Текст книги "Я дрался с самураями. От Халхин-Гола до Порт-Артура"

Автор книги: Артем Драбкин

Соавторы: А. Кошелев,A. Езеев,B. Киселева,Баир Иринчеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

Генеральное наступление

В середине августа был утвержден план операции по разгрому японских войск, согласно которому следовало, сковав противника в центре, двумя фланговыми ударами прорвать его оборону, окружить японскую группировку между рекой Халхин-Гол и государственной границей и полностью уничтожить. Для этой цели создавались три группы – Южная, Центральная и Северная, – которым были поставлены следующие задачи:

^{Танки БТ-7 переправляются на восточный берег Халхин-Гола}

1) Южной группе под командованием полковника Потапова (57-я стрелковая дивизия, Q-я мотоброневая бригада, 6-я танковая бригада (без 1-го батальона), 8 кавалерийская дивизия, 185-й артполк, дивизион СУ-12, два танковых батальона и стрелково-пулеметный батальон 11-й танковой бригады, 37-й дивизион противотанковых орудий, рота танков XT-26): наступать в направлении Номон-Кан-Бурд-Обо и во взаимодействии с Центральной и Северной группами окружить и полностью уничтожить японскую группировку южнее и севернее реки Хайластын-Гэл; ближайшая задача – уничтожить противника на южном берегу реки Хайластын-Гол, в дальнейшем – на северном берегу реки Хайластын-Гэл; при появлении резервов уничтожить их в первую очередь; 8-ой монгольской кавалерийской дивизии обеспечивать правый фланг.

2) Центральной группе (82-я и 36-я мотострелковые дивизии): атаковать с фронта, сковав противника огнем на всю глубину и лишив его возможности маневра к флангам.

3) Северной группе под командованием полковника Олексеенко (7-я мотоброневая бригада, 601-й стрелковый полк, 82-й гаубичный полк, два батальона 11-й танковой бригады, 87-й противотанковый дивизион, 6-я монгольская кавалерийская дивизия): наступать в направлении озер 6 км северо-западнее Номон-Кан-Бурд-Обо и во взаимодействии с 36-й мотострелковой дивизией и Южной группой окружить и уничтожить противника севернее реки Хайластын-Гол; 6-й кавалерийской дивизии монгольской армии обеспечивать левый фланг.

4) Резерву (212-я авиадесантная бригада, 9 мотоброневая бригада, 1-й батальон 6-й танковой бригады): к утру 20 августа сосредоточиться в районе 6 км юго-западнее Сумбур-Обо и быть в готовности развить успех Южной или Северной группы.

5) Военно-воздушным силам: нанести удар до артподготовки по ближайшим резервам и по главной полосе обороны противника.

Истребители должны прикрывать действия бомбардировщиков СБ и наземных войск, а в случае подхода резервов противника обрушиться на них всеми силами. Продолжительность артподготовки – 2 часа 45 минут.

Особое внимание уделялось дезинформации противника с целью создать у него впечатление о переходе наших частей к обороне. Для этого войскам рассылалась «Памятка бойцу в обороне». Передавались ложные сводки о построенных оборонительных сооружениях и запросы на инженерное имущество. Прибывшая на фронт мощная звуковещательная станция производила имитацию забивки кольев, создавая полное впечатление больших оборонительных работ. Все передвижения войск совершались только ночью. Чтобы приучить японцев к шуму танков, за 10–12 дней до наступления вдоль фронта постоянно курсировало несколько машин со снятыми глушителями. Все эти мероприятия оказались весьма эффективными, позволив ввести противника в заблуждение и застать врасплох.

Накануне наступления были проведены тщательные рекогносцировки переднего края японской обороны, во время которых командный состав в целях маскировки одевался в красноармейскую форму, а танкисты – в общевойсковую. Данные о боевых порядках и оборонительных сооружениях противника уточнялись воздушной разведкой с фотографированием местности и ночными поисками, сопровождавшимися захватом «языков».

Хотя советская пропаганда настолько раздувала значение партийно-политической работы на фронте, что со временем это словосочетание стало вызывать лишь усмешку, – тем не менее идеологический фактор не следует недооценивать: партийнополитическая работа, несомненно, укрепила наступательный порыв советских войск. В идеологической кампании участвовали многие известные писатели, побывавшие на Халхин-Голе, в том числе и Константин Симонов, не стеснявшийся в выражениях:

 
«Мы всякую жалость забудем в бою,
Мы змей этих в норах отыщем,
Заплатят они за могилу твою
Бескрайним японским кладбищем!»
«Нате, вам, получайте!
Раз война, так война:
Ни одного японца
Не оставим на семена!»
 

На рассвете 20 августа 150 бомбардировщиков СБ под прикрытием 144 истребителей нанесли сокрушительный удар по переднему краю, скоплениям войск и артиллерийским позициям японцев. Бомбометание производилось с высоты 2000 м на максимальных скоростях с уходом от цели левым разворотом. Успешные действия советских бомбардировщиков вынудили противника открыть зенитный огонь, что позволило обнаружить расположение его огневых точек и нанести по ним массированный штурмовой удар. В результате японская зенитная артиллерия была временно подавлена, и второй эшелон бомбардировщиков без помех атаковал вражеские позиции со средних высот, не встретив серьезного противодействия: японские истребители над полем боя не появлялись.

^{Разбитый японский артиллерийский тягач}

В 6.15 открыла огонь советская артиллерия. Артподготовка продолжалась 2 часа 45 минут. За 15 мин до ее окончания был проведен повторный авианалет. На этот раз японские перехватчики подоспели вовремя и, прорвавшись сквозь истребительное прикрытие, атаковали наши бомбардировщики над целью, повредили три машины (все они благополучно вернулись на аэродром), но воспрепятствовать прицельному бомбометанию так и не смогли.

^{Боевые действия 20 августа 1939 г.}

В 9 часов утра советские войска перешли в наступление по всему фронту. Наибольших успехов в этот день добилась Южная группа, овладевшая Большими песками несмотря на то, что действовала без поддержки танков: 6-я танковая бригада, задержавшись на переправе из-за плохо подготовленных съездов и въездов, опоздала на 4 часа и в наступлении не участвовала. Центральная группа также в основном выполнила задачу дня, не только связав неприятеля боем, но и продвинувшись вперед на 0,5–1 км. С самыми серьезными трудностями столкнулась Северная группа, которая так и не смогла прорвать японскую оборону, недооценив силы противника. Командование предполагало, что на высоте «Палец» обороняется не больше двух японских рот и рассчитывало взять ее с ходу – но неожиданно наткнулось на отчаянное сопротивление: лишь в ходе боев выяснилось, что японцы создали здесь мощный опорный пункт, который продержался четверо суток.

Весь день 20 августа советская бомбардировочная авиация работала по переднему краю и артиллерийским позициям противника, обеспечивая продвижение наземных войск. А наши истребители не только успешно прикрывали бомбардировщики над полем боя, но и неоднократно штурмовали японские аэродромы, что заставило неприятеля эвакуировать свою авиацию дальше от линии фронта. Можно сказать, что в этот день наши летчики впервые полностью господствовали в воздухе.

На следующее утро японцы попытались переломить ситуацию, нанеся массированные удары по советским аэродромам, но повторить июньский успех им не удалось – вражеские бомбардировщики были своевременно обнаружены постами ВНОС [3]3
  ВНОС – воздушное наблюдение, оповещение и связь


[Закрыть]и встречены советскими истребителями. Лишь первая из трех волн смогла прорваться к цели, однако отбомбилась поспешно и неэффективно; две остальные были рассеяны истребителями еще на подходе.

^{Боевые действия 21–22 августа 1939 г.}

Не преуспев в подавлении нашей авиации, японское командование попыталось перенацелить свои бомбардировщики для ударов по наступающим наземным войскам, но обе ударные группы были перехвачены истребителями над линией фронта и, сбросив бомбы куда попало, поспешно вышли из боя.

Эти дни стали переломными не только в воздухе, но и на земле. Еще 21 августа войска Южной группы, усиленные 6-й танковой бригадой, наконец-то вступившей в бой, полностью овладели Большими и Малыми песками и отрезали японо-манчжурским частям, действовавшим южнее реки Хайластын-Гол, выход на восток. На северном направлении 9-я мотоброневая бригада, обойдя блокированную нашими войсками высоту «Палец», вышла к отрогам горы Номонхан-Бурд-Обо, угрожая замкнуть кольцо окружения.

22 августа части Южной группы разгромили в районе Малых песков японские резервы и приступили к ликвидации отдельных узлов сопротивления. Приходилось штурмовать каждую траншею, каждую огневую точку: орудия били в упор, огнеметные танки выжигали блиндажи и окопы, а затем вперед шла пехота.

^{Боевые действия 23–25 августа 1939 г.}

^{Из-за катастрофических потерь своей авиации на Халхин-Голе японцы были вынуждены бросить в бой даже устаревшие истребители Кi-10}

К вечеру 23 августа наконец пала высота «Палец». Этот опорный пункт представлял собой хорошо укрепленный район диаметром до полутора километров с круговой обороной, усиленной противотанковой артиллерией, проволочными заграждениями и блиндажами с бетонированными перекрытиями. «Самураев» пришлось выбивать штыками и гранатами, в плен никто не сдавался. По окончании боев из окопов и блиндажей извлекли более шестисот вражеских трупов. Окружение японской группировки было завершено.

На следующий день японцы попытались прорвать кольцо извне, крупными силами атаковав позиции 80-го стрелкового полка в районе Больших песков, но были отброшены. Атака повторилась 25 августа – с тем же результатом. Окруженные части также предпринимали попытки вырваться из «котла». На рассвете 27 августа большой японский отряд (до батальона) попробовал отойти на восток по долине реки Хайластын-Гол, но был встречен огнем артиллерии, частью уничтожен, а частью отступил обратно. В тот же день еще одна группа пыталась выйти из окружения тем же путем, но история повторилась: попав под ураганный огонь, японцы бежали на северный берег Хайластын-Гола, где были добиты 9-й мотоброневой бригадой.

Японские летчики безуспешно пыталась помочь своим обреченным войскам. Августовские потери авиации были столь велики, что неприятелю пришлось вводить в бой все имеющиеся резервы – на Халхин-Гол перебросили даже подразделения, летавшие на безнадежно устаревших бипланах. Но война в воздухе была уже безнадежно проиграна – как, впрочем, и на земле.

К утру 28 августа все очаги сопротивления к югу от Хайластын-Гола были ликвидированы. На северном берегу у японцев оставался последний, наиболее укрепленный узел обороны – сопка Ремизова. Блокированная со всех сторон, после мощной артиллерийской подготовки высота была взята советскими войсками. Однако бои здесь затянулись еще на день – засев в «лисьих норах» и блиндажах, японцы дрались до последнего человека. 30 августа продолжалась ликвидация одиночек и мелких групп, пытавшихся вырваться из окружения или просочиться через порядки советских войск. И лишь к утру 31 августа операция была завершена и территория Монголии полностью очищена от японо-маньчжурских захватчиков.

Сентябрь – последние стычки

Согласно официальной советской версии, бои на реке Халхин-Гол завершились к 1 сентября 1939 г. Но в действительности столкновения на границе продолжались еще полмесяца. Помимо ежедневных перестрелок, японцы трижды атаковали наши позиции – 4, 8 и 13 сентября. Самым напряженным был бой 8-го числа, когда в районе высоты Эрис-Улин-Обо двум японским батальонам удалось окружить нашу роту. Однако помощь подоспела вовремя, и неприятель был сначала отброшен советскими танками и пехотой, а затем окружен и уничтожен (только убитыми японцы потеряли в тот день 450 человек).

^{Обломки сбитого над территорией Монголии японского истребителя Ki-27}

Еще более интенсивные бои шли в воздухе. Советские истребители, патрулировавшие границу, неоднократно вступали в схватки с противником.

^{Совместная фотография советско-монгольской и японской делегаций на переговорах по прекращению огня (сентябрь 1939 г.)}

Только в первых числах сентября состоялось пять воздушных сражений, в которых японцы вновь понесли серьезные потери. Потом на неделю зарядили дожди, однако 14 сентября, едва погода улучшилась, неприятель попытался нанести бомбовый удар по передовым советским аэродромам, но успеха не имел. На следующий день японцы повторили налет более крупными силами. Несмотря на то что им удалось застать наших летчиков врасплох – посты ВНОС предупредили о приближении врага с опозданием, так что истребителям пришлось взлетать под огнем, сразу же потеряв четверых, – операция вновь закончилась для японцев провалом: их бомбардировщики отбомбились неточно, не поразив на земле ни одного самолета, а тем временем с соседних аэродромов уже спешили подкрепления, атакуя замешкавшегося противника со всех сторон и не позволив безнаказанно выйти из боя. В итоге, даже по собственным данным (обычно заниженным), японцы потеряли десять самолетов, а наши летчики – только шесть.

Этот воздушный бой стал последним. В тот же день – 15 августа – было подписано соглашение о прекращении огня.

Согласно достигнутой договоренности, 23 сентября советские войска открыли доступ японским похоронным командам на поле боя. По условиям соглашения японские офицеры были при саблях, а солдаты – при штыках, но без огнестрельного оружия. Эксгумация и вывоз трупов продолжались целую неделю. Над японскими позициями по ту сторону границы с утра до поздней ночи стлался черный дым – «самураи» сжигали останки своих воинов.

Потери сторон

По окончании боев советская сторона объявила, что противник потерял на Халхин-Голе 52–55 тысяч человек, из них убитыми не менее 22 тысяч. Японские цифры гораздо скромнее – 8632 убитыми и 9087 ранеными (однако само это соотношение санитарных и безвозвратных потерь вызывает серьезные подозрения в фальсификации).

По данным статистических исследований, советские войска понесли на реке Халхин-Гол следующие потери в личном составе:

Виды потерь	Командиры	Младшие командиры	Бойцы	Всего
Безвозвратные потери: Убито и умерло на этапах санитарной эвакуации	1063	1313	4455	6831
Пропало без вести	71	120	925	1143
Итого безвозвратных потерь:	1134	1433	5407	7974
Санитарные потери: Ранено, контужено, обожжено	1335	2123	11 793	15 251
Заболело	85	127	489	701
Итого санитарных потерь	1420	2250	12 282	15 925

Из поступивших в госпитали военнослужащих, по неполным данным, возвращено в строй 3964 человека, уволено из РККА 355 человек и 720 умерло.

Пленных с обеих сторон было сравнительно немного. По окончании боевых действий СССР вернул Японии 88 человек, а японцы освободили 116 советских граждан.

^{Японские пленные}

Очень высоки оказались наши потери в бронетехнике – 253 танка и 133 бронеавтомобиля, не считая восстановленных в ходе боев. Что неудивительно – ведь именно танковые части вынесли главную тяжесть боев (не случайно среди Героев Советского Союза, удостоенных этого звания по результатам боев на Халхин-Голе, больше всего было танкистов). В данной категории сравнение с японскими потерями представляется некорректным, поскольку, в отличие от РККА, противник применял свои танки очень ограниченно, а после катастрофических потерь, понесенных в начале июля, и вовсе вывел оба танковых полка в тыл.

^{Советские танкисты осматривают трофейный японский танк «Ха-Го»}

Что касается авиации, советские источники приводили такие цифры.

Потери противника:

Период	Истребители	Разведчики	Бомбардировщики	Транспортные самолеты	Всего самолетов
16.05-3.06	1			-	1
17.06–27.06	53	-	2	-	55
28.06–12.07	103	2	-	-	105
21.07-8.08	161	6	6	-	173
9.08–20.08	32	-	-	1	33
21.08–31.08	146	22	35	5	208
1.09–15.09	68	2	1	-	71
Итого	564	32	44	6	646

Советские потери (с 22.05 по 16.09)

	Боевые	Небоевые	Всего
И-16	83	22	105
И-16П	4	-	4
И-15бис	60	5	65
И-153	16	6	22
СБ	44	8	52
ТБ-3		1	1
Итого	207	42	249

Советские цифры потерь вражеской авиации явно завышены, что, впрочем, совершенно естественно – во все времена и во всех войнах вражеские потери считаются по принципу: «чего его, супостата, жалеть». В этом смысле советские летчики еще удивляют своей скромностью – немцы или те же американцы врут куда более беззастенчиво, а уж японские приписки даже фантастическими не назовешь – они просто анекдотичны. Так, «самураи» утверждают, что, потеряв на Халхин-Голе 162 самолета, сами сбили 1340 советских и еще 30 уничтожили на земле (то есть раза в два больше, чем у нас там вообще было). Словом, все как в том старом анекдоте: «Из сорока прорвавшихся на наш берег танков уничтожено восемьдесят».

Японские летчики демонстрируют свои трофеи – парашют и пистолет ТТ погибшего советского пилота. Как минимум трое из них, в том числе и лучший японский ас на Халхин-Голе Хиромичи Синохара (крайний справа), вскоре сами не вернутся из боя.

Антон Якименко
летчик-истребитель

Честно говоря, для нас халхингольские события начались неожиданно. То есть мы, конечно, знали, что самураи точат зубы на дружественную нам Монголию и советский Дальний Восток, но не ожидали, что война начнется так скоро. И когда еще до рассвета 11 мая 1939 года наш гарнизон подняли по тревоге, никто из нас не предполагал, что на этот раз отбоя не будет.

^{Антон Дмитриевич Якименко}

К учебным тревогам все давно привыкли и действовали быстро и четко. Пилоты заняли места в кабинах, пристегнули привязные ремни. Сидим ждем, преем в меховом лётном обмундировании – ведь кабины истребителей тогда были открытыми и неотапливаемыми, а на высоте всегда морозно, – проверка давно закончилась, а отбоя все нет.

Потом над КП взвились две зеленые ракеты – сигнал на взлет нашей 2-й эскадрилье 22-го истребительного полка Забайкальского военного округа. Но и это было делом привычным: мы нередко по утрам летали на учебный полигон стрелять по наземным мишеням – так что даже поднимая свой И-16 в воздух, я еще ни о чем не догадывался.

Развернулись над аэродромом. Первым делом смотрю вниз, стараясь разглядеть наземные знаки, – ведь радио тогда на самолетах еще не было, и приказы с земли отдавали, выкладывая на белом полотнище – по углам – красные квадраты с цифровыми данными. Каждая цифра обозначала команду. Мне как штурману эскадрильи следовало безошибочно прочитать сигнал. На этот раз красный квадрат был в левом верхнем углу, что означало единицу или команду «выполнять задание». Какое именно – знает лишь ведущий. Только ему известны направление и цель полета, конечный пункт маршрута.

В то утро лидером нашей группы был комбриг Куцевалов. Мы поближе «прижались» к его самолету, следя за каждым движением, – из-за отсутствия радиосвязи командовать в воздухе можно было лишь покачивая крыльями или подавая знаки руками, так что ведомым приходилось во все глаза наблюдать за лидером, что было очень сложно и утомительно.

Прошло уже с полчаса полета, позади остались река Онон, станция Оловянная и 77-й разъезд, вот уже миновали и станцию Борзя – значит, направляемся к монгольской границе. Еще через 15 минут самолет ведущего качнулся с крыла на крыло – сигнал «внимание» – и пошел на снижение. Вижу, на земле вырисовывается посадочное «Т» рядом с одинокой цистерной. Ясно: горючее для нас.

Дозаправка заняла меньше часа, и мы снова в воздухе. Идем как на параде. По времени определяю, что вот-вот пересечем монгольскую границу. Прежде это запрещалось категорически, но сегодня комбриг, похоже, не намерен сворачивать. Может, заблудился, потерял ориентировку? Я уже подумывал о том, чтобы, нарушив строй, самому подать сигнал «внимание» и показать, что идем в запретную зону. Но тут комбриг, словно прочитав мои мысли и угадав общее беспокойство, перекладывает самолет с крыла на крыло – что означает «сомкнись» – и взмывает вверх; мы делаем «горку» вслед за ним и пересекаем границу Монгольской Народной Республики.

Внизу – все та же зеленая безлюдная степь, лишь пасутся отары овец, табуны лошадей и много-много диких коз. Еще минут через 20 идем на снижение и садимся на аэродроме города Баин-Тумен. На обширном ровном поле только посадочный знак да деревянный барак вдали. И ни души вокруг.

Спешим на построение. Был такой порядок: после того как выключены моторы, общий сбор напротив самолета командира, который выслушивает доклады о выполнении задания и работе техники, высказывает свои замечания и ставит новую задачу. На этот раз замечаний не было. Комбриг секунду помолчал, обвел взглядом наш строй – мне показалось, что в его глазах мелькнуло сочувствие, – и коротко, буквально в несколько фраз, ввел нас в курс событий: сегодня японцы напали на Монголию, на земле и в воздухе идут напряженные бои, уже есть первые потери… Тут он еще помолчал, глядя на нас, и закончил так: «Мы прилетели сюда, чтобы защитить нашего соседа и друга от японских захватчиков. Верю, что в предстоящих боях вы прославите свою Родину и свой полк».

Дозаправив самолеты, мы собрались возле деревянного барака. Тут нам объявили, что сейчас должен прилететь старший лейтенант Митрофан Нога, который проведет с нами короткое занятие по ориентированию на местности. Помню, меня тогда удивило его лихачество – появившись из-за крыши барака, И-16 пронесся прямо над нашими головами на исключительно малой высоте и сразу пошел на посадку. Инструктаж не занял и пяти минут – лейтенант рассказал, что при полетах над монгольской степью, где фактически отсутствуют наземные ориентиры, следует полагаться лишь на компас, часы и солнце; что хотя местность здесь совершенно ровная и посадка в открытом поле фактически безопасна, без крайней необходимости этого следует избегать: степь настолько огромна и безлюдна, что, приземлись вы вдали от аэродрома, никто не придет к вам на помощь, ведь радио на самолетах нет, и надеяться можно лишь на собственные ноги да на ракетницу. Вопросы?

^{И-16 на Халхин-Голе}

Вопросов у нас не было. Пожелав удачи, лейтенант улетел на столь малой высоте, что сразу скрылся из виду.

Первую ночь в Монголии мы провели на голом полу барака, поужинав шоколадом из НЗ. Помню, помимо голода и холода, страшно донимали комары – это был не отдых, а настоящая пытка: кажется, до самого утра я так и не сомкнул глаз, уши и лоб раздулись от укусов и горят, веки заплыли, губы словно чужие. И так каждую ночь – комарьё исчезало лишь с восходом солнца, и тогда у нас был шанс добрать несколько минут сна под крылом самолета или в кабине перед вылетом.

Вылеты обычно начинались на рассвете. В первое же утро нас натощак подняли в воздух для сопровождения тяжелых бомбардировщиков ТБ-3, на которых вывозили в Читу первых раненых из района боев. Следующий вылет был на прикрытие бомбардировщиков СБ, которые передислоцировались поближе к фронту. Под вечер весь наш полк – четыре эскадрильи – сосредоточился на аэродроме Тамцак-Булак. Разместились в юрте – ни ужина, ни элементарных удобств. Мало того, ночью поднялся сильнейший ураган, ветер повалил нашу юрту и занес песком, так что утром мы едва выбрались из этой норы. Умыться – воды нет, и есть нечего. На аэродроме увидели останки самолета У-2, сломанного бурей пополам. Чехлы наших И-16 изорваны в клочья, а в фюзеляжи набилось столько песка, что, когда нас подняли навстречу показавшимся японским истребителям, песок из наших машин вылетал как дым, оставляя за самолетом хвост. Хорошо, что японцы в тот день не приняли боя.

^{Японский истребитель Ki-27, который советские летчики на Халхин-Голе нередко путали со знакомым им по войне в Китае палубным истребителем «Мицубиси» А5М4, именуя и тот, и другой «И-96».}

На следующее утро буря окончательно стихла. Перед вылетом нас наконецнакормили горячим завтраком, напоили чаем. Небо было исключительно ясное; видимость, как говорятлетчики, «миллион на миллион». Солнце светит нам в затылок, вот впереди показалось озеро Буир-Нур и впадающий в него Халхин-Гол. И тут я различаю на фоне озера большую группу самолетов. Ярко-белые плоскости, длинные хищные силуэты – японцы! истребители И-96. Идут встречным курсом, метров на 500 ниже и правее, подставив нам левый борт, и явно нас не видят – солнце слепит им глаза. Подаю сигнал «внимание» и вырываюсь вперед, увеличив обороты двигателя. Мы атакуем сверху, со стороны солнца, застав неприятеля врасплох, – японцы продолжали идти в плотном строю, не маневрируя, даже не попытавшись выйти из-под удара, так что мы с первого же захода завалили двоих и, не ввязываясь в бой – их оставалось еще больше дюжины против нашей тройки, – легко оторвались от них на снижении. Японцы не успели сделать по нам ни единого выстрела – похоже, до них дошло, что происходит, лишь когда мы уже были в безопасности, а их товарищи, пылая, падали в озеро.

Так я открыл свой личный боевой счет. После этого боя мы вывели для себя формулу победы: первыми обнаружить противника, атаковать внезапно, имея преимущество в высоте, лучше всего со стороны солнца.

^{Истребитель И-15бис}

Однако далеко не всем так повезло в первых боях, как моему звену. Что греха таить – поначалу счет потерь был не в нашу пользу. Японские асы фактически разгромили 4-ю эскадрилью нашего полка, летавшую на самолетах И-15, – после первого же боевого вылета из десяти машин вернулись на аэродром всего три, да и те были в таком состоянии, что едва держались в воздухе. Можно сказать, что война началась для нас неудачно. Японцам удалось завоевать господство в воздухе. Почему так вышло? Во-первых, биплан И-15 к концу 30-х годов уже устарел и не мог на равных тягаться с новейшими японскими истребителями, особенно проигрывая в скорости и на вертикалях. А главное, мы столкнулись над Халхин-Голом с японскими ветеранами, которые к тому времени отвоевали в Китае уже два года, а у нас боевого опыта пока не было. Морально мы еще не готовы были убивать.

Узнав о неудачном начале войны, командование отреагировало незамедлительно. Уже в конце мая на Халхин-Гол прибыла большая группа лучших советских асов во главе со знаменитым комкором Смушкевичем. Только Героев Советского Союза среди них было больше 20 человек, все успели повоевать в Испании и Китае. Приехав к нам в полк, Смушкевич пообещал, что терять летчиков больше не позволит, что самолет И-15, не оправдавший себя как истребитель, впредь будет использоваться по-другому, что прилетевшие с ним асы незамедлительно наладят обучение молодых пилотов и сами поведут нас в бой. В заключение комкор сказал: «Знаю, что потери мы понесли значительные. Враг воодушевлен своими успехами. Он еще не сломлен. Вся надежда на вас».

Не успела машина с начальством скрыться из виду, как над аэродромом вновь взвилась сигнальная ракета: команда на взлет…

Осознавая, что без удержания господства в воздухе им наши наземные войска не одолеть, японцы изо всех сил старались подавить советскую авиацию на аэродромах – но мы не позволяли застать себя врасплох, встречая врага над границей и нанося ответные удары по его базам.

Поначалу мое звено использовали в основном для воздушной разведки – как правило, мы летали во вражеский тыл трижды: на рассвете, в полдень и под вечер. Но поскольку нам совестно было оставаться на земле, когда друзья по тревоге уходили в бой, мы попросили разрешить нам вместе со всеми участвовать также и в отражении налетов противника – так что в день набиралось по шесть, семь, а то и восемь боевых вылетов, и к вечеру от усталости, напряжения и перегрузок буквально темнело в глазах – отказывало зрение.

Особенно уставали глаза от бешено-яркого монгольского солнца. Этот нестерпимый блеск словно засвечивал память – на войне вообще все дни сливаются в один, изматывающий и бесконечный, так что вскоре уже с трудом припоминаешь последовательность и подробности событий. Но 22 июня 1939 года – день переломного сражения в воздухе – я не забуду никогда.

^{Красноармейцы осматривают обломки сбитого японского самолета}

В то утро мое звено вновь подняли в воздух еще до восхода – на перехват японского самолета-разведчика, который не заметил наши выкрашенные в зеленый цвет истребители на фоне еще темной земли, а сам был легко различим, подсвеченный снизу первыми лучами солнца, и стал легкой добычей. Расстреляв его как на учениях, мы развернулись обратно, но на подходе к аэродрому обнаружили большую группу японских бомбардировщиков, которую сопровождали десятки истребителей. Прикрытие настолько плотное, что прорваться сквозь него можно лишь сверху, на пикировании. Начинаем набирать высоту – но навстречу уже спешат вражеские истребители. Лобовая атака – соревнование в крепости нервов. Первый японец оказался слабоват – открыл огонь с дальней дистанции, так что трассы на излете ушли под мой самолет, а потом и вовсе не выдержал, взял ручку управления на себя, и я всадил ответную очередь из четырех стволов прямо в его беззащитное брюхо. У второго японца нервы оказались крепче – этот не отворачивал, и мы разминулись буквально в нескольких метрах, обменявшись очередями; он промахнулся, задел ли я его – не знаю: не было времени оглядываться. Продолжаю набирать высоту – еще метров 500, и я окажусь над верхним эшелоном японских истребителей, а значит, получу шанс прорваться к бомбардировщикам. Но тут мой мотор вдруг чихнул и остановился – увлекшись боем, я совсем забыл о времени и израсходовал все горючее. Вываливаюсь из общей свалки – благо наш аэродром совсем рядом – и с ходу иду на посадку. Техники на руках откатывают самолет на стоянку, заправляют горючим и боеприпасами – и я опять рулю на взлет. В тот день все летчики нашего полка взлетали дважды – бой длился в общей сложности три с половиной часа. В этом грандиозном сражении с обеих сторон участвовали более двух сотен самолетов. Японцы потеряли 32 машины, мы – только 11. Это был переломный момент, после которого господство в воздухе стало переходить к нам.

После боя наш полк вновь посетил Смушкевич – расспрашивал о японских пилотах, об уровне их подготовки и приемах боя, об их сильных и слабых сторонах. Ответы выслушал очень внимательно, часто переспрашивал, уточнял; в обращении был прост, беседовал на равных, постоянно шутил – видно было, что он не любит чинопочитаний. Мы рассказали, что летчики у японцев хороши – храбрые, умелые, цепкие, разве что чересчур склонны открывать огонь с дальних дистанции – то ли желая оказать на нас психическое давление, то ли в надежде, что кто-то случайно нарвется на неприцельную трассу. Я же всегда считал такую манеру боя неэффективной и предпочитал стрелять в упор – как и большинство моих товарищей. В общем, сколь ни искусны японские летчики, мы бьем их и будем бить…

^{Я. В. Смушкевич}

^{В. Скобарихин в кабине своего И-16. Обратите внимание на поврежденное при таране крыло}

До конца июня воздушные бои проходили ежедневно, буквально с утра до вечера, и, как правило, по одной и той же схеме – утро начиналось со стычек небольших групп самолетов, постепенно обе стороны наращивали силы, бросая в бой все новые подкрепления, пока очаговые схватки не перерастали в грандиозные воздушные сражения, в которых участвовали даже не десятки – сотни машин. Впоследствии сам Жуков признавался, что столь массовых воздушных боев, как над Халхин-Голом, он не видел больше никогда, даже во время Великой Отечественной. В небе было тесно от самолетов – и это не преувеличение: я собственными глазами видел, как в разгар боя два японских истребителя, не рассчитав маневра, столкнулись и взорвались в воздухе. В другой раз я стал свидетелем воздушного тарана, который совершил зам. командира нашей эскадрильи старший лейтенант Скобарихин. Ему тогда повезло дотянуть на поврежденном самолете до аэродрома, но многие мои товарищи заплатили за победу жизнью – в тех боях погибли и командир нашего полка майор Глазыкин, и его заместитель капитан Мягков, и еще многие наши летчики. Так что победа досталась нам очень и очень недешево.