!
 
 
А волосы твои, как шлем,
Над лбом воинственным нависли:
Он чист, его порой совсем
Не тяготят, не мучат мысли,
Его скрывает этот шлем.
 
 
Твои глаза блестят, как лужи
Под безымянным фонарем;
Мерцают адски, и к тому же
Румяна их живят огнем.
Твои глаза черны, как лужи!
И спесь, и похоть – напоказ!
Твоя усмешка нас торопит.
О этот горький рай, где нас
Все и прельщает, и коробит!
Все – спесь и похоть – напоказ!
 
 
О мускулистые лодыжки, —
Ты покоришь любой вулкан
И на вершине, без одышки,
Станцуешь пламенный канкан!
Как жилисты твои лодыжки!
 
 
А кожа, что была нежна,
И темной стала, и дубленой;
С годами высохла она —
Что слезы ей и пот соленый?
(А все ж, по-своему, нежна!)
 

II

 
Ступай же к дьяволу, красотка!
Я бы отправился с тобой,
Когда бы ты не шла так ходко,
Меня оставив за спиной…
Ступай к нему одна, красотка!
 
 
Щемит в груди и колет бок —
Ты видишь, растерял я силы
И должного воздать не смог
Тому, к кому ты так спешила.
«Увы!» – вздыхают грудь и бок.
Поверь, я искренне страдаю —
Мне б только бросить беглый взгляд,
Чтобы увидеть, дорогая,
Как ты целуешь черта в зад!
Поверь, я искренне страдаю!
 
 
Я совершенно удручен!
Как факел, правдою и верой
Светил бы я, покуда он
С тобою рядом пукал серой, —
Уволь! Я точно удручен.
 
 
Как не любить такой паршивки?
Ведь я всегда, коль честным быть,
Хотел, со Зла снимая сливки,
Верх омерзенья полюбить, —
Так как же не любить паршивки?
 

Перевод М. Яснова