Текст книги "Сталин. Большая книга о нем"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 58 страниц)

Надо было более подробно узнать обстановку, и я заглянул к начальнику штаба.

– Только что от командующего, – сказал я и передал Сандалову свой разговор. – Леонид Михайлович, введи в обстановку.

– Мы вызвали всех командиров штаба. Сейчас направляю своих представителей в соединения. Что касается твоей дивизии, то ты имеешь право решать вопрос самостоятельно. Командующий не несет ответственности за ее боевую готовность».

( Примечание. Дело в том, что в общевойсковых частях округа «поднять целиком дивизию по боевой тревоге для проверки ее боевой готовности имел право только командующий войсками военного округа» – Сандалов Л.М. Боевые действия 4-й армии в начальный период Великой Отечественной войны. М., 1961 г., ВИЖ № 11, 1988 г., с. 4.)

«Около 2 часов ночи 22/VI 1941 года. Даю сигнал “боевая тревога”. Он передается по телефону, дублируется по радио. Через несколько минут получено подтверждение от трех полков о получении сигнала и его исполнении.

Из 74-го штурмового полка подтверждения нет.

Во время передачи сигнала связь с полком прервана.

А к 2.30 телефонная связь прервана со всеми частями дивизии. Не будучи уверен, что 74-й штурмовой полк принял сигнал боевой тревоги, посылаю туда полковника Бондаренко. Он уполномочен принимать решения на месте в соответствии с обстановкой, вплоть до вывода полка на аэродром постоянного базирования – Пружаны. Полковник Бондаренко вылетел в 74-й штурмовой полк на самолете ПО-2 в 3 часа и по прибытии объявил боевую тревогу.

В четвертом часу начали поступать донесения с постов ВНОС о перелете границы одиночными немецкими самолетами. Вскоре над аэродромом Пружаны появился самолет-разведчик. В воздух поднялся командир звена 33-го истребительного полка лейтенант Мочалов и его ведомые лейтенанты Баранов и Тарантов. Звено сопровождало разведчика до Бреста.

Город в огне! Война!

И тогда летчики атаковали немецкий самолет, тот, оставляя длинный шлейф черного дыма, упал на землю (около 3.40… – Авт.).

Взлетом звена лейтенанта Мочалова фактически начались боевые действия дивизии.

4 часа 15 минут. Аэродром 74-го штурмового полка подвергся артиллерийскому обстрелу и налету авиации. Средств ПВО на аэродроме совершенно не было. 10 “мeccepшмиттoв” в течение нескольких минут расстреливали самолеты. В результате все пятнадцать И-15 и два ИЛ-2 были уничтожены. Летчики, находившиеся в самолетах, взлететь не успели.

Оставшийся без самолетов личный состав полка забрал документы, знамя и под командованием начальника штаба майора Мищенко убыл на восток…»

(Буг в огне, Минск: Беларусь, 1965 г. Далее воспоминания командиров Бреста из этой книги рассмотрим подробнее…)

Кстати, некоторые аэродромы действительно так близко додумались разместить у границы, что немцы могли их расстреливать из пушек. Но самое важное в этих воспоминаниях командира 10-й сад генерала Белова – это то, что из штаба ВВС ЗапОВО он получил приказ 20 июня о приведении дивизии в боевую готовность, а Павлов ее отменил 21 июня!

И также Белов показывает, что командующий 4-й армией генерал Коробков до нападения врага никаких мер не принимал и команд о приведении в боевую готовность частей не отдавал. Он всего лишь продублировал приказ привести штабы в боевую готовность»…

Было это около полуночи, и, по воспоминаниям Сандалова, известно, что к 24.00 и прошла команда от Павлова собрать штабы и ждать дальнейших указаний. Из протоколов допроса Павлова также известно, что после 1 часа ночи Павлов обзванивал армии и дал уже общую команду «приводить войска в боевое состояние». Но судя по всему, Белов от Коробкова или Копца подобной команды не получил и действовал самостоятельно. И он пишет, что поднимать свою дивизию по тревоге начал уже до 2 часов ночи, не дождавшись от того же Копца приказа. Связь пропала к 2.30.

Почему Белов не был расстрелян, как Черных, ведь один из полков 10-й авиадивизии также был уничтожен на границе? И согласно донесению уполномоченного 3-го отдела 10-й сад Леонова от 27 июня, «особенно точно германская авиация знала расположение наших аэродромов, которые были подвергнуты обстрелу из пулеметов зажигательными пулями, в результате чего в Брест-Кобринском направлении, которое прикрывалось 4 полками 10-й авиадивизии, находившимися: 123-й ПАП – в дер. Именины (г. Кобрин), 74-й ШАП – Малые Взводы (что в 18 км от границы), 33-й МАП – г. Пружаны и 39-й СБАП – г. Пинск, германской авиацией подверглись почти что полному уничтожению на земле. Боеспособной матчасти осталось единицы. Характерно, что матчасть в этих полках, за исключением 39-го авиаполка, была не рассредоточена» (Мельтюхов М. Начальный период войны в документах военной контрразведки (22 июня – 9 июля 1941 г.)).

Белов поднял по тревоге в 2.00 все полки дивизии и не давал им запрета взлетать навстречу врагу, и, самое важное, он не отменял боевую готовность в своей дивизии 21 июня! А также, видимо, в этой 10-й сад вооружение никто не снимал с самолетов. Видимо, Павлов и Копец не рискнули давать Белову такие приказы – он мог и послать. Вот поэтому комдив Н.Г. Белов и не был привлечен к ответственности.

Кстати, еще в моей книге «Кто проспал начало войны?» упоминались факты снятия вооружений с истребителей в ЗапОВО. На что тут же появилась вот такая критика: «Многочисленные рассказы о снятии вооружения с истребителей, как справедливо отметил Исаев, порождены реальной историей снятия с части истребителей МиГ-3 крыльевых крупнокалиберных пулеметов для довооружения свежевыпущенных истребителей той же модели, ибо пулеметы Березина тогда лишь осваивались в производстве, и их катастрофически не хватало».

Как видите, рассказов о снятии вооружения, и именно 21 июня, и именно всего вооружения с истребителей, не так много, но они не о снятии с МиГов крупнокалиберных пулеметов Березина. В этих рассказах очевидцев-летчиков видно, что снимали не только с МиГов пулеметы Березина, но и оружие с И-16, у которых не крупнокалиберные и «дефицитные» пулеметы БТ были, а обычные ШКАСы и пушки ШВАК. И снимали вооружение с истребителей этих иап полностью, а не частично. Так что Исаев в данном случае не прав.

Теперь перейдем к ПрибОВО, посмотрим, что там творили генералы с авиацией:

«Согласно докладной записке № 03 от 28 июня начальника 3-го отдела Северо-Западного фронта дивизионного комиссара Бабич (начальник контрразведки округа-фронта. – Авт.) в ПрибОВО… командир 7-й авиадивизии полковник Петров с самого начала боевых действий все боевые вылеты организовывал по своему усмотрению, надлежаще боевыми операциями не руководил с самого начала.

19 июня Петров был предупрежден заместителем командующего ВВС по политработе о возможных военных действиях; ему был указан срок готовности к 3 часам 22 июня с.г.»…

В этом округе вообще как-то «подозрительно» много было сделано перед 22 июня в плане повышения боевой готовности (в Прибалтике, согласно генеральским байкам, вообще все все делали по «личной инициативе отдельных командиров»). Даже заместитель командующего ВВС округа по политической работе знает о предстоящей войне и еще 19 июня предупреждает командиров и устанавливает сроки готовности к войне – «к 3 часам утра 22 июня» быть готовыми к нападению Германии. Впрочем, командующий авиацией округа Ионов все равно попал под суд. За что? Посмотрим.

«Петров к этому указанию отнесся крайне халатно. Не истребовал от командиров полков выполнения этого указания, и полки фактически были противникам застигнуты врасплох, в результате чего и были большие потери самолетов на аэродромах…»

А теперь смотрим «ГОДОВОЙ ОТЧЕТ О БОЕВОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ВОЕННО-ВОЗДУШНЫХ СИЛ СЕВЕРО-ЗАПАДНОГО ФРОНТА ЗА ПЕРИОД с 22.6.41 г. по 1.7.42 г.»:

«К началу войны военно-воздушные силы Прибалтийского особого военного округа насчитывали в своем составе исправных: истребителей – 529, бомбардировщиков – 288, штурмовиков – 60. Всего – 877…

Предположительно в начальный период войны перед Северо-Западным фронтом действовало около 600 самолетов сухопутной авиации и 50–70 самолетов морской авиации. <…>

Не считаясь с тем, что 19.6.41 г. в связи с создавшейся неблагоприятной обстановкой частям был отдан приказ о переходе в боевую готовность и рассредоточении материальной части с базовых аэродромов на оперативные, о выходе штаба Прибалтийского особого военного округа на командный пункт (в документе – «выхода штабов ПрибВО на КП») в район Паневежис, командованию и авиационным частям конкретных указаний не давалось, а, наоборот, в ночь с 20 на 21 и с 21 на 22.6.41 г. авиационным частям было приказано производить ночные тренировочные полеты. Вследствие этого (в документе – «чего») большинство бомбардировочных полков подверглись бомбардировочным налетам противника в момент послеполетного осмотра материальной части и дозаправки ее горючим. Летный состав был только что распущен на отдых после ночной работы…» (Ф. 221, оп. 142687/сс, д. 1, л. 3–17. СБД № 34, 1958 г.)

В итоге «22.6.41 г. фронт потерял до 100 самолетов» (см. ДОНЕСЕНИЕ КОМАНДУЮЩЕГО СЕВЕРО-ЗАПАДНЫМ ФРОНТОМ ОТ 22 ИЮНЯ 1941 г. НАРОДНОМУ КОМИССАРУ ОБОРОНЫ СССР ОБ ОБСТАНОВКЕ НА 22 ЧАСА 22 ИЮНЯ 1941 г.» (Ф. 221, оп. 24б7/сс, д. 39, л. 171–175. СБД № 34 1958 г.). А за три дня боев – 921 самолет, т. е. практически всю авиацию ПрибОВО (ЦАМО, ф. 35, оп. 107559, Д. 6, л. 8).

Что все это значит? В общем, «ничего особенного» – 18–19 июня и в ПрибОВО пришел приказ Москвы о приведении в боевую готовность частей, в том числе и авиационных. И не по «дружескому совету» от «заместителя командующего ВВС по политработе» они должны были приводиться в боевую готовность с 19 июня, а по приказу командующего округом Ф.И. Кузнецова. А вот как раз командующий ВВС округа генерал Ионов, бывший прапорщик и летчик Первой мировой, и устроил дурацкие ночные полеты в своих частях, приведя их в небоеспособное состояние к 22 июня. К моменту нападения Германии. При этом он не отменил боевую готовность, как Павлов или Копец в ЗапОВО. Он просто не довел толком до командиров авиадивизий приказ Москвы и округа о приведении в б/г 19 июня, устроил ненужные в этих условиях учения на эти дни, и после них летчики именно в ночь на 22 июня разъехались по домам… Вот за это его и расстреляли.

Но в чем была «хитрость» у ионовых? В том, что в случае чего в Москву браво ответили бы – ВВС приведены в боевую готовность и проводятся занятия по повышению б/г. И никто не смог бы придраться – при проведении «учений» б/г действительно повышается…

А потом летчиков отправили «отдыхать». В ночь перед нападением.

За что еще расстреляли Ионова? Смотрим донесение особиста – заместителя начальника военной контрразведки НКО Сталину…

«№ 382 Донесение заместителя начальника

3-го Управления НКО СССР Ф.Я. Тутушкина

И.В. Сталину о потерях ВВС Северо-Западного

фронта в первые дни войны

8 июля 1941 г.

Государственный Комитет Обороны товарищу

Сталину

Вследствие неготовности частей ВВС ПрибОВО к военным действиям, нераспорядительности и бездеятельности некоторых командиров авиадивизий и полков, граничащих с преступными действиями, около 50 % самолетов было уничтожено противником при налетах на аэродромы.

Вывод частей из-под удара авиации противника не был организован. Зенитные средства обороны аэродромов отсутствовали, а на тех аэродромах, где средства были, не было артснарядов.

Руководство боевыми действиями авиачастей со стороны командиров 7-й, 8-й и 57-й авиадивизий, а также штаба ВВС Фронта и Округа было поставлено крайне плохо, связь с авиачастями с начала военных действий почти отсутствовала.

Потери самолетов на земле только по 7-й и 8-й авиадивизиям составляют 303 самолета.

Аналогичное положение по 6-й и 57-й авиадивизиям.

Такие потери нашей авиации объясняются тем, что в течение нескольких часов после нападения вражеской авиации командование округа запрещало вылетать и уничтожать противника.

Части ВВС Округа вступили в бой поздно, когда значительная часть самолетов была уже уничтожена противником на земле.

Перебазировка на другие аэродромы проходила неорганизованно, каждый командир дивизии действовал самостоятельно, без указаний ВВС Округа, посадку совершали, кому где вздумается, в результате чего на некоторых аэродромах скапливалось по 150 машин.

Так, на аэродроме Пыльзино противник, обнаружив такое скопление самолетов, налетом одного бомбардировщика 25 июня с. г. уничтожил 30 самолетов.

Маскировке аэродромов до сих пор не уделяется внимание. Приказ НКО по этому вопросу не выполняется (особенно по 57-й авиадивизии – командир дивизии полковник Катичев [1] 1
  Катичев Кузьма Александрович (1905–1977) – генерал-майор авиации (1941). С марта 1941 г. по ноябрь 1942 г. – командир 57-й смешанной авиадивизии. В последующие годы служил в частях ВВС на командных должностях, преподавал в Военной академии Генерального штаба Вооруженных Сил СССР им. К.Е. Ворошилова. Приказом министра обороны СССР № 524 от 27 сентября 1960 г. уволен в запас.


[Закрыть]и 7-й авиадивизии – командир дивизии полковник Петров [2] 2
  Петров Павел Максимович (1902–1968) – полковник. С августа 1940 г. по 1942 г. – командир 7-й смешанной авиадивизии. В последующие годы командовал 327-й бомбардировочной авиадивизией. Приказом НКО СССР № 0183 от 14 июля 1945 г. уволен в отставку» (Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сборник документов. Т. 2. Начало. Кн. 1 (22 июня – 31 августа 1941 года). М., 2000 г., с 220–221).


[Закрыть]), штабы ВВС Фронта и Округа никаких мер не принимают.

В данное время авиачасти ВВС Северо-Западного фронта являются неспособными к активным боевым действиям, так как в своем составе имеют единицы боевых машин: 7-я авиадивизия – 21 самолет, 8-я авиадивизия – 20, 57-я авиадивизия – 12.

Экипажи, оставшиеся без материальной части, бездельничали и только сейчас направляются за матчастью, которая поступает крайне медленно.

На складах Округа ощущается недостаток запасных частей к самолетам и авиамоторам (плоскости самолетов МиГ, винты ВИШ-22Е и ВИШ-2, свечи 3 МГА, патроны ВС и др. детали).

Заместитель начальника 3-го Управления НКО Союза ССР Тутушкин ЦА ФСБ России».

Как видите, в ПрибОВО, как и в ЗапОВО, был запрет на вылет истребителей навстречу врагу до утра 22 июня. И этот запрет шел именно от командующего ВВС округа! А не от Сталина.

Однако исследователь ПрибОВО С. Булдыгин, готовя материал для своей книги «Приграничное сражение С-3 Ф», «оспаривая» слова Тутушкина («в течение нескольких часов после нападения вражеской авиации командование округа запрещало вылетать и уничтожать противника. Части ВВС Округа вступили в бой поздно, когда значительная часть самолетов была уже уничтожена противником на земле»), пишет о действиях авиации ПрибОВО следующее:

«Но любопытно, что же было на самом деле.

Рассмотрим, что происходило на советской стороне. Сразу же после начала войны была объявлена боевая тревога. Почти одновременно с началом налетов германской авиацией командование ВВС фронта (автоматически после начала войны округ стал фронтом. – Авт.) отдало приказ действовать по планам прикрытия. Уже в 4.40 штабом 7 сад был получен приказ командующего ВВС ПрибОВО вскрыть “красные пакеты”. А еще через три минуты в 4.53 штабы 9 и 46 СБАП получили соответствующий приказ из штаба дивизии: “Уничтожить группировку противника и авиацию на аэродромах в р-не Тильзит, Рагнит, Жилен. Вылет немедленно”.

Боевая тревога была объявлена в 9-м сбап еще в 4 часа 20 минут. Летный состав отдыхал в это время на аэродроме, так как в эту ночь отрабатывал на учениях маневр “выход из-под удара”. Через десять минут бомбардировщики люфтваффе нанесли по аэродрому бомбовый удар. Бомбардировка длилась 15 минут, было уничтожено 7 СБ и повреждено 14, из них 5 были позже восстановлены. Уже в 4.50 25 самолетов 9-го сбап начали взлет для выполнения боевого задания. Полк полетел в район немецкой железнодорожной станции Тильзит, но не по прямой линии, а через воздушное пространство над Сувалками.

46-й СБАП учения не проводил, и поэтому ему понадобилось больше времени для подготовки к выполнению боевого задания. В ходе бомбардировки аэродрома немцами полк потерял 10 самолетов. Первая девятка стартовала в 5.40, всего было поднято 27 самолетов, одна девятка самолетов по приказу штаба ВВС вернулась обратно. Возвращение состоялось потому, что командование ВВС фронта получило директиву о запрете перелетать границу. В 6.15 из штаба ВВС Северо-Западного фронта в штаб 7-й сад пришел приказ на прекращение боевого вылета: “Границу не перелетать, уничтожать самолеты противника в своем районе. Вылетевшие самолеты по радио посадить на свои аэродромы”.

В вылетевшие группы бомбардировщиков немедленно было отправлено соответствующее распоряжение. Однако было поздно. “Оказывается, комэск Кривцов получил радиограмму о прекращении боевого вылета и возвращении на свой аэродром буквально на боевом курсе, ведущий даже закрыл створки бомбоотсека своего СБ, но буквально через несколько секунд открыл их снова и начал сбрасывать бомбы на цель. Таким образом, капитан Кривцов не только волей провидения, но и благодаря своим человеческим качествам стал первым пилотом ВВС КА, отбомбившимся по Германии в Великой Отечественной войне”. Тем не менее этот приказ внес дезорганизацию в боевые действия остальных авиационных дивизий фронта».

Но в чем нашел Булдыгин «противоречие» у замначальника контрразведки РККА Тутушкина с тем, как «было на самом деле»? В том, что Ионов намудрил так, что не дай Бог? В отчете по ВВС С-3 Ф от 1942 года указано, что приказ о приведении в повышенную б/г был 19 июня, но Ионов о нем не сообщил командирам авиачастей. Тутушкин указывает, что несколько часов «после нападения вражеской авиации командование округа запрещало вылетать и уничтожать противника». И говорится здесь скорее о действиях истребителей, которые и должны уничтожать противника – вражескую авиацию, а также прикрывать свои бомбардировщики. Но при этом Ионов поднял в воздух бомбардировщики! Без прикрытия!

К сожалению, Булдыгин не указал источники приказов штаба ВВС С-3 Ф. Но, думаю, они правдивые – приказы на возвращение и посадку бомбардировщиков на своих аэродромах вместо того, чтобы бомбить вторгшегося врага (это ведь точно никто из Москвы не запрещал!) – и вполне убедительные. Что могло заставить Ионова в 6.15 дать приказ, запрещающий пересечение границы? Скорее всего приказ из Москвы.

Тот же Болдин и описывает, что примерно сразу после 4.00 пришел приказ из Москвы на вскрытие «красных пакетов» и на ввод в действие планов прикрытия.

И там было также ограничение – «никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить».

И также Тимошенко по телефону давал Болдину (заместителю командующего ЗапОВО) указания со ссылкой на Сталина о запрете на ведение артиллерийского огня. Так, может, Ионов и воспользовался этими указаниями и стал заворачивать бомбардировщики? Но особенно интересно, как Ионов посылает бомбардировщики бомбить немецкую станцию Тильзит.

Не по прямой, а через польские Сувалки.

Сувалки – это тот аэродром, к которому на разведку летал Долгушин 21 июня и где он насчитал под 200 самолетов, в том числе и истребителей! Т. е. Ионов (или уже командир дивизии?) отправил бомбардировщики в пасть к немцам, да еще наверняка без прикрытия через район, где полно немецких самолетов?! Ведь истребители-то не взлетали по приказу Ионова! Сначала за 15 минут потеряли половину самолетов, которые спали и не были рассредоточены, а потом оставшиеся отправили через мощный немецкий аэродром без прикрытия…

Но самое интересное, что в «Директиве № 1» по ПрибОВО кузнецовы выкинули положение об авиации вообще.

А теперь обратите внимание на такое обвинение замначальника контрразведки РККА: «Перебазировка на другие аэродромы проходила неорганизованно, каждый командир дивизии действовал самостоятельно, без указаний ВВС Округа, посадку совершали, кому где вздумается, в результате чего на некоторых аэродромах скапливалось по 150 машин».

Точно такая же «неорганизованность» и «самостоятельность» в перебазировании утром 22 июня творилась и в том же ЗапОВО, когда полки перегоняли кому как вздумается. Перемешивая и раздрабливая полки и внося дезорганизованность в управление ими.

А все потому, что запасных подготовленных площадок просто не хватало или вообще не было в округах.

Но вернемся к запрету на противодействие немецкой авиации. Этот запрет – открывать огонь по самолетам – был в ЗапОВО и в зенитных частях. Согласно рапорту начальника контрразведки (3-го отдела) 10-й армии полкового комиссара Лося от 13 июля, «в 3 часа 58 минут над Белостоком появились первые самолеты противника, и вслед за этим начали бомбить белостокский аэродром, батальон связи армии, узел связи, железную дорогу и ряд других объектов.

Одновременно бомбардировке подверглись почти все города и местечки, где располагались штабы соединений 10-й армии.

4-я бригада ПВО, прикрывающая Белосток, примерно до 8 часов утра бездействовала и ни одного выстрела по противнику не произвела.

При расследовании выяснилось, что 4-я бригада ПВО имела специальное приказание от помощника командующего ЗапОВО по ПВО до особого распоряжения по самолетам противника не стрелять, и это приказание было отменено уже командующим 10-й армией». (РГВА, оп. 39, Д 99, л. 331. Начальный период войны в документах военной контрразведки (22 июня – 9 июля 1941 г.). М. Мельтюхов.)

Было это «перестраховкой» или «вредительством» командующего ПВО ЗапОВО в данном случае – надо разбираться. И разбираться с ПВО надо основательно.

В своей книге «Июнь 1941. Разгром Западного фронта» Д. Егоров показал следующее:

«Но вот что самое страшное: при первых налетах машины люфтваффе преспокойно “работали” с малых высот, не совершая противозенитных маневров. Они заходили на цели, как на учебных полигонах, совершенно не боясь противодействия. Зенитная артиллерия Западной зоны ПВО молчала, не поддаваясь на “провокационные действия».

Генерал-лейтенант артиллерии И.С. Стрельбицкий (в 1941 г. – полковник, командир 8-й противотанковой бригады) вспоминал, что утром 22 июня его разбудил рев авиационных двигателей: бомбили станцию и аэродром…

И.С. Стрельбицкий позвонил в штаб 229-го ОЗАД РГК. Командир дивизиона ответил, что сам ничего не понимает, что в присланном ему накануне пакете содержится категорический приказ: “На провокацию не поддаваться, огонь по самолетам не открывать”. Как старший начальник в лидском гарнизоне, полковник Стрельбицкий приказал открыть огонь, но получил отказ. Бомбежка продолжалась, и он выехал на своей “эмке” на позицию дивизиона.

«У вокзала вижу два разгромленных пассажирских поезда, слышу стоны, крики о помощи. Возле разбитых вагонов – убитые, раненые. Пробежал, истошно крича, мальчонка в окровавленной рубашке. Придя на огневые точки зенитчиков с револьвером в руке, противотанкист вновь приказал открыть огонь, и тогда командир дивизиона подчинился. В небе над Лидой вспухли клубки дыма от разрывов бризантных снарядов, почти сразу же на землю рухнули четыре вражеские машины. Трое взятых в плен летчиков, не сговариваясь, подтвердили, что им было заранее известно о том запрете на открытие огня по немецким самолетам, что разослало в части ПВО советское командование».

Егоров ошибочно предположил, что запрет зенитчикам на открытие огня был именно в ночь на 22 июня, некой отдельной директивой НКО, пошедшей в округа, видимо, параллельно «Директиве № 1»:

«Существование специального запрета на открытие зенитного артогня вполне возможно. А.И. Микоян вспоминал о последних часах накануне войны: “Поскольку все мы были крайне встревожены и требовали принять неотложные меры, Сталин согласился “на всякий случай” дать директиву в войска о приведении их в боевую готовность. Но при этом было дано указание, что, когда немецкие самолеты будут пролетать над нашей территорией, по ним не стрелять, чтобы не спровоцировать нападение”. Поскольку войска ПВО де-факто входили в состав военных округов, но де-юре подчинялись Главному Управлению ПВО страны, логично предположить, что для них могла быть издана отдельная директива, в которой и содержалось требование не открывать огонь по германским самолетам.

Адмирал Н.Г. Кузнецов вспоминал, что на столе у Г.К. Жукова лежало несколько уже заполненных бланков. Возможно, там была и директива для войск противовоздушной обороны. Раз уж настали времена, когда появилась возможность ознакомиться даже с “той самой” Директивой № 1, следует ожидать, что будет обнаружена и она. Немцы могли узнать об этом документе из разных источников. Утечка информации могла быть следствием работы агентуры в управлении одной из зон ПВО (Северной, Северо-Западной, Западной, Киевской или Южной), либо о запрете стало известно при ее работе непосредственно в войсках.

Аналогично повели себя при первом воздушном ударе зенитчики 518-го зенитно-артиллерийского полка в Барановичах. Как вспоминал Н.Е. Анистратенко, в ночь на 22-е он был наблюдающим за воздухом на своей батарее. Увидев приближающиеся самолеты противника, он поднял тревогу, за что был командиром дивизиона капитаном Сафиулиным снят с поста и посажен под арест как паникер.

Когда после налета в дивизионе не осталось ни одного целого тягача, комдив уехал в штаб полка. Анистратенко был “амнистирован” и стал свидетелем перепалки между взводным из 1-й батареи и политруком – последний упирал на “провокацию”, первый был уверен в том, что действительно началась война. Лишь после того, как с аэродрома пришел обгоревший человек, заявивший, что все самолеты побиты [и] по радио выступил Молотов (это было уже после полудня), и показавший в развернутом виде свой партийный билет, артиллерия открыла огонь. Вскоре в километре от огневых [позиций] сел на вынужденную [посадку] первый подбитый бомбардировщик».

Во-первых, Микоян еще тот… «свидетель» в описании тех событий, но, похоже, Егоров не совсем верно интерпретировал слова Микояна. Хотя некий «запрет» на огонь по самолетам вроде как был, и в «Директиве № 1» по ПрибОВО такое указание есть: «В случае провокационных действий немцев огня не открывать. При полетах над нашей территорией немецких самолетов не показываться и до тех пор, пока самолеты противника не начнут боевых действий, огня не открывать»!

Но, как видите, ничего о запрете стрелять по немецким самолетам, несмотря ни на что, – нет!

Есть указание не стрелять до тех пор, пока те сами «не начнут боевых действий»! А это несколько другое.

Во-вторых, если и был для ПВО какой-то запрет на ведение огня по атакующим немецким самолетам, то он мог быть не в ночь на 22 июня, а несколько раньше. Например, днем или вечером 21 июня. Ведь немцы никак не могли бы перехватить идущие в округа после полуночи 22 июня шифровки ГШ, расшифровать их и сообщить их суть своим летчикам до того как они усядутся к 2.00–3.00 в свои самолеты. Павлов расшифрованный текст «Директивы № 1» получил на руки, дай Бог, к 1.30–1.45. Однако те немецкие летчики и заявили, что им приказ по ПВО Западного округа был известен именно «заранее».

В-третьих, Стрельбицкий ранним утром 22 июня позвонил в штаб 229-го ОЗАД РГК, и ему командир зенитного дивизиона доложил, что пакет с запретом на открытие огня он получил «накануне». Т. е. до 3.30–4.00 войска не могли получить никаких отдельных приказов для той же ПВО, да еще пакетом, – «Директиву № 1» павловы не успели вовремя отдать в войска, а приказ для ПВО успели, да еще и запечатанным пакетом?

А немцы получили «копию» приказа для ПВО в те же минуты, когда и павловы из «Москвы», или когда павловы передавали ее в ПВО?

В-четвертых, отдельной директивы для ПВО из Москвы в ночь на 22 июня или ранее с запретом на открытие огня быть не могло в принципе, ибо ПВО округов подчинялось именно павловым на местах!

И вот с этим и стоит подробнее разобраться.

4 декабря 1938 года постановлением Главного Военного Совета РККА № 10200/сс службы ВНОС были подчинены начальнику Управления ПВО РККА, а в военных округах – помощникам командующих войсками по ПВО. 7 октября 1940 года вышло постановление СНК СССР «О противовоздушной обороне СССР», которое внесло изменения в руководство местной противовоздушной обороной. За Наркоматом обороны СССР оставались функции руководства и организации службы воздушного наблюдения, авиазенитной обороны территории и пунктов ПВО, борьба с воздушным противником. Т. е. ПВО еще вроде как наркомату подчинено.

Но «25 января 1941 года вышло постановление СНК СССР № 198-97/сс “Об организации противовоздушной обороны”, на основании которого нарком обороны издал 14 февраля 1941 г. приказ № 0015 о создании, в частности, на территории ЗапОВО Западной зоны ПВО в составе Смоленского, Минского, Белостокского, Барановичского и Гомельского районов ПВО» (РГАСПИ Ф. 17. Оп. 162. Д. 32. Л, 20–24; ГАРФ. Ф. р-544б. Оп. Зас. Д. 3. Л. 22–30; РГВА. Ф. 4. Оп. 156. Д. 2. Л. 10–11 об. – «Накануне. Западный особый военный округ (конец 1939 г. – 1941 п). Документы и материалы. Минск, 2007 г.).

Этот приказ НКО № 0015 «О разделении территории страны СССР на зоны, районы и пункты ПВО» определил сформировать в приграничных и некоторых внутренних военных округах зоны ПВО (всего 13, по округам), в т. ч. в составе частей и подразделений ВНОС. К началу Великой Отечественной войны (на 21 июня 1941 года) противовоздушная оборона страны в составе 13 зон ПВО также включала в себя 6 полков, 35 отдельных батальонов и 5 отдельных рот ВНОС (воздушного наблюдения, оповещения и связи). Т. е. расположенные в округах зоны ПВО округам и подчинялись! При этом они вроде как подчинялись и Москве, но в принципе округ мог давать сам приказы для ПВО.

Командующим Западной зоны ПВО, помощником командующего ЗапОВО по ПВО был назначен генерал-майор артиллерии С.С. Сазонов. Однако 7 июля 1941 г. командующим Западной зоной ПВО (он же заместитель командующего войсками ЗапОВО по ПВО) был назначен П.Е. Хорошилов (генерал-майор в 1943 г.). Хорошилов с мая 1941 г. был командующим Гомельским бригадным районом ПВО. Руководил формированием частей района ПВО, организацией обороны ж/д узлов Гомель, Жлобин, Калинковичи, мостов через Днепр, Березину, Припять, Сож и др. важных объектов в границах района.

Полковник Хорошилов сменил генерала Сазонова.

Того самого «помощника командующего ЗапОВО по ПВО» от которого зенитчики и получали те приказы с запретом вести огонь по немецким самолетам. Который, видимо, в эти дни был отстранен при расследовании по «Делу Павлова». Однако Сазонов в 1943 году стал командующим артиллерией Восточного фронта ПВО, прикрывавшего объекты Северного и Южного Урала, Средней и Нижней Волги, Кавказа и Закавказья. В 1944 году он стал командиром 66-й зенитной артдивизии. Судя по тому, что Сазонов не был репрессирован, то, похоже, командование ПВО ЗапОВО действовало именно по приказам Павлова, и вот тут можно и вспомнить, что генерал Павлов, отдавая в 2.25 22 июня «Директиву № 1» по округу, выкинул в ней положение о приведении системы ПВО в боевую готовность. А в ПрибОВО это вытворял командующий ВВС округа Ионов…

Исследователь ЗапОВО Д. Егоров уверен, что ПВО РККА целиком и полностью подчинялось Москве, и, мол, если кто и виноват в том, что был запрет вести огонь по немецким самолетам, то это не павловы, а, например… Н.Н. Воронов, возглавивший с 14 июня 1941 года Главное управление ПВО РККА.