Текст книги "Нечаянный тамплиер. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Августин Ангелов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Нужно выбить у них кавалерию, разгромить лагерь и очистить место перед стенами для штурма. Это первая боевая задача, – сказал Григорий.

– Да, сражение под городскими стенами мы вполне можем выиграть. Но, это не значит, что легко возьмем город, – произнес ветеран.

– Риска не избежать, – согласился Родимцев. И добавил:

– Нам пора.

Они вернулись в новый лагерь, разбитый у подножия холма, возле сторожевой башни. Когда командир и знаменосец появились в расположении, остальные храмовники молились перед предстоящим боем. Вместе с сержантами их в строю осталось меньше полусотни в отряде, собранном из двух. После последних дней, прошедших в сражениях, имелись и убитые, и раненые.

Сарацины обладали большим численным преимуществом. И потери тамплиеров могли оказаться гораздо тяжелее, не будь все братья-рыцари ветеранами боевых действий, стойкими и отлично обученными бойцами. Сладить с храмовниками сарацинам всегда представлялось трудным делом. Даже если братьев-рыцарей противостояло врагам совсем немного, они всегда наносили сарацинским отрядам большой урон и стояли до последнего. И враги знали об этом. Потому даже сам Бейбарс предпочитал действовать против братьев ордена Храма не в открытом бою, а путем коварства и хитрости.

Солнце вставало над горами с противоположной стороны Галилейского моря, золотя бликами спокойную поверхность озерной воды. Военные лагеря обеих противоборствующих сторон к этому моменту уже напоминали растревоженные ульи, готовясь к битве за Тибериаду. Вокруг разноцветных шатров сновали сотни людей. Сарацины все-таки не успели провести ту стремительную атаку на лагерь христиан, которой опасался знаменосец. Теперь же было поздно. Большинство христианских рыцарей уже выстроились в боевые порядки и приготовились дать бой.

Грегор Рокбюрн дал указание ближайшему сержанту:

– Скажи, чтобы мне подали коня.

– Как прикажете, брат-рыцарь, – проговорил сержант и побежал выполнять поручение.

Вскоре оруженосец подвел Антония. Благородного дестриера разрешалось вести только правой рукой. Жеребец выглядел вполне отдохнувшим. Рана его, заговоренная капелланом, затянулась. Стальная защита прикрывала голову и грудь, а спину, поверх стеганой попоны, сделанной наподобие гамбезона, закрывала настоящая кольчуга. Одним легким движением Грегор Рокбюрн вскочил в высокое рыцарское седло. Оруженосец подал ему сначала шлем, затем щит и потом копье. А рядом готовился к бою знаменосец. Знамя, окровавленное в прошлом бою, сержанты уже выстирали, высушили и прикрепили на новое древко-копье. И черно-белый флаг «Босеан» снова развевался над отрядом.

Храмовники готовились к предстоящему бою тщательно, как всегда. Родимцев верил в своих бойцов. Он уже понял, что эти парни шутить с врагами не любят и в бою сделают все, как нужно. А главное, такие бойцы не побегут. Вид гудящего военного лагеря, готовящегося к битве, наполнял братьев-рыцарей силой и решимостью. Четкие линии палаток и частокол, хоть и изготовленный наспех, но, тем не менее присутствующий, указывали на то обстоятельство, что и в это рыцарское время, когда не было еще регулярной армии, христиане старались не забывать о порядке и воинской дисциплине. Филипп Монфор, все же, при всех своих недостатках, показывал себя весьма неплохим военачальником, знакомым с историей военных традиций римских легионов.

Неожиданно созерцание военного лагеря прервало появление капеллана. Годфруа подъехал на своем коне тихо и остановился рядом. Глядя на стены города, возвышающиеся вдалеке, он неожиданно сказал Грегору:

– Эти места много лет назад покинуты христианами. Здесь давно все церкви и монастыри уничтожены сарацинами и их приспешниками. Но мы помним все. В нас, в рыцарях Храма, живет дух истинных воинов Христовых. Мы сражаемся за правду и за справедливость, за все то, что есть в человеке от Бога, ведь каждый из нас создан по Его подобию. В мирской суете многие забывают об этом, о том, что Господь и Храм должны быть у каждого в сердце. А без духовности нет и человека. Без света в сердце человек превращается в орудие дьявола.

– Я тоже так думаю, – признался Родимцев.

– Когда ты в последний раз был на капитуле? – спросил капеллан.

– Очень давно. В последнее время я постоянно воюю, также, как и вы, брат Годфруа, – ответил Григорий.

– Да, я знаю, – кивнул капеллан. Потом добавил:

– Я давно наблюдаю за тобой. Потому что в сердце каждого человека происходит выбор между Господом и дьяволом. И многие люди слабы, ибо дьявол постоянно всех искушает. А ведь совсем немного нужно для того, чтобы человек потерял истинно человеческие ценности, как доброта, милосердие и самопожертвование, а вместо этого принял в свое сердце злобу, стяжательство, жадность и зависть. Даже у нас, в нашем братстве, есть те, у кого в сердце живет дьявол. И мы, капелланы, боремся за каждого человека. Потому я радуюсь, ибо вижу, что ты сделал свой выбор, что ты выбрал добро и свет Господа. И действуешь ты по велению души. А потому я считаю, что раз ты теперь командир отряда, то достоин посвящения. Приоткрою тебе важное. У нашего братства есть тайная сторона. Помимо тех битв, которые происходят явно, мы участвуем в сражениях незримых сил света и тьмы. И эти силы неизмеримо мощнее, чем те, которые бьются на земле. В невидимых мирах происходит самая главная битва.

– Биться в невидимых мирах я не умею, а потому буду сражаться с сарацинами на поле боя, – сказал Григорий.

Годфруа внимательно посмотрел на него. Удлиненное лицо капеллана покрывали морщины и шрамы, а глаза смотрели пронзительно. Он произнес:

– Все взаимосвязано. Сражаясь на этом поле боя, ты бьешься и на том. Пока неосознанно. Но выбор пути ты сделал, а потому научишься и пониманию. Не сразу, а по мере своего продвижения к свету. И запомни, что ничего не делается в мире без Промысла Господа. И не мир, но меч принес Господь. И это наш меч. Ибо добро должно уметь постоять за себя и защитить своих ближних.

– Так почему же Господь до сих пор не уничтожит дьявола? – спросил Григорий.

– Потому что Господь безгранично милосерден. Шанс для осознания ошибок и их исправления дается каждому.

Пока они разговаривали, войска строились. Госпитальеры тоже седлали коней и вставали в боевые порядки на левом фланге.

– Нам пора, – сказал Грегор Рокбюрн, он же Григорий Родимцев.

Они подъехали к остальным тамплиерам, приготовившимся к бою. Справа от Грегора ехал знаменосец, а слева находился капеллан. Он провозгласил:

– Да научит нас Господь новой битве и пусть пошлет нам победу! Помолимся, братья.

И храмовники молились на этот раз прямо сидя на боевых конях, повторяя слова молитв за капелланом. Вдруг по всему войску затрубили рога. И всадники, повинуясь сигналу, понеслись в сторону вражеского лагеря, раскинувшегося под городскими стенами. Рыцари Монфора атаковали центр сарацинского войска, состоящий из мамелюков. А госпитальеры вступили в бой на левом фланге. Тамплиеры атаковали на правом. Выкрикивая клич: «За Господа и Храм!», они с легкостью провели атаку и смяли легкую кавалерию, но, когда уже прорубились ближе к стенам, со стороны Иордана к противнику подошло подкрепление и ударило храмовникам во фланг, сходу вступив в бой.

То оказался резервный сарацинский отряд в полтысячи всадников под зеленым флагом. О нем предупреждал Мансур. В отряде насчитывалось около двух сотен тяжело вооруженных мамелюков. Их прикрывала легкая конница, состоящая из лучников. Правда, за спиной христиан тоже находилась легкая конница туркополов, также вооруженная луками. Теперь и те, и другие осыпали друг друга градом стрел из-за спин тяжелых кавалеристов.

Огромный витязь со своей свитой, вероятно, неприятельский командир, сразу организовал атаку на знамя храмовников. Мамелюк был широк в плечах, а его черный конь, закрытый кольчужной попоной, возвышался, словно скала. Он опустил длинное рыцарское копье и скакал прямо на Грегора. Давая шпоры коню, враг стремительно налетел. Рокбюрн прикрылся щитом и ударил навстречу. Рядом бились еще несколько братьев-рыцарей, защищая орденское знамя.

Копья переломились, ударив в щиты при встречном ударе, не дав преимущества ни одной из сторон. Тогда в дело вступили мечи. Сталь зазвенела в горячем воздухе, засверкав в солнечных лучах наступающего летнего левантийского дня. Храмовники не делали лишних движений. Они рубились быстро и беспощадно. Через секунды несколько врагов слетели с коней.

Но, главный витязь сражался очень умело. И в этой схватке сила и скорость были на его стороне. Он не только умел стремительно атаковать, но и ловко защищался. Закрывшись своим круглым щитом, оббитым сталью, он сумел подобраться вплотную, так, что меч в его руке смог дотянуться при ударе до шлема Грегора. Голова его загудела, но прочный шлем выдержал. Рокбюрн ударил в ответ. Но, противник успел подставить щит и нанес удар по наплечнику. Правая рука Григория сразу онемела. Наплечник защитил от лезвия, но тяжесть удара почувствовалась очень хорошо. И Родимцев едва не выронил меч. А от следующего удара с трудом отбился, подставив щит.

Тут неожиданно сцепились между собой кони. Антоний пытался укусить вражеского скакуна и ударил его копытами, отчего вражеский конь встал на дыбы и тоже нанес удар. Но, Антоний увернулся и навалился на вражеского коня грудью, сильно толкнув его. После чего уже оба коня встали на дыбы и начали бороться друг с другом, перекрывая диким ржанием шум сражения. От такого поведения боевых скакунов оба всадника были вынуждены покинуть седла. Они продолжили схватку на земле. В ярости витязь начал рубить щит Григория, обрушивая на него мощные удары, отчего щепки полетели во все стороны и вскоре кусок щита отлетел в сторону.

Тем временем вокруг продолжалась битва. Знамя «Босеан» по-прежнему развевалось на древке в руках знаменосца. Братья-рыцари охраняли его. Мамелюки пытались продолжать атаку, но она с каждой минутой выдыхалась. Тамплиеры сдержали натиск сарацинской атаки, а на помощь к ним уже выдвинулся резерв. Рыцари графа Ибелина поддержали храмовников, вовремя атаковав неприятеля. Снова трубили рога, кричали люди, ржали лошади, ломались копья, звенели клинки. Обе стороны несли потери, но христиане побеждали в кавалерийском сражении.

Витязь наступал на Грегора Рокбюрна и теснил его, Григорий еле сдерживал мощный напор. А их боевые кони продолжали собственный поединок. Противник оказался сильным и опытным, но он не заметил, что попал в окружение. Тамплиеры побеждали. Сдержав атаку на свое знамя и остановив противника, всадники в белых плащах с красными крестами начали оттеснять неприятеля, потому что рыцари графа Ибелина ударили во фланг мамелюкам. Вскоре положение сильно изменилось. И храмовники окружили дерущихся плотным кольцом.

Витязь был близок к успеху, Грегор Рокбюрн уже устал отражать удары, его щит треснул, а оба наплечника оказались помяты, но мечи братьев-рыцарей, направленные со всех сторон, заставили витязя сдаться. Так и не сумев победить в схватке с Рокбюрном, он выругался, убрал меч в ножны и снял шлем со стальной личиной. Он был немолод, а черты лица воина оказались европейскими. Все удивились, а знаменосец произнес:

– Я узнал тебя, Раймунд де Руэрг. Ты предал наше братство, перешел на сторону врага, попрал нашу веру, назвался Даудом Аль-Зенги. Мы не убьем тебя прямо сейчас, вероотступник, но ты будешь осужден. Предателей мы не прощаем.

Глава 13

Атакуя, огромный конь барона Монфора врезался в сарацинскую кавалерию, как тяжелый таран. Почти все копья рыцарей, прежде чем сломаться, нашли свои цели. Тяжелые рыцарские кони вставали на дыбы и били врагов копытами, поднимались и опускались длинные мечи, собирая кровавую жатву. Мощным ударом кавалерийского клина они сокрушили вражеский авангард и прорубились навстречу легкой кавалерии. Множество вражеских тонкокостных лошадок, не выдержав столкновения, сразу падали под ноги наступающим. Передний ряд вражеской кавалерии был полностью смят и уничтожен.

Стремительная атака создала замешательство в рядах сарацин. Воспользовавшись этим обстоятельством, рыцари с наскока врубились вглубь и в считанные мгновения полностью смяли вражеский авангард, своими длинными мечами рассекая сарацин направо и налево. Еще через пару минут оставшиеся сарацины обратились в бегство, и путь вперед был свободен. Сарацины, потеряв половину своей конницы, спешно отступали, оставляя за собой трупы лошадей и всадников.

Сражение кавалерии под стенами Тибериады заканчивалось бегством противника под защиту городских стен. Вражеские всадники спешно прятались за рядами пехоты, вооруженной длинными копьями. Преследовать их пока не стали. Вместо этого христиане обрушились на военный лагерь противника, разбитый в пригородах и оказавшийся, после оттеснения неприятеля к крепостным стенам, почти без защиты. Рыцари Монфора продолжили натиск и, быстро ворвавшись в лагерь, окружили шатры. Сражением это было уже и не назвать. Все те, кто находился в лагере: обозники, конюхи, повара, цирюльники и немногочисленные воины сразу начали сдаваться на милость победителей. Положение изменилось. Победа над кавалерией и захват ближнего лагеря сделали реальной угрозу уже не только пригородам Тибериады, а непосредственно городским стенам. Как только лагерь очистили от противника, Монфор приказал подвезти осадные машины и начать их сборку.

В результате атаки удалось сильно продвинуться. Теперь христиане находились от стен на расстоянии полета стрелы. А значит, катапульты уже обещали быть эффективными против городских укреплений. Пока шло сражение, солнце разогнало все остатки ночной прохлады и начало припекать. Раскаленное добела светило, не прикрытое ни единым облачком в летнем левантийском небе, нещадно выжигало небесную голубизну, делая ее бледной. На левом фланге госпитальеры вышли к самому озеру, захватили рыбацкую деревню и поили коней возле нее. Страшная жара заставляла людей все время пить, но и лошади страдали не меньше – они высунули языки и тяжело дышали.

Тамплиеры отбили мечеть в городском предместье к югу от лагеря, выстроенную сарацинами на развалинах старой церкви. Сарацины просто убежали из ее окрестностей. Теперь капелланы спешно приводили здание в порядок, готовясь к обряду освящения, а сержанты спешно устанавливали на минарете кривой деревянный крест, отчего вид у всего сооружения получился довольно странным. Но, по крайней мере, теперь было, где помолиться братьям-рыцарям. За мечетью блестела вода Галилейского моря. Таким образом, город оказался блокирован с суши по широкой дуге.

Пока тамплиеры оборудовали место для молитв и поили коней на берегу, а госпитальеры занимались тем же с противоположной стороны от города, светские рыцари и их оруженосцы занимались разграблением остальных городских предместий. Время от времени из дворов на захваченных окраинах слышались звон оружия и крики людей. Любители военной добычи бесчинствовали, удовлетворяя свои низменные потребности. Но таковы были обычаи войн. Победители имели право на трофеи.

Через какое-то время показался и обоз с разобранными осадными машинами. Телеги двигались по возможности быстро, насколько это позволял их тяжелый груз. Вскоре их разгрузили, и мастера приступили к работе, застучав молотками. А к обеду генуэзские умельцы уже собрали первую катапульту и даже опробовали ее в деле, добив до городской стены солидным булыжником.

На помощь в осадный лагерь подошла и пехота, но все равно христиан было слишком мало для надежной блокады города. К тому же, их силы оказались растянуты длинным полукругом. Даже проиграв очередное сражение, сарацины оставались при своем численном преимуществе на более компактном фронте, проходившем перед городскими стенами. А потому осажденные были способны в любой момент организовать успешную контратаку на осаждающих. Но пока они этого не делали, потому что поражение на какое-то время подорвало их боевой дух. И с координацией действий у сарацинского командования, похоже, возникли серьезные проблемы.

Но, положение в городе совсем не было безнадежным. У осажденных оставались совершенно свободными все пути по воде. А, кроме многочисленных рыбацких лодок, в порту Тибериады имелись и настоящие корабли. Небольшие, всего несколько, но они были. Галеры с длинными веслами и косыми парусами находились вне досягаемости крестоносцев. Как только город оказался в осаде, две посудины сразу же отвалили от причалов и направились к противоположному берегу большого озера, где сарацинам ничто не угрожало. Местная знать и самые богатые сарацинские купцы бежали из Тибериады.

Вокруг города вдоль озерного берега почва казалась весьма плодородной, но чем дальше от озера, тем реже встречались виноградники, оливковые рощи, сады, финиковые пальмы и другие благородные растения. Возле холмов они пропадали и вовсе, сменяясь небольшими полями сарацинских крестьян, которые, продолжая обрабатывать свои убогие наделы под палящим солнцем, то и дело обращали в сторону христиан, захвативших городские предместья, недружелюбные взгляды.

К полудню началась просто невероятная жара. Вода в озере напоминала расплавленное стекло. Ни ветерка, лишь какая-то сероватая хмарь, висящая в воздухе. Горячий воздух пришел из пустыни вместе с песчаной пылью. Начался хамсин. Так, кажется, это явление называли, как помнил Родимцев из прочитанного о Святой Земле. Вскоре уже и солнца в небе видно не было. Оно превратилось в размытое световое пятно. Серая мгла хамсина низко повисла над башнями городских укреплений и над минаретами мечетей Тибериады. Душный обжигающий воздух словно напрягся в ожидании грозного, неумолимо приближающегося момента начала штурма.

Григорию не терпелось пробиться к той заветной калитке, о которой предупредил Мансур. Поднявшись на верхнюю площадку минаретной башни, откуда недавно пел молитвы муэдзин, Родимцев всматривался в южную часть городской стены. Ров, прокопанный от озера, в этом месте не был ни широким, ни глубоким. Вернее, когда-то, наверное, был, но за последние годы озеро обмелело, а ров не углубляли и не расширяли.

Потому воды в этом рву осталось не больше, чем по колено. Берег рва имел довольно пологий уклон, по которому вполне можно было забраться, а под самой стеной вырос кустарник. Выкорчевать его никто не позаботился. Потайная калитка, похоже, находилась именно за этими кустиками. Пробраться к калитке представлялось вполне возможным, но только пешими. Вот только со стен могут обстрелять, закидать камнями, или вылить на голову что-нибудь малоприятное, вроде кипящего масла.

Рассматривая пейзаж с минарета, Родимцев снова ощущал, как необычна эта земля, называемая Святой. И пусть тут не текли реки меда и молока, но имелось нечто странное, едва уловимое, в этом жарком воздухе, в камнях крепостных стен и башен, в пыльной пелене хамсина и в размытом пятне раскаленного солнца. И, возможно, это странное ощущение проистекало от чувства сопричастности этой земли великому прошлому. Ведь, подумать только, по этой древней земле, где-то здесь, на берегу Галилейского моря, ходил сам Иисус Христос!

Глядя на довольно высокие стены Тибериады с двумя десятками оборонительных башен, сложенные из черного базальта и построенные таким образом, что концы их выдавались на десятки метров в озерную воду, Григорий думал о том, что все время, от того момента, когда он так нечаянно оказался на месте Грегора Рокбюрна, он только и делал, что участвовал в мероприятиях, связанных с войной. Сначала он выполнял поручение по эвакуации Адельгейды, потом почти постоянно находился в боевых действиях. Так что заниматься каким-нибудь прогрессорством он возможности не имел. Для этого требовалась мирная передышка, а ее пока не предвиделось. Даже сделать образец огнестрельного оружия, который обещал графу Ибелину, времени не было.

Григория слегка обнадеживало то обстоятельство, что история уже немного изменилась. Этот факт наглядно иллюстрировала незапланированная осада Тверии, как называли этот озерный город в двадцать первом веке. В той истории, про которую Родимцев читал много умных книжек, ничего подобного не происходило. В середине августа 1266-го года никакой осады озерного города не последовало. После взятия Сафеда и разрушения замка Торон, сарацины султана Египта почти безнаказанно совершали набеги на окрестности Акры, потом Бейбарс взял город Библ и увел свою армию на север, в Киликию, оставив на местах лишь небольшие силы своих наместников.

Но, крестоносцы в тот раз не сумели быстро договориться между собой, чтобы собрать новую армию и воспользоваться ситуацией. Тогда только к октябрю крестоносцы смогли кое-как примириться на время, чтобы собраться с силами и попытаться организовать атаку на Тибериаду. Вот только поход к озерному городу не принес королевству христиан ничего хорошего. Крестоносцы разграбили городские предместья, но, возвращаясь обратно, попали под удар войск Бейбарса, нанесенный из захваченного замка Сафед, из-за чего в самом конце октября возле деревни Караблие воинство Акры постиг разгром.

А сейчас все пошло по-другому. Пока армия Бейбарса сражалась гораздо севернее Дамаска с царем армянской Киликии Хетумом и с его союзниками-монголами, христианам Леванта удалось объединиться, нанести поражение местным силам султана под Тарбуроном и быстро осадить Тибериаду. Родимцев помнил, что в тот раз Бейбарс 24-го августа в битве при местечке Мари одержал полную военную победу над армянами и их союзниками.

После чего султан разграбил половину Киликии, разрушив многие города и пленив множество народа. Весь сентябрь и половину октября Бейбарс только тем и занимался, прежде, чем отправиться с армией обратно. А потому сейчас у крестоносцев в запасе имелось достаточно времени. И, если им удастся быстро взять Тибериаду, то на театре военных действий может измениться многое. Во всяком случае, позиции христиан укрепятся для дальнейшего противостояния с армией султана Египта.

Неожиданно на башню поднялся капеллан Годфруа. Он всмотрелся в пейзаж, потом неожиданно сказал:

– Знаешь, брат Грегор, не во всех сарацинах есть злая сила. Они такие же люди и бьются за свою веру. Конечно, есть среди них и такие, которых не останавливает даже смерть. На таких вся их злоба и держится. Я с молодости сражаюсь с ними, и многое о них уже понял. Они очень упорные. И сарацины никогда не остановятся. Если мы прекратим сопротивляться им здесь, на Святой Земле, то может случиться, что они, расправившись с нами, захватят всю Европу. Они ненавидят нас и не пожалеют сил, чтобы растоптать христианство. Поэтому мы вынуждены сражаться. Во имя Христа и Храма.

Григорий кивнул:

– Я согласен с вами, брат Годфруа. На войне, как на войне. Если не победим мы, то победят нас.

К обеду жара усилилась. Братья-рыцари давно уже сняли шлемы и покрыли головы кусками увлажненной белой материи, стараясь находиться в тени строений и редких деревьев, но это мало помогало. У Родимцева болела голова, пот струился по всему телу, в висках стучали кузнечные молоты, а на душе было тревожно и тягостно – нелегкие думы и вопросы без ответов не оставляли его ни на один миг.

Родимцева беспокоил вопрос, как связаться с Мансуром, который оказался с другой стороны городской стены, чтобы он открыл калитку в стене, как и обещал. Григорий уже разглядел маленькую дверцу, скрытую за кустами на противоположной стороне крепостного рва, но этой калиткой, похоже, давно не пользовались. Похоже, что она представляла собой какой-то запасной выход ко рву. Но для чего именно такой выход мог использоваться, оставалось непонятным. Насчет Мансура Родимцев очень надеялся, что парень сам даст о себе знать. Если, конечно, будет жив.

Еще Григорий не знал, сможет ли на самом деле изменить соотношение сил, создав огнестрельное оружие. Даже если он сделает пушки и мушкеты, то сумеют ли они остановить Бейбарса? Гришу терзали сомнения, но он все-таки решился что-то предпринять. Да и не хотелось ему прослыть необязательным пустобрехом в глазах графа Ибелина. Раз обещал продемонстрировать образец нового оружия, значит надо делать и показывать графу.

Спустившись с минарета, Родимцев оказался на кривой улочке, часть которой, ведущая в сторону городских стен, была перегорожена наспех сделанной баррикадой, которую охраняли сержанты, вооруженные арбалетами. Подобная картина наблюдалась и на всех соседних улочках захваченной крестоносцами части Тибериады. Сарацины все еще сохраняли контроль за несколькими кварталами, расположенными снаружи городских стен.

От здания мечети Григорий повернул в противоположную сторону. Он шел на звук ударов туда, где уже расположилась полевая кузница тамплиеров. Крепкий парень, кузнец Дюбуа, вовсю орудовал своим молотом, заняв помещение одной из городских кузниц, откуда сарацины сбежали за городские стены при приближении христианского войска. Кузница оказалась брошена вместе со всем оборудованием. С наковальней, с тисками, с мехами для раздувания огня и даже с небольшой плавильной печью. В наличии имелся не только весь инструмент, включая сверла и напильники, но и много металлических заготовок.

Кузнец сразу узнал командира отряда и учтиво поздоровался. Гриша не стал говорить парню, что именно собирается изготавливать. Он просто выдал ему пергамент с эскизом небольшой простейшей пушечки, но пока не объяснил, для чего подобная штуковина нужна. Впрочем, кузнец и спрашивать не стал. Потому что приказ командира отряда не подлежал обсуждению.

Григорий задумал еще начертить подробные чертежи заготовок, необходимых для того, чтобы собрать мушкет с кремниевым замком. Родимцев рассудил, что ради достижения скорейшего прогресса в оружейном деле, этап начального развития огнестрельного оружия следует пропустить. Никаких самопалов, петриналей, склопеттов и прочих малоэффективных ручных бомбард, которые изготавливали два века подряд, он делать не собирался, да и аркебузы с тлеющим фитилем тоже никуда не годились. Тем более неприемлемым представлялся Родимцеву колесцовый воспламенительный механизм. Потому он и решил сразу пытаться изготовить кремниевое ружье. Только вот предстояло выкроить немало времени для изготовления подробных чертежей, чтобы кузнец смог сделать все необходимые детали спускового механизма. А пока пусть умелец сосредоточится на примитивной пушке, в которой и частей-то нет, кроме канала ствола, запального отверстия и простого лафета.

В том, что отрядный кузнец сможет изготовить примитивную гладкоствольную пушечку и даже сделает это довольно быстро, Григорий не сомневался. А уж картечь для выстрела тоже найти совсем не трудно. Хоть мелкие камушки использовать. Но, без пороха пушка стрелять не будет. Вот в чем главная проблема. Стояла задача изготовить порох, а с этим пока имелись вопросы. Где взять селитру и серу в Тибериаде? Впрочем, быть может, в городе имеется какой-нибудь алхимик, обладающий всеми необходимыми компонентами? Это Григорию предстояло выяснить в самое ближайшее время. Потому что Родимцев твердо решил поставить на вооружение собственного отряда огнестрельную артиллерию. Приняв должность командира, он уже получил возможность не дожидаться милости от сильных мира сего, а начинать действовать в нужном направлении самостоятельно. И почему бы не начать перевооружение прямо с отряда тамплиеров?

Глава 14

Сделав заказ кузнецу, Родимцев направился к берегу озера, туда, где сержанты ордена тамплиеров устроили водопой для лошадей. Григорий подошел к своему расседланному коню, который жадно пил воду из озера. Перед ним раскинулась водная гладь Галилейского моря, которое Родимцев помнил на картах двадцать первого века, как озеро Кинерет. Водоем славился питьевой водой хорошего качества.

Григорий смотрел вдоль городских стен на северо-западный берег озера, где возвышались два больших холма, называемые Рогами Хитина. Там наверху в нескольких километрах от озера когда-то состоялась печально знаменитая битва крестоносцев с армией Саладина. В тот раз крестоносное войско, движущееся на Тибериаду со стороны Акры, в такую же жару не сумело дойти до воды. И это предопределило печальный исход сражения. Следствием поражения стал захват Саладином Иерусалима. А все из-за того, что питьевая вода в этих засушливых жарких краях является важнейшим стратегическим ресурсом. Без доступа к воде в этих краях сражаться чрезвычайно трудно. И ни в коем случае нельзя планировать сражение. Победить, не имея достаточного количества воды, почти невозможно, потому что и люди, и кони постоянно теряют жидкость, потея на жаре, и очень хотят пить.

У самой озерной воды все-таки было чуть менее жарко, чем в душном воздухе кривых городских улочек. И Родимцев присел в тени чахлой ивы на какой-то большой камень, оставшийся от старинной разрушенной постройки. Их лежало много у самой воды. Кресты, выбитые на этих камнях, говорили о том, что когда-то на этом месте находилась не то церковь, не то просто часовня, которую разрушили завоеватели. Какой-то сарацинский лучник пустил в сторону Григория с южной башни стрелу, но она бессильно воткнулась в песок, не долетев метров пятнадцать. Орденские сержанты, организовывая водопой, предусмотрели возможность вражеского обстрела, правильно определив безопасное расстояние.

Вдалеке начали раздаваться глухие удары. Это заработали катапульты осаждающих, бьющие по району городских ворот, расположенных в центральной части стены. За это время к христианам подошла пехота, надежно защитив все подходы к катапультам со стороны осажденных. И сарацины не рисковали делать вылазки. Скорее всего, они надеялись на прочность стен и ждали подмогу за которой уже были посланы корабли, отчалившие от городских причалов. Так что расслабляться не представлялось возможным.

Отдохнув несколько минут, Григорий поднялся с камня, внезапно вспомнив, что даже не позавтракал. Погладив боевого коня и оставив его заботам сержантов, он направился в расположение отряда. По его приказу братья-рыцари заняли здание постоялого двора, расположенного на въезде в город с юга, рядом с той мечетью, которую капелланы спешно переделывали в церковь. В постоялом дворе он прошел в трапезную, где сержант-кашевар выдал ему горячую арабскую лепешку и полную глиняную миску с овсянкой, густо приправленной трофейным изюмом, что было просто роскошью по нынешним временам, когда вокруг имелось столько голодающих и пострадавших от войны.

Бойцы отряда частично уже поели. Но несколько братьев-рыцарей еще сидели над своими мисками в просторном зале. Только Родимцев уселся на лавку за длинный деревянный стол и начал деревянной ложкой есть вкусную кашу, как подошел оруженосец и сообщил, что пойман какой-то важный сарацин и другие знатные пленные. И в отряде ожидают решения командира о том, что с этими людьми следует делать.