Текст книги "Июль для Юлии (СИ)"
Автор книги: Артур Сунгуров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)
– Что-то я смотрю, они здесь совсем распоясались! – ядовито сказала Даша. – Бродят, где вздумается и когда захочется! Придет – сразу сюда гнать!
От ее взгляда не укрылось, как барышня погрустнела. Даша проводила ее в гостиную и усадила перед роялем. Они немного поболтали, потом Юлия Павловна сыграла две-три пьесы, потом пришла ключница и стала выговаривать за то, что Юлия Павловна встала с постельки.
– Но я поиграть хочу, – слабо запротестовала девушка, ощущая почти детский ужас перед старухой.
– Кто же вам запрещает, драгоценная моя, бриллиантовая?! – Меланья рукавом протерла крышку рояля, закрывая ее со стуком. – Но барин что сказали? Лежать, лежать-отдыхать! А ты, Дашка, смотри! Доложу барину, накажет тебя за самовольство!
– Да ты что, тетка! В уме ли?! – раздалось вдруг от дверей, и появился Василь. Веселый, красивый, с растрепанными кудрями. В руках он держал лукошко, покрытое полотенцем. Сладкий запах лета заполонил на всю гостиную. – Барышне надо больше на свежем воздухе бывать, земляничку кушать! Вот как узнает барин, что ты ее в комнатах решила заморить, в кнуты тебя отдаст. Лучше смотрите, что я принес!
Он откинул полотенце, и Юлия Павловна всплеснула руками, и легко, как бабочка, спорхнула со стульчика. Лукошко было полно земляники – медовой, алой и сладкой даже на вид. Даша, злорадствуя, посмотрела на Меланью, которую так и перекосило от злости.
– Вася! Вася! – приговаривала Юлия Павловна. – Это вы для меня собрали? Какая прелесть! Как много! Дашенька, угостись…
– Ну-ка, быстро за стол, – захлопотала Даша. – И фартучек, фартучек надеть! Ручки сейчас белые испачкаете, платьишко замараете!
Василь, блестя белыми зубами, перехватил взгляд Даши и подмигнул ей. Горничная хихикнула, беря Юлию Павловну под руку, и зовя юношу за собой. Все трое вышли из гостиной, оставив Меланью наедине с роялем и злостью.
Оказавшись в спальне Юлии Павловны, Даша и Василь так и прыснули. Юлия Павловна смотрела и не понимала их веселья.
– Ох, паря! Молодец! – тряслась от смеха Даша. – Я думала, эта жаба лопнет!
– Рад стараться, теть Даша! – отчеканил Василь, не отводя глаз от Юлии Павловны. Она показалась ему особенно красивой. Она сменила утреннее платье на обеденное. Сиреневое, с волнами кружев. Волосы заплетены в толстые косы и уложены вокруг лба, наподобие короны.
Даша усадила Юлию в кресло, а Василю указала на скамеечку возле двери, где он и примостился, уперев подбородок в кулаки.
– Много только не ешьте зараз, – предупредила Даша. – Плохо бы не стало.
– Я завтра еще принесу, – пообещал Василь.
– Незачем, – отрезала Даша. – Девок пошлю.
Лицо у Василя вытянулось.
– Завтра барышне окрестности покажешь, – продолжала Даша. – А то мы тут ничего толком и не видели. К церкви сводишь, на речку… Мне завтра некогда, надо за стиркой приглядеть, не то лентяйки ваши древорукие все платьишки барышне перепортят. Справишься?
– Обижаешь, теть Даша, – сказал Василь внезапно охрипшим голосом.
– Замечательно! – обрадовалась Юлия Павловна. – Я буду так рада, Вася, если вы мне все покажете!
– Я и сегодня могу…
– Нет уж! – Даша выразительно нахмурила брови. – Хватит на сегодня. Сейчас барышня землянички покушают, потом я эту жабу Меланью во двор выпровожу, а вы в гостиной посидите. Побренчите там, песенки попойте.
Василь почувствовал, как его всего охватила дрожь. Он не мог глаз отвести от Юлии Павловны и не заметил, как посматривала на него Даша.
Когда земляничная горка в лукошке заметно поубавилась, Даша пошла отвлекать ключницу. Сначала на крыльце, а потом за окном раздался ее свежий глубокий голос, а Меланья что-то скрипуче отвечала.
Василь вскочил и отодвинул краешек кисейной занавески от окна.
– В амбар старуху увела. А чего вы ее так боитесь?
– Мы не боимся, – неуверенно ответила Юлия Павловна. – Просто она… она всегда дядюшке наушничает, а он потом на Дашу сердится…
– Так дядюшка же… – начал Василь и снова не успел договорить.
Барышня на цыпочках перебежала комнату, выглянула за дверь и поманила его за собой.
– Пойдемте в гостиную, Вася.
И он пошел за ней безропотно, как теленок на привязи, но сделал это так неуклюже, что налетел на барышню, чуть не сбив ее с ног. Юлия Павловна ахнула, когда он подхватил ее под локти, чтобы не дать упасть.
Василь тут же выпустил ее, но ладонями продолжал чувствовать мягкость девичьих рук и их атласную гладкость. Только у московских барышень такие руки. И, наверно, у ангелов. А Юлия Павловна почувствовала ужасную робость. Она покраснела и стала теребить оборки платья, разглядывая их с таким вниманием, будто от этого зависела ее жизнь. Василь тоже был смущен. И молился только об одном – чтобы барышня сама нашла тему для разговора, потому что у него вдруг отнялся не только язык, но и ум.
– А вы на рояле умеете? – спросила Юлия Павловна, не смея поднять глаз.
– Умею-с, – коротко поклонился Василь.
– Что играете?
– А что вам угодно?
– А вальсы можете?
– Могу-с.
– Сыграйте?..
Василь снова ей поклонился, и сел за рояль.
– Я сыграю венский вальс. Его очень любил… – он осекся, не желая говорить о покойном отце. – Это красивый вальс… Мне нравится… И вам, надеюсь…
Он совсем смутился и сосредоточился на инструменте. Его смуглые пальцы пробежали по клавишам, и комната наполнилась чарующими звуками. Юлия Павловна слушала, прикрыв глаза и облокотившись о край рояля, и видеть не видела, что исполнитель больше смотрел на нее, чем на клавиши. Музыка закончился, Василь замер на крутящемся стульчике, а Юлия Павловна радостно встрепенулась и заулыбалась.
– Вы великолепно играете! – восхитилась она, так и сияя глазами.
– Да что вы, барышня, – Василь неловко взмахивая рукой, отчего ноты, стоящие на пюпитре, посыпались на пол.
Василь, страшно сконфуженный, бросился их поднимать и ударился лбом о стульчик. Юлия Павловна засмеялась.
Василь тоже разулыбался, потирая голову.
– Смейтесь, смейтесь! – пожурил он ее добродушно.
– А давайте я буду играть, а вы споете? – предложила Юлия Павловна.
Она села за рояль, аккуратно расправив складки платья. Василь невольно скользнул взглядом за ее корсаж. Она пригладила волосы, и он, устыдившись, уставился в ноты, которые держал в руках.
– Что вы хотите исполнить, барышня?
– Давайте что-нибудь народное? – попросила она. – Я так люблю народные песни.
– Про Волгу-реченьку знаете? – Василь напел первые фразы, и Юлия Павловна радостно подхватила мелодию.
Играла она на удивленье хорошо, Василь сразу это отметил. Пальцы ее, тонкие, как нарисованные, были гибки и сильны. А самое главное, что играя, она так чувствовала музыку, что рояль, казалось, сам запел, не дожидаясь серебряного певца.
– В какой тональности? – спросила она.
– Ля минор, пожалуйста. Начинайте в первой октаве, с «фа».
– Не высоковато? – она лукаво прищурилась.
Василь только ухмыльнулся.
Она отбила такт и заиграла. Василь пожирал ее глазами, пользуясь тем, что барышня этого не замечала. Она казалась ему прекрасней ангела. И она играла, как ангел. Он сделал вздох и запел.
Высокий серебряный голос наполнил гостиную от пола до потолка. Василь пел тихо, как наяву представляя розовато-сиреневую поверхность реки, подернутую утренней дымкой тумана. Отец любил Волгу. Каждое лето они ездили по реке. Василь хорошо помнил это время. Как раз в июле и плавали. Обычно такие воспоминания причиняли боль, но сегодня он подумал об этом лишь с легкой грустью. Подумал, и забыл. Потому что перед ним был ангел во плоти. А кто станет грустить, когда видит ангела?
Молодые люди не заметили, как под окна гостиной стали потихоньку собираться люди. В основном, артисты, но подходили и дворовые, прячась за постройками и делая вид, что заняты делом.
Алевтина, которую вел под руку Евлампий, блаженно прикрыла глаза.
– Ну и талантище у нашего Васи, – сказала она. – А на рояле-то кто играет?
Евлампий вытянул шею, заглядывая под занавеску.
– Барышня музицируют, – сказал он благоговейно.
– Тоже талант, – кивнула Алевтина. – Давай-ка, старичок, мы с тобой тут посидим, послушаем.
Евлампий согласился, усаживая Алевтину на завалинку, и пристраиваясь рядом.
– Грех такое не послушать. Прямо, как ангел поет. Ух, и голос!
Песня кончилась, и крепостные артисты услышали звонкий смех в гостиной. Молодые люди оживленно переговаривались и даже заспорили.
Разговор шел о народных песнях. Юлии Павловне хотелось подбирать аккомпанемент как в вальсе – тон и аккорды, а Василь настаивал на арпеджио.
– Да вы сами посмотрите, так и проще, и красивее, – уговаривал он. – Народная музыка – она хороша в своей простоте. Не надо ее утяжелять. Аккорды оставьте для салона, а здесь мелодия должна быть и в правой и в левой руке. Дайте покажу!
Он подтащил стул и сел слева от Юлии Павловны.
– Вы ведите мелодию, а я аккомпанирую.
– Что будем играть? – спросила Юлия Павловна, морща носик от усердия.
– «Лучинушку» знаете?
– Знаю.
– Начинайте в ля-миноре.
Барышня засмеялась.
– Нет, нет, не высоко будет, – улыбнулся ей Василь. Что за чудо барышня! Ему было с ней так легко, как будто они знакомы с детства. Да что там, знают друг друга целую вечность!
Юлия Павловна начала мелодию, и Василь подхватил песню. Пальцы его плавно заскользили по клавишам, выводя свою партию. Девушка восхищенно ахнула.
– Вот видите, как красиво? Теперь сами попробуйте.
Юлия Павловна повторила аккомпанемент, как он показал, случайно задев его руку. Пальчики у нее были прохладными, но их прикосновение обожгло Василя огнем. Он поспешно встал, и отошел за рояль, к окну, чтобы не искушаться бесплодными мечтаниями. Попытка тщетная, потому что с того места, где он стоял, барышня была видна ему еще лучше – во всей своей пепельно-белоснежной красоте.
Василь спел «Лучинушку» и еще несколько песен, а Юлия Павловна аккомпанировала. Ей тоже хотелось запеть, но она стеснялась.
– Вы прекрасная музыкантша, – похвалил Василь, когда девушка в очередной раз убрала руки с клавиатуры. – Тонко чувствуете и музыку, и инструмент…
– Как же могло получиться иначе? – засмеялась Юлия Павловна. – Столько лет один лишь рояль был мне верным другом.
– Не верю, что больше никого не было. У московских барышень много подруг, они ездят в театры, на модные выставки, на прогулки, бывают на балах… Вы, верно, прелестно танцуете?
Юлия Павловна покраснела так отчаянно, что даже уши у нее стали малиновыми.
– Знаете, Вася, – почти прошептала она. – И подруг у меня вовсе нет, и на балах я ни разу не была, и танцевать совсем не умею…
– Да не поверю!
– Правда-правда…
– А хотите, научу?
– Танцам?
– Танцам.
– А вы и это знаете?
– Ну, модные – вряд ли, но вальс, и кадриль, и галоп, и полонез, и мазурку – все могу.
Розовый ротик Юлии Павловны приоткрылся, она смотрела на Василя такими глазами, будто он признался ей, что умеет летать.
– Разве бывает столько танцев?! – прошептала она.
– И! Разве это много? Это только те, что танцуют на балах. А есть еще наши, русские. И «барыня», и «семеновна», и перепляс, и ленок, и веселуха, и топотуха… да все разве упомнишь! Но вы этого не сможете, в русских танцах сила нужна, а вы такая маленькая, легкая… Французскую кадриль – вполне. Так вот, французская кадриль, – Василь одернул рубаху, картинно пригладил кудри и прошел на середину комнаты особой походкой, пристукивая каблуками при каждом шаге, – она самая красивая, но и самая сложная. Сейчас танцуют на английский манер, это когда скользят бесшумно, как тени. Но англичане – они все малохольные, поэтому и танцуют так. А во французской кадрили надо громко стучать каблуками, мне это больше нравится, похоже на русскую пляску.
Он слегка согнул колени и вдруг выбил оглушительную дробь по паркету. Юлия Павловна восхищенно ахнула и захлопала в ладоши.
– Идите сюда, – робея, позвал Василь. – Я покажу…Смотрите, мы делаем два скользящих шага вправо… это называется шассе… Вы левой ручкой упираетесь в бочок, а правой держите партнера за руку и стоите с ним бок о бок…
Урок танцев перешел в динамичную пляску, Юлия Павловна только и могла, что смеяться. Ее смешили названия фигур кадрили – «панталоны» или «курица». В самом танце, однако, ничего смешного не было. Василь рассказал, как танцуют кадриль вчетвером и ввосьмером, объяснил, как передвигаются дамы, как они меняют кавалеров. Слушая его, Юлия Павловна открывала для себя новый мир, о котором всего неделю назад и не подозревала. В руках Василя ей было легко и покойно. Она интуитивно угадывала его движения, а Василь вел уверенно, напевая при этом французское поппури. Песенка была про красотку Жюли. Он переделал ее на русский лад: «Сижу ли я, брожу ли я – все Юлия, да Юлия. Смеюсь ли я, грущу ли я – все Юлия, да Юлия и т. д.».
Они кружились по комнате, тесно сплетя руки. Голова барышни едва не лежала на груди Василя, а он, не отрываясь, смотрел на ее смеющиеся губы.
– Что-то вы разыгрались, касатики, – прогремел от порога голос.
Молодые люди испуганно оглянулись, как будто застигнутые на краже воришки. Даша стояла в дверях и грозно хмурила брови. Юлия Павловна подлетела к ней, ластясь к плечу:
– Ты, Дашенька, не подумай ничего страшного! Мы учились танцевать кадриль! Это так весело! Хочешь посмотреть?
– Насмотрелась уже, – грубовато сказала Даша, оттесняя барышню в сторону спаленки. – Хватит резвиться, надо переодеться к столу. Ужин у меня готов. А ты, артист, в людскую шуруй.
Василь помедлил на пороге:
– Когда придти можно?
Юлия Павловна радостно оглянулась:
– Да когда вам угодно, Вася! Я всегда…
Даша подтолкнула барышню чуть сильнее, и та пулей вылетела из гостиной, весело взвизгнув. Горничная прикрыла за ней двери и хмуро посмотрела на Василя:
– На крыльце подожди, поговорить надо.
Василь, еле передвигая ноги от недоброго предчувствия, вышел из усадьбы и сел на ступенях. Что там Дашка сказать хочет? Наверное, скажет: шел бы ты, паря… И к барышне ни на полшага… Чтобы ни взгляда… Чтобы ни полвздоха…
Спустя четверть часа, показавшихся ему бесконечными, показалась горничная. Василь подскочил, но она усадила его, взяв за плечо, и устроилась рядом.
– Вот что, паря, – она доверительно ткнула его в бок. – Дело у меня к тебе есть.
Василь поглядел исподлобья.
– Мы тут все лето пробудем. Будешь барышню везде водить, на лодке катать. Развлекай, как хочешь, чтобы была она у меня здоровенькая и счастливая, как вот сегодня. Вишь, как ты ей нравишься, прямо расцвела вся. Весело ей с тобой.
Парень с присвистом втянул воздух, потому что дышать мгновенно стало нечем. Нравится! Он – ей – нравится!
От острого глаза Даши это не укрылось, и она быстро вернула его с небес на землю:
– Но если что с барышней случится – я тебе сама башку оторву. Пусть меня потом хоть в Сибирь, хоть в кнуты. Понял?
– Понял, теть Даша!
– И лапы свои держи от нее подальше! Вижу, как ты на нее таращишься. Смотри, сколько влезет, но об прочем и думать не смей.
Василь покраснел. Даша приблизилась почти вплотную:
– Барышня наша за князя замуж пойдет. Ты, морда крепостная, ей ни к чему.
Она поднялась и ушла. Василь закрыл уши ладонями, но голос горничной все звучал в голове. Права, права Дашка. Ни к чему он ей. Она за князя выйдет… От этой мысли сердце болезненно дернулось. Он встряхнул головой. Ну и пусть. Зато сейчас с ней будет. Рядом. А это самое настоящее счастье.
Василь оглянулся на окно с кисейными занавесками, которые колыхались, словно белые крылья. Там был ангел.
Глава V
На следующее утро Василь и Юлия Павловна сразу после завтрака отправились на прогулку. Василь заливался соловьем, рассказывая Юлии Павловне старинные местные байки, показал гумно и конюшню, овчарню, курятник, покосные луга. На лугу они встретили крестьянских ребятишек. Увидев барышню, дети едва не бросились врассыпную, но заметив Василя, помахавшего им рукой, успокоились.
Детишкам было от пяти до восьми лет. Их послали за ягодами, а они расположились на ровной проплешине и затеяли игру в бабки. Юлия Павловна, как завороженная, смотрела на коровьи кости, которые укладывались в прочерченный на земле круг и выбивались свинцовыми болванками. Дети вскоре забыли о молодых людях и целиком отдались игре. Они хохотали, приплясывали на месте, ссорились и тут же мирились.
Юлия Павловна и Василь тихонечко отошли от ребятишек.
– Какие они забавные, – сказала задумчиво Юлия Павловна. – И игра такая интересная… Во что они играли?
– В бабки.
– В бабки?..
Так было придумано еще одно веселое занятие. В этот же день Василь расчертил землю на заднем дворе, указав, где «поле», а где «дом», объяснив Юлии Павловне правила игры и притащив выменянные у деревенских мальчишек бабки. Горничная не пожелала оставлять молодых людей одних, и пошла за ними, прихватив вязание.
– Вот здесь садитесь, теть Даша, – суетился Василь, устраивая поудобнее бдительную надсмотрщицу.
Даша села в теньке с вязанием. Вроде бы и не рядом с ними, но и не очень далеко. Спицы в ее руках сновали так быстро, что постукивали, как испанские кастаньеты. Со стороны нельзя было и догадаться, что она внимательно следит за барышней и смуглым парнем, которые стояли посреди двора, залитые солнцем от макушки до пят.
Василь рассказал Юлии Павловне правила. Совсем простая игра. Надо выбить фигуры из круга тяжелой черной болванкой.
К удивлению, Юлия Павловна оказалась способной ученицей. Уже на втором кону она навострилась так метко орудовать литком,[1]1
Литок – тяжелая кость, предназначенная для выбивания фигур, обычно, налитая свинцом.
[Закрыть] что Василь только восхищенно присвистывал. Его радовал веселый смех барышни, которым она сопровождала все наиболее удачные броски – свои и его. Его волновала ее красота – белоснежная и пепельная, и розовато-румяная одновременно. Его мучила жажда при виде нежных девичьих губ. Вот бы припасть к ним, напиться вдостоль, чтобы сердце успокоилось. Во время игры он старался, будто случайно, задеть барышню то рукой, то плечом. Подавая ей литок, касался тонких прохладных пальчиков и испытывал райский восторг.
Юлия Павловна же не замечала ничего, кроме игры. Укороченный крестьянский сарафан, который она надела по настоянию Даши, удивительно шел ей. Сарафан был темно-зеленый, из-под него выглядывала нижняя юбка, отороченная белым кружевом. Когда барышня подпрыгивала или наклонялась, метая, среди кружев мелькали ее стройные ножки, обтянутые французскими чулочками. Ради игры она сменила и туфельки. Прежние, атласные, так пленившие Василя, были забыты. Теперь на ней были Дашины уличные башмаки – из тонкой кожи, на крепеньком каблучке, украшенные пряжками. Все это придавало девушке такой земной и милый вид, что Василь задыхался от нежности, глядя на нее.
Но больше всего, по мнению Василя, Юлии Павловне шла крестьянская кофта. Ворот застегивался на медную пуговку, которая выглядела особенно темной на фоне белоснежной кожи. И если встать за барышней и чуть опустить глаза… Василь помотал головой, чтобы прогнать непристойные мысли, и дал себе слово никогда не поступать так низко.
– Теперь третья слева! Та, что с красной меткой! – крикнула в азарте Юлия Павловна.
Василь смотрел на девушку против солнца, сидя на корточках возле прочерченной на земле черты, с которой они бросали. Пепельная коса барышни скользнула змеей и ударила его по лицу. Юлия Павловна ничего не заметила, а Василь на мгновение задохнулся. Ему даже пришлось опереться о землю, потому что ноги стали ватными. Вдруг представилось, как Юлия Павловна падает в стог сена, опуская ресницы, а кофта, слишком широкая для ее фигурки, сползает с плеча… А потом он целует ее в губы, и приникает всем телом, расстегивая незаметно медную пуговку…
– Вася! Вы уснули, что ли?
Василь встрепенулся, и вернулся на землю. Барышня выбила очередную фигуру и от радости подпрыгивала на месте.
– Ну и ручка у вас! – восхитился Василь. – И удар железный. А поглядишь – и не подумаешь.
Юлия Павловна нарочито скромно потупила глазки и сделала маленький книксен, рассмешив не только Василя, но и Дашу, которая, казалось бы, на молодых людей и не смотрела.
Обед они провели вместе. Василь сидел на скамеечке у входа и с удовольствием наблюдал, как Юлия Павловна пробует то одно кушанье, то другое. Чтобы развлечь ее, он рассказывал, какие цветы растут в округе. И, конечно же, она сразу захотела пойти в лес, а потом на луг, а потом покататься на лодке, чтобы нарвать кувшинок.
Лодочную прогулку решено было перенести на завтра. Даша наказала барышне отдыхать. Веселье – весельем, а доктора говорили…
Утро следующего дня выдалось солнечным и ясным. К обеду обещалась жара, но пока ветер нес прохладу из леса.
Василь и Юлия Павловна шли к реке, разговаривая о музыке. Василь напевал вполголоса популярные арии, а барышня слушала его, приоткрыв от восхищения розовые ротик. Она несла зонт, призванный защищать от палящих лучей солнца. Что касается Василя, он даже шапку не взял. Бегал взад-вперед перед барышней, дурачился, как двенадцатилетний мальчишка – только, чтобы она засмеялась.
Озеро было в половине версты от усадьбы, но Юлия Павловна одолела путь на одном дыхании. Казалось, усталость и томность окончательно покинули ее.
Спустившись по деревянным мосткам, Василь помог ей усесться в лодку-долбленку, потом оттолкнул лодку от берега и ловко перемахнул через борт. Ряска расступалась перед утлым суденышком медленно, приоткрывая стоячую темную воду и смыкаясь за позади зеленым ковром. По этому зеленому ковру тут и там лежали на листьях-тарелках кувшинки. Цветы казались восковыми – с непрозрачными лепестками и желтыми сердцевинками-пестиками. Юлия Павловна потянула один цветок, и показался стебель толщиной в палец. Василь протянул нож, и она благодарно кивнула ему.
Сбор букета стал для Василя непосильной мукой. Каждый раз, когда девушка наклонялась за очередной кувшинкой, он мог видеть краешек белой груди в облаке кружев. Зрелище было настолько соблазнительным, а мысли о том, что скрывается за корсетом, настолько непристойными, что Василь почувствовал, как внизу живота наливается тяжестью его мужское достоинство. Юноша призывал себя к благоразумию, пытаясь унять возбужденье, но определенная часть тела жила по своим законам.
Прелестница даже не подозревала о его страданиях и продолжала весело щебетать, показывая каждый цветок по одному, и все вместе в букете. По мнению Василя, цветы внимания не заслуживали, но он вежливо улыбался.
Срывая очередную кувшинку, Юлия Павловна наклонилась, оперевшись ладонью о колено Василя. Легкое, как перышко, прикосновение стало для Василя последней каплей. Юлия Павловна вскрикнула, потому что ей показалось, что Василь потерял равновесие и рухнул в воду. Оцепенев от ужаса, она смотрела, как по поверхности озера пошли круги. Они качнули лодку раз, второй, потом пропали, а Василя не было видно.
– Вася? – позвала Юлия Павловна, не смея пошевелиться. – Вася?
Она взвизгнула, когда он выскочил из воды с другой стороны лодки, и шумно зафыркал, отряхивая кудри и цепляясь за борт.
– Я думала, вы утонули! – крикнула она, не зная, сердиться ей или смеяться. – Что за грубые шутки!
– Простите, Юлия Павловна, – Василь обнажил в улыбке все зубы. – Жарко сегодня, вот, захотелось освежиться.
– Вы меня испугали, – сказала Юлия Павловна уже тише. – Озеро такое глубокое…
– Тю! Что я, плавать не умею! Да и разве здесь глубоко? Вот речка – это другое. Плывешь по реке и не ведаешь – или ты плывешь, или она тебя своими водами несет. Сидите-ка смирненько, да отодвиньтесь к бортику, чтобы я вас не забрызгал…
Юлия Павловна послушно замерла и даже прикрылась зонтиком, пока Василь навалившись животом на борт, лез в лодку. Каждый раз, когда лодка покачивалась, барышня взвизгивала. Василь незаметно улыбался и специально раскачивал лодку, чтобы послушать ее голосок. Чудо, как хороша! Холодная вода остудила тело, и он снова повеселел. Сев на скамейку и выловив весло, он отжал жилетку и бросил на дно лодки.
– Что вы так боитесь, право слово? Плавать не умеете?
Барышня помотала головой.
– А хотите, научу?
Она закусила губку, подумала и снова покачала головой:
– Дашенька не позволит…
– А мы не скажем! – таинственно предложил Василь. – Сбежим ночью из дома – и на речку! И никто нас не увидит. Хорошо?
Она замялась, и было видно, что подобная таинственность страшила ее, но и отказать Васе вот так, сразу, она не могла.
– А ночью на реке – как в волшебной сказке, – продолжал искушать Василь. – Да мы недолго будем. Даша ничего не заметит.
– Не знаю… – шепнула неуверенно Юлия Павловна.
– Вы только с собой возьмите… во что переодеться после купания. А об остальном я позабочусь.
Головы их сблизились, и они зашептались, забыв и о цветах, и о веслах. Лодка застыла на месте, вокруг постепенно стягивалась ряска.
– А как мы уйдем?.. Даша спит чутко, я мимо не пройду…
– А вы через окно…
– Через окно?..
– Я стукну, вы и выпрыгнете. А я внизу подхвачу…
– Но… там цветы на подоконнике…
– А цветы на пол поставьте…
– Во сколько же мы пойдем?..
– Как луна подымится, часов в одиннадцать… Вы спать ложитесь, а когда Даша уйдет, оденьтесь и ждите. Не усните только…
– Нет-нет! – шепотом вскричала Юлия Павловна и покраснела до слез. И опустила пепельную головку, чтобы Василь не заметил ее улыбки. Все казалось ей таким восхитительным, таинственным… Луна, река, и она с Васей…
Кувшинки она поставила в своей комнате, опустив восковые цветы в чашку с водой. К вечеру они завяли и стали грязно-желтыми.
День тянулся для молодых людей мучительно медленно. Они поужинали – она в своей комнате, он – в людской, потом под присмотром Даши побренчали на рояле, бросая друг другу многозначительные взгляды. Потом попрощались и разошлись.
Когда луна выкатилась из-за кромки леса, Василь, воровато оглядываясь, прокрался к окну спальни барышни и тихонько стукнул в стекло. Прошло несколько томительных минут, пока окно не приоткрылось.
Василь подхватил Юлию Павловну на руки и в одну секунду вытащил из спальни. Она показалась ему легким, душистым облаком. Даже в этот раз она не сняла корсет. Несколько пуговок на спинке платья были расстегнуты. Василь улыбнулся, представляя, как она одевалась сама. Она держала в руках какой-то мягкий, белоснежный сверток. Василь понял, что там. Забрал и сунул в корзину, которую приготовил с вечера.
Дорогу до обрыва они прошли медленно, прячась в тени деревьев, и то замирая от любого шороха, то прыская со смеху.
Возле реки Юлия Павловна остановилась. Василь почувствовал ее страх и смущенье. Лунная дорожка прочертила воду, было слышно, как журчал родник в овражке.
Василь взял Юлию за руку, нежно сжимая ладонь.
– Не бойтесь, я ведь рядом, – сказал он настолько ласково, насколько мог.
Юлия Павловна тихо засмеялась, уткнувшись ему в плечо.
Вытолкнув лодку, Василь помог девушке сесть, старательно отведя глаза от мелькнувшей из-под кружев нижней юбки ножки.
Они переплыли на другой берег. Здесь спуск к реке был пологий, покрытый мелким белым песком.
– Вася, смотрите, берег светится! – восхитилась Юлия Павловна, выпрыгивая на берег. – Как мне нравится!
Василь привязал лодку и скинул рубашку.
Юлия Павловна захлопала глазами, увидев его мускулистый торс. Она никогда не видела обнаженных мужчин. Только статуи в отцовском парке. Василь медленно обернулся, ощущая нарастающее возбуждение. Но Юлия Павловна уже стояла к нему спиной.
– Я расстелю одеяло, а вы снимайте платье, – сказал он, стараясь говорить как можно равнодушнее.
Юлия Павловна нервно кивнула.
Посмеиваясь про себя, Василь наблюдал, как она безуспешно пытается расстегнуть пуговки, расположенные сзади. Расстелив лоскутное одеяло, он достал из корзины припасенные полотенца, шаль, смену белья, взятую барышней. Он украдкой погладил что-то шелковое, кружевное. У крепостных нет кружевных панталончиков и атласных корсетов. Такие бывают только у московских барышень.
Юлия не могла справиться с пуговицами и совсем запуталась в пышных юбках.
– Позвольте, помогу вам, – Василь поправил на ней платье и ловко расстегнул от шейки до пояса, едва сдерживаясь, чтобы не припасть губами к маленькой родинке повыше лопатки.
– Спасибо, – шепотом сказала Юлия.
– Ножку давайте, – Василь опустился на песок и приподнял ножку барышни за щиколотку. – Ставьте мне на колено, не бойтесь.
Юлия Павловна закусила губу, глядя, как он распускает банты атласных завязок на ее туфельке. По сравнению с атласом руки у юноши были почти черные. Вдруг он поднял голову, словно почувствовав ее взгляд. Юлия Павловна вспыхнула, но глаз не отвела. Василь смотрел на нее глубоко, без улыбки. Губы его приоткрылись, но он ничего не сказал, только вздохнул так натужно, будто поднимался в гору с непосильной ношей. Юлия Павловна затрепетала от какого-то предчувствия, непонятного даже ей самой. Ей было и страшно, и сладко. Она уже раздумывала, не убрать ли ножку, но тут Василь улыбнулся, и мир снова вернулся на место. «Почудилось!» – отмахнулась Юлия Павловна от тревожных мыслей.
Василь снял с нее туфельки, но медлил отпустить ножку.
– Отстегните чулок, – попросил он.
Юлия Павловна снова покраснела. Она не знала, что Василь, постоянно живший в одной комнате с крепостными артистками, знал почти все о секретах женской одежды.
– Я не смотрю, отстегивайте, – повторил он, отворачивая голову.
Он солгал, но Юлии Павловне не надо было этого знать. Краем глаза он следил, как она приподняла юбку, потом кружевной край панталон и спустила чулок ниже колена. Кожа ее светилась, как серебряная.
– Дальше я сам, – Василь осторожно стянул с ее ступни тонкую, как паутина, ткань. – Теперь другую ножку давайте.
Девушка поставила босую ногу на песок и даже хихикнула, таким забавным показалось ей это ощущение. Песок был не холодный, а теплый, мягкий и в то же время немного колючий. Она даже не заметила, что Василь поставил себе на колено ее другую ногу, снял туфельку и сам скатал с ее ноги чулок.
Для него же это была самая сладостная мука, какую только можно было представить. Кожа ее была нежна, как пух. Он провел по всей ножке кончиками пальцев, ощущая, как тяжесть внизу живота усиливается. Вдруг представилось, как она падает на спину, а он опускается сверху, укладывая ладони на ее бедра…
Василь быстро вытер верхнюю губу – от подобных мыслей его бросило в жар.
Юлия Павловна переступила по берегу и, не удержавшись, сделала несколько шагов, проваливаясь в песок и переваливаясь, как утенок, чем рассмешила Василя.
– Снимайте платье и косу подберите, чтобы не намочить.
Чтобы не смущать девушку, он, насвистывая, отошел к лодке, проверил еще раз веревку, которой привязал ее к колышку в песке, хотя в этом не было необходимости. Потом расстегнул ремень, скинул сапоги и брюки, оставшись в одних подштанниках, длиной до колен. Подштанники были последней роскошью прежней жизни – от французского портного, сшитые точно по фигуре, не висевшие, как у деревенских, сзади мешком. Не стыдно и перед барышней показаться.
