Текст книги "По следам древних культур"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

Пянджикентский Шахристан

Вернёмся к шахристану. Город, как указывалось выше, имел стены и башни. На северной стороне сейчас нельзя усмотреть остатков этих стен. Здесь наиболее недоступная часть города, так как северный склон возвышенности, на которой расположен шахристан, весьма крутой и подниматься по нему под ударами осажденных в условиях военной техники VI–VIII веков было трудно.

Всё же было бы опрометчиво сейчас, до проверки раскопками, сказать, что здесь не было никаких укреплений и прежде всего, конечно, стен. В первые годы работ экспедиция ещё не ставила перед собой задачи раскопочным путём исследовать стены и башни древнего Пянджикента. Только в 1950 году был поставлен вопрос, пока ещё в малом масштабе, о характере укреплений города.

Древний Пянджикент принадлежит к тем городам, у которых цитадель (диз, кухендиз, арк) лежит вне стен шахристана. Пянджикентская цитадель, на что указывалось выше, находилась направо от дороги в Кош-Тепе, сейчас же на запад от шахристана, и была отделена от него лишь ложем сая.

В настоящее время развалины пянджикентской цитадели возвышаются в виде внушительного тепе (холма), у которого чётко выделяются оплывшие от времени остатки стен. Тепе это двухъярусное. Первый ярус покоится на естественном холме и образует большую площадку, на которой когда-то был выстроен огромный укрепленный дом – жилище правителя, его кремль.

Площадка эта окружена в настоящее время валом, который представляет собой оплывшие остатки стен. Пространство между стенами и постройками возвышающегося кремля было двором. Кремль образует как бы второй, или верхний, ярус. От кремля на поверхности ничего оформленного не осталось, до наших раскопок в 1947 году торчал только бугор в юго-восточном углу площадки второго яруса.

Последняя имеет по каждой стороне +46 метров. Крутые склоны холма, поднимающиеся под углом 30–35 градусов, представляли весьма удобное для обороны место. Цитадель была как бы укрепленной резиденцией пянджикентского владетеля. Местонахождение ее чрезвычайно выгодно в смысле обороны, С юга к цитадели подступают холмы, которые уже в древности были включены в систему пянджикентского укрепления.

Северный склон цитадели крутой и оборонять его легко. Единственно уязвимое место – это подступы с запада, где подъем хотя и имеется, однако настолько незначительный, что опереться на него было нельзя. Поэтому-то с западной стороны была дополнительно устроена оборонительная стена.

Древние фортификаторы, укреплявшие Пянджикент, прекрасно учли, что цитадель может стать мощной силой лишь тогда, когда будет включена как важный элемент, но все же только элемент более сложной обороны. Роль цитадели значительно возрастает, когда она образует одно оборонительное целое с шахристаном, его стенами и башнями. В этом отношении очень выразительны два факта. По восточному склону холма, на котором лежат развалины кухендиза-кремля, и сейчас еще видны следы стены, спускавшейся сверху к сухому руслу сая; характерно, что навстречу этой стене спускалась такая же стена по западному каменистому склону шахристана. Обе эти стены сходились внизу, на левом берегу упомянутого сая, где, повидимому, и были первые ворота города.

Аналогичную картину мы увидим ещё раз, если пройдём по параллельной саго современной дороге на Кош-Тепе, Там, где шахрнстан образует свой первый, юго-западный, угол, там в древности сверху также спускалась стена, следы которой видны и сейчас. Стоит только повернуться на запад, как мы увидим встречную стену, спускающуюся со стоящего у дороги холма, включенного в оборонительную линию городских укреплений.

Спускаясь навстречу друг другу, обе стены должны были сомкнуться также на берегу сая, где были, повидимому, вторые ворога в город, понимая под ним не только шахристан, но и цитадель. Теснейшим образом с укреплениями города связаны были и ворота шахристана. Главные ворота находились на юге; сохранившиеся остатки их говорят за то, что ворота были хорошо укреплены. Особое внимание было обращено на две фланкирующие башни. Наиболее мощной из них была западная башня, которая, повидимому, сохранилась лучше, чем какая-либо другая из башен шахристана.

Судя по тому, что основная улица в шахристане проходила с востока на запад (она хорошо просматривается, как проложенная между крупными зданиями), были ворота еще на востоке, вблизи северо-восточного угла шахристана, однако без раскопок трудно точно выявить место ворот.

Что же касается западных ворот, то они, судя по рельефу местности, открывали вход только пешим или конным людям. Въехать на арбе сюда было невозможно. К воротам этим вела не дорога, а тропа. Никаких следов от других ворот в шахристане древнего Пянджикента не имеется.

В 1950 году перед нами встал, как выше сказано, вопрос: из какого-материала выложены стены и башни пянджикентского шахристана? Проведённые раскопки показали на двух участках – в юго-восточном углу городища и в одном из отрезков его восточной стены, – что стена сложена из пахсы без надрезов под блоки, так же сложена и башня в юго-восточном углу шахристана. Стены города были предметом внимательных забот со стороны правителей древнего Пянджикента, На участке вблизи юго-восточного угла шахристана стены с наружной стороны имеют нечто вроде контр-форса, выложенного из сырцового кирпича меньшего размера, чем кирпич, из которого сложены здания города.

Весьма интересным фактом, вскрытым раскопками 1950 года, является обнаружение в юго-восточной части шахристана ступеней, которые вели на стену изнутри города, что облегчало обслуживание укреплений во время осады. Впрочем, ступени эти обнаружены пока только на указав ном участке, причем вблизи от здания, где жила, повидимому, охрана городских стен или по крайней мере начальник такой охраны. Не менее интересным является другой обнаруженный факт. По восточной стене шахристана, в месте упомянутых раскопок, раскрыто примыкающее почти вплотную к стене узкое помещение коридорного типа, сложенное из сырцовых кирпичей обычного для древнего Пянджикента образца – 50 X 25 X 12 сантиметров. Судя по всему, помещение это перекрыто было коробовым сводом из того же сырцового кирпича, что и его стены. Помещение это далеко ещё не докопано. В южном своем участке наружная: стена его образует угол с перпендикулярно поставленной к ней стеной. Повидимому, здесь начинается какое-то новое строение, Едва ли можно сомневаться, что строение это связано с охраной крепостной стены, да и вообще с обслуживанием городских укреплений. Тема о городских укреплениях в древнем Пянджикенте только поставлена, – знаем мы пока ещё очень мало, и все же одно сейчас ясно: охране города от внешнего врага придавалось большое значение.

Храмы древних согдийцев

Раскопки в шахристане древнего Пянджикента начаты были летом 1947 года и систематически продолжались каждый год в августе и сентябре. Всего, таким образом, проведено четыре раскопочных сезона, не считая кратковременной разведки 1946 года, когда Пянджикент был осмотрен и намечен как главный объект полевого изучения Согдийско-таджикской археологической экспедиции.

Внимание экспедиции привлек бугор, лежащий на западной стороне небольшой городской площади, почти в центре шахристана, правда, несколько ближе к его восточной стеке. Бугор этот условно отмечен на плане наших раскопок как здание I. По форме своей он напоминал подкову, стороны которой вогнуты несколько внутрь. Поверхность бугра отличалась обратившей на себя внимание особенностью: в центре она была несколько приплюснута. Это последнее обстоятельство вызвало у нас мысль, что здесь мы можем найти центральное помещение здания. Руководствуясь этим разумным предположением, мы и приступили к вскрытию первого бугра наверху, в центре вогнутой его поверхности. Раскопки начаты были А. М. Беленицким, который и проводил их систематически в течение четырёх лет. Очень быстро А. М. Беленицкий и его сотрудники имели возможность убедиться в правильности выбора начальной точки раскопа. Перед участниками работ стало раскрываться большое помещение, квадратное в плане. Чем глубже уходили в землю заступ и кетмень раскопщиков, тем больше было следов от бывшего в здании в древности пожара. Древесный уголь с раскопа уносили в огромном количестве. Когда раскрылась южная половина западной стены и полностью южная стена помещения, появились следы обгорелой красочной стенной росписи.

^{Головы согдиицев.}

^{Фрагмент стенной росписи. Храм I. Древний Пянджнкент}

Начало работ сулило интересные перспективы раскопок намеченного бугра. И действительно, постепенно перед нами раскрылось огромное квадратное помещение – зал площадью 64 квадратных метра. Зал оказался четырёхколонным. В центре лежали каменные базы от колонн. Базы оказались составными: в основе была квадратная каменная плита из известняка, сторона которой равнялась 82 сантиметрам при высоте 16 сантиметров. На плите положена круглая каменная подушка, имеющая в диаметре 60 сантиметров. Все четыре базы сохранились полностью, однако подушки двух из них от огня раскололись. Пока не были вскрыты все четыре базы, трудно было ответить на вопрос, из какого материала были колонны: из камня, известняка или дерева? Однако, когда открылась база в северо-восточной части четырёхколонного зала, стало ясно, что колонны были деревянные. На базе стояла охваченная обгорелой землей нижняя часть деревянной обуглившейся колонны в форме яблока. Следы обуглившейся деревянной колонны оказались и на северо-западной базе. Вблизи баз находилось также большое количество угля со следами резьбы по дереву. Ясно, что колонны из дерева имели резной орнамент. Угля в раскопках этого большого помещения оказалось так много, что становилось ясным, что в нем было огромное количество деревянных частей; ими могли быть, кроме колонн, прежде всего деревянные перекрытия. Большое помещение площадью 8×8 метров не могло иметь другого перекрытия, кроме деревянного, так как купол из сырцового кирпича, да еще очень большого размера, в VI I–VIII веках выкладывать в Согде не умели.

Большой интерес представляли и стены этого зала. Они все хорошо оштукатурены, но все подверглись действию пожара и имеют обгорелый вид. Уже в первый год раскопок, т. е. в 1947 году, было ясно по найденным в завалах кускам обгорелой росписи, по следам красок на стенах, что зал был покрыт стенной живописью. В центре западной стены открылся входной проем в замкнутую комнату, лежащую на запад от центрального зала. Комната эта площадью 6,5×3,5 метра была вытянута с юга на север. Направо и налево от входа по западной стене были расчищены большие ниши, не очень, правда, глубокие.

^{Общий план раскопок шахристана Пянджакента (1947–1950 гг.)}

Восточной стены у четырёхколонного зала не имеется совсем. С востока зал переходил в широкий айван, длина которого равна почти 21 метру; перекрытия айвана покоились на шести деревянных колоннах. От них сохранились только прямоугольные клетки с перегнившим деревом – остатками покоящихся здесь деревянных баз. Дальнейшие раскопки бугра № 1 вскрыли помещения, находящиеся на юге от четырехколесного зала, который мы обозначили цифрой № 1, и замкнутого помещения, обозначенного № 3. Это были две, вытянутые с востока на запад, комнаты – № 2 и № 4 – площадью: № 2 = 6,75×2,55 метра и № 4 = 3,75×2,92 метра. Толщина стен вскрытых четырех помещений колеблется от 1,3 до 2 метров. Стены выложены из сырцового кирпича размером 48×24×12 сантиметров. Как мы увидим ниже, все раскопанные нами за четыре года здания сложены из сырцового кирпича этого размера. Помещения № 2 и № 4 дали уже в первый год раскопок весьма ценные предметы. Обнаружились они при вскрытии полов, главным образом в помещении № 2 и затем № 4. Мы говорим «полов», так как в помещении № 2 их оказалось три: верхний пол в виде плотного земляного настила; следующий пол выстлан из сырцового кирпича того же размера, что и стены здания I; под этим вторым полом оказался третий, также из сырцового кирпича. Главные находки сделаны на земляном верхнем полу. Среди находок следует прежде всего отметить огромное количество бус из самого разнообразного материала: кораллов, янтаря, сердолика, горного хрусталя, лазурита, нефрита, бирюзы, речного жемчуга, альмандина, агата, оникса, змеевика и специальной пасты. Характерной чертой всех этих бус является их необычная величина. Позволим себе привести несколько цифр. Бусы из горного хрусталя имеют в длину по оси 1,5, 2 и 3 сантиметра. Величина большинства бус почти исключает предположение, что они служили украшением пянджикентских женщин. Возникла мысль, не являлись ли они предметами украшений, употребляемых в языческих храмах? Обилие бус, определенно указывало, что если не Пянджикент, то во всяком случае Согд, находился в VII–VIII веках в непосредственных торговых сношениях с отдельными странами, что, впрочем, известно и из письменных источников.

Вернёмся, однако, к дальнейшему описанию раскопочных работ в здании I.

Шаг за шагом оно стало раскрываться, как здание с многочисленными помещениями, с определенным, строго выраженным планом, характерным для построек культового назначения. Раскопки 1948, 1949 и 1950 годов, когда и было в основных чертах закончено раскрытие здания I, дали следующий его план. Комнаты № 2 и № 4 оказались в основе единым длинным помещением коридорного типа, перестроенным впоследствии в две вышеотмеченные комнаты, что хорошо видно по поперечным стенкам. Первоначально южный коридор был частью большого обходного коридора, с трёх сторон – южной, западной и северной – охватывающего центральный зал (№ 1) и западную замкнутую комнату (№ 3). Западный и северный коридоры (№ 7 и № 2а) перестроены не, были и были раскрыты в своем цельном и нетронутом виде. Выше указывалось, что у центрального четырёхколонного зала (№ 1) восточной стены не было и он непосредственно переходил в айван (см. план.), а дальше во двор, откуда и открывался вид на восходящее солнце. Двор у здания I оказался большим, охваченным только с южной стороны стеной, а с северной и восточной – рядом небольших, вытянутых как бы линией ограды помещений. Наиболее интересным оказалось первое из помещений по северной ограде двора, расположенное ближе других к центральной части здания. Это помещение, обозначенное на плане № 10 и № 10а, представляет собой как бы повторение в миниатюре центрального зала и примыкающей к нему замкнутой с запада комнаты (см. план.). Разница только в том, что ось помещения № 10 смотрит по линии ЮС, а не по линии ВЗ, как у центрального зала. Из других помещений по северной ограде следует выделить ещё комнату № 11. Её отличительной особенностью является то обстоятельство, что вход в неё не со стороны двора, как в помещение № 10, а снаружи здания, с севера (см. план). По западной и восточной стенам комнаты № 11 расположены суфы, выложенные из глины-пахсы. По южной стене возвышается в центре высокая, но короткая суфа в виде какого-то постамента. В восточной ограде двора в центре находятся широкие ворота, от которых сохранилась лишь площадка, вымощенная камнем-булыжником, да прогнившие деревянные остатки порога. Войти в ворота можно, лишь пройдя помещение типа айвана № 15, обращенное открытой стороной на восток. Направо от ворот, т. е. в северной части восточной ограды, имеется помещение № 14, вход в которое был также не со двора, а снаружи, с востока, В южной ограде не было совсем помещений. Там находится лишь стена, выложенная из того же сырцового кирпича, что и все помещения в здании I.

На юг от центрального зала и комнат № 2 и № 4 имеются пристройки, сделанные ещё в древности (VII–VIII века). Это помещения № 5, № 6 и № 8–9. Помещение № 5 имело вход с юга; оно вытянуто с востока на запад, в северной стене имеет две сводчатые ниши в форме полукруглой арки.

Помещение № 6 квадратное и сохранило гнёзда от баз четырёх колонн, повидимому, деревянных.

Здание I дало много весьма ценных находок. О бусах, которых найдено было свыше 300, мы уже говорили. Характерной особенностью раскопок этого здания является обилие монет, которые позволяют точно датировать здание I. Можно сказать, что монеты найдены в подавляющем количестве помещений, причём в некоторых из них найдено по нескольку монет. Основная масса монет согдийские, относящиеся к VII и первой половине VIII века. Однако имеется небольшое количество монет раннеарабских – омейядских и несколько аббасидских не позже 60-х годов VIII века. Большая часть согдийских монет относится ко времени ихшида Вахшумани (конец VII века), ихшида Гурека (710–737) и ихшида Тургака (после 737 года) – сына Гурека. Все согдийские монеты медные. Как правило, они имеют в центре квадратные отверстия по китайскому образцу. Научная ценность найденных согдийских монет не только в том, что они точно датируют вскрытые раскопками помещения, но и дают нам титулатуру согдийских правителей, а также материал для выявления культурных связей с Китаем и другими областями и странами, о чем ещё будет сказано ниже.

Что касается арабских монет, то они встречаются редко, и, как сказано, не позже 60-х годов VIII века. Более поздних арабских монет на городище древнего Пянджикеита нет, что определённо указывает на прекращение жизни в нём. Найденные в здании I несколько арабских монет говорят лишь о том, что это монеты того поколения арабов, которые и разрушили небольшой, но цветущий и культурный согдийский город. Среди находок в здании I следует отметить изделия из кости в виде рукояток от большие ножей. Одна из рукояток почти цилиндрической формы, другая более овальная; обе украшены резным геометрическим орнаментом.

Найдены две бронзовые ручки с изображением скульптурно исполненных головок, одна – коней, другая львов[27]27
  Не исключено, что и здесь мы имеем морду не льва, а коня, так как изображение очень схематична.


[Закрыть]. Ручка представляет стержень на ножках, концы которого оформлены в головки. Весьма интересны фрагменты небольшого сосуда из какого-то, ещё не определённого, драгоценного дерева. Фрагменты имеют резной орнамент и украшены двумя золотыми гвоздиками. В составе находок имеются и три небольших золотых украшения в форме подвесок тонкой художественной работы. Некоторые гнёзда у подвесок утеряли свои полудрагоценные или драгоценные камни. Особое внимание обращает на себя цилиндрической формы резная печать из зеленоватого камня, которая при развороте даёт изображение лежащего льва с повернутой назад головой.

В историко-культурном отношении представляет также большой интерес найденный в помещении № 2 большой железный ключ в виде стержня, отогнутого под прямым углом, с тремя высокими зубцами. Ключ этот хорошо знаком востоковедам, археологам и историкам культуры по изображениям на кушанских монетах, бианейманских оссуариях и т. д., следовательно, бытовал в Средней Алин и Иране в первые восемь веков нашей эры, во всяком случае вплоть до ислама. Повиднмому, он имел, кроме практического, ещё и какое-то культовое значение.

Наибольшее значение имеет находка в здании I, в помещении № 2а (?), скульптуры из гянча (гипса), изображающей голову юноши без усов и бороды в 2/3 натуральной величины. Лицо явно не портретное, а идеализированное, носит следы окраски чёрными и красными линиями в очертании глаз, носа, рта и т. д. Скульптура в виде заполненной маски, причём сзади в плоскости среза имеются следы прикрепления. Нельзя сомневаться, что голода юноши представляет часть статуи в одной из ниш здания I, повидимому, в центральном четырёхколонном зале. Можно даже с уверенностью сказать, что статуя была сидячей, так как в нише по западной стене здания II (ближе к северо-западному углу) сохранились следы сидящей фигуры. Кого изображает голова юноши? На этот вопрос пока ещё невозможно ответить.

Живопись согдийских храмов

Предположение работников экспедиции о том, что стены многих помещений здания I были покрыты росписями, высказанное ещё в первый год раскопок, целиком оправдалось. Каждый последующий год работ приносил в этом отношении что-нибудь чрезвычайно интересное. В помещении № 5 по северной стене, в которой находятся две ниши, в некоторых местах видны следы красочных росписей. Ценный фрагмент росписи сохранился лишь в западном отрезке стены. Здесь была изображена сцена какого-то ритуального шествия. Видны головы и плечи трёх мужских фигур, лица которых повёрнуты вправо. Первая голова сохранилась хорошо, вторая фрагментирована, уничтожена большая часть носа, зато видны полностью шея и часть плеч, кисть приподнятой кверху правой руки с тонко очерченными пальцами (жест почтения). Третья голова сохранилась полностью, хорошо видны шея и плечи, а также очертания верхнего платья. Лица у всех трёх фигур молодые, с чуть проступающими усами; характерен длинный разрез глаз, прямые носы и чётко прорисованные брови. Густые длинные чёрные волосы гладко причёсанны. Слева, чуть выше третьей фигуры, видел какой-то предмет, напоминающий факел (?). Ещё правее сохранилось изображение мужской головы в лучистом нимбе. Верхняя часть лица от линии глаз уничтожена. По-видимому, здесь мы имеем какое-то местное мужское божество. Весьма вероятнее что три мужские фигуры движутся со знаками поклонения к этому божеству. К сожалению, сильная фрагментированность росписи не позволяет высказать никаких более конкретных предположений о содержании изображенных когда-то здесь сцен. Не вызывает сомнений только их культовый характер.

У живописи этой имеется более важное значение, чем быть материалом для истории местных культов Согда в определённое время. Художники Пянджикента, а их было, как увидим ниже, много, брали типы лиц из окружающей их среды. Таким образом, в головах и лицах этих мы с полным правом можем видеть согдийцев VII–VIII веков, что само по себе является чрезвычайно важным и ценным для истории культуры таджикского и отчасти узбекского народов.

Несколько слов о красках, которыми написаны эти фрагменты. Контуры носа, глаз, губ, ушей, шеи, киста рук, пальцев и т. д. сделаны кирпично-красным цветом. Волосы, усы, частично брови и веки – чёрным цветом. Контуры платья выполнены красными и частично чёрными линиями. Такое же приблизительно соотношение красок имеется и в изображении головы мужского божества с нимбом.

Следы живописи имеются и на штукатурке в двух нишах по той же северной стене в помещении № 5. Как указывалось выше, в центральном четырёхколонном зале здания I не сохранилось таких кусков стенной росписи, чтобы можно было судить о её характере. Зато в помещениях № 10 и 10а по северной ограде сохранились настолько большие куски этой живописи, что можно хорошо представить технику, краски, рисунок, сюжет и стиль древнетаджикской живописи. В помещении № 10 на северной стене, налево от входа, можно увидеть следующее. На кирпично-красном фоне две мужские фигуры, поджав под себя ноги, сидят по одной линии на желтом ковре, украшенном четырёхлепестковыми тёмными цветами. На обеих фигурах одинакового покроя кафтаны, узкие талии перетянуты золотыми поясами, с которых на ремнях приспущены длинные мечи с рукоятками в золотой оправе. У сидящей фигуры слева кафтан чёрного цвета, такого же цвета и ножны меча, у фигуры справа, которая сохранилась хуже, кафтан розовато-красного цвета. Лица у сидящих фигур уничтожены, сохранились только чёрные вьющиеся кудри да белые головные уборы, увитые ветками и цветами, повиднмому, миндаля. У левой фигуры правая рука чуть ниже плеча уничтожена, левая опущена вниз и до кисти уцелела. Рука поддерживает лежащую на плече такую же ветку с листьями. У правой фигуры руки сохранились хуже, однако видно, что в левой руке она держит золотую чашу. Справа на уровне пояса у этой фигуры виднеется блюдо с фруктами. Сверху, чуть выше голов, сохранились изображения фантастических зверей с мордой льва, крыльями птиц и хвостом змеи. Привлекают к себе внимание какие-то знаки, процарапанные острым предметом. При внимательном рассмотрении они оказываются арабским словом «ла», что значит «нет». Не подлежит сомнению, что фанатики арабы-мусульмане, которые уничтожили изображения лиц согдийцев, не могли преодолеть в себе ненависти к кафирам, поклонникам огня, и написали несколько раз «нет» в смысле непризнания и резкого отрицания всей чуждой им согдийской культуры.

Кто же эти две сидящие фигуры? Едва ли можно усомниться, что это представители согдийской дехканской знати. Об этом говорят их одеяние, золотые пояса и мечи. Китайские и арабские источники VII–IX веков как главный внешний признак дехкан отмечают золотые пояса.

Что же означает поза, золотая чаша в руке, цветы миндаля на голодных уборах у этих сидящих фигур?

Ответить на этот вопрос мы попытаемся ниже, после описания других участков стенных росписей в помещении № 10.

Перенесём теперь внимание на восточную стену помещения № 10. Здесь роспись сохранилась лучше, чем на вышеописанной северной стене. На ковре с тёмной каймой, покрытом пяти лепестковыми цветами, расположены три сидящие мужские фигуры, также представители согдийской дехканской знати. Все они сидят, поджав под себя ноги. Каждый из них одет в парадный шёлковый кафтан, по рисунку и краскам отличающийся от кафтана соседа. У всех тонкие талии. Наиболее яркий кафтан у первой фигуры слева. На белесовато-красном фоне плотного шёлка нарисованы часто посаженные крупные цветы, точнее, пучки цветов, красных и жёлтых. Тонкая талия перехвачена золотым поясом. К поясу подвешен большой нож типа кортика, в золотой оправе. Ниже талии на ремнях спускается длинный меч, похожий на шпагу, в чёрных ножнах и с позолоченной рукоятью. Правая рука полностью не сохранилась. Повидимому, она лежала чуть выше пояса и держала ветку с цветами миндаля, положенную на плечо. В левой приподнятой руке дехкан держит золотую чашу. Чаша, по всей вероятности, с ароматами для курения, которые и должны быть брошены в жертвенник с пламенем. Лицо у первого дехкана не сохранилось, надо думать, что оно сознательно уничтожено воинствующими мусульманами – тогда арабами. Хорошо видна задняя часть головы с ниспадающими кудрями черных волос, над которыми возвышается головной убор, увитый цветами на высоких стеблях.

Цветы такие же, как и на рассмотренных выше двух сидящих мужских фигурах на северной стене того же помещения № 10. На высоте талии и золотого пояса направо от первой фигуры стоит небольшой столик с фруктами, повидимому, гранатами. Направо на той же стене изображена вторая такая же фигура. К сожалению, голова её уничтожена, виден только пучок чёрных кудрей. Кафтан у этого дехкана по краскам строже, он также из узорчатого шёлка пурпурного цвета, по тону напоминающего один из кусочков ткани, найденной в замке на горе Myг. Ткань на кафтане украшена шестилепестковыми цветами, оконтуренными тёмными, почти чёрными линиями. Узкая талия также перехвачена золотым поясом, на котором висит большой нож типа кортика, в золотых ножнах и также на ремнях приспущен длинный меч. В правой руке второй дехкан держит золотую чашу, а в левой руке две ветки с цветами миндаля, положенные на левое плечо. Ещё правее видна третья мужская фигура; все у нее такое же, как у двух остальных: тот же покрой кафтана, сделанного также из плотного шёлка, но с другими, весьма характерными для VI–VIII веков узорами в виде кругов с перлами и ромбиками.

^{Две сидящие фигуры – представители согдийской знати.}

^{Стенная роспись. Храм I. Древний Пянджикент}

Перейдём, наконец, к северной стене помещения № 10, к участку, находящемуся направо от входа. Здесь изображена сцена, которая поможет нам разгадать, если не полностью, то все же в существенном содержание описанных изображений. На стене слева изображён высокий металлический жертвенник в форме лампы с абажуром, увенчанной чашей на ножке. На чаше лежат ароматические смолы, охваченные пламенем, языки которого тянутся вверх. Справа на коленях стоит на коврике мужская фигура, повидимому, жреца в кафтане, с ножом типа кортика на поясе. В левой руке он держит золотую чашу, правая рука у него приподнята и он что-то бросает в чашу с пламенем. Сзади него изображены пять мужских фигур. Фигуры расположены в два ряда. В верхнем ряду первая фигура изображена на коленях, вторая стоя и в несколько склонённом положении с золотой чашей в левой руке. В нижнем ряду нарисованы три фигуры; все они стоят на коленях, лицами к жертвеннику; третья из них держит в правой руке кувшин. К сожалению, не все линии в рисунке хорошо просматриваются. В целом сцена представляет обряд жертвоприношения.

Вернёмся, однако, к вопросу, что же представляют сидящие дехкане в парадных кафтанах с золотыми чашами в руках и цветами? Едва ли можно переоценить историко-культурное значение этого памятника стенной живописи VII–VIII веков. Во-первых, мы наконец-то увидели, как выглядели мелкие владетели Согда – дехкане, о которых так много говорятся в письменных источниках – согдийских, китайских, арабских и таджикских!

Во-вторых, вместе с жрецом они образуют один и тот же культовый сюжет, повидимому, связанный с праздником весны, праздником возрождения сил природы. У всех участников этого праздника, начиная с жреца, в золотых чашах ароматные курения, которые и должны быть брошены в пылающее пламя жертвенника.

К сожалению, фрагментарность дошедших до нас стенных росписей, а также малое количество сохранившихся в источниках сведений о до-мусульманских культах Средней Азии, и в частности в Согде, лишают нас пока возможности категорически утверждать высказываемые нами соображения, тем более излагать их подробно.

Перейдём теперь к помещению № 10а, которое, как указывалось выше, представляет замкнутое с трех сторон помещение, образующее одно целое с комнатой № 10. Здесь сохранились фрагменты стенной росписи с изображением культовых, ритуальных танцев. Лучше других сохранилась фигура молодого танцовщика с музыкальным инструментом. Он одет только в короткие штаны типа изар (эзор). Танцовщик изображён в момент быстрого, но пластичного движения: корпус у него делает поворот вправо, а рука с инструментом влево. Как и у остальных фигур в помещениях № 10 и № 10а, у танцовщика не сохранилось головы.

Стенные росписи были и в других помещениях здания I. Больше всего их, конечно, было в центральном четырёхколонном зале. И сейчас ещё хорошо видны целые полосы орнаментальной росписи в сводчатых нишах по западной стене этого зала. Имеются следы росписи, местами дающие возможность даже восстановить орнамент, в нишах в помещении № 5. Однако наиболее ценным участком в этом отношении является юго-западный угол помещения № 14, по восточной ограде двора. Здесь находится в завале большое количество кусков росписи, хорошо сохранивших своп краски. Краски эти достаточно закреплены и засыпаны до 1951 года, когда предполагается их все вскрыть, закрепить и взять для лабораторной обработки.