Текст книги "Японские народные сказки: Десять вечеров"
Автор книги: Автор неизвестен Народные сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
Лягушка из Киото и лягушка из Осака
Как-то раз выдалось небывало жаркое лето. Солнце пекло день за днем, а дождя все не было. Наступила жестокая засуха. Пересох даже старый колодец в Киото, где жила одна лягушка. Думала она, думала, как ей быть, и решила переселиться в другое место.
– Осака, говорят, веселый, шумный город, и море там близко! Хочется мне посмотреть на море.
И отправилась лягушка из Киото в Осака.
Но в Осака тоже стояла засуха. Вода пересохла даже в Лотосовом пруду. Лягушка, что там жила, целыми днями смотрела на безоблачное небо и наконец сказала с досадой:
– Нельзя больше оставаться в Осака! Киото – столица Японии, в ней живет сам Сын неба. Уж наверно, там есть на что посмотреть.
И лягушка из Осака отправилась в Киото.
Между Киото и Осака – целых десять ри. Обе лягушки словно сговорились, вышли в путь рано утром в одно и то же время: одна из Киото в Осака, другая из Осака в Киото. Быстро-быстро запрыгали они по дороге.
Долго прыгали лягушки и к полудню очень проголодались, поясницу у них разломило, от усталости они еле двигали лапками.
Наконец достигли они горного перевала и тут встретились. А надо сказать, что гора Тэннодзан стоит как раз на полпути между Осака и Киото.
Окликнули друг друга лягушки, поздоровались и познакомились.
Лягушка из Киото стала рассказывать лягушке из Осака о столице. Лягушка из Осака стала рассказывать столичной лягушке о своем городе. Лягушка из Киото ужасно опечалилась, узнав, что и в Осака тоже нет дождя. Лягушка из Осака страшно огорчилась, узнав, что и в столице засуха. Но обе решили посмотреть собственными глазами, так ли это.
– Ну-ка, я погляжу с вершины горы на Киото, – сказала лягушка из Осака.
– И я тоже погляжу на Осака. Мне так хочется увидеть море! – отозвалась лягушка из Киото.
Тут обе лягушки поднялись на задние лапки и давай таращить свои большие глаза.
Лягушка из Киото старалась получше рассмотреть Осака, а лягушка из Осака хотела увидеть столицу.
Вдруг лягушка из Киото сердито крикнула:
– Что такое! Этот хваленый город Осака похож на Киото как две капли воды! Болтали: «Там море, там море!» А моря и не видать!
Лягушка из Осака тоже завопила:
– Что такое! Какой обман! Болтали: «Ах, Киото, ах, столица!» Я-то думала, что там красивые сады, чудесные здания, и что же! Киото просто второй Осака.
– Ну, если Киото так похож на Осака, что же в нем любопытного?
– Ну, если Осака так похож на Киото, что же в нем хорошего?
Обе лягушки решили, что дальше идти не стоит. Лягушке из Киото надо идти в Киото, а лягушке из Осака надо вернуться в Осака. Крикнули лягушки друг другу «прощай» и запрыгали восвояси.
Но на самом-то деле лягушка из Киото увидела совсем не Осака, а свой родной город, и лягушка из Осака тоже увидела не столицу, а старые места. Глаза у лягушек на спине, и когда они поднялись на задние лапки, то, конечно, стали смотреть не вперед, а назад.
Вернулась лягушка из Киото домой в свой колодец и принялась рассказывать подружкам:
– Никакого моря на свете нет! Все это пустая болтовня!
А лягушка из Осака снова поселилась в Лотосовом пруду и с тех пор наставляла-своих деток:
– Киото что наш Осака! Одна слава, что столица, а на деле такой же пыльный городишко!
Вечер четвёртый
Сабуро битая миска
В старину жили три брата: старшего звали Таро, среднего Дзиро, а младшего Сабуро. Как-то раз говорят они друг другу:
– Давайте, братья, научимся какому-нибудь искусству, утешим нашего старика отца.
Покинули они на три года родной дом, и каждый выбрал себе дело по сердцу.
Учились все трое, не жалея сил, и через три года стали искуснейшими мастерами.
Первым вернулся домой старший сын Таро.
– Здравствуй, отец! Порадуйся за меня, я стал лучшим шапочником Японии. Умею я делать такие шапки, что они любому впору придутся. Попросит у меня шапку чиновник или воин, не успеет договорить, а она уже готова! Не нахвалятся мною, когда шапку моей работы надевают!
– Ну, тогда сделай шапку для нашего князя. Чтобы красивой была и сидела на голове как следует, – сказал отец. – Давно князь огорчается, что нет у него хорошей шапки.
Последовал Таро совету отца, сделал шапку для князя. Обрадовался князь:
– Хо-хо, красивая шапка! И как раз по голове пришлась. Отныне пусть все шапки в моем княжестве делает один Таро!
С этого дня шапочное дело Таро пошло в гору, и отец очень этому радовался.
Второй сын, Дзиро, с самого детства больше всего на свете любил стрелять из лука.
Постиг он все хитрости этого искусства, учась у самых знаменитых мастеров. Дошла слава о нем до слуха самого князя, и вот призвал его князь и велел ему сбить стрелой грушу с дерева на расстоянии в сто кэнов[43]43
Кэн – японская мера длины, равная 1,82 метра.
[Закрыть].
Дзиро с радостью согласился показать князю свое умение. Выстрелил он и сбил грушу. Но вот чудо! Стрела полетела назад и упала у его ног. Всего тремя стрелами сбил он все груши с дерева, густо увешанного плодами. И его тоже отблагодарил князь: приказал он ему обучать стрельбе из лука всех своих воинов.
А третий сын, Сабуро, изучил искусство подкрадываться незаметно. Услышав это, старик отец нахмурил брови и велел сыну держать свое уменье в тайне от людей. Но Сабуро стал уверять, что его искусство нельзя равнять с воровской сноровкой, и вот что поведал он своему отцу:
– Шел я как-то раз полем, сам не зная куда, и вдруг вижу: стоит вдали необыкновенный домик.
Был он похож на круглую миску, перевернутую вверх дном, а вход в него напоминал отбитый край миски. Подошел я ближе, заглянул внутрь, и что же вижу? Навалены внутри деревянные миски целыми грудами. И сидит посреди домика дряхлая старушка. Поглядела она на меня с удивлением и спрашивает:
– Откуда ты пожаловал?
Я ей отвечаю: вот так-то и так-то, иду учиться какому-нибудь ремеслу.
– Ну, выходит, ты попал как раз туда, куда тебе надо.
Остался я у старушки, но в первый год и во второй год ничему она меня не научила. Прошел третий год, и попросил я у старушки отпустить меня домой. Не стала она меня удерживать и только сказала:
– Ты усердно служил мне, хотелось бы мне дать что-нибудь тебе на память, но видишь сам: у меня в доме только одни миски. Бери любую, какая понравится.
Обидно мне это показалось.
– Ах вот как, говорю, ты даешь мне миску в награду? Тогда для меня и эта хороша! – Да и выбрал с досады никуда не годную, разбитую миску.
Иду я по полю и думаю: «Ну и глупо же вышло! Три года усердно служил, а получил в награду одну разбитую миску!»
Швырнул я ее на землю и пошел было прочь.
Но тут миска вдруг заговорила человечьим голосом:
– Сабуро, зря бросил ты свое счастье! Знай, что я владею великим искусством незаметно подкрадываться. Меня подарили тебе нарочно, чтоб я тебя этому искусству обучила. Я за тобой повсюду пойду!
И с этими словами запрыгала миска за мной по пятам. Откуда ни возьмись, вдруг выросли у нее две ноги! Испугался я до полусмерти… Но ведь миска обещала принести мне счастье. Пошел я с ней вместе по горам и долинам назад к родному дому. По дороге разбитая миска научида меня искусству незаметно подкрадываться. Теперь я тоже мастер в этом деле!
Опечалился отец, что сын его выучился такому ремеслу, какое только для воров годится. Не хотел он, чтоб пошла об этом молва, и решил держать все в тайне. Но не тут-то было! По всему княжеству разнесся слух о таком диковинном ремесле Сабуро и дошел до ушей самого князя. Призвал князь Сабуро к себе и говорит ему:
– Есть в моем княжестве один жадный богач. Я скажу ему заранее, что ты берешься похитить у него всю казну. А ты незаметно подкрадись и унеси его богатство.
Сабуро ему в ответ:
– Я учился подкрадываться не для того, чтобы воровать. Это воинское искусство, оно может пригодиться, если нападут на нас враги. Не хочу я унижать свое ремесло.
Но князь заупрямился:
– Говори что хочешь, а я желаю испытать твое умение. Да и сам богач, уж на что труслив, и то расхрабрился. Говорит: «Я все сделаю, чтобы деньги мои устеречь. Но если этот Сабуро их украдет – так тому и быть! Не буду на него жаловаться. Только ничего у него не выйдет!» Так что смотри не промахнись!
Как ни отказывался Сабуро, пришлось ему подчиниться приказу князя. А в доме богача уже поднялась суматоха. Все ждали, что сегодня к ним прокрадется Сабуро, и были начеку. Сундуки с деньгами оставить в кладовой побоялись, вытащили их оттуда и сложили один на другой в домашних покоях. Сам богач нес возле них стражу. А слугам и служанкам он приказал:
– Как закричат: «Вор!» – сразу же не мешкая зажигайте огонь и бегите сюда с фонарями.
Каждому слуге дали кремни и палочку для зажигания огня.
На конюшне все тоже были наготове. Слуги держали оседланных коней под уздцы, чтобы можно было немедля пуститься в погоню.
Наступила ночь, полил сильный дождь. И вот явился Сабуро в дом богача. Пришел он открыто, не таясь, под большим зонтом. Удивился богач и обрадовался.
– Эге, поглядите-ка! – закричал он. – Наш мастер в искусстве подкрадываться явился под раскрытым зонтом! Вон, вон, стоит у входа! Как же он теперь на глазах у всех украдет сундуки с деньгами? Ха-ха-ха!
Слушает богач, как дождь стучит по зонту Сабуро, и заливается смехом.
А в это время Сабуро Битая Миска оставил свой зонт у входа и пробрался в дом сквозь незапертые ставни. И пока все слуги бока надрывали от смеха, подменил он палочки для зажигания огня флейтами, а вместо кремней положил барабанчики. Потом в чашку, где был налит чай для богача, подмешал он снотворного зелья из своей битой миски и стал ждать, что дальше будет.
Вскоре богач выпил свой чай и вдруг почувствовал неладное! Глаза не смотрят, голова тяжелая! Завопил он из последних сил:
– Это проделки Сабуро! Здесь Сабуро! Зажигайте скорее огни, несите сюда фонари!
Слуги, служанки – все бросились зажигать огни. Поднялся страшный шум. Флейты пищат: «Пи-ро-ро! Пи-ро-ро!» Барабанчики гудят: «Дон-дон! дон-дон-дон!»
Богач в ярость пришел, вопит:
– Дураки, огня, огня!
А слуги совсем одурели с перепугу. Им в суматохе слышится:
– Сундуки на коня!
Они и давай сундуки с деньгами навьючивать на коней.
Увидел это Сабуро Битая Миска и сказал:
– Вот теперь все в порядке.
И потихоньку он отвел коней с сундуками к князю.
Но не остался Сабуро на княжеской службе. Отправился он по свету искать такое место, где бы его искусство незаметно подкрадываться могло принести настоящую пользу.
Страшный зверь кап-кап
В старину жили в одной ветхой кособокой лачужке старик со старухой. Казалось бы, чем у них поживиться? Всего-то богатства одна лошаденка, да и ту надумал вор со двора свести. Притаился он, ждет, чтобы хозяева уснули.
На дворе стояло осеннее ненастье. Дождь ливмя лил, а крыша лачуги вся прохудилась. То тут послышится «кап-кап», то там струйка побежит. Перетаскивают старики свои постели с места на место, нет им покоя. Всюду дождь капает.
– Ах, страшный зверь этот кап-кап! – вздохнула старуха. – Хуже тигра, хуже волка…
– Твоя правда, – ответил старик. – Нет на свете страшнее. Никуда от него не спрячешься…
А под окном притаился голодный волк. Задумал он съесть хозяев, когда огонек в доме погаснет. Услышал он слова стариков, и шерсть у него дыбом встала с перепугу.
– Думал я, что в этих местах нет зверя сильнее меня. А на поверку выходит, забрался сюда какой-то страшный кап-кап… Ой-ой-ой, лучше я убегу. Убегу, убегу!
Как шарахнулся волк прочь, как задал стрекача! А конокрад подумал: «Эге! Лошадь-то, никак, с привязи сорвалась».
Кинулся он в погоню, да и вскочил с разбегу волку на спину. Тут волк совсем ополоумел: «Пропал я! Не попался я в капкан, так схватил меня кап-кап».
Помчался волк большими скачками, а конокрад еще сильнее в него вцепился. Ничего понять не может. Старая лошадь, а вон как понесла. Молодому жеребцу не угнаться.
Бежит волк с конокрадом на спине, а тем временем стало светать. Заметила их с дерева обезьяна.
– Э-э, что я вижу! Человек верхом на волке. Вот потеха-то, ха-ха-ха!
Тут и конокрад приметил, на ком он сидит. Скатился он с волка и полетел кубарем в волчью яму. Хорошо еще, что шею себе не сломал. Сидит он в волчьей яме и размышляет, как оттуда выбраться.
А обезьяна говорит волку:
– Ну, волк, дивлюсь я на тебя. Как ты позволил человеку себя оседлать?
– Как – человеку? Меня страшный кап-кап схватил. Еле я от него спасся.
– Нет же, говорю, на тебе ехал человек. Как на простом коне, ха-ха! Да погоди, я проверю. Сдается мне, свалился он вон туда, в волчью яму.
В те времена у обезьяны был длинный хвост. Опустила она его в яму, водит им по сторонам. Ухватился конокрад за хвост, думал он, что это веревка.
– Вот это кстати. Дай попробую выбраться.
Завопила обезьяна от боли:
– Итэ-тэ-тэ-тэ! Волк, волк, там и вправду страшный зверь кап-кап. Он схватил меня за хвост.
Услышал это волк и кинулся бежать опрометью. Обезьяна кричит:
– Стой, стой, куда ты? Постой, погоди! Не бросай меня в беде.
Рвется обезьяна изо всех сил, морда у нее от натуги кровью налилась… Вдруг хвост как оторвется почти у самого корня!
С тех самых пор у обезьян красные морды и короткие хвосты.
Длинное имя
Жили в старину муж с женою, и родился у них сынок. Обрадовалась молодая мать, и захотелось ей придумать для мальчика хорошее имя, чтобы жизнь у него была хорошая.
Думала она три дня и три ночи, думала, думала, но заболела и, умирая, успела только еле слышно прошептать:
– Ах, наконец придумала! Назовите его Тён…
Так и не договорила. Пришлось назвать мальчика Только-Тёном.
Много времени не прошло, отец Тёна взял в дом вторую жену, и родился у него еще один сын.
Кто-то сказал матери, что если ребенку дать короткое имя, у него и жизнь будет короткая. Чем длиннее имя у ребенка, тем и жизнь его будет длиннее. Захотелось ей дать своему сыну длинное, длинное имя, чтобы жил он подольше. Думала она, думала, долго ломала себе голову и наконец придумала вот какое имя:
«Бонза-большой, Бонза-меньшой, Бонза-над-всеми-бонзами-бонза, Бонза-толстяк, Бонза-в-мошне-деньгами-бряк, Бонза-простак, Бонза-не-знаю-дальше-как, Богач-разбогач, Богаче-самого-как-бишь-его, Чашка-да-чайник, Главный-начальник, Все-пьют-воду-сам-пью-чай, Чудо-герой, Серебро-горой, Звать-по-таковски, Звать-по-сяковски, И-эдак-и-так, И-пере-так-так-так, На-горе-храм, На-храме крыша, Над-крышей-сосна, Над-сосной-луна, Эй-эй-расти-скорей-Эйскэ!»
Стали братья подрастать, начали ссориться между собой. Младший брат досадит старшему, выкинет какую-нибудь злую шутку, а потом убежит подальше и дразнится:
– Тён-Тён, Только-Тён! Тён-Тён, Только-Тён!
Тёну станет обидно, захочет он отплатить брату тем же и начнет в насмешку выкрикивать скороговоркой его имя:
– Бонза-большой, Бонза-меныной, Бонза-над-всеми-бонзами-бонза, Бонза-толстяк, Бонза-бряк… Нет, не так! Бо-бон-за… Бонза… Тьфу!
Заплетется у него язык, и только еще досадней на душе – ну никак не выговоришь. А за это время братец убежит так далеко, что его и не догнать.
Да и отец тоже, если нужно что-нибудь сделать, все время звал Тёна, потому что его имя легче было выговорить.
– Тён, сделай это! Тён, сделай то!
Вся работа доставалась на долю одного Тёна.
И за шалости Тёну сразу же крепко попадало:
– Эй, Тён, а ну-ка, поди сюда! Вот тебе, озорник!
А если младший брат что-нибудь натворит, отец начнет его звать на расправу:
– Бонза-болыпой, Бонза-меньшой, Бонза-над-всеми-бонзами-бонза, Бонза-толстяк, Бонза-в-мошне-деньгами-бряк… Уф! Да ну его совсем!
Устанет и отстанет.
А мать радуется:
«Как хорошо, что я своему сыну такое длинное имя дала!»
Как-то раз играл Только-Тён на дворе с ребятами и нечаянно угодил в колодец.
Дети закричали:
– Ай-ай, Тён упал в колодец! Ай-ай, Только-Тён упал в колодец!
Все прибежали, кто с веревкой, кто с лестницей, и вытащили Тёна из колодца.
А мачеха подумала:
«Видно, правду говорили, что дети с короткими именами долго не живут. Ведь едва вытащили!»
Дня через три опять затеяли дети игру на дворе.
Эйскэ-Длинное-имя стал хвалиться:
– Тён свалился в колодец потому, что у него имя короткое. А я буду делать что хочу и не упаду, потому что я счастливый, у меня имя длинное!
Тут свесился он над колодцем и стал ловить ведро, да и полетел камнем в воду.
Дети перепугались, бросились в дом, стали звать на помощь:
– Сейчас Бонза-болыпой, Бонза-меныпой, Бонза-над-всеми-бонзами-бонза, Бонза-толстяк, Бонза-ду-рак… Нет, не то!.. Бонза-не-знаешь-далыне-как, Бонза-загребай-деньги-в-кошель… Так, что ли?.. Богач-разбогач, Перебогаче-самого-перебогача… Нет, еще богаче! Забыли! Вот незадача! Миска-да-ложка? Сбились немножко! Подушка-да-одеяло? Не начать ли сначала? Ступка-да-пестик? Вспоминайте все вместе! Ага! Чашка-да-чайник! Сам староста? Нет, нет! Главный-начальник! Пьет чай? Нет, не было сроду, Пьет-вино-как-воду. Кажется, так! А кто под горой? Старый-дед-под-горой! Да нет же, Толстый-дядя-гора-горой! Звать-по-таковски, Не-знаем-по-ка-ковски… Не-то-эдак, не-то-так, не вспомнить никак! Стоит-дом, На-крыше-дома-старая-солома. На-соло-ме-кот-мышку-ждет, кот-прыг-прыг, мышь-дрыг-дрыг, заплелся язык… Эй-эй, бегите скорей! Эйскэ упал в колодец!
– Ах, какое несчастье!
Все бросились на помощь, но было слишком поздно: Эйскэ-Длинное-имя уже утонул.
Как глупого сына торговать посылали
В старину, в далекую старину, был у одних родителей сын-дурачок.
– Жаль его, неразумного. Как он после нас жить будет? – горевали отец с матерью. – Надо его к делу приучать.
И порешили, пусть торгует вразнос. Дело нехитрое, были бы крепкие плечи да звонкий голос.
Купили каштанов и говорят дурачку:
– Вот тебе каштаны на пробу. Носи по всему городу.
Ходит дурачок с корзиной на голове и кричит:
– А вот каштаны на пробу всему городу! А вот каштаны на пробу всему городу!
Набежало тут много детей.
Поели они все каштаны.
Вернулся к вечеру дурачок и без товару и без денег. Опечалились отец с матерью. Стали толковать да объяснять, как вразнос торгуют.
– Теперь понял, – говорит дурачок. – Уж теперь-то я полный кошель денег принесу!
На другое утро положили родители в корзину много разного товару: каштаны, чай, несколько мерок проса.
Весь день бродил дурачок по городу, но ничего не продал. Воротился домой к вечеру, плачет:
– Ничего у меня не купили глупые люди. Только смеются. Уж я кричал, у самого в ушах звенело.
– Как же ты кричал? – спрашивают родители.
– А вот как, – затянул дурачок. – Просочай-просочай-сопрочай-прочайсо-чайкаштаны-ташкача-ны-штаныка чай…
– Дурачок, дурачок, разве можно так? Товар надо выкрикивать ясно, чтоб слово от слова отскакивало. А ты их вместе сболтал, как муку с водой. Каштаны ведь не чай, а чай ведь не просо.
На другое утро опять пошел дурачок торговать. Вернулся вечером с полной корзинкой, плачет.
– Нет в нашем городе-покупателей, одни бездельники. Смеются, сами не знают отчего. За весь-то день ничегошеньки я не продал.
– Уж, верно, ты опять не так кричал, как мы учили, – опечалились отец с матерью.
– Вот и неправда. В точности так, как вы меня учили! – И затянул: – Каштаны-не-чай, просо-не-каштаны. Чай-не-просо, кричу особо.
– Дурачок, дурачок, ты вперед всего три слова кричи, от себя ничего не прибавляй: чай, каштаны, просо. Да кричи медленно, внятно, с расстановкой, чтобы все расслышали.
Пошел на другое утро дурачок товар продавать.
Кричит медленно, с расстановкой: «Чай-ка-шта-ны-про-со». Да скоро заболтался у него язык. Стало у него выходить:
«Чайка штаны просит. Чайка штаны просит».
Как на грех, идет сзади другой разносчик. Орет во всю глотку:
«А вот сковородки! Сковородки хорошие!»
Совсем дурачок сбился: «Чайка штаны просит. Чайка штаны просит. Сковородки – сковородки. Чайка штаны просит, а сорока – водки!»
Люди на улицах от смеха падают. Не берут товар ни у того, ни у другого разносчика.
Рассердился другой разносчик, что дурачок ему торговлю испортил, и надавал ему тумаков.
Вечером вернулся дурачок со слезами.
– В нашем городе одни глупые люди живут. Прохожие смеются, а разносчики дерутся.
Родители только вздохнули:
– Видно, правду люди говорят: от глупости нет лекарства. Сиди-ка ты лучше дома. Оно и нам спокойнее будет.
Черное полотенце
В старину это было, в далекую старину.
Как-то раз под вечер постучался нищий паломник в ворота большого дома. Попросил пустить его на ночлег. А хозяином того дома был староста[44]44
Староста. – Во главе деревни в феодальной Японии староста заправлял всеми делами и следил за тем, чтобы вовремя выполнялись все повинности.
[Закрыть], первый на деревне богач. Известно, кошка и староста без добычи не остаются.
Хозяйка в ту пору сидела за ткацким станом. Прогнала она паломника с бранью: уходи, бродяга, куда сам знаешь!
Ничего не сказал паломник и тихо побрел прочь.
А на самой околице стояла кособокая халупка, крытая тростником. Постучал паломник в дверь. Медленно, медленно, еле волоча ноги, вышли к нему навстречу из дверей старик со старухой и говорят, опечаленные:
– Не обессудь нас, горько нам отпускать тебя с пустыми руками, но сам видишь, как мы бедны. Нет у нас в доме ни зернышка риса, ни лишней одежонки…
– Не тревожьтесь, ничего мне не надо, только пустите меня переночевать. Лягу я на голом полу, а голову положу на край очага…
– Ну что ж, коли так, милости просим, – приветливо отвечают старики. Провели они гостя в свою тесную хижину.
Говорит паломник старухе:
– Прости, что докучаю тебе, но наполни водой свой самый большой котелок и повесь над очагом.
Послушалась старуха. Когда закипела в котелке вода, достал тогда паломник из своей монашеской сумы горсточку риса и стал сыпать в воду по зернышку.
Вдруг – что за диво! – котелок до краев наполнился рисом, белым, как утренний снег, мягким и рассыпчатым…
То-то обрадовались старики! Совестно им было, что гость хозяев угощает, но под конец сдались они на его уговоры и поели досыта. Не часто случалось старикам отведать белого риса.
Только кончили они втроем ужинать, как отворилась дверь на кухне и в дом весело вбежала дочка стариков о-Ко́но. Была она девушка хорошая и душевная, но собой черна и дурна, все лицо в рябинах, гладкого места нет.
0-Коно прислуживала в доме у старосты, и ей частенько позволяли относить отцу с матерью, что она со дна котлов и чашек наскребет.
Вот и нынче вечером принесла она полную миску с верхом бурого пригорелого риса, а старики говорят ей с довольной улыбкой.:
– О-Коно, доченька о-Коно, сегодня мы сыты: наш гость угостил нас на славу.
Застыдилась о-Коно, услышав это, закраснелась вся и стала благодарить гостя.
А старик со старухой сетуют:
– Ах, горе, горе, добрая у нас дочка, да только сам видишь, собой нехороша… При нашей-то бедности где найти ей жениха! А ведь так бы хотелось, уж она у нас на возрасте.
– Это небольшая беда! – отвечает паломник. – Не печальтесь, я вам помогу.
Вынул он из рукава черное-черное полотенце.
– На, девушка, возьми! Станешь мыться в чане[45]45
Станешь мыться в чане… – В японской деревне, согласно старинному обычаю, каждый вечер купаются в чане или котле с горячей водой. Вода нагревается лишь один раз для всей семьи.
[Закрыть], потри этим полотенцем лицо.
Вернулась о-Коно к своим хозяевам и согрела воду для вечернего купанья.
Первым в чан полез сам хозяин, потом все его семейные по очереди, а дочка стариков окунулась, как всегда, самой последней. Взяла она черное полотенце и с опаской легонько потерла свои щеки. Но что это? Шершавая кожа стала вдруг мягкой и нежной, словно шелк. Шею потерла, шея стала гладкой-гладкой…
Страх взял девушку, выскочила она не помня себя из чана и побежала к зеркалу. Смотрит: все рябины сошли с лица, сияет оно нежной белизной. Стала о-Коно красавицей, каких мало.
Увидела это чудо жена старосты и приступила к девушке с допросом: как, да что, да почему.
Рассказала о-Коно все, как было.
Захотелось хозяйке испытать на себе чудесную силу полотенца. Попросила она его в долг, один раз потереться.
На другой вечер залезла жена старосты в чан последней, чего отроду с ней не случалось, и давай тереть лицо полотенцем. Стало оно гладким и нежным. Потом руки потерла. Сделались руки мягкими и белыми, словно свежие рисовые лепешки.
Обрадовалась хозяйка, трет себя полотенцем с головы до ног. Насилу-то насилу решилась она вылезти из чана, приговаривая:
– Ну, хватит! Уф, устала! Зато теперь меня и не узнаешь, такой я стала красавицей.
Но не тут-то было! Ее белые-белые ноги и белая-белая спина словно приросли к чану.
Как ни билась жена старосты, сколько ни старалась, а так и не смогла отлепиться. Завопила она во весь голос, прибежала о-Коно, схватила хозяйку за руки, хочет вытащить ее из чана, да не может.
Что тут делать? Просит хозяйка:
– Беги скорей, о-Коно, ищи того Паломника, что дал тебе черное полотенце. Приведи его сюда, пусть освободит меня силою своих чар.
О-Коно со всех ног бросилась к себе домой. Видит: паломник все еще гостит у стариков, – уговорили они его пожить денек-другой. Привела о-Коно паломника к своим хозяевам.
Взглянула на него жена старосты – и обомлела. Ведь это тот самый нищий, кого она вчера от ворот с бранью прогнала.
А нищий знай себе тихонько посмеивается.
– Хорошо, – говорит, – я согласен освободить тебя. Но только вот мое условие: устройте наперед веселый пир и созовите всю свою родню, и ближнюю и дальнюю.
Много времени не прошло, собрались родичи старосты в парадном покое для гостей.
Увидел паломник, что все в сборе, и неторопливо подошел к чану с водой, где сидела хозяйка, плача и охая.
Вынул он из рукава зеленую бамбуковую палочку. Светилась-сверкала она ярким огнем. Взмахнул паломник бамбуковой палочкой и прочитал заклинание. В тот же миг жена старосты отлепилась от чана. Обрадовалась она, наспех нарядилась и побежала к гостям.
Еще веселее стали гости пировать, пили вино, пели песни и шумели, а о паломнике и думать забыли. Даже не поблагодарили его.
Вдруг он словно из-под земли вырос посреди парадного покоя и крикнул громовым голосом:
– Обратитесь в обезьян! Обратитесь в обезьян!
Ударил он раз-другой об пол бамбуковой палочкой, и тотчас же все бывшие там обратились в краснорожих обезьян. Запрыгали они, заверещали.
Снова взмахнул паломник зеленой бамбуковой палочкой и повелел:
– Бегите в горы! Бегите в горы!
Только он это вымолвил, как обезьяны пустились наутек во главе со своим вожаком – бывшим старостой и пропали в темной глубине гор. Только их и видели.
Стало в просторном доме тихо-тихо.
О-Коно в страхе забилась в самый дальний угол кухни, дохнуть боится. Ласково окликнул ее паломник и велел привести старика со старухой. Сбегала девушка домой и привела отца с матерью за руки.
Сказал им чародей на прощанье:
– У кого сердце шерстью обросло, тому лучше стать обезьяной. Отныне живите в этом доме. Староста сюда больше не вернется.
И вдруг он исчез быстрее ветра.
Скоро девушка нашла себе хорошего жениха и зажила вместе со своими родителями в радости и довольстве.
