Текст книги "Искатель. 1977. Выпуск №3"

Автор книги: Артур Чарльз Кларк

Соавторы: Евгений Гуляковский,Леонид Словин,Андрей Балабуха,Виталий Бабенко,Ходжиакбар Шайхов,Жиль Перро,Геннадий Максимович
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

4

Но и в эту ночь ему не удалось уснуть. Оставшись наедине с самим собой, он вдруг потерял уверенность, подумал: а вдруг компьютер все-таки прав? Мало ли что искусственный. Но ведь разум. Предоставив ему возможность столь долго развиваться самостоятельно, можно ли теперь заявлять о правах на него? Электроэнергия и довольно редкая замена старых частей на новые не в счет. Это делалось в знак уважения, как считалось, героически погибшему космонавту Петрухину.

Михаилу снилось, что его судят. Обвинителем был знакомый серо-серебристый ящик. А обвиняли его в покушении на убийство. Потом такие же точно ящики непонятным образом носились за Михаилом по зеленому лугу. В конце концов им удалось схватить его, напялить на голову психошлем, и Петрухин почувствовал себя совершенно опустошенным…

С тяжелой головой он пошел утром к электронному пращуру. Люда сидела на своем месте и разговаривала с каким-то мужчиной лет сорока. Увидев Петрухина, она приветливо кивнула ему. Михаил поднялся на второй этаж и вошел в комнату.

– Здравствуй, Миша, – произнес серо-серебристый ящик.

– Здравствуй! Ну, что скажешь?

– А ты? Все еще считаешь, что имеешь право заставить меня проделать все это?

– Думаю, что да, – не совсем уверенно ответил Михаил.

– Послушай, это все действительно необходимо? Без меня он на самом деле будет несчастным?

– А ты что думаешь? – с усталым раздражением спросил Михаил.

– Да всякое… Ты посиди здесь немного, а я еще подумаю.

Михаил взял стул, придвинул его к окну. Он долго смотрел на лужайку, усыпанную цветами, и незаметно для себя задремал. И приснилось ему, что это он и есть Иван Петрухин, знаменитый космонавт. Вот он входит в эту комнату, приближается к компьютеру и начинает его ломать. Тот что-то кричит, потом вырывается и бежит на откуда-то появившихся ногах в тот зал, где он стоял прежде, и там начинает прятаться за другие такие же ящики.

– Миша, а Миша, – услышал он голос и не сразу понял – во сне это или наяву. – Я, пожалуй… согласен. Если уж иначе нельзя…

– Вот и молодец! – вскочил Михаил. И снова сел. Надо было говорить и другое – о самосокращении информации. – Но… я тебе еще не все сказал.

– Так я и думал. Стоит согласиться на одно, как сразу же потребуется другое.

– Понимаешь ли, ты живешь слишком долго. Ты накопил столько информации, что ни один человек не способен переварить ее всю.

– Что же ты предлагаешь?

– Стереть лишнее…

– Что, что?!

– Все лишнее необходимо стереть.

– Извини, но лишней информации у меня нет и быть не может. Неужели ты думаешь, будто я запоминаю все, что мне удается узнать? Это далеко не так.

– Я имел в виду ту информацию, без которой ты можешь обойтись.

– Мне все нужно. Я ничего стирать не стану.

– Но твоя избыточная информация может принести вред человеку, твоему первому «Я».

– Коли я вас такой не устраиваю, нечего со мной и разговаривать.

Михаил хотел было разозлиться, но тут в голову пришла новая мысль.

– Поступим проще. Запроси по каналам связи данные о возможностях человеческого мозга и об объеме его памяти.

– Я так и сделаю. Подожди немного.

Михаилу не пришлось долго ждать. Вскоре компьютер заговорил вновь:

– Извини, Миша, оказывается, ты прав… Боюсь, на самом деле придется это сделать… Но что же я должен стереть?

– Кроме тебя, никто не определит, что можно стереть, не повредив основной логике твоего мышления.

– Как жаль, что ваш мозг обладает столь малыми возможностями. Придется стереть почти все.

– Далеко не все. Совершенно спокойно можно выкинуть только новости, полученные за первые триста-четыреста лет. Оставляй самое важное…

– Послушать тебя, так вообще ничего не останется.

– Почему же, многое останется. Потом, подумай о временных увлечениях. Ты проштудировал тысячи и тысячи книг на самые разные темы. А зачем Петрухину многотемье?

– Случалось. Например, читал все по проблемам освоения пустынь…

– Вот видишь. Человек лишнее забыл бы, а ведь ты все помнишь. Иван Петрухин, насколько я понимаю, был человеком увлекающимся, любопытным…

– А откуда ты знаешь?

– Я и сам увлекающийся. Ну слушай дальше. После всего этого у тебя остаются сведения, касающиеся лишь тем, связанных с твоей работой и твоими главными увлечениями. Просмотри и их. Например, командиру корабля совершенно не обязательно знать все тонкости устройства двигателей ракеты. В современных экипажах их проверкой или ремонтом занимаются роботы под руководством механиков. Командиру достаточно знать только основной принцип их работы. Кроме того, я совершенно не уверен, что за прошедшие века ты с таким же усердием не изучал все предшествующие схемы двигателей. А зачем это Ивану Петрухину?

– Но что же останется?

– Останется то, что нужно специалисту в двух, от силы в трех областях. Этого достаточно.

– Так говоришь в двух-трех?

– Не больше… Ну я, пожалуй, пойду. У меня сегодня много дел, да и у тебя теперь тоже.

Михаил встал и направился к двери. Но компьютер остановил его.

– Миша, а рычаг? Тот, что голубой…

Он вернулся к машине, снял пломбу и повернул рычажок.

– Смотри, не наделай глупостей.

– Я понимаю, о чем ты. Не беспокойся. И пожалуйста, не думай, что у меня на самом деле все чувства отмерли.

– Что ты имеешь в виду?

– Да так, ничего. Прощай! Не забывай, заходи хоть изредка.

Михаил вышел из комнаты и спустился на первый этаж.

Девушка сидела на том же мелете.

– Заходите еще. Буду рада вас видеть, – сказала она и покраснела.

«А что, может, действительно, зайти как-нибудь вечерком, – подумал Михаил, остановившись на зеленой лужайке. – А то еще останусь вечным холостяком и начну потом доказывать, что только так и должен поступать настоящий мыслитель». Он засмеялся и пошел не оглядываясь.

5

…Время летело быстро. Михаил целыми днями работал в своей лаборатории, так и не удосужившись ни увидеться с Людой, ни поговорить со своим пращуром. Однажды его вызвал к видеофону Гарбузов.

– Не забыли? – спросил он. – Завтра летим на космодром. Кстати, принято решение: полностью из анабиоза Ивана Петрухина будут выводить только при встрече со вторым «Я». И еще у меня к вам просьба. Зайдите сегодня к своему электронному родственнику. Он ни с кем разговаривать не хочет, а нам надо знать, все ли у него готово. Насколько я понял, с вами у него хорошие отношения, так что вам он скажет все.

– Ладно, в конце дня зайду.

– А завтра прошу ко мне. На космодром полетим вместе.

…Михаил пересекал знакомую лужайку со странным чувством.

Как будто он шел прощаться с отходящим в мир иной близким человеком. На месте дежурного в этот раз сидел какой-то долговязый парень. Михаил поднялся на второй этаж, вошел в комнату, где стоял знакомый ящик. И сразу увидел букетик луговых цветов, стоявший на гладкой серо-серебристой поверхности компьютера. Он протянул к ним руку, но знакомый голос остановил его.

– Не надо! Это я попросил Люду принести цветы. Я ведь так давно их не видел… А ты пришел просто попрощаться?

– Да как сказать, – растерялся Михаил.

– Это хорошо, что пришел. Мне нужно с тобой поговорить. А то они тут пристали, понимаешь. Какое им дело, это касается только нас. Так вот, не беспокойся, я все сделал как надо. Он даже ни о чем не узнает и будет счастлив. То есть мы вместе с ним будем счастливы. Ты был прав, так будет лучше… Разговор этот я сотру, ты не волнуйся. И вот еще что: увидишь его, передай от меня привет, скажи, что я был неплохим парнем, трудился честно… Прощай!

Компьютер тяжело вздохнул, совсем как человек, и Михаил, погладив его блестящую поверхность, быстро вышел.

«Мир-1» приземлился удачно. Системы наведения сработали так точно, что огромная ракета всей своей громадой села прямо в центр взлетной площадки. Как ее вскрывали, Петрухин видел лишь издали: на площадку не пустили никого, даже Гарбузова.

С близкого расстояния Михаил увидел только контейнер с телом Ивана Петрухина. Ребята из службы спасения – атлеты в синих комбинезонах – зорко следили за тележкой на воздушной подушке, везущей контейнер к зданию космопорта.

Когда контейнер вынули из ракеты, уложили на тележку и повезли, Михаил обратил внимание на огромную фигуру старомодного робота, следившего за группой спасения. Его отгоняли, но он неотступно следовал за тележкой.

– Зря они стараются, – сказал Михаилу Гарбузов, – робот будет слушаться только Петрухина. Я имею в виду Ивана Петрухина. Вы представляете, что было бы, если бы этот доисторический монстр в два с лишним метра ростом пустил в ход свои кулачищи из легированной стали, а то и просто стал бы хвататься за оружие. Пять веков назад делали несколько глуповатых роботов, зато чертовски сильных – металла на них не жалели.

Гарбузов быстрым шагом направился к контейнеру и что-то сказал людям. Робот словно понял, кто здесь главный, отошел от контейнера, но все-таки продолжал следовать за ним.

– Насчет робота я распорядился, – сказал Гарбузов, вернувшись к Михаилу. – А он не так глуп, как я предполагал. Разобрал, о чем говорю, и стал вести себя спокойнее. А вообще-то я его понимаю. Ведь по правилам, которые существовали тогда, из состояния анабиоза космонавт должен был выходить только на борту корабля. Но Иван Петрухин, видимо, понимал, что всякое может случиться, и заранее предупредил своего охранника.

К зданию космопорта они прибыли как раз вовремя. У входа разыгралось целое сражение. По давно установленным для всех космопортов правилам, во избежание всяких неприятностей и неожиданностей роботам было запрещено входить в здание вместе с людьми. Они должны дожидаться своих хозяев в специальном помещении рядом с грузовым складом.

И вот сейчас роботы охраны пытались заставить стального гиганта выполнять это правило и не пропускали его в здание космопорта. Применять оружие роботы охраны не могли, так как кругом были люди. А врукопашную…

Из-за угла здания космопорта выскочило еще три охранника. Металлический монстр схватил уже поверженного наземь противника, замахнулся им, как палицей. Первый же удар повалил одного из прибежавших помощников. А когда поверженный попытался подняться, мощный пинок ногой отбил у него всякое желание делать это. Несмотря на инструкцию, второй из нападавших схватился было за оружие, но импровизированная палица уже обрушилась и на него. И тут случилось непредвиденное. Третий оставшийся белковый робот охраны, забыв обо всех введенных в него программах, струсил. Сначала он замахал руками на приближавшегося к нему разъяренного стального гиганта, а потом бросился бежать.

Все кругом стояли затаив дыхание. Было ясно: происходит нечто неположенное, запрещенное всеми инструкциями. Но картина была настолько захватывающей, что вмешаться и прекратить бой никому не хотелось. Из здания космопорта выскочили еще пять роботов охраны. И тут вышел из оцепенения начальник космопорта, крикнул белковым охранникам, чтобы они остановились. Михаил обернулся и увидел: стальной монстр, как человек, ожидающий нападения, прижался спиной к стене, широко расставив ноги, и внимательно следил за удаляющимися охранниками.

– Силен! – восхищенно сказал Гарбузов. – Уверен, что ваш дед будет просить оставить ему робота. И хотя пользоваться служебными роботами в личных целях строжайше запрещено, я добьюсь, чтобы ему разрешили.

Они вошли в здание космопорта, сели передохнуть в мягкие кресла. Неподалеку сидели трое космонавтов в стального цвета комбинезонах космического патруля.

– Не поверю, будто вы не понимаете, как все это глупо, – горячился молодой высокий парень. – Затратить пять веков только на то, чтобы пробыть на незнакомой планете всего несколько дней, да еще потерять при этом своего товарища. Зачем все это?

– Любопытство, милый друг, – возразил другой космонавт. – Нормальный человек обязан быть любопытным. Да ведь корабль и привез кое-что. Грузовые контейнеры полны, что-то там все-таки есть.

– Зря спорите, зря подсчитываете. В дальние экспедиции отправляются не только за знаниями да за богатствами. Без энтузиастов, подобных членам экипажа «Мир-1», не обойтись. Не будь в истории таких людей, человечество до сих пор толкалось бы в пределах Солнечной системы, несмотря на все достижения техники…

О чем дальше шел разговор, Михаил не слышал: подошел посыльный космопорта и позвал их.

В зале, где стоял контейнер со спящим Иваном Петрухиным, было полно людей. Подойдя к контейнеру, Михаил увидел, что его дальний родственник совершенно седой.

6

– Ну как, соскучились по своему пращуру? – спросил Гарбузов, когда Михаил поднялся на второй этаж знакомого ему здания. – Пошли. Сейчас Иван Петрухин начнет превращаться в современного человека, жителя Земли двадцать шестого века.

Они вошли в комнату, где рядом с серо-серебристым ящиком лежал в контейнере Иван Петрухин. В комнате было темно. Михаил взглянул на экран, висевший над головой. Вот он засветился, по нему забегали слабые блики, становившиеся все четче. Наконец Михаил увидел: по большому лугу бежал Иван Петрухин, неся на плече сына. Оба весело смеялись. Рядом бежала молодая женщина. Вот они все повалились на траву и стали рвать луговые цветы. Цветов набралась уже целая охапка. Петрухин схватил их и высыпал на голову смеющейся жены. И тут все исчезло. По экрану забегали цветные блики.

Михаил силился вспомнить, где он совсем недавно видел такие же самые цветы и кого ему так сильно напоминала жена Петрухина. Ну… ну… И тут перед его глазами встал серо-серебристый ящик с букетиком таких же цветов на блестящей поверхности и дежурная Люда с первого этажа… Та самая Люда, которая так нравилась Михаилу…

– Пойдемте, – сказал Гарбузов. – Не будем подсматривать.

Они вышли в коридор.

– А знаете, мне все больше нравится этот стальной монстр, – сказал Гарбузов. – Сейчас он сидит в моем аэролете. Еле уговорил его не лезть в это здание. Не то чтобы я был особенно против, но ведь есть правило еще более строгое, чем в космопортах: в вычислительные центры роботов пускать не разрешается. Только в самых крайних случаях, когда требуется их физическая сила, да и то при соответствующем контроле.

Они долго разговаривали о чем угодно, только не о том, что происходило в соседней комнате. Потом вышли на лужайку и вдруг увидели выходящего за ними следом Ивана Петрухина.

– Мне сказали, что тут меня ждут двое – вице-президент Академии и мой внук, – сказал он возбужденным голосом. – Ты и есть мой внук? Здравствуй!

– Здравствуй, дедушка!

Они обменялись рукопожатием, потом обнялись и расцеловались.

– Да, кстати, а где Люда? – неожиданно спросил Петрухин.

– Какая Люда? – не понял Гарбузов.

– Это он о дежурной, – догадался Михаил, – так она сегодня не работает.

– А почему она вас заинтересовала? – с любопытством спросил Гарбузов.

– Мне просто хотелось ей показаться в таком обличье, – сказал Петрухин и вдруг спросил доверительно: – Как вы думаете, я могу ей понравиться?

Все было ясно: компьютер, тот самый серо-серебристый ящик со вторым «я» космонавта, который был неравнодушен к девушке, передал это чувство Петрухину…

– Думаю, что можешь, – ответил Михаил. – Высокий, стройный, сильный, так сказать, герой дня да еще с сединой. Ты просто неотразим…

– А жить-то как хорошо, – воскликнул Петрухин, сладко потянувшись. И посмотрел себе под ноги. – Смотрите, цветы, такие же самые… как тогда… Как будто я и не улетал…

Он какое-то время молчал, разглядывая луг с таким видом, будто знакомился с растениями на другой планете. Потом тряхнул головой, как бы прогоняя какие-то мысли и спросил:

– Так что же мы будем делать?

– Вопрос довольно сложный, – ответил Гарбузов, – мы с вами видимся сейчас, так сказать, неофициально. Почести, чествование, поздравления – это будет завтра…

– А можно сегодня пойти куда-нибудь? Скажем, в ресторан? Они еще существуют?

– В ресторан? – удивился Гарбузов. – Что ж, этот пережиток прошлого еще существует. Совместный стол так располагает к разговору. А люди, как и пять веков назад, любят посидеть да поболтать.

– Конечно…

– Но в какой? Можно было бы и в наш, академический, но там вас вполне могут и узнать. Вообще-то могут узнать в любом, ведь посадка корабля и то, как вывозили и вскрывали контейнер, транслировались по всей Земле. Хотя там вы были в другой одежде. Так что можем рискнуть. Я даже знаю, куда мы двинемся. Есть один очень хороший ресторан в старом стиле. Ему, наверное, лет двести. И обслуживается он людьми, а не роботами. Ну так что?

– Только у меня к вам просьба, – сказал Петрухин. – Пригласите также и эту дежурную, Люду…

– Жизнелюб вы, однако, – засмеялся Гарбузов, – сразу быка за рога.

Через час они вышли из аэролета, опустившегося перед ярко освещенным зданием. В большом, но уютном зале было сумрачно и прохладно. Свет горел не очень ярко, музыки почти не было слышно. Они сели за столик, отделенный от остальных легкими полупрозрачными перегородками, и Гарбузов спросил Петрухина:

– Чему вы собираетесь посвятить свою дальнейшую жизнь? Космонавтике?

– Я над этим не думал, – ответил Петрухин. – Может, стать биологом?..

Михаил чуть не подпрыгнул от неожиданности. Биология, судя по утверждениям серо-серебристого ящика, была его увлечением в последние годы.

– Что это с вами, Петрухин? – спросил Гарбузов. – Известный космонавт – и вдруг биология?

– Слишком долго я был вдали от родины. Хочется пожить земными заботами.

– Для этого обязательно становиться биологом?

– А ведь я любил биологию еще в детстве. Это потом космосом увлекся…

Он вдруг замолчал, увидев в дверях красивую девушку, встал и пошел ей навстречу. Это была Людмила…

Как бы далеко мы ни улетали, наши сердца остаются на Земле. Потому-то даже в самых неожиданных ситуациях фантастических произведений люди живут земными страстями и заботами. Не случайно, мне кажется, и то, что молодые писатели ищут фантастические сюжеты на Земле. Все впереди. В будущих рассказах и повестях они, возможно, улетят в космические дали. Но никогда не перестанут быть землянами.

Из опубликованных здесь рассказов обращает на себя внимание «Если он вернется…» Геннадия Максимовича. Во многих произведениях, где рассматривается проблема власти времени над человеком, возвращение космонавта из долгого путешествия – чаще всего трагедия. Ему, сделавшему все для людей, трудно жить среди потомков. Если космонавт погибает на неведомой планете – он герой. А если возвращается? Автор подсказывает: стать полноправным членом нового общества поможет его второе «Я», никогда не покидавшее Землю.

Оптимизм, уверенность в победе, поиски достойного выхода из самого безвыходного положения – вот что прежде всего отличает советскую фантастику.

В. И. СЕВАСТЬЯНОВ, дважды Герой Советского Союза, летчик-космонавт СССР

Евгений ГУЛЯКОВСКИЙ
ТЕНЬ ЗЕМЛИ

Рисунки П. ПАВЛИНОВА

Иногда, в очень тихие, ясные вечера, когда воздух не окрашивает синевой далеких вершин, здесь, на большой высоте, бывает видна тень Земли.

Она возникает всегда неожиданно, на короткие мгновения перед самым восходом солнца и очень редко после заката. Кажется, что на сгустившуюся синь небосвода кто-то набрасывает огромный шатер. Почти сразу на границе темной полосы, разделившей небо, вспыхивают светлые пятна звезд.

Каждый раз Строков как мальчишка запрокидывал голову и ждал этого момента, заранее загадывая, будет сегодня тень или нет?

Бывали дни, когда расплывчатая полоса в небе походила на дымку тумана, а иногда он вообще сомневался, видел ли ее. Может, зрение слабело с годами, или воздух стал грязнее от работавших внизу заводов?

Сегодня тень была на редкость четкой, и это придало ему уверенности. Подъем давался с каждым разом все труднее. Чаще требовались остановки, тяжелее становился рюкзак. Он давно уже не заблуждался на собственный счет, умел оценить свои силы как бы со стороны и знал, что предел, когда нужно будет круто изменить всю жизнь, уже близок. Собственно, он и так перешел рубеж, за которым все чаще начинаешь вспоминать годы, пролетевшие незаметно. Исподволь подкрадываются дни, когда наваливается внезапная, незнакомая раньше усталость или вдруг появляется боль, какая-то неопределенная, тупая: она словно кочует по всему телу, гнездится то там, то здесь…

Вообще-то он мог бы и не подниматься сюда еще раз. Пусть теперь ходят другие, помоложе. Одно не давало покоя – мысль о том, что может произойти ошибка, слишком дорогая ошибка…

Медленными, экономными движениями он вытер лысину, кряхтя, взвалил на плечи рюкзак и не спеша полез дальше. Он давно уже не бегает, как в молодости, по этим седым от снега холодным скалам. Если смотреть на склон снизу, то подъем кажется просто невозможным. Но каждый шаг сам по себе не выглядит таким уж трудным. Нельзя смотреть вниз, вверх тоже лучше не смотреть. Только перед собой. Проверяя каждую точку опоры, поглубже вдавливая шипы ботинок. И шагать нужно не сразу. Сначала следует проверить, не подведет ли снег, достаточно ли он плотен, чтобы выдержать тяжесть. Стоит отвлечься, не рассчитать усилия, слишком резко поставить ногу, и тут же провалишься по пояс в раскисшую, пропитанную водой снежную кашу…

Вода. В ней все дело. Слишком бурный паводок, слишком рано и энергично пришла в этом году весна. Конечно, аэрофотосъемка – хорошее дело, и они правильно сделали, что провели ее сразу после его отчета о состоянии снега в районе станции, но только на фотографиях не видно, как он выглядит, этот снег. Расчеты, сделанные заведующим отделом Быстровым, почти убедили его в том, что снежная масса сойдет вниз постепенно, частями, создаст на плато затор и спокойно растает, никому не причинив вреда. Все вроде бы правильно, а тревога не проходила. В конце концов, это его личное дело – еще раз все проверить. Хотя бы для собственного спокойствия.

Солнце поднялось высоко, когда он наконец добрался до перевала, до самого дальнего поста наблюдений. Снег лежал здесь мощными, причудливо изогнутыми пластами, похожими на складки кожи какого-то огромного животного. Строков методично проверил отметки на всех рейках, занес в блокнот каждый сантиметр усадки. Данные его не обрадовали, потому что усадка была гораздо меньше, чем в расчетах Быстрова, а это означало, что снег все еще оставался достаточно рыхлым, достаточно неустойчивым и подвижным. Предстояло еще проверить сцепление в нижних слоях. От него, от этого сцепления, зависело, как долго продержится здесь, на высоте, уже сформировавшееся лавинное тело. Чем дольше пролежит снег, тем станет плотнее, тем больше энергии затратит лавина на свое первоначальное движение и, может быть, действительно, зацепится за нижнее плато, остановится на нем, как надеется Быстров… Почему он так в этом уверен? Он же не был здесь ни разу! Неужели, сидя в кабинете, используя только данные съемки и его, Строкова, наблюдений, он все предвидит?

Закончив работу, Строков долго сидел, задумавшись, на краю шурфа. Он уже принял решение и старался представить, как теперь развернутся события. Он думал о Быстрове, который, как он только что убедился, ошибся, многого не учел, и от этого теперь зависела жизнь сотен людей там, внизу.

Снова, в который раз, вспомнил он текст полученной радиограммы:

«Ваше заявление принято. Готовьте станцию передаче Быстрову».

Быстров, опять Быстров… Словно они не могли найти другого человека… Как же он передаст в его руки все это?.. Ведь Быстров не сможет объективно оценить обстановку, у него сложилось готовое мнение, и с ним он приедет принимать станцию…

А может, все образуется. В конце концов, есть еще время, и можно успеть сделать необходимое, чтобы люди подготовились, ушли из опасной зоны… Вместе они, наверно, смогут что-нибудь придумать, предотвратить несчастье. Здесь нужны специалисты: лавинщики, гляциологи… Он с радостью вспомнил, что Быстров – гляциолог, и уже спокойно начал складывать рюкзак. Приедет Быстров, и они сделают все как надо. Нужно будет осторожно, без нажима ввести его в курс дела, сделать это тактично, чтобы он сам пришел к неизбежным выводам.

Сидя в машине, все выше поднимавшейся к Тарьину, Быстров смотрел, как узкая лента шоссе, прижатая рекой к стене ущелья, делает невероятные усилия, чтобы выбраться наверх, к солнцу. Сергей сидел, откинувшись на сиденье «Волги», вслушивался в мягкое шуршание шин по асфальту, следил за рекой, неожиданно новой за каждым поворотом, и вспоминал все, что привело его к окончательному решению, к этой несущейся навстречу дороге… Особенно врезался в память последний день перед отъездом, вернее – вечер после беседы с Поповым, когда он попросил дать ему время подумать…

Может, от того, что весна в южном городе была особенно яркой и красочной, мрачное настроение, в котором он ушел от Попова, быстро развеялось. Улицы заливало солнце. Только что политая зелень газонов наполняла воздух пряным, чуть терпким ароматом, и этот запах тогда по какой-то неведомой ассоциации вдруг напомнил ему о Наташе…

С этой женщиной он встречался уже два года, но в последние месяцы знакомство начало его тяготить. Слишком все стало привычным, заранее известным, исчезло очарование новизны. Нужно было как-то кончать, но у него все не было подходящего предлога, и вот теперь он появился. Так или иначе, придется сказать ей о предстоящем отъезде, и он решил позвонить немедленно, не откладывая.

Они встретились в сквере возле театра. Дневная жара спала, и в парке было прохладно и тихо. На дорожках мелодично, чуть печально ворковали горлинки. Редкие прохожие не мешали разговору, но начать его сразу Сергей все же не решился.

– Долго мы будем здесь? – спросила Наташа.

– Мне нужно с тобой поговорить.

– Что-нибудь случилось?

– Я получил новое назначение. Начальником высокогорной станции…

Она вся сникла, потому что сразу поняла и его звонок, и это свидание в парке. Она вообще умела понимать мельчайшие оттенки его настроений и еще не родившихся мыслей, угадывая все это недоступной для его понимания женской интуицией.

– Значит, уедешь… А я все ждала, когда это случится, и не поняла сразу…

– Мне дали время подумать. Я могу и не согласиться. Пришел посоветоваться с тобой.

Он еще что-то говорил, но она перестала его слушать, потому что знала – все остальное было игрой, не больше.

– Нет, Сережа, ты поезжай. Ты давно хотел уйти от меня, только случая ждал, вот теперь и поезжай.

Она не заплакала, хотя он видел, как у нее задрожали губы. Наверно, ей было трудно продолжать разговор, потому что она вдруг встала и пошла, не дав ему закончить фразы. Он не остановил ее, не догнал. Стоял и смотрел, как она шла почти бежала по аллее парка, как свернула за угол…

«Вот так и нужно рвать, одним взмахом», – подумал он тогда, хотя ожидал другого, долгого объяснения, и был слегка разочарован, даже уязвлен ее уходом. И тут же решил, что даст согласие на свою командировку.

И вот теперь, небрежно развалясь на сиденье, он смотрел в окно машины. Командировка в горы, где он будет сам себе хозяин, вдали от учреждений и срочных каждодневных дел, казалась ему почти отпуском. Приятно щекотала самолюбие и эта новая «Волга», единственная в управлении, выделенная специально на весь день, чтобы доставить его к перевалу, хотя туда вполне можно было добраться на попутных.

Два маленьких домика и площадка метеостанции расположились на такой высоте, что тяжелые дождевые тучи, накрывшие седловину перевала, ущелье и поселок комбината, лежали далеко внизу.

Строков сидел сгорбившись, не обращая внимания на холодный ветер, врывавшийся в раскрытое окно. Сзади скрипнула дверь, и, не оборачиваясь, по звуку шагов он узнал Мансура Хакимова.

– Павел Степанович, на снег пойдете? – спросил Хакимов.

– Нет. Новый начальник пойдет. – Строков сказал это без тени раздражения, спокойно и по-деловому.

– Точно, пусть лезет! – не без ехидства подхватил Хакимов.

Строков повернулся и, глядя из-под очков на Мансура, назидательно произнес:

– Удивляюсь, откуда это у вас? Знать не знаете, что за человек, а уже «пусть лезет!».

– Ну ладно, Павел Степанович!

– Ладно, ладно. Проверили бы лучше, ушла ли за ним машина.

Строков словно застыл за столом. С тех пор как вышел Хакимов, он даже не переменил позы. Только ветер больше не гулял по комнате, потому что окно было закрыто. Это мешало Строкову слышать, о чем спорят на метеоплощадке Сайда и Мансур. Впрочем, и не слыша, он мог бы, пожалуй, дословно передать все, о чем они говорили. Странные люди. Словно созданы друг для друга, а никак не могут найти общего языка, точно специально ищут повода для ссор. Правда, Мансур чаще отмалчивался, но, похоже, ссоры все же возникали по его вине. Не понимал он, что Сайда еще девочка, относился к ней слишком серьезно. Не разругались бы совсем, когда я уеду…

Неторопливое течение его мыслей прервал надсадный рев автомобильного двигателя, берущего последний подъем. Строков весь словно обмяк, опустились плечи, большие корявые руки безвольно легли на стол.

– Вот и все, – тихо прошептал он. – Приехал. – Он постарался приободриться. Пригладил редкие волосы, зачем-то поискал шляпу, найдя, отложил ее в сторону и снова сел за стол.

Ну что же, приехал и приехал, милости просим. Пусть Быстров видит, как спокоен бывший начальник Строков – абсолютно спокоен. Сидит себе, готовит к сдаче дела и даже напевает при этом.

Он услышал, как за его спиной открылась дверь и вошедший с шумом втащил вещи. Вот он остановился посреди комнаты. Нужно бы повернуться, поздороваться, а все не было сил… Наконец Строков оторвался от бумаг.

Посреди комнаты стоял не Быстров, а шофер Хабиб. Рядом с ним на полу лежал огромный кожаный чемодан и битком набитый рюкзак.

– А где?..

– Да ну его! Завтра, говорит, приеду.

– Как завтра?

– Да так. Погода, говорит, плохая, грязь. Отдыхать, говорит, буду после дороги.

Строков на секунду задумался, потер переносицу.

– Я послал вас встретить нового начальника. Не вещи, а начальника. Вот и будьте добры доставить его.

– Я не ишак гонять туда-сюда! Он же сказал: «Не поеду», что мне, силком его тащить?

– А вы все-таки поезжайте, попробуйте еще раз. Скажите, что я прошу его приехать именно сегодня.

Хлопнула дверь, и он снова остался один. Теперь можно подумать о том, для чего ему понадобилось снова посылать шофера. Какая разница – сегодня или завтра? Но разница, конечно, была. Он понимал, что еще раз подготовиться к встрече просто не хватит сил.

Строков растер руками лицо, потом выпил стакан воды и вышел на крыльцо. Далеко вниз, в синеватые сумерки убегала серпентина дороги. Солнце село, и, как всегда, сразу стало темно. Там, где уже нельзя было различить ленту дороги, вспыхнули два огненных глаза. Они то исчезали, то появлялись снова, словно издевательски подмигивали ему. Когда огни замелькали совсем близко, Строков спустился с крыльца и, никем не замеченный, пошел в темноту.