Текст книги "Драконий коготь"

Автор книги: Артур Баневич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

– Я не верю в предсказания, – пожал он плечами.

– Не веришь? – удивился Кипанчо. – Я думал, чароходцы… Впрочем, не важно. А я верю.

– Туманное пустословие, которое можно толковать по-разному.

– Дебрен, предсказание сделано великой Дамструной. Оно однозначно и ясно. Четырехрукий маг из Саддаманки меня убьет. Огнем. Но я успею достать его своим оружием. А поскольку он умеет делаться невидимым и рассеиваться, как туман, почувствовав угрозу, то и тела его не найдут. Не поверят, что я его прикончил. Ну и хорошо. Не ради славы борюсь. В действительности я делаю это ради нее, ради Дульнессы.

– В предсказании и слова нет о Дульнессе.

– Есть. Это ее газельи глаза нельзя забыть. Она – дева, глядящая сверху. В родительском замке у нее в башне была маленькая комнатка, да и замок на взгорье стоит.

– Большинство замков стоят на возвышенностях. А большинство подрастающих девушек потому-то и сохраняют невинность, что им комнаты как можно выше выделяют, лучше всего с решеткой в окне и злыми собаками внизу.

– Она обвенчалась с человеком низкого происхождения.

– А, брось… За столько лет, да при таких ценах на драгоценные металлы, он наверняка достаточно заработал, чтобы купить себе титул.

– Говори что хочешь, а я свое знаю. И буду делать то, что делаю. Знаешь почему? Потому что и в предсказании, и в рецепте, советующем, как избежать судьбы, написано, что Дульнессу нужно спасать. Дебрен, я тысячи раз молил Всевышнего дать мне любовь мою от сатаны защитить, доказать делом, не только словами, что она мне дороже жизни.

– Дульнесса сейчас нянчит детей, если не внуков, в тысячах миль отсюда. А ты ветряки мирным людям уничтожаешь. И затопил уже солидный кус страны. Я в Дефоле проездом и нахожусь здесь недолго, но даже за это время цены на продукты питания подскочили на две трети. Это приведет к голоду, голод – к недовольству, а потом, может, к войне и мору. Ты этого хочешь?

– Я женщину хочу спасти, к ногам которой свою жизнь положил.

– И плевать тебе на погибающих людей?

– Я первыми людей не убиваю. А когда они чудовищ защищают, то стараюсь их рассеять, только ранить, даже если они – предатели Свободного Мира.

– Лицемеришь, Кипанчо. Разрушая их ирригационную систему, ты убиваешь больше людей, чем огромная и кровожадная армия. Ты толкаешь страну на грань войны, причем тем более страшной, что это будет война между народом и властью. Такие войны заканчиваются всеобщей бойней.

– Может, и подталкиваю. Но без особого желания тех, кто потом начинает резню, никакое подталкивание, если этим занимается один человек, ничего не изменит.

– Один человек, – медленно сказал Дебрен, – порой значит очень много. Перестань, Кипанчо. Это северная страна, по крайней мере с точки зрения Ирбии. Возвращайся к себе, не то ты здесь погибнешь. И утащишь за собой в могилу множество людей. Невинных. Невиновных. Хотя бы таких, как эта малышка.

– Кстати, – неожиданно улыбнулся Кипанчо, – эта малышка как раз проснулась. Добрый день, деточка. Не бойся.

Девочка, похоже, не боялась. Дебрен знал почему. Понял уже тогда, впервые взглянув в огромные, скрытые в полумраке глаза. Но уверенность обрел немного позже, когда разбуженная стоном девочки жена насосника выскочила в одной рубашке из-под перины и присела на краю детской кроватки. И расплакалась, едва коснувшись лба дочери.

– Ты платишь Деф Грооту, – повернулся к рыцарю Дебрен. – Можешь позвать его и приказать, чтобы он переводил.

– Я ему плачу как душисту, а не как переводчику. А что надо сказать этой женщине?

– Я думаю, девочка заболела малярией, но до конца не уверен. Хотелось бы проверить. Я купил в городе порошок. Если его посыпать на небольшую ранку, он изменит цвет крови.

– Собираешься ей кровь изменять? – возмутился Кипанчо, привлекая к себе полный слез взгляд женщины. – Что за языческие фокусы! И не вздумай!

– Не в теле же, а только ту каплю, которая вытечет. Это никому не повредит, но укол может девочку испугать, поэтому надо объяснить.

Было видно, что Кипанчо окажется последним, кто даст себя убедить. Но судьба улыбнулась магуну. Прежде чем он взял себя в руки, скрипнули петли, и в комнатушку втиснулся Деф Гроот. Сопровождавший его Санса остановился в дверях, скорее всего потому, что в сколоченном наспех домишке уже не было места, а возможно, и потому, что в руке у него был пылающий факел.

– Надо поговорить, – бросил неизвестно кому Деф Гроот.

– Вначале ты кое-что переведешь, – холодно сказал Дебрен.

– Зачем? – криво усмехнулся душист. – Чтобы эта баба дольше ревела? Зачем устанавливать, что это малярия, если малярию невозможно вылечить?

– Похоже, ты уже знаешь, что надо переводить. – Дебрен глянул на дверь. – Кто бы подумал, что голос так далеко слышно. Вероятно, из-за тумана.

– Я подслушивал, – запросто признался душист.

– Санса? – Рыцарь бросил на оруженосца полный страдания удивленный взгляд.

– Я только помогал подслушивать, – с достоинством сообщил Санса. – А до того – обыскивать мешок мэтра Дебрена.

– Что?!

– Спокойно, господин Кипанчо, – сквозь зубы проговорил магун. – Отложим это на потом. А ты, Гроот, прежде чем начнешь оправдывать свои уотовские приемчики, позаботься о смягчающих обстоятельствах и поясни землякам, в чем суть процедуры. И добавь, что если это малярия, то, возможно, я смогу девочке помочь.

Деф Гроот, как пристало представителю поразительной профессии, удивил всех, произнеся по-дефольски длинную речь довольно бесцветным, но скорее мягким тоном. Потом еще бесцветнее ответил на два робких вопроса хозяйки. Кажется, он не переврал содержания, потому что в светлых глазах женщины сверкнули искорки надежды. А девочка, глядя на Дебрена, прижалась к стенке.

– Она боится, – перевел объяснения матери Деф Гроот. – Спрашивает, не вампир ли Дебрен.

– Хороший вопрос, – буркнул Санса, перекладывая факел из руки в руку.

Споры между матерью и дочерью отняли некоторое время. Дебрен знал, что особых успехов они не принесут. Боялись обе. Хозяйка – чуть поменьше, но страха у нее было все равно больше, чем надежды. Девочка расплакалась.

– Одной капли хватит, да? – неожиданно спросил Кипанчо.

Он вытащил кинжал, и не успел кто-либо прореагировать, уколол острием тыльную сторону ладони.

– Видишь, малышка? Это не больно. Дебрен, посыпь своим… ну, тем, чем надо посыпать.

Удивленный Дебрен вынул из кармана завернутый в бумажку определитель малярии и иглу. Деф Гроот тоже что-то сказал девочке.

– Дай иглу матери, – бросил он магуну. – И если хочешь что-то сделать, вначале посыпь Кипанчо. Это ее убедит.

Порошка было много, а предчувствие говорило Дебрену, что экономить нет смысла. Геп и Деф Гроот были правы в одном: без лекарства определитель был всего лишь дорогостоящим средством, чтобы пораньше убить надежду.

Он разделил порцию пополам и вначале втер порошок в пятнышко крови на большой ручище рыцаря, а затем в укол на предплечье девочки. Только теперь, при открытой двери и красном свете восходящего солнца, у него появилась возможность заглянуть ей в глаза. Они были голубые с легким розовым налетом, вероятно, из-за удивительного, размытого туманом света зари.

Точно такие же, как цветочки в стоящем рядом жбанчике.

– Скажи матери, что надо переждать немного. Потом увидим, изменит ли пятнышко цвет. – Деф Гроот перевел. – Выйдем, господа, пусть она помолится в тишине. Есть о чем.

Снаружи было холодно и промозгло. Ветряк стоял на возвышенности, но грязь заползала даже сюда. Сивка Кипанчо срывал листья с дерева. То, что еще вчера служило ему пастбищем, сегодня больше походило на плотно заросший пруд.

– Надо поговорить наедине.

Деф Гроот не успел высказать свое отношение к словам чароходца. Кипанчо оказался проворнее.

– Нет, Дебрен. Все вы пользуетесь моими деньгами. Я имею право знать, что происходит. Кто не считает возможным говорить искренне, пусть ограничится двумя словами: «Прощай, Кипанчо». А теперь по очереди. Что ты искал в торбе Дебрена? И кто тебе позволил?

Душист мялся лишь мгновение.

– Я не работаю на Управление Охраны Трона, если вас интересует это. Формально говоря, я не имел никакого права. А вот некоторые предчувствия у меня были. Я попросил Сансу помочь мне проверить, что за чародея он привел нам на помощь. Покажи, Санса, что мы нашли.

Они стояли рядом со столом для сладостей, сейчас пустым. Оруженосец молча бросил на стол маленький мешочек с печатью аптеки и сложенную вчетверо бумагу.

– Что это? – тихо спросил Кипанчо.

– Отрава, – объяснил Деф Гроот. Затем раскрыл листок с отпечатком ладони. – А это тебе, вероятно, известно.

– Знак бунтарей, – проворчал рыцарь. – За такое… Дебрен, ты можешь это объяснить?

Магун не спешил. Он глядел на расплывчатые, нечеткие в тумане очертания луга.

– За нами кто-то наблюдает. Помогает себе магией, потому что мешает туман.

– Жалкий фортель, – покачал головой Деф Гроот. – Я думал, ты способен на большее.

– Я тоже. Подбрасывать бумажки в мешочки, всю ночь лежавшие далеко от владельца, но рядом с постелью того, кто подбрасывает. Пожалуй, ты и вправду никакой не уотовец.

– Скажи еще, что никогда не видел ничего подобного.

Дебрен засмеялся и вынул из-за пазухи сложенный вчетверо листок бумаги, расправил его и положил на стол рядом с пергаментом, брошенным на столешницу Сансой.

– Мог бы и сказать. Мой – левый, – усмехнулся он, видя изумление рыжего душиста. – Что это вдруг такой недоуменный вид, мэтр? Ты находишь что-то необычное в том, что преступный отравитель и бунтарь способен совершить больше, чем одну пакость?

– Где ты его взял? – Деф Гроот снова, как человек, не доверяющий собственным глазам, дотронулся до бумажки с оттиском левой ладони.

– Интересно, – сказал Дебрен, – что твое любопытство вызывает только один этот листок.

– Где ты его взял? – повторил душист, невольно краснея. Он понял, что совершил ошибку.

– Отпечаток левой руки и отраву дали мне некий Геп и некий Мязга.

Несколькими словами магун передал содержание разговора в «Золотом фазане». Потом очень неискренне усмехнулся.

– Бумагу я сохранил на память, а содержимое мешочка не высыпал в ров по более веской причине. Так вот, в противоположность мэтру душисту я не способен, один только раз взглянув и лишь один раз понюхав, установить, что находится в мешочке. Может, всего лишь магическое средство, приняв которое кровожадный рубака превратится в пацифиста и самаритянина, или же какой-то сильный яд, отравляющий драконов. Когда-то под Старогуцком, столицей Лелонии, некий сапожник, скорее тщеславный, нежели мудрый или храбрый, хотел таким химическим оружием умертвить тамошнего дракона Вавелку. Серебро, выданное на приобретение кожи, он, как и всякий сапожник, пропил, поэтому надумал шить башмаки из драконьей шкуры. Раздобыл где-то средство замедленного действия, напоил им овцу и спрятал животное в приречных зарослях. Дракон был уже дряхлый, давно юношеское обоняние потерял, так что, прежде чем сапожник дождался его появления, у овцы в животе началась изжога. Она вырвалась, помчалась к Сульве и так нахлебалась, что потонула и поплыла по течению.

И представьте себе, милостивые государи: реку, которая из-за своей величины справедливо зовется царицей лелонских рек, эта овца отравила на протяжении двухсот миль. Еще за Лейчомером рыбы животами кверху всплывали или, одурев, бились головами о борта рыбацких лодок и на берег выбрасывались. Дело происходило во время дележа территории, поэтому возник межгосударственный конфликт, который привел к полугодовой войне Старогуцка с Лейчомером. Отсюда вывод: с незнакомым ядом надобно обходиться осторожно. Особенно если он получен от молокососов с горячими и пустыми головами.

– Ты намеревался сдержать слово? – беззлобно спросил Кипанчо. – Всеми святыми поклялся? Под угрозой меча, но все же.

– Дебрен – человек чести, – ехидно бросил Деф Гроот. – Я разбираюсь в людях, этим и живу. Он слово сдержит.

– Со словами, данными под давлением, всякое может быть. – Магун, занятый сканированием, говорил немного рассеянно. – Но действительно, я намеревался сдержать слово. С людьми простыми, не юристами, я стараюсь поступать честно. А те двое – не юристы. Не умеют ни сформулировать договор так, чтобы человека в бараний рог скрутить, ни на руки смотреть, как делает каждый обманщик, который в другом тоже всегда видит обманщика.

– Признаться, не понимаю, – вздохнул Кипанчо. – Так ты хочешь меня убить или нет?

– Убить легенду? Самого странствующего из всех странствующих рыцарей? Похоже, ты вконец свихнулся, Кип. – Дебрен сунул руку за пазуху и вынул перевязанный ремешком мешочек. Потом в другую руку взял мешочек с отравой. Бинт не позволил ему спрятать мешочек в руке так же тщательно, как тот, который он вынул из-за пазухи, но при соответствующем расположении пальцев все, кроме перевязанного ремешком кончика мешочка, скрылось из виду. – Этот я положил, а этот вынул, когда клялся сделать все, что в моих силах, чтобы ты съел содержимое. Уже само построение фразы давало возможность выкрутиться, ибо что означает: «Все, что в моих силах»? Например, я могу пристать к тебе с ложечкой, как няня к ребенку, и попытаться накормить силой. Результат таких действий легко предвидеть. Но покончим с интерпретациями. Я не люблю обманывать людей и решил, что проще всего будет накормить тебя содержимым вот этого мешочка. Он мой. И я знаю, что в нем.

– И что же в нем? – заинтересовался Санса.

– Экспериментальное лекарство от малярии. Экспериментальность состоит не в том, что применять его рискованно. Просто оно еще не запущено в торговый оборот.

– Почему?

– Любопытство убивает, Санса. – Дебрен глянул на Деф Гроота. – Скажу только, что человек, изготовивший порошок, был подданным анвашского короля Вонстона Широкого. Напомню, что Анваш конкурирует с Ирбией и дефольскими переселенцами в Новом Свете, правда, пока что не очень успешно. Все страны, изобилующие золотом, серебром и заселенные меднокожими язычниками, которых можно загонять в шахты и на поля, лежат на юге, в зоне ирбийского влияния. Там жарко и влажно, полным-полно комарья, поэтому то и дело вспыхивают эпидемии малярии. Может, ограничимся этой общей информацией? Иди-ка лучше и принеси с телеги шлем твоего господина. Не нравится мне этот подглядыватель.

– Пойдешь искать? – догадался Деф Гроот. – И исчезнешь?

– Нет. У меня здесь еще много дел. А во время сканирования я заметил, что розеты, украшающие наплечники лат нашего работодателя, – не просто украшение. Они отклоняют стрелы, верно, Кипанчо?

– Я не люблю странствовать в шлеме, – улыбнулся рыцарь. – Но не думай обо мне дурно. На турнирах я розеты откручиваю. Я специально заказал съемные, хотя оружейник морщился, утверждая, что какое-то там поле ему винты портит.

– Случается – редко, но все же бывает, – что умелый чародей заклинанием и специальной стрелой переделывает отклонитель в притягатель, направляющий неумело выпущенный болт или другой снаряд прямо на рыцаря. Поэтому не советую тебе сдавать шлем в лом. Чары чарами, а металл металлом.

Санса, воткнув факел в грязь, потрусил к телеге.

– Такое запрещенное экспериментальное лекарство должно быть чертовски дорогим, – как бы мимоходом заметил Деф Гроот. – Интересно, что ты предпочитаешь истратить его зря, вместо того чтобы поддержать свою честь, напав на Кипанчо на манер няни с чайной ложечкой. Тем более что деньгами ты явно не богат. За эту порцию, даже учитывая риск, что оно не подействует, ты получил бы здесь, в Дефоле, ну, по меньшей мере шестьсот талеров.

– Сколько? – У рыцаря отвисла челюсть. – Ты хотел сказать – грошей! Шестьсот талеров – это… Да за такие деньги деревню можно купить!

– Есть люди, у которых деревень… навалом, – пожал плечами рыжий. – А жизнь только одна. И жена одна. И сын первородный. А здесь если кто малярию схватит, то в одном или двух случаях из десяти с постели уже не встанет.

– Махрусе… – Кипанчо ошарашенно посматривал то на Дебрена, то на скромный мешочек, лежащий на столе. – Ты действительно хочешь?.. А еще говорят, что перекрутилось-то у меня в голове. Ты за каких-то два дуката с нами маешься. Вижу же, что наперекор себе, что не нравится тебе эта работа. А тут шестьсот талеров валяются! И ты хочешь их в грязь… Только ради того, чтобы двух засранцев, шантажистов и антикоролевских террористов, не разбирающихся в юридическом крючкотворчестве, не обмануть. Не понимаю тебя.

– Я тебя тоже не понимаю, Кипанчо. И тоже считаю тебя крепко чокнутым. Однако это не меняет того факта, что я тебя уважаю и верю в твою рыцарскую честь.

Кипанчо приложил руку к тому месту панциря, которое закрывало сердце. Скрипя пластинами, поклонился. Потом взглянул на побледневшее лицо магуна и вопросительно поднял брови.

– Что?

– Твоя рука, – выдавил Дебрен.

Какое-то время все всматривались в голубой струпик на том месте, где кинжал надрезал кожу. Первым пришел в себя Кипанчо.

– Ну что ж, я всегда знал, что у меня голубая кровь.

Что-то шлепнулось в грязь. Это Санса от изумления выпустил из рук капалин [16]16
  Плоский шлем, загнутый по краям вниз.


[Закрыть] своего господина.

– Чума и сифилис… – выругался Дебрен. – Холера. Это малярия. Однозначно. А, чтоб тебя!

– Что тебя так пугает? – насмешливо бросил Деф Гроот. Однако немного побледнел. – По крайней мере не выкинешь в грязь шестьсот талеров. Гепард и Мязга тебе медаль наверняка навесят за то, что ты сдержал слово, а король Бельфонс – другую, за то, что ты гордость ирбийского рыцарства от верной смерти спас.

Дебрен не ответил. Не успел. Из домишки выскочила хозяйка, что-то крикнула ломким голосом.

– Кажется, переводить не надо, – медленно проговорил Гроот. – Похоже, ты уже понял. Несчастья ходят парами.

Он вышел из домика и некоторое время стоял в дверях, вдыхая холодный, влажный от тумана утренний воздух. Было тихо. Бриз увяз где-то в затягивающих затопленные поля испарениях, ни одно дуновение ветра не колыхнуло листву сирени, калины и растущих у основания вала камышей. Река катила свои вздувшиеся воды неестественно тихо, возможно, успокоенная победой, гордая тем, что разлилась на много миль вширь от главного русла. Готовое выглянуть из-за далекого, как на море, горизонта, но все еще не выглянувшее солнце заполняло мир мягким розовым светом. Дебрен смотрел на перемешанные с лопухами и хвощами полевые цветки, такие же, как те, которые он только что убрал с табурета у постели девочки. И пытался угадать их цвет. Они были не то голубые, не то розовые. Как глаза у малышки.

Прошло немного времени, прежде чем он услышал. Трудно услышать то, что является не звуком, а его отсутствием. Пожалуй, ему в этом помог Санса, подошедший к столу, чтобы вытащить из земли воткнутый в нее факел.

Дебрен стоял ближе и успел преградить оруженосцу путь к ветряку.

– Нет.

Санса остановился с растерянной миной. Поглядел за спину Дебрена. Туда, где находился огород и отхожее место и противопаводковый вал, к которому шла сливная труба.

– Отодвинься, – мягко сказал идущий от реки Кипанчо. На голове у него был капалин, исчерченный наконечниками стрел еще в те времена, когда латы не снабжали магическими розетами на наплечниках. Следов меча или топора видно не было. Хороший рыцарь носит латы на всякий случай, но защищается мечом и щитом.

– Нет.

– Чудовище испустило дух. – В голосе Деф Гроота не слышалось удовлетворения. – Прекратилось поступление живительной влаги к внутренним органам.

– Точнее говоря, ты заткнул трубу у ее устья.

– Верно.

Дебрен без особой надежды глянул на Кипанчо. Он был прав, не обольщая себя иллюзиями.

– Человека добивают мизерикордией, – бросил рыцарь. – Чудовище можно убить и так. Он недолго страдал. Звуки жизненных функций прекратились сразу.

– Если я вытащу тряпку, которую Деф Гроот туда запихал, то они возобновятся.

– Да, – сразу же согласился Кипанчо. – Убитые чудовища вполне могут ожить. Мой враг, Четырехрукий маг из Саддаманки, умел это проделывать. Именно поэтому Санса сожжет тело сейчас же, не дожидаясь Ванрингера.

– Не сожжет, – тихо сказал Дебрен.

– Спорим? – не улыбаясь спросил Деф Гроот.

– Спорим. На всю оплату, которую вы мне должны. – Дебрен зашел за крыло ветряка, выхватил палочку. – Сожалею, Кипанчо. Но я не позволю уничтожить ветряк. Хотя бы потому, что одновременно вы спалите дом. А без крыши над головой малышка не выживет.

– Пойдешь против меня? – удивился рыцарь. – Ты сдурел?

– Против нас, – поправил Деф Гроот. – Он вроде бы чародей, а на магов нападают скопом, тут принцип чести не действует. Кто знает, может, веточка, которой он размахивает, нужна ему не только для того, чтобы взвинтить ставки. Втроем прыгнем. Не убивая, но скопом.

– Почему? – Кипанчо укоризненно смотрел из-под обреза капалина. – Почему, Дебрен?

– Я считаю, что ты не прав. Что неверно интерпретируешь предсказание Дамструны. И карту мира. Потому что не пустыня тянется вслед за теммозанами, а они – за пустыней, ибо в противоположность нам хотят и умеют жить с нею в мире и сильны среди песков. Потому что я не верю ни в полное осушение Виплана с помощью ветряков, ни в бескорыстных спонсоров твоего Кольцового похода, который ты ведешь против дефольских насосников. Потому что Деф Гроот назвал командира партизан Гепардом, хотя я в своем рассказе называл его Гепом. Потому что я заметил, как огорчает господина душиста инертность здешних крестьян, которые вместо того, чтобы взяться за оружие и двинуться на завоевание независимости для своих господ, по-махрусиански подставляют Ирбии вторую щеку. Потому что я знаю, что не случайно на втором листке оттиснута правая ладонь, хотя у меня-то был лишь один листок – с оттиском левой. Истина гласит, что правая рука не знает, что творит левая. А левое крыло здешнего движения сопротивления – это безусые мальчишки, запальчивые и лишенные воображения, и им уже тошно видеть, как народные посевы поедает вода, а люди погружаются в нищету. Поэтому леваки шантажируют чужеземца-травника, который втерся в доверие к господину Кипанчо, и велят ему рыцаря, словно какого-то дракона, отравой драконьей угостить, наивно полагая, что от этого судьба народных масс улучшится, а массы из благодарности и чувствуя свою силу схватятся за вилы и грабли. При этом лишенные воображения молокососы не понимают, что народ единодушно схватится за оружие только тогда, когда его доведут до крайности. Когда половина хлеба на полях сгниет, а половина детей и стариков от голода поумирает. В их тесных обсопливленных головах не умещается та очевидная истина, что если ты собираешься дать под зад оккупантам и притеснителям, то сначала надо несколько раз как следует своим приложить. Ногою оккупанта, разумеется. Направляя гнев народный в нужное русло.

На Дебрена смотрели с трех сторон. Их мыслей он угадать не мог.

Все очень долго молчали.

– Это твоя интерпретация, – сказал наконец Кипанчо. – Моя – другая. Разве это повод для драки?

– Большинство войн возникает из-за разницы в интерпретации. Граничной линии, понятия Бога, слова «справедливость». Все люди на свете считают себя хорошими, высокоморальными, совершающими добрые поступки. И убивают. Из-за расхождений в интерпретациях.

Кипанчо не взялся за меч. Дебрен стоял, опустив палочку, и пытался понять, что его удерживает. Если б он уложил рыцаря неожиданно брошенным заклинанием, то наверняка справился бы с двумя остальными.

– Один из нас прав, – проворчал Кипанчо. – Вопрос – кто?

– Четко представленная проблема, – похвалил Деф Гроот. Не походило на то, что он глубоко потрясен, хотя по крайней мере одна из версий явно противоречила тому, что утверждал он. Возможно, даже обе. В мире Четырехрукого мага из Саддаманки и коварных ветряков, превращающих Виплан в Северный Сухар, было, несмотря ни на что, достаточно места для правого крыла дефольских патриотов-прагматиков. А Кипанчо, при всем его очевидном сумасшествии, поражал логикой и умением делать правильные выводы. Бояться – как минимум отставки – должен был Деф Гроот. Однако он казался скорее человеком, только что покинувшим исповедальню и сбросившим угнетавший его груз.

– Предлагаю бросить монету.

– Нет, – покрутил головой рыцарь. – Есть лучший способ выяснить истину. Господин Дебрен, вызываю вас на суд Божий.

Дебрен сглотнул. Ничего подобного он не ожидал и почувствовал, что идет ко дну.

– Но я не рыцарь.

– В таких вопросах это не имеет значения. В глазах Творца мы равны.

– Вызванный имеет право выбрать оружие, – похвалился знанием ритуала Санса.

– Волшебные палочки, – с грустной улыбкой пошутил Дебрен.

– Я согласен на любое указанное тобою оружие, – серьезно проговорил Кипанчо. – Но помни, что мы вступаем в бой не для того, чтобы потешить собственное тщеславие или удовлетворить жажду крови. Мы должны установить, кто из нас прав. Я верю в Бога и – хотя эту веру разделяют не все – в то, что и магия – Его дело. Я считаю, что истина, а значит, и милость Творца на моей стороне. Я могу биться и с использованием чар. Только… очень прошу, не принимай этого за сарказм: где мы возьмем вторую волшебную палочку?

Санса украдкой хихикнул. Он один не отнесся всерьез к вопросу своего господина и принял его слова за шутку.

– Ну, значит – мечи, – беспомощно оглянулся Дебрен, убирая палочку. – Ведь вроде бы при сражении на копьях нужны кони?

– Могу ли я кое-что предложить? – спросил Кипанчо. Магун кивнул. – Меч Сансы короче и легче моего, а свой ты, вижу, потерял…

– Я… я не пользуюсь мечом. И его у меня никогда не было. Впрочем, это не имеет значения. Для такого меча, как твой, у меня все равно не хватило бы сил. Пусть будет тот, что у Сансы.

– У тебя никогда не было меча? – наморщил лоб Кипанчо. – Значит, и о фехтовании ты имеешь весьма туманное представление?

– Я помогу себе магией, – пожал плечами Дебрен. – Разумеется, направленной внутрь. Защищающей, а не нападающей.

– Знаешь что? Помогай себе какой хочешь, но без палочки. Я же буду биться в латах.

Дебрен заколебался, потому что у предложения были свои плюсы и минусы.

– Ну и самое главное: я был бы тебе благодарен, если б ты в качестве оружия выбрал палки. Черенки от грабель и метел будут в самый раз. Санса, обрежь их так, чтобы осталось по три локтя в каждом. И заплати хозяйке по двадцать денариев за штуку. Дерево здесь в цене.

– Палки? – удивленно взглянул на него Деф Гроот. – Ты, рыцарь со всемирной славой, снизойдешь до драки палками от метел?

– Я не разделаю точку зрения мэтра Дебрена, но понимаю его мотивы. И уважаю. Нет оснований убивать человека, которого уважаешь. Ты так не считаешь?

Дебрен поклонился. Немного чопорно.

– Благодарю. Но если мы будем драться палками…

– До первого удара по корпусу или голове, – поспешил пояснить Кипанчо. – Удар по конечности… Ну, если так получится, то мы прервемся, и я скажу тебе, насколько это опасно.

– Ага, – кашлянул Дебрен. – Но твои латы… В таком бою они будут тебе только мешать.

– Могу снять. Но предпочел бы драться в латах. Тебе тоже будет помогать магия.

– Кипанчо, твои латы ничуть не защищают от чар. Они – балласт, ничего больше, если мы решили сражаться палками.

Рыцарь в ответ широко улыбнулся.

– Погодите, – беспокойно пошевелился Деф Гроот. – Это суд Божий. Здесь фору давать нельзя. Может, еще прикажешь себе по руке палкой ударить и тряпкой замотать?

– Нет, но за пояс засуну. Что же касается лат, то я не стану их снимать не из милосердия к Дебрену, а потому что привык. Не следует перед боем менять многолетние привычки.

– Это обман, – фыркнул душист.

– Нет, это честный бой. Кто из нас прав, должен решить Бог, а не то, что я крупнее, сильнее и тридцать лет размахиваю оружием. Дебрен же вовсе не умеет. И поэтому, чтобы я слишком рьяно палкой не размахивал, Санса привяжет к моей правой перчатке мешочек с тем вон камнем.

– Вон тем? – Оруженосец перестал обрубать черенок метлы. – Ты сдурел, милостивый государь? Я ж его не подниму.

– Перебираешь, Кипанчо, – буркнул Дебрен. – Камень больше моей головы. Если ты уж так хочешь… – Он осмотрелся. – Вон там лежит поменьше. С полголовы размером, болванка.

– Как сговорились! – сплюнул Деф Гроот. – Будто продавец с покупателем. Ты перетягиваешь струну, Кипанчо. Гляди, лопнет и по лбу саданет.

– Опасаешься за успех своей миссии? – странно усмехнулся рыцарь. Рыжий душист, внезапно испугавшись, отступил на шаг. – Успокойся, мэтр. Я же сумасшедший. Удар обрезанным черенком метлы по корпусу, да хоть бы даже и по голове, никакое не лекарство против безумия. Тебе следовало бы об этом знать, ведь ты не какой-нибудь захудалый душист. Любой специалист по больным душам скажет, что излечить тяжелую манию не может проигранный бой палками с чароходцем. Чего же ты боишься? Могу побиться об заклад, что до полудня ветряк будет догорать, а мы нагрузим телегу и поедем искать следующих противников. Ты будешь и дальше меня лечить, сглаживая тоску по Дульнессе, поддерживать во мне веру в то, что я поступаю правильно. Я тебя не уволю, потому что, как бы ни выглядела истина о лево– и праворучных листках, душист ты хороший. Мне стало легче жить после того, как я тебя встретил. Не легко. Но легче. Поэтому отойди в сторону и не мешай.

Санса покончил с черенками, принялся засовывать камень в мешок, а потом подвязывать груз к правой руке рыцаря.

– Остается установить, что будет означать результат боя, – сказал Дебрен. – Если выиграю я – ветряк останется целым, а ты вернешься в Ирбию.

– Можно и так. Или просто договоримся, что победитель диктует условия.

– Согласен. – Дебрен дышал медленно, глубоко, регулировал кровообращение и дозировку адреналина. Он стоял недалеко от воткнутого в землю факела и черпал из пламени сколько удастся, не заботясь о том, чтобы делать это незаметно, а просто старался не приглушить огонь. Он выстраивал блокаду на нервах левой руки и нагнетал кислород в кровь. – Еще одно дело, Кипанчо.

– Не спеши, начнем, когда решишь, что ты готов. – Рыцарь махнул рукой в ту, другую сторону, поморщился. – Привяжи покрепче, Санса. В камне фунтов двадцать. Если оторвется, может кому-нибудь вред причинить. Так что там за дело, Дебрен?

– Девочка тяжело больна. Показатель малярии сделался темно-синим. Но она моложе, у нее более сильный организм и полученный от предков иммунитет. Ты же, в свою очередь, человек крепкий, и у тебя меньше яда в крови.

– Яда?

– Того, который разносят комары. Болотного духа, как его называет Деф Гроот.

– Деф Гроот чушь порет, – оборвал рыцарь. – Комар – это насекомое и вызывает зуд. Но разносить болезнь, которая может убить? Ерунда.

– Ерунда или нет, я хочу, чтобы ты поделился лекарством с малышкой. Одну треть – ей, две – тебе. Это даст вам примерно равные шансы выжить.

– Шансы? – забеспокоился оруженосец.