Текст книги "Космос-хаос. Уничтоженное пастбище"

Автор книги: Артем Овчаренко-Артецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Глава III

МЕСТНАЯ ГРУППА ГАЛАКТИК, ГАЛАКТИКА ТРЕУГОЛЬНИКА, ПЛАНЕТА ГУРАН

– За лесами девица поет! А в лесах просто странник молчит! Их вдвоем Судьба лишь сведет! И черта своего победит! Этот странник, с девицей встречаясь, и черта своего победит!

За стенами ревел механический голос. Говорили, что этот робот преждевременно начинает петь, но не посреди ночи же! Ханару Нагде недавно удалось, наконец, заснуть, лежа на боку, с рукой под подушкой, в тишине. Плохая звукоизоляция неиспользованного бункера, к которому проходили через унылую столовую в здании-коробке, открыла все недостатки интерьера для министра обороны. То механическое зловещее существо пробивало все рамки дозволенного! Этот робот поднимет на уши все спальные комнаты и не даст нормально заснуть?

– Предупредили, что у робота неполадки… И нет, чтобы починить… – сцепив зубы, рычал в подушку генерал. Он перевернулся на спину и уставился в раздолбанную штукатурку.

– За лесами девица поет! А в лесах просто странник молчит! Их вдвоем Судьба лишь сведет! И черта своего победит! Этот странник, с девицей встречаясь, и черта своего победит!!

Робот по второму кругу начинал пение и тем самым раздражал. Несмотря на то, что для министра обороны с сыном это была любимая песня, даже самая восхитительная мелодия превращалась в заклиненное орудие пыток. За широкими стенами механический черт, казалось, разбудил целый бункер, занятый рабочими республики-колонизатора. И все было подстроено под него: и падение кусков шпаклевки, и дыра без половицы, и скрипящая пружинная кровать. Министр слышал, как из комнат выходили остальные люди. В продолговатом западном коридоре, соединяющем сотни дверей в жилые комнаты, зашевелились обитатели, как в диком осином улье.

– За лесами девица поет! А в лесах просто странник молчит!

Их вдвоем Судьба лишь сведет! И черта своего победит! Этот странник, с девицей встречаясь, и черта своего победит!

– Да провались-ка ты!

Возвысился тембр, и ярость случайного жильца забушевала за дверью. Звонкое бряцание металла о пол прокатилось по всему коридору, уже тогда министр обороны ощущал, как катится роботизированная пустышка, механизированная болванка. Ханар поднялся и вытянул спину, осмотрел комнату. Сырое подземное помещение грустило унылыми цветами, использованная деревянная дверь нагнулась, будто самый вежливый джентльмен. Нагда размял руки и перекинул ноги с кровати на пол, поднялся около своего спасительного ложе и потянулся вверх, зажал руки в замок и хорошенько зевнул.

Министр обороны подошел к двери. Открыл ее и на носочках вышел. Спальная рубашка узелком зацепилась за сломанную половину дверной ручки. Весь этот беспорядок, очевидно, был только против него. Не ожидалось, что в первую же ночь генерал испытает такие неудобства. В бункере подохнут быстрее, чем в ядерном очаге.

Ханар вывернулся, завязанная нить потянулась и поползла по полу за министром. Красноватая пижама осыпалась. Нагда на носках вышел из комнаты, всмотрелся в глубины коридора. Мрак пожирал оставшийся оттенок от постепенно отключающихся ламп. Бесконечность владела бункером, Нагда даже сразу не понял, какую дверь пройти, какой поворот посчитать нужным, чтоб выбраться в столовую и на улицу. Министр не ориентировался в лабиринте бункера. Он подходил к противоположной стенке и щупал тьму руками, ноги толкали неизвестный объект. Робот. Его эллипсоидная голова сгущалась с мраком узкого коридора, последний музыкальный звук покидал бункер вместе с ощущением оживленности. Все было угрюмым и старым, словно печальные духи убитых войной существ препятствовали радости. Нагда остался один на один с тенью бункера. Подземелье могли использовать местные жители Гурана еще до прибытия колонизатора, но что-то пошло не так. Бункер остался один, и люди республики Горнагор так или иначе разукрасили пустующие стены помещений.

Министр оборону вернулся в спальню и сразу же включил настольную лампу. Она растрескалась, как только что разведенный вечерний костер, и ослепила спальню. Белый свет проделал контур оружия, пустых каменных стен, военной формы министра на шатком стуле и закрытую дверь. Та свисала и уже была готова упасть навзничь.

И все стремилось к тому, чтоб развалиться. Стены сыпали пыль. Щепки с двери летели и без прикосновений к ней. Пол будто проваливался к самому ядру Гурана, а кровать вместе с ним. Вот скоро холод, пронизывающий стены комнатушки, сгорит полностью.

Министр обороны перебирал сложенную в башню одежду и не сводил взгляда с оружия. Только эти вещи радовали Ханара – и, конечно же, песня в голове. Без неумолкаемых слов робота весь бункер вновь залился пустотой. Нагда водил руку по своим вещам. Вскоре он впервые выстрелит или его кровь незамедлительно окажется на арматуре… И долгое бесстрастие той же перемены одежды или обыденной чистки оружия сменится кошмаром.

Ханар вытянул фонарик из открытой шухляды, поднялся и вышел, оставив свет включенным. Нагда осторожно закрыл дверь. Палец затронул исправный фонарик – и блики поплыли в море тьмы. Министр прошел мимо себя еще несколько комнат. От кого шел храп, а кто спал спокойно, будто в комнате никого и не было. Кто-то разговаривал шепотом, кто-то кричал на друга или надоедливого соседа по койке, не стесняясь. Министру так повезло, что ему выделили одиночную комнату. Ханар переночует в тишине, а на следующие дни, под звук дозиметра, начнется настоящее приключение.

Свернул налево. Табличка металлическая с нацарапанным «лестница» вновь указала в иное направление. Много коридоров путало голову Ханара. То туда, то сюда. И ни одного человека, в единстве он, посреди ночи, в руке с фонариком шел, оставляя тьму за собой.

Министр обороны был у выхода. Люк всегда оставался открытым, и любой, как сказал вице-президент, мог выйти и перекусить, кому не спится, или подышать свежим пропитанным воздухом. Ханар поднял одну ногу, вторую. Не в бункере он находился – в самом заднем месте всего Треугольника. Взялся за ступени хрупкой прикладной лестницы из поджатых металлов, древесных досок и пластика. Поднялся наверх и прошел огромное помещение склада с нагроможденными консервами и бутылями с питьевой водой.

Министр понял, что наверху он находился один. Весь штат уборщиков, официантов и других сейчас отдыхал под Ханаром в бункере. Нагда покинул склад, прибрав в дверном проеме занавески, и вышел к ряду столиков со стульями. Да, это та столовая, с высокими грязными окнами, нетронутым полом и неприбранной горой посуды. Министр шел в тапочках и слышал, как под ним трескались крошки и куски черствого хлеба, как склизкое волочило обувку и несло генерала вперед к верному падению.

Постояв минуту в столовой, Нагда направился к двери. Его тревожил не шум двигателей кучи звездолетов за несмазанной дверью, а скрип за плечом. Далекий, обрывчатый, но приближающийся. И контрастирующе громкий, хорошо различимый на фоне жужжания прибывающих и отбывающих космических кораблей. Жуткое детское рычание вместе со свистящим хрипом или приближалось, или отдалялось. Министр замлел и не сдвинулся ни на шаг. Лишь его голова поддавалась движению, а глаза запечатлевали темные блики. Министр застыл на месте, замер. Даже остановилось дыхание, но сердце предательски застучало и приглушило все вокруг. Министр тронул руку, которая резко зашлась, и обернулся. Показалось, что в окне пробежал силуэт, схожий на людской или другого гуманоида. Министр вышел из здания. Потухшему свету на улице от фонарных столбов придавали яркий лазурный оттенок лишь космические корабли, покидающие огромную земляную стоянку. Единственная луна Гурана висла в беззвездном небосводе.

Но вдруг странное существо из-за угла встало на задние короткие лапы и неожиданно набросилось на Ханара. Жуткое пресмыкающееся взмахнуло лапой, хвост с кучей игл, будто от шприцов, выплюнул кровавую жидкость. Нагда вскрикнул и ушел головой от укуса удлиненной темно-зеленой пасти. Изуродованный, мать его, крокодил! Красные глаза смотрели на него. Министр хрипло выкрикнул и попытался поднять руку, но передние длинные лапы зажали и ее. Нет, это не крокодил – аморфная неравномерная рептилия. Министр обороны поднял вторую руку, но существо вцепилось в нее острой пастью и не собиралось отпускать. Министр был замкнут не тварью, а самой смертью.

Однако прозвучал выстрел. Ярко-фиолетовый сгусток поразил рептилию и повалил ее, по существу прошлись искры. Зверь завибрировал. Голова поднялась с дрожащим глубоким криком и сразу же упала вниз. Министр вытянул руку и немедленно отполз назад. Это солдат с пистолетом вовремя пришел на помощь. Министр обороны глянул на руку, из нее сочилась кровь, чья-то розоватая слизь обволокла ее. Ханар опрокинул свое тело в бок и запер за зубами боль, пока к нему не протянули руку. Крепкая мужская рука спасителя оказалась мостом к долгому противостоянию с жизнью и смертью.

Глава IV

МЕСТНАЯ ГРУППА ГАЛАКТИК, ГАЛАКТИКА ТРЕУГОЛЬНИКА, ПЛАНЕТА ГУРАН

Джон Зунага всегда подгонял своего товарища Ному Обычного к дороге. Они спешили, и один у второго спрашивал, почему. Джон слышал в ветрах голоса этой планеты, не замечая незнакомцев в тумане. Сосновый лес замкнул их, а ночь задрожала. Впереди показывалась макушка солнца, однако, в хвойной чаще оставалось неясно. Двое независимых исследователей, взгромоздившись наполовину пустыми охотничьими рюкзаками и оружием, следовали по асфальтовой дороге. Обходили выбоины осторожно, предельно опасливо. Пышные елки, проросшие в ямах, общались с собой на новом языке природы и впускали важные тирады к себе. Пигмент сосен выцветал. Широкий, но пустой серый путь устремился вдаль до нескончаемого горизонта, разделяя великий сосновый лес Гурана на две стороны. Несанкционированный курс по белой автомобильной разметке простирался серединой нового мира исследователей.

Джон вдруг остановился, крутя в руке плазменный пистолет.

– Шуйц и Умбарт справляются без нас? Как думаешь?

– А? – Обычный обернулся к товарищу. На его лице держалась усыпительная улыбка. – Шуйц и Умбарт без нас справятся.

И также Джон продолжил путь. Резко. Нома за ним едва поспел, почувствовал Зунага.

– Мы прошли вдоль по дороге и поздней ночью не нашли ни следа живого существа. Хотя, зуфильи…

Джон решал, продолжить путь или нет. И вот, исследователи снова двинулись навстречу туману. Безрезультатная разведка на очень долго задержала исследователей. Прямая дорога их просто вела к горизонту, как всегда. Вздох Джона разносился по ветру, а кряхтение Номы возвышалось эхом по пространству.

Следующим был путеводительный столб с табличками по правую сторону дороги, прямо на сломанном бордюре обочины. Помимо двух металлических стрелок, к нему был пришпилен обрывок плаката. Он шелестел и бился об основу столба. Красной неаккуратной краской, не печатью, на бледно-желтой сухой бумаге было общепринятым языком написано «ПРЕДАТЕЛЬ» корявым почерком. Поверх надписи пожелтевшей бумаги оставалось меньше четвертины неизвестного лица. Бледная кожа не гуманоида, а уже мертвеца. Надпись «ПРЕДАТЕЛЬ» перекрывала имя: Гу́да, а рядом мелким шрифтом – «за народ», будто пытались скрыть эту словесную ложь. Знакомо, подумал Джон.

Не надумывая очередных догадок, два исследователя свернули с основной автомобильной дороги и пошли по протоптанной ими тропе. Она извивалась и следовала в сосновые дебри. Срубленные обгоревшие пни и поваленные стволы оставались за спинами исследователей, и теперь Джон с Номой последовали в тронутый лес. Кто сделал с ним такое, кто нагло сжег планету? Джон вспоминал, как ночью не спал, а расследовал и складывал об этом предположения в одну целую картину. Ведь не только ради ресурсов и артефактов пришли они. Джон нацеливался на полезные знания. Биолог-то!

Шел, размышлял. С первого знакомства до Гурана голову наполняли мысли: бессвязные, разные.

Показалась заброшенная деревенская картина. Посмотришь за свою спину – и асфальтовая ухабистая дорога сольется с горизонтом. Окунешься вперед, нырнешь – и окажешься в селении. Два исследователя, часто выходящих на ночную разведку, останавливались в заброшенной деревне. Судьба хижин была неизвестна. Однажды, в первый день на Гуране, Джон с Номой исследовали все дома. Пустые, все в пыли, и плели паутину большие крестные пауки. Больше исследователи вовнутрь хижин не заходили. Оставленные мелкие пашни, дырявые бочки, низкая вышка, сигнальная. И дома, все на одно лицо хижины: раздробленные остовы, заколоченные сломанные окна, недостроенные стропила вместо крыш. Двери выпали, а кровь на металле и дереве показала блеск уходящей ночи.

Джон и Нома вошли в деревню и остановились посередине, на маленькой площади.

Двинулись к массивному пню. Джон прибрал грязную разорванную ткань и остановился. Нома сел, а Зунага отошел. Пустые звуки соснового леса раскатились визгом по селению.

– Мне кажется, вчера мы прибирали эту ткань.

– Да, а я… не заметил.

Джон взглянул на товарища и мигнул ему, кивнул головой от Обычного в сторону ржавого фонарного столба. Нома поднялся и зашагал к небольшой ямке у ближайшего дома.

– Не сиди. Мне кажется, я точно-точно в прошлый раз убирал это. Что оно там делает?..

Смех. Визжащий смех. Или Джону показалось, или над ним по-настоящему хохотали. Смотря на безмятежное лицо Номы, было понятно, что это мираж.

– Джон, может, ты забыл? Мы же спим по три часа в день.

Зунага зевнул и сразу же ответил:

– Я вчера проспал девять часов днем до вечера, сегодня примерно десять часов проспал днем до вечера.

Джон поднял дуло пистолета к дому, за которым, показалось, и отходила отдаленная насмешка над исследователем.

– Никто не смеялся?

Казалось, дрожь толкала Джона в беспамятство. Это был не мороз, не гуранский холод.

– Я думал, это ты смеялся, Джонни…

Джон выкрикнул и выстрелил. Снаряд распластался о щелистую кромку дома и взлетел искрами. Нома отошел назад от хижины.

– Отвечай, иначе я тебя прикончу! – Зунага раскинул руки с оружием и осмотрелся.

– Ночью нам не рады…

– Нома, я это понял давно. Может, тот самый, с плаката? Смеется надо мной.

Обычный промолчал.

– Тогда собираем вещи, – Джон встревожено прошелся взглядом по домам. – До лагеря остался где-то километр, пошли.

Зунага подпрыгнул и подправил тем самым рюкзак, пошел по продолжающейся тропе. Нома верно поплелся за товарищем, листья за ними вновь подняли шум.

***

Джон Зунага ступил вперед и с припущенной унылой головой зашагал в сосновый лес. Свет кострового огня исчезало под ветром и оставлял местность без лучика. Вот только поднималось солнце звездной системы, где находился Гуран, и лес заиграл новыми красками. Смесь певучих звучаний, шороха и речных жужжаний за поворотом никогда так не становилась удивительной на планете, которая была уничтожена ядерной войной. Впереди стояли палатки, еще дальше на низком штативе спала охотничья камера, красные мелкие лампочки на ней моргали, а сам прибор грубо гудел.

Нома, товарищ по делу Джона, сбил друга-исследователя плечом, поплыл вперед и притронулся до самой ближней палатки. Тяжелый рюкзак чертового авантюриста свесился к целой наплечной лямке.

– Спят…

– Ага, – согласился Джон. – Эта белоручка Умбарт и эта белоручка Шуйц досыпаются, наглюки…

– И оставили камеру включенной, – пожаловался Нома, притрагиваясь до палатки. – Я же просил отключить камеру и сложить ее в футляр.

– Мало ли что ты просил.

Нома обошел палатку и нырнул в растрепанную ткань. Джон стоял в сторонке и видел, как из потревоженной камуфляжной материи выпячивались руки то здесь, то там. Наконец, из палатки вышел Нома и принял растерянный взгляд. Нома, этакий спокойный паренёк, становился неким провидцем, а именно его лицо со скудным спектром выражений. Если страшное удивление на его физиономии, то знай, что Судьба не играет с тобой шутки. Джон зашелся, по руке замаршировали мурашки.

– Джон, мне кажется, они ушли, – его взгляд запутался. Джон почувствовал, что и свой собственный тоже. – И давно.

– Куда?!

Зунага тревожно вошел в палатку. Она была опустошенной; царапины и большие дыры прорезали левый скат, изуродовали ее. Были оставлены точно не ножом. Зубчатые полосы разодрали половину палатки, сырая бело-серая земля навалилась на остатки вещей – разоренные куски от текстильных охотничьих рюкзаков. Осталась одна маленькая баночка с консервированными пикули.

– Куда?! – повторил Джон. За ним приседом вошел в палатку и Нома, остался у выхода. – Они… пошли справить нужду, оставив от наших вещей и накоплений один шлак?

Нома молчал. Нрав оставаться без слова до сих пор не покидал своего хозяина.

– Нет. Я не хочу говорить тебе, какая мысль у меня.

И резко начинать речь – Зунага узнал в товарище не только это, но и долгое бездействие.

– Говори, Нома.

– Доставай оружие и не отпускай его.

Джон неторопливо вытянул из залатанной кобуры плазменный пистолет и отозвал своего товарища из палатки одним жестом руки.

– Я понял, какова… – холодно ответил Зунага.

Они покинули установленное место и вышли на свежий сосновый воздух. Кедровая свежесть обняла чащу высоких древ. Нома измерял концентрацию радиации в лесу спокойным дозиметром и вертел его в руке, Джон над товарищем заглядывал на прибор и видел минимальную отметку. На черном прямоугольнике цифры экрана тронулись и перешли к безобидному числу, маленькая стрелочка в углу стеклышка не сдвинулась ни на один миллиметр от зеленого безопасного поля.

– Пока радиация порождает мутантов, нигде нет покоя, – заметил Нома, анализируя дозиметр. Джон слушал его и с вытянутым бластером осматривал местность. – Кто не верит в это, тот просто не побывал на Гуране.

Зунага вскипятился:

– Тот просто придурок! Называй вещи своими именами! Все это наше путешествие чревато последствиями, а мы явились на планету на доисторическом звездолете! Мы потеряли двоих из четверых членов нашей команды! Ты понимаешь? Умбарт, Шуйц!

Ответа не последовало. Отдалось звонкое мычание невидимой зуфильи. Зунага выхватил дозиметр из рук товарища и с неимоверной яростью бросил на рассыпчатую бело-серую землю Гурана. Нома цокнул и опустился вниз, Джон обернулся и двинулся ко второй палатке.

– Но без дозиметра мы подохнем…

Джон шаркнул молнией палатки, которая стояла поодаль третьей, и проник в тень. Проблемы пали на плечи независимых исследователей тягостной ношей. Республика Горнагор, которая зачала охоту за независимыми исследователями; встречные патрули и тем более пропажа товарищей. Джон оставался неравнодушным к своим соратникам, к лучшим компаньонам. Их необъяснимая пропажа поставила исследователя в тупик, обратила в тяжелый камень тело вместе со всеми предположениями и догадками. Все это было сбросить почти нереально – правдивую экипировку треклятого туриста.

Когда Зунага осматривал внутренности второй палатки, предназначенной для него и Номы, вошел товарищ. Он извинялся по сто раз за свою неосознанную праздность, а Джон прощал его и прикасался до окружающих вещей. Через стены палатки просачивался ранний солнечный свет, была ощутима плавная смена ночи извилистыми потоками малинового бдения. Темные непримечательные контуры смягчились и теперь разделили слипшийся силуэт по предметам. Палатка была более целостной, но и из нее Джон заприметил серьезную пропажу. Сила солнечного литья соснового леса еще точнее выделила вещи до единой крошки от пропитания и пылинки. Переносная солнечная панель, ранее стоявшая у низкого табурета, бесследно испарилась, ящик с жестяными банками был полностью обворован, для него негодяи оставили лишь жирный развод. Другая группа исследователей, решившая начать войну? Мутанты? Вот что будет, если бросить двоих никудышных исследователей одних, подумал Зунага. И одновременно забеспокоился за своих, с кем начал это легкомысленное дело и с кем, понадеялся, и закончит.

– Мы остались без батареи, – заметил Нома, стоящий позади. – И без заряда твоего дозиметра и нашей камеры?

– Может, они решили предать нас?

– Да не, маловероятно. Они… они не способны на такое.

Как только Джон понял, что в палатке им делать нечего, он повел товарища на волю из пониженной камуфляжной материи. Они сразу окинули сосновый лес бегающими глазами, а Зунага после осмотра потянул к себе пистолет. И его не зарядить. Уже не за горами была очередная смена жительства для независимых исследователей, как и то, что они останутся вскоре мокрым местом. Сосновый лес стал единственным прибежищем, где четыре члена команды дышали полной грудью. И теперь и его придется вскоре покинуть, теперь вдвоем. На Гуране все, что держалось долго, держалось не до конца.

– А ты не верил? Теперь нам придется прятаться! – вскинулся Зунага. Обычный, как называл Ному Джон, взмахнул рукой и тяжелым рывком обернулся к палатке-складу. Отвернулся от огня, как нормальный порядочный человек. – Людям здесь не рады! Ни в лесах, ни в городах, ни в деревнях! Нигде!

Зунага направился к охотничьей камере, ввернув в кобуру пистолет.

– Нигде! И никто! – Джон положил руку на тяжелый серый прямоугольник на покосившемся штативе и перевел дыхание. – Ты не знаешь, где фотокамера Шуйца? Ею он снимал все по пути.

– Он сделал это в свою последнюю и нашу самую загадочную ночь, – сказал спокойный, до узнаваемости, Нома.

Солнечный горизонт шел к развевающейся утренней дымке и поглощал малиновые лучи, высокие-превысокие стволы отражали блики, идущие по старой испорченной коре высоких жителей леса. Нома молчал позади и в чем-то копошился. Берег необходимую тишину и будто давал минуты прийти в чувства Джону. Нагнетающий порыв ветра пробуждал растительность и листву – и даже та возбужденная смесь звуков покинула бор и оставила относительное спокойствие на одного. Царило всеобъемлющее чувство того, как тайный преследователь исподтишка смотрел на него. Не на них, а именно на Джона. Где-то бурлила сомнительная река, а неожиданная брань Номы пугала Джона. Зунага держал руку на охотничьей камере, не сводя оценивающего взгляда с соснового общежития. Жизнь не кишела здесь, нет. Именно днем ей не было рутины. Несонные Зунага и Обычный отправились ночью на разведку местности, и в их отсутствие под светом слабой луны кардинально менялось многое.

От прикосновения ладони до охотничьей камеры шла неистовая теплая энергия, отображающая беспорядок Гурана. Поэтому спокойствие в здешнем лесу и оставалось относительным. Не покидало ощущение, что за Джоном наблюдали издалека, что над ним зловеще хохотали и инстинктивно дожидались вожделенной ночи.

– А ты не знаешь, где фотокамера Шуйца?

– А зачем тебе? – Нома шел за плечом Зунаги и ворчал. Разочарованный и усталый голос создавал атмосферу безысходности. Несанкционированные исследователи вдвоем против пугливой предзимней природной натуры. – Не разберешься, когда Шуйц начал нагружать себя помимо охотничьей камеры несколькими видеокамерами и фотокамерами. Я перерыл все палатки и не нашел ни одной запасной.

Выспанный утренний свет подмигнул опавшей листве, и Джон опустился к ней. Разбросав ворох сосен, исследователь нанес на руки лишь неприятный слой грязи. Чтоб не вставать на ноги, Зунага подвинулся на коленях к охотничьей камере и прикрыл глаза. Вот только настало утро, а уже так ослепило.

– Я посмотрю, что схватил датчик охотничьей камеры.

– Посмотри, – отозвалось глухое согласие Номы.

На изношенных брюках Джон подвел себя к штативу и обхватил тяжелую охотничью камеру руками. Почти прислонил лицо к заднему экрану, затронул костяшками двух согнутых пальцев кнопку включения.

– Только ты не потеряйся, прошу, – булькнул себе под нос Джон и приступил к снятому материалу.

Зунаге показалось, что ему поддакнули на ином языке. Он лишь промолчал и дрожащими посиневшими пальцами переключил фрагменты охотничьей камеры. Расставленные на пять заранее подготовленных дней места для снимков были пустыми. Онемевшая от гуранского холода рука тяжело жала на маленькую кнопочку и меняла даты. На одном единственном, как раз ночном, снимке в тени висели белые глаза. Темный силуэт прижался к дереву. Медведи, вставшие бы на задние лапы, там не водились. Тогда, кто это?

Большим пальцем другой руки Зунага провел по грузной серой камере, и сверху вышла распечатанная фотография. Охотник поднял голову в небо и укутал руки в шерсть внутренних карманов уплотненной охотничьей куртки.

Так продолжались минуты. Выжившие черные птицы летели идеальной галочкой под грозный грай. Вороны, гуранские, и тем самым неизвестные. Джон ощутил, как птичьи крылья разгоняли хрустали, а на его голову осыпался моросящий снег. И вороны покидали сосновый лес, искали себя в этом забытом мира. И оставляли пасмурный небосвод, солнце за сплошными облаками, куда был обращен нервный и испуганный взгляд. Знак – на планете, полной символами. Исследователь встал. Он незамедлительно вытянул распечатанную фотографию и развернулся к палаткам.

Однако никого не было. Тишина. Джон, уходящий от охотничьей камеры, оставался один.

– Нома, ты где?!

Зунага попятился назад. Голова направилась сначала к первой палатке, рваной; ко второй, мятой, и третьей, служащей как склад с оружием и припасами.

– Ау! Я надеюсь, – голосок исследователя увял. – Я надеюсь! Ты не шутишь?!

Из третьей палатки-полусферы вышел Нома. Он держал энергетический дробовик, автомат и плазменный пистолет в связях портупеи, натянутой поверх куртки. Дозиметр висел на грязном ремне с фонариком и ножом. Нагруженный исследователь вытягивал руки из карманов и хлопал друг о друга.

– Джон, чего кричишь! Я…

Зунага подошел к исследователю, запихнул в перчатку товарища фотографию.

– На, держи. Мы должны собираться. Теперь я буду молиться Маллусу.

Обычный приблизил небольшую фотографию к лицу обеими руками в немаленьких перчатках. Он поглядывал то на Джона, то обратно на снимок.

– Чьи-то… глаза. Человеческие, нечеловеческие… Голова…

– Теперь нам точно не рады!

Зунага перебил товарища, выхватил фотографию, сжал ее в руке и выбросил к листве.

– Я осмотрел третью палатку, – вдруг рассказывал Нома. – Из той горы оружия, что набрал Умбарт, почти ничего не осталось. И еды почти не осталось, и воды…

– Так вот, Нома. Мы незамедлительно собираем вещи и отправляемся дальше. Не знаю, куда, но идём по направлению к солнцу. Собери палатки, а я наполню наши рюкзаки провиантом и как-то сложу и укомплектую оружие. Охотничью камеру оставим. Лишняя тяжесть нам не нужна. Разберемся.

Взор Джона пал на комок, который потихоньку усыпал утренний снежок.

– А Шуйц и Умбарт, как они? Мы их…

– И да, – продолжал Зунага. – Молись Маллусу, чтоб нас раньше времени не укокошили. Ясно?

За спиной упал тихий утвердительный ответ. Джон снял свой рюкзак, положил его у костра. Он представил себя вскоре пухляком и начал собираться.