Текст книги "Отель"

Автор книги: Артур Хейли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

В другом шкафу нашлись чемоданы. Отмычка выбрал самый объемистый и запихнул в него меха. Ящик туалетного столика порадовал его шкатулкой с драгоценностями, содержимое которой также полетело в чемодан, после чего туда же последовали кинокамера, бинокль и транзистор. Отмычка захлопнул чемодан, спустился вниз, где снова открыл его, и к тому, что там лежало, добавил серебряный кубок и поднос. Магнитофон, который он заметил в последний момент, туда уже не влезал и его пришлось нести до машины просто в руке. Другая рука была занята чемоданом.

На всю операцию Отмычке потребовалось не больше десяти минут. Положив чемодан и магнитофон в багажник. Отмычка спокойно отъехал от дома. А примерно через час, спрятав свои трофеи в номере мотеля на шоссе Шеф-Мантэр, отогнав машину на стоянку в центре города, он уже весело шагал в направлении «Сент-Грегори».

По пути в отель под влиянием внезапно проявившегося чувства юмора он опустил связку ключей в почтовый ящик в соответствии с просьбой, выбитой на миниатюрной бирке. А уж организация, продающая бирки, несомненно, выполнит свое обещание и вернет ключи владельцу.

Этот неожиданный улов, подсчитал про себя Отмычка, может принести ему около тысячи долларов.

Заглянув в кафе при «Сент-Грегори», он съел сандвич и выпил чашку кофе, а затем отправился к слесарю на Ирландский канал. Ключ к президентским апартаментам был готов, и, хотя слесарь заломил бешеную цену. Отмычка с легким сердцем заплатил ему.

По пути назад Отмычка с радостью отметил, что солнце благосклонно сияет с безоблачных небес. Это, как и нежданные щедроты сегодняшнего утра, было явно добрым предзнаменованием, предвестником успеха главного предприятия, осуществление которого приближалось. Отмычка почувствовал, что былая вера в свой талант и чувство непобедимости вернулись к нему.

11 

Над Новым Орлеаном лениво плыл полуденный звон колоколов. Их многоголосие в президентских апартаментах на девятом этаже было слышно очень слабо, поскольку окна для более эффективного действия воздушного кондиционера были герметически закрыты. Герцог Кройдонский, нетвердой рукой наливавший уже четвертый за сегодняшний день стакан виски с содовой, услышал звон колоколов и взглянул на часы, чтобы сверить время. Недоуменно покачав головой, он пробормотал:

– И только-то!.. Ну и тянется же время… Самый долгий день на моей памяти.

– Рано или поздно это кончится, – раздался голос герцогини, сидевшей на софе и безуспешно пытавшейся вчитаться в книгу стихов У. X. Одена ^[10]. Тон ее при этом был менее суровым, чем тот, который герцог привык слышать за последние дни. Как и ее супруг, герцогиня с прошлой ночи пребывала в состоянии постоянного напряжения: она все время думала об Огилви и о злополучной машине, которые были уже где-то на севере, – но где? С момента их последней встречи с начальником охраны отеля прошло уже девятнадцать часов, а от него до сих пор не слышно ни слова.

– Черт бы его побрал! Да неужели этот тип не может позвонить? – Герцог нервно шагал по гостиной, в таком состоянии он был уже с самого утра.

– Мы же условились, что не будем поддерживать связь, – мягко напомнила ему герцогиня. – Так меньше риска. Кроме того, если машина, как мы надеемся, спрятана на день, он ведь тоже скрывается от лишних глаз.

Герцог в который уже раз снова склонился над развернутой дорожной картой компании «Эссо». Пальцем он обвел район вокруг города Майкон, штат Миссисипи.

Он сказал вполголоса:

– Как это близко, дьявольски близко! И ведь сегодняшний день… ожидание… сплошное ожидание! – И, отойдя от карты, пробормотал: – Парня ведь могли и обнаружить.

– Очевидно, этого не случилось, ибо в противном случае мы бы так или иначе об этом узнали.

Перед герцогиней лежал дневной выпуск «Стейтс-Айтем», она специально посылала за ним секретаря в вестибюль. Кроме того, они все утро просидели у радио, слушая последние известия, которые передают каждый час. Вот и теперь из приемника приглушенно доносился голос диктора, но говорил он об ущербе, причиненном ураганом в Массачусетсе, а до этого передавали заявление Белого дома по Вьетнаму. Как в газете, так и в утренних радионовостях содержались упоминания о дорожном инциденте и ведущихся розысках, однако ничего нового сказано не было.

– И потом, у него ведь оставалось всего несколько часов прошлой ночью, чтобы вести машину, – сказала, как бы успокаивая себя, герцогиня. – Этой же ночью все будет иначе. Он может выехать, как только стемнеет, и к завтрашнему утру уже будет в безопасности.

– В безопасности! – Герцог с сумрачным видом снова взялся за виски. – Очевидно, только об этом нам и надо думать. А не о том, что случилось. А ведь та женщина… ребенок. В газетах были их фотографии… Вы, вероятно, видели.

– Обо всем этом мы ведь уже говорили. И ни к чему снова все ворошить.

Но герцог, казалось, не слышал ее.

– Похороны сегодня днем… Могли бы, по крайней мере, пойти туда.

– Вы не можете и прекрасно понимаете, что не пойдете.

В красивой просторной комнате наступило тягостное молчание.

Его прервал резкий звонок телефона. Они посмотрели друг на друга – ни тот, ни другая не хотели подходить. У герцога на лице задергался мускул.

Телефон прозвенел еще раз, потом замолк. Сквозь смежную дверь до них долетел приглушенный голос секретаря, ответившего по параллельному аппарату.

Минутой позже секретарь постучал и почтительно вошел в гостиную.

Повернувшись к герцогу, он сказал:

– Ваша светлость, это из одной местной газеты. Они говорят, что получили, – он заколебался, прежде чем повторить незнакомый термин, – бюллетень-молнию, в котором речь, кажется, идет о вас.

Герцогиня с трудом подавила волнение.

– Я отвечу. Повесьте у себя трубку. – Она взяла трубку стоявшего рядом телефона. Лишь пристальный наблюдатель мог заметить, что руки у нее дрожат.

Подождав, пока параллельный аппарат щелкнет, она объявила:

– Говорит герцогиня Кройдонская.

– Мэм, с вами говорят из городской редакции газеты «Стейтс-Айтем», – сказал решительный мужской голос. – Мы получили молнию от Ассошиэйтед Пресс, а только что и более подробное сообщение. – Голос в трубке умолк. Извините. – Герцогиня услышала, как ее собеседник раздраженно сказал кому-то: – Куда, черт возьми, она запропастилась… Эй, Энди, ну-ка пошуруй в этой куче.

В трубке послышался шелест бумаг, потом голос произнес:

– Простите, мэм. Я вам сейчас прочитаю. «Лондон (Ассошиэйтед Пресс). В парламентских кругах сегодня стало известно, что герцог Кройдонский, видный английский деятель, известный своей оппозицией правительству, будет назначен новым послом Великобритании в Вашингтоне. Первая реакция положительная. Официальное заявление ожидается в скором времени». Мэм, это не все. Но я не стану вас задерживать. Мы позвонили, чтобы узнать, не хочет ли ваш муж сделать заявление, и еще, если разрешите, нам бы хотелось послать в отель фотографа.

На секунду герцогиня закрыла глаза, наслаждаясь чувством облегчения, словно после анестезии.

– Мэм, вы меня слушаете? – раздался голос в трубке.

– Да. – Она заставила сознание включиться.

– Что касается заявления, то нам хотелось бы…

– На данный момент, – прервала своего собеседника герцогиня, – моему мужу нечего заявлять и никаких заявлений он делать не станет, до тех пор, пока известие о его назначении не будет официально подтверждено.

– В таком случае…

– Это относится и к визиту фотографа.

– Тогда нам придется в следующем выпуске давать то, что у нас есть. – В голосе звучало разочарование.

– Это ваше дело.

– Но если последует официальное подтверждение, мы бы хотели связаться с вами.

– Если оно последует, то, я уверена, мой муж с радостью встретится с представителями прессы.

– В таком случае вы нам позволите позвонить снова?

– Пожалуйста.

Положив трубку, герцогиня Кройдонская какое-то время продолжала сидеть неподвижно, выпрямившись. Наконец на губах ее заиграла легкая улыбка, и она сказала:

– Свершилось! Джеффри своего добился!

Герцог недоверчиво уставился на нее. Потом облизнул губы:

– Вашингтон?

Она вкратце изложила содержание телеграммы Ассошиэйтед Пресс:

– Утечка информации, по-видимому, была устроена специально – проверить, какова будет реакция. И реакция оказалась благоприятной.

– Никогда бы не поверил, что даже ваш брат сумеет…

– Без его влияния дело не обошлось. Но, несомненно, были и другие причины. Время оказалось удачное. Понадобился человек именно такой, как вы. С вашими политическими взглядами. Не забывайте, что мы с самого начала считались с такой возможностью. К счастью, все сыграло нам на руку.

– Теперь, когда это произошло… – Он умолк, не решаясь до конца высказать свою мысль.

– Так что же теперь, когда это произошло?

– Все думаю… сумею ли справиться?

– Вы обязаны справиться и справитесь. Мы справимся.

Он с сомнением покачал головой:

– Было время…

– Оно еще не кончилось. – В голосе герцогини появились резкие, властные нотки: – Сегодня к концу дня вы должны будете встретиться с прессой. Возникнут и другие обязательства. Вам необходимо владеть своими мыслями и языком и не скисать.

Он медленно кивнул.

– Постараюсь в меру своих возможностей. – И поднес стакан к губам.

– Нет! – Герцогиня поднялась с кресла. Взяла стакан из рук мужа и прошла в ванную. Герцог услышал, как она вылила остатки виски в раковину.

Вернувшись, герцогиня отчетливо проговорила:

– Больше этого не будет. Понятно? Ни капли и никогда.

Герцог хотел было возразить, потом смирился и сказал:

– Наверно… иначе нельзя.

– Если хотите, я могу унести бутылки, но прежде вылейте остатки из этой…

Герцог отрицательно покачал головой.

– Обойдусь и без выпивки. – Он явно старался собраться с мыслями. Как и накануне, герцог, словно хамелеон, вдруг преобразился, и на его безвольном лице появилась уверенность в своих силах. Совершенно другим, уже твердым голосом он произнес:

– Отличные новости.

– Да, – подтвердила герцогиня. – Вся наша жизнь может начаться заново.

Герцог шагнул было к жене, потом передумал. Жизнь-то может начаться заново, но он прекрасно понимал, что в его отношениях с женой все останется без изменений.

Его жена тем временем принялась размышлять вслух:

– Придется пересмотреть наш план поездки в Чикаго. С сегодняшнего дня все ваши разъезды станут объектом пристального внимания. Если мы отправимся туда вместе, чикагская пресса тотчас раззвонит об этом. И тогда стоит поставить машину на ремонт, как могут возникнуть недоуменные вопросы.

– Но один из нас все равно должен ехать.

– Я поеду, – решительно заявила герцогиня. – Я могу слегка изменить внешность, надеть очки. Если быть осторожной, то можно избежать внимания. – Она перевела взгляд на чемоданчик, стоявший рядом с секретером. – Я возьму с собой оставшуюся сумму и сделаю все, что требуется.

– Вы исходите из того… что этот тип благополучно доберется до Чикаго. Но ведь его там еще нет.

Глаза герцогини расширились, словно она вспомнила забытый кошмар.

– О боже! – прошептала она. – Теперь… особенно теперь… он должен добраться! Должен!

12

Вскоре после ленча Питеру Макдермотту удалось заскочить домой переодеться. Он снял костюм, который носил почти все время на работе, и надел полотняные брюки и легкий пиджак. Затем Питер ненадолго вернулся в свой кабинет в отеле, подписал кое-какие письма и, выходя из помещения, положил их на стол к Флоре.

– Сегодня я вернусь поздно, – сказал он ей. И, спохватившись, добавил: – Что-нибудь удалось выяснить насчет Огилви?

Секретарша покачала головой.

– По правде говоря, ничего. Вы просили меня узнать, не сообщал ли кому-нибудь Огилви, куда он отправляется. Так вот: не сообщал.

– В общем-то я этого и не ждал, – буркнул Питер.

– Правда, есть одно обстоятельство… – И Флора запнулась. – Наверно, это не так уж и важно, но выглядит несколько странным.

– Что же это такое?

– Машина, которую взял мистер Огилви… Вы говорили, это был «ягуар»?

– Да.

– Она принадлежит герцогу и герцогине Кройдонским.

– Вы уверены, что здесь нет ошибки?

– Меня саму это заинтриговало, – сказала Флора, – и я попросила в гараже проверить еще раз. Мне посоветовали обратиться к человеку по имени Калгмер – он работает у них ночным дежурным.

– Да, я знаю его.

– Я позвонила ему домой – он дежурил вчера ночью. Калгмер сказал, что у мистера Огилви было письменное разрешение взять машину, подписанное герцогиней Кройдонской.

– Ну, тогда, по-моему, все в порядке, – пожал плечами Питер. И все же мысль о том, что Огилви ездил на машине Кройдонов, казалась странной, а еще более странным было то, что между Кройдонами и этим хамом начальником охраны – могли существовать какие-либо отношения. Судя по всему. Флора думала о том же. – А в гараж машина вернулась? – поинтересовался Питер.

Флора отрицательно покачала головой.

– Я уж думала, не позвонить ли герцогине Кройдонской. А потом решила, что лучше сперва посоветоваться с вами.

– И правильно сделали. – Проще простого, подумал Питер, спросить Кройдонов, куда отправился Огилви. Раз он взял их машину, по всей вероятности, они знают, куда он поехал на ней. И однако же, Питер медлил.

После стычки с герцогиней в понедельник вечером Питеру не хотелось снова обострять с ней отношения, тем более что его расспросы могут быть восприняты как вмешательство в сугубо личные дела. Тем более что пришлось бы расписаться в одном мало приятном обстоятельстве: руководство отеля не знает, где находится начальник его внутренней охраны.

И Питер сказал Флоре:

– Давайте повременим с этим.

Питер вспомнил, что у него осталось еще одно дело – Херби Чэндлер.

Сегодня утром он собрался было сообщить Уоррену Тренту о своем вчерашнем разговоре с Диксоном, Дюмером и прочими, из которого выяснилось, что старший посыльный причастен к событиям, предшествовавшим попытке изнасилования. Но увидев, что хозяин явно занят какими-то другими проблемами, Питер решил ничего пока ему не говорить. И сейчас Питер подумал, что, пожалуй, надо сначала повидать Чэндлера самому.

– Выясните, дежурит ли Херби Чэндлер сегодня вечером, – попросил он Флору. – Если дежурит, то передайте, чтобы он зашел ко мне в шесть часов. Если не сможет сегодня, пусть зайдет завтра утром.

И выйдя из помещения дирекции, Питер спустился в вестибюль. А несколькими минутами позже из полумрака вестибюля он уже вынырнул на залитую ярким полуденным солнцем авеню Сент-Чарльз.

– Питер! Я здесь!

Повернув голову, Питер увидел Маршу Прейскотт, махавшую ему с переднего сиденья открытого белого автомобиля, который стоял в ряду свободных такси. Проворный швейцар тут же подскочил к машине и распахнул перед Питером дверцу. Садясь рядом с Маршей, Питер заметил, как ухмыльнулись трое водителей такси, а один из них протяжно присвистнул.

– Привет, – сказала Марша. – Если бы вы не пришли, мне пришлось бы брать какого-нибудь пассажира.

В легком летнем платье она казалась еще восхитительней, но несмотря на веселый, беззаботный тон, каким она его приветствовала, Питер почувствовал, что она стесняется, – возможно, из-за того, что произошло между ними накануне. Он порывисто взял ее руку и пожал.

– Вот это уже лучше, – сказала она, – мне это нравится, хоть я и обещала папе, что буду держать руль обеими руками.

Таксист сманеврировал, освобождая ей путь, и Марша вырулила на проезжую часть улицы.

Похоже, подумал Питер, пока они стояли на Канал-стрит, дожидаясь сигнала светофора, что он только и делает, что разъезжает по Новому Орлеану с хорошенькими женщинами. Ведь всего три дня назад он ехал в «фольксвагене» Кристины к ней домой! Это было в тот вечер, когда он впервые встретился с Маршей. Казалось, с тех пор прошла уйма времени – возможно, такое впечатление создалось у него из-за того, что произошло это объяснение с Маршей. Правда, при отрезвляющем свете дня Марша могла посмотреть на дело иначе. Как бы там ни было, решил про себя Питер, он первым касаться этой темы не станет.

И тем не менее близость Марши волновала его, особенно, стоило ему вспомнить минуты расставания вчерашней ночью, – поцелуй, сначала робкий, потом с нарастающей страстью; головокружительные секунды, когда Марша из девочки превратилась в женщину; тесное объятие и обещающий трепет ее тела.

Питер украдкой наблюдал за девушкой – молодая, порывистая, гибкая и такая тоненькая под платьем. Стоило протянуть руку и…

Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы сдержаться. В эти секунды борьбы с искушением Питер вспомнил, как часто на протяжении его сознательной жизни близость женщины затуманивала ему разум, толкала на необдуманные поступки.

Взгляд Марши на мгновенье оторвался от дороги и скользнул в его сторону.

– О чем это вы сейчас думали?

– Об истории, – солгал Питер. – А кстати, куда мы едем?

– На старое кладбище святого Людовика. Вы там бывали?

Питер отрицательно покачал головой.

– Я никогда не заношу посещение кладбищ в список дел, не терпящих отлагательства.

– А в Новом Орлеане следовало бы.

До Бейсин-стрит было рукой подать. Марша ловко поставила машину на южной стороне улицы, они пересекли бульвар, и подошли к обнесенному стеной кладбищу святого Людовика – вход на него охраняли старинные колонны.

– С этим местом связано немало исторических событий, – сказала Марша, беря Питера под руку. – В начале восемнадцатого века, когда французы основали Новый Орлеан, здесь были в основном болота. Да так оно было бы и сейчас, если бы не дамбы, сдерживающие реку.

– Я знаю, что грунт под городом насыщен влагой, – сказал Питер. – В подвале нашего отеля стоит насос, и сточную воду мы качаем не вниз, а вверх, чтобы она попала в канализацию.

– А в те времена здесь было еще влажнее. Даже в относительно сухих местах вода стояла всего в трех футах от поверхности, так что когда рыли могилу, она заполнялась водой прежде, чем успевали опустить гроб. Рассказывают даже, что могильщикам приходилось вставать на гробы, чтобы заставить их опуститься. Иногда они просверливали дырки в днище, чтобы гроб поскорее затонул. Народ мрачно шутил: если тебя закопали, а ты еще не умер, то захлебнешься.

– Совсем как в фильме ужасов.

– Есть книги, в которых написано, что иной раз даже питьевая вода отдавала трупным запахом. – Лицо Марши исказила гримаса отвращения. – Так или иначе, потом издали закон, по которому запрещалось зарывать покойников в землю.

Они вышли на аллею, по обеим сторонам которой тянулись ряды причудливых склепов. Такого кладбища Питер действительно никогда еще не видал. Марша сделала широкий жест рукой.

– Вот что произошло после того, как закон был принят. В Новом Орлеане мы называем это городом мертвецов.

– Понятно почему.

Это действительно похоже на город, подумал он. Неровные аллеи, словно улицы, застроены склепами в виде миниатюрных зданий из кирпича, покрытого штукатуркой, некоторые даже с балкончиками из кованого железа, а вокруг проложены узенькие дорожки. Домики были в несколько этажей. Единственное, что отличало их от настоящих, это отсутствие окон, вместо которых зияли многочисленные дверные проемы. Питер указал на них Марше:

– Совсем как вход в квартиры.

– А это и есть квартиры. Причем большинство сдается на короткий срок.

Питер озадаченно взглянул на свою спутницу.

– Склепы разделены на секции, – пояснила Марша. – Обычно в семейном склепе от двух до шести секций, а если семья большая, то больше. У каждой секции свой маленький вход. Перед новым захоронением одну из дверок предварительно открывают. Гроб, находившийся там прежде, опорожняют, а останки сбрасываются сквозь щель в задней стенке на землю. Старый гроб сжигают и на его место ставят новый. Он постоит с год, а потом все повторится сначала.

– Всего год?

– А больше и не надо, – проговорил кто-то за их спиной. – Случается, конечно, что покойник лежит и подольше, – это когда следующий не подпирает. Некоторым помогают тараканы.

Питер и Марша обернулись. Перед ними стоял плотный пожилой мужчина в заношенном бумажном комбинезоне. Приветливо поздоровавшись, он снял допотопную соломенную шляпу и вытер лысину красным шелковым платком.

– Жарко, верно? Там будет попрохладней. – И он хлопнул по склепу, словно то был старый знакомец.

– Если вам безразлично, – заметил Питер, – то я в таком случае предпочитаю жару.

– Все равно туда попадете, – усмехнулся толстяк. – Здрасьте, мисс Прейскотт.

– Привет, мистер Коллоди, – сказала Марша. – Познакомьтесь, это мистер Макдермотт.

Могильщик вежливо поклонился.

– Пришли взглянуть на семейное гнездышко?

– Как раз направляемся туда, – сказала Марша.

– Тогда идите за мной. – И бросил через плечо: – Мы там у вас навели порядок недельку-другую назад. Теперь красота, да и только.

Они пошли вдоль узеньких аллеек, напоминавших миниатюрные улицы, и Питер заметил, какие древние выбиты на склепах имена и даты. Их проводник ткнул пальцем в сторону кучки мусора, тлевшей на площадке:

– Пришлось вот кое-что спалить.

В дыму Питер разглядел остатки гроба.

Они остановились перед мавзолеем из шести секций, напоминавшим традиционный креольский дом. Выкрашенный в белый цвет, он выглядел более ухоженным, чем большинство окружающих. На потрескавшихся от времени мраморных досках значилось много имен – в основном Прейскоттов.

– Мы старая семья, – сказала Марша. – Должно быть, праху моих предков становится тесновато.

Косые солнечные лучи яркими зайчиками играли на мавзолее.

– Аж сияет, а? – Могильщик сделал шаг назад, любовно оглядывая свое хозяйство, потом кивнул на дверцу в верхнем ряду. – Вот эту, мисс Прейскотт, откроем следующей. Для вашего папочки. А вот эта для вас, сказал он, дотронувшись до дверцы во втором ряду. – Хотя, наверно, не мне уж придется вас туда класть. – Он помолчал и задумчиво добавил: – Ведь всех нас призывают туда, когда нам самим еще совсем неохота. Вот так-то сэр, а потому нечего терять зря время! – И снова промокнув платком лысину, старик поплелся прочь.

Несмотря на жару, по телу Питера пробежал озноб. Ему стало не по себе от одной мысли, что для такого юного существа, как Марша, уже приготовлено смертное ложе.

– Вовсе это не так ужасно, как кажется. – Глаза внимательно смотрели на Питера, и он еще раз поразился способности девушки читать его мысли. – Просто мы здесь так воспитаны, что с детства привыкаем относиться к этому, как к части нашего бытия.

Питер кивнул. Все равно он был сыт по горло этим царством мертвых.

Они уже подошли к выходу на Бейсин-стрит, когда Марша вдруг взяла Питера за локоть и придержала.

Перед воротами как раз остановилась вереница автомобилей. Захлопали дверцы, из машин вышли люди и столпились на тротуаре. По их виду ясно было, что сейчас появится похоронная процессия.

– Питер, нам придется обождать здесь, – прошептала Марша.

Они отошли еще подальше в сторонку, откуда, однако, хорошо было видно все, что происходило у ворот.

Тем временем люди на тротуаре расступились, пропуская небольшой кортеж. Первым показался болезненного вида человек с вкрадчивыми манерами – видимо, хозяин похоронного бюро. За ним следовал священник.

За священником медленно шли шесть носильщиков – на плечах их покоился массивный гроб. Чуть сзади четверо других несли маленький белый гробик. На крышке его лежала лишь ветка олеандра.

– О боже! – проговорила Марша.

Питер крепко сжал ее руку.

– Да возьмут ангелы ваши души в рай, да выйдут мученики навстречу вам и поведут во священный град Иерусалим, – монотонным речитативом завел священник.

Траурная процессия следовала за вторым гробом. Впереди в одиночестве шел еще довольно молодой мужчина. Черный костюм на нем был явно с чужого плеча; в руках он неловко мял шляпу. Казалось, он не мог оторвать глаз от гробика. По щекам его текли слезы. В группе, следовавшей за ним, громко всхлипывала пожилая женщина, которую поддерживала другая, помоложе.

– …Да встретит вас хор ангелов у врат небесных, и да познаете вы вечный покой вместе с Лазарем, который в сей юдоли тоже был беден…

– Это те, которых сбила машина. Мать и маленькая девочка. Об этом писали в газетах, – прошептала Марша.

Питер увидел, что она плачет.

– Да, я знаю. – У Питера было такое впечатление, будто он – участник трагедии, он разделял горе этих незнакомых ему людей. Тогда, в понедельник ночью, когда он случайно оказался на месте происшествия, все выглядело просто, мрачно и жутко. А сейчас трагедия как бы приблизилась, стала реальнее.

И, глядя на приближающуюся процессию, Питер почувствовал, как у него на глаза набегают слезы.

За родственниками погибших шли друзья. Питер был немало удивлен, увидев среди них знакомое лицо. Сначала он не мог припомнить, кто это, но затем понял, что перед ним Сол Натчез, пожилой официант, обслуживающий номера, которого отстранили от работы после инцидента с четой Кройдонов в понедельник вечером. Во вторник утром Питер велел разыскать Натчеза и передать распоряжение Уоррена Трента, чтобы он до конца недели не появлялся в отеле, а жалованье ему будут платить. В эту минуту Натчез взглянул в сторону, где стояли Питер и Марша, но и виду не подал, что признал управляющего. Тем временем гробовщики уже прошли вглубь кладбища и исчезли из виду. Питер с Маршей подождали, пока вслед за ними прошли все родные и любопытные.

– Теперь можно идти, – сказала Марша.

Неожиданно чья-то рука коснулась рукава Питера. Обернувшись, он увидел Сола Натчеза. Значит, он все-таки заметил их.

– Я видел, как вы наблюдали за процессией, мистер Макдермотт. Вы знали эту семью?

– Нет, – ответил Питер. – Мы здесь случайно оказались. – И он представил Натчезу Маршу.

– А вы решили не оставаться до конца службы? – спросила девушка.

Старик отрицательно покачал головой.

– Знаете, всему есть предел.

– Так вы знали эту семью?

– Да, и очень близко. Горько, очень горько, что так получилось.

Питер молча кивнул. Казалось, разговор на этом и окончится.

– Я не сумел сказать вам это во вторник, мистер Макдермотт, – прервал молчание Натчез, – но я вам очень благодарен за то, что вы сделали. Я имею в виду – ну, заступились, что ли, за меня.

– Не стоит благодарности, Сол. Я был уверен, что вы не виноваты.

– Понимаете, если подумать, странно все получилось. – Старик посмотрел на Маршу, потом на Питера. Ему явно не хотелось уходить.

– Чего же тут странного? – спросил Питер.

– Да все. Это несчастье… – сказал Натчез, махнув рукой в сторону, куда ушел кортеж. – Ведь оно случилось незадолго до того, как у меня вышла эта неприятность в понедельник вечером. Подумать только, что пока мы с вами тогда разговаривали…

– Да, это верно, – заметил Питер. Он вовсе не собирался делиться впечатлениями о том, что увидел позднее на месте происшествия.

– Я вот что хотел спросить вас, мистер Макдермотт: у вас еще был разговор об этом деле с герцогом и герцогиней?

– Нет, не было.

Видимо, Натчез, как и он сам, подумал Питер, был рад перевести разговор на другую тему, не связанную с похоронами.

– Я много думал об этом, – продолжал официант. – И такое у меня впечатление, будто они нарочно устроили скандал. Иначе я никак не могу их понять. Не могу, и все.

Примерно то же говорил Натчез и вечером в понедельник, вспомнил Питер. В памяти его всплыли слова официанта. «Она толкнула меня под руку, – сказал он тогда, имея в виду герцогиню Кройдонскую. – В другом случае я бы решил – нарочно». Да и у самого Питера потом зародились подозрения, что все произошло так, как говорил Натчез: герцогиня явно хотела, чтобы этот инцидент запомнился. Что она тогда говорила? Что-то насчет вечера, который они спокойно провели у себя в номере, а потом прогулялись вокруг квартала.

Герцогиня сказала, что они только что вернулись. Питер вспомнил, что еще удивился тогда, почему она так на это напирала.

Потом герцог промямлил что-то насчет сигарет, забытых в машине, и герцогиня резко оборвала его.

Герцог забыл сигареты в машине.

Но ведь Кройдоны сидели у себя в номере, а потом лишь вышли пройтись вокруг квартала…

Сигареты герцог, конечно, мог забыть в машине и раньше, днем. Но почему-то Питеру казалось, что это не так.

Забыв о присутствии Сала Натчеза и Марши, он погрузился в размышления.

Почему Кройдоны хотели скрыть, что пользовались своей машиной в понедельник вечером? Зачем им понадобилось создавать видимость – а это была явно лишь видимость, – что они провели вечер в отеле? Не была ли жалоба на Натчеза из-за пролитого соуса умышленной уловкой, чтобы сделать официанта, а потом и Питера невольными свидетелями, которые могли бы подтвердить состряпанную ими версию? Если бы не случайно вырвавшиеся у герцога слова, которые так взбесили герцогиню, Питер безоговорочно всему бы поверил.

Но почему им нужно было скрыть, что они пользовались машиной?

Натчез сказал минуту тому назад: «Странно все получилось… Это несчастье… Ведь оно случилось незадолго до того, как у меня вышла эта неприятность».

Кройдоны ездят на «ягуаре»…

Огилви…

Перед глазами Питера вдруг возник «ягуар», выезжавший прошлой ночью из гаража. И когда машина на минуту приостановилась, он еще заметил в ярком свете фонаря, что с ней что-то было не так. Он помнил, что заметил.

А вот что именно? И память с ужасающей четкостью подсказала: фара и радиатор; то и другое было повреждено. Впервые он сопоставил это с полицейскими сообщениями, передававшимися в последние дни.

– Питер, – окликнула его Марша, – вы вдруг побелели, как мел.

Он едва ли услышал ее.

Надо срочно убираться отсюда, побыть одному, чтобы хорошенько все обдумать. Он должен сопоставить все не спеша, тщательно, следуя логике.

Главное – не торопиться и не делать скороспелых выводов.

В его руках лишь отдельные детали головоломки. На первый взгляд они вроде бы укладываются в общую картину. Но все надо трижды взвесить, проверить и перепроверить. А может быть, и сбросить со счетов.

Мысль, пришедшая в голову Питеру, казалась ему невероятной. Не могло это быть правдой – слишком уж все фантастично. И однако же…

Словно издалека до него долетел голос Марши:

– Питер! Что-нибудь случилось? Что именно?

Сол Натчез тоже как-то странно смотрел на него.

– Марша, – сказал Питер. – Сейчас я не могу вам ответить. И я должен ехать.

– Ехать? Куда?

– К себе в отель. Извините. Я постараюсь потом все объяснить.

– А я-то думала, что мы вместе выпьем чаю. – В голосе девушки слышалось разочарование.

– Это очень важно. Пожалуйста, поверьте мне.

– Ну, раз вы должны ехать, я вас отвезу.

– Нет, прошу вас, не надо. – Ведь по пути придется разговаривать с Маршей, отвечать на ее вопросы. – Я вам позвоню позже.

И он пошел прочь, а Марша и Натчез так и остались стоять, недоуменно глядя ему вслед.

Выйдя на Бейсин-стрит, Питер схватил первое попавшееся такси. Он сказал Марше, что поедет в отель, но сейчас, передумав, назвал шоферу свой домашний адрес.