Текст книги "Зона проклятых"

Автор книги: Артемий Ульянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Так продолжалось более часа. Все это время старуха одобрительно смотрела на исцеленного, изредка крестясь. Когда тот, выбившись из сил, перестал наконец молиться, Пелагея протянула ему икону с ликом Пресвятой Богородицы, сказав:

– Приложись к образу, дитя Божие.

Исполнив веленое, Прошка уселся на дубовую кору, еще недавно служившую ему лежанкой.

– Два дня ты здесь, – ответила старушка, уловив в его взгляде вопрос. И тут же добавила: – В деревню не ходи! Не примут они тебя. Не достанет им веры, чтоб чудо Божие узреть.

– Так как же быть-то мне? Куда теперь податься, коль я беглый?

– Схоронись пока в лесу, да не вздумай кому на глаза попасться. А там я все разузнаю. Коли в мертвые запишут – в монастырь тебе дорога. Ты перед Ним, почитай, в неоплатном долгу. Жизнь свою на служение Господу отдай. Так покойнее будет.

Прохор поспешно закивал.

– Ну и добро. Сиди здесь, чтоб ни одна жива душа тебя не видела. Вразумил? – сказала она с легкой ухмылкой. Крестьянин снова закивал, продолжая благоговейно ощупывать свои ребра. – А я по воду схожу, – решительно закончила старуха, поднявшись. Через несколько секунду, держа в руках деревянную кадку, она скрылась в чаще.

Но Прошка не выполнил ее наставлений. Не со зла, но и не по глупости. Не выдержал того ошеломляющего чувства избранности, которое всецело поглощало его, когда он вновь и вновь ощупывал свои бока.

– Не мне одному Господь чудо явил! Не мне одному… Понесу его людям, чтоб могущество Его и милосердие остальные узрели! Славить его стану, покуда дух не испущу! – ошалело бормотал он, не в силах оторвать рук от смертельных ран, которые теперь можно было принять за царапины. – Люди злые ее обидели, вот и не верит в род людской. Примут они меня! Примут, как чудо Божие. На руках понесут в Обитель, а там я и постриг приму. Господи, душу и тело мое Тебе вверяю! – радостно причитал Прохор, когда, не разбирая дороги, бежал по лесу в родную деревню. Он нес на своих ребрах след чуда, чтобы подарить веру и надежду всем тем, кто жил с ним бок о бок с самого его рождения.

Обет свой он сдержал. Славил Господа, пока не испустил дух. Да только долго славить не пришлось. Первые встречные обитатели Осташково перекрестились, после чего бросились наутек, истошными воплями созывая всех, кто был в селе. Когда толпа окружила его, держась на почтительном расстоянии и боязливо разглядывая, Прохор просиял. Он излучал тот свет, который способны излучать лишь люди, проникшиеся собственным высшим предназначением.

– Братья и сестры! Узрите чудо Божие, что было мне даровано! – надсадно выкрикнул Прошка, беспрерывно крестясь, и рухнул на колени. Сорвав с себя грязную окровавленную льняную рубаху, он задрал вверх руку, сложенную двоеперстно. Увидев его бледно-розовые шрамы на том месте, где еще два дня назад торчали освежеванные ребра, народ гулко охнул и попятился.

– Господь исцелил меня, чтоб веру вашу укрепить. Возрадуйся, люд православный. Христос, спаситель наш, явил Себя. Истинно вам говорю, Его святым чудом исцелен я. Веруйте, и души и плоть свою исцелите! – звенел голос пахаря, изредка срываясь. Из глаз его катились счастливые слезы, такие же чистые, как и его вера.

Селяне переглянулись.

– Чудо, братцы, – сказал кто-то неуверенно. По толпе пополз глухой шепоток, опоясывая Прохора по кругу.

– Чудо!!! – вдруг неистово завопил Прохор. – Жизнью клянусь! Чудо узрел, и вы веруйте!!!

Тем временем к толпе бежал староста. Тяжело сопя и отдуваясь, за ним поспевали трое дюжих молодцов с плетками в руках. Когда они были совсем рядом с гудящей толпой, звонкий детский голосок прорезал заполошный гам:

– Проша, Проша, ты живой! А тятя после вечери говорил, что ты помер! А ты живой, живой! – радостно заворковала пятилетняя Агафья, внучка покойной травницы, названная в честь своей бабушки-знахарки. – Тебя Боженька спас, потому что ты хороший… И катал меня на лошадке. А ты в лес к Боженьке ходил?

Толпа разом замолчала, отчего стало слышно натужное сопение подоспевшего старосты и его провожатых.

– Люди добрые! – раздался визгливый юродивый фальцет. – Исцеление сие бесом смердит, коль он его из леса принес. Старуха его спасла, а ведь с дьяволом она путается.

Гул, исторгаемый собравшимися, зазвучал угрожающе.

– А исцеляет она вас, чтоб ослепить, – подхватил зычный голос старосты. – Ослепленный рогатого не увидает! И скверну от него примет. Примет, а там и душу потеряет. Только ей сего и надо, ведьме!

И вот уже заслышалось «да ведьма она, чтоб мне провалиться», «может, и не ведьма, а душу продала». Пахарь затравленно озирался, не веря своим ушам и пытаясь заглянуть в глаза селянам. А те, сомкнув ряды, стали потихоньку подступать к нему все ближе и ближе, затягивая кольцо, словно удавку на шее Прошкиного божественного исцеления. Чуя неладное, он вдруг увидел спасительное подтверждение своей правоты. Рывком схватив маленькую Агафью на руки, он высоко поднял ее, словно стяг истинной веры, и что было сил грозно возопил:

– Все слыхали, что она сказала! Все, все! Что я в лес к Господу ходил! Устами младенца глаголет истина! Чудом Господнем спа…

Но тут могучий бас перебил его, накрыв толпу страшным предостережением:

– Не ровен час, наведет на дитятку порчу окаянный Прошка.

– Коли он у старухи в лесу душу продал за исцеление, так и навести может, – вновь подхватил кто-то. Чья-то сильная рука ударила Прохора, держащего над собой девочку, под дых. Он охнул, согнулся и отпустил ребенка. Толпе оставалось сделать каких-то пару шагов, чтобы уткнуться в него. Крестя их, Прохор постарался закричать.

– Опомнитесь, православные! Спасшегося через чудо Божие без вины извести желаете! – взвыл он, с перепугу дав петуха. А потому призыв его и впрямь был похож на визг болотной нечисти.

Прохор не мог видеть вилы, которые кто-то принес в толпу, сжатую кольцом вокруг него. Он разглядел их, когда острия со смачным хрустом вонзились в руку, крестившую односельчан, многие из которых нянчились с ним, когда он был дитем. Прошка было попытался схватить их другой рукой, но тут же еще одни вилы воткнулись в ребра, и еще двое – в ноги.

– Помилосе-гхы-кхы-хкав-хкы, – гортанно забулькал Прошка горлом, из которого торчал серп. Замелькали орудия, призванные облагораживать почву ради сытой жизни и достатка.

На этот раз пахарь почти не страдал. Убили быстро. Что ж мучить-то… Все ж не чужой человек.

Стремительно признав Прохора колдуном и еретиком, решили по-христиански не хоронить, а просто спустить тело в топкое болото. Благо болот рядом с Осташковым было предостаточно.

И вот ведь что интересно. В толпе, убившей Прохора, было человек тридцать, не меньше. А слова, обвиняющие его и Пелагею в сговоре с дьяволом и в продаже души рогатому, произносили… всего-то четыре человека. Двое из них притащили вилы, один воткнул серп горемыке в горло, он же ударил его, чтобы отобрать Агафью. И кольцо толпа сжимала, потому что ее тихонечко подталкивали аккурат с четырех сторон. А выходит – всем миром порешили.

Мартын был талантливым управленцем. Сатин его за это очень ценил.

ПОВЕСТВОВАНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Алексей Алексеевич был дипломат. Оберегал интересы государства Российского на ближних его рубежах. Налаживал торговые связи, вел переговоры о границах и дорогах. Специалистом был толковым, но звезд с неба не хватал. Место свое в дипломатической элите получил неспроста. Секрет его успешной, хоть и не головокружительной карьеры, был стар как мир, а потому эффективен и надежен. Он состоял в кровном родстве с Петром Порфирьевичем Адашевым, звездой дипломатического бомонда, большим человеком, вхожим в высшие правительственные круги не только нашей страны, но и Европы. Успехи Алексея Алексеевича всегда были преломленным отражением успехов его влиятельного родственника. Он словно жил на проценты от профессиональных и административных свершений Петра Порфирьевича. А успехи у Адашева были весьма и весьма значительными. Стало быть, и Алексею Алексеевичу жаловаться не приходилось. Со временем должность посла предоставила ему возможность стать землевладельцем и рабовладельцем. Дипломатическая кормушка была сытной во все времена. И не важно, что написано на визитной карточке – «Министерство иностранных дел» или «Посольский приказ».

Одним из внушительных благ, полученных им на государственной службе, стало село Осташково. Алексей Алексеевич Сатин полюбил это место, видя в нем фамильное гнездо для своих потомков. Вот только топкие зловонные болота, изобильно раскинувшиеся по территории его владений, очень его беспокоили. Они вредили не только репутации его угодий, но и сельскому хозяйству, пожирая пахотные земли во время весенних паводков. Бороться с трясиной, учитывая ее масштабы, было астрономически дорого. Пригодные для засева земли были в Осташкове дефицитом.

Прогуливаясь по густому яблоневому саду, который обрамлял территорию барского дома, Алексей Алексеевич думал о том, как справиться с болотной напастью, при этом не разорившись. По всему получалось, что есть только одно решение – топить деньги в трясине. Раздосадованный, он сердито сплюнул себе под ноги. Вот тогда и увидел он в яблонях что-то странное. Непонятный силуэт, чем-то похожий на валун в половину человеческого роста, проглядывался между стволами в глубине сада. «Что за нечистый?» – подумал боярин, направляясь к загадочному предмету. Оказалось – доски, прислоненные к деревьям. Чертыхнувшись и наскоро перекрестив рот, Сатин продолжил свою задумчивую прогулку. Не прошло и пары минут, как он вновь увидел тот же самый силуэт.

– Да что за напасть? И куда Мартын смотрит! – пробормотал он в окладистую бороду, украшенную благородной сединой. Пригляделся. Видение пропало, превратившись в накрененный ствол яблони. Поморщив свое размашистое широкое русское лицо, он двинулся дальше тяжелой походкой состоявшегося человека.

В третий раз увидев загадочный призрак среди яблонь, Алексей Алексеевич на мгновение застыл. А после, схватившись за массивный нательный крест, трижды крикнул «изыди, нечисть!», испуганно крестясь. Бесформенный силуэт, недавно бывший досками, двигался прямо на него из глубины сада. Сатин уже собирался бежать прочь от дьявольского наваждения, как вдруг отчетливо увидел женщину в рубище с капюшоном. Устыдившись побежать от бабы, он остался стоять, тихонечко читая «Отче наш». Приближаясь, видение теряло свою зловещесть, постепенно превращаясь в старенькую богомолицу. Вынув из кармана богатого боярского кафтана мелкую монету, Сатин протянул ее старухе, когда они поравнялись.

– Не в серебре богатство. Оставь, тебе скорее сгодится, – задребезжала старуха.

– Да ты, голытьба, боярину дерзить вздумала? – вскричал Сатин.

– Жизнь твою сберечь хочу, Алексей Алексеевич. И весь род твой.

– Ты кто такая будешь? – выпалил он, пятясь.

– Я-то? Да, почитай, совесть твоя. Слушай меня, и беда тебя стороной обойдет.

– Ты, старуха, часом, не Пелагея ли, что в лесу житье справила?

– Да что тебе с того?

– А народ поговаривает, что смуту та Пелагея сеет да крепостных толкает на своеволие супротив боярских указов. А за сие злодейство шкурой ответить должно.

– Что мне должно, только Господь ведает, Он мой господин. Перед Ним и ответ держать стану, когда преставлюсь, коли вина на мне.

– Ты что о роде моем ведаешь? О напасти какой знаешь али пустомелишь понапрасну?

– Ты, боярин, капище пахать надумал. Правда ли то?

– Своей землею по своему разумению володею, а посему чужой совет мне без надобности, старуха.

– Я свое слово молвлю, а ты уж сам уразумей, есть ли тебе в нем надобность али нет. Коли капище у ручья пахать надумаешь, все силы оной земли обратятся супротив тебя и рода твоего. Быстрее, чем наливается лесная ягода силою, сгинет род твой. И ближний, и дальний, который тебя зело возвысил. И имя апостола будет рядом с родом твоим в час смертный. Не иди супротив капища. Батый, что Русь топтал и жег, убоялся идолов Перуна, ибо ведал, что мор его погубит, коли нечестивым делом он капище осквернит. Воля твоя, боярин. Коли вспашешь, мне с того худо не станется. А тебя по всей земле русской топор и петля искать станут.

Сильно побледневший Сатин, вскричал:

– Чур меня, ведьма языческая! Сгинь, дьявольское отродье! А топор я по твою шею снарядить велю! Не бывать богохульному капищу на земле Осташкова!

Крича последние слова, он угрожающе тряс руками, запрокинув голову к небу. А когда опустил взгляд, Пелагеи уже не было.

Больше эти двое никогда не виделись. Во всяком случае, пока были живы.

ПОВЕСТВОВАНИЕ ПЯТОЕ

В то утро Валерка Троекуров проснулся раньше обычного. И даже будильник ему не понадобился. Сегодня он не чувствовал утренней вялости – признака хронического недосыпания. Он заметно нервничал, вспоминая вчерашний звонок дежурного по отделению. Наскоро запихнув в себя бутерброд с сыром и обойдясь без привычного кофе, он побежал на работу. По дороге следователь вновь пытался соорудить версию происходящего, но ничего, кроме паранормальных явлений, в голову не лезло.

«Ну что ж, посмотрим, что скажут нам, тупым ментам, головастые аналитики из министерства», – подумал он, усаживаясь за стол в своем кабинете. Украдкой перекрестившись, он искренне попросил Бога, чтобы сегодняшние пропащие были запойными алкашами или маразматиками. Он был даже согласен на котов и собак с человеческими именами. Лишь бы не этот кошмар снова.

Граждане, желавшие заявить о пропаже родственников, действительно пришли. Только это были не те граждане, что звонили в отделение вчера вечером. Поняв это, Валерка нервно сглотнул, похолодев. Первыми в его кабинете появились моложавые родители, классические представители среднего класса. Сильно заплаканные, они умоляли найти их двадцатилетнюю дочь. Та сказала, что поедет в гости к подруге, которая живет в Медведкове. У подруги не появилась, дома тоже. Телефон выключен. Супруги умоляли срочно найти дочь, с ходу и прямым текстом предлагая значительную взятку. «Да я бы сам взятку дал, лишь бы все это прекратилось», – подумал Троекуров и принялся за допрос родителей, сразу предупредив, что иногда будет задавать не самые приятные вопросы.

Включив диктофон, капитан Троекуров начал. К концу допроса он знал о двадцатилетней Марии Аносовой все, что только было можно знать, начиная от полного списка ее друзей и родственников, заканчивая второстепенными чертами ее психологического портрета. Когда кассета закончилась, перед ним лежали листы конспекта, исписанные мелким почерком, а в компьютер были занесены все данные о Машиных контактах. В этот момент старенький телефонный аппарат на его столе противно заверещал. Не успев сказать «алло», он услышал нервный голос полковника Еременко:

– Валера, чем занимаешься?

– У меня заявители. Только что закончил беседу.

– Понятно… Даю тебе в усиление Ливитина и Бондаренко. Какая-то чертовщина творится.

– Что случилось?

– Я бы тоже хотел знать. Внизу толпа народа, человек двадцать. Все по поводу пропаж. Это мистика какая-то, мать ее… Как парни придут, пусть начинают. А ты – ко мне, понял?

– Есть, товарищ полковник, – ответил Троекуров с вытянувшимся лицом. Попрощавшись с Аносовыми, он поздоровался с коллегами, прибывшими на подмогу.

– Валера, ты в этом деле спец. Скажи, что это такое может быть? – спросил его удивленный Женька Ливитин.

– Честно? У меня есть только одно объяснение – какое-то паранормальное явление.

– А серьезно? – чуть обиженно спросил Женька.

– Парни, если вы придумаете что-нибудь, кроме этой версии, вас Еременко на руках носить будет. Сегодня придет ответ из министерства, от аналитиков. У меня других вариантов нет. Все, я к шефу, а вы пока – на допросы родни. Мужики, вы не первый день работаете, но я очень прошу – предельно подробно, насколько возможно.

Парни дружно кивнули и пошли к себе в кабинеты, рядом с которыми их уже ждали заплаканные родственники.

Зайдя в кабинет к начальнику отделения, Валерка застал шефа говорящим по телефону. Жестом тот пригласил его входить, продолжив разговаривать.

– Да, согласен. Надо подключать федералов. Но… я бы сначала дождался протоколов по сегодняшним заявлениям и ответа аналитиков. Чтоб к федералам с ясной картиной идти. С прессой – все понял. Всего доброго!

Он положил трубку. Встал, нервно прошелся по кабинету. Вдруг очнувшись, пожал Троекурову руку.

– Валера, ты меня прости, если вчера чего лишнего брякнул. Нервы сдают.

– Я понимаю, Константин Николаевич, не страшно.

– Так, слушай. Дежурный сейчас сказал, что в очереди на заявления – двадцать пять человек. И все по твою душу. Да что за…

– И у меня с утра одни были. Значит, двадцать шесть пропаж. Сколько из них реальных, будет понятно к вечеру, – добавил Валерка.

– Ну да, пока вся пьянь отсеется… Когда в министерстве обещали ответ дать?

– Аналитики сказали, что в обед. Буду в час им звонить.

– Я им сам позвоню. Ты заявлениями занимайся.

Раздался телефонный звонок.

– Да. Что там у тебя? – отрывисто спросил полковник, ломая скрепку нервными пальцами. – Вот черт! Этих нам тут еще не хватало. Что делать? А что мы можем сделать, если они за воротами стоят? Может, они в КВД приехали, к сифилитикам. Ладно, понял. Отбой.

Еременко крепко выругался, самым витиеватым образом отозвавшись о свободе слова.

– Журналюги? – задал риторический вопрос Троекуров.

– А куда ж без них? Это ж, мать их, сенсация. Стоят за воротами, ждут. У меня строжайшее указание из главка, чтоб никаких контактов с прессой. Понял?

– Есть, никаких контактов.

– Про родственников помнишь? Предупреждай, что болтовня с газетчиками может закончиться хреново. Сам писакам говори, что не уполномочен. Они тебя сейчас караулить будут. Дежурный с тобой соединять никого не станет, жену предупреди.

– Понял.

– Что ж это может быть, Троекуров, а?

– Если честно, у меня есть только одна версия, – нехотя сказал Валерка после задумчивой паузы.

– Так у тебя версия есть? Что ж ты молчишь, засранец?

– Вам, Константин Николаевич, моя версия не понравится. Возможно, это какое-то паранормальное явление.

– Чег-о-о? – удивленно и немного брезгливо протянул полковник. – Ладно, иди работай. Будет возможность, еще кого-нибудь пришлю.

– Ну, я не прощаюсь, Константин Николаевич, – без задней мысли сказал Валерка, направляясь к двери.

– Да уж… С тобой, пожалуй, мне еще не скоро попрощаться придется, – горько ухмыльнулся Еременко.

Дверь за Валеркой закрылась. Полковник подошел к окну кабинета и чуть раздвинул жалюзи. Глянув на ворота отделения, он аж присвистнул, с чувством выругавшись уже в который раз за это утро. Набрал дежурного.

– Ты мне когда про журналистов говорил, их там сколько было? Одна машина? «Москва ТВ»? Понял. – Он швырнул трубку на аппарат, отчего тот обиженно звякнул.

«Быстро налетели, стервятники», – подумал Еременко, вновь глядя на улицу через щель в жалюзи. Машин было уже пять.

Когда капитан Троекуров вернулся на свое рабочее место, на него обрушился беспрерывный поток людского горя вперемешку с неистовой надеждой на то, что это горе не станет еще страшнее. За те годы, что он проработал в милиции, Валерка научился абстрагироваться от чужих страданий. Но с таким объемом человеческих бед он не сталкивался ни разу. На душе становилось вся тяжелее. Перед глазами мелькали лица пропавших, смотревшие на него с фотографий, принесенных родственниками. Серьезные, улыбающиеся, черно-белые и цветные, все они умоляли о помощи. А он даже не мог предположить, что же с ними произошло. Ощущение бессилия угнетало Троекурова.

К работе подключились еще двое следователей. К пяти часам вечера они закончили принимать показания родственников. Ни одной реальной зацепки так и не появилось. Правда, желанные алкоголики и маразматики среди пропавших были. Вернее, всего один алкоголик преклонного возраста, который к тому же являлся еще и маразматиком. Итак, все заявления были приняты. Теперь в зоне ответственности капитана было пятьдесят три дела о без вести пропавших гражданах. Ситуация шокировала своей необъяснимостью.

В 17.30 в кабинете начальника отделения началось совещание. Помещение заполнили озадаченные люди, которые тщательно старались скрыть свою растерянность. Троекуров прекрасно знал почти всех. Кроме полковника из Генпрокуратуры, подполковника из ГУВД и двух парней. У этих двоих были почти одинаковые костюмы и стрижки. «Так, ГУВД здесь. И федералы здесь. Ну что ж, все в сборе. Интересно, это поможет?» – думал Валерка, рассеянно листая свои записи.

Обычно на таких основательных совещаниях первым слово брал чин из Главного управления. Но сейчас он уступил место Еременко.

– Начнем, – сказал он. И коротко представил чужаков. Полковник оказался старшим следователем по особо важным делам, подполковник был заместителем начальника ГУВД, а федералов представили как специалистов отдела по чрезвычайным ситуациям. Оба были в звании майора.

– Так. Все мы знаем ситуацию. О последних изменениях нам доложит капитан Троекуров, – сказал шеф, посмотрев на Валерку с надеждой.

– Сегодня в наше отделение поступило двадцать шесть заявлений от граждан о без вести пропавших родственниках. Со всех сняты показания, все заявления приняты. Среди двадцати шести пропавших лишь один гражданин является пьющим пожилым человеком, которого мы скоро найдем, я в этом уверен. Возможно, он опередит нас и найдется сам. Что касается остальных, все граждане пропали вчера, тринадцатого апреля. Возраст – от двадцати до сорока восьми лет. Социальное положение: три студента, все остальные – работающие. Ни одного предпринимателя среди них нет. Нет их и среди родственников. Руководителей компаний – тоже. Двое проходили службу в Чечне по призыву в период первой операции. Ранений и наград не имеют. Дальше… Все пропавшие – штатские. Сотрудников МВД, ФСБ, МЧС и военных среди них нет. Все они ранее не привлекались даже в качестве свидетелей. Не привлекались и родственники. На учете в ПНД никто из них не стоит, как и их родственники. По словам заявивших, проблем с алкоголем и наркотиками нет и не было, каких-либо конфликтных ситуаций вокруг них в последнее время не происходило. Досконально мы этого не знаем, впрочем, как и сами заявившие. Будем выяснять. Родственники уверяют, что, по их сведениям, в день исчезновения пропавшие должны были находиться на нашей территории. Из района никто из них уезжать не собирался. По крайней мере, родственники ничего о таких намерениях не знают. И, что интересно, все исчезнувшие прописаны и постоянно проживают в Останкинском районе. Между собой никак не связаны. Опять же по утверждению родственников. Данные уточняются. Исходя из сводки ГУВД по состоянию на шестнадцать часов, ни в одном из московских отделений нет заявлений о пропавших предположительно в Останкино. Всего за тот период, когда все это началось, в отделения города поступило четыре заявления о без вести пропавших. Ну, и наших пятьдесят три. А также на территории Москвы и области обнаружено два неопознанных трупа. Фото и биометрические данные ГУВД нам предоставило. Это не наши. По двадцати семи заявлениям, принятым нами ранее, картина схожая. Кстати, количество пропавших близкое – двадцать семь и двадцать шесть человек. Если пьющего дедушку вывести за скобки, то двадцать пять и двадцать. Требования родственникам никто не выдвигал. Никаких подозрительных звонков, людей, писем – ничего. В содействии с ГУВД города нами проработаны все фигуранты уголовных дел, хоть как-то связанные с исчезновением людей. Большинство из них сидят. С тремя работают в ГУВД.

– Там железное алиби, они не могут быть причастны, – уверенно сказал заместитель начальника Главного управления.

Троекуров продолжил:

– По первым двадцати семи заявлениям собрана доскональная информация о всех контактах, даже эпизодических. Вчера она была направлена в аналитический отдел МВД РФ.

– Мы получили от них ответ. У них есть лишь одна версия, – взял слово Еременко. – Но они сами считают ее слабой. Версия такая: на территории района действует террористическая группа. Ну, я считаю, что принимать во внимание эту версию не стоит. Совершать все преступления в одном районе – это глупость. Пятьдесят три похищения за два дня – тоже глупость. Они бы прокололись, были бы свидетели. Несмотря на то, что версия слабая, ее необходимо отрабатывать, – подытожил начальник отделения и кивнул Троекурову, попросив продолжать.

– Теперь самое главное по сегодняшним показаниям. Одни из заявителей показали, что их двадцатисемилетняя дочь звонила им с улицы, после чего телефон ее стал недоступен. Когда звонила, сказала, что заходит в новый магазин на улице Первая Останкинская. Новых магазинов на улице Первая Останкинская нет. Мы обзвонили все торговые точки, которые там находятся. Никаких новых отделов или чего-то в этом роде они в последнее время не открывали. И еще один пропавший без вести, тридцати пяти лет, отец двоих детей, примерный семьянин, в своем последнем телефонном разговоре с родными сообщил, что зайдет в магазин – и сразу домой. Что за магазин и где он находится, не уточнил.

Троекуров кашлянул и обвел всех извиняющимся взглядом, как бы говоря: «Уж простите, но… вот такая тут у нас чертовщина».

– И последнее, о чем необходимо упомянуть. Проанализировав ситуацию, мы с коллегами определили лишь один фактор, связывающий все пятьдесят два исчезновения, не считая дедушку. Все пропавшие были не за рулем, то есть пропали они пешими. При этом из пятидесяти двух человек регулярно автомобиль водят тридцать два человека. А права имеют тридцать семь. Пятеро водят автомобиль крайне редко. То есть все тридцать два пропавшие автомобилиста были в день исчезновения не за рулем. Вопрос: почему? У троих машины были в сервисе. Остальные, по уверениям родственников, просто гуляли по району в прекрасную весеннюю погоду. Есть теоретическая возможность, что все тридцать два человека принимали алкоголь в тот день или накануне… Ну, или наркотики. Вот поэтому за руль и не сели. Это, к сожалению, единственный фактор, объединяющий пропавших. Кроме района прописки и проживания.

Троекуров замолчал. По его ощущениям, уровень растерянности в кабинете только вырос. Голос подал один из эфэсбэшников:

– А интересно, группа крови у них какая?

– Выясняли, – тут же откликнулся Валерка. – Всё как в природе. В основном первая и вторая, реже третья, ну и четвертая – у пары человек.

Кабинет вновь погрузился в тяжелую тишину.

– Может, хобби?.. – тихонько сказал кто-то, словно боялся выглядеть глупо.

– Явных совпадений и здесь нет. Кто-то марки в детстве собирал. Мужики футбол смотрят. Все банально.

– А место рождения? – не унимался эфэсбэшник.

Троекуров полистал свои измятые листки с записями:

– Очень разрозненно. Двое из Самары, двое из Челябинска. Так… В Останкине родились только трое. Еще двое в Медведкове. Остальные разбросаны по карте.

Еременко вдруг нахмурился:

– А может… Может, их родственников что-то связывает?

– На родителей информация подробная. Там тоже пусто. В любом случае предлагаю данные по всем пятидесяти трем эпизодам обобщить и отправить аналитикам.

– Согласен, – коротко отрезал начальник отделения и спросил: – У кого-нибудь есть вопросы?

– У меня есть вопрос, – неожиданно для всех сказал Троекуров.

– У тебя? – удивленно вскинул брови Еременко.

Капитан кивнул.

– Коллеги! Я хочу вас спросить. Кто-нибудь когда-нибудь хотя бы слышал о чем-то подобном?