Текст книги "Пылая страстью к Даме. Любовная лирика французских поэтов"

Автор книги: авторов Коллектив

Старый романс

 
Что было раз, то будет снова,
С минувшим – трудно разорвать.
Привяжется романс былого, —
Попробуйте не напевать!
 
 
Поешь весь день… Но, понемногу,
Отстал привязчивый напев.
Освободились! Слава Богу!
Но он лишь дремлет, присмирев.
 
 
Настанет день, – и втихомолку
Услышишь снова, изумлен,
В ушах назойливую пчелку:
Напев жужжит… Да, это он!
 
 
И вот опять, без перерыва,
Весь день мурлычешь «про любовь»…
С мечтой старинной – нет разрыва!
Что было раз, то будет вновь.
 

Перевод И. Тхоржевского

Фиалки

 
Март, убирайся! Тротуарам
Апрель дал золота щедрей.
Наряды ярче, веселей;
Не протолкаться по бульварам!
Сигары, звонкий смех, пищалки…
И голос – «чудные фиалки!..»
 
 
Купите: их принес Апрель.
Все в блеске, – что, казалось, чахнет…
И даже пыль весною пахнет!
На ветках зелень, нежный хмель…
А помните? Торчали палки!
Купите: чудные фиалки.
 
 
Спешат влюбленные. И дамы,
Сжав сумочки, спешат упрямо
По распродажам, там и тут…
Но для фиалок – все найдут,
Шутя, пятиалтынный жалкий.
Купите, чудные фиалки.
 
 
Как сладко пахнут! Что за цвет!
Синьор, в петличку? Мой букет
Приносит счастье, без гадалки,
Синьора! Синенький – для вас:
Он, – точно! – цвета ваших глаз…
Купите: чудные фиалки…
 

Перевод И. Тхоржевского

Жермен Нуво (1851–1920)

Встреча

 
Вы оперлись рукою правой
На левую мою… не лгу:
Люблю я это место, право, —
Кафе на Левом берегу,
 
 
Над самой Сеною, в каштанах;
Там кто-то распевал романс —
Так было… при ландскнехтах пьяных;
Вы привели с собой Клеманс.
 
 
Вы были в шляпке… слишком новой,
Цвет ленты – рыже-золотой.
В цветочек платье, крой суровый —
Наряд удобный и простой.
 
 
На вас был черный плащ, похоже…
Иль пелерина? Вроде да…
И были вы – прекрасны… Боже!
Что нас могло свести тогда?
Я – только что из Палестины,
Заморский гость, ни дать ни взять, —
Но пилигримом Пелерины
Мне захотелось тут же стать.
 
 
Я воротился из Сиона,
Зубчатым поклонясь стенам,
Чтоб, веруя, припасть влюбленно
К Твоим божественным стопам.
 
 
Болтали мы… мне все открылось —
И голос твой, и яркий рот,
Как ты на стол облокотилась,
Как гибок стана поворот;
 
 
Ладошка нежная – как странно —
Вот-вот покажет коготки;
О, эти пальцы мальчугана —
Им не пристали перстеньки;
 
 
Я млел пред вашими глазами —
Душа в них обрела простор;
Король потупится пред вами,
Но вы не склоните свой взор.
 
 
Величественно-грозовые,
Глаза царят – им равных нет…
Зеленые? Иль голубые?
Меня слепил их чудный свет.
 
 
Ботинок узкий отыскать я
Пытался – но, увы, не смог:
Вы ножку спрятали под платье —
О, женственности скрытый бог!
 
 
Была в твоих речах бравура,
И, побеждая без конца,
Прелестным ротиком Амура
Пригубливала ты сердца.
 
 
Ту улицу, где, без сомненья,
Ковчегу место бы нашли,
Предвидя ангела явленье,
В честь патриарха нарекли.
 
 
О, кабачок любви! Не прочь я
Представить в красках кубок тот,
Что осушил июньской ночью
В тот, восемьдесят пятый год.
 

Перевод М. Квятковской

Душа

 
Как шли изгнанники в опалу,
Я с твоего сошел крыльца;
Но тех, кого любовь связала,
Она связала до конца.
 
 
Вдали от губ моих, в постели,
Ты думаешь, что ты одна,
Но я с тобой на самом деле,
Мы вместе ждем прихода сна.
В толпе я для идущих рядом
Лишь одинокий господин
С отсутствующим, грустным взглядом,
Но я гуляю не один.
 
 
Как нити тонкие вязанья,
Две наши жизни сплетены,
Одни глаза, одно сознанье
Нам на двоих с тобой даны.
 
 
Я у тебя прошу совета
По сотне раз в теченье дня,
Я знаю – да, я верю в это —
Ты всюду смотришь на меня.
 
 
Мне смех твой слышен, и воочию
Огромных глаз я вижу взор,
Когда, один оставшись ночью,
Веду с тобою разговор.
 
 
Я вспоминаю беспрестанно,
Что это лишь игра ума,
Но есть в ней правда, как ни странно,
Подумай, милая, сама.
 
 
Мы были счастливы сначала,
И ты мне только словом «да»
На все желанья отвечала,
И с поцелуем мне тогда
 
 
Не подарила разве душу?
Растаял поцелуй, мадам,
И я покой ваш не нарушу,
Но душу не верну я вам.
 

Перевод И. Кузнецовой

«Было глупое сердце закрытым сосудом…»

 
Было глупое сердце закрытым сосудом,
Где напиток любви дремлет в темном стекле,
Но приблизились вы, и нечаянным чудом
Показался мне ваш поцелуй на челе.
 
 
И почувствовал я, как в чудесном крещенье
Мой мятущийся взор обретает покой.
День в саду угасал, и в вечернем свеченье
Пела птица, как будто целуя левкой.
 
 
Словно Мать, вы несли облегченье недугу,
Проливая на раны бальзам в тишине,
Но я поднял глаза и увидел Подругу
В ваших ясных очах, обращенных ко мне.
 
 
Я упал вам на грудь, как герой недостойный,
Мне явилась любовь, я живу как во сне,
И желанье плывет, словно белый и стройный,
Зачарованный лебедь на чистой волне.
 

Перевод И. Кузнецовой

Втридорога

 
Я пойду в Сен-Поль на базар,
У меня отменный товар:
Пару глаз твоих лживых там
Я за сотню экю продам.
 
 
Десять ловких пальцев твоих
Распродам, как птиц полевых,
А коварный твой рот уйдет
За полсотни дублонов – влет!
 
 
Эти руки – сыщи нежней! —
Эти розы твоих ступней,
Грудь, колени – им всем одна
Двадцать тысяч франков цена.
 
 
На базар я отправлюсь – и
Там за ямочки все твои,
За морщинки – их слаще нет! —
Миллион попрошу монет.
 
 
А за вьющийся локон твой,
Локон солнечный, золотой,
И за губы твои в огне
Запрошу по тройной цене.
 
 
Кто накинет побольше, тот
Твою душу и плоть возьмет.
А приглянется сердце – что ж!
Дам в придачу его – за грош.
 

Перевод М. Яснова

Артюр Рембо (1854–1891)

Ощущение

 
В сапфире сумерек пойду я вдоль межи,
Ступая по траве подошвою босою.
Лицо исколют мне колосья спелой ржи,
И придорожный куст обдаст меня росою.
 
 
Не буду говорить и думать ни о чем —
Пусть бесконечная любовь владеет мною, —
И побреду, куда глаза глядят, путем
Природы – счастлив с ней, как с женщиной земною.
 

Перевод Б. Лившица

Офелия

I

 
На черной глади вод, где звезды спят беспечно,
Огромной лилией Офелия плывет,
Плывет, закутана фатою подвенечной.
В лесу далеком крик: олень замедлил ход…
По сумрачной реке уже тысячелетье
Плывет Офелия, подобная цветку;
В тысячелетие, безумной, не допеть ей
Свою невнятицу ночному ветерку.
 
 
Лобзая грудь ее, фатою прихотливо
Играет бриз, венком ей обрамляя лик.
Плакучая над ней рыдает молча ива,
К мечтательному лбу склоняется тростник.
 
 
Не раз пришлось пред ней кувшинкам расступиться.
Порою, разбудив уснувшую ольху,
Она вспугнет гнездо, где встрепенется птица.
Песнь золотых светил звенит над ней вверху.
 

II

 
Офелия, белей и лучезарней снега,
Ты юной умерла, унесена рекой:
Не потому ль, что ветр норвежских гор с разбега
О терпкой вольности шептаться стал с тобой?
 
 
Не потому ль, что он, взвевая каждый волос,
Нес в посвисте своем мечтаний дивных сев?
Что услыхала ты самой Природы голос
Во вздохах сумерек и жалобах дерев?
 
 
Что голоса морей, как смерти хрип победный,
Разбили грудь тебе, дитя? Что твой жених,
Тот бледный кавалер, тот сумасшедший бедный,
Апрельским утром сел, немой, у ног твоих?
Свобода! Небеса! Любовь! В огне такого
Виденья, хрупкая, ты таяла, как снег;
Оно безмерностью твое глушило слово —
И Бесконечность взор смутила твой навек.
 

III

 
И вот Поэт твердит, что ты при звездах ночью
Сбираешь свой букет в волнах, как в цветнике.
И что Офелию он увидал воочью
Огромной лилией, плывущей по реке.
 

Перевод Б. Лившица

Первый вечер

 
Она была почти раздета,
И, волю дав шальным ветвям,
Деревья в окна до рассвета
Стучались к нам, стучались к нам.
 
 
Она сидела в кресле, полу —
Обнажена, пока в тени
Дрожали, прикасаясь к полу,
Ее ступни, ее ступни.
 
 
А я бледнел, а я, ревнуя,
Следил, как поздний луч над ней
Порхал, подобно поцелую,
То губ касаясь, то грудей.
Я припадал к ее лодыжкам,
Она смеялась как на грех,
Но слишком томным был и слишком
Нескромным этот звонкий смех.
 
 
И, под рубашку спрятав ножку,
«Отстань!» – косилась на меня,
Притворным смехом понемножку
Поддразнивая и казня.
 
 
Я целовал ее ресницы,
Почуяв трепет на губах,
Она пыталась отстраниться
И все проказничала: «Ах!
 
 
Вот так-то лучше, но постой-ка…»
Я грудь ей начал целовать —
И смех ее ответный столько
Соблазнов мне сулил опять…
 
 
Она была почти раздета,
И, волю дав шальным ветвям,
Деревья в окна до рассвета
Стучались к нам, стучались к нам.
 

Перевод М. Яснова

Ответ Нины

 
………………………………………………….
ОН:
– Что медлим – грудью в грудь с тобой мы?
А? Нам пора
Туда, где в луговые поймы
Скользят ветра,
 
 
Где синее вино рассвета
Омоет нас;
Там рощу повергает лето
В немой экстаз;
 
 
Капель с росистых веток плещет,
Чиста, легка,
И плоть взволнованно трепещет
От ветерка;
 
 
В медунку платье скинь с охоткой
И в час любви
Свой черный, с голубой обводкой,
Зрачок яви.
 
 
И ты расслабишься, пьянея, —
О, хлынь, поток,
Искрящийся, как шампанея, —
Твой хохоток;
 
 
О, смейся, знай, что друг твой станет
Внезапно груб,
Вот так! – Мне разум затуманит
Испитый с губ
 
 
Малины вкус и земляники, —
О, успокой,
О, высмей поцелуй мой дикий
И воровской —
 
 
Ведь ласки поросли шиповной
Столь горячи, —
Над яростью моей любовной
Захохочи!..
 
 
……………………………………….
 
 
Семнадцать лет! Благая доля!
Чист окоем,
Любовью дышит зелень поля!
Идем! Вдвоем!
 
 
Что медлим – грудью в грудь с тобой мы?
Под разговор
Через урочища и поймы
Мы вступим в бор,
 
 
И ты устанешь неизбежно,
Бредя в лесу,
И на руках тебя так нежно
Я понесу…
 
 
Пойду так медленно, так чинно,
Душою чист,
Внимая птичье андантино:
«Орешный лист…»
 
 
Я брел бы, чуждый резких звуков,
В тени густой,
Тебя уютно убаюкав,
Пьян кровью той,
 
 
Что бьется у тебя по жилкам,
Боясь шепнуть
На языке бесстыдно-пылком:
Да-да… Чуть-чуть…
 
 
И солнце ниспошлет, пожалуй,
Свои лучи
Златые – для зелено-алой
Лесной парчи.
 
 
………………………………………….
 
 
Под вечер нам добраться надо
До большака,
Что долго тащится, как стадо
Гуртовщика.
 
 
Деревья в гроздьях алых пятен,
Стволы в смолье,
И запах яблок сладко внятен
За много лье.
 
 
Придем в село при первых звездах
Мы прямиком,
И будет хлебом пахнуть воздух
И молоком;
 
 
И будет слышен запах хлева,
Шаги коров,
Бредущих на ночь для сугрева
Под низкий кров;
 
 
И там, внутри, сольется стадо
В массив один,
И будут гордо класть говяда
За блином блин…
 
 
Очки, молитвенник старушки
Вблизи лица;
По край напененные кружки
И жбан пивца;
 
 
Там курят, ожидая пищи,
Копя слюну,
Надув тяжелые губищи
На ветчину,
 
 
И ловят вилками добавку:
Дают – бери!
Огонь бросает блик на лавку
И на лари,
 
 
На ребятенка-замарашку,
Что вверх задком,
Сопя, вылизывает чашку
Пред камельком,
И тем же озаряем бликом
Мордатый пес,
Что лижет с деликатным рыком
Дитенка в нос…
 
 
А в кресле мрачно и надменно
Сидит карга
И что-то вяжет неизменно
У очага;
 
 
Найдем, скитаясь по хибаркам,
И стол, и кров,
Увидим жизнь при свете ярком
Горящих дров!
 
 
А там, когда сгустятся тени,
Соснуть не грех —
Среди бушующей сирени,
Под чей-то смех…
 
 
О, ты придешь, я весь на страже!
О, сей момент
Прекрасен, несравнен, и даже…
 
 
ОНА: – А документ?
 

Перевод Е. Витковского

Роман

I

 
Нет рассудительных людей в семнадцать лет! —
Июнь. Вечерний час. В стаканах лимонады.
Шумливые кафе. Кричаще яркий свет.
Вы направляетесь под липы эспланады.
 
 
Они теперь в цвету и запахом томят.
Вам хочется дремать блаженно и лениво.
Прохладный ветерок доносит аромат
И виноградных лоз, и мюнхенского пива.
 

II

 
Вот замечаете сквозь ветку над собой
Обрывок голубой тряпицы, с неумело
Приколотой к нему мизерною звездой.
Дрожащей, маленькой и совершенно белой.
 
 
Июнь! Семнадцать лет! Сильнее крепких вин
Пьянит такая ночь… Как будто бы спросонок,
Вы смотрите вокруг, шатаетесь один,
А поцелуй у губ трепещет, как мышонок.
 

III

 
В сороковой роман мечта уносит вас…
Вдруг – в свете фонаря, – прервав виденья ваши,
Проходит девушка, закутанная в газ,
Под тенью страшного воротника папаши,
И находя, что так растерянно, как вы,
Смешно бежать за ней без видимой причины,
Оглядывает вас… И замерли, увы,
На трепетных губах все ваши каватины.
 

IV

 
Вы влюблены в нее. До августа она
Внимает весело восторженным сонетам.
Друзья ушли от вас: влюбленность им смешна.
Но вдруг… ее письмо с насмешливым ответом.
 
 
В тот вечер… вас опять влекут толпа и свет…
Вы входите в кафе, спросивши лимонаду…
Нет рассудительных людей в семнадцать лет
Среди шлифующих усердно эспланаду!
 

Перевод Б. Лившица

Искательницы вшей

 
Когда ребячий лоб в запекшихся расчесах
Окутан млечною вуалью зыбких снов,
Подросток видит двух сестер златоволосых
И хрупкий перламутр их острых ноготков.
 
 
Окно распахнуто, и воздух постепенно
Вливает в комнату смятенье тубероз,
А пальцы чуткие и жутко, и блаженно
Блуждают в зарослях мальчишеских волос.
Он весь во власти чар певучего дыханья,
Но тут с девичьих губ слетает влажный вздох,
Чтоб усмирить слюну, а может быть, желанье
Вот-вот поцеловать, заставшее врасплох.
 
 
Сквозь трепет их ресниц, сквозь морок круговерти
Их пальцев, дивный ток струящих без затей,
Он слышит, как, хрустя, потрескивают в смерти
Вши, опочившие меж царственных ногтей.
 
 
В нем бродит Лень, как хмель, и, негою пьянея,
Он полон музыки, и снов ее, и грез,
И вслед за ласкою, чем дальше, тем вернее,
То жаждет зарыдать, то вдруг страшится слез.
 

Перевод М. Яснова

Жюль Лафорг (1860–1887)

Жалоба при ветре, тоскующем в ночи

 
Цветок твой вянет, чаровница, —
Продли былое волшебство:
Зачем листала ты страницы,
Сверяла с книжками его?
А крыши стонут от ночного
Ненастья за твоим окном,
Как будто ветер хочет снова
Покончить с Золотым Руном.
 
 
О ветер ярый,
Только ты
Развеешь чары
Красоты;
В ночи – кошмары
Небесной кары
И стон тщеты.
 
 
О Идеал мой, пантомима, —
Неистовый, да зряшный бег!
Ты – кубок, пронесенный мимо
Уст, запечатанных навек.
О эти лепестки и листья,
Им ночью плачется навзрыд,
Пока, прядильщик евхаристий,
Под ветром ангел мой скорбит!
 
 
О ветер ярый,
Только ты
Развеешь чары
Красоты;
В ночи – кошмары
Небесной кары
И стон тщеты.
 
 
Но ты не знаешь угрызений,
Меня не ставишь ты ни в грош,
И что тебе разор осенний —
А он, как смерть, бросает в дрожь!
И занавески так унылы,
И умывальник, ей-же-ей,
Как призрак мраморной могилы,
Могилы памяти моей.
 
 
Не в силах, ярый,
Даже ты
Развеять чары
Пустоты;
Судьбы удары —
Напрасный дар и
Тщета мечты!
 

Перевод М. Яснова

Романс о провинциальной луне

 
Ты, луна, порой ночною
Схожа с толстою мошною!
 
 
Зорю бьет тамбур-мажор;
Адъютант спешит на сбор;
 
 
Слышно флейту из окошка;
Переходит площадь кошка.
 
 
Стало тихо, без тревог
Засыпает городок.
 
 
Флейта опустила шторы.
Знать бы, час теперь который!
 
 
Ах, луна, тоска, тоска!
Что ж, все это – на века?
 
 
Ах, луна, тебе, бедняжка,
Путешествовать не тяжко!
 
 
Ты сегодня поглядишь
На Миссури, на Париж,
 
 
На норвежские фиорды
Бросишь равнодушный взор ты.
 
 
Ты, счастливица, луна!
Ведь тебе видна она,
Едущая с мужем в Ниццу,
А оттуда – за границу!
 
 
Верь она моим словам —
Я б в силок попался сам.
 
 
Я, луна, умру от грусти!
Гложет душу захолустье!
 
 
Так давай же вместе жить,
Вместе по свету кружить!
 
 
Но молчит луна-старуха,
Затыкая ватой ухо.
 

Перевод В. Шора

Жалоба органиста церкви Нотр-Дам де Нис

 
Мир отворован зимним вороньем —
Уже откаркивают свой псалом с колоколами,
Осенние дожди не за горами,
И зелень казино позаросла быльем.
Еще вчера так трепетало тело
Той, что теперь навек бледна!
Она как эта церковь холодна, —
И лишь моя душа одна ее согрела.
 
 
Клинок! Что сердце мне пронзит верней
И неизбежней – ради
Ее улыбки? Об иной награде
И не мечтаю – быть бы рядом с ней!
 
 
Я заиграю «Мизерере»,
Когда простится с миром эта плоть,
Чтоб ты ответил мне, Господь,
На ре минор, на мой прощальный «ре-ре»!
 
 
Я не расстанусь с мертвым телом, нет. Я убаюкаю под фуги Баха
Её – крупицу праха,
Себя – так безнадежно ждущего ответ.
 
 
И что ни год, едва вдали
Откаркает свои псалмы воронья стая,
Я буду думать, «Реквием» играя,
Что был написан он для похорон Земли.
 

Перевод Аси Петровой

Из «изречений Пьерро»

«Ах, ту, к которой я влеком…»

 
Ах, ту, к которой я влеком
Порывом сумрачным и страстным,
Мне не постичь моим несчастным
Сомнамбулическим умом.
 
 
В ее саду средь нежных примул
Блуждаю, потеряв покой.
Ищу я, есть ли и какой
В ней доминирующий стимул.
Любовь ко мне? Но это ложь!
Твои слова – пустые звуки:
Пиротехнические штуки
За пламя страсти выдаешь!
 

Перевод В. Шора

«Ах, что за ночи без луны!..»

 
Ах, что за ночи без луны!
Какие дивные кошмары!
Иль въяве лебедей полны
Там, за порогом, дортуары?
 
 
С тобой я здесь, с тобой везде.
Ты сердцу дашь двойную силу,
Чтоб в мутной выудить воде
Джоконду, Еву и Далилу.
 
 
Ах, разреши предсмертный бред
И, распятому богомолу,
Продай мне наконец секрет
Причастности к другому полу!
 

Перевод Б. Лившица

«Ты говоришь, я нищ и наг…»

 
Ты говоришь, я нищ и наг,
Что жажду не любви – награды,
Что все мои слова и взгляды —
Одно притворство и пустяк.
Что не о том ты так мечтала,
Что я несу не свет, а тьму…
Мой бедный мозг! И впрямь, ему
Трех полушарий было б мало!
 
 
Да, ты цветешь, как летним днем —
Цветок, избегнувший ненастья.
Ему не нужно соучастья —
Я тоже не нуждаюсь в нем.
 

Перевод М. Яснова

«Я лишь гуляка под луной…»

 
Я лишь гуляка под луной,
Брожу, где мило и постыло, —
Но даже этого хватило
Для бедной притчи площадной.
 
 
Как мне покоя не дает
Рукав изысканного платья!
А тихий наигрыш Распятья
Круглит гримасою мой рот.
 
 
О, стать легендой этих клавиш!
Век-шарлатан весьма умен.
Где лунный свет былых времен?
Господь, когда его нам явишь?
 

Перевод М. Яснова

Влюбленные

 
В уютной хижине, вдвоем, совсем одни,
Вдали от шумных толп, в укрытьи из бамбука,
Забыв политику и сплетни – что за скука!
Любовники в пылу не замечали дни.
 
 
Их спальня под замком, сокровищу сродни,
И шторы на окне – ни шороха, ни звука,
Не проберется к ним на пиршество разлука,
А выходить самим, конечно же, ни-ни!
 
 
Но вот уже ветра осенние подули,
И небо, нацепив котурны и ходули,
Достало темный грим и смыло синеву.
 
 
То желтый лист мелькнет, то золотой, то красный,
Прихорошился лес, да жаль, что труд напрасный, —
На очередь к червям поставил дождь листву.
 

Перевод Аси Петровой

Апрельское бдение

 
Идет к полуночи. Последний шум затих.
Пора срывать цветы в долине сновидений.
Теперь, измучившись от вечных угрызений,
Из сердца капли рифм я выжму золотых.
 
 
И вот уже мотив звучит в мечтах моих,
И нет мелодии нежней и сокровенней,
Чем этот менуэт, вернувшийся из тени,
Из давешних времен, невинных и простых.
 
 
Я отложил перо. И жизнь мою листая,
Любви и чистоты не нахожу следа я.
В бесстрастных «почему» я заблудился вдруг.
 
 
Сижу над россыпью листов бумаги белых,
И смутно слышится в полуночных пределах
Фиакра позднего вдали бесстыдный стук.
 

Перевод Е. Баевской

Анри де Ренье (1864–1936)

Мудрость любви

 
Пока не пробил час – спускаться в сумрак вечный,
Ты, бывший мальчиком и брошенный беспечной
Крылатой юностью, усталый, как и мы,
Присядь – и вслушайся, до резких труб Зимы,
Как летняя свирель поет в тиши осенней.
Былая нежность спит в объятьях сладкой лени.
А смолкнет песенка – и слышно в тонком сне,
Что Август говорит Сентябрьской тишине,
И радость бывшая – навеянной печали,
Созревший плод повис на ветке; прозвучали
Напевы ветерка – угрозой зимних бурь…
Но ветер спит еще, ласкаясь. Спит лазурь.
Безмолвны сумерки, и ясны небеса,
И реют голуби, и в золоте леса…
Еще с губ Осени слетают песни Лета.
 
 
Твой день был солнечным; был ясен час рассвета,
А вечер сладостен, душа твоя чиста,
Еще улыбкою цветут твои уста…
Пусть расплелась коса: волна кудрей прекрасна!
Пусть уж не бьет фонтан: вода осталась ясной.
Люби. И сотни звезд зажгутся над тобой,
Когда пробьет твой час – спускаться в мрак ночной!
 

Перевод И. Тхоржевского

Пленница

 
Ты вырвалась; но я видал твои глаза;
Я знаю вес в руке твоей упругой груди,
И вкус, и линию, и цвет, и выгиб тела,
За коим гонится моя слепая страсть.
 
 
Пусть ты поставила меж нами ночь и лес;
Но вопреки тебе, красе коварной верен,
Обдумал форму я, изникшую во мраке,
И воссоздам ее. Уже горит заря;
 
 
Я статую твою воздвигну глыбой, чтобы
Заполнить пустоту, где ты была нагой.
Плененная навек в бездушном веществе,
 
 
Ты будешь корчиться немой и всё же гневной,
Живой и мертвою, изваянная мной
В лучистом мраморе иль в золотистой глине.
 

Перевод М. Волошина

Прогулка

 
Заветный час настал. Простимся – и иди!
Пробудь в молчании, одна с своею думой,
Весь этот долгий день – он твой и впереди.
О тени, где меня оставила, не думай.
 
 
Иди, свободная и легкая, как сны,
В двойном сиянии улыбки, в ореолах
И утра, и твоей проснувшейся весны;
Ты не услышишь вслед шагов моих тяжелых.
 
 
Есть дуб, как жизнь моя, увечен и живуч,
Он к меланхоликам и скептикам участлив
И приютит меня – и покраснеет луч,
В его молчании уж тем я буду счастлив,
 
 
Что ветер ласковым движением крыла,
Отвеяв от меня докучный сумрак грезы,
Цветов, которые ты без меня рвала,
Мне аромат домчит, тебе оставя розы.
 

Перевод И. Анненского

Пожелание

 
Я пожелал бы глазам твоим равнину
И лес зеленый, русый,
Далекий,
Дымчатый,
На самом горизонте под ясным небом.
Или холмы
Спокойных очертаний,
Туманные и медленные,
Тающие в истомном воздухе,
Или холмы,
Иль дальний лес…
 
 
Я пожелал бы,
Чтобы ты слушала
Глубокий, сильный, нежный,
Великий и глухой, широкий голос моря,
Печальный,
Как Любовь;
А временами, рядом,
В минуту молчания
Чтоб ты слыхала
Воркованье
Голубя
И нежный, слабый,
Подобный Любви,
В тени укрытый,
Ропот источника…
 
 
Я пожелал бы для рук твоих цветов,
А для твоих шагов
Песчаную тропинку, поросшую травой,
Которая ведет немного вверх, то вниз,
И вьется и, кажется,
Уводит в глубь молчанья,
Песчаную тропинку, на которой
Оставят легкий след твои шаги,
Наши шаги
С тобой!
 

Перевод М. Волошина