Текст книги "Христианская наука или Основания Герменевтики и Церковного красноречия"

Автор книги: Августин Блаженный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

32) Итак, наш Церковный оратор достойно себя действует тогда, когда предлагает народу одно справедливое, святое и доброе, ибо другого ничего не должен он предлагать; достойно действует, когда, по возможности, умеет справедливое, святое и доброе выражать так, что его слушают с понятием, охотно и покорно (intelligenter, libenter, obedienter). Но успеха в сем действовании должен ожидать он более от благочестивых молитв, нежели от способностей ораторских, и потому пусть он, молясь за себя и за слушателей, сделается прежде молитвенником, чем проповедником. И в ту самую минуту, когда выходит на кафедру, прежде, нежели отверзет уста свои, пусть вознесет жаждущую душу свою к Богу, да по благодати Его отрыгнет то, чем сам напоен, и да излиет от полноты своей. Ибо, если во всяком предмете, с верою и любовью исследуемом, есть множество сторон, с коих можно раскрывать оный; если каждый предмет люди знающие могут выражать многими и различными способами, то кто знает, что именно должно сказать нам в такое или в другое время, что выгоднее для наших именно слушателей – кто, говорю, знает это кроме Того, Который видит сердца всех? Кто наставит нас, что должно и как должно сказать, кроме Того, в деснице Коего и мы, и словеса наши? (Прем.7:16). Поэтому, кто желает и сам научиться, и других учить, тот пусть изучает предметы наставления, пусть приобретает способность говорить, как прилично Церковному лицу: но в самую минуту сказывания пусть лучше приводит себе на мысль слова Господа: «Когда же будут предавать вас, не заботьтесь, как или что сказать; ибо в тот час дано будет вам, что сказать, ибо не вы будете говорить, но Дух Отца вашего будет говорить в вас» (Мф.10:19–20). Когда Дух Святый глаголет в тех, кои за Христа предаются гонителям, то почему не глаголать Ему в тех, кои Христа словом благовествования преподают учащимся?

33) Скажут: если Дух Святый производит учителей, то люди не должны предписывать правил, чему и как надлежит учить. Но в таком смысле, пожалуй, можно сказать, что и молиться нам не должно, ибо Господь говорит: «знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него» (Мф.6:8); можно, пожалуй, сказать, что и Апостол Павел не имел права заповедовать Тимофею и Титу, что и как они должны были заповедовать другим. Между тем, прочтите все три Послания Апостольские к Тимофею и Титу, кои учитель Церковный всегда обязан иметь перед глазами. Разве не написано в Первом Послании к Тимофею: «Проповедуй сие и учи»? (1Тим.4:11) А чему учить, об этом выше сказано. – Разве нет там наставления: «Старца не укоряй, но увещевай, как отца» (1Тим.5:1)? Разве во Втором Послании не говорится: «Держись образца здравого учения, которое ты слышал от меня» (2Тим.1:13)? Разве не говорится: «Старайся представить себя Богу достойным, делателем неукоризненным, верно преподающим слово истины» (2Тим.2:15)? Та же есть и следующее наставление: «проповедуй слово, настой во время и не во время, обличай, запрещай, увещевай со всяким долготерпением и назиданием» (2Тим.4:2)? Далее, в Послании к Титу разве не говорит Апостол: «Ибо епископ должен быть… держащийся истинного слова, согласного с учением, чтобы он был силен и наставлять в здравом учении и противящихся обличать» (Тит.1:7, 9)? Там же говорит он: «Ты же говори то, что сообразно с здравым учением: чтобы старцы были бдительны» (Тит.2:1–2) и прочее. Там же: «Сие говори, увещевай и обличай со всякою властью, чтобы никто не пренебрегал тебя. Напоминай им повиноваться и покоряться начальству и властям» (Тит.2:15—3, 1) и прочее. Что думать после сего? Думать ли, что Апостол противоречит сам себе, когда он, сказавши, что учителей производит Дух Святый, сам, между тем, предписывает им правила, чему и как они должны учить? Напротив, не лучше ли согласиться, что и люди при содействии Святаго Духа не должны оставлять обязанности учить самых учителей? Только всегда надобно быть уверенным, что «посему и насаждающий и поливающий есть ничто, а все Бог возращающий» (1Кор.3:7). Вот почему ни помощь самых Святых людей, ни даже содействие Святых Ангелов одни сами собою никого вполне и правильно не выучивают тайнам, относящимся к внутренней жизни с Богом, если кто не от Бога научен Богом, к Коему взывает Псалмопевец: «Научи меня исполнять волю Твою, потому что Ты Бог мой» (Пс.142:10). Вот почему и Апостол заповедует Тимофею, как учитель говоря с учеником: «ты пребывай в том, чему научен и что тебе вверено, зная, кем ты научен» (2Тим.3:14). Как врачевства телесные, прилагаемые людям от людей же, пользуют только тем, коим доставляет здоровье Бог, могущий и без лекарств уврачевать, и, хотя лекарства без помощи Божией недействительны, однако же люди и употребляют их, и усердное доставление оных во всяком случае почитается делом милосердия и благодеяния, так и пособия науки, преподаемые рукою человека, тогда только пользуют душе, когда делает их полезными сам Бог, Который не от человек и не через человека мог, если бы восхотел, дать человеку самое Евангелие.

34) Итак, кто старается силою слова своего уверить других во святом и благом, не пренебрегая притом ни одной из трех главных обязанностей витийства, т. е. обязанностей учить, нравиться и убеждать, тот пусть сперва молится и только потом действует словом своим так, чтобы его слушали (как выше сказано) внятно, охотно и покорно. Если он совершает сие с надлежащею точностью и достоинством, то по справедливости может назваться оратором, хотя бы слушатель все еще оставался не убежден и не согласен с оратором. Мне кажется, что к трем вышеозначенным по-требностям красноречия – учить, нравиться и убеждать – глава Римского красноречия хотел отнести и следующие слова: «Истинный оратор будет тот, кто в состоянии о предметах обыкновенных выражаться слогом простым, о средних – умеренным. О великих и важных – слогом высоким». Кажется, присоединяя сии последние требования к трем первым, он хотел изъяснить одну и ту же мысль: тот будет истинный оратор, кто в состоянии о предметах обыкновенных и маловажных в жаться просто, чтобы учить; о предметах средних говорит яз ком умеренным, чтобы нравиться; о предметах важных говорит слогом возвышенным, чтобы убеждать.

35) Впрочем, учение Римского витии о предметах трех родов слога может годиться только в судебных или гражданских делах, а не в Церковных поучениях, для коих я хочу образовать моего оратора. Ибо в правилах о речах судебных обыкновенным называется то, где должно рассуждать о денежных сделках или об имении вообще, важным – то, где дело вдето ценности и жизни людей или о делах уголовных, а где нет ни того, ни другого, где не заставляют слушателя ни делать, ни определять что-либо, а только стараются ему нравиться, там и предметы, занимающие средину между двумя вышеупомянутыми родами материй, названы как бы средними и потому посредственными, или умеренными (название умеренных произошло от меры, и когда мы употребляем слово «умеренный» вместо «маловажный» (mо́dica pro parvis), то говорим не собственно, а по злоупотреблению. Напротив того, в наших Церковных поучениях нет предметов обыкновенных и маловажных, ибо все истины, предлагаемые от нас народу, особенно же истины, относящихся к последнему из двух вышеозначенных родов, мы должны измерять отношением к спасению людей не временному, а вечному, или же отношением к вечной погибели их. В сем случае слово даже о приобретении или потере имения и денег, предлагаемое Церковным наставником, не должно казаться маловажным, будет ли сумма их велика или мала. Ибо немаловажная вещь есть верность, которую мы должны хранить и в малом количестве денег, по слову Господа: «Верный в малом и во многом верен» (Лк.16:10). Следовательно, м само по себе действительно мало: «но велико то, чтобы верным и в малом. Как причина округлости, т. е. проведение всех линий равных от центра к оконечностям, есть одна и та же и в большом круге» (discus), и в самой малой монете, также точно и в делах справедливости величие верности не уменьшается от того что обязанности маловажные исполняются верно.

36) Рассуждая о тяжбах мирских (за что более, как не за деньги?), Апостол говорит так: «Как смеет кто у вас, имея дело с другим, судиться у нечестивых, а не у святых? Разве не знаете, что святые будут судить мир? Если же вами будет судим мир, то неужели вы недостойны судить маловажные дела? Разве не знаете, что мы будем судить ангелов, не тем ли более дела житейские? А вы, когда имеете житейские тяжбы, поставляете своими судьями ничего не значащих в церкви. К стыду вашему говорю: неужели нет между вами ни одного разумного, который мог бы рассудить между братьями своими? Но брат с братом судится, и притом перед неверными. И то уже весьма унизительно для вас, что вы имеете тяжбы между собою. Для чего бы вам лучше не оставаться обиженными? для чего бы вам лучше не терпеть лишения? Но вы сами обижаете и отнимаете, и притом у братьев. Или не знаете, что неправедные Царства Божия не наследуют?» (1Кор.6:1–9) За что так негодует Апостол, за что так упрекает, так поносит, так обличает, так грозит? По какой причине изливает страсть души своей в столь частых и сильных порывах? Для чего, наконец, о предметах самых малозначащих выражается он языком возвышенным и напряженным? Неужели одни пустые тяжбы по делам житейским так сильно раздражили его? – Нет, он делает сие по справедливости, по любви и благочестию, коих здравый рассудок никогда не почтет маловажными даже в отношении к самым малозначащим вещам.

37) В самом деле, если бы мы писали здесь правила обыкновенным лицам, как они должны вести мирские дела за себя или за ближних пред судиями Церковными, то мы сказали бы, что их защитительные речи должны быть излагаемы простым, когда у них дело идет о маловажных предметах. Но мы рассуждаем о красноречии такого человека, в лице коего желаем видеть проповедника истины, спасающих нас от вечного зла и содействующих к достижению вечного блага; а такие истины всегда важны, когда бы и в какой бы ни был они представлены форме – в общественных ли поучениях к народу, или в частных наставлениях, предлагаемых одному или многим, друзьям или недругам, в проповедях, постоянно продолжающихся, или в простом разговоре, в рассуждениях в целых книгах, даже в письмах самых кратких, равно как и в самых длинных. Что, например, может быть малозначимее чаши холодной воды? Но неужто Господь изрек мелкую и незначащую истину, когда сказал, что не погубит мзды своей тот, кто ученику Его даст чашу студеной воды? И хорошо ли поступит проповедник, который, предлагая сию истину в Церкви, подумает, что она неважна и потому о ней надобно говорить простым и низким языком, а не средним или высоким слогом? Напротив, не лучше ли мы сделаем, если при случае, говоря к народу об этом предмете, постараемся изложить его слогом более пристойным, показывая, как из оной воды холодной истекло некое священное пламя (2 Мак. 1:32), которое надеждою награды небесной могло некогда воспламенить даже холодные сердца людей к совершению дел милосердия?

38) Впрочем, Церковный наставник, обязанный быть проповедником истин великих и важных, не всегда обязан выражать их языком возвышенным. Напротив, он должен употреблять простой слог там, где чему-нибудь в важном предмет учит, умеренный или средний там, где что-либо хвалит или порицает, а где нужно побуждать к действованию и где мы бесе дуем с такими людьми, кои должны действовать, но не хотят, там предметы важные необходимо требуют слога высокого, соразмерного потребности убедить упорные умы. Отсюда иногда один и тот же предмет важный излагается просто, когда ему учат; умеренным или средним слогами, когда описывают его качества; выражается возвышенно, когда стараются привлечь к сему предмету уклонившееся от него чувство слушателя. Какой предмет величественнее и важнее самого Бога? Но неужели по причине Его беспредельного величия мы не можем устремлять к Нему свою мысль? И разве тот, кто учит, например, догмату о единстве Святой Троицы, не должен выражаться одним только простым слогом, дабы предмет сам по себе неудобопостижимый представить сколько можно вразумительнее? Разве здесь требуются красоты, а не доводы? Разве здесь надобно склонять слушателя к какой-нибудь деятельности, а не к тому, чтобы он, собственно, старался учиться великому предмету? Далее, когда цель поучения состоит в прославлении Бога или Самого в Себе, или в делах Его, то какой открывается вид для среднего – прекрасного и блистательного слога такому проповеднику, который может (сколько может) прославлять Того, Кого никто не может хвалить по достоянию, – никто, говорю, каким бы образом он Его ни восхвалял! Наконец, если случится, что Его не почитают, или почитают Его наравне с идолами, или даже предпочитают Ему идолов, демонов, либо какую-нибудь тварь, в таком случае надлежит говорить языком возвышенным, дабы показать, как велико сие зло, и дабы отвратить от оного людей.

39) Для ясности моих замечаний я приведу здесь несколько примеров. Образец слога простого есть у Апостола Павла в Послании к Галатам, где он говорит: «Скажите мне вы, желающие быть под законом: разве вы не слушаете закона? Ибо написано: Авраам имел двух сынов, одного от рабы, а другого от свободной. Но который от рабы, тот рожден по плоти; а который от свободной, тот по обетованию. В этом есть иносказание. Это два завета: один от горы Синайской, рождающий в рабство, который есть Агарь, ибо Агарь означает гору Синай в Аравии и соответствует нынешнему Иерусалиму, потому что он с детьми своими в рабстве; а вышний Иерусалим свободен: он – матерь всем нам» (Гал.4:21–26). Вот другое место из того же Послания, где Апостол посредством умозаключений изъясняется так: «Братия! говорю по рассуждению человеческому: даже человеком утвержденного завещания никто не отменяет и не прибавляет к нему. Но Аврааму даны были обетования и семени его. Не сказано: и потомкам, как бы о многих, но как об одном: и семени твоему, которое есть Христос. Я говорю то, что завета о Христе, прежде Богом утвержденного, закон, явившийся спустя четыреста тридцать лет, не отменяет так, чтобы обетование потеряло силу. Ибо если по закону наследство, то уже не по обетованию; но Аврааму Бог даровал оное по обетованию» (Гал.3:15–18). Поскольку здесь могло придти на мысль слушателю возражение: для чего же дан Закон, если наследие не от Закона, то Апостол предупреждает слушателя и сам себе возражает: «Что убо закон?» – и потом ответствует: «Он дан после по причине преступлений, до времени пришествия семени, к которому» (относится) обетование, и преподан через Ангелов, рукою посредника. Но посредник при одном не бывает, а Бог один». Поскольку здесь снова встретилось другое возражение, то Апостол опять спрашивает себя: «Итак закон противен обетованиям Божиим?» – и опять отвечает: «Никак!». Потом приводит причину, говоря: «Ибо если бы дан был закон, могущий животворить, то подлинно праведность была бы от закона; но Писание всех заключило под грехом, дабы обетование верующим дано было по вере в Иисуса Христа» (Гал.3:19–22). Из сего последнего примера видно, что к обязанности научать относится попечение не только о том, чтобы отверзать заключенное и разрешать узлы главных вопросов, но вместе и о том, чтобы предупреждать случайные противоречия или возражения, дабы они не ослабляли и не опровергали главного предмета нашей проповеди; если на вопрос у нас есть готовое решение, то мы тем паче не должны уклоняться от возражения, которого избежать не можем. Случается, что когда при главном вопросе бедуешь и разрешаешь случайные вопросы, а потом при этих случайных вопросах новые случайные же противоречия, то внимание начинает теряться в длинной цепи умозаключений, и исследователь не иначе может возвратиться к главному своему вопросу или предмету разве только с помощью самой твердой и живой памяти. Несмотря, однако же, на такие случаи, весьма доброе дело опровергать всякие случайные противоречия, дабы они не встретились слушателю в такую пору, когда некому будет отвечать ему на оные; а, с другой стороны, хотя бы и было кому отвечать, но, поскольку слушатель при оказывании поучения стоит молча, не предлагая своих сомнений, то он может отойти после проповеди неудовлетворенным, если недогадливый проповедник не разрешит противоречий, приходивших на ум молчаливому слушателю.

40) Образец слога умеренного или среднего представляют следующие слова Апостола: «Старца не укоряй, но увещевай, как отца; младших, как братьев; стариц, как матерей; молодых, как сестер, со всякою чистотою» (1Тим.5:1–2). Так же: «Итак умоляю вас, братия, милосердием Божиим, представьте тела ваши в жертву живую, святую, благоугодную Богу» (Рим.12:1). Да и все почти увещание это выражено слогом умеренным; красивейшие места в нем суть те, в коих каждому предмету придается своя самая приличная черта, как долг каждому должный, следующим образом: «И как, по данной нам благодати, имеем различные дарования, то, имеешь ли пророчество, пророчествуй по мере веры; имеешь ли служение, пребыва) в служении; учитель ли, – в учении; увещатель ли, увещевай; раздаватель ли, раздава в простоте; начальник ли, начальствуй с усердием; благотворитель ли, (благотвори) с радушием. Любовь да будет непритворна; отвращайтесь зла, прилепляйтесь к добру; будьте братолюбивы друг к другу с нежностью; в почтительности друг друга предупреждайте; в усердии не ослабевайте; духом пламенейте; Господу служите; утешайтесь надеждою; в скорби будьте терпеливы, в молитве постоянны; в нуждах святых принимайте участие; ревнуйте о странноприимстве. Благословляйте гонителей ваших; благословляйте, а не проклинайте. Радуйтесь с радующимися и плачьте с плачущими. Будьте единомысленны между собою; не высокомудрствуйте, но последуйте смиренным; не мечтайте о себе» (Рим.12:6—16). Как красиво льется вся эта речь, и потом преграждается двучленным периодом: «не высокомудрствуйте, но последуйте смиренным; не мечтайте о себе». Спустя немного Апостол говорит: «Итак отдавайте всякому должное: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь» (Рим.13:7). Здесь опять весьма прилично речь, составленная из отдельных членов, заключается двучленным периодом: «Не оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви» (Рим. 13:8). Еще пример: «Ночь прошла, а день приблизился: итак отвергнем дела тьмы и облечемся в оружия света. Как днем, будем вести себя благочинно, не предаваясь ни пированиям и пьянству, ни сладострастию и распутству, ни ссорам и зависти; но облекитесь в Господа нашего Иисуса Христа, и попечения о плоти не превращайте в похоти» (Рим.13:12–14). Если бы кто сказал здесь так: «Et carnis providentiam ne in concupisctntiis feceritis» («попечения о плоти не превращайте в похоти»), т. е. глагол поставил бы в конец, то, без сомнения, сие окончание было бы приятнее для слуха по своей плавности, но знаменитейший и степенный переводчик наш не захотел в переводе своем изменить даже порядка слов против подлинника. Красива ли и благозвучна ли расстановка слов вышеозначенного отрывка на Греческом языке, коим говорил Апостол, об этом пусть рассуждают знатоки Греческого языка, а мне кажется, что и в самом подлиннике недостает плавности окончаний там, где они находятся в таком же точно порядке, каким поставлены в переводе нашем.

41) В самом деле надобно признаться, что у наших Св. Писателей иногда недостает той красоты речи, которую сообщают ей плавные и мерные окончания (clausula) периодов. Не смею утверждать, от Переводчиков ли произошел сей недостаток, или сами Св. Писатели (в чем я более уверен) с намерением избегали сих неважных украшений – не смею, потому что, признаюсь, сам этого не знаю наверно. Но знаю то, что если какой-нибудь знаток плавности или мерности в речи захочет расположить окончания периодов и предложений у наших Писателей по закону гармонии – а это весьма нетрудно слетать, переставивши некоторые слова, кои нимало не теряют своего значения от перемены порядка – то он увидит, что у Богодухновенных мужей не было недостатка и в сем мелком убранстве речи, которое он – как предмет очень важный – изучал в школах Грамматиков и Риторов. Много найдет он как в нашем переводе Латинском, так, особенно, в подлинном языке Писания, много найдет, говорю, таких украшений касательно слога, каких вовсе нет в сочинениях людей, преимущественно тщеславящихся размеренным складом речи. Но надобно опасаться, чтобы придавая Божественным и высоким мыслям плавность, не отнять у них важности. А что нашим Пророкам был очень знаком строй и порядок речи по способу музыкального искусства, которое во всей полноте излагает науку об известном числе или ритме, свидетель тому Иероним, муж ученейший, который в некоторых книгах Писания указывает даже самый метр (стопу), по Еврейскому, впрочем, тексту; в переводе же своем он не соблюдал метра в словах, дабы соблюсти точность в смысле.

Моя собственная мысль о числе и метре, кажущаяся правдоподобнейшею, может быть, только мне, такова, что как в своем собственном слоге я не люблю опускать складных и мерных окончаний, где считаю это приличным и не выходящим из пределов скромности, так, напротив, в Писаниях Богодухновенных мужей мне более нравится то, что я весьма редко нахожу в них эти окончания.

42) Высокий слог отличается от среднего особенно тем что он не столько убран прикрасами слов, сколько оживлен сильными чувствами души. Он принимает в свой состав почти все красоты слога среднего, если они есть, но и не ищет их если они сами не являются к нему. Он стремителен собственною быстротою и порывами: красивые же выражения он схватывает только силою предметов, нисколько не заботясь при этом об украшении. Он довольствуется одним приличием выражений; хочет, чтобы они повиновались внутреннему жару сердца, а не зависели от тонких расчетов языка. Так герой, вооруженный позлащенным мечем, осыпанным драгоценными камнями, победоносен является на поле брани не потому, что его оружие драгоценно, а потому, что оно оружие; но даже без оружия он все равно останется героем, будет могуч и силен, ибо негодование превратит для него в оружие все, что ни попадется ему под руку.

Апостол рассуждает в одном месте, что за благовестие Христово сладостно переносить все временные бедствия при помощи и утешении даров Божиих. Предмет возвышенный, но и слог, коим выражается Апостол, также высок и обилен красотами речи. «во время благоприятное Я услышал тебя и в день спасения помог тебе. Вот, теперь время благоприятное, вот, теперь день спасения. Мы никому ни в чем не полагаем претыкания, чтобы не было порицаемо служение, но во всем являем себя, как служители Божии, в великом терпении, в бедствиях, в нуждах, в тесных обстоятельствах, под ударами, в темницах, в изгнаниях, в трудах, в бдениях, в постах, в чистоте, в благоразумии, в великодушии, в благости, в Духе Святом, в нелицемерной любви, в слове истины, в силе Божией, с оружием правды в правой и левой руке, в чести и бесчестии, при порицаниях и похвалах: нас почитают обманщиками, но мы верны; мы неизвестны, но нас узнают; нас почитают умершими, но вот, мы живы; нас наказывают, но мы не умираем; нас огорчают, а мы всегда радуемся; мы нищи, но многих обогащаем; мы ничего не имеем, но всем обладаем» (2Кор. 6:2—10). Далее еще пламеннее выражается Апостол: «Уста наши отверсты к вам, Коринфяне, сердце наше расширено» (2Кор. 6:11) и прочее.

43) Рассуждая в Послании своем к Римлянам о том, что гонения настоящего мира побеждаются любовью при несомненной надежде на помощь Божию, Апостол подобным образом выражается сколь возвышено, столь же и красноречиво. Он говорит: «Притом знаем, что любящим Бога, призванным по» (Его) изволению, все содействует ко благу. Ибо кого Он предузнал, тем и предопределил быть подобными образу Сына Своего, дабы Он был первородным между многими братиями. А кого Он предопределил, тех и призвал, а кого призвал, тех и оправдал; а кого оправдал, тех и прославил. Что же сказать на это? Если Бог за нас, кто против нас? Тот, Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас, как с Ним не дарует нам и всего? Кто будет обвинять избранных Божиих? Бог оправдывает (их). Кто осуждает? Христос Иисус умер, но и воскрес: Он и одесную Бога, Он и ходатайствует за нас. Кто отлучит нас от любви Божией: «скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч? как написано: за Тебя умерщвляют нас всякий день, считают нас за овец, обреченных на заклание. Но все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас. Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем» (Рим.8:28–39).

44) Хотя Послание к Галатам почти все написано простым слогом, за исключением последних частей оного, изложенных слогом средним, однако и в сем Послании есть место, которое в отношении к красоте языка хотя не равняется с вышеприведенными образцами, при всем том в отношении к силе чувствований выражено слогом высоким. Апостол говорит: «Наблюдаете дни, месяцы, времена и годы. Боюсь за вас, не напрасно ли я трудился у вас. Прошу вас, братия, будьте, как я, потому что и я, как вы. Вы ничем не обидели меня: знаете, что, хотя я в немощи плоти благовествовал вам в первый раз, но вы не презрели искушения моего во плоти моей и не возгнушались им, а приняли меня, как Ангела Божия, как Христа Иисуса. Как вы были блаженны! Свидетельствую о вас, что, если бы возможно было, вы исторгли бы очи свои и отдали мне. Итак, неужели я сделался врагом вашим, говоря вам истину? Ревнуют по вас нечисто, а хотят вас отлучить, чтобы вы ревновали по них. Хорошо ревновать в добром всегда, а не в моем только присутствии у вас. Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос! Хотел бы я теперь быть у вас и изменить голос мой, потому что я в недоумении о вас» (Гал.4:10–20). Есть ли здесь разительные противоположности в словах, есть ли фигурная постепенность, благозвучный склад и расположение запятых, членов и периодов? – Нет; но от сего нимало не охладело возвышенное чувство, которым здесь горит речь Апостола.

45) Но Послания Апостольские, из коих заимствованы вышеозначенные примеры слогов, с одной стороны, ясны и светлы, а с другой – глубоки; они написаны и преданы памяти потомства так, что для них нужен не только просто читатель или слушатель, но вместе необходим и истолкователь, если, не останавливаясь на поверхности, желаешь проникнуть во глубину мыслей. Итак от Посланий Апостольских, обратимся теперь к родам слогов у таких Писателей, кои чтением слова Божия приобрели глубокое познание о вещах Божественных и спасительных и свое знание завещали Церкви в своих Писаниях, кои можно легко читать без толкователя. Блаженны Киприан, в послании своем к Цецилию, рассуждая о таинств Евхаристии (de sacramento calicis), употребляет слог просто Он решает там вопрос: Чаша Господня одну ли воду иметь должна или вместе и вино, смешанное с водою? Для примера я приведу здесь несколько слов из сего послания. После известных мыслей в начале письма Св. Киприан, приступая к решению предложенного вопроса, говорит следующим образом: «А мы, пусть будет тебе известно, приняли заповедь сохранять предание Господне в приношении чаши Господней и не иное что совершать, как то, что ради нас совершено первоначально самим Господом, т. е. чашу в Его воспоминание приносить не иначе, как растворяя вином. Христос говорит: «Аз есмь лоза истинная» (Ин. 15:1). Значит, Кровь Христова есть не вода, а вино, и нельзя потому думать, что Кровь Господня, которою мы искуплены и оживотворены, находится в чаше Господней тогда, когда в ней недостает вина, потому что одно вино представляет Кровь Христину, как это можно видеть из прообразов к свидетельств всех Писаний. Так, первый прообраз сего таинства мы находим в Книге Бытия в лице Ноя в котором будущее страдание Господне предызображено тем, что он «испи от вина, и упися, и обнажися в доме своем», что средний сын его, видя наготу отца своего, «изшед вон повода», и другие два – старший и меньший – покрыли наготу его (Быт. 9:21–23). Предызображали это и многие другие обстоятельства жизни Ноя, но мы считаем излишним исчислять их, находя достаточным указать на важнейшее из них, именно на то, что Ной, представляя собою прообраз будущей истины, пил не воду, а вино и этим предызобразил страдание Господне. Подобным же образом и в священнике Мелхиседеке предызображено было таинство жертвоприношения Господня, как свидетельствуют об этом следующие слова Божественного Писания: «и Мелхиседек, царь Салимский, изнвсе хлебы и вино, бяше же священник Бога Вышняго. И благослови Авраама» (Быт.14:18–19). А что Мелхиседек бы прообразом Христа, это видно из псалмов, где Дух Святой говорит от лица Отца к Сыну: «Прежде денницы родих тя, – ты иерей во век по чину Мелхиседекову» (Пс. 109:3–4). Сие и последующие места послания Киприанова изложены простым слогом, что легка могут усмотреть сами читатели.

46) Подобный пример представляет нам Св. Амвросий, когда рассуждает о Святом Духе, дабы доказать равенство его с Отцом и Сыном. Предмет важный, но слог для выражения оного употреблен Св. Амвросием простой: ибо самый предмет, по возвышенности своей, требует не красоты слов, не сильного чувства для убеждения сердца, а доказательств и пояснений Между прочим, Св. Амвросий говорит: «Когда Гедеон, подвигнутый прорицанием, услышал, что Господь избавляет от врагов народ Свой не тысячами воинов, а посредством одного человека то принес козлище от коз; мясо его и хлебы пресные по повелению Ангела возложил на камень и близ юху излил. Ангел Господень прикоснулся концом жезла своего к мясам и хлебам пресным, и возгорелся огнь из камене и поял жертву, которую приносил Гедеон. Сим знамением, кажется, объяснено, что вышеупомянутый камень был образом тела Христова; ибо написано: «ибо пили из духовного последующего камня; камень же был Христос» (1Кор.10:4). Сии слова Апостола относятся не к Божеству Спасителя, а к плоти Его, которая приснотекущим источником крови своей обильно напоила сердца жаждущих народов. Таким образом, еще древле таинственно предызображено было, что распятый Господь Иисус во плоти Своей упразднит грехи всего мира, и не только вины и преступление дел, но даже и похоти сердец. Ибо мясо козлища относится к очищению вины дел, юха же – к омытию нечистоты прелестных похотей, по оному слову Писания: «и сыны Израилевы сидели и плакали и говорили: кто накормит нас мясом?» (Чис.11:4) А простертый жезл Ангела и прикосновение оным к камню, из коего исшел огнь, показывает, что плоть Господа, исполненная Божественного Духа, попаляет все грехи людские. Почему Господь и говорит: «Огонь пришел Я низвести на землю…» (Лк.12:49) Таким-то образом изъясняется Св. Амвросий, стараясь о том, чтоб научить читателя и доказать свой предмет.