Текст книги "Литературная Газета 6447 ( № 4 2014)"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
Экология против потребительства
Наш собеседник – известный алтайский эколог, профессор, завкафедрой философии Алтайского государственного аграрного университета Андрей ИВАНОВ
– Отношение к экологам у нас порой такое: это те, кто поддерживает интересы всяких внешних грантодателей в ущерб своим ресурсным корпорациям. Чему верить? То ли в самом деле так, то ли этот взгляд сформирован кем-то в чьих-то корпоративных интересах?
– Думаю, даже разумные люди ошибаются. Предателей куда больше в других местах – у политической кормушки например. А зелёные борются за охрану среды. А в том случае, когда кто-то из них исполняет чей-то заказ, надо просто спокойно разобраться. Агентов конкурентов надо, скорее, искать в стане наших корпораций, которые расхищают природу, выводят деньги в офшоры и дают многие миллионы долларов на поддержку иностранных спортивных клубов.
Считать, что все экологи – это агенты Запада, не только неправильно – эта идея разрушительна. Экологи, если и привлекали средства из-за рубежа, то не для того, чтобы действовать во вред стране, подавляя собственное производство. Эти деньги шли на охрану лесов, почв, на экологическое просвещение. Причём люди в этих внешних фондах могли быть разных убеждений. Но даже если эти "зелёные" – люди иных убеждений, объективно они часто работали на страну.
Не исключаю, впрочем, ситуации, когда кто-то извне пытается реализовать через экологов какие-то неблаговидные замыслы, но это, думаю, случаи единичные. Понятно, что экологи есть всякие. И западные природоохранные фонды тоже. Но их не так много от числа людей, реально озабоченных состоянием природы. На деньги, поступавшие извне, и лесники жили, и восстанавливались леса, и Байкал, кстати, отстояли экологи. «Байкальская волна», например, организовала молодёжь, учёных, собрали факты. Да что там говорить – если б не она, давно бы потеряли мы Байкал. Ведь у нас до сих пор нет экологии как таковой на государственном уровне.
«Ключевая идея в том (и учёные разных стран в этом сходятся), что невозможно сохранить культуру народа, если не сохраняется традиционный природный ландшафт.
Как только начинает рушиться ландшафт, тут же деградируют и семья, и культура, и традиционный уклад хозяйствования. Остаётся лишённое жизни индустриальное поле. Родная природа – стратегическое богатство любой страны». (Фото РИА «Новости»)
– Можно допустить, что с обвинениями в антипатриотичности и нацеленности на деиндустриализацию на экологов «наезжают» наши ресурсные корпорации, которые во многом приближаются к статусу транснациональных и совсем не ориентированы на патриотизм... А с какими ещё задачами, которые кажутся ему непреодолимыми, сталкивается учёный-философ, занимающийся экологией?
– Есть серьёзное противоречие между тем, как до"лжно развивать промышленность для обеспечения процесса потребления и необходимостью сохранения окружающей среды обитания. И это противоречие я вижу неразрешимым, пока существует ориентация цивилизации на комфорт, телесную изнеженность, на растущее потребительство... Пока эта установка будет доминировать, я не вижу возможности радикально решать проблемы экологии. Это вопрос радикального изменения сознания.
– То есть потребительство невозможно совместить с бережным отношением к человеку и природе, эти вещи всегда находятся в противофазе? Может быть, возможен временный компромисс?
– Стремление к безмерному росту количества пиджаков и ботинок на душу населения – это тупик. Что-то другое должно расти – например, количество разумных, воспитанных и грамотных людей. В том числе и количество функционально необходимых вещей. Много-то не надо – важно, чтобы они были функциональны.
– Если будет мало вещей, чем занять тех, кто их производит, продаёт, рекламирует?
– Но куда расти потреблению дальше, когда за этим обязательно следует деградация природной среды?! И в этом смысле, конечно, капитализм и экология несовместимы в принципе. Установка на конкуренцию без всяких правил, на потребление – это антиэкологическая установка. Локально они могут решить какие-то проблемы. При этом часто за счёт выноса производств в третьи страны. За счёт эксплуатации дешёвого труда и чужих ресурсов.
– В Америке существует такое мнение: до Рейгана существовал более-менее традиционный уклад, в том числе и традиционный капитализм. А теперь наступил век сверхпотребительства и сверхпроизводства. Причём производство в основном перенесено в Юго-Восточную Азию, что как бы решает внутренние проблемы экологии, но традиционный американский мир рушится...
– По всему миру нарастает сопротивление нынешнему положению вещей, связанное с возвратом к традиционным ценностям. Люди понимают, что дальше так просто нельзя. «Молодые тигры» – Индия, Китай – подросли и тоже вступили в схватку за ресурсы. Но это же стратегический тупик.
Мир сегодня в ситуации действия разнонаправленных тенденций. Есть откровенно тупиковые – к потребительству. Есть эскалация исламской культуры в виде ортодоксии. У нас в России – тенденция к сокращению славянского населения...
– Многие в мире глядят сейчас на Россию как на территорию разумного консерватизма. Думаю, если бы власть была умнее, она бы воспользовалась этим историческим шансом утвердить позиции страны. Тут есть реальный ресурс[?]
– Надо бороться за нашу культуру и образование, наши ценности, нашу систему подготовки специалистов. Ситуация, конечно, тяжёлая, но я не думаю, что сумеют всё до конца развалить. Какой-то инстинкт самосохранения в народе всё же есть. Что касается молодёжи – восемь из десяти наших студентов ориентированы на патриотическое самосознание. Если спросить их: «Вы себя кем считаете, европейцем? Или восточным человеком – раз в Азии живёте?» Они ответят: «Я ни восточный, ни западный, я – русский». Восемь из десяти себя идентифицируют как часть особого срединного пространства, которое формируется желанием иметь работу и жить именно здесь... Вот эта тенденция, думаю, усиливается среди молодых. Часто по принципу ответной реакции: чем хуже ситуация, тем более стойкими становятся их убеждения. Они понимают, что нужно многое менять… И кстати, поэтому возникают экологические движения. Например, движение «За чистую Обь». Каждый год два раза выходят чистить берега реки. В Рубцовске – «Чёрный аист», там чистят леса.
– Ваша извечная боль и забота – уникальное горноалтайское плато Укок, которое хотели изуродовать большой газовой трубой. И так называемая Катунская ГЭС, способная не только изменить ландшафт Горного Алтая, но и сам климат в нём. Каково сейчас положение дел?
– Катунскую ГЭС закрыли. Если бы она была построена, это было бы катастрофой для всего региона. И без того воды в Оби всё меньше. Полетели бы все пойменные луга – и ещё много прочего. А по плато Укок… Я всегда боюсь говорить что-то хорошее, чтобы не сглазить, но вроде бы, в том числе и нашими стараниями – ассоциации людей из разных городов, – обеспечено решение, что маршрут трубы пойдёт через Дальний Восток.
– А кто способствовал принятию решения по Катунскому проекту?
– Учёные, частично политики, которые спросили: зачем нам терять Катунь? Потом узнали и инвесторы, что такое Катунская ГЭС и на чём их обманывали. Их, кстати, нашли аж в Австралии. Когда им предоставили все материалы по этому проекту, они схватились за голову… Зато сегодня в Республике Алтай – бум нетрадиционной энергетики. Несколько местных фирм, молодые ребята в основном, ставят ветряки, солнечные батареи, обеспечивают энергией туркомплексы. В Кулундинской степи у нас будет мощный ветрокомплекс. Если бы на уровне Госдумы был принят закон о развитии альтернативной энергетики, это бы раскрепостило силы снизу. Хотя и вопреки всему процесс идёт.
– Помню, в детстве ездил в подмосковную Истру в музыкальную школу. И там над речкой была экспериментальная площадка какого-то НИИ, на которой стояли ветряки разного калибра. Где они теперь? Кстати, ведь часто если и внедряем новое, то обычно не своё – чужое...
– Это больной вопрос – насколько мы утратили свою исследовательскую базу? Нельзя сказать, что научная мысль угасла совсем. Например, в Дубне изобрели кремниевую батарею, которая способна заряжаться ночью при лунном свете. Так что процесс всё-таки идёт, и многие сегодня понимают, насколько альтернативная энергетика выгодна и необходима. Между прочим, в наших краях ещё и в конце XIX века люди понимали необходимость внедрения передовых методов хозяйствования и сельскохозяйственной кооперации. Есть впечатляющая статистика на сей счёт.
Есть и такой позитивный тренд в современном мире, как становление «зелёной экономики». Альтернативная энергетика – только часть этой программы. Плюс экологически чистые продукты питания. Сейчас Европа просто «сошла с ума» на этом – особенно Германия. Они платят большие деньги, чтобы питаться здоровой пищей. За последние два года цены на чистые продукты выросли там процентов на шестьдесят. Магазины завалены – в том числе и генно-модифицированной продукцией, но её люди стараются не брать.
А вот американцы подсели на ГМО, и это трагедия для Америки. Там постоянно идут суды против компании Monsanto, лидера ГМ-биотехнологий. Это страшный монстр, задача которого – покорение мира с помощью генетически-модифицированной продукции. Но уже установлено: первый урожай сумасшедший, второй тоже неплохой, а третьи семена ничего не родят. И фермер опять идёт закупать семена к фирме Monsanto. А между тем почва, где посеяли ГМО, фактически меняет свой статус. Она считается заражённой – там и комплекс гербицидов используется специальный. Это угроза генетической безопасности планеты, сельскохозяйственный фашизм.
– А что у нас?
– А у нас даже продукты не маркированы. Мы не знаем, где и что у нас сеют. Тогда как в Германии идёт настоящая битва сельхозпроизводителей против ГМО. Там понимают масштабы опасности. Понятно, что семена дешёвые и фирма обещает сопровождение, но в Германии Ассоциация фермеров ездит по стране – ведёт пропаганду, уговаривает, чтобы ни в коем случае не переходили на ГМО. Специальные колонны пропагандистов приезжают в деревню, идут в школу, показывают фильмы. Там думают о сохранении здоровья нации, о сохранении традиционной культуры.
– Были времена на Алтае, когда вы выступали по местному телевидению...
– Да, была трибуна, но... Это была местная телекомпания, и её задавить было легко… Вот я читаю спецкурс по евразийству уже двадцать лет. Когда в начале 90-х я говорил о России, русском народе, чувствовалось полное отторжение аудитории. Работала либеральная промывка мозгов. А сейчас у меня в группе либерально ориентированных студентов, скажем, пять-семь процентов. В основном же вполне патриотически настроенная молодёжь. Идеализировать её, конечно, тоже нельзя, слишком много пассивности. Должна возникнуть критическая масса людей, которые хотят изменить жизнь к лучшему – с позиций патриотизма, веры в свой край, свой народ.
Вёл беседу Геннадий СТАРОСТЕНКО
Теги: экология , охрана природы
Государственный язык необязательного использования
отечество и отчество
В "Литературной газете" была опубликована статья под заголовком «Отечество и отчество» с размышлениями о том, как исполняется Закон о русском языке – государственном языке Российской Федерации.
Речь шла о засильи англицизмов в нашей повседневной жизни, распространении уродливой смеси русского и английского языков:
«Основная причина, на мой взгляд, в том, что исполнительные органы власти не используют в полной мере закон против его нарушителей, среди которых главными, если не сказать, ведущими «агентами влияния» в этой сфере остаются российские СМИ, и прежде всего телевидение и радио. Это они с утра до ночи, а некоторые – круглые сутки, вбивают в сознание миллионов людей взамен известных им с детства слов чуждо звучащие, зато, как даётся понять, модные и современные.
А ведь в законе прямо записано: «Государственный язык Российской Федерации подлежит обязательному использованию» в деятельности общероссийских, региональных и муниципальных организаций телерадиовещания, редакций общероссийских, региональных и муниципальных периодических печатных изданий[?]»
Это относится и к рекламе. А что мы видим и слышим? Но если нарушают закон теленачальники, то почему молчит Федеральная антимонопольная служба, которая должна заставить выполнять его?».
Мы долго ждали ответа из Антимонопольной службы и дождались. Представляем его нашим читателям.
«ФАС России рассмотрела обращение АНО «Редакция «Литературной газеты» об использовании в рекламе слов и выражений на иностранном языке и сообщает.
Согласно пункту 1 части 5 статьи 5 Федерального закона «О рекламе» в рекламе не допускается использование иностранных слов и выражений, которые могут привести к искажению смысла информации.
Кроме того, в соответствии с частью 11 статьи 5 Федерального закона «О рекламе» при производстве, размещении и распространении рекламы должны соблюдаться требования законодательства Российской Федерации, в том числе требования законодательства о государственном языке Российской Федерации.
В части 2 статьи 3 Федерального закона «О государственном языке Российской Федерации» указан порядок использования в рекламе текстов на иностранном языке. В силу данной нормы в рекламе допускается использование иностранных слов и выражений, если одновременно в рекламе присутствует их идентичный перевод на русский язык. При этом перевод должен в полной мере отражать смысловое содержание текста на иностранном языке, а также должен быть выполнен в той же манере, что и текст на иностранном языке.
Положения части 3 статьи 3 Федерального закона «О государственном языке Российской Федерации» устанавливают исключения из правила о переводе, закреплённом в части 2 данной статьи, признавая, что такие требования не распространяются на фирменные наименования, товарные знаки обслуживания.
Дополнительно информируем, что в части возможности признания сленговых или вновь образованных слов и выражений соответствующими нормам современного русского языка, по мнению ФАС России, целесообразно направление запроса, например, в научные организации, специализирующиеся на лингвистике, изучении русского языка.
Заместитель руководителя А.В. Доценко»
Ну что тут скажешь... Подобные «ответы» называются одним словом – «отписка». Что важного и интересного читателям газеты сообщил высокопоставленный чиновник? Только подтвердил, что, согласно двум законам – «О рекламе» и «О государственном языке Российской Федерации» – все надписи за небольшим исключением (имеются в виду фирменные наименования) должны быть выполнены на русском языке.
В ведомстве не считают поднятую проблему важной? А вот читатели, откликнувшиеся на выступление газеты, с этим не согласны. Больше того – считают её «болезненной» и «оскорбительной» для граждан России. Рассказывают, что законным требованиям вернуть государственный русский язык на вывески и рекламу любители красивых заморских выражений оказывают яростное сопротивление.
Один пример. После публикации в «Литературной газете» губернатор Пензенской области Василий Бочкарёв поручил подготовить постановление, закрепляющее статус русского языка на вывесках и объявлениях на территории региона. «Приоритет должен быть отдан родному русскому языку», – подчеркнул он. Однако представители местного бизнеса встретили поручение руководителя области с явным неудовольствием. В пензенской компании с бредовым названием Remont Gotov просто назвали идею губернатора несостоятельной. «Если бизнесмен видит свой бренд написанным латиницей, значит, должно быть именно так, и никак иначе. Если расчёт на то, что вывеску не сможет прочитать какая-то бабушка, значит, бизнес не считает эту бабушку своей целевой аудиторией». Вот тебе, бабушка, и бренд! А может, просто бред? От замены букв в русских словах «Ремонт Готов» на английские качество ремонта вряд ли улучшится.
Однако выросшие в атмосфере агрессивной англомании отечественные бизнесмены не намерены отступать. Вот слова руководительницы пензенского же заведения под названием JazzCafe: «У нашего заведения есть определённый имидж, мне кажется, если поменять вывеску на русскоязычную, это будет выглядеть не очень эстетично».
Такому отношению к букве и слову закона способствует прежде всего нетребовательность государственных органов. Прояви больше настойчивости в требовании соблюдать Закон «О государственном языке Российской Федерации» региональное управление ФАС в той же Пензенской области, может, не дошло бы дело до высокомерных отмашек бизнесменов.
Кстати, штрафы за неисполнение закона могут быть значительными: от 150 тысяч рублей до полумиллиона. Из них 40 процентов идут в федеральный бюджет, а 60 – в бюджет региона.
Мы понимаем, что проблема не так проста, как может показаться, имеет глубокие корни. Адская смесь «французского с нижегородским» известна со времён Грибоедова. В Москве, например, в последнее время принят ряд строгих документов относительно использования русского языка на вывесках. Но если пройти по улицам и площадям столицы, может показаться, что мы в Лондоне или Нью-Йорке. Так много рекламы якобы на иностранном языке, что трудно поверить, будто всё это товарные знаки зарегистрированных в России зарубежных фирм. В основном это варианты пензенского Remont Gotov. Чиновники ФАС их не видят из своих автомобилей? Кстати, на той же улице, где расположена Федеральная антимонопольная служба России, подобных вывесок пруд пруди... Может, стоит, покидая служебные машины, просто оглядеться?
Сергей ПОЛИКАРПОВ
Теги: русский язык , филология
Перо и кортик
Есть люди, работа которых – Родину защищать. Но при этом литература – их беспокойное призвание, о которой многие узнают спустя годы и десятилетия.
Именно так сложилась судьба Анатолия Тихоновича Штырова. Он родился 6 марта 1929 года в городе Петровске Саратовской области. Стихи начал писать с четвёртого класса, но шла война[?] безотцовщина, скитания, Указ Сталина подбирать беспризорников и определять их на учёбу. Так, в 1944 году Анатолий Штыров попал в Горьковское военно-морское подготовительное училище, с которого началась его морская жизнь. Служба на подводных лодках, Высшие офицерские классы, потом работа в разведке. За выполнение особо важных заданий в 1983 году по личному ходатайству начальника Генерального штаба маршала Ахромеева Анатолию Штырову присваивается звание контр-адмирала.
И всё это время – влечение к литературе. Он много писал и… никому не показывал. Лишь уйдя с воинской службы, отдался писательству.
Анатолий Штыров написал целый ряд интересных книг – "Моряна", «Морские бывальщины», «Солёные ветры», «Девятый вал», «Приказано соблюдать радиомолчание», «Подводные трактористы»… В основе их жизнь советских моряков, их трудная работа. За свою литературную деятельность контр-адмирал Штыров получил международную премию Фонда имени Андрея Первозванного, литературную премию «Золотой кортик» и другие награды. Его произведения вошли в исторический многотомник «Российская маринистика».
Умер Анатолий Тихонович Штыров 26 января 2014 года.
Теги: Анатолий Штыров
Надежда КОНДАКОВА: «Поэт – вечный ученик»
«ЛГ»-ДОСЬЕ
Надежда Кондакова – поэт, переводчик, драматург. Родилась в Оренбурге. Первые публикации относятся к 1967 г. В 1973 г. окончила Литературный институт им. А.М. Горького. Заведовала отделом поэзии в журнале «Октябрь». Автор 11 поэтических книг. Лауреат премии г. Москвы в области литературы и искусства.
– Ваши книги «гуще» всего выходили в 80-е годы. Потом был 10-летний перерыв. Последняя появилась в 2009 году. Как вы оцениваете эту «очерёдность» и неравномерность?
– Моя судьба сложилась не совсем обычно для литераторов моего поколения, многие из которых лишь к 40 годам добились профессионального признания. Можно сказать, что мне повезло. Я начала печататься рано, в Литинститут поступила в 19 лет, имея за плечами два курса университета и публикации в журналах. В 1974 году прошла так называемая «Бульдозерная выставка» художников-нонконформистов, которая имела неожиданные последствия и для литераторов. В ЦК КПСС «обнаружили», что средний возраст членов СП приближается к пенсионному, и дали команду – срочно принять молодых – из тех, кто значительно моложе 30, у кого есть публикации и книга. Нас собрали в Музее Маяковского и в присутствии членов приёмной инстанции устроили публичные чтения. Дальнейшее было предопределено. Так в сравнительно молодом возрасте оказались приняты в Союз писателей – Таня Бек, Александр Медведев, я и ещё человек 10–15. Вторая книга вышла только через шесть лет после первой, её я сама «передержала» в столе и до сих пор не перечитываю, не люблю. Именно это недовольство собой побудило меня к переменам – я приняла решение уйти из журнала «Октябрь», в котором проработала восемь лет. Многие тогда крутили пальцем у виска, мол, с таких мест добровольно уходят только дураки. Но шаг этот скоро оправдался. Через год в «Советском писателе» вышла «Стрела» (1983), затем – одна за другой – ещё три книги. И только тогда я осознала, что не могу одновременно скакать в упряжке и порхать вольной птичкой. «Поэзия, осмелюсь сказать, требует всего человека» – эти значимые слова Пушкина мы как-то легкомысленно игнорируем. А меж тем именно он отстоял право пишущего быть не чиновником какого-то разряда, а «сочинителем» и стал первым профессиональным писателем России. Надо признать, что и советская власть это «право» писателя подтвердила (при всех претензиях к его правоприменению). Зато нынче профессия «литератор» поставлена государством под сомнение, что, на мой взгляд, катастрофично.
Мой личный опыт свидетельствует в пользу того, что «и швец, и жнец, и на дуде игрец» – неплодотворный для литератора путь. Нельзя отвлекаться от главного, разменивать дар, данный тебе Богом, на пустяки – окололитературную суету, ненужные «толковища», борьбу за или против чего-то. Борис Слуцкий сформулировал точно: «Надо думать, а не улыбаться, надо книжки умные читать». Это – составляющая часть профессии, может быть, самая важная.
– Так чем же конкретно вы объясняете большой перерыв в издании своих книг?
– После 91-го года я изменила себе – под влиянием так называемого общественного темперамента пять лет (вместе с коллегами А. Иванченко и М. Кудимовой) отдала строительству новой писательской организации – СРП, затем ещё пять – «борьбе» с «жуликами и ворами» в Литфонде. Горько сожалею об утраченном времени. Это точно ненаписанные стихи, упущенное вдохновение и непрочитанные книги. Замена им – пустота, вода, толчённая в ступе.
В 2001 году под эгидой замечательного журнала «Золотой Векъ» вышла моя самая красивая, изысканно изданная книга «Инкогнито», но тираж её был в 10 раз меньше прежних – всего 2000 экз. Её хвалили друзья, но она не принесла удовлетворения; мне не хотелось, чтобы она вообще где-то продавалась, я даже не стала забирать её из типографии. Произошло какое-то отвержение от поэзии. На мой взгляд, это было трагическое время расставания с иллюзиями, разъединения писателя с читателем, время выживания страны и человека в ней после дефолта и душевного разора. Время окончательного распада иерархичного (по природе своей) литературного процесса в стране, растекания его по тусовкам и группировкам. По счастью, отсутствие собственных стихов в жизни я заменила присутствием в ней Пушкина. Несколько лет мы с супругом Владимиром Чепкуновым работали над культурологической книгой «Пушкинский календарь», которая вышла в связи с юбилеем поэта и доставила нам много радости.
– Вы отличаетесь от многих поэтов, приверженных раз и навсегда выработанной манере. Ваша поэтика несколько раз резко – и всегда неожиданно – менялась. По каким причинам это происходило?
– В самые «урожайные» на книги и публикации 80-е годы я много переводила – часто по подстрочникам. И стала внутренне ощущать некую инерцию слова, отсутствие стилистического сопротивления, появилась, как заметила однажды Белла Ахмадулина, «привычка ставить слово после слова». Легкописание это меня смутило и озадачило. Мне было всего 35 лет, и если в этом возрасте тебе самой твои стихи скучны настолько, что бросаешь их на полпути, не дописывая, значит, надо завязывать с этим делом, решила я. И около полутора лет не писала вообще, ездила по стране, выступала на совместных с Валерием Золотухиным вечерах. Но однажды вновь почувствовала поэтический «зуд» – и это уже были совсем другие стихи, другой стилистикой и энергетикой наполненные смыслы. Шёл какой-то густой поток слов и соревнующихся между собой образов, в котором даже мне, филологу, расставить знаки препинания было трудно. Я ни в чём себя не насиловала – так случилось, если хотите, подсознательно совпало с «запросом на сложность». Но со временем уже и на этом пространстве возникла инерция, снова явилась неудовлетворённость собой. В новом веке вдруг потянуло к «неслыханной простоте». Да и в жизни моей за последние годы произошло так много утрат, что горе само нашло иные слова и иной способ самовыражения.
– Вы долгие годы прожили рядом с большим поэтом – Борисом Примеровым. Чем вам помогало и чем мешало такое «соседство»?
– Мы прожили вместе четверть века, вплоть до его трагического ухода в мае 1995 г. Поженились, когда мне не было и 20 лет, а ему уже исполнилось 30. Казалось бы, старшего и младшего в семье определил сам возраст. Но у нас всё случилось наоборот. Борис был большим и беззащитным ребёнком, совершенно «безбытным», беспомощным в обыденной жизни. Он родился поэтом и только поэтом мог быть в этом мире. Хтонический ужас вызывало у него любое общение с государством и его представителями, кроме литературных чиновников (тут он, видимо, подспудно ощущал своё «изначальное превосходство»). По природе своей он был катастрофистом. Мой же природный оптимизм и обычная женская смётка воспринимались им как недостижимое для него «умение жить». Часто, говоря о себе, Борис как бы в шутку цитировал Маяковского: «Я не мужчина, а облако в штанах». Иногда отчаянно взывал в стихах: «Отпусти меня на небо, не держи так тяжело», хотя ни на минуту не хотел расставания со мной. Несмотря на всю тяжесть нашей совместной жизни, ни разу не подумала о разводе и я. Иногда мне кажется, что мы с ним все 25 лет провели в волшебных разговорах – о русской литературе, о мировой поэзии, живописи, музыке, истории, философии[?] и о России, которую так любили и о которой так печалились. Соучастником этих разговоров была и наша обширная, совместно собранная библиотека, с большими раритетами и почти без лакун. С уходом Бориса образовалась огромная дыра в моей жизни: такого великого собеседника мне больше Бог не послал ни в каком качестве.
– Только что после 18-летнего перерыва вышла книга Примерова. Нет сомнений, что этим читатель обязан вам. Где все эти годы были многочисленные «друзья» Бориса Терентьевича? Как удалось наконец осуществить это издание?
– Смерть открывает свои сметы и бухгалтерии. Одни «друзья», оказавшиеся просто завистниками Бориса Примерова, предались сплетням и пошлым клеветническим «воспоминаниям» о нём, другие распространялись о своей «близости» с поэтом, но палец о палец не ударили, чтобы вышла его книга или появился сайт, ему посвящённый. Многие из пишущих о поэзии просто «забыли» о существовании такого поэта. И только земляки из казачьей станицы Мечётинская и районного Зернограда озаботились увековечением памяти любимого поэта – назвали его именем улицу и Библиотеку семейного чтения, открыли в ней Музей Примерова, вот уже 16 лет проводят день его поэзии «Поющее лето». Теперь вот хлопочут об областном статусе этого чудесного праздника с фольклорной нотой. В год 75-летия со дня рождения «Литературная Россия» провела конкурс имени Б. Примерова «Я был бессмертен в каждом слове», сейчас готовит книгу с таким же названием. Но самым важным событием «юбилейного» для Бориса Терентьевича года стал однотомник его стихов и поэм «И нецелованным умру я», на который уже откликнулись «ЛГ» и ещё несколько изданий. Пять лет назад мы с сыном Фёдором Примеровым (ныне, увы, покойным) подготовили эту книгу к печати. Но только в этом году попечительством ростовского губернатора В.Ю. Голубева нашлись деньги для издания, и дело сдвинулось с места. Однотомник вышел, хотя и очень ограниченным тиражом в 1120 экз. – для библиотек Ростова и Ростовской области. Теперь будем надеяться, что найдётся издатель и в Москве.
– Вы долго работали редактором и вообще наверняка много занимались чужими текстами. Что, по-вашему, принципиально изменилось в языке поэзии за последние десятилетия?
– Начало ХХ века и предшествующее ему 10-летие коренным образом изменили язык поэзии (и культуры в целом), настолько изменили, что этот сравнительно небольшой исторический период получил отдельное название – Серебряный век. Сто лет спустя произошёл точно такой же слом в культурной парадигме, в том числе в языке поэзии. О причинах можно говорить долго. Изменились коммуникативные формы языка, увеличился «диапазон транслирования», скорость проникновения слова сквозь культурные пласты. А поскольку поэзия – это наполненное неизученным видом энергии «явление языка» (по А.А. Потебне) и при этом – наивысшая форма человеческой коммуникации, самая краткая и точная, то перемены не могли обойти её стороной. Так язык поэзии сегодня стал сложнее, насыщеннее и вместе с тем произошло его «обмирщение», энергетическое «убывание». Большую роль в этом сыграл интернет, к которому я отношусь с большим пиететом и никогда его не браню.
– Когда всё-таки ждать вашу новую книгу? И чего от неё ждать?
– Новая книга стихов «Житейское море», надеюсь, появится уже в этом году. Месяца через два выйдет в свет и моя пьеса «Любовь и смерть Марины (Мнишек)». И уже на 2/3 написана книга мемуарного жанра «Без вранья, но с умолчаниями». Как видно даже из этого интервью, я прожила долгую и очень насыщенную событиями жизнь. Я была лично знакома со всеми старшими поэтами, дожившими до середины 70-х годов, практически со всеми ровесниками и с теми, кто на 10–15 лет моложе. Со многими из этих людей я дружила. Я была свидетелем великих потрясений и низких проявлений человеческого духа. Я хочу рассказать беспристрастную правду о том литературном процессе, участником которого мне выпало быть, и без иронии поразмышлять над взлётами и падениями русского реализма XX века и русского постмодернизма, по которому теперь уже, кажется, пришёл черёд «справлять поминки».
Беседовал Денис ЗУЕВ
