Текст книги "Мемуары гейши"
Автор книги: Артур Голден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Глава 7
Никогда раньше не слышала слова йору-я, поэтому следующим вечером, когда Анти уронила на пол коробку с нитками и иголками и попросила меня помочь их собрать, я спросила у нее:
– Анти, а что такое йору-я?
Анти не ответила, а потянулась за очередной катушкой с нитками.
– Анти! – окликнула я ее опять.
– Это такое особое место, в котором может оказаться Хацумомо, если получит по заслугам, – сказала она.
Она не собиралась больше ничего говорить, мне пришлось удовлетвориться и этим.
Но хотя я и не получила определенного ответа на свой вопрос, я хорошо поняла – Сацу гораздо хуже, чем мне. Поэтому я принялась думать, как мне можно туда поскорее попасть. К сожалению, частью моего наказания за кимоно было заключение в окейе на пятьдесят дней. Мне разрешалось в сопровождении Тыквы посещать школу, но меня не посылали за пределы окейи с поручениями. Конечно, я могла как-нибудь выйти из окейи, но это было бы довольно глупо. Я ведь даже не представляла, как искать район Тацуйо. А потом, обнаружив пропажу, за мной сразу бы послали господина Бэкку или кого-нибудь еще. Несколько месяцев назад из соседней окейи убежала молодая служанка. Так ее нашли уже на следующее утро и били несколько дней подряд так сильно, что приходилось затыкать уши от ее крика.
Не находя другого выхода, я решила ждать, пока истечет пятидесятидневный срок моего заключения. А пока я направила все свои усилия на то, чтобы отомстить Хацумомо и Грэнни за их жестокость. Хацумомо я подмешала в крем для лица голубиный помет, собранный со ступенек во внутреннем дворе. Крем уже содержал соловьиный помет, я об этом рассказывала, и, возможно, вреда я ей и не причинила, но сама получила моральное удовлетворение. Грэнни я отплатила тем, что постирала ее ночную рубашку вместе с тряпкой, предназначенной для мытья туалета, и с удовольствием наблюдала, как она с удивлением нюхает ее. Вскоре я узнала, что и повариха по собственной инициативе решила наказать меня за кимоно, лишив порции сушеной рыбы, выдававшейся дважды в месяц. Я долго не представляла, как смогу отомстить ей, пока не увидела ее гоняющейся с деревянной колотушкой по коридору за мышкой. Как выяснилось, она ненавидела мышей больше, чем коты. Поэтому я собрала во дворе мышиный помет и разложила его в нескольких местах на кухне.
Однажды вечером, дожидаясь возвращения Хацумомо, я услышала телефонный звонок, после которого Йоко вышла и поднялась по лестнице наверх. Вниз она спустилась с сямисэном Хацумомо в руках, уложенным и упакованным в лакированный чехол.
– Отнеси его в чайный дом Мизуки, – сказала она мне. – Хацумомо проиграла пари и должна сыграть на сямисэне. Я не знаю, в чем дело, но она не хочет воспользоваться инструментом, предложенным ей в чайном доме. Думаю, она просто тянет время, так как много лет не играла на сямисэне.
Йоко, видимо, не знала, что мне запретили выходить из окейи. Она никогда не отлучалась надолго из комнаты прислуги, боясь пропустить важный звонок, и поэтому была мало посвящена в дела окейи. Я взяла сямисэн, и Йоко объяснила мне, как найти чайный дом Мизуки. Я кинулась к выходу в страхе, что кто-то может остановить меня. Прислуга, Тыква и три старшие женщины спали, а Йоко тоже скоро собиралась уйти. Мне показалось, момент искать Сацу настал.
Вдалеке слышался гром, а в воздухе пахло дождем. Я быстро шла по улице мимо групп мужчин с гейшами. На меня смотрели с удивлением. В те дни некоторые мужчины и женщины в Джионе зарабатывали себе на жизнь доставкой сямисэнов. Как правило, они были немолоды, и уж среди них точно не было детей. Меня бы не удивило, если бы некоторые прохожие подумали, что я украла сямисэн и теперь убегаю с ним.
Когда я дошла до чайного дома Мизуки, уже начинался дождь. Фасад здания оказался настолько элегантным, что я боялась перешагнуть порог. За небольшой занавеской, висевшей в дверном проеме, виднелись отделанные темным деревом нежно-оранжевые стены. Я набралась смелости, прошла за занавеску и ступила на пол из полированного гранита. Меня потрясло роскошное оформление всего лишь входа в чайный дом. Тогда я еще не знала, что это один из лучших чайных домов в Японии. Чайный дом, как вы видите, предназначен не только для чайных церемоний. Это место, куда приходят мужчины и где их развлекают гейши.
Неожиданно открылась раздвижная дверь, вышла молодая служанка и поклонилась мне. Видимо, она услышала стук моих башмаков о камень. На ней было красивое темно-синее кимоно с простым серым рисунком. Еще год назад я приняла бы ее за хозяйку этого замечательного места, но сейчас, после многих месяцев, проведенных в Джионе, я поняла – ее кимоно, хотя и красивее всего, что носили в Йоридо, все же слишком простое для гейши или хозяйки чайного дома. С простой прической и в простом кимоно, она тем не менее выглядела несравненно лучше, чем я. С сожалением посмотрев на меня, она сказала:
– Уходи отсюда!
– Хацумомо просила...
– Уходи сейчас же! – повторила она и закрыла дверь, не дав мне возможности ничего сказать.
Дождь усиливался. Я обошла чайный дом и попробовала войти с заднего входа. Но дверь открыла та же служанка. Не сказав ни слова, она взяла из моих рук сямисэн.
– Госпожа, – сказала я, – не могли бы вы сказать мне, где находится район Миягава-чо?
– Что тебе там нужно?
– Мне нужно там кое-что забрать.
Она как-то странно посмотрела на меня, но объяснила, как пройти.
Я решила переждать дождь под козырьком чайного дома. Прислонившись к окошку, я отчасти могла видеть происходящее внутри. В комнате татами, залитой оранжевым светом, шла вечеринка с участием большого количества мужчин и нескольких гейш. На столе стояли стаканы с пивом и чашечки для сакэ. В центре внимания был, как мне показалось, пожилой мужчина с мутными глазами. Потом я увидела Хацумомо. Она смотрела на какую-то гейшу, стоявшую спиной ко мне.
Последний раз я видела господина Танака, когда с его младшей дочерью Кунико смотрела в щелку жалюзи чайного дома в Йоридо. Почему-то снова появилось чувство тяжести, уже испытанное мною у могил первой семьи отца, как будто земля тянула меня вниз. Я отошла от окна, села на каменную ступеньку у входа и заплакала. Мысли постоянно возвращали меня к господину Танака. Он забрал меня от мамы и отца, продал меня в рабство, продал мою сестру в какое-то ужасное место, а я принимала его за доброго человека. Он казался мне таким утонченным, таким мудрым. Какой же глупой девчонкой я была! Я решила больше никогда не возвращаться в Йоридо. А если и вернуться, то лишь затем, чтобы сказать господину Танака, как я его ненавижу.
Когда я наконец встала и вытерла глаза, дождь уже только слегка моросил. Валуны в аллее поблескивали при свете фонарей. Через несколько кварталов улицы совершенно опустели. В обычные времена район Миягава-чо был даже более оживленным, чем Джион, а тогдашнее запустение – следствие Великой Депрессии. В тот вечер этот район показался мне очень тоскливым. Деревянные фасады выглядели почти так же, как в Джионе, но без деревьев, ручья Ширакава, красивых порталов. Освещались только крылечки зданий с сидящими на стульях пожилыми женщинами и стоящими рядом с ними двумя или тремя молодыми, принятыми мною за гейш. Правда, пояса у них завязывались спереди, в то время как у гейш Джиона – сзади. Оказалось, это было отличительной чертой проституток. Женщина, вынужденная в течение вечера несколько раз развязывать пояс, не может утруждать себя завязыванием его сзади.
Эти женщины помогли мне найти Тацуйо в пустынной аллее рядом с тремя другими домами. На всех зданиях у входа весели вывески. Трудно описать мое состояние при виде вывески «Тацуйо». Я готова была взорваться. У входа тоже сидела пожилая женщина и разговаривала с молодой, стоявшей у противоположного входа.
– Уже три недели я не возвращаюсь, – говорила она. – Жена моего сына хорошо ухаживает за мной, ты знаешь. Она не очень умная, но работящая. Ты ее не встречала?
– Даже если и встречала, то уже не помню, – ответила молодая женщина. – Посмотри, маленькая девочка хочет тебе что-то сказать.
Пожилая женщина впервые обратила на меня внимание. Она ничего не сказала, лишь кивнула головой в знак того, что слушает меня.
– Скажите, пожалуйста, госпожа, – сказала я, – нет ли у вас девочки по имени Сацу?
– Нет у нас никакой Сацу, – ответила она.
Ее слова меня просто убили. Она же неожиданно оживилась при виде мужчины, направившегося ко входу. Несколько раз поклонившись ему, она сказала: «Добро пожаловать!» Он вошел в дом, а она вернулась на свое место.
– Ты еще здесь? – спросила меня пожилая женщина. – Я же тебе сказала, нет здесь никакой Сацу.
– Есть, – возразила молодая женщина напротив. – Ваша Юкийо. Я помню, раньше ее звали Сацу.
– Это может быть, – ответила старуха. – Но для этой девочки у нас нет никакой Сацу. За просто так я и пальцем не пошевелю.
– Если вы имеете в виду деньги, то Сацу вам заплатит, – сказала я.
– С какой стати она станет разговаривать с тебе подобными?
– Я ее младшая сестра.
Она поманила меня пальцем, а когда я подошла к ней, взяла меня за руки и покружила.
– Посмотри на нее, – обратилась старуха к женщине напротив. – Неужели она похожа на сестру Юкийо? Окажись наша Юкийо такой же хорошенькой, как эта, наш дом стал бы самым популярным в городе. Ты лгунья, вот ты кто.
С этими словами она подтолкнула меня в сторону аллеи.
Но я была настроена очень решительно. Я так долго шла сюда и не собиралась уходить только потому, что эта женщина мне не поверила. Я развернулась, поклонилась ей и сказала:
– Извините, если я показалась вам лгуньей. Но на самом деле это не так. Юкийо – моя сестра. Если бы вы оказали мне любезность и сказали ей обо мне, она бы вам заплатила столько, сколько вы скажете.
Видимо, я нашла правильные слова. И старуха обратилась к женщине, сидевшей напротив:
– Сходи вместо меня. Ты ведь сегодня не очень занята. Кроме того, у меня очень болит шея. Я останусь здесь и присмотрю за девчонкой.
Молодая женщина встала со стула и пошла в Тацуйо. Я слышала, как она поднималась по лестнице. Наконец она вышла на улицу и сказала:
– У Юкийо посетитель. Как только она освободится, ей скажут, и она спустится вниз.
Старуха велела мне спрятаться за дверью, чтобы меня никто не увидел. Не знаю, сколько времени прошло, но я начала волноваться, как бы в окейе не обнаружили мое отсутствие. Наконец из дому вышел мужчина, ковыряясь во рту зубочисткой. Старуха встала, поклонилась ему и поблагодарила его за посещение. Потом я услышала самые приятные для меня звуки с момента моего появления в Киото.
– Вы что-то хотели, госпожа?
Я услышала голос Сацу и подбежала к дверному проему, где она стояла. Ее лицо выглядело очень бледным, почти серым, хотя, может, так казалось из-за ярко-красного с желтыми цветами кимоно, надетого на ней. Губы покрывал слой яркой помады наподобие той, какой пользуется Мама. Пояс у нее был завязан спереди, так же как у женщин, встречавшихся мне по дороге сюда. Увидев ее, я почувствовала огромное облегчение и радость и с трудом удержалась, чтобы не броситься к ней в объятия. Сацу радостно вскрикнула и закрыла рот рукой.
– Хозяйка будет меня ругать, – сказала старуха.
– Я сейчас приду, – сказала ей Сацу и исчезла в Тацуйо.
Через минуту она появилась опять и положила несколько монет в руку старухе. Та разрешила ей пройти в свободную комнату на первом этаже.
– Если ты услышишь кашель, – добавила она, – значит, пришла хозяйка. Теперь быстро.
Вслед за Сацу я вошла в вестибюль Тацуйо, освещенный скорее коричневым, чем желтым светом. Сильно пахло потом. Под лестницей находилась раздвижная дверь. Сацу открыла ее, и мы вошли в крошечную комнату татами с одним окном, закрытым бумажными жалюзи. Света с улицы хватало только для того, чтобы видеть силуэт Сацу, черты лица были неразличимы.
– О, Чио, – сказала она, закрыла лицо руками и заплакала. Я тоже принялась плакать.
– Сацу, это я во всем виновата!
Мы крепко обнялись в темноте, и я почувствовала, какая она костлявая. Она теребила мои волосы так, как это когда-то делала мама, отчего я буквально залилась слезами.
– Успокойся, Чио, – прошептала она мне. – Моя хозяйка убьет меня, если обнаружит тебя здесь. Почему ты так долго ко мне шла?
– Прости меня, Сацу. Я знаю, ты приходила ко мне в окейю...
– Несколько месяцев назад.
– Женщина, с которой ты разговаривала в окейе, – сущий зверь. Она очень долго не говорила мне об этом.
– Я должна убежать, Чио. Я больше не в состоянии оставаться в этом месте.
– Я побегу с тобой.
– У меня под матрацем есть расписание поездов. При любом удобном случае я воровала деньги, и сейчас их у меня достаточно, чтобы заплатить госпоже Кишино. Ее избивают за каждый побег из дома. Она не позволит мне исчезнуть до тех пор, пока я не заплачу ей.
– Госпожа Кишино... Кто это?
– Старуха, сидящая у входа. Она собирается увольняться, и я не знаю, кто придет на ее место. Я не могу дольше ждать! Это ужасное место. Ни за что, Чио, не пожелаю тебе оказаться на моем месте! А сейчас лучше иди. Хозяйка может появиться здесь в любой момент.
– Но подожди, когда мы бежим?
– Стой в углу и не говори ни слова. Я должна сходить наверх.
Я сделала так, как она мне велела. Пока она отсутствовала, я слышала, как старуха у входа приветствовала мужчину, а затем его тяжелые шаги застучали в моей голове. Вскоре кто-то спустился, и дверь отворилась. Сперва я ужасно испугалась, но это оказалась только Сацу, выглядевшая очень бледной.
– Во вторник. Мы убежим поздно ночью во вторник, через пять дней. Сейчас я должна идти наверх. Ко мне пришел мужчина.
– Но подожди, Сацу. Где мы встретимся? В какое время?
– Не знаю... В час-два ночи. Но я не знаю где.
Я предложила встретиться около Театра Минамиза.
– Но там нас смогут заметить и легко найти, – сказала Сацу.
Мы договорились встретиться напротив театра, на другом берегу реки.
– Я должна идти.
– Но, Сацу... если я не смогу выйти? Или если мы не встретимся?
– Постарайся прийти, Чио! У меня только один шанс. Я так долго ждала. А сейчас уходи, пока не вернулась хозяйка. Если она застанет тебя здесь, я никогда не смогу убежать. Мне так много хотелось рассказать ей, но она вывела меня в вестибюль и закрыла за мной дверь. Старуха, не дав мне посмотреть, как Сацу поднимается по лестнице наверх, схватила меня за рукав и вытолкнула в темноту.
Я буквально бежала из Миягава-чо и с облегчением увидела – в окейе так же спокойно, как и до моего ухода. Я вползла внутрь и села на колени, вытирая со лба и шеи пот и переводя дыхание. Когда я уже решила, что мое исчезновение осталось незамеченным, я похолодела, заметив чуть приоткрытую дверь в комнату прислуги. Обычно никто ее так не оставлял, разве в особенно жаркие дни. Услышав какие-то звуки за ней, я понадеялась, что это крыса. В противном случае это могла быть только Хацумомо с ее другом. Я сильно пожалела о походе в Миягава-чо. Мне так захотелось сильно только одного желания, повернуть время вспять. Я проползла в грязный коридор, дрожа от страха, и, оказавшись у двери в комнату прислуги, заглянула в щелку. Было очень плохо видно. Но мне показалось, я увидела крысу, с ходившей ходуном головой, как будто она что-то жевала. К своему ужасу, я даже слышала хлюпающие звуки, издаваемые ею при жевании. Казалось, она стоит на чем-то верхом, я не поняла на чем. По сторонам от нее лежали два свертка, скорее всего рулоны ткани. Должно быть, Йоко оставила что-то съедобное в комнате. Я уже хотела закрыть дверь, боясь, что крыса выбежит в коридор, как услышала женский стон. Потом из того места, где сидела крыса, появилась голова Хацумомо и уставилась прямо на меня. Я отскочила от двери. То, что я приняла за рулоны ткани, оказалось ногами Хацумомо, а за крысу – бледной рукой ее друга, торчащей из рукава.
– Что случилось? – услышала я голос ее любовника. – Здесь кто-то есть?
– Все нормально, – прошептала Хацумомо.
– Здесь кто-то есть.
– Да нет здесь никого, – сказала она. – Мне тоже послышались какие-то звуки, но там никого нет.
У меня не было сомнений: Хацумомо видела меня. Но она явно не хотела, чтобы ее друг узнал об этом. Я поползла обратно в холл, чувствуя себя так, словно меня переехал троллейбус. Какое-то время из комнаты прислуги доносились стоны и шум, затем они прекратились. Когда Хацумомо и ее друг вышли в коридор, он в упор посмотрел на меня.
– Этой девочки в холле не было, когда мы вошли, – произнес он.
– Не обращай на нее внимания. Она сегодня ушла из окейи, хотя не имела на это права. Я разберусь с ней позже.
– Кто-то следил за нами. Почему ты меня обманываешь?
– Койчи-сан, – сказала она, – вы сегодня в очень плохом настроении!
– Ты даже не удивилась, увидев ее. Ты знала, что она была здесь все это время.
Друг Хацумомо пристально посмотрел на меня. Я опустила глаза и покраснела. Хацумомо помогала ему обуться. Она заговорила с ним так, как никогда ни с кем не разговаривала, умоляющим, почти плачущим голосом.
– Койчи-сан, пожалуйста, – сказала она, – успокойтесь. Не знаю, что с вами случилось этой ночью. Приходите завтра опять...
– Я не хочу тебя завтра видеть.
– Я ненавижу, когда вы заставляете меня так долго ждать, и готова встретиться с вами в любом месте, где скажете, хоть на дне реки.
– Я нигде не хочу с тобой встречаться. Моя жена постоянно следит за мной.
– Тогда приходите сюда. У нас есть комната прислуги...
– Хорошо, если тебе нравится, когда за тобой следят... Хацумомо, я пошел. Я хочу домой.
– Пожалуйста, не сердитесь на меня, Койчи-сан. Обещайте мне, что вы придете, пусть даже не завтра.
– Однажды я не приду, – сказал он. – Я тебе это уже говорил.
Я услышала, как открылась и вновь закрылась наружная дверь. Спустя какое-то время Хацумомо вернулась в коридор и долго стояла, глядя в одну точку. Наконец она повернулась ко мне, смахивая слезы с глаз.
– Итак, маленькая Чио, – сказала она. – Ты ведь ходила навестить свою старшую сестру?
– Не надо, Хацумомо, – сказала я.
– А потом ты вернулась и подглядывала за мной!
Громкий голос Хацумомо разбудил одну из старших служанок. Она приподнялась на локте и посмотрела на нас, но Хацумомо закричала на нее:
– Иди спать, старуха!
Служанка покачала головой и легла на подушку.
– Хацумомо-сан, я сделаю все, что вы скажете, – сказала я. – Мне бы не хотелось расстраивать Маму.
– Конечно, ты сделаешь все, что я захочу. Это даже не обсуждается. Но у тебя будут проблемы.
– Я относила ваш сямисэн.
– Но прошло уже больше часа. Ты встречалась со своей сестрой, и вы строили планы относительно побега. Ты принимаешь меня за дурочку? А после этого ты вернулась и шпионила за мной!
– Простите меня, пожалуйста, – сказала я. – Я не знала, что вы были там. Я думала, это была...
Я хотела сказать: крыса, но подумала, что она плохо это воспримет.
Она долго смотрела на меня и в конце концов пошла наверх в свою комнату. Когда она вернулась, то держала что-то в руках.
– Ведь ты хочешь убежать со своей сестрой, правда же? – спросила она. – Думаю, это хорошая идея. Чем раньше ты исчезнешь из окейи, тем лучше для меня. Некоторые считают меня бессердечной, но это не так. Очень трогательно представить тебя и эту жирную корову, пытающихся жить где-нибудь еще, одних в целом мире. Чем раньше ты убежишь, тем лучше для меня. Вставай!
Я встала, хотя очень боялась, как бы она мне что-нибудь не сделала. Поэтому, когда она шагнула, направляясь ко мне, я отошла назад,
– Посмотри, – сказала она и разжала пальцы. На ладони лежали деньги в таком количестве, какое мне не доводилось видеть раньше. – Я принесла их из своей комнаты для тебя. Благодарить меня не нужно. Возьми их, и все. Это плата за твое исчезновение из Киото и за счастье никогда больше тебя не видеть.
Анти советовала мне никогда не доверять Хацумомо, даже если она предлагает помощь. И когда я вспомнила, как сильно она меня ненавидит, то поняла, что это вовсе не помощь. Хацумомо помогала себе избавиться от меня. Я стояла неподвижно, пока она не заткнула деньги мне за пояс. Потом она повела себя очень странно: стала похлопывать меня рукой по голове, по-матерински глядя на меня. Сама мысль о возможности доброго отношения Хацумомо ко мне казалась дикой. Все равно как если бы ядовитая змея вдруг стала ластиться, как кошка. Потом она неожиданно схватила меня за волосы и дернула так сильно, что я едва устояла на ногах и взвыла от боли. Я не понимала, что происходит, но Хацумомо опять дернула меня за волосы и потянула в сторону лестничной клетки. Она громко кричала на меня, а я одновременно орала от боли, пожалуй, еще громче, чем она. И неудивительно, что мы многих разбудили на нашей улице.
Дотащив меня до лестницы, Хацумомо постучала в дверь комнаты Мамы и позвала ее. Очень быстро появилась сердитая Мама, завязывая на ходу пояс.
– Что с вами случилось? – спросила она.
– Мои украшения! – сказала Хацумомо. – Эта идиотка...
Тут она принялась избивать меня. Мне ничего не оставалось, как свернуться калачиком на полу и кричать ей, чтобы она прекратила. Маме и вышедшей на лестничную клетку Анти как-то удалось ее усмирить.
– О Мама, – начала Хацумомо, – когда я возвращалась сегодня вечером домой, то в конце аллеи я увидела Чио, разговаривающую с незнакомцем. Я подумала, что ошиблась, ведь она сейчас не имеет права выходить из окейи. Но у себя в комнате на видном месте я обнаружила распотрошенную коробку с моими драгоценностями. Я выбежала на улицу и увидела, как Чио что-то передавала мужчине. Она попыталась вырваться, но я поймала.
Мама не проронила ни слова и не сводила с меня глаз.
– Мужчина ушел, – продолжала Хацумомо, – но Чио, видимо, продала драгоценности и получила от него деньги. Она, я думаю, собирается бежать из окейи... Это ее благодарность нам за все хорошее, сделанное для нее.
– Хорошо, Хацумомо, – сказала Мама. – Достаточно. Иди с Анти к себе в комнату и посмотрите, что исчезло.
Когда я осталась наедине с Мамой, я посмотрела на нее, продолжая лежать на полу, и прошептала:
– Мама, это неправда... Хацумомо была в комнате прислуги со своим любовником. Он ее чем-то огорчил, и она вымещает свою злость на мне. Я ничего у нее не брала.
Мама ничего не ответила, я не уверена даже, расслышала ли она мои слова. Вскоре появилась Хацумомо и сказала, что пропала брошь для украшения пояса.
– Моя изумрудная брошь, Мама, – произнесла она и заплакала, как хорошая актриса. – Она продала мою изумрудную брошь этому ужасному мужику. Мою брошь! Кто дал ей право воровать чужие вещи?
Однажды, в возрасте шести лет или около того, я увидела, как в углу нашего дома паук плетет паутину. Он еще не окончил свою работу, когда комар упал прямо в сеть и застрял в ней. Сначала паук не обращал внимания на комара, но едва окончив свою работу, набросился на него и задушил. Сейчас, сидя на деревянном полу в окейе, я ощущала себя в паутине, сплетенной для меня Хацумомо. Я не могла объяснить происхождение наличных денег, оказавшихся у меня за поясом. Когда Хацумомо вынула деньги, Мама взяла их у нее из рук и пересчитала.
– Ты продешевила, изумрудная брошь стоит гораздо больше, – сказала она мне. – Но еще больше тебе придется заплатить, рассчитываясь за нее.
Она убрала деньги в карман своей ночной рубашки и сказала Хацумомо:
– У тебя сегодня был любовник.
Хацумомо слегка опешила от этих слов, но без заминки ответила:
– Откуда вы это взяли?
Последовала длинная пауза, и Мама обратилась к Анти:
– Подержи ее за руки.
Анти взяла Хацумомо за руки и завела их за спиной. Мама приподняла кимоно и запустила руку между ног Хацумомо. Когда она достала руку, пальцы были влажными. Она понюхала их и ударила Хацумомо по лицу, оставив влажный след.
