Текст книги "Отель"

Автор книги: Артур Хейли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)

Наконец череда официантов у сервировочного стола начала убывать.

Большинство гостей, ужинавших в Большом бальном зале, включая опоздавших, были обслужены. На кухне уже появились подносчики с тележками, уставленными грязной посудой. По всему чувствовалось, что кризис миновал.

Выйдя из-за сервировочного стола, Андре Лемье вопросительно взглянул на кондитера.

Тощий как спичка творец сладостей, который, судя по виду, едва ли часто притрагивался к собственным произведениям, изобразил нолик из указательного и большого пальцев.

– Все готово, шеф.

Андре Лемье, улыбаясь, подошел к Питеру.

– Похоже, мсье, как у вас говорят, мы забивать гол.

– По-моему, это слишком слабое сравнение. Я просто потрясен.

– То, что вы сейчас видеть, – хорошо. Только, – и молодой француз передернул плечами, – это ведь часть работа. Не везде ведь так у нас скажешь: хорошо. Извините, мсье. – И Лемье отошел.

На десерт было мороженое с каштанами и горящие вишни в коньяке.

Подают это всегда торжественно – свет в зале убавляют, и официанты вносят пылающие подносы, высоко подняв их над головой.

Сейчас они как раз выстраивались перед служебным входом. Главный кондитер с помощниками в последний раз проверял подносы. Достаточно поднести огонь – и стоящее в центре блюдо запылает. Два повара ожидали неподалеку с длинной зажженной свечой в руке.

Андре Лемье внимательно оглядел шеренгу.

У входа в Большой бальный зал стоял наготове, подняв руку, метрдотель и только ждал сигнала от помощника шеф-повара.

Лемье кивнул, и метрдотель мгновенно опустил руку.

Повара со свечами устремились вдоль линии подносов, поджигая стоявшие на них блюда. Обе половинки служебных дверей распахнули настежь и закрепили в таком положении. В ту же минуту дежуривший у рубильника электрик притушил свет. Оркестр заиграл глуше и вообще умолк. В большом зале затих гул разговоров.

Внезапно луч прожектора прорезал пространство над головами гостей, осветив выход с кухни. Тишина длилась еще секунду, потом грянули трубы.

Едва они смолкли, орган вместе с оркестром рванули во всю мощь «Когда святые входят в рай». И в такт музыке в зале появилась шеренга официантов с поднятыми пылающими подносами.

Питер Макдермотт, чтобы лучше видеть, вышел в зал. Огромное помещение было набито так, что яблоку негде упасть.

«Когда святые, когда святые, когда святые входят в рай…» – играл оркестр, а из кухни все шли и шли торжественным маршем официанты в ладно скроенных синих униформах. Их, как и всех, захватил этот спектакль. Через несколько минут многие из них вернутся в другой банкетный зал, где их ждет обычная работа. А сейчас, над их головами, словно сигнальные огни, плыли в полутьме пылающие подносы. «Когда святые, когда святые, когда святые входят в рай», – гремел оркестр. В зале раздались аплодисменты, потом ритмичная овация в такт музыке и марширующим вокруг зала официантам. Люди «Сент-Грегори» и на этот раз с честью вышли из трудного испытания. Ни один человек вне стен кухни и представить себе не мог, что считанные минуты назад повара и их помощники находились в критическом положении – и они с честью из него вышли. «Боже, я хочу быть там с ними, когда святые входят в рай», – играл оркестр. Официанты подошли к столам, свет в зале загорелся, и вновь вспыхнули аплодисменты и приветственные возгласы.

– На сегодня все, мсье, – сказал Андре Лемье, который снова стоял уже рядом с Питером. – А то, может, выпьете коньячку? Тут у меня на кухне есть небольшой запас.

– Нет, спасибо, – с улыбкой ответил Питер. – Представление было выше всяких похвал. Поздравляю!

Он уже пошел было прочь, как вдруг сзади услышал:

– Спокойной ночи, мсье. Не забудьте, о чем мы говорили!

– О чем? – Питер в растерянности остановился.

– Да о «супере» – об отеле, который мы с вами, можем создать.

Питера это позабавило и снова навело на привычные мысли, и он задумчиво стал пробираться между банкетными столиками к выходу.

Он уже почти дошел до дверей, как вдруг почувствовал: что-то не так.

И остановился, озираясь по сторонам, пытаясь понять, что не в порядке.

Внезапно до него дошло. Ведь доктор Ингрэм, вспыльчивый маленький президент конгресса стоматологов, должен был председательствовать и на банкете, одном из значительных событий конгресса. Но доктора не было видно ни на председательском месте, ни где-либо еще у длинного стола, за которым сидело руководство.

Несколько делегатов переходили от стола к столу, беседуя с друзьями, расположившимися в разных концах зала. Какой-то человек со слуховым аппаратом остановился возле Питера.

– Здорово закругляемся, правда?

– Несомненно. Надеюсь, вы остались довольны ужином.

– Да, это было совсем неплохо.

– Кстати, – поинтересовался Питер, – я искал доктора Ингрэма. И нигде не вижу его.

– И не увидите. – Сказано это было жестким тоном. Собеседник подозрительно уставился на Питера. – Вы из газеты?

– Нет, я работник отеля. Мы с доктором Ингрэмом встречались раза два…

– Он подал в отставку. Сегодня днем. Если хотите знать мое мнение, он вел себя как последний дурак.

Питер подавил удивление.

– Вы случайно не знаете, доктор все еще в отеле?

– Понятия не имею. – И человек со слуховым аппаратом пошел прочь.

В бельэтаже, где проходил конгресс, находился ближайший внутренний телефон.

На коммутаторе ответили, что фамилия доктора Ингрэма все еще числится в списке проживающих в отеле, однако в его номере никто к телефону не подходит. Питер позвонил главному кассиру.

– Скажите, доктор Ингрэм из Филадельфии уже выписался?

– Да, мистер Макдермотт, всего минуту назад. Он еще не вышел из вестибюля.

– Пошлите кого-нибудь, чтобы попросили его задержаться. Я уже спускаюсь.

В вестибюле Питер увидел доктора Ингрэма, который стоял рядом с чемоданами, перекинув через руку плащ.

– Чем на этот раз озабочены, Макдермотт? Если хотите получить благодарственный отзыв об отеле, то, боюсь, вам не повезло. И, кроме того, мне нужно поторапливаться к самолету.

– Я узнал, что вы подали в отставку. И пришел сказать, что мне очень жаль.

– Думаю, они без меня обойдутся. – Из Большого бального зала, двумя этажами выше, донеслись аплодисменты и веселые возгласы. – Похоже, что уже обошлись.

– Вам обидно, что дело приняло такой оборот?

– Нет. – Маленький доктор уставился на свои ботинки, потом шаркнул ногой и проворчал: – Неправду ведь говорю. Чертовски обидно. Конечно, глупо жалеть, но не могу ничего с собой поделать.

– Думаю, на вашем месте любому было бы несладко, – сказал Питер.

Доктор Ингрэм резко вздернул голову.

– Моя карта еще не бита, запомните это, Макдермотт. И я не должен себя жалеть. Всю жизнь я был педагогом, и мне есть чем гордиться: немало моих учеников вышли в люди – к примеру, Джим Николас и другие; есть методы лечения, названные моим именем; мои труды стали пособиями для студентов. Это – весомо, солидно. А то, – и доктор Ингрэм кивнул в сторону Большого бального зала, – все глазировка.

– Я и не представлял себе…

– Немного глазировки, конечно, не мешает. Это даже начинает нравиться. Я ведь хотел стать президентом. И я был рад, когда меня избрали. Это ведь значит как бы получить одобрение людей, чье мнение ты ценишь. По правде говоря, Макдермотт, – одному богу известно, зачем я все это вам говорю, – мне чертовски обидно, просто кошки на сердце скребут, что я сегодня не там, в зале. – Доктор Ингрэм умолк и взглянул вверх – туда, откуда вновь донеслись звуки праздничного веселья. – Бывает, однако, в жизни и так, что приходится делать выбор между тем, чего хочется, и тем, во что ты веришь. – И маленький врач буркнул: – Некоторые мои друзья считают, что я вел себя как идиот.

– Защищать свои убеждения вовсе не значит быть идиотом.

Доктор Ингрэм посмотрел прямо в глаза Питеру.

– Но вы, Макдермотт, не стали их защищать, когда вам представилась возможность. Вы думали об отеле, о своей должности.

– Боюсь, вы правы.

– Ну, раз у тебя хватило смелости признаться в этом, сынок, то скажу тебе кое-что. Такое с каждым может случиться. Было и у меня, что я оказался недостоин своих идеалов. Все мы одинаковы. Но иной раз жизнь дает человеку возможность вторично проявить себя. Если такое случится, не теряйте ее.

Питер подозвал посыльного.

– Я провожу вас до дверей.

Доктор Ингрэм покачал головой.

– В этом нет необходимости. Не будем разводить антимоний, Макдермотт. Мне противен и этот отель, и вы сами.

Посыльный выжидающе смотрел на него. И доктор Ингрэм сказал:

– Пошли.

16

Во второй половине дня Огилви еще раз поспал в тени деревьев, за которыми был спрятан «ягуар». Проснулся он, когда оранжевый шар солнца коснулся кромкой гряды холмов, тянувшихся к западу. На смену дневной жаре пришла приятная вечерняя прохлада. Огилви быстро поднялся, понимая, что скоро пора будет двигаться в путь.

Прежде всего он послушал радио. Ничего нового в программе новостей не сообщили – лишь повторили то, что он уже слышал ранее. Весьма довольный этим обстоятельством, Огилви выключил приемник.

Затем он вернулся к ручью, бежавшему за рощицей, и освежился, поплескав водой на голову и на лицо, чтобы окончательно прогнать дремоту.

Быстро перекусив остатками продуктов, Огилви наполнил термосы водой и положил их на заднее сиденье, рядом с пакетом, где оставались сыр и хлеб.

Не бог весть что, но достаточно, чтобы продержаться в течение ночного перегона. А Огилви решил не делать остановок без лишней надобности до следующего утра.

Его путь, рассчитанный и продуманный еще в Новом Орлеане, пролегал в северо-западном направлении, через оставшуюся часть штата Миссисипи. Затем ему нужно будет пересечь западную конечность Алабамы и через Теннесси и Кентукки ехать прямо на север. От Луисвилла он свернет на запад, к Индианаполису, и пересечет Индиану. Затем въедет в Иллинойс близ Хэммонда, откуда рукой подать до Чикаго.

В общей сложности Огилви оставалось покрыть еще семьсот миль. Слишком большой отрезок пути для одного перегона, однако Огилви подсчитал, что к рассвету можно добраться до Индианаполиса, где, как ему казалось, он будет в безопасности. А оттуда до Чикаго всего двести миль.

Уже совсем стемнело, когда он задом вывел «ягуар» из укрытия и осторожно повел машину к шоссе. Выехав на автостраду США-45, он удовлетворенно хмыкнул и повернул на север.

Первую остановку Огилви сделал в Колумбусе, штат Миссисипи, где в свое время были похоронены павшие в битве под Шилоу, – остановился он, чтобы заправиться бензином. Он предусмотрительно выбрал для этого универсальный магазин на окраине города, рядом с которым стояла пара старомодных бензоколонок, освещенных единственной лампочкой. Подъехав, Огилви постарался поставить машину так, чтобы передняя часть ее не попадала в круг света.

Владелец магазина попытался было завязать разговор, начав с обычного в таких случаях: «Далеко ли едете?», «Хорошая сегодня ночка», но ответа не получил. Расплатившись за бензин и полдюжины плиток шоколада, Огилви тронулся в путь.

Через девять миль он пересек границу Алабамы.

Мимо проносились маленькие городки: Верной, Саллиджент, Гамильтон, Расселвилл, Флоренс. Последний, как гласила надпись на придорожном щите, славился производством сиденьев для унитазов. Еще через несколько миль Огилви пересек границу штата Теннесси.

Машины на автостраде попадались редко, и «ягуар» вел себя наилучшим образом. Условия для езды были идеальные, да еще светила полная луна, которая взошла вскоре после наступления темноты. Нигде не было и следа полиции.

Огилви вновь обрел уверенность в себе и успокоился.

Милях в пятидесяти южнее Нэшвилла, неподалеку от Колумбии, штат Теннесси, он свернул на автостраду США-31.

Здесь движение стало более оживленным. Бесконечным сверкающим потоком, прорезая фарами ночь, с ревом неслись мощные грузовики с прицепами к Бирмингему – на юг и индустриальному Среднему Западу – на север. Пассажирские автобусы, совершая иной раз обгоны, на которые не решались водители грузовиков, проносились в этом потоке. Время от времени Огилви и сам выезжал в левый ряд, чтобы обогнать медленно движущуюся машину, однако делал это осторожно, не превышая предела скорости, обозначенного на придорожном щите. Ему вовсе не хотелось привлекать к себе внимание ни быстрой ездой, ни чем-либо еще. Вскоре он заметил машину, которая ехала у него в хвосте со скоростью, примерно равной его собственной. Огилви повернул зеркальце, чтобы свет фар шедшей сзади машины не бил в глаза, и сбросил скорость, пропуская ее вперед. Когда же стало ясно, что водитель задней машины не намерен воспользоваться его предложением, Огилви, недолго думая, перешел на прежнюю скорость.

Проехав еще несколько миль, он заметил, что поток машин, движущихся на север, замедляет движение. У шедших впереди машин загорались задние предупредительные сигналы. Высунувшись в окно, Огилви увидел впереди скопление фар – оба потока машин, двигавшихся на север, сливались там в один ряд. Все это напоминало знакомую сцену дорожной аварии.

А затем, за поворотом шоссе, он обнаружил и истинную причину задержки. По обеим сторонам автострады стояли машины дорожной полиции штата Теннесси, с включенными красными «мигалками» на крышах. Проезжая часть была перегорожена люминесцирующим барьером. В ту же секунду машина, шедшая сзади Огилви, тоже включила полицейскую «мигалку».

Как только «ягуар» замедлил движение и остановился, к нему бросились полицейские с винтовками наперевес.

Огилви, кряхтя, поднял руки над головой.

Рослый сержант открыл дверцу и приказал:

– Рук не опускать, выходите медленно. Вы арестованы.

17 

– Вот опять! – вслух удивилась Кристина Фрэнсис. – Как только вам наливают кофе, вы обхватываете чашку руками. Точно вам так удобнее.

Альберт Уэллс улыбнулся ей через столик. Он напоминал задорного воробья.

– Вашей наблюдательности многие позавидуют.

Сегодня у него опять нездоровый вид, подумала Кристина. В течение вечера Альберта Уэллса время от времени мучили приступы жестокого кашля, он снова был бледен, как три дня назад. Правда, все это не влияло на его жизнерадостность. Нужно, чтобы кто-нибудь заботился о нем, подумала Кристина.

Они сидели в главном ресторане «Сент-Грегори». Они пришли сюда больше часа назад; за это время зал постепенно пустел – лишь немногие посетители сидели еще за кофе и напитками. Хотя отель был переполнен, ресторан весь вечер работал без перегрузок.

Метрдотель Макс предупредительно подошел к их столику.

– Чего-нибудь еще пожелаете, сэр?

Альберт Уэллс посмотрел на Кристину, та отрицательно покачала головой.

– Пожалуй, нет. Можете принести счет.

– Сию минуту, сэр. – Макс кивнул Кристине, давая понять, что не забыл об их утреннем уговоре.

Когда метрдотель отошел, старичок сказал:

– А теперь о кофе. Когда ты – старатель на Севере, нельзя пренебрегать ничем, даже теплом от чашки кофе, если хочешь остаться в живых. Эта привычка входит в твою плоть и кровь. Думаю, что если бы я захотел, то смог бы избавиться от нее, но есть вещи, о которых не вредно время от времени вспоминать.

– Потому что это было хорошее время или потому, что жизнь сейчас стала лучше?

– Наверное, и то и другое, – подумав, ответил Альберт Уэллс.

– Вы рассказывали мне, что работали шахтером, – сказала Кристина. – Я не знала, что вы были еще и старателем.

– Зачастую трудно разделить эти профессии. Особенно в районе Канадского Щита – это северо-западные территории, Кристина, в общем на самом крайнем севере Канады. А уж коль заберешься туда, когда ты один на один с тундрой, или, как ее там величают, – арктической пустыней, тут уж все надо делать самому: и заявочные колья забивать, и вечную мерзлоту растапливать, чтобы выкопать шурф. А не сделаешь, так и не будет ничего ты же один и рассчитывать больше не на кого.

– Что же вы искали?

– Уран, кобальт. Но в основном золото.

– И вам удалось найти его? Я имею в виду золото.

– Уйму. – Альберт Уэллс кивнул. – В районе Йеллоунайфа, близ Большого Невольничьего озера. Золото там находили непрерывно, начиная с девяностых годов и до золотой лихорадки сорок пятого года. Но на большей части той территории бурить и добывать ископаемые слишком трудно.

– Должно быть, вам там досталось, – сказала Кристина.

Старичок откашлялся, потом сделал глоток воды и, как бы извиняясь, улыбнулся.

– Я был крепче тогда. А ведь дай Канадскому Щиту хоть полшанса, и он тебя доконает. – Он обвел взглядом уютный зал ресторана, залитый светом хрустальных люстр, и сказал: – Там совсем другой мир, ничего похожего.

– Вот вы говорили, что добывать золото там было очень трудно. Но ведь не всегда же?

– Нет, не всегда. Кое-кому удача улыбалась, но подолгу она никого не баловала. Кто его знает, может, иначе на Щите или Земле Баррена и быть не может. Странные вещи там происходят с людьми: кажется, вот тебе железный человек, и не только телом, но и духом, – а на деле слабак. Веришь в человека, как в самого себя, а потом понимаешь, что ошибался. Но случается, все снова переворачивается. Помню однажды… – Он помолчал, пока метрдотель ставил на их столик поднос со счетом.

– Ну, а дальше что? – с нетерпением спросила Кристина.

– Эта история, Кристина, не из коротких. – Он перевернул счет, изучая его.

– Мне хотелось бы услышать ее, – настаивала Кристина, которой действительно было интересно. Чем больше с ним общаешься, подумала она, тем симпатичней кажется этот маленький скромный человечек.

Когда Альберт Уэллс ознакомился со счетом – в глазах его было удивление. Он посмотрел в сторону метрдотеля, находившегося в другом конце зала, потом снова на Кристину. Затем быстро вынул карандаш и подписал счет.

– Это было в тридцать шестом, – начал свой рассказ Альберт Уэллс, – когда началась одна из последних золотых лихорадок в районе Йеллоунайфа. Я вел разведку близ берега Большого Невольничьего озера и работал с напарником, которого звали Хайми Экстайн. Хайми был родом из Огайо. Чем только он не занимался – и одеждой торговал, и подержанными машинами, думаю, всего не перечислить. Но он умел завоевывать симпатии. Вы бы это, наверное, назвали обаянием. Когда он появился в Йеллоунайфе, у него было с собой немного денег, я же сидел без гроша. Деньги его и положили начало нашему предприятию.

Альберт Уэллс задумался, отхлебнул воды.

– Хайми никогда не видел лыж, никогда не слышал о вечной мерзлоте и не мог отличить сланец от кварца. И однако, с самого начала дело у нас пошло, и мы нашли то, что искали… Мы работали месяц, может два. На Щите теряешь счет времени. И вот однажды присели мы, чтобы свернуть по цигарке, – было это где-то в низовьях реки Йеллоунайф. Сидим себе, покуриваем, а я, как это принято у старателей, взял да и отколол кусок гематита (чтоб вам было понятнее, Кристина, эта горная порода, окрашенная окисью железа) и сунул себе в карман. А позднее, когда мы вышли на берег озера, я исследовал образцы повнимательнее. Вдруг вижу, что-то блестит: разрази меня гром – крупные зерна золота.

– Наверное, когда такое случается, – сказала Кристина, – чувствуешь себя самым счастливым человеком на свете.

– Не знаю, может, в мире есть и другое, что волнует куда больше. Однако на мою долю такое не выпадало. Ну так вот: кинулись мы назад, к тому месту, где я отколол эти куски породы, и замаскировали его мхом. А через два дня обнаружили, что участок уже застолблен. Думаю, это был самый страшный удар, который мы оба когда-либо испытали. Позже выяснилось, что участок этот застолбил один старатель из Торонто. Он забрел в те края задолго до нас, а потом вернулся на восток и не подозревал, что застолбил. А по закону, действующему на канадских северных территориях, если участок застолблен, но год не разрабатывается, старатель теряет на него право.

– И за сколько же времени до вас он застолбил этот участок?

– Мы сделали наше открытие в июне. А право того старателя на участок истекало в последний день сентября.

– Неужели вы не могли посидеть спокойно и подождать?

– Мы так и порешили. Да только не просто это было. Во-первых, наша находка была недалеко от ближайшего прииска и в тех краях копалось немало старателей, вроде нас. А во-вторых, у нас с Хайми начисто иссякли и деньги и продовольствие.

Альберт Уэллс поманил проходившего мимо официанта.

– Выпью-ка я, пожалуй, еще кофе. – И, обратившись к Кристине, спросил: – А вы?

Она покачала головой.

– Нет, благодарю. Продолжайте, пожалуйста. Я хочу услышать всю историю до конца. – А сама подумала: как странно, что такому внешне заурядному человеку, как этот старичок из Монреаля, выпало на долю пережить такое удивительное приключение, о чем можно лишь мечтать.

– Так вот, Кристина, готов поклясться, что нет на свете двух мужчин, которым три месяца показались бы более долгими, чем нам тогда. К тому же это были, пожалуй, самые тяжелые месяцы. Мы не жили, а существовали. Иногда удавалось поймать рыбу, иногда ели растения. К концу третьего месяца я стал тощий как щепка, а ноги у меня почернели от цинги. Тогда-то я и заработал этот бронхит и воспаление вен в придачу. Хайми было немногим лучше, но он никогда не жаловался и все больше нравился мне.

Прибыл кофе, и Кристине пришлось подождать, пока старичок возобновит рассказ.

– Наконец наступил последний день сентября. Из ходивших по Йеллоунайфу сплетен мы узнали, что этот участок заинтересовал еще кое-кого, поэтому мы не стали рисковать. Колышки у нас были уже наготове. И сразу же после полуночи мы забили их. Помню, ночь была темная, хоть глаза выколи, шел снег и ветер валил с ног.

Он снова обхватил руками чашку с кофе.

– Это все, что я помню, потому что после этого природа взяла надо мной верх, и очнулся я уже в больнице в Эдмонтоне, примерно в тысяче миль от того места, где мы забили колышки. Я узнал, что это Хайми вытащил меня к людям, хотя я так и не понял, как он это сделал. Затем самолетом меня переправили на юг. В больнице меня несколько раз вытаскивали с того света, но я не умер, выкарабкался. Хотя, когда я во всем разобрался, я подумал, что лучше мне было умереть.

Уэллс покачал головой и отпил из кофейной чашки.

– Что, разве ваша заявка была незаконной? – спросила Кристина.

– С заявкой все было в порядке. Загвоздка оказалась в Хайми. – Альберт Уэллс задумчиво потер нос, похожий на воробьиный клювик. – Вероятно, мне следует немного вернуться назад. Пока мы ждали возможности подать заявку, мы оба составили по документу. Каждый из нас – в этой бумаге – передавал права на свою половину другому.

– Зачем вы это сделали?

– Эта мысль пришла в голову Хайми – на случай, если один из нас не дотянет до конца. Если бы это произошло, оставшийся в живых имел бы при себе бумагу, удостоверяющую его полное право на участок, а другой документ он просто разорвал бы. Хайми сказал, что это избавит нас от всякой юридической возни. И тогда мне это показалось вполне разумным. Ну, а если мы оба оставались в живых, то обе бумаги уничтожали – и дело с концом.

– Так, значит, пока вы были в больнице… – догадываясь, о чем пойдет речь, перебила Кристина.

– Хайми взял оба документа и зарегистрировал участок на свое имя. К тому времени, когда я поправился, Хайми уже был полноправным хозяином и вовсю вел добычу золота с помощью машин и рабочих. Я узнал, что одна крупная компания по переработке цветных металлов предложила ему четверть миллиона долларов за наш участок, были и другие покупатели.

– И вы ничего не могли поделать?

Маленький старичок покачал головой.

– Я понимал, что шансов у меня нет никаких. И все же, как только выписался из больницы, я одолжил денег, чтобы добраться до тех мест на Севере.

Альберт Уэллс прервал свой рассказ и дружески помахал кому-то. Подняв глаза, Кристина увидела Питера Макдермотта, который направлялся к их столику. Она не раз думала о том, вспомнит ли Питер о ее предложении присоединиться к ним. И сейчас при виде его почувствовала приятное волнение. Однако Кристина сразу поняла, что Питер чем-то взволнован.

Старичок тепло поздоровался с Питером, и к их столику тут же устремился официант со стулом.

Питер с удовольствием откинулся на спинку.

– Боюсь, я поздновато явился. Всякая ерунда задержала. – А сам подумал, что это более чем мягко сказано.

Надеясь, что у нее будет потом возможность поговорить наедине с Питером, Кристина сказала:

– А мистер Уэллс рассказывает тут мне удивительную историю. Я непременно должна дослушать ее до конца.

Питер сделал глоток кофе, который принес официант.

– Продолжайте же, мистер Уэллс. Ну, а я уж буду вроде зрителя, который вошел в зал, когда фильм близится к концу. Попытаюсь представить себе, что было вначале.

Маленький старичок посмотрел на свои искореженные, загрубевшие руки и улыбнулся.

– Рассказывать, собственно, больше почти и нечего, хотя именно в конце все неожиданно перевернулось. Я поехал на Север и нашел Хайми в Йеллоунайфе – он там обосновался в так называемой «гостинице». Как только я его не обзывал – все ругательства припомнил. А он сидел и широко ухмылялся – я от этого совсем остервенел, думал, сейчас его прикончу. Да только никогда бы я не смог его убить. Уж тут-то он знал меня достаточно хорошо.

– Отвратительный, видно, был тип, – проговорила Кристина.

– Я тоже так считал. Да только когда я поутих, он встал и предложил мне пойти с ним кое-куда. Пошли мы к адвокату, а там лежали бумаги, уже составленные, готовые, по которым я получал назад мою долю по всей справедливости, справедливее, чем нужно, потому что Хайми не взял себе ничего за работу, которую делал все эти месяцы.

– Ничего не понимаю. Тогда зачем же он… – Кристина в недоумении покачала головой.

– Хайми все потом объяснил. Он сказал, что сразу понял: придется пройти через уйму юридических формальностей, подписывать разные бумаги, особенно в нашем случае: ведь мы же не собирались продавать участок, а договаривались заняться разработкой жилы. Ему пришлось делать займы в банках, чтобы купить машины, расплатиться с рабочими, и так далее. И ничего бы этого он не смог сделать, если бы мое имя стояло на бумагах, как совладельца, а я валялся бы в больнице, где, случалось, не мог отличить пол от потолка. Поэтому-то Хайми предъявил документ на мою долю и начал разворачивать дело. Он с самого начала собирался вернуть мне потом мою половину. Одна беда: Хайми не большой был мастак писать письма, вот он ничего мне и не сообщил. А сам, как начал разработку жилы, сразу выправил у юриста все бумаги. Так что если бы он умер, то я получил бы, помимо собственной доли, еще и его половину.

Питер Макдермотт и Кристина молча в изумлении смотрели на него.

– Потом, – продолжал Альберт Уэллс, – я так же поступил со своей половиной: составил завещание, по которому она отходила к нему. Такое же соглашение составили мы и на владение разработками – оно действовало, пока Хайми не умер, а случилось это пять лет назад. Я так считаю, что кое-чему он меня научил: если ты поверил в человека, не спеши менять мнение о нем.

– Ну, а разработки? – спросил Питер.

– Мы отказывали всем, кто хотел купить участок, и в конечном итоге оказались правы. Хайми разрабатывал жилу много лет подряд. Дела там и сейчас идут полным ходом – это ведь одно из лучших месторождений на Севере. Время от времени я наведываюсь туда – вспомнить былое.

Не в состоянии вымолвить ни слова, приоткрыв рот, Кристина глядела на маленького старичка.

– И у вас… у вас есть золотой прииск?

– Совершенно верно, – весело кивнул Альберт Уэллс. – А теперь и еще кое-что.

– Простите за любопытство, – вступил в разговор Питер Макдермотт, но что же именно?

– Все перечислить трудновато. – Старичок застенчиво поерзал на стуле. – Ну… пара газет, несколько морских судов, страховая компания, дома и еще всякая всячина. В прошлом году я купил несколько продовольственных магазинов. Знаете, люблю новые вещи. Это поддерживает во мне интерес к жизни.

– Да уж наверно, – заметил Питер.

Альберт Уэллс лукаво улыбнулся.

– Между прочим, я собирался завтра вам кое-что сообщить, но, пожалуй, могу это сделать и сейчас. Я только что купил этот отель.

18 

– Вот те джентльмены спрашивали вас, мистер Макдермотт.

Метрдотель Макс кивнул в сторону двух мужчин – один из них был капитан Йоллес, – которые спокойно стояли в другом конце вестибюля, у киоска с газетами.

Минуту или две назад Макс отозвал Питера, подойдя к столику, где они с Кристиной молча сидели, ошеломленные сообщением Альберта Уэллса. Оба они – это Питер понимал – были слишком потрясены, чтобы до конца осознать новость и все предстоящие события. Питер даже почувствовал облегчение, узнав, что его просят срочно выйти. Он поспешно извинился и пообещал вернуться, как только сможет.

Капитан Йоллес подошел к нему и представил своего спутника – сержанта уголовной полиции Беннетта.

– Мистер Макдермотт, есть ли здесь укромное место, где можно поговорить?

– Идемте сюда. – Питер провел обоих мимо стойки швейцара в кабинет бухгалтера по кредитным операциям, пустовавший по вечерам. Как только они вошли, капитан Йоллес протянул Питеру сложенную газету. Это был свежий выпуск «Таймс-Пикайюн».

Заголовок над тремя колонками гласил:

«КРОЙДОН ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НАЗНАЧЕН ПОСЛОМ СОЕДИНЕННОГО КОРОЛЕВСТВА В ВАШИНГТОНЕ. ВЕСТЬ ОБ ЭТОМ ЗАСТАЛА ЕГО В ГОРОДЕ НАРОЖДАЮЩЕГОСЯ МЕСЯЦА.»

Капитан затворил дверь кабинета поплотнее…

– Мистер Макдермотт, Огилви арестован. Он задержан час назад полицией штата Теннесси на подъездах к Нэшвиллу. Мы уже сообщили, что просим привезти его сюда. «Ягуар» тоже везут – на грузовике, под брезентом. Но уже из расследования на месте ясно: это та самая машина, которую мы ищем.

Питер кивнул. Он заметил, что оба полицейских с некоторым недоумением смотрят на него.

– Вам, наверно, кажется, что я как-то замедленно реагирую на то, что произошло, – сказал Питер. – Дело в том, что я узнал сейчас такое – никак в себя не приду.

– По этому поводу?

– Нет. По поводу отеля.

На какое-то время воцарилось молчание, затем Йоллес сказал:

– Вам, вероятно, интересно будет узнать, что Огилви дал показания. Он уверяет, будто знать не знал, что на этой машине кого-то сбили. Говорит, просто герцог и герцогиня Кройдонские заплатили ему двести долларов, чтобы он перегнал их машину на Север. Именно такая сумма была у него при себе.

– Вы этому верите?

– Возможно, он говорит правду. А возможно, и врет. Это мы узнаем завтра, после того как допросим его.

Завтрашний день даст ответы на многие вопросы, подумал Питер.

Сегодняшний же вечер больше походил на сон.

– А что вы думаете предпринять теперь? – поинтересовался Питер.

– Собираемся зайти к Кройдонам. Если у вас нет возражений, мы хотели бы, чтобы вы пошли с нами.

– Мне кажется… Впрочем, если вы считаете, что это необходимо…