Текст книги "Нечаянный тамплиер. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Августин Ангелов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Это трудно сделать. Дальше между нами и городом пространство открытое, а потому подобраться незаметно мы не сможем, да и караулы у них возле всех подходов стоят ближе к городу. Вон, отсюда даже видно, что на всех дорогах останавливают людей и повозки для досмотра.

Положение Родимцева, как командира отряда храмовников, конечно, значительно укрепилось после череды последних сражений. По крайней мере, все братья-рыцари убедились, что он не только не трус, но еще и на самом деле разбирается в вопросах тактики. Хотя, поначалу многие не верили в его компетентность по причине молодости. Симон де Буланже, напротив, один из немногих отнесся к нему благосклонно с самого начала их совместной службы. И Родимцев ценил хорошие отношения со знаменосцем, потому советы столь опытного воина, побывавшего во многих сражениях в местных условиях, нельзя было проигнорировать. Он собирался внимательно прислушиваться к мнению знаменосца.

У знаменосца отряда, согласно Уставу ордена Храма, имелся особый статус. Он, как будто бы, не был явным командиром, но его в бою вместе со знаменем, которое он нес, обязаны были защищать все остальные братья-рыцари. Так что оставалось не совсем понятным, какую должность занимает знаменосец по отношению к командиру отряда. Если капеллан явно претендовал на роль замполита, то знаменосец являлся кем-то вроде начальника штаба. Во всяком случае, пока так решил для себя Родимцев.

Задача у всех братьев-рыцарей была общая и понятная всем им: распространять свет Господа и противостоять сатанинским силам, которые представляли собой сарацинские армии. И все братья-рыцари в отряде могли без колебаний пойти на смерть ради веры, Христа и Храма. Однако, штурм Тибериады представлялся все еще слишком серьезным риском. Один барон Монфор так не считал. Он уже послал половину своих людей для того, чтобы разбить на виду у сарацин осадный лагерь, а потом наблюдать за тем, как в их рядах поднимется паника. На это, во всяком случае, надеялся сам барон. Конечно, Родимцев тоже понимал, что после гибели предводителя и утреннего разгрома значительных сил крестоносцами, войско Бейбарса, засевшее в озерном городе, оказалось ослабленным. Но, уравновешивало ли это риск штурма?

И снова мысли Родимцева возвращались к графу Ибелину. Он не мог понять, как этот умный человек мог после всех споров довериться Монфору? Но, возможно, что граф просто вел какую-то свою игру. В любом случае, Григорий пока не мог понять, чего следует ожидать от этих двоих. Было ясно лишь то, что барон очень хочет заполучить Тибериаду, а граф начал подыгрывать ему из каких-то своих соображений и несмотря на то, что Родимцев предупреждал его воздержаться от штурма этого города.

Впрочем, ситуация уже складывалась несколько по-иному. В той истории, которую помнил Григорий Родимцев, такого поворота событий, как разгром крестоносцами армии какого-то местного шейха, а затем и авангарда наместника Бейбарса в Галилее не припоминалось. Возможно ли, что удача повернулась лицом в сторону крестоносцев? Исключать такое было нельзя, но игра, конечно, пошла рискованная. Григорий был уверен только в своих бойцах. К счастью, все братья-рыцари в его отряде подобрались суровые и с боевым опытом. Такими серьезными рыцарями он всегда себе тамплиеров и представлял. Выпадал из общего ряда угрюмых молчунов, пожалуй, лишь добродушный Тобиас. Но, в бою и он никому из врагов не давал пощады.

– Если Монфор и Ибелин решат осаждать город по-настоящему, а не для видимости, то и мы присоединимся. Но, не раньше, – поведал Грегор Рокбюрн своему знаменосцу.

На что ветеран сказал ему:

– Насколько я понимаю, вы впервые командуете отрядом? Но я вижу, что вы проявляете такую же осторожность, которую проявил бы и я сам, убеленный сединами старик. А потому я выражаю вам свое согласие и доверие.

Это не было похоже на комплимент. Простая констатация фактов. Симон де Буланже заметил, что Родимцев и сам обладает немалым опытом ведения боевых действий. Конечно, ветерану, скорее всего, было весьма странно наблюдать, что молодой брат-рыцарь, который должен бы рваться на подвиги, проявляет вместо этого выдержку, благоразумие и осмотрительность. Но Буланже, кажется, не собирался выяснять, откуда парень нахватался непонятных военных талантов. Возможно же, что он просто гений и вундеркинд? Бывают же люди, вроде какого-нибудь Наполеона, которые с молодости уже неплохо разбираются в своем деле. Родимцев все больше уважал знаменосца. А потому произнес:

– Я ценю ваше доверие, и не собираюсь подводить наш отряд. Мне дороги жизни наших бойцов. И просто так я их на смерть не пошлю, что бы там не затевали Монфор с Ибелином.

– Понятное дело. Никто не должен погибнуть зря, а лишь тогда, когда Господь определит время смерти. Не раньше и не позже. И я верю, что мы не умрем зря, а очистим Святую землю от сарацин, – отозвался знаменосец, глядя вдаль на озерный простор.

Григорий молча кивнул головой. Пока они смотрели с холма на город у озера, верный оруженосец Мансур вызвался проникнуть во вражеский лагерь и все разузнать. Он прикинулся раненым бойцом сарацинской армии, что не составляло труда, потому что в ходе утреннего сражения Мансур действительно получил удар мечом по шлему. Не слишком сильный. Но правая бровь была у него рассечена и кровоточила, а глаз заплыл. С холма они видели, как фигурка парня смешалась внизу на дороге с толпой таких же раненых и отставших, бредущих к сарацинскому лагерю.

Тут примчался сержант и доложил, что прибыли госпитальеры. Грегор Рокбюрн вместе со знаменосцем покинули передовой наблюдательный пост, забрались в седла и вернулись в свой лагерь у водопоя. По дороге они проехали то место между холмами, где утром состоялась битва. Там до сих пор не всех похоронили. Еще кое-где виднелись трупы людей и туши павших лошадей, но похоронные команды делали свое дело, закапывая мертвых прямо там, где смерть нашла их, возле дороги. Если почва попадалась слишком твердая, то тела просто клали в кучи и закидывали камнями, создавая целые могильные холмы вдоль тракта.

Когда они подъехали к лагерю, госпитальеры уже поили коней рядом возле водопоя. Их прибыло не меньше сотни. Но, не все кони были расседланы. Командир отряда все еще находился в седле. Он поднял руку, увидев начальство тамплиеров. При этом выражение лица этого широкоплечего мужчины средних лет оставалось таким суровым, что жест можно было воспринимать не как добрый знак, а в качестве сигнала к атаке. Когда он поднял правую руку, те несколько рыцарей, которые тоже оставались в седлах, следуя за собственным командиром, сразу остановились.

А сам командир двинулся навстречу командиру тамплиеров. Подъехав поближе, он окинул Грегора Рокбюрна изучающим взглядом холодных выцветших голубых глаз. Его черный плащ украшали белые кресты. По одному гордому виду этого человека с бычьей шеей, с широко посаженными глазами, с узкими губами и большими залысинами было заметно, что этот властолюбец обожает покомандовать.

– Я капитан Арман де Бланшфор, – представился он.

Грегор Рокбюрн и Симон де Буланже тоже назвались.

Потом госпитальер подъехал к ним еще ближе и добавил:

– Я слышал, что вы, храмовники, затеяли здесь интригу, не желали пускать нас в наш собственный замок Тарбурон. Если это правда, то, воистину, вы поступили так, как не поступают добрые христиане.

Как там звали этого госпитального командира для Григория значения не имело. Он только сразу понял, что человек в черном плаще с белым крестом не настроен по-доброму. Иначе не начал бы беседу с осуждения бойцов храма, которые отстояли замок ценой своей крови.

– А я считаю, что вы свой замок бросили на поживу сарацинам. Мы же отбили его и удержали до прихода подкреплений, – сказал Родимцев.

Госпитальер промолчал, но взгляд Бланшфора наполнился злобой, скользнув по лицу Григория, подобно клинку. При этом лицо самого капитана перекосилось, губы скривились, а рука в латной перчатке дернулась в сторону меча. Родимцеву показалось, что госпитальный командир собирается напасть на него и уже готов пришпорить коня. Присмотревшись, Гриша заметил, что суровое лицо госпитальера выглядит вблизи обрюзгшим и одутловатым, как у пьющего человека. И точно, от собеседника исходил запах перегара.

Бланшфор смотрел на Грегора с плохо скрываемым призрением. С чего бы? Неужели так ненавидит храмовников? Прежде капитана госпитальеров Григорий не встречал, а вот другого всадника, одного из свиты Бланшфора, уже видел. И даже дрался с ним возле кузницы. То был брат Гаспар, высокий и широкоплечий, с острым подбородком и маленькими свиными глазками. Ошибки быть не могло. Уж этот точно затаил злобу именно против Грегора Рокбюрна.

Тут вмешался знаменосец:

– Мы ничего не замышляли против вас. Наши братья просто обороняли замок до тех пор, пока объединенное христианское войско графа Ибелина и барона Монфора не пришло на выручку. Неужели вы думаете, что храмовники зря проливали кровь, обороняя христианский замок против сарацин? И поверьте, нам было не до интриг. Мы покинули Тарбурон по первому требованию. Так что же вы еще хотите от нас?

– Братьям Храма, кажется, удалось убить сколько-то сарацин. Что же, вам повезло, что они на этот раз не перебили всех вас, как недавно в Сафеде, – пренебрежительно бросил Бланшфор. Потом добавил сквозь зубы:

– Поздравляю.

– Спасибо. Думаю, что мы уложили несколько сотен. Только за вчера и сегодня мы выдержали три сражения подряд, – уточнил Григорий.

Бланшфор снова бросил на них со знаменосцем презрительный взгляд. А за его спиной брат Гаспар недобро ухмыльнулся.

– Так значит вы, храмовники, уже возгордились и возомнили себя победителями нехристей? Но, гордыня является смертным грехом, не так ли? – проговорил Бланшфор. И зло добавил:

– В Сафеде сарацины уже отрезали головы таким гордецам. Вот явится снова Бейбарс с армией, тогда пожалеете, что на свет родились.

Капитан госпитальеров умолк, осознав, что сморозил нечто лишнее. От знаменосца это не укрылось. Ветеран сказал сурово и веско:

– Не вам, брат Арман, бередить наши раны. В Сафеде наше братство потеряло лучших людей. Но, замок был взят лишь с помощью хитрости и предательства, а не в открытом бою. Что, смею надеяться, хорошо вам известно. Что же касается армии Бейбарса, то вы только что высказались о ней так, словно бы сами находитесь на стороне нехристей. Или мне это послышалось?

– Вы неправильно меня поняли, брат Симон. Я высказался в том смысле, что враг слишком коварен и силен. А потому нам всем нужно быть осторожными и не расслабляться даже после славных побед. Я сам недавно потерял возле Библа много отличных бойцов, – пошел на попятную Бланшфор.

– Так не будем же тогда пререкаться, а займемся делами. Вы, если я не ошибаюсь, направлялись к Тарбурону? Так вот и езжайте туда, – сказал знаменосец. Вняв его словам, госпитальеры, прекратив разговоры и развернув коней, поехали в сторону крепости.

Глава 11

Вечером снова состоялся военный совет в Тарбуроне. Послали и за командованием храмовников. Грегор Рокбюрн вместе со знаменосцем Симоном де Буланже выехали в сторону замка, когда солнце уже клонилось к закату. Едва они приблизились к крепости, как обратили внимание, что уже вовсю начались восстановительные работы. Пленные генуэзские саперы, умелые мастера, захваченные в бою вместе с катапультами, начали долбить в склоне холма перед фасадом замка ров, а камни, которые в ходе этих работ доставали, сразу же использовали для наращивания стен.

Барон Монфор, как всегда, восседал во главе стола. Как коннетабль королевства Иерусалимского он командовал армией, отвечал за мобилизацию рыцарей, пехотинцев и наемников, а также обладал властью вершить военный суд. Это была очень важная должность, фактически, министр обороны, второе лицо в государственной иерархии после наместника короля, которым был Генрих Антиохийский. Во время отсутствия Монфора, в Акре командовал его заместитель, маршал королевства Жоффруа де Сержин, храбрый и честный рыцарь, как говорили о нем. Так что Монфор сидел во главе стола военного совета и брал на себя роль главнокомандующего по праву своей должности.

Первая жена Филиппа Монфора Элеонора де Куртене, дочь императора Латинской империи, основанной после захвата крестоносцами Константинополя, умерла еще в 1229-м году, родив Монфору сына Филиппа-младшего и двух дочерей Элеонору и Жанну. Барон был женат и вторым браком на Марии Антиохийской, дочери князя Антиохии Раймона. У них родились четверо детей, двое мальчиков, Жан и Онфруа, и двое девочек, Эльвисиа и Алекс. Но, вторая жена Монфора тоже давно умерла, еще в 1257-м году, а дети выросли. Потому барона ничего не удерживало дома. За последние годы он сделался старым волком войны, одиноким и свирепым.

Граф Жан Ибелин Яффский, который сидел по правую руку Монфора, не занимал какой-либо должности при дворе Иерусалимского королевства в Акре. Да и был он известен больше, как юрист и политик, один из опекунов малолетнего короля Кипра, а не как доблестный рыцарь. Хотя и бездарным военачальником его тоже никто не мог назвать, потому что он тоже участвовал во многих сражениях, заканчивающихся для него удачно, хотя и не блистал какими-то запоминающимися рыцарскими подвигами. Просто Жан Ибелин был достаточно умен и прагматичен, чтобы не рисковать сверх меры.

Личная жизнь у графа сложилась не слишком счастливо. Жена, Мария Армянская, сестра царя Армении Хетума I, родила ему девять детей: четверых мальчиков и пятерых девочек. Но, отношения в семье сделались очень плохими, а фактически супруги разошлись и разъехались, когда Мария узнала о романе своего супруга с Плезанцей Антиохийской, матерью малолетнего короля Гуго II Лузиньяна. Взбешенная Мария написала жалобу на прелюбодеяния мужа римскому папе, забрала младших детей и уехала к своим родственникам в Армению, где заболела и умерла. Любовница Ибелина Плезанция тоже скончалась.

Оставшись одиноким, граф решил засесть за труды, начал писать пространный юридический трактат. Жан Ибелин хотел отразить в своей книге правовую структуру Иерусалимского королевства. В результате получился большой сборник ассизов, в котором рассматривались вопросы, как феодальной, так и церковной власти, а также работа Верховного совета сеньоров королевства. Граф написал бы еще, но его уединению и мирному занятию помешала война.

Тамплиеров на этот раз посадили рядом с Ибелином, а по левую руку Монфора теперь сидели госпитальеры. Целых три человека: капитан Арман де Бланшфор, брат Гаспар и незнакомый пожилой брат-рыцарь. Присутствовали также барон Амальрик де Бельмонт и еще несколько знатных рыцарей, имен которых Грегор Рокбюрн не знал. Один из госпитальеров, который не был знаком Григорию, докладывал:

– Лазутчики, которые есть у нашего братства в Тибериаде, сообщили, что возле города Бейбарс оставил отряд примерно в три тысячи воинов. После сегодняшнего боя между холмов у них осталось не больше тысячи всадников. Причем, больше половины кавалерии составляют наемники, легкие лучники. А костяк отряда состоит из боевых рабов султана – мамелюков. Их всего триста или четыреста. Все остальные – это пехотинцы с копьями и алебардами. Среди пехоты есть сотня перебежчиков, бывших христиан, вооруженных мечами. Они используются для прикрытия копейщиков.

– Есть ли сведения, кто командует ими? – поинтересовался Жан Ибелин.

– Да, мессир. После гибели наместника Бейбарса в Галилеи, единого командования нет. Есть только несколько командиров отрядов. Но, власть в Тибериаде у эмира Мусы Китаба. Это мамлюк, возвысившийся из близкого окружения Бейбарса.

– А что говорят ваши разведчики о наличии припасов в городских кладовых? У горожан будет, чем питаться, если мы перережем дороги? – спросил барон Монфор.

– Кладовые полны. К тому же, у них имеется озерный флот, который сможет снабжать город и сарацинское войско через озеро, – ответил госпитальер.

– А это значит, что осада Тибериады не приведет к успеху, – вставил граф Ибелин.

– Тогда нам остается только штурмовать, – сказал Монфор.

– Это большой риск. Город хорошо укреплен, – возразил граф.

– Без риска и крови не обойтись, понятное дело, – вставил свое слово командир госпитальеров.

– Сам город укреплен, но не укреплен сарацинский военный лагерь, разбитый возле его стен. Возможно, что стоит напасть сначала на них, – высказал свое мнение Симон де Буланже.

– Мы можем разгромить их лагерь, если даже и не возьмем сам город. Но, все это рискованно, – высказался граф.

– Риски на войне есть всегда, мессир. Хуже то, что не получится напасть внезапно. Думаю, что сарацины уже послали лодку через озеро, чтобы сообщить Бейбарсу о нашем присутствии тут, – сказал Монфор. Потом добавил:

– Я предлагаю рыцарскую атаку, чтобы смять их. Уничтожим сарацинский лагерь возле Тибериады, а потом соберем катапульты и начнем бить по стенам, после чего оставшиеся в городе сами запросят пощады. Возможно, что сдадут город, и нам не придется даже заставлять своих пехотинцев лезть на стены.

Григорий слушал и размышлял. Войско крестоносцев казалось ему недостаточно большим для осады или штурма города. Даже после победы в утреннем сражении и прибытия подкрепления в виде отряда госпитальеров, решающего преимущества над противником в численности живой силы достигнуто не было. А атакующей стороне оно просто необходимо, потому что потери атакующих, по правилам военной науки, всегда больше, чем у тех, кто обороняется на подготовленных и хорошо укрепленных позициях, которыми являются крепостные стены.

– А если им, например, предложить переговоры? Пусть сдадут город, а мы выпустим их беспрепятственно со всем имуществом? – предложил барон Амальрик де Бельмонт.

– Нет, это несерьезно. Они станут затягивать любые переговоры, дожидаясь, пока Бейбарс не подойдет на помощь, – возразил Монфор.

Барона без баронства поддержал Ибелин:

– Ну, почему же несерьезно? Можно сначала разгромить их лагерь, затем поставить катапульты и начать бить по стенам. И только потом предложить переговоры, угрожая разбить стены до основания. По-моему, это будет неплохим аргументом.

– Так вы, все-таки, не отрицаете возможность нашей атаки на город, Жан? – спросил Монфор графа.

Ибелин посмотрел на него немного высокомерным взглядом, как человек, осознающий свое интеллектуальное превосходство. Потом сказал:

– Не отрицаю, Филипп. При теперешнем положении, когда противник понес значительные потери в бою, а к нам сюда подошли госпитальеры, да и в Акре, как сообщил мне вернувшийся курьер, собраны немалые резервы, я считаю, что попробовать мы можем. Но, успех будет только в том случае, если мы не кинемся в предстоящее сражение необдуманно, а наоборот, если проявим мудрость и выдержку. Мы должны дать понять сарацинам, что пощадим всех, кто добровольно сложит оружие. Иначе сопротивление неприятеля окажется гораздо сильнее.

– Нет, мессир. Такое одобрить мы, братья госпиталя Святого Иоанна, никак не можем. Для нас биться с сарацинами означает быть к ним беспощадными, – вмешался Арман де Бланшфор и посмотрел на тамплиеров, как бы ища поддержки.

Но, знаменосец сказал:

– Граф Яффы говорит дело. Нужно проявлять благоразумие. Оно всем нам не помешает.

– И с каких это пор храмовники сделались такими осторожными? – подколол брат Гаспар.

Но, тамплиеры не стали на этот раз пререкаться. Они промолчали. Зато Монфор подвел итоги совещания:

– Итак, решено. На рассвете атакуем сарацинский лагерь возле города. Все к этому моменту должны приготовиться к бою. Разгромив их шатры, подойдем к городским стенам и поставим катапульты. А потом призовем их пойти на переговоры. Все согласны?

После того, как собравшиеся подтвердили согласие идти на Тибериаду, Монфор велел оруженосцам подавать ужин.

Спускаясь от Тарбурона на закате вместе со знаменосцем, когда солнце уже опустилось за перевал, но еще освещало небо, Григорий сверху осматривал лагерь Монфора, в котором присутствовала четкая структура линий, вдоль которых располагались палатки. Лагерь Монфора немного даже напоминал военные лагеря древних римлян. Во всяком случае, вокруг палаток соорудили частокол. За это время часть лагеря уже сняли и перенесли на новое место. К сторожевой башне, отбитой у врагов утром и расположенной гораздо ближе к Тибериаде. А дальше, у водопоя, располагался лагерь графа Ибелина. Не такой стройный и ладный, как у Монфора, и состоящий из трофейных сарацинских разноцветных шатров, сшитых из кусков разных тканей.

Когда они проезжали вдоль коновязей, к ним подошел рыцарь Бертран де Луарк. Вопреки своему обыкновению он, вроде бы, не был пьян. Француз поинтересовался, что там решили на военном совете. Но, ни Григорий, ни Симон не сказали ему точно, какие решения приняли, потому что к пьющему человеку особого доверия не было. Опасались, что он мог спьяну выдать военную тайну каким-нибудь вражеским лазутчикам.

Григорий ездил в Тарбурон на запасной лошади, потому что его конь Антоний сильно хромал после последнего боя, а рана его, полученная в предыдущем бою, разошлась и кровоточила. Потому Родимцев возле коня остановился и спешился. Он принес Антоше несколько сладких яблок, взятых со стола у Монфора. Мансур отправился на разведку, а потому за жеребцом командира ухаживал Жиль, оруженосец покойного Рене Дюрфора. Знаменосец вместе с Гришей осмотрел рану коня и сказал, что надо обратиться к капеллану, но не к Годфруа, а к Жирому де Шане, который, оказывается, умел очень хорошо лечить лошадей. Они нашли Жирома в лагере, и капеллан сразу пришел на помощь рыцарскому коню. Наложением рук на рану и молитвой он остановил кровь. А потом сам наложил повязку. Родимцев в очередной раз поразился, какой силой молитв обладают орденские капелланы. Глядя на исцеление своего коня, Григорий вспомнил, как второй капеллан, Годфруа, лечил маленькую немку Адельгейду и сказал об этом:

– Вы поистине творите чудеса молитвой, брат Жиром, большее чудо я видел только, когда брат Годфруа лечил одного маленького ребенка, пострадавшего от удара сарацинской сабли. Тогда из-под рук Годфруа даже исходило сияние.

– Брат Годфруа является одним из тех, кто посвящен в тайну Духовного Капитула, – поведал Жиром.

– А что, в нашем братстве, кроме обычного капитула, существует и какой-то еще? Я о таком даже не слышал, – удивился Родимцев.

– Много чего сокрытого существует внутри нашего братства Христа и Храма, – сказал старик, внимательно посмотрев на Грегора Рокбюрна. Потом спросил:

– Вот, например, ты знаешь легенду о Храме, Грегор? – спросил капеллан.

– Нет, никогда не слышал, – честно признался Григорий.

– А, между тем, эта легенда очень важна для понимания духовных основ нашего братства. И я расскажу тебе эту легенду. Великий и мудрый царь Соломон, решив построить Храм, собрал самых лучших мастеров и поручил руководить ими своему придворному архитектору Хираму Абифу, посланному к его двору дружественным царем Тира.

Хирам был архитектором и искусным литейщиком, знал он и многие другие ремесла. И потому назначил его царь Соломон Великим Мастером по праву. Он разделил всех строителей Храма на Учеников, на Подмастерьев, и на Мастеров. Для Учеников Хирам выдал отдельный пароль, секретное слово, которое обозначало их принадлежность и устанавливало дисциплину. Но, трое из Подмастерьев не захотели подчиняться Великому Мастеру. Они хотели заставить Хирама дать им пароль, чтобы называться Мастерами. Но они Мастерами не были, а потому Хирам не открыл им пароль, хотя они и угрожали Великому Мастеру.

Тогда они замыслили заговор. И в час, когда медный расплав должен был заливаться в формы для изготовления огромных храмовых колонн, они сделали так, что горячий металл, которого было очень много, полился мимо форм на толпу строителей. Это зрелище наблюдали сам Соломон и царица Савская, которые пришли, чтобы поздравить Хирама с успешной отливкой медных колонн для Храма. Однако, ничего не могли поделать. Хирам же, опозоренный, так и стоял посередине огненного потока.

И в этот момент Великий Мастер услышал голос с неба, зовущий его. И Господь сказал ему: «Не бойся. Ты не сгоришь. Сойди в пламя.» И Хирам ступил в расплав, и все увидели, как он утонул в нем. И дал Господь власть Хираму над стихией огня. Потому выбрался Великий Мастер из расплава невредимым, да еще и с чудесным молотком, которым тоже наградил его Господь, сказав, что с таким молотком, да еще и с властью над стихией огня, Хирам быстро закончит работу. И что дано ему построить Храм Духа Человеческого. Так и случилось. Уже на рассвете нового дня Великий Мастер завершил плавку.

И колонны для Храма были изготовлены и установлены. Все ликовали, а царица Савская так восхитилась, что влюбилась в Великого Мастера. Но царь Соломон заметил это и воспылал ревностью. Он велел трем Подмастерьям, которые ненавидели Хирама, убить его. Что они и сделали. Однако слово Мастера, которое было выгравировано на золотом треугольнике, которым Хирам пользовался для измерений, узнать убийцам не удалось, потому что Хирам успел выбросить мерный треугольник в глубокий колодец, а залезть туда злодеи не смогли. Их схватили и казнили по приказу царицы Савской, а головы из отнесли Соломону. Царица покарала убийц возлюбленного, но она не понимала, что сама и явилась причиной его гибели. Если бы она не полюбила Хирама, то был бы он жив. А потому и говорим мы: «Бойтесь женщин!»

Хирама же похоронили в пределах Храма со всеми почестями. Он уже сам не увидел свое творение, но с тех пор Великий Мастер Хирам стал почитаться покровителем всех мастеров. А сам Храм – это не только здание, а Храм Божий, который внутри и вокруг нас. Хирам был одним из Великих Учителей человечества, предшествующих приходу Сына Божьего Господа Нашего Иисуса Христа. И вот, когда основали наш орден, и правитель Иерусалимского королевства Балдуин II отдал первым девяти рыцарям юго-восточное крыло мечети Аль-Акса прямо над Соломоновыми конюшнями. Оттуда вглубь Храмовой горы шел подземный ход, который обнаружил Гуго де Пейн. Пройдя по нему, он вышел к древнему колодцу, на дне которого и нашел тот самый золотой треугольник. Таким образом, реликвия была обретена в подземельях под горой Мория, что в Иерусалиме. И обнаружилось, что на золотом треугольнике Хирама выбито слово «Бафомет», одно из имен Великого Архитектора Вселенной.

Глава 12

Начинало рассветать, когда Грегор Рокбюрн, завернувшись для маскировки в черный монашеский плащ, пробирался среди масличных деревьев на холм в сторону наблюдательного пункта. До этого братья-рыцари, оставленные нести караул возле дозорной башни, прислали гонца с сообщением о том, что получены сведения от Мансура. Этот ловкий парень не только смог проникнуть в неприятельский лагерь, но и уже организовал там целую разведывательную сеть. В ночи он сумел выскользнуть из вражеского стана и подойти к сторожевой башне, чтобы передать важные сведения христианам. После чего снова ушел на территорию неприятеля.

Мансур докладывал о том, как обстоят дела в Тибериаде и вокруг нее. Тамплиеры разбудили командира отряда и доложили ему все, слово в слово, о том, что сообщил лазутчик. После чего Родимцев вместе со своим знаменосцем поспешили на холм для рекогносцировки. Они мало поспали и плохо выспались, потому что обустраивались на новом месте. За ночь передовой лагерь перенесли ближе к новой линии противостояния. И теперь палатки размещались в прямой видимости города.

– Монфор расположил свои шатры довольно близко к неприятелю. Это может быть чревато встречной атакой со стороны сарацин, – заметил знаменосец.

Григорий посмотрел вниз, где у подножия холма люди Монфора уже расставили немало палаток в передней части нового осадного лагеря. А дальше до самого города вдоль дороги раскинулось пустое пространство не менее километра, лишь местами поросшее оливковыми деревьями и редким кустарником. На этом пустыре вполне могла бы действовать кавалерия. И потому стремительную контратаку со стороны города исключать было глупо.

– Мансур докладывает, что их там больше, чем мы думали. Еще около трех с половиной тысяч бойцов, – сказал Григорий.

– Да, это вполне возможно, хотя госпитальеры говорили лишь о трех тысячах, – кивнул ветеран.

Родимцев продолжал:

– Госпитальеры правы в определении численности войск в городе, но Мансур сообщает, что есть еще один отряд кавалерии, сотен пять, который стоит южнее Тибериады, возле Иордана, и может в любой момент выдвинуться оттуда против нас.

– Я так понимаю, что стены держат простые сарацинские пехотинцы? Наемники или даже ополченцы? Они плохие вояки в обороне, – заметил знаменосец.

Но, Григорий не согласился:

– Нет. Мансур доложил, что сарацинские командиры предполагают удерживать сами стены с помощью христиан-перебежчиков, а также пеших мамелюков. Эти будут драться. Им терять нечего. Но главное, что он сообщил нам, так это наличие лазейки в город. Между Южной башней и Южными воротами в стене есть маленькая калитка. И Мансур нам ее откроет.

– Туда еще надо подойти, – возразил ветеран.

– Подойдем, если сразу атакуем в том направлении, – успокоил Гриша.

– А насколько можно доверять этому Мансуру? – задал вопрос знаменосец.

– Я абсолютно в нем уверен, – сказал Родимцев.

– Значит, будем наносить удар в сторону той калитки. Если прорвемся и все пройдет удачно, то это будет хороший шанс победить, – сделал вывод ветеран.

– Да, пойдем вперед на правом фланге, – кивнул Григорий.

Между тем, враги тоже не спали. В сарацинском лагере еще до рассвета началось шевеление. И теперь войска начинали строиться.

– Центр у них занимают мамелюки из гвардии Бейбарса, боевые рабы. На флангах их поддержит легкая кавалерия, – заметил пожилой тамплиер. Несмотря на возраст, зрение у него оставалось весьма острым.

Родимцев тоже внимательно всмотрелся вдаль и увидел над всадниками, строящимися напротив стен города, черное знамя со скрещенными саблями, а сами всадники блестели начищенными шлемами и стальной чешуей. Этот отряд в полтысячи всадников определенно представлял собой немалую силу.

– Монфор собирается противостоять им своими рыцарями, – сказал Григорий, посмотрев с холма вниз, где у его подножья начали формироваться боевые порядки под знаменами коннетабля Акры с большим красным крестом на белом поле, делящим знамя на четыре части, в каждой из которых присутствовали маленькие красные крестики.

– На нашем левом фланге против их легкой кавалерии вперед пойдут госпитальеры, на правом ударим мы, а войско графа Ибелина будет в резерве, – заметил знаменосец, еще раз повторив то, что вчера решили на военном совете.