Текст книги "Июль для Юлии (СИ)"
Автор книги: Артур Сунгуров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
– Нет, видела его в детстве раз или два, – призналась Юлия Павловна. – Ах, дядя Саша, как же так? Мне-то почему не сказали?
Она всхлипнула в платочек.
– Наверно, беспокоить вас не хотели. Вы уж простите, что огорчил.
Барышня была такая маленькая, беззащитная… Хотелось немедленно обнять, прижать к себе, утешить. Василь жадно смотрел на нее.
– А на лугу завтра гулянье у деревенских, – торопливо сказал он. – Ведь Иван-Купала! Хотите пойти? Там весело будет – и музыка, и танцы, и хороводы-горелки!
Юлия Павловна улыбнулась сквозь слезы, потом решительно вытерла щечки и кивнула:
– Конечно, Вася, я буду очень рада с вами пойти. Только надо у Дашеньки отпроситься…
Вечером молодые люди выдержали борьбу с горничной, убеждая, что ничего с барышней на гулянье не случится, что Вася будет постоянно рядом, и прочее, и прочее.
Надо сказать, что Даша противилась больше для порядку, но потом соизволила отпустить, хотя и прочитала массу наставлений и нравоучений. Вечер прошел приятно – в выборе наряда для гулянья и музицировании, а ночью молодые люди снова сбежали на реку и плескались там до посинения. Юлия Павловна осмелела настолько, что переплыла речку дважды, лишь изредка кладя руку Василю на плечо – чтобы отдохнуть. На самом деле, это была отговорка, девушке просто нравилось касаться его, и через это прикосновение в нее словно вливались сила, уверенность и цыганский задор. Впрочем, была и ещё причина.
Сегодня она впервые заметила, какие шрамы покрывали его спину. Молодая кожа заживала быстро, но и тут, и там, виднелись выпуклые бороздки. Юлия Павловна легко коснулась их кончиками пальцев. Каждый из этих шрамов когда-то кровоточил, был живой, говорящей болью. Теперь шрамы на теле зажили, но зажили ли шрамы на сердце?
Василь чувствовал её осторожные прикосновения, но делал вид, что ничего не замечает. То, как она касалось его – и бережно, и тепло, было ещё одним доказательством, что судьба свела его с ангелом во плоти.
Предкупаленская ночь была особенно тихой и теплой. Василь нарочно замедлял шаг, чтобы растянуть на подольше удовольствие от прогулки. Юлия Павловна шла задумчиво, закусив травинку. Распущенные волосы, влажные ещё после купания, падали ей на лицо, и она машинально убирала их, закладывая пряди за ухо. Каждый жест её, каждое движение дышали теплом и той женственностью, что присуща исконно русским женщинам.
– А ведь это ужасно несправедливо, Вася, – сказала она вдруг.
– О чём вы, барышня?
– Ужасно несправедливо, когда у одних людей есть свобода, а у других нет.
– Угу, – промычал Василь. Ему не хотелось говорить об этом и портить прелесть вечера.
– Раньше я не задумывалась, а теперь…
– Давайте не будем сегодня ни думать, ни говорить о плохом? – предложил Василь. – Ведь завтра праздник.
– Праздник, да, – Юлия Павловна устремила темный взгляд на луну. – Вася, а ведь крепостные должны ненавидеть своих хозяев. Ведь с ними так жестоко обращаются. Бьют, продают, унижают…
– Некоторые и ненавидят. Знаете, как я барыню Белозерцеву ненавидел? Кажется, убил бы – и не пожалел ни на вот столечко, – от отмерил ногтём треть мизинца.
Барышня вдруг остановилась, пытливо вглядываясь ему в лицо:
– Меня вы тоже… ненавидите?
Василь смотрел на белое лицо, обращённое к нему с тревогой, и чувствовал, как нежность заполняет душу до самых потаённых уголков.
– Бог с вами, Юлия Павловна. Да как можно вас ненавидеть? Вы словно ангел. Разве ангелов ненавидят?
Она упрямо мотнула головой, и он понял, что она недовольна таким ответом.
У Василя хватило ума не продолжать разговор на подобную тему, к тому же впереди послышались голоса, и юная пара проворно юркнула в кусты, чтобы не быть застигнутыми. Притаившись в кустах, они переждали, пока мимо пройдут деревенские – пять или шесть девушек. Простоволосые, в неподпоясанных рубахах, они несли охапки цветов и весело, но боязливо переговаривались.
– Зачем это они ночью, с цветами? – спросила Юлия Павловна, когда крестьянки отошли достаточно далеко, и молодые люди могли без опаски вернуться на тропку.
– Так это колдовство такое, барышня, – начал Василь коварно, радуясь, что она позабыла невесёлые думы.
– Колдовство-о?
– А вы и не знали? В ночь на Ивана-Купалу надо собрать двенадцать разных цветов и положить под подушку, тогда приснится тот, кто уготован судьбой.
И Юлия Павловна тут же захотела нарвать двенадцать разных цветов.
Они провозились на лугу до росы, и Василь умылся ею – на удачу. Юлия Павловна тоже пожелала умыться, и теперь её милая мордашка блестела каплями, как крохотными бриллиантами.
– Расскажете потом, кто приснится? – спросил Василь посмеиваясь, когда подсаживал девушку в окно.
Она не ответила, но он готов был спорить на что угодно, что покраснела. Его так и распирало от желания узнать, кого она увидит во сне, но это было не в его власти, и оставалось лишь смириться и вздыхать тайком.
Стоя под окном, он слышал, как шелестела одежда, как Юлия Павловна вздыхала, устраиваясь в постели, потом стало тихо, а потом раздалось ровное лёгкое дыхание. Ангел уснул. Василь попинал камешки под окном прелестницы, убедился, что сон её ничто и никто не потревожит, и тоже отправился спать. Забравшись на сеновал и завалившись в душистую сухую траву, он блаженно вытянулся, припоминая все приятности прошедшего дня. Вот чудо, что рядом с Юлией Павловной даже оплеухи оказались не в тягость. Она заступилась за него. Она добрая. И хорошая. И красивая. Сегодня Василю думалось о ней без телесного жара, а с одной лишь нежностью. Он ждал, что ночью она присниться ему, как обычно, но вместо этого видел какую-то быструю реку – синюю, а посредине белую, из-за бурунов. От этого казалось, что река кипит. Василь опасливо зашел в воду, боясь обжечься, и обнаружил, что вода холодная, как камень.
Не просыпаясь, он зябко подтягивал озябшие ноги под слишком короткое для его роста одеяло.
А Юлии Павловне, загадавшей сон на суженого, снился бал. Она не была на балах ни разу, но сразу поняла, что это именно бал! По сверкающей зале кружились дамы в пышных нарядах и элегантные господа, а она стояла одна и чувствовал себя среди этих блестящих людей полевым цветочком в розарии. Кто-то взял её за руку и позвал по имени: «Жюли». Юлию Павловну никогда не звали на французский манер, и сначала она решила, что это Вася говорит с ней по-французски. Но рядом стоял совсем другой мужчина – белокурый, красивый, в военном мундире, с щеголевато подкрученными усиками.
Девушка вздрогнула и проснулась. Но не совсем, а чтобы перевернуться с боку на бок, поудобнее зарыться в пуховую перину, и уснуть уже без сновидений.
Глава VII
День Ивана-Купала начался с веселой возни во дворе. Дворовые – парни и девки, мужики и бабы – бегали друг за другом, обливаясь водой. Юлия Павловна любовалась на них из-за занавески, хлопая в ладоши и зовя Дашу посмотреть. Горничная ворчала, что ей недосуг глазеть, как голопятые резвятся, но потом все-таки снизошла.
К восьми поехали на службу, отстояли обедню. После по деревенскому обычаю мылись в бане, с вениками березовыми, смородиновыми, крапивными. Юлия Павловна, разомлевшая и благостная, была отправлена на послеобеденный отдых, а Василь с Дашей сели чаевничать.
Часа через два барышня проснулась, подали обед. Стряпуха кормила вкусно, хоть и по-постному. На стол поставили вареные яйца, политые сметаной с зеленым луком и укропом, рыбный пирог (пост-то не строгий) с линьками, пареную репку по старинному рецепту – краснобокую, мягкую, как вата. На сладкое подали малину с молоком и медом, компот из прошлогодних яблок. Потом собрались на гулянье.
Деревенские праздновали на лугу, возле речки. Там, где берега были пологие, а саму речку можно было перейти, не замочив портков.
Горничная вышла на крыльцо, провожая молодую пару:
– Смотри, Васька! Береги барышню. Если что – башку тебе сразу откручу!
– Не боись, теть Даша! – весело крикнул Василь на местном наречии и лихо прыгнул через голову, чувствуя необыкновенный прилив сил.
Юлия Павловна испуганно ахнула, Даша засмеялась. Василь пригладил растрепавшиеся от прыжка волосы и поклонился на обе стороны, передразнивая Немчину – прижимая ладонь к груди и шаркая ножкой. Тут засмеялась и барышня.
Василь смотрел на нее и не мог налюбоваться. Сегодня она была особенно хороша – румяная, веселая. Волосы заплетены в косу и украшены синим бантом. Под цвет банта был и простой деревенский сарафан, по сравнению с которым особенно белой казалась кофта из французского шелка с пышными рукавами, забранными на запястьях мягкими складками. На плечи барышне Даша набросила цветастый платок. Черный, с темно-красным узором. Юлия Павловна сложила его концы на груди, о чем Василь сразу же пожалел – так совсем не видно пленительных холмиков под тонкой тканью.
– Вы восхитительны, – сказал он ей по-французски.
Юлия Павловна потупила взгляд, разрумянившись, как роза.
Василь и сам выглядел, как молодец с пряничной картинки. На нем была алая рубаха, новые брюки – черные, в тонкую белую полоску, щеголеватые лакированные сапожки и картуз, лихо заломленный набок. Черные кудри вились блестящими тугими кольцами, глаза блестели – черные, будто нарисованные угольком. Юлия Павловна украдкой поглядывала на него, считая, что Василь похож на античные статуи, украшавшие сад.
Василь повел барышню по тропинке к лесу. Они то и дело оборачивались и махали на прощенье Даше, стоявшей у калитки.
– Идите, касатики, – напутствовала их Даша, глядя на молодых людей с материнской нежностью. Какие они были красивые, яркие. Оба смеялись, держась за руки.
Со стороны луга уже слышались звуки гармоники и веселые голоса.
Василь и Юлия пустились бегом. Вечерний воздух опьянял их. Юлия совсем задохнулась и могла только смяться от переполнявшей ее радости.
Они ворвались в пеструю толпу, и Василь сразу же увлек девушку в круг танцующих, где людской водоворот разъединил их. Медленный хоровод то сужался, то расширялся, вился в одну сторону и в другую. Девушка с толстой русой косой умело и серьезно вела за собой шеренгу парней и девушек. Перед Юлией то и дело проплывало смуглое лицо Василя. Ей казалось, что он не отрывает от нее глаз. Его взгляд пугал и радовал одновременно, и она осмеливалась поглядеть на него лишь изредка, как будто ненароком поднимая голову на очередном повороте хоровода.
Залихватские переборы гармошки заставил хоровод разбежаться. Юлия Павловна растерялась, но рядом уже оказался Василь. Он схватил ее за талию и увел в сторону. Парни и девушки встали кругом, и в центр выскочила румяная девушка. Подбоченясь, она вприскочку обошла круг, притопнула каблуками, одернула платок на плечах и запела:
– Я девчонка скромная, такой родилася,
Меня милый целовал, а я не далася.
Говорила я ему: сначала женися,
Под венец меня своди, а потом любися.
В пару ей вылетел стройный гибкий парень и пошел, пристукивая каблуками, за девушкой вслед. Он то наступал на нее в танце, то делал немыслимые коленца, похлопывая себя по груди и коленям. Гармонь сделала эдакое тра-ла-ла, и парень запел, повторяя мотив песни девушки, но с иными словами:
– Как же я жениться буду, бедный Ванька Коробав!
Ведь не варят люди щей, капустки не испробовав!
Зрители разразились хохотом, захлопали в ладоши и засвистели. Юлия Павловна ничего не поняла, но догадалась, что не нужно спрашивать об этом Василя. Он тоже улыбался, но, заметив взгляд Юлии Павловны, сразу сделал равнодушное лицо. Внезапно Юлия Павловна с досадой подумала, что не будь ее рядом, он вел бы себя по другому – хохотал, показывая белоснежные зубы, заговаривал с девушками, которые то и дело подшучивали над ним.
Все новые и новые парни и девушки выскакивали в круг, дробили каблуками и пели частушки. Особенно складные строки подевали всем скопом. Наконец, танцоры, взмыленные, как лошади после скачек, разбрелись отдохнуть. Гармонист заиграл тише, давая отдых пальцам и инструменту.
– Затяни, Васенька… – попросил кто-то.
– Давай, Василек! – подхватили еще несколько голосов.
Василь покраснел, потом побледнел, потом взъерошил волосы.
– Спойте, Вася, – шепотом попросила Юлия Павловна.
Разве можно отказать ангелу?
Сурово хмуря брови, Василь сначала усадил барышню на скамеечку, где уже рядком сидели опрятные старухи в белых пшлаточках, и только после этого вернулся в круг.
Гармонист пробежался лихим перебором, но Василь мотнул головой.
Юлия Павловна с замиранием сердца следила за ним. Было видно, что Василь не первый раз поет здесь. Гармонист понял его сразу, без слов. Мелодия стала печальной, тягучей. Постепенно люди на поляне замолчали, даже затаили дыханье.
Василь прикрыл глаза и запел.
С первых же слов песни Юлию Павловну охватило чувство истомы. Серебряный голос плыл в сумерках, навевая странные грезы и желанья. Щеки ее заалели, губы приоткрылись. Песня была про одинокого сокола, разлученного с любимой и запертого в клетке.
Юлия Павловна заставила себя оторваться от созерцания Васи, и посмотрела на крестьян. Даже у ядреных кумушек стояли в глазах слезы. Бородатые мужики слушали угрюмо и напряженно.
– Дай Бог тебе здоровья, паря, – сказала какая-то старушка, вытирая ладошкой слезы со сморщенного личика. – И жену богатую.
Красивая девушка поднесла на рушничке[2]2
Рушник – расшитое полотенце.
[Закрыть] стопку водки. Василь, по деревенскому обычаю, опорожнил стопку, хотя сегодня пить ему совсем не хотелось, промокнул губы вышитым краем и легко поцеловался с девушкой. Глаза его сами собой отыскали Юлию Павловну. Выражение ее лица показалось ему странным. Обычно веселая, приветливая, барышня сейчас смотрела на него исподлобья. Он подошел, чтобы спросить о столь странной перемене настроения, как вдруг звонкий крик облетел всю поляну:
– Горелки! Горелки!!
Парни и девушки хватались за руки и становились в колонну по двое. Барышня отвлеклась от мрачных размышлений и с удивлением заоглядывалась, пока молодежь с хохотом разбивалась на пары. Что касается Василя, он едва не запрыгал на месте. Ему страшно хотелось побегать с деревенскими, но оставить Юлию Павловну он не мог.
– Это игра такая? – спросила Юлия Павловна.
– Да, барышня.
– Вы тоже туда хотите, – догадалась Юлия.
Василь поспешно замотал головой.
– Не лгите, не лгите, – принужденно засмеялась Юлия. – Поиграйте, Вася. А я здесь посижу, отдохну.
Несколько минут Василь позволил себя поуговаривать, потом, взяв с барышни честное слово, что она никуда с места не двинется, помчался к молодежи.
Он встал в паре с дюжим детиной. Тот посмотрел искоса, но ничего не сказал. Василь широко ему улыбнулся. Деревенские парни давно грозились свернуть смазливому певцу шею, но уважали его лихачество, и, покамест, стычки если и происходили – то на словах.
– Гори-гори ясно! – кричали парни и девушки, а старики сидели на скамейках под березами и посмеивались.
Пары расцепляли руки и мчались, как будто у них пятки горели, по лугу. Водящий метался то к одному, то к другому, не давая им соединиться. Его задачей было разбить пару.
Когда выпало бежать Василю, он мельком посмотрел в сторону Юлии Павловны. Она послушно сидела под березками, такая милая в своем синем сарафанчике.
– Глянь на небо – птички летят, колокольчики звенят!.. – завопили играющие, и Василь с парнем разбежались в разные стороны. Водящей была крепкая рябая девка. Она совсем загоняла Василя. В конце концов, под громкие вопли зрителей, он позволил себя догнать.
Рука об руку они вернулись и встали в конец колонны, а детине выпало водить.
– Что не показываешься давно? – спросила рябая Василя.
– Да некогда мне с вами песни распевать, я на барина глотку деру, – отшутился Василь на местном наречии.
– Ой ли? – засмеялась она. – А что за девку привел? Смотри, как бы Христя ей косу не проредила.
Василь сразу метнулся взглядом к Юлии Павловне. Нет, все в порядке. Все так же сидит, только головку почему-то опустила. Пальчики теребят кисти шали.
– Слушай, пора мне, – Василь разжал пальцы, отпуская шершавую руку, и рябая посмотрела с сожалением.
– Ты к ночи-то приходи! – крикнули ему вслед, но он не отозвался.
Подбежав к барышне, Василь опустился на колено, заглядывая ей в лицо.
Юлия Павловна отвела глаза.
– Что не так, барышня?
Она промолчала, теребя кисти на шали.
– Барышня?
– Идите, Вася, веселитесь. Зачем вам со мной скучать, – прошептала она.
– Да с чего вы взяли, что я с вами скучаю, – добродушно засмеялся Василь. – А пойдемте-ка, я вам сейчас забавную штуку покажу!
Она взяла его за руку и так доверчиво просияла глазами, что у Василя все внутри перевернулось.
Они прошли к другому концу луга, где Василь еще раньше заприметил кукольника. Сунув ему денежку, он подмигнул Юлии Павловне и поставил ее перед расписным тряпичным занавесом.
Юлия Павловна ахнула и засмеялась, когда над ширмой появился арап Петрушка – нелепая кукла в красном колпаке. Петрушка верещал, как оглашенный, вертелся в разные стороны и всех лупил дубинкой.
Василь стоял позади Юлии Павловны и на него никто не обращал внимания. Пока барышня хлопала в ладоши, занятая похождениями куклы-арапа, он осторожно вдыхал аромат девичьих волос. Запах сводил с ума, а сама прелестница и не догадывалась, какие чувства вызывала.
Когда представление кончилось, Василь повел хохочущую девушку к кострам, где разносили горячие блины и пироги. Деньгами его предусмотрительно снабдила Даша.
Молодые люди купили по стакану брусничной воды и несколько блинчиков, а к ним – плошечку янтарного меда, пахнущего липой и летом.
– Я даже не подозревала, что это так восхитительно! – выпалила Юлия Павловна, прожевывая третий блинчик. – Вася, Вася! Это самый счастливый день в моей жизни!
– Ни за что не поверю! – парировал он. – Вы ведь в Москве театры видели, слушали лучших певцов… Что вам наши жалкие перепляски?
– Я ни разу не была в театре, – призналась Юлия. – Мой опекун запрещал выходить из дома, врачи категорически… О, Вася! Посмотрите! Это цыгане!
Василь сразу схватился за кошелек.
И правда, по лугу важно вышагивали смуглые стройные люди. Мужчины в шапках, украшенных петушиными перьями, женщины в пестрых юбках и шалях, юркие чумазые детишки с пятками, заскорузлыми, как старая репка.
Василь смотрел на них настороженно и с неприязнью, и в то же время сердце его быстро заколотилось. Ему всегда казалось, что еще немного, и он узнает среди этой пестрой болтливой толпы родные черты, и мать выйдет к нему навстречу, прищуривая черные глаза.
Но на самом деле такого никогда не происходило, да и произойти не могло. Это Василь понимал. Поэтому и теперь он предложил Юлии Павловне уйти подальше. С цыганами свяжись – потом хлопот не оберешься.
Как назло, Юлия Павловна не захотела уходить. Цыгане произвели на нее почти мистические впечатление. С недоеденым блинчиком и недопитым стаканом сладкой воды, она разом забыла и про еду и про питье, чего цыгане не могли не заметить. Одна из них, особо неприглядная цыганка, черная, как котелок, с трубкой в зубах, подошла к барышне.
– Хочешь, погадаю, красавица? – развязно спросила она, не выпуская трубку изо рта.
– Иди отсюда, – посоветовал Василь.
Цыганка смерила его взглядом, потом присмотрелась внимательнее.
– Не из наших ли будешь? – спросила она.
– Еще чего. Я племя ваше терпеть не могу.
Юлии Павловне надоело ждать.
– Погадай, бабушка! – она протянула старухе денежку.
Та проворно сцапала монету черной рукой и спрятала в карман юбки.
– Погадаю, красавица моя серебряная, – сказала она нараспев, усаживаясь на траву и раскладывая шаль. Из кармана юбки она достала колоду старинных огромных карт, засаленных и потрепанных. – Ляля тебе всю правду скажет!..
– Ты ври, да не завирайся, – буркнул Василь, зорко наблюдая по сторонам. – Может, пойдем, Юлия Павловна?
Старуха неодобрительно покрутила головой:
– Эх, паря, тороплив ты и горяч. Из-за своей горячности и беду примешь…
– Да что ты болтаешь!
Старуха подалась вперед, оскалив желтые, но на диво ровные зубы:
– Не по себе дерево рубишь!
Василь залился краской до ушей, не найдясь с ответом. На его счастье Юлия Павловна не обратила на это внимания. Она была поглощена процессом гадания.
Цыганка перемесила засаленную колоду и бросила на шаль первые три карты. Они шлепнулись, как куски сырого теста.
– Вот ты, серебряная моя, а вот рядом с тобой богатства несметные! Много у тебя денег, а будет еще больше. Будешь ходить в золоте-каменьях, жить в палатах каменных. Будут у тебя десять детей и муж знатный!
– А за кого я выйду замуж?.. – спросила Юлия Павловна, решительно ничего не понимавшая в таинственных знаках и картинках.
– Будет у вас с мужем любовь, как у горлинки с голубком. Будете ездить на гнедой четверке, на серебре есть-пить… Позолоти ручку, дорогая, лучше мужа разгляжу…
Юлия Павловна сунула старухе еще две монетки.
– Вижу мужа! Красавец! Военный! Бравый, смелый! С саблей золотой! С медалями на груди! Вот!.. Слышу, как медали позвякивают!
– Ну, хватит! – обозлился вдруг Василь. – Наврала – и будет с тебя.
– Вася! – мягко упрекнула его Юлия Павловна.
Старуха недобро повела на Василя темным глазом, он гордо выпятил подбородок, встретив ее взгляд:
– Ох, паря, – сказала она. – Хлебнешь ты горя. Вижу и твою дорогу.
Она подманила его поближе. Что-то было в этой старухе. Василь нехотя, но починился, наклоняясь к цыганке. Она больно дернула его за кудри, заставляя наклониться еще ниже. Василь недовольно засопел, но в это время цыганка сказала тихо, чтобы не услышала Юлия Павловна:
– Жить тебе в чужих краях, там, где скалы стоят, где люди все злы и никому ты будешь не нужен, и никто тебе будет не брат.
– Молодец, нагадала, – насмешливо сказал Василь. – Да промашка вышла! Крепостной я. Кто меня в дальние края отправит?
– Вот она и отправит, – кивнула цыганка на Юлию Павловну. – Не по своей воле поедешь, а в цепях!
Василь так и шарахнулся:
– Не каркай!
Юлия Павловна тревожно переводила взгляд с одного на другого. Потом несмело взяла Василя за руку. Он сжал ее ладонь и потащил прочь от старухи. Вслед им несся то ли кашель, то ли смех:
– Всю правду Ляля сказала! Всю правду!
– Да ну тебя, – буркнул под нос Василь.
– Вася, что она вам нагадала? – спросила Юлия Павловна, волнуясь. – Имейте в виду, гаданье – это неправда. Не надо быть суеверным, это грешно. Ах, зря я ее слушала…
Василь смягчился и замедлил шаг, сообразив, что тащит барышню чуть ли не волоком через поляну. Она отправит? В цепях? Да разве способен на такое ангел доброты?
– Я и не верю, – со смехом сказал он. – Еще чего не хватало! Смотрите, костер зажигают! Огро-о-мный костер будет!
Они отбежали в сторонку и стали смотреть, как сначала лениво, а потом всё быстрее и быстрее разгоралось оранжевое пламя купальского костра. Становилось нестерпимо жарко, люди отходили к реке, ожидая, когда пламя хоть немного прогорит.
– Сейчас будут прыгать через огонь, – сказал Василь. – Когда пламя немного спадет.
– Зачем? – полюбопытствовала Юлия Павловна.
– На удачу…
И вдруг его захватило. Даже дрожь приключилась в ногах. Он бросил быстрый взгляд на барышню. «Если перепрыгну, – загадалось в мыслях, – то моей будет!»
Юлия Павловна не поняла, почему он вдруг резко отпустил ее руку. На секунду она подумала, что юноша сошел с ума – так стремительно он бросился в огонь. Она даже не успела вскрикнуть, когда он в бешеном прыжке перемахнул через костер, и языки пламени лизнули сапоги. Деревенские ахнули. Потом девки загомонили, а парни сдержанно зашумели. Перепрыгнуть через такой большой костер никто больше не рискнул. Василь скалил в улыбке зубы, приплясывая на месте. Юлия Павловна не сразу поняла, что он не пляшет, а пытается сбить огонь с сапог. Когда юноша подошел, она увидела, что одна штанина у него подпалена.
– Вася… – начала она укоризненно и замолчала.
Глаза у него были дикие – черные, шальные. И смотрел он странно, слишком пристально. Подошел почти вплотную и навис над ней. Девушке пришлось поднять голову. Руки Василя легли на ее плечи.
– Барышня… – сказал он хрипло.
Потом отстранился.
Юлия Павловна молчала. Что-то происходило с ней в присутствии Василя. Что-то страшное и… приятное, восхитительное, чудесное. Что это было, она не знала, а думать об этом избегала. И гнала прочь тревожные мысли, потому что боялась ответов на вопросы, которые то и дело возникали в ее сознании. Гораздо проще было стоять рядом с Васей и поглядывать на него украдкой.
Василь оглядел небо и сказал:
– Пора бы нам и домой, Юлия Павловна. Видите, дождь собирается. На Иван-Купалу всегда дождь.
Тучи и в самом деле собирались немалые. Кучерявые, буйные, готовые пролиться дождем, разразиться веселой июньской грозой. В любое другое время Василь не отказал бы себе в удовольствии поплавать под дождем, полюбоваться молниями, сидя на бережку, под лодкой. Но с ним была барышня, а ей не след повторять деревенские забавы. Поэтому молодые люди направились в сторону усадьбы.
Сумерки были душистыми, как самые лучшие духи. Душистыми и жаркими. Природа затаилась, ожидая дождя. Юлия Павловна и Василь шли по тропинке через лес, держась за руки. Василь беспокоился, чтобы барышня не споткнулась. Девушка спотыкаться не собиралась, но руки не отнимала. Ей было хорошо и покойно, чего нельзя было сказать про Василя. Хмель давал о себе знать. В голове дурманилось, кровь разгоралась. Он все сильнее сжимал пальцы и поглядывал на девушку из-под ресниц.
Возле того места, где они купались, на них упали первые дождевые капли. Юлия Павловна засмеялась, прикрывая шалью голову, и приготовилась припустить до дома, но Василь вдруг остановился.
– Не успеем до дождя, – сказал он. – Переждем здесь, летняя гроза быстрая.
Не выпуская руку барышни, он нырнул под иву, росшую над самым обрывом. Дерево было низким, окруженным такими же ивами, поэтому под ним можно было спокойно стоять под самым сильным дождем, не боясь промокнуть. Василь лукавил. И Юлия Павловна, и тем более он могли бы добежать по усадьбы, редкие капли им бы не повредили. Но слишком уж быстро кончался праздник, Василь еще не готов был отдать прекрасную хозяйку Даше.
– Чуть-чуть постоим, – сказал он. – Посмотрите, как чудно здесь.
Юлия Павловна кивнула, задумчиво перебирая косу. Говорить никому не хотелось, молодые люди стояли рядом, чуть соприкасаясь плечами. Юлия Павловна смотрела на реку, Василь смотрел на Юлию Павловну.
Капли дождя забарабанили по речной поверхности. Они летели все быстрее, быстрее, и, наконец, обрушились сплошным водяным потоком.
– Смотрите, как забавно капли падают в реку – каждая капелька подскакивает в воронке, будто маленькая жемчужинка, – сказал Василь.
– И в самом деле, очень красиво! – восхитилась Юлия Павловна.
От реки тянуло прохладой, поэтому Юлия Павловна инстинктивно придвинулась поближе к Василю. Он закутал ее в шаль и так и оставил руки сцепленными кольцом вокруг нее. Барышня этого даже не заметила, поглощенная величественным зрелищем.
Раскаты грома становились всё грознее и ближе.
– А знаете, как подгадать, далеко ли от нас гроза? Когда увидите вспышку молнии, начинайте считать. Вот так… один… два… три… четыре…
Василь досчитал до пятнадцати, когда раскаты грома дробно прокатились в поднебесье.
– Это значит, что гроза за пятнадцать верст от нас.
– Вы такой умный, Вася! – восхитилась Юлия Павловна. – Откуда вы всё знаете?!
Василь был польщен и доволен, как кот, дорвавшийся до сметаны.
– Отец научил, – сказал он, стараясь говорить спокойно, хотя все в нем трепетало и пело от бушующей вокруг стихии, от молодого нежного тела, которое он держал в объятиях. – Слышите, как капли стучат по листьям?
– Да, Вася… Как хрустальные колокольчики…
Постепенно гроза прошла на восток. Лес, омытый дождем, таинственно зашумел. От реки полосами поднимался туман. Он был похож на раскатанное полотно, которое держат за два конца на весу, и его колышет ветром. Юлия Павловна подумала, что это самое красивое и величественное зрелище, какое только может быть на свете. И еще она подумала, что по такому полотну-туману, где-нибудь во Франции, бегают феи и эльфы. А кто в России по нему бегает?
Она повернула к Василю сияющее лицо, желая говорить, но промолчала. Глаза ее затуманились, Василь не удержался и крепко поцеловал девушку. Сначала в щеку, потом в уголок рта. На большее сразу не осмелился. Барышня замерла, задышав часто-часто.
А Василь опьянел от собственной смелости и от сладости ее губ. Какое волшебное, удивительное чувство!
– Вася… – голос барышни сорвался. – Что вы делаете?..
Глаза ее стали большими, как два блюдечка.
– Не бойтесь, барышня, не трону, – прошептал Василь внезапно охрипшим голосом.
Юлия Павловна приоткрыла пунцовые губки, и Василь испугался. Сейчас она прикрикнет на него. Чтобы знал место. Чтобы не касался грязными, проклятыми руками. Чтобы сгинул прочь с прекрасных глаз.
Опережая гнев хозяйки, он подался вперед, сжал в ладонях ее щеки и поцеловал прямо в алый нежный рот. Поцеловал крепко, так, что она задохнулась. Штаны его, пониже живота, уже бугрились от напора страсти, а самого колотило, как в лихорадке, и кровь – молодая, южная – бежала по венам всё быстрее и быстрее.
Юлия Павловна слабо всхлипнула, и он прекратил поцелуй, но руки не убрал, так и держал её лицо в ладонях. Барышня молчала. Она не вырывалась и не протестовала, но сердце билось, как у бельчонка – быстро и часто. Несколько секунд они стояли у ивы, забыв обо всем в мире. Потом Юлия Павловна осторожно отступила на шаг, прижавшись спиной к стволу. Василю почудилось, что сейчас она упадет в обморок, но больше он ничего не успел сделать, потому что до них донесся гневный голос Даши:
– Ах ты, ирод! Что же до дождя барышню мою бриллиантовую до дому не довел?! – и горничная набросилась на парня едва не с кулаками. – Смотри, ножки промочила, бедная! Простудится, не дай Бог, я тебя, басурманина, в Сибирь отправлю!
Выкрикивая это, Даша укутала Юлию Павловну в плащ-дождевик из рогожки, накинула на головку шаль и раскрыла зонтик, чтобы защитить от дождя.
– Ну-ка, быстро, до дому, до дому!
От ее глаз не укрылось, что Юлия Павловна двигалась, как сомнамбула, пряча лицо под капюшоном. Даша приписала это усталости барышни и еще больше рассердилась на артиста, наградив его хорошим тумаком в ребра.
– За каждую кашлюшку ответишь! Понял?! Дуй на кухню и вели самовар разогревать! Ну?! Что застыл? Умер, что ли?!
Василь бросился стремглав по тропинке к усадьбе. Дождь почти прекратился и редкие капли не могли остудить горящих щек. Мысли метались, как в лихорадке. Поцеловал! Поцеловал! И она ответила на поцелуй! Кажется, ответила… А ответила ли?.. Сердце сжалось от страха. Вдруг он все придумал? И ей не понравилось? Вдруг ей было противно? Она – московская барышня, а он – грязный крепостной… И осмелился на такое…
