355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Артур Голден » Мемуары гейши » Текст книги (страница 11)
Мемуары гейши
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 21:09

Текст книги "Мемуары гейши"


Автор книги: Артур Голден



сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Другая уловка помогала мне выучить балладу или какую-нибудь другую песню. С детства я обладала способностью, один раз услышав какую-нибудь мелодию, отчетливо помнить ее на следующий день. Не знаю, с чем это связано, возможно, с моими индивидуальными особенностями. Поэтому, отправляясь спать, я просматривала текст, а утром, еще не поднявшись с постели, пока мой мозг был расслаблен и восприимчив, прочитывала текст еще раз. Обычно для запоминания этого хватало, но с музыкой дело обстояло сложнее. Я старалась найти максимально соответствующие звукам образы. Например, звук упавшей с дерева ветки ассоциировался у меня со звучанием барабана, шум бегущего по скалам ручья – с нотами высокого регистра на сямисэне. Таким образом, песня походила на прогулку в лесу.

Но самой большой и самой важной для меня проблемой оказались танцы. Несколько месяцев я пыталась использовать различные изобретенные мной уловки, но они мне не помогали. В один из дней Анти разоралась на меня за пролитый мною на журнал чай. Смешно, но в тот момент, когда это произошло, я как раз думала о том, какая она хорошая. Расстроенная ее криком, я вспомнила свою сестру, существующую где-то вдали от меня, свою маму, которая, я надеялась, находится в раю, отца, который хотел, продав нас, дожить остаток своих дней в одиночестве. От переполнивших меня мыслей мое тело отяжелело, и я поднялась по лестнице в комнату, где спала вместе с Тыквой. После посещения Мамехой окейи Мама переселила меня наверх. Но вместо того, чтобы, как обычно, лежать на татами и плакать, я сделала рукой круговое движение, которое мы разучивали сегодня во время танца, показавшегося мне очень грустным. В этот же момент я подумала о Председателе и о том, насколько лучше стала бы моя жизнь, если бы я могла положиться на человека вроде него. Я следила за своей рукой, описывающей фигуры в воздухе, и мне казалось, что эти мягкие движения выражают печаль и желание. Моя рука парила в воздухе с огромным достоинством, напоминая движение океанского лайнера, рассекающего гладь воды, а не падающего с дерева листа. Под достоинством я подразумеваю чувство уверенности, не свойственное легкому дуновению ветерка или гребню волны.

Этим вечером я обнаружила, что, испытывая чувство тяжести в теле, могу двигаться с большим достоинством. А когда я представляла Председателя, наблюдающего за мной, мои движения начинали передавать такую глубину чувств, что каждый жест в танце был обращен к нему. Поворот вокруг своей оси со склоненной головой мог выражать вопрос: «Когда мы сможем хоть один день провести вместе?» Вытянутая вперед рука и раскрытый веер выражали благодарность за то, что он составил мне компанию. Закрывая в танце веер, я пыталась сказать, что для меня нет ничего более важного, чем доставить ему удовольствие.

Глава 13

Весной 1934 года, спустя два года после того, как я снова начала учиться, пришло время Тыкве стать начинающей гейшей, по крайней мере так решили Мама и Хацумомо. Меня об этом никто не известил. Тыкве давно запретили со мной общаться, а Мама и Хацумомо, естественно, не стали тратить время на разговоры со мной. Увидев однажды вечером Тыкву, входящую в холл окейи, с прической начинающей гейши, так называемой момоварэ – «разделенный персик», – я почувствовала разочарование и ревность. Наши глаза на мгновение встретились, и она смогла догадаться о произведенном на меня впечатлении. С волосами, зачесанными от висков наверх, она напоминала молодую женщину, несмотря на свое все еще детское лицо. Теперь Тыкву будут представлять, как гейшу, а я по-прежнему останусь в тени и даже не смогу ничего спросить о ее новой жизни.

В тот же день Тыкву одели как начинающую гейшу, и она впервые пошла с Хацумомо в чайный дом Мизуки на церемонию скрепления их сестринского союза. На этой церемонии присутствовали еще Мама и Анти, меня, конечно, не позвали. Но я провожала их в холле и видела, как Тыква в потрясающе красивом черном кимоно с гербом окейи Нитта и золотым поясом спускалась вниз в сопровождении служанок. Ее лицо впервые покрывала белая тональная пудра. Мне казалось, что с великолепной прической и накрашенными губами она должна быть горда собой и невозмутима, но она выглядела более обеспокоенной, чем когда-либо. Громоздкое кимоно начинающей гейши делало ее походку очень неуклюжей. Мама дала Анти фотоаппарат и попросила ее сфотографировать Тыкву в тот момент, когда ей впервые высекут кремнем искру за спиной. Мы все в это время находились в холле, вне поля зрения объектива. Служанки поддерживали Тыкву под руки, когда она засовывала ноги в высокие деревянные туфли окобо – неотъемлемую принадлежность наряда начинающей гейши. Затем Мама подошла к Тыкве и встала в такую позу, словно она высекает искру из кремня, хотя обычно это делала Анти или кто-нибудь из служанок. После съемки Тыква сделала несколько шагов в сторону двери и оглянулась. Остальные готовы были последовать за ней, но она виновато посмотрела на меня, словно говоря, как ей неудобно, что все происходит таким образом.

В конце дня Тыкву уже представляли под ее новым именем – Хацумийо. «Хацу» взято из имени Хацумомо, и хотя связь с именем такой известной гейши, как Хацумомо, должна была помочь Тыкве в карьере, но этого в конечном счете не произошло. Очень немногие знали ее новое имя, и даже те, кто знал, часто называли ее по привычке Тыквой.

Мне ужасно хотелось рассказать Мамехе о дебюте Тыквы. Но в последнее время она часто ездила в Токио по просьбе своего данны, и мы не виделись около полугода. После возвращения прошло еще несколько недель, прежде чем у нее появилось время пригласить меня к себе в апартаменты. Увидев меня, служанка открыла рот от удивления, то же самое произошло и с Мамехой, вышедшей спустя минуту навстречу мне. Я не могла понять, в чем дело. А когда упала на колени, кланяясь ей и говоря о большой чести для меня видеть ее снова, она практически не обратила внимания на мое приветствие.

– О боже, неужели мы так давно не виделись, – сказала она своей служанке. – Я с трудом ее узнала.

– Я рада от вас это слышать, госпожа, – ответила Тацуми. – Я думала, что-то случилось с моими глазами.

Очевидно, за шесть месяцев их отсутствия я изменилась больше, чем предполагала. Мамеха попросила меня повертеть головой в разные стороны, приговаривая при этом:

– Боже, она превратилась в молодую женщину! Тацуми измерила руками мои талию и бедра и сказала:

– Несомненно, кимоно на ней будет сидеть, как носок на ноге.

По ее доброжелательной улыбке я поняла, что это комплимент.

Наконец Мамеха попросила Тацуми отвести меня в дальнюю комнату и подобрать мне кимоно для примерки. Я пришла к ним в бело-голубом хлопчатобумажном школьном платье, а Тацуми переодела меня в темно-синее шелковое кимоно с орнаментом из крошечных колес золотистого цвета. Это было не самое красивое кимоно из виденных мною ранее, но, оглядывая себя в зеркале в полный рост в тот момент, когда Тацуми повязывала мне яркий зеленый пояс вокруг талии, я с удовольствием отметила, что, если не брать в расчет мою невзрачную прическу, я могла бы вполне сойти за молодую начинающую гейшу, готовую отправиться на вечеринку. Я горделиво вышла из комнаты, и Мамеха восхищенно вздохнула. Она поднялась с колен, положила носовой платок в рукав платья и пошла прямо по направлению к двери, где надела зеленые лакированные сари и, обернувшись, посмотрела на меня через плечо.

Я совершенно не знала, куда мы идем, но одно то, что я пойду по улице с Мамехой, доставляло мне огромную радость. Служанка выставила мне пару лакированных сари светло-серого цвета. Я обулась и пошла вслед за Мамехой по лестнице. Мы вышли на улицу, и одна пожилая женщина замедлила шаг, кланяясь Мамехе, а затем обернулась и поклонилась мне. Я не знала, как мне на это реагировать. Обычно на меня на улице никто не обращал внимания. Солнце светило прямо в глаза, и я даже не могла понять, знаю я эту женщину или нет, но поклонилась в ответ. Возможно, это одна из моих учительниц, подумала я, но спустя какое-то время ситуация повторилась, на сей раз с молодой, очень нравившейся мне гейшей, удостаивавшей меня раньше в лучшем случае лишь мимолетным взглядом.

Мы продолжали идти по улице, и практически каждый встречный что-нибудь говорил Мамехе или по крайней мере кланялся ей, а затем кланялся или кивал головой мне. Несколько раз я останавливалась, отвечая на поклон, и в результате на один-два шага отстала от Мамехи. Она хорошо видела мои затруднения, поэтому повела меня в тихую аллею и показала, как лучше ходить. Моя проблема, с ее точки зрения, заключалась в неумении держать верхнюю часть тела независимо от нижней. Раскланиваясь со встречными людьми, я обязательно останавливалась.

– Замедление шага означает выражение уважения, – сказала она. – Чем больше ты замедляешь шаг, тем больше уважения выказываешь. Ты должна остановиться при встрече с кем-нибудь из своих учителей, но не останавливайся перед каждым встречным, иначе никуда не попадешь. Двигайся в одинаковом темпе, делая небольшие шаги, чтобы низ кимоно трепетал. Идущая женщина должна производить впечатление волны, разбивающейся о песчаный берег.

Я прошлась взад-вперед по аллее, принимая во внимание разъяснения Мамехи, глядя себе под ноги и следя, трепещет ли низ кимоно, и, когда ее устроила моя походка, мы пошли дальше.

Все наши приветствия поддавались систематизации. Молодые гейши, встречавшиеся нам на пути, обычно замедляли шаг или останавливались и низко кланялись Мамехе, а она отвечала ласковым словом или слегка кивала головой. После этого молодая гейша бросала на меня недоуменный взгляд и слегка кланялась. Я же, со своей стороны, как самая юная из встречавшихся нам женщин, отвечала глубоким поклоном. При встрече с женщиной средних лет или пожилой Мамеха почти всегда кланялась первой, а женщина отвечала уважительным, но не таким глубоким, как у Мамехи, поклоном. Затем она оглядывала меня с головы до ног и слегка кивала головой. Я всегда отвечала на эти кивки глубочайшими поклонами, выполняя которые все же могла удержаться на месте и не потерять равновесие.

В тот день я рассказала Мамехе о дебюте Тыквы и несколько месяцев ждала от нее объявления дня моего дебюта. Но миновали весна и осень, а она так ничего и не говорила. В отличие от яркой, интересной жизни Тыквы моя жизнь была заполнена занятиями и поручениями, и лишь изредка привычная рутина разбавлялась пятнадцатиминутным общением с Мамехой. Иногда я сидела в ее квартире, и она учила меня, что и как нужно делать, но чаще всего меня одевали в одно из ее кимоно и мы гуляли по Джиону, ходили к ее предсказателю или парикмахеру. Даже когда шел дождь и у нее не было определенной цели, мы гуляли под лакированными зонтиками, прохаживаясь от магазина к магазину, узнавая, когда привезут новые духи из Италии или сошьют новое кимоно.

Вначале я думала, Мамеха берет меня с собой, чтобы обучить таким вещам, как правильная осанка – она постоянно слегка ударяла меня по спине сложенным веером, чтобы я держала спину ровно, – и общение с людьми. Казалось, Мамеха знакома со всеми, она всегда улыбалась, находила ласковое слово даже для молодых служанок, понимая, что своей славой обязана всем людям.

Однажды, когда мы выходили из книжного магазина, я неожиданно поняла, для чего она так часто со мной гуляла. Ей вовсе не нужно было ходить в книжный магазин, к изготовителю париков или за канцтоварами. Если она действительно в чем-то нуждалась, она вполне могла послать своих служанок, а не ходить сама. Она откладывала мой дебют, чтобы люди в Джионе видели нас вместе и заметили меня.

Теплым октябрьским вечером мы вышли из апартаментов Мамехи и пошли вдоль Ширакава, наблюдая за листьями вишневого дерева, плавно опускавшимися на воду. Множество людей вышли полюбоваться погожим днем и посмотреть на листопад. Все они приветствовали Мамеху и никогда не забывали поклониться или кивнуть мне.

– Тебе не кажется, что ты становишься популярной? – спросила она меня.

– Думаю, большинство людей поприветствовали бы и барана, следуй он рядом с Мамехой-сан.

– Барана в особенности, – улыбнулась она. – В этом было бы что-то необычное. Но на самом деле очень многие интересуются девушкой с красивыми серыми глазами. Они не запомнили твое имя, но это не имеет значения. Тебя все равно скоро никто не будет называть Чио.

– Неужели Мамеха-сан хочет сказать...

– Да, я разговаривала с Ваза-сан, – так звали предсказателя Мамехи, – и он порекомендовал третье ноября для твоего дебюта.

Мамеха остановилась и посмотрела на меня. Я же встала как вкопанная, а мои глаза стали напоминать рисовые крекеры. Я не закричала и не захлопала в ладоши, потеряв от потрясения дар речи. Наконец поклонилась к Мамехе и поблагодарила ее.

– Ты постепенно становишься хорошей гейшей, – сказала она, – но ты станешь еще лучше, если научишься разговаривать с помощью глаз.

– Но я этого никогда не делала, – сказала я.

– Глаза – наиболее выразительная часть женского лица, особенно в твоем случае. Постой минутку, я тебе кое-что покажу.

Мамеха зашла за угол, оставив меня одну в тиши аллеи. Спустя минуту она прошла мимо меня, скосив в сторону глаза. Казалось, она боится смотреть в мою сторону.

– Итак, если ты мужчина, – сказала она, – что бы ты подумала?

– Я бы подумала, что вы стараетесь избегать меня.

– А разве я не могла смотреть на то, как вытекает вода из водосточной трубы?

– Даже если вы смотрели именно на сток воды, я все равно бы подумала, что вы пытаетесь избегать меня.

– Именно это я и пыталась доказать. Мужчины всегда стараются заметить твои глаза и пытаются понять, какую информацию ты передаешь с их помощью, даже если ты этого не делаешь. Теперь еще раз посмотри на меня.

Мамеха опять зашла за угол, и на этот раз прошла вальяжной походкой с опущенными вниз глазами. Она на мгновение поймала мой взгляд и очень быстро отвела глаза в сторону. Могу сказать, я почувствовала электрический разряд. Будь я мужчиной, наверняка решила бы, что она находится в плену очень сильных чувств, но старается подавить их в себе.

– Если я могу выразить такие чувства своими обыкновенными глазами, – сказала она мне, – подумай, как много ты сможешь сказать своими. Не удивлюсь, если ты доведешь мужчину до обморочного состояния прямо на улице.

– Мамеха-сан, – возразила я. – Если бы я обладала способностью доводить мужчин до обморочного состояния, то уж, по крайней мере, я бы об этом знала.

– Удивительно, что ты об этом не знаешь. Давай договоримся, твой дебют состоится сразу, как только ты остановишь мужчину, спешащего по своим делам, моргая глазами в его сторону.

Я так мечтала о скорейшем дебюте, что предложи мне Мамеха одним только взглядом свалить дерево, я попыталась бы это сделать. Я спросила ее, не будет ли она любезна сопровождать меня во время подобных экспериментов на мужчинах, и она с радостью согласилась. Первый встретившийся мне мужчина оказался настолько стар, что выглядел как кимоно, наполненное костями. Он медленно шел по улице, опираясь время от времени на трость. Я бы не удивилась, если бы он задел угол здания, такими грязными были стекла его очков. Этот старик меня вообще не заметил, и мы пошли дальше вдоль проспекта Шийо. Вскоре я увидела двух бизнесменов в европейских костюмах, но с ними мне тоже не повезло. Видимо, они узнали Мамеху или, возможно, она показалась им красивее, чем я, и они не сводили с нее глаз.

Я уже собиралась бросить это занятие, как вдруг увидела приближающегося к нам молодого человека лет двадцати, с подносом в руках, на котором стояли коробки из-под ланчей. В те дни многие ресторанчики вокруг Джиона доставляли еду и посылали молодых людей ближе к вечеру собирать пустые коробки. Обычно их собирали в ящик, который несли в руке или привязывали к велосипеду. Не знаю, почему этот молодой человек оказался с подносом, но он быстро шел мне навстречу. Мамеха посмотрела прямо на него и сказала:

– Сделай так, чтобы он уронил поднос.

Прежде чем я смогла понять, шутка это или нет, она быстро отошла в сторону.

Я никогда не думала, что четырнадцатилетней девушке, да и женщине любого возраста под силу, только посмотрев на молодого человека, заставить его выронить что-нибудь из рук. Мне казалось, такое может происходить только в кино или в романах. Я бы даже не стала пытаться это сделать, если бы не заметила две вещи. Во-первых, молодой человек уже смотрел на меня, как голодный кот на мышку, а во-вторых, на большинстве улиц в Джионе нет бордюра, но на этой как раз был, и молодой человек шел прямо рядом с ним. Если я потесню его к бордюру и он на него наступит, то, вполне возможно, выронит поднос. Я начала пристально смотреть перед собой, а затем попыталась сделать то же, что и Мамеха несколько минут назад. Я подняла глаза, встретилась взглядом с молодым человеком, а затем быстро посмотрела в сторону. Сделав несколько шагов, я повторила игру глазами. К этому времени он пристально смотрел на меня, явно позабыв о подносе в руке, а тем более о бордюре под ногами. Когда нас разделяло совсем незначительное расстояние, я незаметно изменила курс и начала теснить его к бордюру, чтобы он не смог пройти мимо меня, не наступив на него, а главное, посмотрела ему прямо в глаза. Он попытался обойти меня и, как я и надеялась, наступил на бордюр, потерял равновесие и упал на тротуар, уронив при этом коробки из-под ланча. Я не удержалась и засмеялась! К моей радости, молодой человек тоже засмеялся. Я помогла ему поднять коробки, слегка улыбнулась, он же поклонился мне так низко, как никто из ранее встречавшихся мне мужчин, и пошел своей дорогой.

Через минуту я подошла к Мамехе, наблюдавшей эту сцену со стороны.

– Я думаю, что сейчас ты готова, как никогда... – сказала она.

С этими словами мы пересекли главный проспект, и она повела меня к апартаментам Ваза-сан, своего предсказателя. Мамеха попросила его посмотреть благоприятные даты для всех событий, предшествующих дебюту: похода в святилище для оглашения наших намерений богам, укладки волос и церемонии объявления меня сестрой.

Я не спала всю ночь. Начинали сбываться мои страстные желания. У меня начались колики в желудке. От одной мысли, что я надену изысканные одежды и предстану в них перед большим количеством мужчин, мои ладони покрывались потом. Каждый раз, когда я думала об этом, меня пронизывала нервная дрожь. Я воображала себя в чайном доме открывающей дверь комнаты с татами. Мужчины поворачивают головы и смотрят на меня, и среди них я обязательно вижу Председателя. Иногда я представляла его сидящим в одиночестве в комнате, одетым не в деловой европейский костюм, а в японское платье, которое многие мужчины надевают по вечерам во время отдыха. В своих пальцах, мягких, как выброшенная на берег древесина, он держит чашечку сакэ. Больше всего на свете мне бы хотелось наполнить ее и почувствовать на себе его взгляд.

Мне едва исполнилось четырнадцать, но казалось, я уже прожила две жизни. Моя новая жизнь только начиналась, а старая – какое-то время назад завершилась. Несколько лет прошло с тех пор, как я узнала печальные новости о своей семье, и пейзаж моих мыслей удивительным образом изменился. На смену зимнему пейзажу с окутанными снегом деревьями пришла нежная акварель весны. Я никак не ожидала такой резкой смены декораций в своей жизни. Получив известия о своей семье, я будто бы покрылась снежным одеялом. Но вот снег растаял, и перед моими глазами предстал невиданный даже в мечтах пейзаж. Не знаю, насколько для вас это важно, но накануне дебюта я представляла себе сад с пробивающимися сквозь землю цветами, которые неизвестно еще как будут выглядеть. В этом воображаемом саду, в самом центре, стояла статуя гейши, которой я хотела стать.

Глава 14

Мне доводилось слышать, как неделю, когда молодая девушка готовится стать начинающей гейшей, сравнивают с периодом превращения гусеницы в бабочку. Это, конечно, интересное, но очень приблизительное сравнение. Гусеница должна только сплести свой кокон и чуть-чуть поспать, мне же предстояла, пожалуй, самая изматывающая неделя в жизни.

Прежде всего нужно было сделать прическу начинающей гейши в виде «разделенного персика», о которой я уже рассказывала. Парикмахерская, которую посещала Мамеха, находилась в тесной комнатке над рестораном, специализировавшемся в приготовлении угрей. Дожидаясь своей очереди, мне пришлось провести около двух часов в окружении семи-восьми гейш, сидевших на чем придется, даже на лестничной площадке. Надо при этом отметить, что в парикмахерской ужасно пахло грязными волосами. Изысканные прически гейш требовали так много усилий и средств, что никто не мог себе позволить ходить в парикмахерскую чаще одного раза в неделю, и к концу этой недели даже духи не забивали неприятный запах грязных волос.

Когда, наконец, подошла моя очередь, парикмахер так сильно наклонил мою голову над раковиной, будто собирался отрубить ее. Затем он вылил ведро теплой воды на волосы и принялся отчищать голову с помощью мыла. Слово «отчищать» недостаточно ярко выражает смысл происходившего, потому что он работал пальцами на моей голове так же, как крестьянин работает мотыгой на поле. Сейчас мне уже понятно, для чего это делалось. Перхоть – очень распространенная проблема среди гейш, ничто не выглядит так непривлекательно, как перхоть. Поэтому парикмахер руководствовался наилучшими побуждениями, но вскоре я почти плакала от боли, так он поранил мне кожу головы. Наконец, он сказал:

– Иди и плачь, если хочешь. Для этого я и наклонял тебя над раковиной.

Видимо, считая свою шутку очень остроумной, он громко засмеялся. Когда он решил, что достаточно поиздевался над моим скальпом, усадил меня на циновку и деревянной расческой грубо расчесал мне волосы. Затем, для придания волосам красивого блеска, втер в них масло камелий. Я подумала, что самое страшное уже позади, но тут он достал брусок воска. Должна вам сказать, несмотря на то, что парикмахер использовал масло камелий для смазки, а горячим утюгом растапливал воск, это было тяжелым испытанием для моих волос. До чего же цивилизованными стали человеческие существа, если молодая девушка спокойно сидит и позволяет взрослому мужчине втирать воск в ее волосы, всего лишь тихонько похныкивая. Если вы попробуете проделать то же самое с собакой, она покусает вас так, что вы сможете видеть небо сквозь дыры в своих руках.

Когда мои волосы были равномерно покрыты воском, парикмахер зачесал мне назад челку, а остальные волосы завязал в большой узел на макушке. Сзади – «разделенный персик».

Несмотря на то, что я несколько лет подряд ходила с этой прической, скрытый смысл ее лишь много лет спустя объяснил мне один мужчина. Узел образуется путем обертывания волос вокруг кусочка ткани. Сзади эту ткань можно увидеть, она может быть любого цвета и с любым рисунком, но начинающая гейша использует всегда красный шелк. Однажды ночью мужчина сказал мне:

– Многие невинные молодые девушки не догадываются, насколько соблазнительна для мужчины прическа «разделенный персик». Представь, что ты видишь юную гейшу, разные неприличные мысли приходят в голову относительно того, что бы ты мог с ней сделать, и тут ты видишь на ее голове «разделенный персик» с большим красным пятном внутри... И о чем ты начинаешь думать?

Я ни о чем не думала и сказала ему об этом.

– Ты не включаешь свое воображение! – возразил он. Тут я поняла, что он имеет в виду, и залилась краской, чем очень рассмешила его.

По дороге в окейю я уже не помнила о том, что мой бедный скальп чувствовал то же, что чувствует глина после того, как гончар поработает над ней острым резцом. Каждый раз, ловя свое отражение в витрине магазина, я ощущала себя человеком, которого можно воспринимать всерьез, не девочкой, а молодой женщиной. В окейе Анти попросила меня продемонстрировать ей мою прическу и сказала массу приятных вещей. Даже Тыква не отказала себе в удовольствии обойти меня со всех сторон, выражая при этом восхищение, хотя, если бы Хацумомо узнала об этом, она бы страшно рассердилась. А как, на ваш взгляд, повела себя Мама? Я была уже выше ее ростом, и она встала на цыпочки, пытаясь получше рассмотреть мою голову, и сказала, что лучше бы я пошла к парикмахеру Хацумомо, а не Мамехи.

Каждая молодая гейша сначала очень гордится своей прической, но через три-четыре дня начинает ее тихо ненавидеть. Если измученная парикмахером девушка, вернувшись домой положит голову на подушку и попытается ненадолго вздремнуть, как она делала еще прошлой ночью, ее волосы потеряют форму. Проснувшись, она может опять отправляться к парикмахеру. Чтобы этого не случилось, молодая гейша должна освоить новый для себя способ сна с уложенной головой. Теперь ей следует пользоваться не обычной подушкой, а такамакурой, о которой я уже говорила. Это не столько подушка, сколько опора для основания шеи. Как правило, она набита соломой, но спать на ней не намного удобнее, чем на камне. Ты лежишь на постели с подвешенной в воздухе головой, и все хорошо до тех пор, пока ты не уснешь. Если во сне голова сползет с такамакуры, считай, все пропало, прическа окажется в таком состоянии, будто ты спала на обычной подушке. Анти быстро отучила меня от этого. Она ставила поднос с рисовой мукой на циновки под мою голову, и если я сползала во сне, мои волосы попадали в муку, которая прилипала к воску, и прическу приходилось переделывать. Чуть раньше через подобное испытание прошла Тыква, а теперь наступила моя очередь. Какое-то время я просыпалась с растрепанной головой, снова шла к парикмахеру и становилась в очередь за порцией пыток.

Каждый вечер на протяжении недели, предшествовавшей моему дебюту, Анти надевала на меня все регалии начинающей гейши и заставляла ходить взад-вперед по грязному коридору окейи, приучая к ношению тяжестей. Вначале я с трудом передвигалась и постоянно боялась упасть. Платья молодых девушек гораздо ярче, чем у зрелых женщин, а пояс значительно длиннее. Зрелая женщина завязывает пояс сзади способом, называемым «барабанный узел» за образовывающуюся сзади коробочку. На такой пояс идет не очень много материала. Молодые девушки до двадцати лет завязывают пояс более нарядно. Начинающая же гейша завязывает пояс практически на уровне подмышек, а концы его свисают до самой земли. Такой способ называется дарари-оби – «свисающий пояс». Независимо от того, насколько ярким будет кимоно, пояс всегда ярче. Если перед вами по улице идет начинающая гейша, вы обратите внимание не столько на кимоно, сколько на ее ярко окрашенный, свисающий пояс. Кимоно просматривается только на плечах и с боков. Для достижения такого эффекта используется настолько длинный пояс, что его можно расстелить из одного конца комнаты в другой. Но пояс трудно носить вовсе не из-за длины, а из-за веса, ведь его практически всегда изготавливают из тяжелой шелковой парчи. Такой пояс тяжело даже просто поднять по лестнице, не говоря уже о том, насколько нелегко его носить на себе – широкая лента пояса обвивает вашу талию как змея, а тяжелая ткань, свисающая сзади, создает ощущение привязанного сзади дорожного чемодана.

Помимо всего прочего, само кимоно тоже очень тяжелое, с длинными свободными рукавами. Может, вы замечали, что когда женщина в кимоно протягивает руку, ткань под рукавом свисает и образует нечто вроде кармана. Мешковатый карман, называемый фури, – неотъемлемая часть костюма начинающей гейши. Он такой длины, что будет волочиться по земле, если девушка неаккуратна. Во время танца ей обязательно нужно переступать через свои рукава или же оборачивать их несколько раз вокруг предплечья, чтобы они не мешали.

Много лет спустя известный ученый из Университета в Киото, будучи в сильном подпитии на одной из вечеринок, произнес фразу о костюме начинающей гейши, которую я никогда не забуду.

– Обезьяна мандрил из Центральной Африки считается самой пестрой из приматов, – сказал он. – Но я бы назвал самым ярко украшенным приматом начинающую гейшу Джиона.

Наконец настал день, когда мы с Мамехой должны были стать сестрами. Рано утром я приняла ванну, а затем очень долго собиралась. Анти помогла мне закончить макияж и поправить прическу. Из-за воска и косметики у меня появилось странное ощущение, будто лицо потеряло чувствительность. Я несколько раз дотрагивалась до щек пальцем, и Анти приходилось заглаживать следы моих прикосновений. Когда сборы закончились и я перед зеркалом разглядывала себя, произошла очень странная вещь. Хотя я знала, что девушка, сидящая на коленях перед зеркалом, – это я, но из зеркала на меня смотрела какая-то незнакомка с роскошным макияжем, распространенным только среди гейш. Я даже протянула руку и дотронулась до нее. Ее губы смотрелись алым цветком на белоснежном лице, щеки имели нежно-розовый оттенок. На ней было черное строгое кимоно с гербом окейи Нитта. С трудом поднявшись с колен, я вышла в холл и посмотрела на себя в полный рост в большом зеркале. От подола до середины бедра платье украшал роскошный вышитый дракон с блестящей красной гривой. Когти и зубы были вышиты серебром, глаза – настоящим золотом. Я не могла удержаться от слез, но быстро подняла глаза к потолку, чтобы слезы не катились по щекам. Прежде чем выйти из окейи, я нашла носовой платок Председателя и положила его в пояс кимоно на счастье.

Анти проводила меня до квартиры Мамехи. Я выразила ей свою благодарность и пообещала всегда оказывать почтение и уважение. Затем мы пошли к святилищу Джиона, одновременно хлопнули в ладоши и оповестили богов о нашем намерении вскоре стать сестрами. Я молилась об их благосклонности ко мне, а затем закрыла глаза и поблагодарила за исполнение моего желания, загаданного три с половиной года назад, – стать гейшей.

Церемонию планировали провести в чайном доме Ичирики, самом известном чайном доме Японии. Он вошел в историю страны во многом благодаря тому, что в начале XVIII века в нем прятался известный самурай, отомстивший за своих воинов, вынужденных покончить с собой. Большинство первоклассных чайных домов в Джионе незаметны с улицы в основном из-за невзрачного входа, но Ичирики выделяется, как яблоко на дереве, Он расположен на видном углу проспекта Шийо и имеет гладкие, цвета абрикоса, стены и черепичную крышу. Мне он показался дворцом.

В Ичирики с нами пошли две младшие сестры Мамехи и Мама. Сперва мы остановились в садике рядом со входом, откуда служанка провела нас через прихожую, а затем по великолепному извилистому коридору в маленькую комнату татами в глубине здания. Никогда раньше мне не приходилось видеть такого изысканного интерьера. Каждая деталь деревянной отделки блестела, штукатурка была идеально выровнена. Я почувствовала сладкий, пыльный аромат курояки – «черного чая» – разновидности духов, приготовленных на основе чайного дерева, размолотого в мягкую серую пыль. Это очень старомодный запах, и даже придерживающаяся традиций Мамеха предпочитала ему европейские. Я до сих пор храню курояки в деревянном пузырьке и, вдыхая их аромат, мысленно возвращаюсь в Ичирики.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю