Текст книги "Время шаманов"

Автор книги: Аве Бак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

ИНЫЕ ПРАВИЛА

«В тот вечер Тор взял своих козлов и убил их. С них содрали шкуру и положили в котел. Когда они сварились, Тор и его товарищи сели за ужин. Тор пригласил также крестьянина, его жену и детей…. Затем Тор положил козлиные шкуры возле очага и сказал крестьянину и его людям, чтобы они брали кости и шкуры. У Тьяфли, сына крестьянина, была кость из бедра одного из козлов: он расколол ее ножом, чтобы добраться до мозга. Тор переночевал там. На следующий день он встал перед рассветом, взял молот Мйоллнир и благословил останки козлов. Оба козла поднялись, но один из них хромал на заднюю ногу».

«Младшая Эдда»

Колчанов критично разглядывал свое отражение в зеркале после привычного утреннего бритья: «Постарел, Миша, постарел. Нос еще больше и толще стал, хорошо волосы на месте, но теперь уж и не видно, что был ты светлым с рыжинкой блондином – все в седине. Подбородок окаменел, квадрат квадратом. А глаза твои голубые сигналят, что еще чего-то в жизни очень хочется».

Михаил Иванович недружелюбно посмотрел на разбалованный пивом животик и грустно вздохнул. Вообще-то он хороший муж и отец, но налево всегда любил сходить. И сейчас еще бывает, нет-нет, да и согрешит на стороне, но конспирацию всегда соблюдал. Хотя подозревает, что Лизавету на мякине не проведешь. Не только красива, но и умна. Красота потихоньку вянет, а ум только острее становится. Знает, знает хитрая баба, что чудит иногда супружник, вернее фактов-то у нее нет, а вот интуиция ей не врет.

─ Миша, – позвала жена, – завтрак на столе! Целую, я убежала.

─ Давай, Лиза, до вечера!

Только принялся за яйцо всмятку, как нервно зазвонил телефон. Именно нервно. Колчанов для себя отмечал, что телефон звонит по-разному. Ясно, что быть такого не может. Аппарат он и есть аппарат – без души, без чувств, но, кажется, что не всегда. Михаил Иванович пошел в коридор к телефону, поднес трубку к уху и тихонько подул в нее, чуть-чуть, чтобы только легкий шумок полетел на тот конец. Привычка, выработанная годами. С той стороны начнут кричать «Алло! Алло!», а он уже определит, кто хочет с ним поговорить. Все друзья, коллеги и члены семьи эту манеру знают. Начинают разговор первыми и представляются, тогда уж и Колчанов подключается. А если с кем нет желания общаться, трубку положит – и звони себе названивай. Особенно блюдет майор это правило, когда попадается непростое дело с неизвестными. При такой ситуации может звонить кто угодно, чтобы проверить, правильный ли номер главного следователя разыскали, а то еще и угрожать станут или просто громко подышат в трубку. Тогда пусть первым начинает разговор этот кто-то, а Колчанов послушает. А если потребуется, то на свое усмотрение еще и запись разговора выполнит на магнитофонное устройство, присоединенное к телефону.

Колчанов подул в трубочку и прислушался.

─ Алло, алло, Михаил Иванович, это Григорий Цандер звонит, трубку возьми!

─ А-а…, Григорий Яковлевич, доброе утро. Рад слышать, но что-то голос у тебя тревожный. Случилось что?

─ И да, и нет. У меня все в порядке, но хотел бы увидеться, а еще лучше приезжай ко мне на работу. Сможешь?

─ Попробую. Только не сразу, не с утра. В течение дня устроит?

─ Устроит, устроит. Жду. Далеко отлучаться не буду.

─ Ладно. Договорились.

Гриша Цандер, бывший одноклассник Колчанова, работал директором самой большой городской свалки. Они с Колчановым были родом из Разгульска, а вот случилось же, что по очереди лет пятнадцать тому назад оба оказались в N-ске. Чтобы крепко между собой, нет, не дружили, но приятельские отношения поддерживали.

Гриша Цандер по жизни гонялся за деньгой и всегда за ней успевал. Поэтому относился к классу успешных средних буржуа с их кругом общения и связями.

«Вечно у этих бизинков проблемы, – ворчал про себя майор, – а причина одна – все норовят друг у друга жирный кусок изо рта выхватить. Как влезут в дерьмо, которое сами же навалили, то выручай родная милиция! Но съездить придется, видно, что-то здорово у Цандера не в порядке».

* * *

Эксперт Сергей перезвонил майору в кабинет и сообщил, что в НИИ подтвердили – шерсть росомашья, а увеличенную фотокопию картины он передал для Колчанова своему соседу-милиционеру из райотдела и тот должен занести ее Михаил Ивановичу. Тот не задержался. Зашел с утра и положил майору на стол фотолист, свернутый в рулон.

─ Что, Миша, на искусство потянуло?

─ Скорее это искусство потянулось ко мне всей своей великой силой! – Отшутился Колчанов.

Развернул фотокопию и прикрепил ее кнопками к стенду на стене.

«Картина как картина. Улочки, домики, река за поселком. Что ж тебя незнакомец к ней подвело, что такого важного для себя ты смог разглядеть?»

Колчанов решил, что надо бы достать старый план Соломенной слободы и попробовать «наложить» его на картину, определить, какие улицы изображены, а может и установить номера домов, через них выяснить фамилии семей, которые когда-то в них проживали. Свой район, а вообще и весь город майор знал как «Отче наш», но с Соломенной слободой познакомиться не довелось. Снесли ее за год до его назначения в N-ск. Уж больно старый, заброшенный был поселочек. Там, говорят, в последние годы перед сносом и люди толком не жили – половина домов пустыми стояла.

К обеду первым с докладом появился капитан Цапкин. Из его данных, которые основывались на воспоминании двух одноклассников Николая Карасева, получалось, что умер парень неожиданно и быстро, своей смертью, дома на кровати, на следующий день после выпускного вечера в школе, на который, кстати, не пришел. Коля этот был очень замкнутый, недружелюбный, учился на отлично и обладал недюжинной физической силой. До пятого класса был общительным обычным ребенком, но сильно переболел менингитом, чуть не помер, после выздоровления стал совсем другим человеком. Да, еще одноклассники подтвердили, что у Карасевых квартировал в те времена нерусский узкоглазый старичок и ходили слухи, что это он вылечил Колю от менингита, а совсем даже не врачи. Ничего подробно про старика сообщить не смогли – не знают.

─ Леня, ты попроси их сходить с тобой в музей наш краеведческий. Подведешь вот к этой картине, – Колчанов указал на стенд. – «Соломенная слобода» называется. Возьми с собой старый план города. Пусть подскажут, какие на картине улицы изображены, чьи дома, кто жил в них? А вдруг и дом Карасевых на полотно попал? Ты меня хорошо понял?

─ Попрошу, товарищ майор. Организуем экскурсию.

─ И все отметишь на городском плане, который сам же по архивам и найдешь. Я перезвоню в архитектуру, чтобы они тебе помогли.

* * *

К Цандеру в офис смог приехать только к трем дня. Контора находилась в двух километрах от свалки, но для нетренированного носа это не становилось спасением.

Гриша поднялся из-за стола на встречу к Колчанову.

─ Вот хорошо, Миша, что смог вырваться. Садись, садись. Чай, кофе?

─ Какой, к чертям, чай в такой вони! И не унюхаешь, что пьешь. Я тут долго не выдержу, рассказывай скорее дело.

─ Мишенька, – засуетился Яковлевич, – да разве я б звал тебя сюда, если б вопрос как раз не касался этой проклятой свалки? Сели б сейчас в приличном ресторане, как люди, без посторонних антисанитарных запахов, но тут, я тебе скажу, особый случай, просто экстраординарный!

─ Гриша, не томи, я погибаю без противогаза, переходи к делу! – Поторопил майор болтливого Цандера.

─ Перехожу, уже перешел. Два дня назад у меня на свалке пропал обычный народ – бомжи, бутылочники, короче, люмпены исчезли. То их захочешь – не разгонишь, а тут добровольно испарились. Я аж занервничал, Миша, я оскорбился, чем им стала плоха моя свалка? Бомжи, – они ведь как змеи перед наступлением цунами. Просто так не пропадают с нагретых мест. Я, Миша, вызываю начальника участка Петровича и спрашиваю: «Уважаемый, где народ?» – «А нету, – говорит, – народу. Ушли, из-за страха.» – «Из-за какого такого страха, говорю, кто их тут обижал. Жили как у Христа за пазухой и объедки, и бутылки, и пластмасса, и картон. Шикарнейшие условия для деградированных личностей!» – «Не-а, – отвечает Петрович, – уже все – нету тех условий. Колдун появился, злой дух свалки». – «Петрович, говорю ему, отложите мистику в дальнюю сторону, а то уволю по сокращению штатов, доложите по форме!» – «Докладываю. Уже пять собачьих шкур нашли бомжи. И не просто шкур, а каждая завязана мешком шерстью наружу и внутри кости собачьи – все до одной. И череп, и хвост, и ребра, и ноги. Во!» – «Так в чем же дело? – спрашиваю у него. – Что бомжи с голодухи собак не едят? Сами ж и слопали!» – «Не-а, не сами. Кости все белые-белые, как в котле сваренные, мяса ни кусочка, а шкура внутри вычищена, выскоблена – хоть шубу шей! Бомжи неделю шептались-шептались, а как пятый мешок нашли, так и дали деру, пока говорят, нас колдун жрать не стал!»

─ Может это их так конкуренты отпугивают? – предложил Колчанов.

─ Миша, я эту публику знаю уже столько лет! На такие трюки у них ума не хватит. И потом, без моего разрешения никто лишний в этих охотничьих угодьях не появится. – Уверенно заявил Цандер.

– Задача. Мешки будем смотреть, но, скажи, Гриша, почему злой дух, колдун? Отчего такая категоричность?

─ Вот-вот, в точку! А дело в том, дорогой мой одноклассник, что, по словам Петровича, видели они ночного гостя, видели! Ну не нос в нос, а видели в сумерках чужого человека вдалеке, который стоял и прикармливал чем-то собак, а они возле него за жратвой вились целой стаей. И были там собаки, которые не один месяц с бомжами на свалке благополучно проживают. А через день-другой именно их завязанные шкуры и находили мои постоянные клиенты. По шкурам, по окрасу и узнавали где Бобик, где Шарик. Петрович говорит, что некоторые даже плакали по своим собакам.

─ Бомжи, собаки, шкуры…. Гриша, ну почему ты думаешь, что мне это интересно? Мало ли собак дохнет бродячих? Да и бомжи их едят с аппетитом, особенно зимой. Что я должен делать с твоей информацией, скажи мне, ну что? Протокол составить о бесславно погибших дворнягах?

─ Не знаю, Миша. Может, я излишне драматизирую ситуацию, но это какая-то маниакальная тенденция прослеживается. Кому нужно не просто угрохать собачонку, а вот так еще и оформить похороны? Просто, это слишком. Кстати, один старый бомж, он у нас отшельник, ну живет на краю свалки отдельно от прочей братии, говорил Петровичу, что видел, как этот колдун убил собаку. Так представь себе, что он подманил средних размеров пса, погладил для начала, а потом взял рукой за горло поднял над землей и этой одной рукой, пятерней раздавил, расплющил собачью шею, только хруст стоял, как кости треснули. Собачка даже тявкнуть не успела. Миша, а если этот колдун на людей перейдет?

─ Это ж какую силу нужно иметь в руках? Сумасшедший дом! – Колчанов встал из кресла. – Мешки где?

─ Я в подвале офиса положил. Взял только два, зачем больше, везде одна картина.

─ Ладно. Где сейчас этот ваш Отшельник? Тоже смылся?

─ Нет. Он как раз на свалке, в своем логове. Он не боится, вообще, он у бомжей как вроде мудреца. Учитель жизни. Интересный старикан, недавно у нас поселился, где-то года полтора. Представь себе, Миша, он «Библию» на память цитирует, стихов много наизусть помнит. Образованный человек. Но если спросить, кто он и откуда, замолкает моментально. Ох, заболтал я тебя, идем, идем, – Цандер пошел вперед, приглашая Колчанова следовать за ним по коридору, а затем по крутой лестнице вниз.

─ И откуда только ты, Гриша, так подробно знаешь своих свалочных постояльцев. Нет, я согласен, что это хорошо, но отчего такой интерес? – Как бы мимоходом поинтересовался майор.

─ Я, Миша, жизнь люблю во всех ее проявлениях. Наблюдаю за ней, а ты думаешь, Григорий Яковлевич, только деньги кует и больше ничего не хочет? Нет, нет, товарищ майор, все совсем не так! Обрати внимание, – продолжал Цандер, – в моем хлопотливом хозяйстве ни одного убийства за столько лет. А ты возьми свалку Червоного Иосифа Семеновича, ведь каждый месяц находят то труп, то склады черные. Помнишь, сами ж вы разыскали там ящики с гранатами. Я своей внимательностью гарантирую себе спокойную жизнь и тут вдруг этот колдун.

Наконец они подошли к железной двери на цокольном этаже. Директор подобрал ключ на большой связке, открыл дверь и включил свет.

─ Вот, Миша, любуйся и не вздумай сказать, что видел когда-нибудь такое в своей бурной жизни.

На бетонном полу помещения находились лишь два объекта, что и были предметом их разговора. Один – завязанная в котомку веревкой рыжая собачья шкура, второй – расстеленная на полу внутренней темно-красной частью кверху шкура, на которой, как в палеонтологическом музее были разложены собачьи белые кости, кое-как составленные в полный скелет.

─ Я так думаю, Миша, что сохранены все кост, до единой, но это ты зоологам покажешь. Ну как?

─ Паскудно. Одно скажу, на работу бомжей точно не похоже. Прямо тебе как специалист по скелетам поработал. Где нашли эти предметы?

─ Тоже, кстати, моментик, Миша! Находили все, все пять мешочков, в одном и том же месте, всегда чуть свет, с самого утра. Лежал каждый аккуратненько, как Петрович выразился – с уважением.

─ Как понимать – с уважением?

─ А так. Камень есть на свалке, большой плоский, вот на нем и находили. Мусор весь с камня сметен, а посередине мешочек.

─ Чертовщина какая-то. В подвале ничего не трогай, завра группу пришлю, криминалиста попрошу приехать, покажешь им этот камень. И еще хочу попросить, ты, Гриша, Отшельника своего обмой, одень, как положено, чтобы не вонял сверх меры, мы с ним тоже побеседуем.

* * *

«Странное дельце, – размышлял Михаил Иванович, возвращаясь от Цандера за рулем своей «Нивы», – и на тебе, оно вылезает, по сути, одновременно с не менее странным ограблением музея.

Хотя с собаками началось немного пораньше, но самое главное, что манера обращения с останками животных поражает своей необычностью нашего человека, даже бомжа. Что это значит? Это значит, что кто-то живет и поступает не по нашим общепринятым правилам, совсем иначе. Точно. Он, этот некто, иной, не такой как мы все. И в музее, эта кровь и перья курицы, шерсть росомахи, камень… Точно!»

Колчанов остановил машину у городского парка и вышел на уютную аллейку.

«Камень, камень. Плоский на чердаке маленький, на свалке целый валун. Но именно камень. Мешочки ставили «с уважением». Интересная мысль. Неужели все-таки, это дело одних рук, хотя связь чисто гипотетическая.

Все! Решено. Мне крайне необходим консультант по мифам и ритуалам, по шаманам, черт бы их побрал!

Конец двадцатого века, промышленный город и на тебе – колдун! Ладно, к сектам религиозным уже попривыкли, хотя за ними глаз да глаз нужен. Надо б, конечно, поручить ребятам и наиболее подозрительные секты прошерстить, надо!»

Колчанов вернулся к оставленному автомобилю.

* * *

В пятницу к концу рабочего дня Колчанов собрал в кабинете свою группу.

─ Без прелюдий перейдем к добытым фактам. Леня, в целом, отчитался, но за тобой еще улицы на картине, по сути, ты подключился к заданию Армена. Ну, докладывайте. Кто?

─ Я буду, – начал Армен. – Действительно, на картине изображена главная улица Соломенной слободы с одноименным названием Соломенная. Есть на картине и дом Карасевых № 27. Вот он виден на картине, а вот он отмечен на старом городском плане. Напротив, бывший дом Матрены Беспаловой № 42. Жили, как говорится, ворота в ворота. Это установлено благодаря участию бывших одноклассников Карасева – Вороновой и Чукова. Показания записаны и сомнений у нас, что на картине именно дом Карасевых нет.

Дальше, – продолжал доклад капитан Шаганян, – мы с Леонидом разыскали нескольких человек, а именно четырех, которые жили по этой же улице и помнили происходящие события. Они подтвердили, что у Карасевых действительно квартировал житель Сибири, с характерной монголоидной внешностью, которого на поселке называли дед Борька. А привели его на поселение к вдове Анне Карасевой в сентябре 1948 г. Ничем особенным этот пожилой человек не отличался, кроме случая, когда Николай Карасев тяжело заболел менингитом в возрасте 12 лет. Из больницы его вернули домой, как всем было ясно – умирать. Но дед Борька выгнал Анну, мать Николая, на три дня из дому, она жила у Беспаловой, и с помощью, как мы полагаем, методов народной медицины вылечил мальчика. Лечение сопровождалось звуками бубна, громкими песнями на непонятном языке, особенно в ночное время.

─ Все? – спросил майор.

─ Почти, но у Лени есть интересный момент.

─ Я, Михаил Иванович, общался с женщиной, которая девочкой в возрасте десяти лет в те времена, помнит, как к ним прибежала тетя Аня Карасева и купила черную курицу, как раз в дни болезни Николая.

─ Черную курицу?

─ Да. Вернее черную и белую. Белая у нее уже была. А вот черную она смогла купить только в этом дворе.

─ Именно черную? – Еще раз уточнил майор.

─ Именно! Никакой другой цвет не подходил категорически. А девчонка запомнила, что Карасева вся в слезах и чуть ли ни на коленях уговаривала ее мать продать эту курицу. Курица-то была несушка, и терять ее не хотели. Но уговорила, причитала, что для умирающего сына.

─ И тут курицы! Что-то больно важную роль начинают играть курицы в нашем деле. Орлы прямо, а не курицы! Дальше.

─ Еще, товарищ майор, я стал искать место, где похоронен Николай, его могилу. По записям числится на южном кладбище, самое близкое к месту его жительства. Но сейчас могилу найти трудно, после смерти матери за ней некому было ухаживать – вся заросла и с землей сравнялась. Да и зачем это нужно? Ну, похоронили и все.

─ М-да.… Похоронили. Не знаю нужно, не нужно. Ты ищи, ищи. Что у тебя, Дима?

─ Бальжита Чолпоева, впоследствии деда Борьку, принудительно привезли в N-ск из Сибири, из северных районов Красноярского края, оттуда, где сейчас находится Эвенкийский автономный округ. Вывезли в рамках борьбы против религиозных предрассудков малых народов Севера. Об этом есть документы в архиве ГУВД. На поселение его доставлял лейтенант милиции Григорий Пятаков, участковый. Умер в 1987 г. Его единственная дочь, Пятакова Олеся, уехала из N-ска сразу после смерти отца. Но! Есть четкая запись, что гражданин Чолпоев был приписан на питание к заводу «Красный Щит», где впоследствии работал в охране. Ни в чем плохом замечен не был. Хотя, уехав из города, никого не предупредил, документы не забирал и не выписывался. Фотографии в архивах не сохранились.

─ А вот фотография Николая есть, – вмешался Цаплин, – вот весь их класс. Я выпросил у Вороновой. А это Николай.

─ Увеличить и напечатать его фотографию. Пусть в фотолаборатории сделают несколько экземпляров. – Распорядился Колчанов. – Теперь я добавлю кое-что к сказанному. Про собак и бомжей со свалки Цандера есть новости. Экспертиза показала, что кости отдельны от мяса после продолжительной варки в воде. Мясо удалялось острым ножом. Шкура скоблилась вручную без какой-либо дополнительной обработки. За выходные, я товарищи, намерен получить консультацию у специалиста, после чего будем принимать решение, объединять ли музей и собак в одно дело или нет. Но на выходные вам задание. По субботам и воскресеньям народ сходится на служение в неосекты и неоцеркви. Нужно расспросить жрецов культа. Всё ли в порядке? Ничего странного не видели? Сами к нам они не придут, а вот при визите к ним могут на что-то пожаловаться. А по поводу Бальжита Чолпоева будем посылать запрос в Красноярск – должны же быть какие-то следы его или его родных. Хотя кто знает, может этих Чолпоевых там, как в Бразилии донов Педро.

* * *

Размышления о собранном материале не давали покоя майору даже ночью. Замучавшись вертеться с боку на бок, он тихонько поднялся, чтобы не разбудить Лизу, и прошел на кухню попить чайку.

Только налил себе чашку горячего ароматного зеленого чая, услышал за спиной:

─ Наливай уж и мне! – Лиза подсела к столу. – Что тебя так беспокоит в этом деле, прямо сам не свой? Помнится, бывали, Миша, у тебя дела и сложнее, и страшнее. Особенно убийства, когда начальство подгоняло в шею «Давай результаты! Скорее!», а тут тебя не торопят, не рвут. Что ты так изводишься?

─ Видишь ли, Лиза, в тех делах мне все понятно было. Мотивация наверху лежала – деньги, власть, месть. А здесь? Что движет преступником, чего он хочет и главное – кто он? Сделали мы наблюдение по свалке, но, думаю, он за собачками туда уже не явится. Все может быть, конечно, но вряд ли. Что у меня есть? История со стариком и умершим подростком. Все! Кстати, раз уж не спишь, ответь, может ли вылечить народный целитель от менингита, если даже врачи отказались?

─ Такие случаи мне неизвестны. Впрочем, организм человека очень сложная система и вполне вероятно, что в случае тех или иных заболеваний положительная реакция системы, то есть восприятие команды на выздоровление, может быть получено не от традиционных медикаментов, а от других катализирующих источников.

─ Что за источниками?

─ Травы, отвары, психологическая команда, в конце концов. Но менингит особый случай – это воспаление коры головного мозга и народная медицина тут вряд ли может помочь. Вряд ли, – задумчиво повторила Лиза.

─ Я должен поговорить с кем-то из врачей, кто помнит этот случай, когда ребенка при смерти возвратили домой.

─ Хорошо. В те годы Соломенную слободу обслуживала Центральная горбольница. Все гражданские в стационар ложились туда. У железнодорожников была своя, у военной части своя. Думаю, что малыша забирали именно в ЦГБ. Если это, примерно 1950 г., то главврачом в то время был, кажется, Моисей Белик. У нас в коридоре целая картинная галерея бывших главврачей, в том числе и он. Но Белик ныне покойный, кстати, умер в психбольнице, говорят в последние годы, – просто помешался. А вот кто из старой гвардии еще жив и помнит тот случай, – я порасспрошу на работе.

Колчанов поднялся из-за стола и пошел за супругой. Уже выключая ночник, напомнил:

─ Ты меня завтра разбуди вместе с Алешкой. В университет с ним пойду. Завтра у них лекция доцента этого, Кторова.

─ Разбужу, не волнуйся, спи. Давно пора посоветоваться со знающим человеком, потому что в Уголовном кодексе про шаманов ничего нет.

─ В Уголовном кодексе есть про всех! – Уже сквозь дрему ответил Колчанов.