Текст книги "Когда время штормит (СИ)"
Автор книги: Августин Ангелов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
Глава 18
Сначала на «Богине» запустили ходовые дизеля, а к полуночи успешно испытали и турбины. Тимур Рашидов сменил на вахте в ходовой рубке Сергея Самойлова, и тридцатилетний капитан ушел отдыхать в свою каюту. Советские матросы, к которым за это время прибыло пополнение с эсминца, уже заняли всю яхту, выставив вооруженные караулы на всех палубах и на постах управления, а в рубке вместе с Рашидовым оставались мичман и матрос с автоматом. А за перемещениями пассажиров и команды приглядывали патрули в коридорах.
Тем, кому перемещение по яхте после проверки документов разрешалось, выдавались картонные бланки пропусков, подписанные особистом, которые нужно было показывать караульным. Остальные, у кого паспорта еще не проверили, до окончания фильтрационных мероприятий должны были оставаться под арестом в своих каютах. Чтобы дело шло побыстрее, Яков Соловьев привлек к деятельности по проверке паспортов надежных людей с эсминца, завербованных им в качестве осведомителей. Пришлось, конечно, Соловьеву засветить свой актив перед остальными, но, делать нечего, в сложившейся ситуации выбирать не приходилось. Специфической работы навалилось так много, что сразу начала ощущаться нехватка проверенных кадров.
* * *
В это время вновь прибывшие на яхту мичманы и матросы, откомандированные с «Вызывающего», занимались тем, что под контролем замполита, который тоже лично прибыл на яхту, перегружали ценности, обнаруженные на галеоне «Золотая лань», доставляя с помощью моторного баркаса и катера золото и серебро на эсминец. Ценностей на английском корабле оказалось не на один рейс. Замполит уже замучился составлять опись. А стоимость сокровищ, даже по предварительным оценкам, составляла десятки миллионов.
Баталер старшина Роман Перехватов, который выполнял на эсминце обязанности завхоза, ведающего пищевым и вещевым довольствием личного состава, помогал замполиту, скрупулезно пересчитывая все, что матросы перегружали со старинного парусника на катер и на баркас. От того, что он лично трогал каждый слиток из драгоценного металла и каждую монету, его руки вскоре покрылись золотой и серебряной пылью. Но, другие матросы, конечно, помогали ему, а на эсминце ценные грузы принимали под контролем боцмана Семичастного его помощники из палубной команды.
– Да за такие трофеи нам всем ордена положены! – приговаривал опытный боцман, рассматривая невиданные ценности, найденные на пиратском корабле, которые сразу складировали и запирали в трюмных отсеках, опломбировав их и выставив там круглосуточную охрану.
Решение перегружать золото и серебро немедленно принял замполит, обнаружив, что пулеметные пули в некоторых местах пробили корпус деревянного парусника насквозь, вызвав течи ниже ватерлинии. Хотя пробоины и заколотили пробками, но, вода все равно постепенно продолжала накапливаться в трюме галеона. А упускать подобные ценности было никак нельзя. И замполит уже представлял, как после передачи огромного богатства в партийную кассу, его сразу же повысят до должности при штабе всего Тихоокеанского флота, а, может быть, даже в Москву возьмут в главный штаб ВМФ. Несмотря на очевидное присутствие кораблей и людей из разных эпох, замполит эсминца упорно продолжал верить в то, что советские моряки уж точно находятся в своем собственном времени. И он считал, что «Вызывающий» скоро обязательно возвратится туда, откуда вышел, во Владивосток 1957-го года.
* * *
Подкрепившись на камбузе наваристым борщом, режиссер Кардамонов возвращался к трапу, чтобы вновь подняться в каюту, сообщив жене результаты своей «разведки». Ведь Вера тоже очень хотела есть, но, не решилась выйти из каюты после всего, что случилось на яхте, как всегда отправив вперед мужа. Делать все за жену и для жены Кардамонову уже давно надоело. Но, он продолжал делать это, даже не потому, что хотел угодить ей, а просто не желая лишний раз выслушивать упреки от Веры.
И тут Кардамонов услышал, как запела Лаура. «Вот это голос! Поет без музыки известную песню, и вполне неплохо получается! Даже не думал, что эта девица, которая поет, в основном, современные незапоминающиеся песенки, способна на такое высокое искусство!» – удивился про себя Кардамонов. И, изменив свой маршрут, он решил засвидетельствовать почтение исполнительнице, для чего собрался подобрать с пола цветы, упавшие во время перестрелки вместе с вазой, которая разбилась, возможно, из-за попадания пули. И теперь в лужице воды и стеклянных осколков лежали разноцветные хризантемы. Их еще не затоптали, и выглядели цветы вполне сносно. Подняв их и расправив, Кардамонов направился к Лауре, которая пела прямо с разгромленной сцены.
Когда девушка закончила петь, никто не стал аплодировать ей, кроме Кардамонова. Врачи, медсестры, добровольные санитары и стюардессы занимались ранеными, которые громко стонали и даже матерились на русском и английском языках. А еще вовсю стрекотала машинка в руках у парикмахера. Песня на какое-то время заглушила все эти звуки, но, как только пение завершилось, звуковой фон тут же напомнил о себе снова, никуда не девшись. И, конечно, Лаура не могла не заметить своего единственного восторженного слушателя. Она мило улыбнулась режиссеру, приняв от него скромный букетик. А Кардамонов, боясь выглядеть старорежимным, все-таки решился поцеловать даме ручку.
И в этот момент за его спиной Вера проговорила с шипением:
– Решил поволочиться еще за одной юбкой, мерзавец!
Оказывается, жена Кардамонова все-таки набралась смелости и, одевшись в короткое розовое вечернее платье со стразами, которое шло ей ненамного больше, чем седло корове, выдвинулась из каюты в поисках не только еды, но и своего мужа. И вот она нашла его, целующим руку Лауре. Причем, самой Вере руки муж никогда не целовал. Кардамонов вообще почти не целовал Веру, предпочитая во время занятий любовью разные грубости. А тут такое! И он, конечно, пытался оправдаться, обернувшись к жене и промямлив:
– Ты не понимаешь, Верочка, это же высокое искусство! И я только отдаю дань…
– Дань он отдает, понимаешь ли! Вот и будешь дань отдавать до конца жизни банкам, когда разведусь с тобой! Не забывай, что у нас брачный контракт! – воскликнула Вера.
Лаура смотрела на семейную сцену удивленно и хлопала глазами. А Вера сказала ей:
– Ты бы постыдилась свои песенки петь в такой момент, когда вон сколько людей вокруг умирает! Тоже мне певица! Никакого чувство такта нет! Ну что за дура такая? Нашла время, чтобы распевать здесь, бесстыдница!
– Но, у меня же по расписанию сейчас концерт, – замялась Лаура. Зная, что Вера родная сестра Бориса Дворжецкого, она боялась возразить ей что-либо.
А Вера прикрикнула на нее:
– Пошла вон! Не до тебя сейчас. Неужели не понятно?
* * *
Побритый и намазанный чем-то, вполне приятно пахнущим, Френсис Дрейк не мог понять, почему прервалось великолепное пение. Сквозь стрекотание непонятного предмета для стрижки и бритья он слышал, что с той стороны, откуда звучал необыкновенный голос, донеслись какие-то женские крики, а потом пение больше не возобновлялось. Капер не понимал этого языка, но интонации сказали ему о многом. Так могла кричать только рассерженная женщина.
Перенеся травму головы, Дрейк до сих пор не мог точно понять, где же находится. Он лишь подозревал, что, судя по стонам раненых, попал в какой-то необычный госпиталь. Он слышал не только незнакомый язык, но и ругательства на английском. И, судя по выражениям, вокруг тоже находились люди с его корабля. Ведь так смачно ругаться могут только английские матросы! А значит, надежда, что все кончится не так уж и плохо для них, все-таки имелась. Дрейк рассудил, что, если бы его и остальных пленников с «Золотой лани» хотели убить, то уже убили бы, а не стали оказывать им помощь.
Он сам и его матрос, которого разместили прямо напротив, лежали, скорее, словно почетные гости, а не пленники. Пленным вряд ли предоставят столь мягкие ложа и станут петь такие приятные песни. И это Френсиса немного успокаивало, а расстраивало в этот момент то, что чудесное пение прекратилось и более не возобновлялось. И тут он внезапно вспомнил, что незадолго до появления непонятного разноцветного свечения между океаном и небом, ему доложили, что на горизонте с марса фок-мачты замечен остров. Но, что это за земля, не знал никто.
* * *
К ночи Дмитрий Ефремов ощущал себя сильно измотанным. Но, чувство долга заставляло его не уходить отдыхать, а продолжать оказывать медицинскую помощь всем тем, кому еще возможно было помочь. В приоритете, конечно, были пострадавшие с «Вызывающего» и с «Богини». Но и виновникам всего этого членовредительства, английским пиратам, медики тоже помогали, чем могли, соблюдая врачебную этику и клятву Гиппократа. Тем более, что те из англичан, кто непосредственно принимал самое активное участие в убийствах в первых рядах абордажной партии, поплатились за это своими жизнями.
В судовых рефрижераторах «Богини», буквально забитых продуктами, не имелось места. И все ответственные лица понимали, что продукты могут испортиться, если их разморозить. Они и без того подверглись уже некоторой разморозке за те несколько часов, в течении которых на яхте отсутствовало электричество. Впрочем, судовые холодильники обладали достаточно надежной теплоизоляцией, потому отрицательная температура морозильных камер сохранялась почти все время, и ничего из замороженных припасов не растаяло окончательно. Потому в морозильниках кое-как удалось выкроить место только для погибших из команды «Богини».
Тела советских моряков эвакуировали на эсминец. А умерших англичан пока складировали на корме яхты. Особист и замполит немного поспорили по этому вопросу, но все-таки решили пока оставить все, как есть. Мертвых пиратов аккуратно сложили в два ряда на палубе кормы, надежно закрыв их тела брезентом. Тление еще почти не коснулось свежих покойников. Жары пока не было, по-прежнему временами моросил дождик, а от трупов все равно уже воняло довольно сильно. Ведь они и при жизни воняли не меньше, потому что, похоже, мылись весьма редко. Но, хоронить их пока не стали. Договорились отложить решение о похоронах до того момента, как определятся с местоположением и временем. А еще нужно было хотя бы постараться опознать всех погибших с помощью их выживших товарищей, попавших в плен.
Тем раненым, которым не требовалось срочных операций, сделали уколы со снотворным. И к полуночи все они уже спали. А работа импровизированного госпиталя переместилась в хирургическое отделение, созданное из зала с тренажерами для занятий спортом, куда переместили на каталках всех тех, кому не повезло с тяжестью ранений, и чья жизнь висела на волоске, требуя немедленного хирургического вмешательства. Чтобы хватало крови для переливаний, быстро привлекли доноров не только из команды «Богини», но и с «Вызывающего». И, таким образом, с этой проблемой тоже справились.
Дмитрий, конечно, удивлялся невероятному приключению, случившемуся с ним. Если до этого самого дня он считал свою жизнь скучной и лишенной приключений, то за последние часы приключения свалились на него сами, словно огромный снежный ком на голову. И он, как врач, окунулся прямо в гущу событий, когда на борту роскошной яхты смешались вмести сразу три эпохи. Он, разумеется, читал что-то из фантастики, кажется Уэллса, про машину времени. Вот только подобный жанр с нереальными допущениями Ефремов не особенно любил, считая литературу подобного рода низкопробной.
Как врач, Дмитрий верил только в науку, а наука пока не открыла никаких возможностей перемещения между разными временами. Хотя, с другой стороны, природа самого времени, как явления, тоже описывалась наукой очень невнятно. В учебниках физики говорилось, что время – это величина постоянная, одна из основных физических величин, которой определяется движением небесных тел. Некое четвертое измерение. Но, Эйнштейн, например, утверждал, что время может течь по-разному в разных системах отсчета. А раз исчерпывающего объяснения природы времени у науки пока нет, то и возможно, теоретически, существование некоего природного явления, неизвестного науке, которое может объекты с разным временем взять и перемешать. Во всяком случае, так для себя объяснил случившееся молодой врач.
Поставленный перед фактом смешения разных времен в виде не чего-нибудь гипотетического, а самых настоящих раненых людей, которых нужно было срочно лечить, Ефремов даже не думал поначалу о последствиях, которые такая встреча времен сулила. Его разум больше всего занимало то, что к 2023-му году его родная медицинская наука шагнула далеко вперед, хотя те знания, которыми обладал он сам, все еще являлись во многом базовыми. Разумеется, на эту базу наросло за десятилетия много разных надстроек, что и демонстрировали ему коллеги из будущего Валентин Квасницкий и Тамара Петренко. Да и простые медсестры Вика и Оля обладали медицинскими познаниями не меньшими, а то и большими, чем Ефремов. И все они знали и умели использовать богатейшую номенклатуру лекарственных препаратов, о которых он сам даже не имел представления. А еще их одноразовые медицинские принадлежности казались невероятно удобными. Никакого кипячения, никакой стерилизации. Сделал укол, выбросил шприц из прозрачной пластмассы и взял новый. Удобно, что и говорить! Вот только расход шприцев и систем для капельниц у них слишком большой, неэкономичный. «Сколько же денег выбрасывается на ветер! Впрочем, здоровье людей и удобство работы врачей, важнее стоимости», – рассуждал Дмитрий.
В операционной, заранее оборудованной на «Богине» по последнему слову техники 2023-го года, на случай, если кому-то из богатых пассажиров внезапно потребуется срочная операция, обнаружились удивительные медицинские приборы и аппараты. Вот только практическая хирургия все равно требовала точности ручного труда хирурга. И тут Ефремов оказался на высоте. Оперируя раненых вместе с профессором Квасницким, он быстро заметил, что у кардиолога дрожат руки, отчего пожилой хирург, при всем своем богатейшем практическом опыте и огромных теоретических знаниях, делает ошибку за ошибкой. А у Ефремова руки не дрожали. И, хоть он не знал многое из того, что знал Квасницкий, но оперировал лучше. И Квасницкий, быстро поняв это и признав хирургический талант Дмитрия, начал подсказывать молодому коллеге все, что знал и умел сам. Было ему теперь, кому передать опыт. А Ефремов, делая операции, по ходу их, обучался методам хирургии двадцать первого века.
Оба хирурга быстро нашли общий язык между собой, потому что их обоих, в первую очередь, интересовала медицина и конкретная помощь раненым в сложившихся условиях, а все остальное казалось им в тот момент не таким уж и существенным. Даже то, что к двадцать первому веку не коммунизм построили, а восстановили капитализм, Ефремова почему-то не особенно удивляло. Квасницкий тоже не сильно удивлялся появлению людей прямиком из Советского Союза. Ведь его собственная молодость прошла именно в той большой многонациональной стране.
Оперировать вместе им пришлось всю ночь. К счастью, как только заработали машины «Богини», качка почти совсем перестала чувствоваться, словно бы они уже находились на суше, а медсестры помогали врачам четко и быстро. И только на рассвете, прооперировав всех тяжелораненых, Ефремов, совершенно лишенный сил, но с чувством выполненного долга, заснул на мягком диване в кабинете косметологии. А Тамара Петренко заботливо укрыла его пледом.
Глава 19
Давно наступила ночь, но Яков Соловьев не мог позволить себе пойти спать, потому что выяснить предстояло еще очень много вопросов. Для вскрытия сейфа, находящегося в каюте Дворжецкого, понадобилось вызвать с эсминца сварщика с газовым резаком. Вот только внутри не оказалось ничего особенно интересного. Стальной ящик просто был битком набит деньгами. Те самые розовые купюры с номиналом по пять тысяч, которые сунул Соловьеву доктор Ефремов, еще когда особист только ступил на борт яхты, составляли лишь малую часть. А основное содержание сейфа состояло из зеленых стодолларовых банкнот выпуска начала двадцать первого века. Лежали там еще и акции каких-то американских кампаний, тоже с датами из будущего.
Адвокат Розенфельд настоял, чтобы его допустили, хотя бы, присутствовать при обыске, раз уж к арестованному клиенту пока ограничили доступ. И Соловьев пошел на некоторые уступки юристу, не желая пока раздувать скандал. Просто Яков Ефимович не был до конца уверен, в какое же именно время их все-таки занесло. А что, если их забросило, например, в тот самый 2023 год, откуда приплыла эта самая яхта? Тогда они окажутся в очень скверном положении. И он отдавал себе отчет, что появиться на одиноком советском эсминце посреди всего капиталистического мира будущего, наверняка, не слишком приятно.
Но, могло, конечно, быть и совсем по-другому, если единственно верным окажется время, из которого выплыли пираты. Тогда всех ждет дикость окружающего мира эпохи великих географических открытий, еще недостаточно цивилизованного, не слишком развитого и очень опасного. Хотя, там шансов уцелеть, наверное, у них имелось даже больше, чем в будущем. Ведь ни пираты, ни регулярные военные флоты государств того времени не смогут противостоять вооружению советского эсминца. Да и мир в те времена еще не поделен окончательно между державами. Так что можно и свое собственное государство создать. Вот только придется тогда весь остаток жизни провести на войне против всех. Да и где брать ресурсы? Вот закончатся снаряды для артиллерии эсминца и исчерпается ресурс его механизмов, и что потом? Тоже перспектива довольно мрачная.
В конце концов, Соловьев решил пока не забивать себе голову тем, что еще не подтверждено фактами. Куда они все попали вскоре обнаружится, так или иначе. И зачем же заранее волноваться? Раз все это определено самой природой, то и изменить ничего нельзя. И будет именно то, что будет. С этими мыслями фаталиста Соловьев вместе с Розенфельдом и в присутствии двух понятых из советских матросов приступил к подсчету буржуйских бумажных денег, отпечатанных в будущем.
* * *
Оскорбленная Верой Дворжецкой-Кардамоновой Лаура поплелась обратно в сторону своей каюты. Обида переполняла ее и искала выхода. Вспомнив по дороге, что оба ее музыканта почему-то не явились вовремя ко времени начала концерта, она пошла устраивать им разнос, начав колотить своими маленькими кулачками в их дверь. Впрочем, стучалась она недолго, потому что дверь в каюту все-таки ей открыли довольно быстро. Но, выглядели музыканты совсем неважно. Глаза их ввалились, а лица, как будто, даже позеленели. Что гитарист Стас, что клавишник Гарик, оба едва держались на ногах. Блондин и шатен. Она ласково называла их Бивис и Баттхед, делясь заработками, заплатив за них долги и взяв с собой на яхту. А они в этот раз так здорово подвели ее!
Но, увидев жалостливый вид музыкантов, всякое желание ругать этих двоих парней у Лауры внезапно пропало. На ее вопрос, что же произошло, они ответили, что много часов промучились морской болезнью. Она с удовольствием осталась бы в их компании. Вот только они оба слыли убежденными холостяками и совсем не любили женщин, предпочитая досуг в обществе друг друга. И Лаура отлично знала об этой их особенности. Потому, пожелав им выздоровления до завтрашнего концерта, она все-таки пошла к себе, где кинулась на постель, долго рыдая в подушку. Певице было в этот момент очень грустно и одиноко, ей показалось, что ее песни совсем никому не нужны, да и сама она тоже никому не интересна.
* * *
Капитан второго ранга Павел Петрович Колесников уже второй час стоял свою ночную вахту, которую моряки называли «собачьей» за очень неудобное время от полуночи и до четырех часов утра, когда больше всего хочется спать. Но, за долгие годы службы Павел Петрович уже привык обходиться коротким сном, да и то с перерывами. Спал он урывками, проваливаясь в сон сразу же, как только голова касалась подушки, и почти никогда не видя снов. А если, что и снилось ему, то всегда нечто тревожное, вроде дней прошедшей войны или скандалов с бывшими женами. И четырех или пяти часов сна в сутки его немолодому уже организму явно не хватало. Возможно, по этой причине, он в последнее время страдал мигренями.
Боль в голове нарастала по мере усталости, пульсировала в висках, затрудняя восприятие окружающей обстановки, и усиливалась, например, при быстром подъеме по трапу или в душном помещении. А таблетки анальгина, которые посоветовал ему врач, против этого недуга почему-то помогали далеко не всегда. Но, боль немного отпускала на свежем воздухе. Потому все больше времени командир эсминца проводил не внутри рубки, а на открытых крыльях ходового мостика, думая в эти моменты о том, что адмиралы, наверное, все-таки правы, решив списать его на заслуженный отдых.
Погода улучшалась. Океан окончательно успокоился. Волнение уменьшилось вовсе до показателей почти полного штиля. Правда, с неба, затянутого сплошной облачностью, по-прежнему моросил небольшой дождь. Но, теперь он не сопровождался ветром и сделался теплым, словно бы совсем летним. Да и ночной воздух казался каким-то душноватым. Прохлады, характерной для северных широт в октябре, не было и в помине. После того, как «Богиня» вновь обрела возможность двигаться, Колесников приказал ей следовать в кильватере эсминца.
После магнитной бури компасы, вроде-бы, вернулись в исправное состояние. И движение начали малым ходом на северо-запад. Колесников решил возвращаться на базу в тот момент, когда замполит, вернувшись на эсминец на катере с последней партией трофеев, сказал ему: «Пусть потом наши адмиралы ругаются, сколько хотят, но, учитывая обстоятельства, идти обратно, наверное, самое разумное. Да и „Богиня“ с „Золотой ланью“, если пригоним эти корыта во Владивосток, будут нам железным оправданием. Тем более, что столько золота и серебра для государственной казны привезем! Да нас еще и орденами наградят!»
Но, разгоняться и тратить горючее ночью не имело никакого смысла. Найти свою эскадру Колесников уже не надеялся. Да еще и яхте приходилось тащить за собой пиратский галеон на буксире. Что с ним делать, пока не решили, но и просто бросить в океане или потопить тоже не решались. Все-таки это был легендарный парусник самого Френсиса Дрейка. И этот факт подтвердили документами, изъятыми с «Золотой лани».
Выжил ли сам знаменитый капер в перестрелке, пока не установили. Впрочем, Колесников знал, что въедливый Яшка Соловьев не ляжет спать, пока не выяснит все детали. У особиста, привыкшего влачить сонное и ленивое существование на борту «Вызывающего», теперь внезапно появилось много работы. Да и замполит, который тоже был тем еще трутнем, нашел себе занятие. Этот хитрый армянин сразу приметил добычу и довольно четко организовал перегрузку пиратских сокровищ на эсминец. И последние события, конечно, обсуждали все свободные от вахты на «Вызывающем».
Даже с высоты мостика Колесников слышал, как все говорили и говорили друг с другом внизу на палубе, стоя у лееров, корабельные инженеры, которых настолько взбудоражили новости, что они не желали идти спать. Эти новости принес на эсминец второй механик Виктор Смирнов. Ведь именно он возглавлял ту самую аварийную партию, первой отправленную на «Богиню». И он же потом лично участвовал в бою с пиратами, получив даже удар абордажной саблей в левый бок. Впрочем, доктор Ефремов быстро зашил ему рану, а потом, сказав, что она не опасная, сделал, на всякий случай, противостолбнячный укол и, наложив повязку, отпустил лейтенанта обратно на эсминец. С этого момента Смирнов и стал центром внимания для сослуживцев. Все расспрашивали его и о пиратах, и о технических нюансах устройства необыкновенной яхты японской постройки, которая каким-то невероятным образом переместилась из будущего вместе с экипажем и пассажирами.
Как такое было возможно, капитан второго ранга не понимал. Но, он пока вполне полагался на мнение замполита, который уверял, что пираты из прошлого, как и яхта из будущего, просто стали жертвами необычного природного явления, которое с эсминца наблюдали недавно. Внешне это напоминало очень интенсивное и объемное полярное сияние, сопровождавшееся громовыми раскатами и магнитной бурей с мощными импульсами, вызвавшими сбой всех электрических систем и прерывание радиосвязи. Вот только тот факт, что, как только природный феномен исчез, радио вновь заработало, но связь теперь имелась лишь между яхтой и эсминцем, очень тревожил Колесникова.
Ведь сколько радисты не слушали эфир, но ни на каких частотах ничего не обнаруживалось. Не было ни обыкновенных радиопередач, ни позывных эскадры, ни шифровок из штаба флота, ни радиомаяков, ни даже сигналов с искусственного спутника планеты, выведенного на орбиту ракетчиками Советского Союза 4-го октября, как раз перед отправлением эсминца в этот учебно-боевой поход. Вообще ничего по радио не передавали, как будто на всей планете разом исчезли все радиостанции. Но, специалисты утверждали, что, возможно, это из-за последствий все той же магнитной бури. Командир БЧ-4 даже высказал предположение, что после того самого природного явления со свечением могла образоваться вокруг них в атмосфере некая полусфера, временно непрозрачная для радиоволн и накрывшая их, словно огромным невидимым колпаком. И сделать с этим что-либо не представлялось возможным. Оставалось лишь ждать прояснения ситуации.
Спокойная вода и равномерный гул двигательной установки корабля убаюкивали Колесникова. И, стоя на ходовом мостике, он даже начал поддаваться дремоте и клевать носом в какой-то момент. Но, внезапно оператор радиолокатора доложил, что прямо по курсу «Вызывающего» в пятнадцати морских милях обнаружены очертания неизвестного берега. Было темно, и в непроглядной ночи в океанском просторе, который освещал луч курсового прожектора, теряющийся во тьме, не просматривалось ничего. И только главный радиолокатор эсминца, который все-таки починили после сбоя, связанного, как сказали специалисты, с тем самым природным электромагнитным импульсом, проявившимся визуально в виде красивейшего свечения атмосферы, позволял достаточно уверенно вести корабль сквозь мрак.
Тем не менее, Колесников приказал сбавить ход до самого малого. Ведь пока неизвестно, какая именно земля впереди. А на подходе к ней возможны мели и рифы. Что там за фарватер, Колесников не имел ни малейшего понятия. Облачность на небе не позволяла сориентироваться по звездам. Потому капитан второго ранга принял решение проявить осторожность, пока не рассвело.
* * *
Тимур Рашидов давно привык к ночным вахтам. После командования пограничным катером, а потом перехода в гражданский флот по причине очередного сокращения кадров, он считал, что служить на «Богине» одно удовольствие. Условия обитаемости на яхте оказались просто шикарными, да и продуманные элементы управления не требовали излишнего напряжения. Эргономика, которую заложили японские дизайнеры в свой яхтенный проект, была на высоте. Вот только хозяева корабля слишком уж экономили на экипаже. Потому вместо трех судоводителей, положенных по штату, имелось их всего двое.
С капитаном Сергеем Самойловым Рашидов никогда не конфликтовал. Хотя и не считал его достаточно опытным, давая иногда кое-какие советы. Но, Сергей не обижался. Ведь он и сам о себе знал, что занимает место капитана, скорее, из-за родственных связей, а не по причине собственной опытности. И Самойлову, конечно, очень повезло, что все на «Богине» было настолько автоматизировано, что управлять этим прогулочным премиум-корабликом, наверное, мог легко научиться даже ребенок.
Вот и той ночью Рашидов сидел в удобном кожаном кресле в ходовой рубке «Богини» перед штурвалом, глядя в обзорные мониторы. Перед ним уютно светился кнопками пульт управления. Слева от него в штурманском кресле расположился усатый мичман, который, надвинув фуражку на глаза, откинулся на спинку и похрапывал, открыв рот. А сзади, подложив под подушку свой автомат, на диванчике сладко спал молодой матрос с «Вызывающего».
Такую охрану Рашидов мог легко ликвидировать. Но, ничего подобного делать он не собирался, смирившись уже с тем, что яхта провалилась прямиком во времена Советского Союза. Ведь опытные моряки везде нужны. Тем более такой, как он сам, который многое мог рассказать о морских технологиях будущего. Да и год не настолько древний. Все-таки в 1957-м уже запустили в космос первый спутник. Начинается хрущевская оттепель, впереди полет Гагарина, Карибский кризис и долгое правление Брежнева.
Не самое плохое время, ведь при Брежневе и флот постоянно развивался. И, если найти там себе место, вписавшись в события, можно очень даже преуспеть, тем более, что Рашидов на досуге прочитал много книжек, в которых через попаданческий жанр отражались и конкретные знания по истории этого времени. Так что о своей судьбе Тимур почти не волновался. Гораздо больше он переживал из-за того, что в стычке с пиратами погибли люди, в том числе и его верные помощники из палубной команды Саша и Толя.
Его в будущем не держало ничего. Родители умерли, женой и детьми пока не обзавелся. И на все произошедшее он смотрел, как на необыкновенное приключение, внезапно случившееся со всеми, кто находился на «Богине». Тимура очень интересовал вопрос, как же почувствуют себя богатые пассажиры яхты, внезапно оказавшись в Советском Союзе? Неужели те, кто привык понукать другими людьми, внезапно сделаются пустым местом для государства рабочих и крестьян?
А, может даже, их в классовые враги запишут со всеми неприятными для этих персон последствиями? Или не запишут, оттепель все-таки? Но факт, что самого Дворжецкого уже арестовали и отвезли на эсминец, говорил сам за себя. Впрочем, прочитав массу книг про попаданцев в СССР, Рашидов ничему не удивлялся. Вот только как с перемещением яхты во времена Советского Союза связано появление пиратов, Тимур не знал. Но, он объяснял это для себя неким побочным эффектом, возникшим в сам момент переноса из одного времени в другое.
Из-за электромагнитного импульса на «Богине» вышло из строя не только все электрооборудование машинного отделения, но и все электронные системы навигации. Лишь видеонаблюдение пострадало меньше других. Компьютер, куда сходились видеосигналы с камер наблюдения, успешно перезагрузился после сбоя, как только восстановилась подача электричества. Да и матрицы в самих камерах никак не пострадали. Бортовая радиостанция тоже заработала. А вот радары перестали действовать. Судовые специалисты в области электроники, весь день прозанимавшись восстановлением работоспособности силовой установки «Богини», слишком устали и ушли отдыхать в свои каюты.
