Текст книги "Драконий коготь"

Автор книги: Артур Баневич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 22 страниц)

– «Убьет тебя тот, у кого четыре крыла и тело нечеловечье!» – кричал Дебрен. – Комар, Кипанчо! Разносчик малярии!

Кто-то выскочил из кучи борющихся. Мязга. В руках у него были вилы.

– Обманщик! – завопил он срывающимся голосом. – Ты предал нас!

Дебрену хватило ума и ловкости подхватить с земли меч Гепа.

– «Огнем пылать будешь от удара, коего не видно и не слышно». – Он отразил неловкий тычок вилами. – Комар заразит тебя лихорадкой!

Кипанчо ворвался в цепь дефольцев, разорвал ее. Расколол чей-то череп, отбросил ведро, кинжалом отразил цеп, рубанул цепника по горлу.

– Санса умирает! – загудел он басом. – Пшел вон!

Последние слова были адресованы коню. Рыцарю не нужна была его помощь, зато требовался транспорт – на потом. Для охоты на ветряки на сивку не надевали тяжелой брони. Это означало, что сейчас любая лахудра с вилами может убить стоящее целое состояние животное. Животное умное, предостерегающее хозяина тихим фырканием, мчащееся на помощь, услышав рог, и послушно отступающее, когда Кипанчо приказывает ему убираться вон.

Но у послушания были свои пределы. Первого дефольца, который раньше получил ведром, а теперь вскочил и умчался на вал, жеребец атаковал с места. Мужчина спрыгнул с вала на два фута ниже, закачался на непослушных ногах, вытащил откуда-то весло. Дебрен понял, каким образом дефольцам удалось захватить их врасплох.

Сивка не стал подниматься на дыбы. Он храбро принял удар в бок и грудью отбросил человека далеко за борт лодки. А потом доказал свой ум, подняв копыта и пробив доски на дне.

Дебрен пятился и отражал тычки, Мязга пользовался вилами столь же ловко, как пестиком из отцовской аптеки. Он так упорно метился в пупок противника, что, будь у Дебрена кусочек металлической пластины, он мог бы заткнуть ее за пояс, отбросить оружие и просто ждать, когда парнишка упадет от усталости. Если б он не перегрузил раньше мускулы, то запросто управился бы с будущим аптекарем. Теперь же ему приходилось вкладывать все силы в защиту. Такую же неловкую, как и атаки пестиком.

– «Жизнь отдашь за ту, чьи очи не забудешь! – кричал он прерывающимся от одышки голосом. – За деву, сверху глядящую, коя прелестной будет и с человеком низкого положения обручится»!

Кипанчо отрубил кому-то руку. Дефольцы уже не напирали, теперь они только оборонялись.

– У нее глаза как эти цветы! Как незабудки! И ты снял ее с крыши!

Дебрен парадом закрылся от вил, ткнул, не дотянулся, отскочил. Кипанчо отбил грабли, вилы и топор, рубанул, рассек мужчине грудь, отпрыгнул влево, ткнул кинжалом.

Его латы были погнуты, исчерканы, но большая часть стекающей по пластинам крови была не его.

– Ты бьешься не за Дульнессу! Дамструна предвещала тебе эту малышку!

– Нет!

Дебрен почувствовал, что у него уже больше нет сил драться и кричать так, чтобы это звучало убедительно. Он отскочил и опустил меч. Парнишка остался в трех шагах от него и тоже покачивался на ногах.

– Отваливай, Мязга, – выдохнул магун. – Ты мужчина или молокосос? Если мужчина, то не играй в войну. Возвращайся к своей Мариеле. Защищай ее. Поддерживай. Будь опорой. Не дай оплевать. Живи ради нее.

– Я тебя убью, – плаксиво пообещал толстощекий сопляк.

– Выматывайся! – рявкнул Дебрен, втыкая меч в землю. – Вон! И никогда больше не вмешивайся в политику! Слышишь?! – Мязга, уже бросивший вилы, мчался через огород к зарослям сирени и калины. – Ты аптекарь! Аптекари не должны совать руки в дерьмо!

Он обернулся. И только теперь заметил два очень бледных, обрамленных светлыми волосами лица. Мать и дочь прибежали за дом, чтобы смотреть и запоминать.

В один из моментов женщина вскрикнула. Коротко, отчаянно. И поднесла руки к лицу, заслоняя глаза. Девочка глядела. На мужчину, из которого удар меча выпустил потоки крови, кишок и кала. На человека, медленно, с кишками в руках, опускающегося на колени и в последний раз поднимающего глаза на пылающий ветряк. На своего отца.

Осталось четверо крестьян. Прежде чем Дебрен сумел заговорить, Кипанчо пронзил одного навылет, а второй, хоть и прикрылся граблями, упал под конскими копытами уже на краю зарослей.

Некоторые из лежащих еще шевелились. Как и Санса.

– Ты можешь выжить. – Дебрен подошел ближе, кричать не было нужды. – «Второе спасение смерть твою означит». Отложи меч. Позволь уйти этим людям. Посмотри, Санса уже садится. Ничего с ним не будет.

Два последних дефольца, оба с топорами, стояли в трех шагах от рыцаря, тяжело дыша, как загнанные псы. Уже совершенно не веря в успех, видя собственную смерть потемневшими глазами.

– Еще не конец, – ответил Кипанчо. – Я еще могу получить удар. У меня нет шлема.

Дебрен понял.

– Рецепт, – он сглотнул слюну, – рецепт говорит: «Прими же дар жизни от друга своего». Ты будешь жить, Кипанчо.

– Нет, – с трудом улыбнулся рыцарь. Младший из дефольцев с отчаянием осмотрелся в поисках спасения. И не нашел. Сивка предостерегающе заржал и оскалился, его передние ноги по самый живот покрывала кровь истоптанных им селян. – Нет, Дебрен. У меня никогда не было друга. Кому охота дружить с сумасшедшим?

– Ты сильный. Половина лекарства… – Нет.

– Одна треть. Кипанчо! – Дебрен взглянул на неподвижные фигуры в ночных рубашках. – Она здешняя. У нее даже без лекарств восемь шансов из десяти, а может, и девять, чтобы…

– Нет. – Кипанчо сунул кинжал в ножны. – Я сумасшедший и сукин сын, но рыцарь. Странствующий. Покровитель вдов и сирот. А ее, кажется, как раз сделал сиротой. Если мне пове… не повезет, – поправился он, – то позаботься, чтобы из моего наследства им что-нибудь перепало. Санса, толстячок! Ты слышал, что я говорю?

– Слышал, – простонал оруженосец.

– Вы должны разделить…

– Кипанчо, прошу… – Дебрен говорил с трудом. – Поделите лекарство. Ты и малышка. Отпусти этих двоих. И уезжай.

– У рыцарей, – заявил Кипанчо, – есть мечта: уйти из мира сего с мечом в руке, по горе вражеских трупов, спасая свой и Махрусов мир и служа любимой женщине. Мало кому это удается. Я сильно приблизился к идеалу. Поэтому прошу, Дебрен. Не лишай меня веры.

– Лекарство тебя излечит. И девочка тоже должна выжить.

– Я дал твое чудесное лекарство ей. Отнимать не стану. Даже части его. Кто дает и отнимает… Известно.

Дебрен прикрыл глаза. Напряг память. И отыскал нужные слова среди тех нескольких десятков дефольских, которые успел узнать.

– Отдайте оружие.

Крестьяне послушались сразу же. Видимо, уже действительно распрощались с надеждой.

Кипанчо заморгал, неуверенно пошевелил мечом. Хотел что-то сказать. И не сумел.

– Прости, – шепнул Дебрен, – но у них не было никаких шансов. Никаких.

Красный от крови меч рыцаря медленно входил в ножны. Последний раз. Оба знали об этом. Уважающий себя рыцарь не прячет после боя окровавленного меча. Кровь съедает сталь.

– Идти, – выскреб Дебрен из памяти еще одно дефольское слово. И помог себе взмахом руки. – Идти. Идти.

Они тяжелой трусцой направились к кустам. Какой-то раненый пополз следом на четвереньках. Санса перевязывал правую ногу смотанной с левой портянкой. Было ясно, что он выживет.

– Как долго? – тихо спросил Кипанчо.

Дебрен замялся.

– Несколько дней, – тихо ответил он. – В постели – подольше. Но если ты спрашиваешь о том, когда свалишься с седла…

– Дней. – Кипанчо слабо улыбнулся. – Это маленькая страна. Я еще успею превратить в трупы парочку чудовищ.

– Я тебя не убедил? Предпочитаешь по-своему понимать предсказания Дамструны?

– Тебя это удивляет?

Дебрен, полностью сознавая, что делает, покачал головой.

– Но знаешь что? Похорон я, пожалуй, устраивать не стану. Пора подумать о своих, а Ванринген – чертов обдирала. К тому же сожжение здоровью вредит. У тебя глаза слезятся, Дебрен.

– Это дым… От дыма.

– Конечно, от дыма. – Кипанчо взглянул на небо. – Пожалуй, тебе пора. Если хочешь успеть на барку, надо собираться. А проезжая через город, забеги к какому-нибудь медику, пришли его сюда.

– Хорошо.

– Мула можешь оставить себе. Он мне больше не понадобится.

Дебрен пытался подыскать подходящие слова. Но это было нелегко. Дым раздражал не только глаза, что-то случилось с его горлом. И легкими. И сердцем.

– Возможно, ты прав. – Он все-таки взял себя в руки. – Теммозанская магия… Что мы о ней знаем? Может, и верно, эти ветряки…

– В Ирбии тебе поставят памятники, – торжественно заявил Деф Гроот, привлеченный на поле боя видом убегающих соотечественников. – Каждый ребенок будет знать имя рыцаря Кипанчо. Ну что, собираемся? В путь? По моим подсчетам получается, что потребуются еще пять-шесть недель работы. Хорошо, что с тобой ничего не случилось, Кипанчо. Ты даже не знаешь, как я рад. Надо прикончить еще кучу ветряков, прежде чем мы достигнем своей великой цели. Но у нас получится. Теперь, после Божьего суда, я знаю это наверняка. А голубой струп пусть тебя не тревожит. Пилюльщики – банда шарлатанов, таким манером они пугают людей и принуждают к крупным закупкам. Объегорили тебя, Дебрен. Несомненно. Кипанчо здоров как бык, больные Божьих судов не выигрывают, уж не говоря о здешнем побоище. – Он удовлетворенным взглядом обвел усеянный телами огород. – Впереди у нас еще масса работы. Но заниматься ею стоит. Ты спасешь от гибели множество людей, поверь. От войн, голода, болезней. Множество. А ты, Дебрен, собирайся и лучше помолчи. Твои больные теории никого не интересуют. До свидания. Там стоит твой мул.

Дебрен в последний раз взглянул на тощую фигуру в помятых латах. Он видел ее не очень четко. Дым дефольских костров поразительно застилал глаза. Хуже, чем лук.

– Прощай, Кипанчо. Рад, что тебя… с тобой…

– Прощай, – проговорил знаменитейший из странствующих рыцарей, странно улыбаясь. – А что до того друга… Впрочем, это уже не имеет значения.

Дебрен развернулся на пятках и направился к мулам.

Он не стал протирать слезящиеся глаза рукавом. Боялся стереть образ тощего рыцаря в помятых латах, по которым прыгали зайчики пламени. А ведь должен быть кто-то, кто запомнит Кипанчо таким, каким он был в действительности. В своем последнем победном сражении. Том, которое убило его.

Проходя мимо девочки, Дебрен глянул ей в глаза. Но она смотрела на пылающие постройки, и он так и не узнал, какого цвета были ее радужки. Наверное, просто голубого.

Для него она осталась девочкой с глазами как дефольские незабудки.