Текст книги "Осколки системы (СИ)"

Автор книги: Арсений Котов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Часть первая, глава восьмая

Голоса ушедшего

Как ни странно, ожидаемого боя не случилось. Проносясь над поблескивающей арфой пустого фонтана и приставленному к ней черному, бросающемуся в глаза на общем фоне, более похожему на простой стул трону, волк внезапно споткнулся о льющийся из под купола свет, будто бы о натянутый невидимый трос, перевернулся в воздухе и распался вихрем мелких серебряных капель, осевших на всю композицию сверкающим туманом. И этот туман спустя еще мгновение стянулся в полупрозрачную женскую фигуру!

В зале повисла звенящая тишина.

Но девушка сотканная из звездного света и капель тумана чуть задумчиво тронула струны арфы, от чего Курт ощутил не только и не столько родившийся звук, но и тонкую дрожь пространства своим шестым сверхчеловеческим чувством. Арфа оказалась совсем не простым музыкальным инструментом. Незнакомка же, удовлетворившись коротким перебором нот, оставила игру и повернулась к посетителям.

– Я здесь, значит пророчество сбылось, – улыбнулась она и то, что казалось плащом на ее плечах, дрогнув, обернулось вдруг чем-то вроде мягких крыльев мотылька.

– Здравствуйте, – постарался сохранять вежливость и в этой ситуации Курт. – Как я понимаю, вы сделали так, чтобы мы появились здесь, чтобы нам что-то донести?

– Я не всесильна и лишь надеюсь, что вы, те, кого привела сюда моя власть над тканью мироздания, достаточно культурны и умны чтобы услышать меня. Но знайте, сейчас и отныне вы свободны в своих поступках, – продолжила тем временем девушка на троне, никак не отреагировав на слова Курта. – Ведь более я не в силах не только вам помешать, но и услышать вас. Я лишь тень былого, и могу лишь говорить. Зато есть и неоспоримое преимущество, язык теней и язык пророчеств понятен каждому, кто его слышит. Вряд ли мы смогли бы общаться даже так, как сейчас, будь это по-иному.

– Курт, это что-то вроде записи... – начала Ольга, но тот прервал ее жестом и сам все поняв.

А незнакомка продолжала говорить:

– С чего начать… Эта история во многом банальна. Она о тех, кто стал словно старыми богами, оставшись при этом всего лишь людьми. Когда-то двенадцать создателей великих школ силы моей реальности захотели стать величайшими. Им было подвластно очень многое, но они возжелали большего, они захотели определять судьбы мира на новом уровне.

Кто-то из них мечтал менять его, как гончар глину, а кто-то не захотел, чтобы другие возвысились одни, оставив их позади. Так что это было единое решение, несмотря на различные мотивы. Они искали целую вечность и они нашли способ стать на ступень выше. Я была одной из Двенадцати, одной из них. Мы открыли истоки силы, докопались до самых глубин. А когда нашли, изменили их под себя, обретя тем самым власть. Власть божественную и ни с чем не сравнимую.

Чтобы зафиксировать достигнутое положение совет Двенадцати решил навеки закрыть исток мощи для всех. И каждый приложил к этому руку. Но я, та-что-видит, оказалась слепа, поддержав остальных. Я не сумела понять вовремя, какая, сотворенное нами, огромная ошибка.

Нарушив естественный ход вещей, мы повредили сам механизм реальности над которым так жаждали власти, даже не понимая его сути. И мир стал защищаться. Даже величайшие пророки не властны над своими пророчествами, поскольку они и дела их всегда составная часть целого. Мой элемент печати на Истоке мира оказался дефектен. Мои слова заперли Исток для всех жителей моей реальности на уровне физического закона, сотворив тем самым фундаментальное противоречие.

И реальность, искаженная моим даром, начала распадаться. Исток и наша звездная система оказались исторгнуты из нее, отгорожены все более уплотняющимся барьером.

Часть из моих соратников обвинила в катастрофе меня. В предательстве. А я уже предвидела это, будущее открылось, как только я вновь поняла, как смотреть верно. Быть может и не без подсказки, но о том умолчу. Но с того мига в нашем замкнувшемся квазимире я предвидела все. И ничего, почти ничего уже не могла менять. Схватка была жаркой. Я знала, что паду в ней и не могла это изменить, так же как не могла изменить и всего, что случилось далее. Могла лишь исправить последствия своей, нашей ошибки для мира. Тяжесть же ее уже легла на нас, неотвратимо...

Теперь Вторая и я, Четвертая, мертвы. Одиннадцатые заняты собой и всегда шли своей дорогой, Первый и Третий потеряли себя на путях моих видений в попытке обмануть неизбежное и стали своею собственной силой. Но остались иные, прошедшие сквозь погбель, они все еще сильны, несмотря на то, что вы, трое из иного мира, восстановили сломанное, как я и желала, пусть и такой дорогой ценой. Я знала, что будет так, и наша старая вселенная залечит рану. Уцелеет, пусть и без нас. А вот судьба мира вашего теперь неведома. То, что было отторгнуто досталось вам и как оно прорастет не знает никто.

Я сочла своим долгом рассказать это вам, представителям новой реальности, в качестве части платы за все беды, что вам принесли и еще принесут наши дрязги и наша жадность. Верю, эти слова направят вас. Но теперь мое время уходит.

А в качестве остатка услышьте мое последнее истинное слово, мой дар вам: Великие не умирают и не уходят, они становятся или самой силой или ее воплощением. Я пала в бою и мое воплощение хранит это место. Она не угроза вам, я придержу ее пока вы здесь, гости. Но Вторая не такова – она может стать хуже всех. Первый и Третий могут найти дорогу к самим себе или к ней. А иные семеро могут попробовать вновь. Пути Тринадцатого и вовсе не ведомы никому.

А теперь идите, у вас мало времени, а мой дом отныне закрыт для посетителей. Я оставила свое последнее послание. Прощайте, ваши судьбы отныне и навсегда лишь в ваших руках. Пора в путь. А я, остаюсь чтобы сыграть вам в след, в последний раз.

***

Девушка закончила говорить и вернулась к своей арфе, потеряв всякий интерес к присутствующим в зале. Вот только пальцы ее на струнах, прежде похожие на живую плоть, стали стремительно истаивать, почти не в силах коснуться инструмента и извлечь из него звуки. Магия, придавшая ей временное подобие жизни развеивалась. А обнаружившийся на бортике бассейна кот немелодично и требовательно мяукнул, разрывая в клочья последние ноты арфы.

– Кажется нам пора, – сделал соответствующий вывод Курт. – Двигаем! Что-то мне не хочется знать, на что способна волчица с даром пророка.

– А это точно было пророчество? – поинтересовалась Ольга уже на ходу, отыскивая и активируя панель закрытия двери в этот зал звездного света. – Я не ощутила ничего. Да и ты бодр и весел, а говорил что от такого тебя должно знатно корежить.

– Это, звучавшее здесь и сейчас – точно нет, если судить по тому, как это работает у Вероники. – прикинул в ответ он. – Но, мне кажется, мы не чувствуем ничего не потому, что это не пророчество как таковое. Это лишь повторение его вслух. И всякие дополнения к нему. Все, что должно было исполнится, уже исполнилось или вступило в силу. А мы даже не знаем, не можем быть уверены, как точно звучали изначальные тексты. И сколько их было. Ты обратила внимание на оговорки? Мы можем опираться лишь на то, что на нашу судьбу это все более не влияет. Но мы не еднственные представители человечества.

Добавить было нечего и разговор увял сам собой.

Они уже почти добрались до станции, когда пустынные залы разорвал тоскливый вой. Свет в коридорах начал меркнуть, оставаясь навеки в плену гаснущих ламп. Понеслись хлопки закрывающихся гермостворок, двери комплекса массово начали блокироваться.

Лунная база сообщала своим посетителям, что больше им тут не рады. Пришлось спешить, несмотря на усталость и желание как-то прервать поток событий, наваливающийся на спутников снежной лавиной все эти часы.

Но было в происходящем и хорошее, положительное зерно. Даже радостное. Вопреки мрачным предположениям Курта поезд с развеселым экипажем из духов оказался на месте.

Эль-Хатто, несколько более беспокойно озирающийся, нежели обычно, помахал им рукой из раскрытых дверей. Он тоже советовал поспешить. И совет этот был весьма своевременным, на что намекали повторяющиеся завывания. Все ближе и ближе. Двери для волчицы преградой не стали.

В вагон беглецы ввалились уже на бегу. И поезд тронулся, не дожидаясь даже закрытия дверей! Так, что они еще имели возможность увидеть, как ворвавшаяся на станцию седая волчица провожает уходящий состав долгим взглядом, выискивая своих несостоявшихся жертв.

Курта под этим пронзительным взором пробрала холодная дрожь, но и сама волчица, уже готовая вроде бы бросится вдогонку и, вероятно, преуспеть в этом деле, будучи зверем не простым, вдруг остановилась на полушаге. Они с Куртом поиграли в гляделки, а потом эта суперхищница просто развернулась и исчезла, оставив гадать, что это было, всех кроме него одного.

В голове самого же Курта все еще звучали слова тени Вивьен, давая понимание: живое воплощение власти над будущим всего лишь не нашло в их лице точки приложения усилий, а потому и времени из своей вечности на них выделять не стало, он был в этом уверен. Все пророчества исполнились и они обрели последний дар Великой Четвертой. Волчица осталась позади. Их с Ольгой судьбы отныне и навсегда были лишь в их собственных руках.

***

Дальнейший путь оказался не так уж и сложен. Когда Эль-Хатто предложил выбрать конечную точку маршрута, но тут же сказал, что поезд не способен отвезти их в реальный мир, Ольга готова была устроить войну почище той, что бушевала когда-то в чертогах Лунной Сонаты.

К счастью, Курту, уставшему не меньше, хватило самообладания и такта узнать у собеседников, полагают ли они реальным миром всякие необычности, вроде знакомых им аномальных зон, вроде той же альтернативной био-реальности Морозного Колодца, выход из которого по прошлым событиям Курту был отлично известен. Однако, не потребовалось даже и этого!

Как выяснилось, в понимании их странных проводников, к реальности не относились не только аномальные зоны сами по себе, но и точки их соприкосновения с реальным миром, как таковые. Для них эта реальность уже была достаточно нереальной и точка.

Эль-Хатто не брался отвезти пассажиров к пространству ТЮЗа, очевидно уже бывшего, в Славию, полагая ту зону все еще неустойчивой. Однако Курта вполне устроил и вариант в виде, не столь уж далекой от Славии, большой Москвы с ее Закрытым Метро – точкой сопряжения А-зоны Мории.

Для поезда лучшего и придумать было нельзя! Всякие мелочи вроде ширины колеи колесных пар и тому подобного, Лунный Экспресс, понятное дело, беспокоили чуть менее чем никак. С точки зрения Эль-Хатто наличие рельсов само по себе уже было лишь приятным бонусом, а никак не жизненной необходимостью. Так что, когда состав финишировал именно там, экипаж подвижной аномалии попрощался с ними вполне душевно. Как никак, первые пассажиры за долгое время.

Кем бы ни был толстяк и его осколок чужого мира в виде волшебного поезда, но в определенной плате у него потребность была, клиенты были нужны, а значит бизнес требовал быть активными! И коммерческую жилку они проявляли исправно. Курт только надеялся, что жрать пассажиров через одного те не начнут. Хотя бы в благодарность за то, что их «тонкие пути-рельсы» теперь восстанавливаются, с их же случайных слов. На этой ноте поездка и завершилась.

Когда Курт и Ольга оказались одни на пустом перроне, недалеко от надписи «Проспект Мира», у них не было ни сил ни желания обсуждать все случившееся. Оценить свое второе путешествие в нереальность Курт сходу даже не брался. Но готов был признать, что, несмотря на всю экстремальную интересность процесса, идет оно как-то уж через чур по нарастающей для его молодого неокрепшего организма.

Чего ждать от третьего захода страшно было и прогнозировать. А в том, что таковой рано или поздно последует Курт даже не сомневался. Но все равно ощущал, при этом, некое удовлетворение уже от того, что живым выбрался, не говоря уже о том, что они узнали так много важного и нового. Пусть информация, свалившаяся на них, требовала анализа и осмысления.

Да и вообще, сейчас они жалели лишь об одном: стоило расспросить их новых знакомых побольше и о них самих и о природе Лунного Экспресса. Хотя бы для маячащих на горизонте бесконечных отчетов.

Но, положа руку на сердце, Курт не представлял, как бы он занялся еще и этим. За эти сутки они и так, кажется, успели изменить мир, переплюнув в этом процессе базу многих религий. Если кто-то хотел бы сделать больше, ничто не мешало пойти и показать пример лично.

А их ждала московская служба SCID и неустроенные улицы большой Москвы, многое потерявшей вместе со своим метрополитеном, ставшим несколько лет назад зоной выхода з запределья.

И, между прочим, эскалаторы могли бы и включить! Да и дежурную смену службы держать прямо на станции, а не где-то наверху, в вестибюле. Хотя спасибо уже на том, что свет оставили. Не пришлось пробираться в темноте.

Хотя нет худа без добра. Едва поставив ногу на первую ступень замершей эскалаторной лестницы, уходящей вверх своим бесконечным рядом, Курт заметил, как в узкой щели, в тисках механизма блеснула застрявшая там крохотная белая жемчужина. Свободных частей артефакта у него вновь стало три.

Что касается дальнейшей истории, то испанский сервис на выходе из Альтамиры Курту понравился куда как больше. Да и последовавшие юридические процедуры в Испании умели делать как-то без московского опломба и нездорового рвения, много растерявшего, впрочем, когда подтвердились их личности и служебная принадлежность.

А может Курт зря наговаривал и по второму кругу все подобные процедуры, уже сами по себе, казались рутиной. В любом случае обошлось без ночи в камере, а та же ночь в отеле, пусть под охраной, даже тяжело больной синдромом вахтера, была большим чем все, о чем он мог мечтать на данный миг. Помимо возвращения в родную Славию, конечно.

С последним, к слову, после быстрого телефонного разговора с еще пролеживающей больничную койку, но вполне уже бодрой Зинич, пришлось несколько повременить. Но это совсем другая история...

Часть вторая, глава первая

Стольный град

– Здравствуй Конрад, – сказала еще бледная, но уже без кислородной маски под рукой, Вероника Зинич, бессменный шеф славийского отделения службы контроля и исследования искажений, чьи обязанности Курт выполнял временно, недолго, мучительно и без блестящих, честно признаться, успехов. – Московские коллеги переслали мне твой отчет...

На экране телефона ее лицо отразило такую сложную гамму эмоций, что было не ясно, планирует ли она ругать своего, снова вылезшего из какой-то нереальной задницы подчиненного или хвалить.

– И? – рискнул прервать чуть подзатянувшуюся паузу Курт.

– И, имей ввиду, что текущая официальная позиция службы состоит в том, что нереальность – это нереальность, со всеми вытекающими. То есть то, что происходит в нереальности остается в нереальности, – сформулировала Зинич, вновь явив миру свое коронное слово «официально». – Невозможно там совершить что-то влияющее на реальный мир, если только ты не вынес результат в виде артефакта оттуда.

– Ок, понято-принято... А неофициальная позиция службы?

– Неофициальную позицию службы еще предстоит сформулировать по итогам всестороннего анализа вашей истории, и длительного с тобой общения, когда ты вернешься домой, – с милой улыбкой заждавшегося людоеда-гурмана ответила шеф. – Как и мою личную позицию, но...

– Что-то мешает? – Уловил контекст Курт. – в ближайшее время этого не произойдет, возвращения моего, так?

– Ты бываешь слишком догадлив, для любителя участвовать в военных конфликтах ради развлечения. Правильно я тебя все-таки взяла на эту должность.

– И что же станет препятствием моему возвращению? Верно ли я понял, что даже теоретический отпуск мой накрывается медным тазом?

– Ну ты же был предупрежден, что это будет происходить именно так, когда подписал документы... Хотя злые языки из бухгалтерии мне тут шепчут, что ты их так и не подписал! Ну да и отлично, тогда каких трудовых прав ты ждешь? Может тебе еще и зарплату платить? – весьма натурально изобразила возмущение Вероника. – А если серьезно, то надо присмотреть за Ольгой на месте, пока она разбирается с собой и своими проблемами, а еще есть одно дело. Хочешь отпуск – считай, что ты в отпуске в большой Москве.

– Вот спасибо-то, всю жизнь мечтал, – не на шутку «обрадовался» Курт. – И что за дело такое?

– Все строго в рамках должностных обязанностей! Нужно оказать нашим коллегам в тех краях помощь в расследовании весьма странной истории, я бы так это назвала, – пояснила Зинич. – Есть информация, что на улицах большой М идет торговля артефактами. Понимаю, как это звучит, но в свете событий, каковые случились тут у нас, мне показалось это крайне важным звоночком. Сам должен понимать почему. Если бы не это, я бы даже и влезать не стала, у нас хватает проблем и в самой Славии. Особенно теперь. По-хорошему тебя бы вернуть быстрее, но "по-хорошему" выходит не всегда.

Курт задумчиво покивал. Спасибо, видеосвязи, можно было общаться почти как в живую.

– В общем так. Я пришлю тебе все нужные контакты и уже прикомандировала тебя к местным, как своего второго заместителя, это должно быть отражено в твоих бумагах. Они там немного повернуты на должностях и карьере, так что не повредит. Пообщайся, – резюмировала собеседница. – Информацией они владеют в нужной мере. Что и хорошо и плохо само по себе, поскольку дело может быть и внутренней проблемой, хотя навряд ли.

Информация о кровавых ритуалах передачи артефактов переведена под гриф служебного пользования только что. А истории в Москве уже пара месяцев, не сходится динамика. Но источник утечки может быть и не нашим, ты же помнишь, что автора архива Алана мы так и не установили. Главное для начала осмотрись там, и пригляди за Ольгой, еще раз прошу. Ты много для нее да и для всех нас сделал. Не останавливайся на пол пути.

– Принял, – сказал Курт и нажал виртуальную кнопку, прослушав короткий сигнал отбоя связи. Цели мудрым руководством были определены и оставалось лишь им следовать, расставив приоритеты.

И тут Зинич попала в точку, состояние Ольги интересовало его куда больше, чем какие-то неведомые московские коллеги. Да и с собой, даже помимо всего произошедшего стоило разобраться. Любовью же к большой Москве Курт никогда не пылал, так что местные проблемы могли, в рамках его ценностных координат, немного потерпеть. Он же терпел?

С того момента, как они оказались на станции метро «Проспект Мира», прошла неделя, наполненная лично для него волнующими переживаниями от длительных встреч с людьми, которые любят и умеют слушать собеседника настолько, что периодически срываются практически на уровень допроса и приходится их одергивать.

Ольге досталось меньше, ввиду ее неважнецкого самочувствия. Прежде всего потому, что устраивать многочасовые беседы в служебной больничной палате местного блистательного и огромного московского офиса SCID, от которого у Курта глаз дергался словно от ведра лимонной кислоты, было не так чтобы слишком удобно. Да и хитрая девушка всегда была готова изобразить сонливость. Тем не менее видел он ее с тех пор лишь один раз, и сейчас следовало наверстывать упущенное.

Так что, закончив беседу с начальством, Курт направился именно в медицинский блок. Все необходимые пропуска и удостоверения, без которых здесь и до сортира было не дойти, не подняв тревогу, ему оформили заранее. Местная чудовищная, по сравнению со Славией, бюрократизация вообще впечатляла, наглядно демонстрируя, насколько структура службы на самом деле децентрализована и зависима от подхода на местах.

Плохо это или хорошо, Курт пока не готов был судить, но при значительно большем числе сотрудников, заметном даже визуально, ему за неделю ни разу не попалось на глаза ни одного сильного носителя артефактов, что контрастировало не столько даже со Славией, но даже и с Испанией. Либо все они были расквартированы где-то еще, являясь чисто боевым крылом, либо местное отделение SCID вовсе делало ставку исключительно на технические средства, оставляя артефакты и их возможности на вторых ролях.

Ольга была на месте. Да и куда ей деться?

Привет, – поздоровался он с девушкой, заходя в ее вполне прилично, но чуть менее хорошо оснащенную палату, если сравнивать с домашним офисом. – Как ты?

– Молодой человек, а вы, собственно, кто, и что здесь делаете? – недовольно глянул на него какой-то местный престарелый хрыч в круглых очках и деловом костюме. Костюмы тут любили. Практически молились на них. Дресс-код, все дела.

– Я заместитель руководителя славского отделения SCID и наблюдатель, прикомандированный к вашему подразделению с целью аудита. Моя фамилия Новобельский, думаю вы ее слышали, – отчеканил Курт ровно то и таким тоном, как требовалось в общении с этими милыми людьми. – Посещаю медблок с целью контроля за процессом лечения моей подчиненной. А вы, позвольте сами – кто? С кем имею честь?

– Я уже ухожу, – стушевался дедуля. Фамилия ему похоже была знакома, и произвела впечатление не меньшее, чем волшебные слова «Аудит» и «Руководитель». – Ольга Сергеевна, наше общение пока закончено.

– На сегодня, – добавил Курт в спину сматывающему удочки, видимо, следователю и, уже не обращая более на него внимания, улыбнулся Ольге.

– Привет, Конрад! Какой ты оказывается бываешь... как любит говорить наша Ника, официальный, – фыркнула та.

– Тут иначе нельзя. Я все больше начинаю понимать своего папаню, с его неповторимым стилем общения. Мне кажется они бы его тут в президенты выбрали, только пожелай он подобного, – поморщился Курт. – Потом они кстати еще будут рассказывать, что славийцы чопорные и презрительные. И все же, как твои дела?

– Ты знаешь, вполне прилично. Нет, я конечно удивлена, что теперь нахожусь под твоим мудрым руководством, но видимо эта мысль еще не проникла в мою голову настолько глубоко, чтобы вызвать неизлечимую депрессию.

– У тебя все впереди, поскольку эта история несколько затянется, – подбодрил Курт. – И мне действительно надо понимать, как твои дела? На каком уровне я могу на тебя рассчитывать. В смысле как на сотрудника SCID. Нам с тобой Зинич накидала работенки по профилю здесь, в бМ. За тобой просила присмотреть исходя из твоего самочувствия, но не похоже чтобы ты мечтала киснуть в палате, пока вокруг тебя вьются эти престарелые козлики, так?

– На самом деле Борис Петрович неплохой дядька и вполне корректен. Просто они все тут немного шугано-пафосные разом. К этому можно привыкнуть. Со временем.

– Ты мне зубы-то не заговаривай. Ты на работе или отлеживаешься?

– Ох, Конрад... Может пройдемся? Можешь меня отсюда вытащить?

– Если ты в состоянии передвигаться на своих двоих, то именно за этим я и пришел.

На оформление выписки девушки на амбулаторный режим у них ушло не более получаса, приправленных фирменным семейным обаянием Новобельских. Причем Курт внутренне был свято уверен – происходи подобное в Славии, и первый же врач услал бы его далеко и надолго. Вдоль по семейному древу.

Насчет того же в отношении своего отца он так уверен не был, но про себя лично – на все сто. А здесь ничего, работало. Подобное ему не импонировало но в чужой монастырь лезть со своим уставом Курт не собирался.

Не то, чтобы он вообще заранее планировал похищать Ольгу из больницы под вечер. Просто так сложилось. Поэтому, когда они оказались на припорошенной мелким, наполовину растаявшем снежке под фонарями, то это выглядело почти как романтическая прогулка.

Но Ольга, руководствуясь профессионально женским подходом, превратила ее в шоппинг. Девушку можно было понять. Ее вещи хоть и привели в относительный порядок в больнице, но в них она впервые оделась уже более двух недель назад, в день похищения. Прошедшее время и приключения не сделали их новее. Да и не по погоде они уже были тут. То, что подходило для моросной и слякотной осени Славии, уже не справлялось с откровенно вступившим в свои права предзимьем в большой Москве.

Шоппинг, что характерно, был за счет кавалера, так как ни телефона, ни платежных средств при себе у красной девицы, к моменту вызволения ее из лап похитителя Куртом, не оказалось. Вряд ли Алана интересовали деньги на ее счету, но от всех потенциальных средств слежения тот профессионально избавился, оставив девушку безо всяких документов.

И если с последними, по крайней мере с удостоверением, местная служба помогла решить вопрос, то средства платежа и телефон оставались проблемой. Сам аппарат Курт занес ей еще в прошлый визит, но оформлять электронные сим-карты и восстанавливать номер, как во всем цивилизованном мире, местные параноики отказывались категорически, стоя китайской цифровой стеной на защите личных данных и необходимости личных же визитов.

При этом, Курт был абсолютно уверен: возжелай он, и купить эти личные данные можно будет в каждой третьей подворотне по сходной цене.

Как бы то ни было, но, до тех пор пока Ольга не удовлетворила свою нужду в посещении пары тройки одежно-шмоточных заведений и не оделась если не стильно то, по крайней мере, по погоде, разговора у них не вышло. И пообщаться удалось уже только парой часов позже, за столиком какого-то мелкого кафе, владелец и распорядитель которого обрадовался посетителям вполне искренне, без налета осточертевшей им обоим официальной наигранности. А кроме того умел варить глинтвейн и выбирать поваров.

– Итак, – многозначительно сказал Курт после того, как все препоны к деловому общению были наконец преодолены. – Я весь внимание.

Ольга, теперь вполне довольная и отыгравшаяся на окружающем мире за свои прошлые страдания, тоже пребывала в настроении благодушном, и не стала артачится, придираясь к размытым формулировкам напарника.

– Я понятия не имею, Курт, насколько хороши мои дела. Мне нужен доступ к своей лаборатории и диагностическим инструментам чтобы что-то сказать определенно, а лезть с этим к местным я не хочу. Не нравится мне тут. С точки зрения диагностики собственными способностями я стремительно исцеляюсь. Но я по прежнему не уверена, могу ли я сейчас доверять тому, что ощущаю. Ситуация нестандартная.

– А что конкретно ты ощущаешь? И, вообще, давай еще раз пробежимся насчет того, что произошло с твоей силой.

– Хотела бы я сама знать толком, что с ней произошло. Самое простое объяснение в том, что артефакт потерял привязку к аномальной зоне Двух Башен, и приобрел какую-то иную, я думаю Мории, так как большинство артефактов призыва так называемых энергетических сущностных конструктов имеют сродство именно к ней, – девушка аккуратно извлекла из предоставленного ей службой поясного чехла свой амулет и задумчиво покрутила его в руках.

Курту в этот момент показалось, что он ощутил некую дрожь пространства, но, по здравом размышлении, он решил списать это на погоду и избыток впечатлений в последние дни, так как уловить более ничего конкретного не вышло.

Ольга же, тем временем, продолжила:

– Сначала, я посчитала, что, хоть он и не растворился как все остальное в той водичке из Истока, но потерял все свои свойства. Я помню, как ощущаешь свой артефакт именно ты по описанию. Но на самом деле это довольно примитивно, не обижайся. Для целителя такое понимание было бы слишком грубым. Я всегда будто бы проваливалась в свой амулет разумом, внутренним взором и при прикосновении к пациенту начинала видеть его тело в качестве некоей проекции из разноцветных облаков, соответствующих его органам.

И могла на эти облака воздействовать при определенном усилии. При этом я всегда чувствовала... Присутствие некоего злонамеренного внимания. Ты знаешь, чем бывают опасны считающиеся активными артефакты. Но здесь не было какого-то шепота, каких то мыслей навязанных. Только само внимание и желание навредить. Не знаю насколько именно оно влияло на результат, но ты помнишь каким он был. Может быть при тренировках на лучшее сопряжение с артефактом это удалось бы побороть... А может это влияние стало бы моими собственными мыслями. Никто не готов был рисковать и прежде всего я. Но, не суть.

А суть – вот – это все пропало, все ощущения. Когда я окунула его туда, исчезло это злое воздействие, понимаешь? Но пропала и сама сила, я могла, по прежнему, провалится в глубь, это стало даже проще. Фактически я перестала отключаться при этом действии от окружающего мира, и теперь могу почти всегда находится «онлайн». Но и видеть облака диагностики я перестала. Не получалось ни свое, ни твое здоровье проверить.

Курт выразительно вскинул бровь, как бы спрашивая при чем тут он.

– Прости, я попробовала тогда. Не смогла удержаться, – покаялась Ольга, немного смутившись, и тут же не дожидаясь реакции немного сместила тему. – Я даже понять не могла, что с моим организмом, не то, что с другими. А потом, в поезде, я, когда они нас пугали насчет оплаты, коснулась своей силы еще раз и поняла – они не совсем то, чем выглядят.

– То есть? Толстяк, гусеница и дама с картами были не толстяком, не гусеницей и не дамой?

– Да нет, же. Они были этим всем и чем-то еще. Они не люди, Курт. Абсолютно точно. Позже, когда они мне добыли то, что я в начале разговора назвала энерго-сущностным конструктом, или проще говоря по народному – духом, я поняла, что они в чем-то такие же как он. Но имеющие материальную составляющую. Иными словами дух привязки к какому-то плотному телу не имеет, а они – да. Но эти их тела, это больше оболочка, сосуд, чем живое существо. И с помощью своего артефакта я это ощутила совершенно точно. Не уверена, что могла бы повлиять на эти их энергетические части, но духа я контролирую успешно.

И они судя по всему не обманывали, он очень сильный. Когда я работаю с ним я чувствую, что это не команды, а скорее некое общение. Он, действительно, больше ощущается как наемный работник, а не как что-то подконтрольное. И еще... Я вижу и остальных, если можно так сказать, духов. Тут, в Москве, их не много и, по сути, это больше отголоски, но кого-то из них я могла бы и попробовать притянуть. Конечно из тех, кто послабее.

Но тут я даже не понимаю – зачем? Что они могут? Я никогда не интересовалась этим направлением силы. По мне так больше чертовщиной отдает, чем научным подходом. Я почитала в больнице про всякие приемы, но лучше бы все это проверить в более домашней обстановке. Вернемся и...

Тут рассказ Ольги неожиданно прервал пронзительный звук автомобильной сирены за окном. За ним последовали гудки клаксонов и следом скрежет сминаемого металла. На улице что-то происходило! Можно было предположить обычную аварию, однако взлетевшая внезапно откуда-то из-за противошумовых заграждений перекрестка машина, рухнувшая вниз прямо перед панорамным окном кафе, как минимум позволяла усомниться в чисто бытовом характере происшествия. А продолжающийся, не думающий утихать шум тем более наводил на неприятные размышления.