Текст книги "Ассимиляция (СИ)"

Автор книги: Артемий Джоча

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Оказалось, военные ждали его. Их ладони как бы невзначай легли на расстегнутые кобуры фазеров, и Харрис, обратив на это внимание, заподозрил, что тут что-то неладно. Первый звоночек опасности зазвенел у него в мозгу, но он все же надеялся, что военные здесь вовсе не по его душу. Харрис ошибся. Как только капитан подошел к двери, оба верзилы встали у него по бокам и последовали за ним в коридор. Там Харриса ждали еще четверо. Офицер, руководивший военными, выступил вперед и произнес скрипучим голосом:

– Капитан Харрис, следуйте за нами.

Харрис только еще готовился задать вопрос, но офицер отвернулся, давая понять, что ни на какие вопросы отвечать не намерен, и махнул рукой скорее своим подчиненным, чем капитану. Харрис вспылил и остался на месте, не собираясь подчиняться:

– Что все это значит? Что происходит? Артадо сказал...

Офицер обернулся и процедил:

– Не создавайте себе новых проблем, капитан Харрис. Или, может быть, вы уже не Харрис? – затем коротко кивнул и один из сопровождавших выдернул из кобуры свое оружие. Харрис, краем глаза заметивший это, уже готов был вонзить свой локоть в бок охраннику справа, кувыркнуться, избегая выстрела и, сбив ударом головы желчного офицера, пуститься по коридору бежать. Но охранник даже не стал поднимать оружие. Прямо от бедра он коротким движением воткнул его рыло в бок Харриса. Мышцы капитана свело судорогой. Все его тело внезапно напряглось до такой степени, что стало похоже на камень. Мгновенно сузившиеся в спазме поры кожи выдавили по всему телу капельки пота. Харрис почувствовал, что одеревеневшие мышцы горла не дают дышать, сердце колотилось в застывшей стальными прутьями груди, как канарейка в клетке. Последнее, что увидел Харрис, это надвигающуюся на него поверхность пола. Он ощутил сильные руки, подхватившие безвольную статую его тела, а затем потерял сознание...

Он очнулся в небольшом слабо освещенном помещении. В затемненных углах изредка посверкивали глазки какой-то аппаратуры. Жестковатое ложе, на котором он лежал, находилось напротив угадывающегося в темноте скругленного по краям квадрата двери. Все это Харрис исследовал, передвигая глаза из стороны в сторону, боясь, что если повернет голову, то расплескает из чаши своего гудящего черепа потоки боли, которые ожгут все его тело. Горечь на языке заставила капитана сморщиться и все же попытаться повернуть голову. Ничего не случилось. Голова оказалась наполнена звенящей пустотой, и даже шорох его собственных движений не проник сквозь этот неслышимый звон. Харрис дернулся, пытаясь приподняться, спустил ноги на пол и обнаружил, что одет в свободный комбинезон, больше смахивающий на пижаму, чем на внутрикорабельную форму. Капитан стал подниматься, пробуя крепость своих ног и вспоминая все те последние мгновения, что отпечатались у него в сознании, прежде чем он провалился в темноту. Что там говорил этот офицер? Что-то про то, что он, Харрис, уже и не человек? Что за бред?

Короткая боль прострелила руку Харриса, и он подскочил, как ужаленный. Оказалось, в полумраке он не заметил, что к его правой руке тянулось несколько проводков, соединяющих закрепленные на запястье датчики с нависающими над ложем приборами. Теперь, когда Харрис, поднявшись, неосторожно дернул рукой, липкие фиксаторы, до сего момента не ощущавшиеся на коже, отрываясь, дернули волоски на руке, и находящиеся на взводе нервы Харриса превратили это, в общем-то, безобидное воздействие в ощутимый укол.

Так или иначе, но связь с аппаратурой прервалась, и на панелях приборов мигнули красные сигналы. Харрис не обратил на это внимания и приблизился к двери. Неужели он в тюремной камере? Да нет... Откуда на корабле-госпитале камеры. Скорее всего, отдельный стационар. Но почему его изолировали здесь? И зачем нужна была охрана? Они чего-то боялись? Да, Артадо намекнул, что контакт с боргом не проходит бесследно, но ведь ничто не предвещало такого развития... Глупец, он должен был сразу сообразить, что теперь его так просто не отпустят, особенно если учесть его удивительное выздоровление.

Харрис сжал зубы и в досаде с силой хлопнул ладонью по плите двери. Та даже не завибрировала и не отдалась отзвуком обычной коробчатой конструкции. Да, отсек капитальный. Возможно, снаружи даже выставлена охрана. Интересно, что с ним будут делать дальше? Харрис вздохнул, оторвал ладонь от поверхности двери и тут же вскрикнул от острой боли. О, эта боль была не чета той, что он недавно испытал. Инстинктивно Харрис отшатнулся вглубь комнаты, оказавшись на наиболее освещенном пятачке в ее центре и вскинул пылающую словно от ожога ладонь к глазам. В центре ладони алел лоскут обнаженного мяса. Крови не было, а по краям рана странно серебрилась и... Да нет, верно! Края двигались, прямо на глазах заращивая рану.

Харрис, завороженный этим зрелищем, позабыл о боли, и о том месте, где находится. Вот последний клочок алеющей плоти вспенился, пронизанный тонкими паутинками металлического оттенка, и Харрис уже смотрит на первозданную, лишенную каких бы то ни было изъянов кожу, испещренную знакомыми линиями. Значит, тот офицер... Он имел в виду это? Какой еще сюрприз может преподнести ему его собственное тело? Внезапно Харрис покрылся холодным потом. Его разум – пленник в чуждом теле! Сейчас он еще способен мыслить о себе, как о капитане Харрисе, но что будет дальше? Харрис знал, что представляют из себя борги, и видел тех, кто оказывался захвачен и ассимилирован ими. Неужели, такая же участь ждет и его? Мысль о самоубийстве всплыла мгновенно. Самый лучший выход. Дарованная Ли жизнь на поверку оказалась ловушкой... Дьявол! Теперь он проклинал ее. Лучше бы ему умереть тогда! Впрочем, именно накануне Ли сказала, что он умрет... Умрет сегодня. Не все ли равно, что будет причиной его смерти? Болезнь или его собственный умысел...

Харрис лихорадочно осматривал замкнутое пространство отсека, примеряя провода на петлю и ища на потолке нечто, за что бы ее зацепить. Секунды шли, складывались в минуты, и жизнелюбивая натура капитана постепенно вклинилась в мысли о самоубийстве, осторожно шепча разуму – подумай... Ведь ты жив и осознаешь себя до сих пор. Вспомни, как ты упал под разрядом станнера, и, тем не менее, сейчас ты чувствуешь себя прекрасно и не ощущаешь никаких последствий. Та же рана ладони. Да, возможно, враг затаился внутри тебя, но, может быть, все совсем не так плохо? Мысль о смерти отодвинулась на задний план, уступив место вопросу – что же делать дальше?

Необходимо отсюда убираться, подумал он. Если он сам не убьет себя, его уж точно разрежут по кусочкам, не считаясь с тем, что он человек или когда-то им был. Решительные шаги военных это доказывали. Но как выбираться? Да, конечно, это не тюремная камера, а корабль-госпиталь не перевалочный пункт для преступников.

Харрис вновь подступил к двери и вдруг подумал, что же случилось, когда он с силой оперся на нее? И как это он сразу не задался этим вопросом. Освещение было ни к черту, а на привычном месте сенсора управления освещением не оказалось. Капитан обшарил на ощупь все темные углы, но так и не нашел сенсор. Скорее всего, уровень освещенности регулировался извне. Что же, Харрис решил попробовать то, что было под рукой. Капитан осторожно стал ощупывать приборы, расставленные на панелях. На двух из них сияли достаточно яркие индикаторы, но один из приборов был жестко закреплен на полке, а вот второй Харрис аккуратно снял и понес к двери, до тех пор, пока позволяла длина оптоволокна.

Тусклый свет, излучаемый панелью прибора, едва выхватывал из темноты маленький участок двери, но все же это было лучше, чем ничего. Вот и то место, где он опирался рукой. Лоскут собственной кожи он обнаружил сразу: равнобедренный треугольник, слегка посеребренный, похожий на пергамент клочок, будто бы впаянный в толщу двери. Харрис поскреб его ногтем и с легким удивлением обнаружил, что поверхность идеально ровная без каких либо шероховатостей. Словно участок металлопластика поменял свой цвет в этом месте и все. Харрис решился, смирившись с тем, что потеряет еще частичку себя, и вновь прижал ладонь чуть ниже первоначального места. Сначала он ничего не почувствовал, затем ему стало слегка щекотно, но ничего необычного. Харрис уже готов был вновь отнять ладонь от двери, как внезапно ощутил, что под ладонью что-то пульсирует. Да нет, даже не совсем под ладонью. Он предположил, что пульсация происходит в глубине самой двери. Он явственно чувствовал поток энергии, пронизывающий панель, сосредоточился на этом и обнаружил целое кружево, рисунок, сотканный из пульсаций. Догадка зародилась в глубине сознания Харриса. Он вновь решил отнять ладонь от поверхности двери, но лишь затем, чтобы прижать ее в ином месте. Учтя недавний болезненный опыт, он стал отнимать руку медленно и плавно, без рывков. Никаких неприятных ощущений не последовало. Повернув ладонь и взглянув на нее при свете мерцающего огонька прибора, он убедился, что кожа совершенно цела, а на панели двери нет ни единого следа.

Харрису вдруг подумалось, что за ним, наверное, наблюдают. Догадываются ли они, что он задумал? Если его теория насчет двери верна, то следовало поторопиться. Капитан вновь опустил ладонь на плиту двери примерно в том месте, где, как он думал, в ее толще был спрятан магнитный замок. Не прошло и пары секунд, как он ощутил уже знакомые пульсации, сложившиеся теперь уже в иной рисунок. Что-то более сложное и неоднородное купалось в этих пульсирующих потоках, само оставаясь темным и непроницаемым. Так ведь это и есть замок, весело подумал Харрис! Хорошо, он его нашел, но что надо сделать, чтобы открыть его? Перекрыть доступ энергии... Мысль, как это сделать, еще только всплывала в его сознании, как Харрис почувствовал, что его ладонь еще плотнее приросла к двери, и не успел он испугаться, как вдруг сам стал продолжением пульсирующих в двери энергетических потоков. Энергия, казалось, переливалась теперь прямо сквозь его пальцы, омывая вены, набегала прибоем на запястье, толчками ширилась вверх по руке. Мысленно Харрис сжал нематериальный кулак, перекрывая пульсирующую артерию, и в ту же секунду почуял запах дыма и разогретого пластика. Его ладонь будто статикой отбросило от двери, и за ней взвились струйки пара. Дверь с упреком мяукнула и отошла в сторону. За ней виднелся пустой коридор. Харрис, раскрыв рот, смотрел на результат своих экспериментов, да так и простоял бы, наверное, еще с минуту, если бы внезапно со всех сторон не взревела сирена, покатившись трубным гласом по коридорам...

С тех пор он только бежал. Без оглядки, сломя голову. Сигнал тревоги, топот сапог преследователей по палубам, стробоскоп алых маяков гнали его все дальше и дальше по непривычно опустевшим корабельным коридорам. Свободная одежда не мешала бежать, а голые пятки не чувствовали рубчатую поверхность палуб. Когда же Харрис остановился на очередном перекрестке, чтобы отдышаться, он наконец-то впервые задумался над вопросом, куда свернуть и где он вообще находится. Харрис внезапно понял, что безнадежно заблудился в хитросплетениях корабля-госпиталя. Отсутствие людей говорило о том, что вероятно на всем корабле проведена глобальная изоляция и введен карантин. Уж не из-за него ли? Можно было бы воспользоваться информационной консолью и определить свое местоположение, но по запросу его сразу засекут. Хотя, конечно, его и так, наверняка, отслеживали при помощи встроенных датчиков. Слишком уж точно и часто на него выходили преследователи. Несколько раз его пытались заблокировать, но недавний опыт отпирания дверей сейчас давал ему беспрепятственный проход в большинство отсеков корабля.

Харрис еще раз огляделся на перекрестке и выбрал самый широкий и освещенный коридор. Он принял решение выбраться к ангарам челноков, а там, чем черт ни шутит, возможно, ему удастся увести челнок и связаться с "Необэ", который должен быть где-то поблизости. Харрис верил, что сможет убедить экипаж харвестера помочь ему.

Коридор перед ним был длинным и слегка изогнутым. Харрис прикинул по степени его кривизны и конструктивным особенностям корабля-госпиталя место, где он примерно может находиться. Беспокоило только то, что из коридора не вели двери в другие отсеки, и обмануть ловцов в этом коридоре не было ни единого шанса. Харрис решился и как спринтер, понесся по слегка изгибающейся беговой дорожке коридора к другому его концу. Уже преодолев по собственным прикидкам половину пути, он услышал впереди топот обутых в тяжелую обувь ног и отрывистые команды. Впереди его уже ждали. Ловцы еще не показались из-за изгиба коридора, но стремительно приближались. Харрис затравленно обернулся и припустил назад. Поздно! С другого конца тоже послышались звуки погони. Капитан стал осматривать стены коридора, ища хоть какую-то возможность спасения. Ни двери, ни фальш-панели, которую можно было бы снять и воспользоваться техническим лазом. Харрис бросился к стене и стал лихорадочно ощупывать ее, пуская в ход все свои вновь приобретенные способности. Ничего. Ни скрытого замка, ни пустот. Только несущая стена монолитного пластметалла, укрытая декоративной панелью. Харрис в отчаянии повернулся на звучащие уже совсем рядом звуки и вжался в стену между ребристыми выступами, образующими слегка затененную нишу.

Пол завибрировал под тяжелыми шагами, и коридор заполнили люди, одетые в легкие скафандры и держащие наготове мощные фонари и расчехленное оружие. Вот сейчас кто-нибудь из них повернет голову, заметит его и подаст сигнал остальным. И они накинутся на него всем скопом, скрутят, особо не церемонясь, так как он уже видел на их лицах сквозь прозрачный плексиглас шлемов искаженные, недовольные и раздраженные лица. Идущий впереди человек как в замедленной съемке поворачивал к замершему капитану голову, вот его глаза остановились на нем. В зрачках все еще не появлялось узнавание, и Харрис, чувствуя, что вот сейчас рука с оружием начнет подниматься, а губы охотника шевельнутся, решил драться до последнего. Капитан попытался вскинуть ногу, чтобы как следует врезать военному под коленку, затем отбросить его рукой в сторону на его же товарищей и прорваться дальше по коридору. Но вдруг Харрис с ужасом почувствовал, что не может двинуть ни рукой, ни ногой, ни даже повернуть голову. Оставалось только беспомощно следить, как взгляды уже нескольких военных скользят по нему, почему-то минуют, возвращаются вновь. Люди смотрят на него, как на пустое место...

Адреналин отхлынул, и Харриса пробил озноб. Отряд ловцов пронесся, грохоча, мимо и скрылся за изгибом коридора. Не понимая, в чем причина столь чудесного спасения, Харрис попробовал отойти от стены, послышался треск рвущейся материи, и комбинезон, составлявший его одеяние, повис на нем лохмотьями. Харрис крутился на месте, осматривая приобретшую странный цвет и рисунок одежду. Часть одежды так и осталась прилипшей к стене, но вся она повторяла своей расцветкой, фактурой и рисунком пластиковую декоративную панель, к которой еще секунды назад жался Харрис. Больше того, в тех местах, где из брючин и рукавов выглядывали руки и ноги Харриса, кожа фактически сливалась с одеждой и только на кончиках пальцев стала медленно приобретать нормальный телесный цвет. Харрис поднял ладони к лицу, ощупал нос, лоб, чувствуя под пальцами рубцы искусственного рисунка, который был впечатан в пластик стены позади него. Харрис все понял и вдруг громко засмеялся. Ну надо же! Он превратился в... хамелеона!

Он стал срывать с себя куски заскорузлой одежды, та сопротивлялась, слезая с его тела, как отмершая кожа со змеи. Куски потерявшей эластичность материи рвались, как бумага и осыпались у его ног серым холмиком. Когда Харрис сорвал с плеч последние остатки бывшего комбинезона, сирена внезапно стихла, и длившуюся в течение секунды тишину пронзил голос капитана Артадо:

– Харрис, капитан Рэй Харрис... Мы все равно выясним, где вы. Не сопротивляйтесь и не упорствуйте. Ваши фокусы с замками не помогут вам покинуть пределы корабля. Рано или поздно мы вас найдем. Вы должны понимать, что несете ответственность не только за себя, но и за безопасность Федеративных войск. Я не утверждаю, что вы представляете для нас непосредственную угрозу, но вы должны понимать, что мы не можем рисковать...

Артадо говорил что-то еще, но Харрис уже не слушал его. Почему-то слова о долге, Федерации и безопасности человечества не трогали его. Может быть, он уже борг? Бездушная машина, ждущая приказа извне превратить этот корабль в плацдарм? Впрочем, Харрис послал все эти мысли куда подальше и зло усмехнулся на слова Артадо.

– Лицемер... – прошептал он про себя и побежал по освещенному коридору. Его обнаженную грудь овевал встречный ветерок и впервые за долгое время Харрис наслаждался своим сильным, здоровым телом.

Он придерживался, как ему казалось, верного направления. И даже тогда, когда ловцы заставляли его делать крюк, или особенности палубы выводили его совсем не туда, куда было нужно, он все равно находил возможность вернуться на правильный путь. Белые коридоры медицинских горизонтов сменились жилыми палубами, затем, постепенно, от коридора к коридору декоративные панели как будто слезли со стен, обнажив серый металл и оправленные в кожухи энерголинии. Если бы он воспользовался внутренней транспортной сетью, то моментально оказался бы в причальных отсеках, куда он так упорно стремился, но он преодолел соблазн, боясь попасть в ловушку, из которой уже не будет выхода. Нет, он пробирался через лабиринты технических лазов, окольных коридоров, транспортных конвейеров, тянущихся за стенами. Уже без особого удивления Харрис подметил, что может прекрасно видеть в кромешной тьме, стоит ему только побыть в ней несколько секунд. Его чувства обострились, и ощущать гудящие в стенах энерголинии, тонкую паутинку контрольной аппаратуры и следящие датчики ему уже удавалось, не прикасаясь непосредственно к стенам. Отчасти этим объяснялось то, что его все еще не смогли схватить. Артадо еще несколько раз обращался к нему по громкой связи, и каждый раз, когда Харрис останавливался не то чтобы послушать его, а перевести дух, вскоре уже слышал звуки погони и срывался с места, проклиная морализаторство капитана корабля-госпиталя.

Интерьеры вновь сменились, и Харрис теперь не мог определить ни по надписям, ни по условным знакам на стенах, какого рода отсеки на тех палубах, где он сейчас находился. Коридоры стали тесными, створки дверей выглядели грубо и неприступно. Замки уже не так легко поддавались, как раньше. Приходилось прилагать усилие, чтобы преодолеть очередное препятствие. А однажды Харрис просто не смог открыть массивные створки, перегородившие коридор, и тут же его неудачу ехидно прокомментировал по громкой связи Артадо, взирая на растерянного Харриса через зрачок висящей над дверью видеокамеры:

– Ха, не можешь открыть, Харрис? Неудивительно. Здесь нет электроники. Старый добрый механический замок. Мы все ждали, когда же ты окажешься здесь. Вот ты и пришел. Единственное место на корабле, где не все доверено современной электронике... Ты думал, мой корабль – это обычное медицинское судно поддержки? Ты ошибся. Что же, ты сам явился туда, куда попал бы рано или поздно. До встречи... – и голос смолк, оставив Харриса гадать, что имел в виду Артадо.

Харрис поспешил назад, минуя уже пройденный путь. В какую бы дверь он не ткнулся, он не мог ее открыть. Он перестал чувствовать потоки энергии. Внезапно свет потух. Все погрузилось в темноту. Слышимые на границе слуха звуки аппаратуры тоже стихли. Наступила полная тишина. Харрис шагнул наугад, не дожидаясь, пока сможет видеть в темноте, и услышал шлепанье своих голых ног по металлу. Звук почему-то испугал его, живо вызвав в сознании картину холодного сырого каземата.

Где-то в глубине корабля вдруг послышался зловещий лязг, затем что-то тяжелое опустилось. Холодивший ступни ног ток воздуха у самого пола как будто перекрыли. Натянутый, как струна, Харрис заслышал далекие шаги и понял – преследователи обложили его со всех сторон и теперь, не торопясь, вооруженные всевозможными сканерами и прожекторами, планомерно сужают круг. Он был уверен, что уж теперь-то они не поддадутся на его уловки, и будут ориентироваться исключительно на показания приборов. Какое-то время он сможет избегать их, прячась в темноте, но лишь оттягивая закономерный финал.

По мере того, как осторожные шаги приближались, Харрис стал медленно отступать к той самой двери, которая впервые его остановила. Он не сорвался на панический бег даже тогда, когда из-за угла мигнул зрачок инфракрасного фонаря и в его тусклом свете не показался причудливый шлем, оснащенный инфракрасной оптикой и тепловыми сканерами. Побеги Харрис, и звуки его шагов тут же уловят преследователи, кинутся за ним по пятам, как стая рассерженных долгой погоней озлобленных гончих.

Капитан какое-то время пятился спиной, боясь пропустить момент, когда, наконец, преследователи выйдут на его след. Видимо, по этой причине он свернул не туда. Почувствовав лопатками холод металла, он сдвинулся в строну, ожидая поворота коридора, но прохода не было. Харрис шагнул в сторону, вытянув в темноту руку, и вновь наткнулся пальцами на металл. Он оказался в тупике. Возвращаться к подлой развилке было уже поздно. Там посверкивали, отражаясь в гладких поверхностях стен, красные огоньки инфрафонарей. Харрис что есть силы вжался в металл стены, понимая, что никакая маскировка теперь ему не поможет. Металл неприятно вытягивал тепло из обнаженного тела, и Харрис вдруг ощутил, что хладное онемение распространяется все дальше и дальше, охватывает неприятными пальцами спину, пробирается под мышками на грудь, превращает ребра под кожей в ледяные пальцы, которые сжимают легкие и сердце морозной хваткой.

Харрис попытался закричать, привлечь внимание своих преследователей, чувствуя, что сейчас умрет. Это было страшнее и ужасней, чем плен. Уж лучше камера и неволя, чем вот такая смерть... Огоньки ловцов мигнули в коридоре перед ним, Харрис потянул к ним ладонь, уже не имея возможности кричать. Его сердце, в последний раз ударившись о ледяную камеру грудной клетки, остановилось, и Харрис, отстраненно понимая в этот миг, что вот сейчас он действительно умер, с удивлением почувствовал, что медленно проваливается сквозь стену, подпиравшую его застывшее тело...

Тело сковывал холод, зубы Харриса отчетливо выстукивали торопливую чечетку, все члены болели – каждая косточка, каждая мышца. Как только какую-либо часть тела покидал холод, ее начинало ломить, завязывая нервы узлами. Харрис беззвучно корчился на полу, а вместе с ним корчились сердце, легкие и желудок, силясь отвоевать у стужи свою плотскую обитель. Харрис замычал от боли, попытался встать на четвереньки, ожидая увидеть направленные на него сверху фонари ловцов, но вокруг было темно. Послышался глухой звук, и Харрис дернул головой, разобрав едва слышные голоса, доносящиеся откуда-то извне:

– Его нет здесь, сэр...

Пауза. Видимо, говоривший прислушивается к коммуникатору. Следует раздраженный ответ:

– Тем не менее, его нет на этой палубе, сэр! И деться ему некуда.

Человек вновь замолчал, выслушивая своего собеседника, затем грязно выругался – видимо, куда-то в сторону, чтобы не услышал человек на другом конце связи, а затем, сдерживая недовольство, вновь ответил:

– Вам сразу следовало отправить его сюда, сэр. Боюсь, мы ошиблись. Попробуем прочесать уровни выше и ниже, сэр...

Послышались тихие шаги, шипение пневматики, лязг тяжелых створок дверей и все стихло. Харрис ничего не понимал. Все еще стоя на четвереньках, он подтянул под себя коленки и на корточках подобрался в ту сторону, откуда исходили голоса. Дорогу ему преградила глухая стена. Харрис провел руками справа и слева, постепенно привыкая в темноте, но никаких признаков двери или прохода не было и в помине.

Харрис обернулся, окидывая улучшившимся зрением помещение, в котором оказался. Больше всего оно походило на лабораторию. Или операционную. Непонятные приборы закрывали металлические стены. В центре на массивном основании стоял операционный стол. Харрис понял это, увидев над его краем кончики пальцев человеческих ног. Капитан наконец поднялся на ноги, ощущая, что прежние боли и ломота испарились без следа. Все еще полностью не различая лежащее на столе тело, он шагнул ближе, в круг бледноватого сияния, падающего конусом из притушенных операционных ламп, висящих сверху над столом.

Что-то знакомое было в обнаженной человеческой фигуре перед ним. На бедрах человека лежал кусок белой материи, на котором покоилась ручка зажима, удерживающего торчащий из тела чуть выше пупка патрубок. Харрис скользнул глазами выше по худому телу, остановил взгляд на проступившей прутьями ребер груди. Приглядевшись, Харрис понял, что перед ним женщина. Чуть ниже левой ключицы алела раскрытая рана. Аккуратное рассечение, сквозь которое в грудную клетку были погружены уже несколько трубок и даже, как показалось Харрису, тонких энергокабелей. Худые руки женщины были раскинуты в стороны, и их кисти терялись в темноте за пределами освещенного круга. Кожа имела металлический сероватый оттенок. Харрис обратил свой взор на запрокинутую назад голову, все еще четко не различая лица, но уже узнавая линию подбородка. Его сердце учащенно забилось, он на секунду закрыл глаза, вызывая в памяти лицо Ли, зажал виски ладонями, порывисто оторвал руки от головы, склонился над телом, подсунул ладонь под затылок женщины и поднял к себе ее лицо.

Да... Это была она! Ли... Любимая Ли. Ее лицо заметно изменилось, обритая голова сделала ее похожей на ребенка. Ребенка с крупными глазами, скрывающимися за огромными лепестками пронизанных темными сосудами полупрозрачных век. Сухие губы сжаты, потрескались и чернели резким пятном на фоне бледной кожи, проткнутой темными ямами запавших щек.

Харрис осторожно оторвал Ли от ложа, подхватил ее безвольную голову и, прижавшись к ней щекой, беззвучно заплакал, тихо раскачиваясь на краю ложа и шепча ее имя. Неизвестно, сколько времени так, сжимая тело Ли, просидел Харрис, когда вдруг почувствовал на своей коже слабое дуновение, щекочущее волоски на шее. Харрис подумал, что это всего лишь внутренняя циркуляция воздуха, но у дуновения был слабый ритм и теплота. Харрис встрепенулся. Осторожно вернул Ли на ложе и склонился над ее губами. Так и есть. Слабое дыхание вырывалось из ее уст. Харрис положил пальцы на артерию у основания шеи и почувствовал слабый пульс. Волна восторга зародилась где-то в глубине его груди. Ширясь и нарастая, разгоняя печаль, выстраивая мысли, очищая душу от тьмы, она рвалась наружу криком – она жива, жива!!! Харрис заметался, пытаясь сделать все сразу, он протягивал руки, желая поднять Ли с этого ужасного ложа, но глаза натыкались на зловещие трубки, погруженные в ее тело. А вдруг она жива лишь благодаря этим приборам? Как узнать? Не торопись, капитан, не торопись... Новой потери тебе не перенести, – бормотал Харрис, рассматривая приборы, которые следили за ним своими индикаторами, насмехались, дразнили, будто осознавая свою власть на ним и Ли.

Может быть, его вновь обретенное естество подскажет, как поступить? Ведь теперь он весь целиком связан с Ли. Это ведь ее дар. Харрис простер над женским телом ладони. Опустил одну из них на ее грудь возле раны, а другую возле раны на животе. Замер. Закрыл глаза. Прислушался к своим ощущениям, ожидая намека, сигнала, шепота, всего, что угодно, но дающего ответ на мучающий его вопрос. Он почувствовал, как его ладони стали источать нечто неощутимое и, тем не менее, стремительно расширяющее границы его ощущений. Его сознание топталось на кончиках пальцев, в нетерпении ожидая шага вглубь, за пределы тела, и микрочастицы, выстраивающие сейчас мостки между клетками вовне, становились проводниками его ощущений.

Осторожно он крадется вдоль чужеродных трубок, облекает их сенсорной пленкой, пытается понять причину и следствие их существования, ощущает токи энергии и веществ внутри них. Похоже..., да нет, точно, и это прибавляет оптимизма Харрису, без некоторых из них можно обойтись. Но вот та, у сердца... Без нее никак. Тут нечто, что поддерживает жизнь, но и не позволяет пробудиться до конца, сосет жизненную энергию, не давая ей наполнить чашу сознания пленницы, и в то же время уберегает от безвозвратного распада.

Харрис заскрежетал зубами, проклиная Артадо и его мясников. Ли крепко прикована к этому ложу. Ни жизнь и не смерть. Существование тела, плоти, но не разума... Харрис устремился глубже, следуя вдоль этой хитрой узды, и удивляясь своим неожиданным способностям. Он пробирался к нервным окончаниям, подсматривая таинство управления плотью, он касался трепещущего сердца, пытаясь разгадать всю хитрость содеянного вивисекторами. Вот здесь он попробовал перекрыть внешний источник ферментов, поспешно подменив его фабрикой собственного тела. Вот тут обнаружилась стимуляция легкими импульсами энергии – и тут он может подменить инородца. Так, так... Осторожно разжать капкан, высвободить из него сердце, при этом не поранив его и продолжая поддерживать его слабое биение.

Тело Харриса затекло в неподвижности, но он едва ощущал это, полностью находясь там, на границе своего пластичного естества, возле сердца любимого человека. Он не замечал, так как глаза его были закрыты, как патрубок на животе Ли покинул рану и, соскользнув вместе с зажимом, сиротливо повис под тяжестью инструмента над полом. Ладонь Харриса вдруг исторгла на кожу Ли отсвечивающие металлом брызги, которые охватили кровоточащее отверстие, сомкнулись на нем и устроили настоящий взбалмошный танец. Нечто похожее происходило и на груди Ли. Только там щупальца приборов находились слишком глубоко в теле, и Харрис, будто бы разбуженный, пошевелился, отнял вторую ладонь, обхватил ростки металла и пластика у самого тела и потянул вверх. Как только их концы оказались снаружи, рану затопило озерцо крови. Ладонь Харриса поспешно накрыла рану, и серебряные брызги вновь заиграли между его пальцев, порождая в каждой капле несмешиваемый красно-серебряный символ Инь и Янь...

Когда Харрис убедился, что слабое дыхание Ли не прервалось, а сердце все так же едва ощутимо, но неизменно ритмично сокращается, он осторожно поднял ее тело с ложа. Она была легка, словно и вправду являлась ребенком. Да Харрис и не знал точно, сколько же ей на самом деле лет. Сейчас в его руках ее истощенное тело было невесомым, хрупким, маленьким и беззащитным. Харрис инстинктивно расправил плечи пошире, а потом ссутулился, укрывая Ли своим торсом.