Текст книги "Русская жизнь. Мораль (май 2009)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Улыбка судьбы?

Осенью 1920-го большевики, стремясь разгрузить тюрьмы, объявили амнистию. Патковский, отбывавший наказание в Андрониковском лагере (в одноименном монастыре) в Москве, в должности агента по техническому оборудованию, 13 октября 1920 года направил в Кассационный отдел Верховного трибунала РСФСР просьбу амнистировать его. Он писал, что в обыске у Левина никакого участия не принимал, «будучи одурманенным ушел домой и о том, что там случилось, узнал только на суде». Еще один «обыск», по его словам, Патковский сорвал тем, что, посреди дороги узнав, что идут «на дело», упал в обморок, и соучастникам пришлось нести его обратно в ТАОН.

Последняя фраза письма звучала так: «В упорной работе в лагере я стараюсь загладить свои нравственные мучения от пережитого позора и прошу освободить меня как невиновного». К делу были приложены характеристики от лагерного начальства, писавшего о необходимости поощрить заключенного за отлично выполняемую работу, и от бывших сослуживцев Патковского по МЧК, отмечавших, что он был исключительно положительный человек.

Положительные характеристики, видимо, оказали нужное воздействие на судей, и потому ответ Верхтриба был положительный. 5 января 1921 года начальнику Андрониковского лагеря пришло письмо следующего содержания: «Отдел судонадзора просит сообщить заключенному Патковскому Вильгельму о том, что срок заключения ему сокращен до 3 лет». Впрочем, несмотря на подобную улыбку судьбы, в дальнейшем фортуна явно не благоволила экс-чекисту. В 1930-х он был сослан в Минусинск. Когда же начался Большой террор, Патковский оказался в списке тех, кто был осужден местной «двойкой» (районные партийный босс и начальник НКВД), и 2 августа 1938 года был расстрелян в Минусинске.

По материалам ГАРФ

Ярослав Леонтьев
Буйные шиши

Махновцы смутного времени. Часть вторая

Сделав выбор в пользу авантюры Лжедмитрия II, Лисовский был повышен в чинах, став тушинским полковником. Сначала он жестоко подавил попытку восстания в Суздале, затем в апреле 1609 г. гетман Сапега направил лисовчиков в карательную экспедицию для усмирения восставших замосковных городов с отрядом из трех тысяч казаков и нескольких пушек. На другой день вслед за ними выдвинулись еще несколько хоругвей (рот) «литвы». Каратели захватили Кострому, Галич, Соль Галицкую. Потом они осадили Устюжну, но не смогли с ходу взять отменно укрепленный город, выдержавший уже ряд штурмов. Окончательному закреплению успехов Лисовского в Замосковье неожиданно помешал воевода Жеребцов.

Лисовчики против сибирского «спецназа»

День 1 мая 7117 г. от сотворения мира оказался особенно примечателен. В этот день разразились важные бои за Кострому и Ярославль. Объединенным ратям северных ополчений удалось отбиться от посланного Сапегой в Ярославль полка Яна Микулинского с приданными ему казаками. Пан Микулинский сумел лишь разорить окрестности города, включая Николо-Сковородский монастырь в селе Меленки (местность, где век спустя была основана Ярославская большая мануфактура, с ее знаменитыми ткацкими станками, которые Валентина Терешкова променяла на космические дали).

Одновременно с боями на подступах к Ярославлю, ниже по течению Волги разгорелось сражение за Кострому. Но здесь инициатива, напротив, принадлежала ополченцам. Укрывшийся за мощными стенами Ипатьевского монастыря тушинский воевода Никита Вельяминов послал грамоту-отписку Сапеге, в которой сообщил о подходе на судах к монастырю костромских и галичских ополченцев, усиленных нижегородскими и сибирскими стрельцами: «… а у них, господине, воевода Давыд Жеребцов».

Биография сыгравшего огромную роль в разгроме тушинцев Давыда Васильевича Жеребцова сегодня мало известна даже специалистам, не говоря уже о широкой аудитории. Его далеким предком был черниговский боярин Федор Бяконт, один из сыновей которого вошел в историю под именем митрополита Московского Алексия Чудотворца. От Бяконта ведут свою родословную дворянские роды Игнатьевых и Жеребцовых. Из-за близости Годунову Василий Шуйский отправил Давыда Жеребцова на воеводство в далекую Мангазею в низовьях Оби. Именно при Жеребцове здесь был срублен хорошо укрепленный кремль, а в 1607 г. на берегу Никольской протоки реки Турухан воеводой было построено Туруханское зимовье (впоследствии Новая Мангазея или Туруханск), сыгравшее важную роль в освоении Енисейского Заполярья. Летом 1608 г. Жеребцов выступил с мангазейскими стрельцами в поход, на помощь осажденной Москве. Подробности тысячеверстного «ледяного» похода Гражданской войны XVII в., к сожалению, пока еще остаются неизученными. Но, также как и осенью 1941-го, сибиряки появились в самый нужный момент. Судя по всему, по дороге Жеребцов оброс серьезными силами: в одном строю с 1 200 сибирских стрельцов действовало около 600 архангельских и нижегородских стрельцов, не считая ополченцев. Эта серьезная рать неожиданно для тушинцев появилась под Галичем со стороны Вологды, а затем у стен Ипатьевского монастыря, где им впервые пришлось столкнуться с лисовчиками, подошедшими со стороны Ярославля.

Александр Лисовский занял позиции напротив Костромы – на Нагорной стороне в Селище, а ободренные его приходом тушинцы начали осуществлять боевые вылазки из монастыря. Тогда Жеребцов решил нанести упреждающий удар: воспользовавшись наличием у него судов, он высадил десант и «велел по воровским таборам стреляти из наряду», как тогда именовалась артиллерия. В итоге помятый Лисовский начал спешный отход на Кинешму…

Тем временем Жеребцов пришел в «сход» к Михаилу Скопину-Шуйскому в Троицкий Калязин монастырь (современный верхневолжский город Калязин в Тверской области). «Герой-юноша», как его именовал Карамзин, а вслед за ним Загоскин, 23-летний Скопин очистил к тому времени от «тушинцев» пространство от Великого Новгорода до Твери, и собирал теперь крепкую армию в Калязине. Монастырь был превращен в военный лагерь, прикрытый с правого берега Волги оборонительным острогом. Сюда со всех сторон стекались ополченцы и дворянские рати. Даже из осажденной Москвы прорвалась казачья «станица» воеводы Григория Валуева – непосредственного убийцы Лжедмитрия I. И тогда встревоженный гетман Сапега, вняв увещеваниям из Тушина, решительно двинулся навстречу Северному ополчению. Он встал лагерем на расстоянии одного перехода до Калязина, и начал выдвигать отряды «крылатых» гусар на позиции напротив монастыря. На подмогу к нему из Суздаля примчались лисовчики. В Успеньев день началась кровавая сеча, в которой не последнюю роль сыграли союзные Скопину-Шуйскому шведские мушкетеры и сибирские стрельцы. Они не только отбили все атаки гусар, но и сами перешли в наступление, загнав часть сапежинцев в топкие берега реки Жабни. Лисовскому второй раз пришлось ретироваться от Жеребцова. Скопин-Шуйский по достоинству оценил вклад в успех общего дела сибирского «спецназа», вследствие чего именно Жеребцову и его людям была поручена еще одна серьезнейшая операция. Благодаря летописцу героической обороны Троице-Сергиева монастыря Авраамию Палицыну об этом подвиге Давыда Жеребцова широко известно. В темную и холодную октябрьскую ночь ему удалось почти невероятное – пробиться сквозь таборы осаждавших и прорваться через Красные ворота в монастырь. Эта блестящая «десантная» операция вдохнула новые силы в иссякнувшие ряды защитников обители Преподобного Сергия. Жеребцов привел в монастырь 600 «мужей избранных», усиленных тремя сотнями ополченцев из Галича, Костромы, Кашина и Углича, и принял общее командование на себя.

Перенеся к концу октября 1609 г. свою ставку из Калязина в Александровскую слободу и соединившись здесь с войсками подошедшего на соединение из Владимира Федора Шереметева, Скопин-Шуйский посылал во все стороны отряды для освобождения все еще находившихся в руках «тушинцев» городов и осажденных монастырей. Однако попытка, предпринятая Шереметевым и князем Борисом Лыковым, выбить лисовчиков из Спасо-Ефимьевского монастыря в Суздале окончилась неудачей. В отличие от блестящей лыжной операции сибирских стрельцов Жеребцова на пару с тем же Лыковым, закончившейся вытеснением гетмана Сапеги из Дмитрова. За свои многочисленные подвиги, Давыд Жеребцов был щедро одарен Василием Шуйским, получив в поместье из дворцовых земель село Шуморово и сельцо Поводнево с более чем 20 деревнями и другими угодьями в Ярославском уезде. Однако воспользоваться свалившимся на него богатством воеводе было не суждено…

Лисовский, понимая, что раньше или позже его заблокируют и принудят сдаться или прорываться с боем из оказавшегося в тылу армии Скопина-Шуйского Суздаля, предпринял воистину махновский рейд. Весной 1610 г. лисовчики вместе с отрядом казачьего атамана Андрея Посовецкого ринулись по тылам правительственной армии. Прежде всего, головорезы-«черкасы» захватили и разорили Ростов Великий, надругавшись над мощами преподобного Леонтия. Далее их путь лежал к Калязину монастырю, где и завершилась смертоносная «дуэль» с летальным исходом между двумя легендарными военачальниками.

Как и почему Давыд Жеребцов оказался в Калязине монастыре во главе незначительного гарнизона, не превышавшего и сотни человек, в точности не известно. Возможно, он был экстренно послан туда для охраны запасов оружия и провианта, и организовать оборону монастыря просто не успел. 2 мая 1610 г. лисовчики ворвались в Калязин монастырь. Его гарнизон отчаянно сопротивлялся, но силы оказались неравными. Настоятель Левкий, воевода Жеребцов и все оставшиеся в живых защитники были преданы мученической смерти. Мощи Макария Калязинского были вынуты из серебряной раки и разбросаны по монастырскому пепелищу, а сама рака – вклад в монастырь Бориса Годунова – изрублена на куски и увезена в качестве трофея.

Расправившись со своим давним противником, лисовчики безнаказанно двинулись дальше на северо-запад. На пути их оказался Кашин, ополчение из которого ушло со Скопиным-Шуйским. Об этом вторжении, скорее всего, сохранилось известие в истории Тверского края, принадлежащей перу его первого летописца Диомида Карманова, тверского нотариуса XVIII в.: «… набежав нечаянно, город взяли и жителей мучили неслыханными мучениями, а именно: людей ломали, вешали на деревьях, в рот насыпав пороху и, зажав оный, жгли на огне; а женскому полу прорезывая сосцы, вздергивали веревки и таким образом вешали; в тайные уды порох насыпав, зажигали и другие ужасные лютости производили, и при том, ограбив граждан и церкви, вышли».

Лисовский против Пожарского

Взять саму Тверь с ее хорошо укрепленным кремлем головорезам Лисовского было не под силу, но они, как смерч, погуляли по ее окрестностям. Далее они направились под Торопец и «приступили» к острогу, но были отбиты. Отсюда Лисовский и Посовецкий двинули свои силы в район Великих Лук, а затем в псковские пригороды. Обосновавшись на Псковщине, базой для своей дислокации Лисовский избрал древнюю крепость Воронич, расположенную в непосредственной близости от будущего родового имения Пушкиных – сельца Михайловское. После дневных разбойничьих рейдов по окрестным землям Лисовский с наступлением ночи спешил к крепости и укрывался за высокими деревянными стенами с башнями и бойницами, стоявшими на мощном земляном валу. Через 215 лет после этих событий, работая над «Борисом Годуновым», Александр Сергеевич нередко заходил на это старое городище, наверху которого стояла деревянная Георгиевская церковь. В церковной ограде находилось старинное семейное кладбище Осиповых-Вындомских (сейчас церковь восстановлена, а к прежним погостам добавились могилы Семена Гейченко с женой), а в траве с давних пор лежали каменные старинные ядра для пушек. Живейший интерес Пушкина к истории древней крепости Воронич своеобразно отразился в первоначальном названии драматического произведения – «Комедия о настоящей беде Московскому государству, о царе Борисе и о Гришке Отрепьеве – летопись о многих мятежах и пр. писано бысть Алексашкою Пушкиным в лето 7333 на городище Ворониче».

Вскоре атаман Посовецкий решил покинуть Лисовского, но у того появились новые союзники в лице… псковичей. Непокорный Псков бунтовал уже давно, и привести его к покорности было поручено верным Шуйскому новгородцам и шведским наемникам. Тогда псковичи запросили помощи у лисовчиков. Лихой «батька» не только очистил псковский рубеж от «немецкой» угрозы, но и переманил на свою сторону 500 английских и 300 ирландских легионеров. Среди тех, кто неожиданно оказался в рядах лисовчиков, был поручик Георг Лермонт, перешедший впоследствии к Пожарскому и ставший родоначальником рода костромских дворян Лермонтовых.

Реабилитировав себя своими действиями против шведов в глазах Сигизмунда III, Лисовский на обратном пути из Ивангорода в январе 1611 г. тайно пришел под Печоры, захватив острог и нещадно ограбив торг, где взял «много множества всякого богатества». Сам город, однако, осаждать не стал, а двинулся дальше, имея стычки с псковскими ратными людьми под Островом и Опочкой. Затем лисовчики взяли город Заволочье, откуда они теперь и действовали, нападая на Псковские и Новгородские земли. В 1615 г. совершили набег в Северскую землю, на «украинные» города Карачев, Лихвин, Перемышль, Белев. Во время этого набега ими была нещадно разорена Жабынская Введенская пустынь на Оке (близ Белева), основателю которой 76-летнему Онуфрию (в схиме преподобному Макарию Жабынскому) пришлось ее отстраивать заново.

Осенью 1615 г. Лисовскому пришлось скрестить оружие с освободителем Москвы князем Пожарским. В трех верстах от Орловского городища (на месте разрушенной древней крепости), у Царева брода состоялась битва между войском под командованием князя Пожарского и лисовчиками. Разбив авангард царских войск и обратив в бегство Передовой полк Степана Исленьева, Лисовский укрепился лагерем у деревни Гать. У Пожарского оставалось в резерве всего 600 воинов, окруженных со всех сторон лисовчиками, насчитывавшими до 2 000 бойцов. В ответ на уговоры отступать к Болхову, Пожарский, согласно «Новому летописцу», рек: «Помереть всем на сем месте!» – после чего перешел в наступление. Кровавый бой шел до позднего вечера. Не зная истинных сил Пожарского, Лисовский решил отступить по старой Кромской дороге. Из-под Орла, через Тулу, молниеносным броском он переместил своих людей в район Ржева, где стремительно ударил на обозы войска своего старого противника Шереметева, выступившего из Москвы в поход для оказания помощи Пскову в борьбе со шведами. С реляцией об одержанной победе и с захваченными «языками» Лисовский послал своего ротмистра Синявского в Смоленск к гетману Ходкевичу, когда-то бывшему его первым командиром. Обрадованный Ходкевич в свою очередь отправил Лисовскому дары в виде роскошного аргамака. Но вышедший из крепости Белой Семен Яковлев с ратными людьми перехватил Синявского по дороге, и гетманский подарок был отослан в Москву царю Михаилу Федоровичу.

В конце концов, фортуна начала изменять «батьке» Лисовскому. Зимой 1616 г., выступив с базы своей дислокации под Вязьму с целью подготовки нового набега, он внезапно скончался, упав замертво с заезженного коня. Не суждено ему было покрасоваться на гетманском аргамаке, который, глядишь, и мчал бы его дальше дорогами кровавых побед и разбойной наживы.

Казак с картины Рембрандта

После скоропостижной кончины «батьки» его преемником стал Станислав Чаплинский, который был направлен королевичем Владиславом (профессиональная армия под его командованием вторглась в пределы Московии весной 1617 г.) в хорошо знакомые лисовчикам места. Чаплинский появился было под Троице-Сергиевым монастырем, но был отогнан пушечной стрельбой. Тогда он двинул свои войска на Переславль-Залесский и простоял под городом восемь дней. После этого Чаплинский с казаками отошел на Александровскую слободу, ограбив по пути небольшой монастырь Симеона Столпника на реке Серой. Разоренную прежними набегами слободу, согласившуюся принести присягу Владиславу, он не тронул и даже выдал слобожанам охранную грамоту. Из слободы, по словам Авраамия Палицына, лисовчики сделали свою последнюю вылазку (начиная с 1608 г.) против обители Сергия Радонежского. 24 сентября они «в нощи прииде к Троицкому монастырю». В начавшемся бою стрельцы выбили Чаплинского из слобод. Уходя за речку Вохну, он поджег село Клементьево. Но отряд из монастыря настиг лисовчиков и в повторном бою старый и верный сподвижник Лисовского Чаплинский был убит.

Но если лисовчикам не сей раз не фартило, то как тут заодно не вспомнить об их более удачливых земляках. Особенно после кинопремьеры «Тараса Бульба». Вместе с Владиславом на Русь вторглись 20 тысяч казаков интервентов во главе с легендарным Петром Сагайдачным и Михайлой Дорошенко (родителем сподвижника гоголевского предка). Сагайдачный захватил Путивль, Ливны и Елец, а Дорошенко – рязанские города, не щадя, как свидетельствуют летописи, ни младенцев, ни духовенство, ни собственных казаков, пытавшихся увещевать алчных и кровожадных атаманов. Под Ельцом их отряды соединились, и объединенное запорожское войско подступило к Михайлову. Запорожцы пускали в деревянную крепость «множество стрел с огнем», палили из пушек и попытались запалить городские стены. Однако защитники Михайлова бросились на вылазку, сожгли все осадные сооружения и перебили множество казаков. Рассвирепевший Сагайдачный пообещал, что сожжет Михайлов дотла, а всем жителям от мала до велика прикажет отрубить руку и ногу и скормить собакам. Несмотря на похвальбы и угрозы, после второго неудачного штурма потеряв больше тысячи человек, гетман снял осаду и двинулся на соединение с королевичем Владиславом. Как записал летописец, «всепагубный враг Сагайдачный с остальными Запороги отъиде от града со страхом и скорбию». День избавления от казаков михайловцы отмечали вплоть до установления Советской власти. За участие в осаде Москвы и удачное для поляков Деулинское перемирие запорожцы получили 20 тысяч злотых и 7 тысяч штук сукна.

После ухода из Московии отряды лисовчиков возглавил Валентин Рогавский. По договоренности Сигизмунда III с Фердинандом Австрийским, запросившим у поляков помощи против венгров и чехов, лисовчики в количестве 10 000 были отпущены на службу к императору. В походе они выбрали своим новым вождем Яроша Клечковского и разделились на несколько самостоятельных хоругвей (рот). В 1621 г. они участвовали в Хотинской битве, позже сражались в Венеции и Ломбардии. Последним известным делом была их победа над французами при Иври. После заграничных походов 1619-1623 гг. образ «лисовчика» на коне, с саблей на боку и «рушницею» за плечами, идущего в бой без обозов и палаток, стал необычайно популярен в польской литературе и живописи. Этот романтический образ из Польши перекочевал в другие страны и глубоко запал в сердце великого Рембрандта. Около 1655 г. им была написана картина «Лисовчик», известная также под названием «Польский всадник». Польские искусствоведы, исследовав картину, пришли к выводу, что она писалась с натуры, на что указывает исключительная точность передачи элементов костюма, вооружения, упряжи, породы лошади и даже манеры держаться в седле. Высказывалось также предположение, что живописцу позировал Симон-Кароль Огинский, родной прапрадед композитора Михаила-Клеофаса Огинского, поехавший в 1641 г. учиться в Голландию и женившийся там. В 1791 г. родной дядя композитора гетман Михаил-Казимир приобрел картину Рембрандта, послав ее затем в подарок последнему королю Речи Посполитой Станиславу-Августу Понятовскому вместе с шутливым письмом. «Сэр, посылаю Вашей Королевской Милости казака, – писал он, – которого Рембрандт посадил на коня. Съел этот конь во время пребывания у меня 420 немецких дукатов…» Сейчас эта картина находится в Собрании Фрика на углу Пятой авеню и 70-й улицы в Нью-Йорке – широко известном художественном музее европейских мастеров XIV-XIX вв.

Мария Бахарева
По Садовому кольцу

Часть девятая. От Крымского вала до Зубовской площади

Какая часть Садового кольца самая молодая? Этот вопрос мог бы показаться бессмысленным – поскольку череда опоясывающих центр Москвы улиц появилась, когда был срыт крепостной вал Земляного города, в 1820-е годы. Но далеко не все участки начали застраиваться в это время. Дольше других оставалась пустынной улица, ведущая от Калужской площади к Москве-реке, получившая название Крымского вала по находившемуся здесь в Средневековье Крымскому двору – московскому посольству крымского хана. Крымский вал круто спускался вниз. Места эти легко затапливались во время весенних разливов Москвы-реки и проливных дождей, строиться было невыгодно. На планах и фотографиях середины XIX века видна застройка лишь верхней части улицы, а от Старого Огородного переулка (ныне – Мароновский) до самого берега тянулись поля.

Левая сторона Крымского вала начинается с построенного в 1960 году здания гостиницы «Варшава». За ним – здание Московского института стали и сплавов. До революции оба этих участка принадлежали купеческому семейству Комаровых. На углу с площадью стоял каменный дом с лавками в первом этаже (Калужская площадь была рыночной), дальше по Крымскому валу стояло несколько деревянных домишек. Участок, на котором сейчас располагается ЦПКиО им. Горького, принадлежал городской управе и, как пишет большинство источников, здесь находились городские свалки. И, наконец, у самого Крымского моста стоял «Пароходостроительный, котельный, машиностроительный завод Н. Э. Бромлей», выпускавший, среди прочего, автомобили «Бромлей». От него сохранился один корпус, перестроенный в конце 1920-х годов в конструктивистском духе.

По другую сторону Крымского вала, на месте трех жилых домов (№ 4 построен в 1941 году, № 6 – в 1964-м и № 8 – в 1936-м) было два квартала одно– и двухэтажной застройки. Жил здесь «мелкий люд» – ремесленники, лавочники, рабочие. Сразу за Мароновским переулком, там, где сейчас стоит здание художественного лицея, некогда находились Крымские бани, владельцем которых был купец Сергей Иванович Шмелев – любимый «папашенька» писателя Ивана Шмелева. Описания этих мест, разумеется, сохранились в его «Лете Господнем»: «Спускаемся от рынка по Крымку к нашим баням – вот они, розовые, в низке! – а с Мещанского сада за гвоздяным забором таким-то душистым, таким-то сочным-зеленым духом, со всяких трав!… с берез, с липких еще листочков, с ветел, – словно духами веет, с сиреней, что ли?… – дышишь и не надышишься». Дальше застройка обрывалась. В конце 1930-х на пустом участке планировалось построить здание Академии наук и архитектор Щусев даже успел создать его проект, но строительству помешала война, а после нее стройку так и не возобновили. Только в 1970-е годы здесь, наконец, построили белый параллелепипед Центрального дома художника и Третьяковской галереи, окруженный парком.

Заканчивается Крымский вал переброшенным через Москву-реку ажурным Крымским мостом. Это место также связано с историей семьи Шмелевых. Энциклопедия «Москва» пишет, что дед писателя, Иван Иванович Шмелев, был подрядчиком на строительстве деревянного Крымского моста. Это не совсем верно: по свидетельству той же энциклопедии, родился Иван Иванович в 1819 году, а деревянный Никольский (потом он назывался Крымским) мост построили еще в 1789 году. Вероятнее всего, Шмелев участвовал в строительстве уже металлического Крымского моста, возникшего на месте деревянного в 1870-е годы. Он был создан по проекту В. К. Шпейера, огражден высокими решетчатыми фермами и украшен башенками. В 1937 году мост сдвинули вниз по течению, а на старом месте начали строить новый Крымский мост – тот, что стоит и по сей день. По окончании строительства старый мост снесли.

Короткие улочки на другом берегу Москвы-реки по обе стороны «надземной» части Крымского моста называются Крымским проездом. Слева, на углу с Фрунзенской набережной – жилой дом 1932 года постройки (арх. А. Плигин). За ним – сквер, разбитый в 1960-е годы на месте двух трехэтажных доходных домов. Прямо напротив них стояло (и стоит до сих пор) не лишенное изящества здание лицея памяти цесаревича Николая, более известного как «Катковский лицей» – по имени основателя, редактора журнала «Русский вестник» и газеты «Московские ведомости» М. Н. Каткова. Быт учеников был поставлен на английский лад, о чем свидетельствует выпускник лицея художник Игорь Грабарь. «День наш в лицее был распределен следующим образом, – писал он. – Мы спали в общих дортуарах, в которых всю ночь ходил, не смея присесть, дежурный с заводными контрольными часами на шее, не дававший разговаривать и озорничать. Будили нас по звонку, и мы одевались и шли умываться, после чего отправлялись вниз, в столовую, пить горячее молоко с булками. Покончив с этим, мы поднимались на второй этаж, в церковь, на общую молитву всех восьми классов и затем расходились по классам. В 12 часов был горячий завтрак, который получали и все приходящие ученики, затем снова шли в классы, потом обедали, около часу гуляли или играли в саду в лапту, часа два отдыхали и вечером в своих пансионах готовили заданные уроки под наблюдением и руководством специальных туторов. Выпив опять молока, ложились спать». После революции в этом здании некоторое время находился Наркомпрос, потом в нем разместился МГИМО, а сейчас в нем находится Дипломатическая академия.

Зубовский бульвар, который тянется от Крымской площади до Смоленского бульвара – один из самых коротких участков Садового кольца. Его длина – всего полкилометра. Сегодняшний Зубовский бульвар (если не считать наземного вестибюля станции метро «Парк Культуры») начинается с неоклассического доходного дома Чепелевской (1914 г.). Арендатором этого здания была Женская учительская семинария – учебное заведение, в котором готовились преподавательницы для начальной школы. В семинарию принимали девушек не моложе 16 лет, обучение длилось 4 года и стоило 250 рублей в год для пансионаток и 100 рублей для приходящих студенток. Нуждающиеся могли получить стипендию, которая покрывала расходы на обучение, – но в обмен на это они должны были не менее четырех лет по окончании семинарии проработать по специальности.

Далее – построенный тремя годами ранее дома Чепелевской доходный дом Любощинских, бывших в родстве со знаменитым хирургом Н. И. Пироговым. В этом доме жил не только писатель Викентий Вересаев, но – и это меньше известно – анархист Михаил Бакунин. Он был приятелем домовладельцев и мужем их дочери Софьи. Квартиру 11 занимал еще один друг семьи Любощинских, философ и богослов Сергий Булгаков. Невестка Булгакова в одном из интервью рассказывала, что по воспоминаниям ее мужа Федора Сергеевича, «на Зубовском бульваре в квартире Булгаковых была голубятня… голуби залетали прямо в окно. «…» А в другой комнате жили канарейки, их было сорок штук».

Похожие доходные дома (Зубовский бульвар, бывший одноэтажно-усадебным, активно перестраивался в 1910-е годы) стояли и дальше, на месте нынешнего длинного здания издательства «Прогресс» (точнее, бывшего здания издательства – сейчас его занимает множество арендаторов, самый видный из которых – телеканал РенТВ).

Главное украшение Зубовского бульвара – построенный ориентировочно в 1820-е особняк князя И. А. Гагарина (№ 27). Сейчас в нем находится банк. Дома 29, 35 и 37 – остатки застройки начала века, из их ряда выбивается лишь дом 31, встроенный сюда в 1946 году.

Правая сторона Зубовского бульвара начинается с белых корпусов Провиантских магазинов (складов), удивительного памятника «промышленного» ампира. Изначально эти здания принадлежали военному ведомству – и, как ни удивительно, военные ведали ими больше ста лет (после революции в складах устроили автобазу Минобороны). Лишь совсем недавно Провиантские магазины передали Музею истории Москвы – и теперь их собираются реконструировать, пристроив еще один корпус и перекрыв весь комплекс зданий стеклянным куполом.

За Провиантскими складами – здание РИА «Новости», изначально построенное как пресс-центр Олимпиады-80. За ним, с отступом от красной линии, стоит кооперативный дом 1930-х годов (кооператив «Научные работники»). В нем провел последние годы своей жизни инженер Владимир Шухов, выселенный после революции из своего особняка на Смоленском бульваре (подробнее об этом см. прошлый выпуск «По Садовому кольцу»).

Завершается Зубовский бульвар доходным домом генерал-майора Шекаразина (он известен и по имени своего последнего владельца, фабриканта К.-М. Жиро). В этом доме несколько лет прожил художник Михаил Врубель. По свидетельству биографов, здесь он написал картины «Пан» и «Царевна-Лебедь».