Текст книги "Шествие богов (СИ)"
Автор книги: Артем Курамшин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
Шествие богов
Пролог. Дождь
В этот вечер было что-то, предвещающее неладное.
Весь день лил дождь. Ещё утром небо заволокло серой свинцовой пеленой, а после обеда первые капли упали на землю. К вечеру мелкий осенний дождик сменился настоящим летним ливнем, правда, без грома и молний. Вода смыла пыль и грязь, бурной рекой хлынула по сточным канавам.
Основной поток иссяк к темноте, и сейчас невесомая морось наполняла собой всё пространство. Словно подвешенная в воздухе, окутывала дома, пролезала под куртки и плащи редких прохожих.
Жители города в большинстве своём сегодня старались сидеть дома. И не только из-за непогоды. Было что-то гнетущее в этот вечер. Что-то мрачное витало вокруг.
Только важное и безотлагательное дело могло выгнать кого-либо на улицу.
Степенные главы семейств восседали на потрёпанных креслах или возлежали на массивных диванах, читая газеты или просматривая телевизионные передачи. И не важно, чему уделяли внимание – футболу или сводке последних происшествий – в одном они были едины: незачем выходить сегодня из дома.
Их жёны хлопотали на кухнях, пробуя на соль бульоны или котлеты. Выглядывали в окна, внутренне усмехаясь над безумцами, которые рискнули выйти на мокрый асфальт. И в этом они были правы: не стоило покидать уютные жилища.
В такую пору хочется улечься в тёплую кровать, накрыться одеялом и уснуть, до утра не вспоминая о дожде. Лёгкое постукивание по подоконникам и жестяным крышам, больше похожее на шелест, убаюкивает и поёт колыбельные.
Но дети не спали. Странное дело – обычно нудная погода клонит в сон в первую очередь детей. Но не сегодня. Вместо этого они рвались на грязные ступени подъездов, словно ожидая увидеть там своих друзей. Становились возле окон, упираясь лбами в стекло, как будто по улице тянулась процессия клоунов приезжего цирка.
– Что-то происходит, – говорили родители, закрывая на замки входные двери, задёргивая шторы на окнах.
Странно вели себя и собаки. Беспородные дворняги сбивались в мелкие стайки, прячась под козырьками подъездов и в арках зданий. Жалобно скулили и били облезлыми хвостами по камню мостовой. Их благородные собратья, лёжа на пушистых коврах и лаковых паркетах, тоскливо глядели на окна и прикрывали лапами носы.
– Что-то происходит, – говорили полицейские, машинально сжимая в руках дубинки, внимательнее присматриваясь к окружающей обстановке.
Владельцы баров и кафе, почуяв неладное, закрывали свои заведения. Несмотря на относительно ранний час, важные и упитанные содержатели питейных заведений выставляли за дверь ничего не понимающих весёлых посетителей.
– Что-то происходит, – говорили бармены и официантки, переодеваясь в подсобных помещениях, подсчитывая утерянную выгоду.
Что-то странное и зловещее было во всей этой суете. Необычное поведение разных существ не обещало ничего хорошего. Казалось, вот-вот произойдёт нечто ужасное и непоправимое.
И это случилось.
Началось всё на окраине города, когда пространство над одним из зданий вдруг почернело, сгустилось, и откуда-то извне на крышу шагнул человек ростом с девятиэтажный дом. Он ступил на крышу стоящего рядом здания, чуть помедлил и не спеша побрёл в сторону центральной площади. За ним из темноты появилась ещё одна фигура такого же размера, а за ней ещё…
Всего их было четверо – тёмные странники в потрёпанных серых одеждах. С грустными уставшими лицами. Неспешной тяжёлой походкой они следовали по домам, слегка проминая крыши, но не ломая их. Как будто бы весили не больше, чем самый обычный человек.
Пройдя весь город, они продолжили путь по лесу, в сторону реки.
Уже скрылись из виду, шум от их поступи утих, а оцепеневшие от удивления обитатели города ещё долго вглядывались вслед.
И ничего не было там, вверху, над зданиями – только дождь, сумеречное небо и выглянувшая из-за туч полная луна.
Глава 1. Два инспектора
Не помню точно, откуда пошло, но я не люблю общаться с шефом лично. Другое дело по видеофону – там нас разделяет экран и километры расстояния. Но вот так – чтобы он приглашал к себе в кабинет… Да что там говорить – не приглашал, а вызывал – нет, это не по мне.
Полуофициальная роль невыездного инспектора-аналитика меня вполне устраивала. Пусть и не очень престижное занятие, и шеф напоминает о себе, торопит с отчётами и прогнозами, но всё же сидишь на месте, а не мотаешься по бескрайним просторам космических колоний. И голова не болит за судьбу вверенной тебе планеты с её бестолковым многомиллионным населением. Утомительные перелёты, смены суточных и годовых ритмов, чуждая растительность, местные законы и традиции – ужас просто, как раньше это терпел? А как, будучи юношей, переживал за потерянные в полётном анабиозе недели!
Хотя – нет, тут я покривил душой. Юношей мне всё нравилось. Романтика, жажда приключений, осознание собственной важности и весомости, дух путешественника и исследователя – всё это перевешивало тяготы инспекторской жизни. Да и тяготами они тогда не казались. Это сейчас я устал. Со временем всё надоедает, каким бы новым и увлекательным оно ни было.
Отчасти из-за этого я оставил Урфинбург и убедил шефа, что аналитик может легко или даже более продуктивно выполнять работу вдали от шумного офиса, в захолустном городишке, в домике, расположенном на берегу тихой речки с дивным названием Белая. Нужно сказать, с шефом мне повезло: он очень терпимо (я бы даже сказал – тепло) ко мне относится, часто идёт на уступки…
Да, да, опять себя обманываю. Ну разумеется, если б не Ралина, с удовольствием оставил бы тихую обитель, сегодня же собрал чемодан и махнул бы отбывать трудовую вахту куда-нибудь на Флоэму, года на два-три, бороться с тамошними фанатиками ныне забытого культа Лакрисоидов.
Но с тех пор как в моей жизни появилась Она, я что только не делаю, как только не изворачиваюсь, только бы не покидать пределы Солнечной системы. А когда короткие командировки на Марс, Венеру и спутники планет закончились, я взялся за продвижение идеи, что нашему отделу обязательно нужен инспектор-аналитик, в обязанности которого не будут входить далёкие инспекции в другие звёздные системы.
Поймал себя на мысли, что почти всю дорогу от Благбурга только и делал, что рассматривал неожиданный визит к шефу как возможное осуществление своих самых неприятных предположений. То, что он объявит о необходимости межзвёздной командировки, представлялось наиболее вероятной причиной вызова.
На самом деле, всё может быть не так уж и плохо. Шеф просто пожурит за недобросовестно подготовленный отчёт – водятся за мной такие грешки. Или направит на внеочередную стационарную лоялизацию – тут же принялся вспоминать, когда в последний раз проходил очередную… Но припомнить не смог, за что лишний раз упрекнул себя в разгильдяйстве – не хватало лишь пропускать обязательное для всех инспекторов «зомбирование».
Но, увы, чем сильнее пытался убедить себя в обратном, тем меньше сомневался в худшем.
Я уже успел сформулировать несколько весомых причин, которые мог указать в качестве контраргументов, когда подъехал к урфинбургскому контрольному пункту.
Подал машине команду остановиться и открыть боковое окно. Щурясь от ярких солнечных лучей, приветливо улыбнулся приближающемуся дорожному инспектору и приготовился отвечать на стандартные вопросы.
– Доброе утро! Сержант Медведев, – козырнул инспектор. – Процедура идентификации.
– Да, конечно, – кивнул я в ответ. Дождавшись включения анализатора голосовых ритмов, представился: – Андрей Шервинский, зарегистрирован в городе Благбург.
Анализатор пискнул и затих.
– Дата рождения? – подсказал сержант.
Я назвал.
Инспектор сначала растерялся, потом прищурился и с подозрением посмотрел мне в глаза. Но, услышав одобрительное пикание анализатора, замер в напряжённом ожидании.
– Хорошо сохранился для своих лет? – попытался пошутить я, но сержант не оценил юмора.
– Место работы? – холодно продолжил он.
– Второй департамент, Центр управления религиями, – ответил я, надевая солнцезащитные очки. – Инспектор.
Мне показалось, что сержант вытянулся по стойке «смирно». Анализатор мигнул зелёным, полисмен козырнул ещё раз и попрощался:
– Аутентификация пройдена! Больше не задерживаю. Счастливого пути!
Я скомандовал, и машина тронулась с места. Обернувшись, увидел сержанта, который провожал меня взглядом. Могу поклясться, что вслед он кинул презрительное «светлячок» и прибавил ещё что-то – вероятно, какой-то бранный эпитет.
Дорожная полиция не любит представителей моей «касты». Вот девушки просто обожают нашего брата, а полиция – нет, особенно, дорожная. Не могу сказать точно – почему.
Видимо, не даёт покоя наш странствующий образ жизни.
Следует заметить, что мы их тоже не любим, в основном – за консервативность. А шеф и вовсе называет дорожных инспекторов ретроградами.
Взять хотя бы систему аутентификации – по голосовым ритмам: она не только безнадёжно устарела, но и не даёт полного представления о передвижении населения, даже в рамках отдельно взятого региона: везде есть объездные дороги, да и в машине можно много кого спрятать. Но модернизация требует серьёзных ресурсных затрат, к тому же, на Земле принято чтить вековые традиции. Поэтому введённая сразу после войны система применяется и поныне…
Я проезжал мимо Мемориала памяти жертв промышленного экстремизма – гигантского поля полуразрушенных строений.
До войны тут располагался химический завод, в который угодила запущенная деструктантами баллистическая ракета. Комплекс зданий полыхнул тогда единым пламенем, а многие километры вокруг были отравлены нефтепродуктами. После войны восстанавливать ничего не стали, а устроили мемориал в назидание будущим поколениям.
Периодически раздаются предложения переделать всё в парк развлечений для любителей полазать по развалинам. Ничего не поделаешь – в наши дни уже не все воспринимают те события как трагедию миллионов и героический подвиг предков. Для многих Битва за Урагорию – это что-то романтическое, вроде средневековых рыцарских поединков…
В городе я переключился на ручное управление и немножко размялся. Люблю иногда попрактиковаться в вождении – ощутимо бодрит.
Ну, а кроме того, помогло отвлечься от тревожных ожиданий.
Глава 2. Шеф
В офисе как всегда суетливо и душно.
Мазл, недавно вернувшийся с Розовины, развлекал анекдотами на нетрадиционные тематики. Не скрывающая своих пристрастий Корделия Вудс огрызалась на его шуточки и упрекала в отсутствии толерантности.
Саша Тойвен – единственный, с кем у меня были более или менее дружеские отношения, – отвёл в сторонку и поведал о последних новостях и слухах: наверху недовольны работой отдела, поговаривают о реорганизации. Шеф собирается в отпуск, а может, и в отставку. А ещё, на Конкордии серьёзные проблемы, ожидается экстренный выезд кого-либо из инспекторов, кого именно – пока не понятно, шеф думает над этим вопросом: нужен кто-то толковый и ответственный, а таковых на данный момент в распоряжении нет.
– Неужели всё так плохо? – переспросил я. На моей памяти экстренные командировки случались всего пару раз, но это были такие тяжёлые ситуации, что даже вспоминать не хочется.
Саша кивнул и мрачно добавил:
– Мы тут весь день вчера голову ломали и решили, что Олегыч пошлёт тебя.
– Ну уж нет, – ответил я. – Слишком уж ты, Сашка, сгущаешь краски. Да и вообще, с каких это пор он считает меня толковым и ответственным?
– Не знаю. Но как бы там ни было, лететь всё равно больше некому: все ещё земной срок не отмотали. – Саша помолчал, а потом посмотрел в упор и многозначительно прибавил: – Кроме тебя…
Я перебирал в уме инспекторов, которые на данный момент находились на Земле, пытаясь вспомнить, кто из них уже исчерпал положенные после каждой командировки полгода земного отпуска, но решительно не мог таковых определить. В голову упорно лез только Паатлелайлен, но и тот неделю назад сломал позвоночник на горных лыжах у себя в Финнемаркии, так что в ближайшие два-три месяца никуда лететь не сможет.
Неужели оправдались мои худшие подозрения? Межзвёздная инспекция, да ещё и экстренная…
Вооружившись железными отговорками и пожеланиями удачи от Саши, я проследовал в кабинет к шефу.
– Здравствуйте, Мстислав Олегович! – сказал, переступив порог.
– Приветствую тебя, Андрей! – ответил шеф.
Он был очень занят. Об этом свидетельствовал расстёгнутый ворот рубашки, двумя полосками болтающийся на шее развязанный галстук. Однако больше бросилось в глаза обилие разбросанных по столу бумаг и полупустой стеклянный кофейник. Пожалуй, ничего хуже и быть не могло, поскольку означало, что шеф расстроен, что нервничает и ему нужна помощь.
– Я уж подумал, что ты опаздываешь, – сказал шеф, глядя прямо перед собой. – Присаживайся! Как дела?
– Неплохо. – Я занял кресло напротив.
– Смотрел твой последний отчёт. На мой взгляд, нужно попробовать рассмотреть корреляцию между уровнем лояльности населения Маннелинга и количеством осуждённых на пожизненное заключение. Но это… потом… – Шеф замолчал.
– Вы ведь не за этим меня вызвали? – Я внутренне замер.
– Андрюша, – шеф снял очки и помассировал глаза, – нужно лететь на Конкордию.
Я уже начал заготовленную заранее речь, но он оборвал:
– Знаю, что не хочешь, что у тебя тут личные дела, что у тебя невеста и всё прочее. Но, поверь, дело – дрянь.
– Что случилось-то? Кто там у нас?
– У нас там Джонсон и де Ловерг… – Шеф запнулся. – Были. Теперь – только де Ловерг. – Он опять замолчал и отпил кофе. – Две недели назад, 24-го числа, от Джонсона пришёл отчёт о странных явлениях, замеченных в нескольких городах на Конкордии. По первым описаниям, наблюдалось что-то вроде оптических миражей. Возможно, голограммы. Чьих рук дело – пока не ясно. За расследование взялись спецслужбы и местная полиция. В общем-то, ничего интересного, банальная ерунда. Но как ни странно, данное происшествие вызвало всплеск религиозных волнений в обществе. Де Ловерг указывает на появление неких пророков и прочую чепуху. Предположительно, события трактовались, – шеф заглянул в бумаги и поморщился, – как «пришествие божественных сущностей». Для подавления экстремистских настроений пришлось применить силу, вплоть до уничтожения материальных ценностей ударами с воздуха. В целом, обошлось без жертв. Организаторы беспорядков выявлены и задержаны. Ситуацию взяли под контроль. Всё вроде бы утихло. Но вчера поздней ночью пришло сообщение о гибели Джонсона…
– Как это произошло?
– Его вертолёт врезался в скалу… – Шеф надел очки и принялся что-то искать в бумагах. – А, вот. Де Ловерг пишет: предположительно, сбой в программе пилотирования. Пока основная версия – несчастный случай, ещё рассматривается возможность самоубийства… – Он поднял взгляд от бумаг. – Я не верю в совпадения. Де Ловерг – толковый сотрудник и не поддаётся панике. В этом он молодец. Но мы должны предпринять встречные меры.
Я задумался. Де Ловерга представлял себе смутно – кажется, видел его как-то раз мельком в этом кабинете. Вроде бы, это такой высокий француз с хитрыми глазами. А может быть, путаю.
Зато Джонсона я знал хорошо – такой лысоватый дядька в годах. Готовя аналитику по Конкордии, часто читал его отчёты и запрашивал данные по планете. На мой взгляд, Джонсон был слишком занудливый и ответственный, что, впрочем, важно в нашем деле.
Жаль его, хороший был парень.
Ситуация и в самом деле критическая. Смерть инспектора – это всегда ЧП, а в создавшейся обстановке – тем более.
– Насколько понимаю, в их звене Джонсон был главный? – осторожно спросил я.
– Да. Они прибыли на Конкордию пять месяцев назад. Их миссия была рассчитана на три года. Теперь исполняющим обязанности Главного инспектора на Конкордии является де Ловерг.
– А разве сменщики ещё не отбыли с Земли?
– Нет. Длительность полёта до Конкордии – 23 месяца по абсолютному времени. То есть команда, которая должна их менять, с Земли вылетит только через полгода. Поэтому сейчас необходимо выслать туда инспектора, основной задачей которого будет расследование событий, связанных с гибелью Джонсона. Это первое. Во-вторых, де Ловергу банально нужна помощь, он ведь теперь там один. Инспекторы-земляне из других конкордийских спецслужб отказались предоставлять нам сотрудников, поэтому пока мы назначим ему в заместители кого-нибудь из местных полицейских генералов. В ближайшие месяцы я сформирую звено сменщиков и вышлю тебе вдогонку. Так что на Конкордии проведёшь максимум полгода, после чего вернёшься домой и доложишь мне, что же там всё-таки произошло… Если на тот момент я ещё буду тут… – Шеф помолчал, а потом добавил: – По относительному времени полёт занимает, – шеф опять заглянул в бумаги, – 19 дней. Радиоволны доходят за 22 часа…
Всё это казалось мне не столько нелепым, сколько перечёркивающим нашу с Ралиной спокойную и счастливую жизнь. Созданная нами идиллия рушилась на глазах. Если вылететь в ближайшие дни, то через три недели буду на Конкордии, проведу там несколько месяцев и вернусь обратно.
Но за это время на Земле пройдёт четыре с лишним года! Что Ралина будет делать? Станет ли ждать? Зная её характер, я легко мог представить, что предпочтёт криогенную заморозку и проведёт долгие четыре года в глубоком сне. И этот вариант не устраивал прежде всего меня – сущее издевательство над личностью, не говоря о непоправимом вреде для организма.
– На всякий случай, – сказал шеф, – мы взяли де Ловерга под колпак.
– То есть? – Я непонимающе посмотрел на него.
– Завтра люди из местных спецслужб получат сообщение, которое я выслал им рано утром. Они присмотрят за де Ловергом. В случае чего, не дадут ему скрыться из виду или наделать ещё каких-нибудь глупостей.
– Это зачем? – Видимо, я вытаращился на него во все глаза, а шеф продолжил совершенно спокойным голосом:
– Не пялься на меня! Эта мера оправдана. Дело в том, что де Ловерг в своих сводках намекает… Да нет, не намекает, а напрямую указывает на то, что Джонсон перед смертью высказывался в защиту религиозных воззрений жителей Конкордии…
– Что?..
Инспектор Центра управления религиями замечен в лояльном отношении к религиозной ереси! В голове не укладывалось.
– В целом, могу резюмировать, что в этом звене не всё было гладко. Какой уж тут порядок, если заместитель такие вещи пишет про своего начальника! Мне сейчас сложно говорить об объективности оценок де Ловерга. Все материалы изучишь позже.
– Но Мстислав Олегович! Я…
– Решение принято, – сказал шеф тоном, не терпящим возражений. – На Конкордию летишь ты! Мне просто больше некого туда послать. Так будет лучше для всех. В том числе, и для тебя… Я не хотел говорить тебе, но теперь придётся. У нас кадровая чистка: люди из Отдела собственной безопасности всюду суют нос, копаются в личных делах сотрудников. А ты уже несколько лет не летал в другие системы. Уверяю, защищал тебя, как только мог, но они неумолимы. В общем, поставлен вопрос о твоём переводе в другую структуру.
– В какую же?
– В дальнобойщики. Ты же не хочешь в дальнобойщики?
Это верно. Стать космическим дальнобойщиком означает провести остаток жизни в тупом полётном анабиозе, изредка прерываясь на прогулки по далёким мирам. Этого я уж точно не хотел.
– Командировка расставит всё на свои места. Думаю, безопасники отвяжутся. Ещё вопросы?
Был единственный вопрос, но он касался только меня и Ралины, и шеф вряд ли мог на него ответить.
Глава 3. Деструкция
Я загрузил программу лоялизации, когда выехал из Урфинбурга и переключился на автоматическое управление. Вкрадчивый голос попросил расслабиться и не отвлекаться на внешние раздражители, но я его проигнорировал: не был расположен к рабскому соблюдению формальной процедуры.
Когда два часа назад спорили с шефом по поводу того, должен ли я пройти лоялизацию стационарно, в офисе, или же могу ограничиться мобильным вариантом, решающим аргументом в пользу моей точки зрения оказался тот факт, что шеф сегодня и так уже добился от меня всего, на что только мог рассчитывать. Заставил согласиться на межзвёздную командировку, и за это, в конце концов, уступил мне в желании принять положенную порцию «зомбирования» в машине.
Вообще, прямое нарушение инструкции, и шеф мог получить втык от начальства, если узнают. Перед инспекционной командировкой лоялизацию необходимо проходить в специально предназначенном для этого помещении, где ничего не отвлекает, в окружении квалифицированного медперсонала, который, в случае неудовлетворительного результата, может повторить процедуру. И хотя мои психосоматические реакции фиксировались и сейчас, повторно проходить мобильную лоялизацию заставляли редко.
Со стороны это выглядит как видеолекция по новейшей истории человечества и основам идеологии нашей службы. И то, и другое мне, как и любому инспектору, известно наизусть – с того самого дня, как выбрал профессию. Но видеоряд и звуковое сопровождение воздействуют на глубинных уровнях психики, заставляют проникнуться идеей насквозь, верить безоговорочно, как истине в последней инстанции. Именно поэтому мы и называем эту процедуру «зомбированием», поэтому обязаны проходить её постоянно, со строгой периодичностью, а внеочередные – перед вылетами и другими ответственными мероприятиями. Насколько знаю, подобные меры воздействия имеют место и в других спецслужбах, но наша программа – самая совершенная и эффективная.
Я откинулся в кресле назад и посмотрел на экран, с которого вещал молодой человек – в данной версии коротко подстриженный брюнет – и уже не смог оторвать от него глаз. Его взгляд проник вглубь моей души, подчинил разум. Его всепоглощающая энергетика охватила волю, и я начал про себя повторять то, что рассказывал вещатель.
Религиозные распри известны с древнейших времён, но настоящего апогея достигли в начале двадцать первого столетия, когда несколько самых могущественных религиозных структур объединились вместе под общим стягом и предприняли попытку поработить мир. Сегодня мы называем эту силу Деструкцией. Начав с террористического шантажа отдельных правительств, а через них – целых народов, многомиллионная армия фанатиков за несколько лет погрузила человечество во мрак хаоса и паники.
Когда в их руки попали ядерные арсеналы одной из стран, соседнее государство вынуждено было объявить войну. В течение нескольких недель после этого в конфликт вступил ещё ряд государств, которые имели союзнические обязательства перед сторонами. Подобно снежному кому, одно за другим государства втягивались в военные действия. В зависимости от точек зрения, которых придерживались правительства, народы оказывались по разные стороны фронта. Внутри самих государств религиозный раскол и политические конфронтации разрушали общество и социальные институты. Деморализованные армии и политические оппозиции перевели военные конфликты на уровень гражданских войн, а глобальная информатизация обусловила их тотальный характер.
Началась Третья мировая война. Война не между странами или народами, а между приверженцами разных идей и воззрений. Заложенное в человеческой природе деструктивное начало, подстёгиваемое низменными инстинктами, вырвалось наружу. Мир откатился в дикое и тёмное средневековье.
Человечество, ослеплённое безумием безоговорочной веры, агонизировало, но было вооружено технологиями сколь высокими, столь и разрушительными. В ход шли различные виды оружия массового поражения, вплоть до химического, бактериологического и сейсмического. К счастью, ядерное так и не было применено – остатки рассудка всё-таки перевешивали желание нажать на «красную кнопку».
Спустя четыре года разумное в человеке взяло верх. Здравомыслящие силы смогли объединиться и дать отпор Деструкции. В течение последующих шести лет регион за регионом был освобождён от иррациональной заразы и тех, кто её распространял и отстаивал. Последние решающие сражения произошли на Евразийском театре военных действий. В том числе и Битва за Урагорию, которой придавалось особое стратегическое значение.
Южноурагорские города Благбург и Урфинбург, с которыми связаны последние несколько лет моей жизни, носили тяжкий след тех сражений. В ходе войны города были разрушены практически до основания. Когда же отстроили заново, было принято решение поместить главный офис Центра управления религиями именно в Урфинбург. Символизм своего рода: ведь именно тут, в Урагорах, был уничтожен один из последних оплотов деструктантов.
Победивший в войне альянс провозгласил Новую декларацию прав человека, которая во многом определила ход дальнейшего развития людской расы. Ключевым положением Декларации стал полный отказ от религии как социального явления. Гарантируя свободу совести, Декларация не запрещает иметь какие-либо убеждения, но религиозность приравнена к особо тяжкому виду экстремизма.
Формально, можно верить в некие высшие силы, но вот высказываться об этом вслух не стоит, потому что любая оценка религии, кроме отрицательной, обычно трактуется как пропаганда, а это уже уголовно наказуемое преступление. И даже если удастся избежать судебного преследования, работу вы точно потеряете, ибо никакому работодателю не хочется иметь в своём штате безумца, лояльного к религии. По той же причине отвернуться друзья и знакомые, вероятно, придётся сменить место жительства…
В течение последующих лет Декларация была подписана правительствами всех стран Земли, а позже, во время колонизации новых миров – правительствами внеземных государственных образований.
Для реализации идеи создана международная (впоследствии – межпланетная) спецслужба, которая в наши дни носит название Центр управления религиями. ЦУР преследует целью контроль над любым явлением, хоть как-то связанным с религией, поддержание здоровой атмосферы в обществе и обладает широкими полномочиями. Не имея в своём составе существенных людских и технических ресурсов, для решения задач ЦУР привлекает любые доступные средства, в том числе полицию, армейские подразделения и даже космический флот.
В определённом смысле, я служу в привилегированном элитном подразделении, от полноценного функционирования которого зависят судьбы миллионов простых смертных. И не важно, что зачастую приходится заниматься банальными мелочами, вроде полусумасшедших пьяниц, возомнивших себя великими пророками. Я отчётливо осознаю, что в любой момент где-нибудь на окраине обитаемого мира может проскользнуть искра вредоносной веры, пламя от которой способно поглотить целые планеты. И, кажется, такая искра в данный момент зарождалась на далёкой Конкордии…
– Запомните, религия – это яд, который отнимает у людей свободу, – говорил парень с экрана. – Право выбора подменяется волей некоего высшего существа. Религия отчуждает человека от собственной природы и сущности. Она не имеет отношения к богу или высшей истине. Лояльность к религии – это страшная угроза нашему обществу.
Он закончил речь, и я оторвал взгляд от экрана.
Машина приближалась к Благбургу.
