Текст книги "Бетховен"

Автор книги: Арнольд Альшванг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Глава третья
Театр. Нефе

Новый учитель Людвига прибыл в Бонн в 1779 году и занял должность музыкального руководителя боннского «национального театра», созданного по распоряжению курфюрста в подражание другим немецким владетельным дворам.

В 70-х годах курфюршеством управлял легкомысленный старец Макс-Фридрих. Подобно своим предшественникам, он тратил большие суммы на развлечения, но при этом соблюдал своеобразный «режим экономии» в мелочах, что отразилось до известной степени и на состоянии капеллы. Любимым детищем курфюрста был театр.

Владетельные князья рассматривали театр, как могущественное средство пропаганды выгодных для них идей просвещенного абсолютизма и как «массовую школу нравов». По всей Германии в 70-х годах XVIII века прошла волна национального театрального движения, выразившаяся в организации ряда трупп, разъезжавших по городам и игравших на родном немецком языке [14]14
  До этого времени в Германии не существовало национального театра. В больших городах гастролировали итальянские или французские труппы и отдельные актеры. На немецком языке пьесы исполнялись только в народных театриках-балаганах.


[Закрыть]. Наиболее богатые дворы Германии постепенно стали учреждать у себя собственные «национальные театры» и субсидировали труппы, приглашаемые на постоянную работу. В Бонне обосновалась одна из лучших немецких трупп, под руководством известного актера и драматурга Гроссмана. Роли исполнялись опытными актерами-профессионалами, среди которых встречались выдающиеся дарования. Ставились драматические и оперные представления, исполняемые, впрочем, одними и теми же актерами. Режиссура была на большой высоте; имя Гроссмана пользовалось известностью по всей Германии. Его жена – фактический руководитель труппы – была одной из умнейших женщин художественного мира. Театр имел самостоятельный оркестр, по составу не меньший, чем оркестр капеллы [15]15
  Состав музыкантов капеллы при Максе-Фридрихе был следующий: капельмейстер, четыре певца, пять певиц, два органиста, семь скрипачей, два альтиста, два исполнителя на басовой виоле (виолончели), один контрабасист и два флейтиста.


[Закрыть].

Репертуар театра был по тому времени велик и разнообразен. Ставились лучшие пьесы Лессинга, Вольтера, Бомарше, Мольера и Шекспира. Оперный репертуар включал уже известные Бонну французские и итальянские оперы («Дезертир» Монсиньи, «Добрая дочка» Пиччини и много других), а также «зингшпили» [16]16
  Зингшпиль – немецкая комическая опера с диалогами (опера-водевиль).


[Закрыть]. Спектакли давались в театре, построенном в одном из боковых флигелей огромного дворца курфюрста. Зрительный зал был богато отделан.

Особенной роскошью отличалась огромная ложа курфюрста, помещавшаяся против сцены. По бокам ее теснились ложи аристократии. В партере, по обычаю того времени, зрители стояли: партер предназначался для «заурядной» публики. Сбоку сцены у курфюрста была еще одна ложа, секретная, куда он попадал через особый тайный ход, непосредственно из дворца. Вообще курфюрст был полным хозяином театрального предприятия. От его прихоти зависели репертуар театра, распределение ролей и т. п.

С 1782 года юный Людвиг систематически посещал театр и даже работал в нем. Этим он был обязан своему новому учителю. Присутствуя на репетициях труппы Гроссмана и разучивая партии с певцами, Людвиг основательно познакомился с комическими операми итальянцев (Перголезе, Пиччини, Саккини, Сальери, Чимароза), французов (Гретри, Дезед, Филидор, Монсиньи, Далейрак) и немцев (Гиллер, Нефе, Бенда). Он познакомился также с лучшими произведениями мировой драматургии – произведениями Шекспира, Лессинга, Мольера. Соприкасаясь с выдающимися артистами, гениальный юноша учился у них великому искусству перевоплощения, столь же необходимого музыканту, как и актеру. Наконец, Людвиг впервые увидел в театре высокую культуру художественного труда и творческую напряженность, которых и в зачатке не существовало в рутинной, консервативной капелле. Отражавший передовые идеи своего времени и требования растущего «третьего сословия», театр был революционным явлением эпохи. Он стал одним из важнейших воспитателей молодого Бетховена внушив ему ненависть к деспотизму и стремление к свободе.

Ставя пьесы и оперы, отражавшие прогрессивную буржуазную идеологию XVIII века, театр Гроссмана вместе с тем льстил курфюрсту и был послушным орудием просвещенного абсолютизма. Такое противоречие не должно нас удивлять. Перед Французской революцией во всей Европе поклонение монарху мирно уживалось с крайне оппозиционными настроениями. Этим особенно отличались немецкие буржуазные идеологи, в головах которых царила невообразимая путаница по основным социально-политическим вопросам. Однако театральные пьесы, несмотря на свою двойственность, являлись проводниками революционных понятий нравственности, общественного долга, борьбы с насилием. Но одного театра, самого по себе, было еще недостаточно для воспитания юного композитора в духе прогрессивного мировоззрения. Роль основного воспитателя сыграл новый руководитель Людвига – Нефе.

Встреча с Нефе имела решающее значение для духовного развития Людвига. Выдающаяся личность учителя оказала всестороннее влияние на формирующееся миросозерцание молодого музыканта. Невзрачный горбун, подверженный припадкам меланхолии, и тем не менее очень энергичный, деятельный человек, Нефе был для юного Бетховена проводником передовых идей XVIII века. Автор многих зингшпилей, нескольких опер, впервые положивший на музыку оды знаменитого немецкого поэта Клопштока, Нефе прошел строгую школу, следующую лучшим традициям немецкой музыки XVIII века. Он учился у известного оперного композитора Гиллера в Лейпциге и одновременно прошел курс в университете. Любопытна и характерна для эпохи тема его диссертации: «Может ли отец лишить наследства сына, поступившего в актеры?» (Нефе ответил на этот вопрос отрицательно.)

Литературный талант Нефе сделал его одним из выдающихся музыкальных бытописателей Германии конца XVIII века. Он первый стал восторженно писать о своем ученике Бетховене в различных немецких периодических изданиях, и он же описал музыкальный быт при дворе боннского курфюрста. Не будучи первоклассным композитором, Нефе выделялся своей разносторонностью. И если как художник и композитор этот человек не достиг совершенства, то во всяком случае он остался одним из самых образованных музыкантов своей эпохи. Нефе отлично знал классическую литературу и философию XVII–XVIII веков. Он писал стихи, журнальные статьи, биографии, приветствия, произносил речи. Его письма отличаются прекрасным языком, а литературные сочинения – подлинной глубиной чувства и возвышенностью мысли. По своим воззрениям и роду деятельности Нефе принадлежал, к числу видных немецких просветителей XVIII века.

Иоганн-Готлоб Нефе. (Портрет работы неизвестного художника)

Нефе отличался огромной работоспособностью и волей. В своей автобиографии он называет себя «врагом церемониала и этикета» и «ненавистником льстецов». Он «ненавидел дурных князей больше, чем бандитов».

Эстетические воззрения Нефе заслуживают особого внимания, ибо они сходны с некоторыми позднейшими высказываниями Бетховена. От музыкантов Нефе требовал «пламенного воображения», глубокого проникновения в «священную силу гармонии», точного знакомства с различными характерами, с физической и моральной природой человека, с его страстями. Только тогда музыка не будет «пустым звоном, кимвалом бряцающим». Современная ему музыка, по мнению Нефе, хотя и выражает страсти (например, печаль и радость), но дает лишь последний их результат, а не их развитие от первоначального зерна до созревшего плода, не дает переходов одних страстей в другие. Поэтому получаются неестественные пробелы. Иначе говоря, Нефе требует передачи чувств и страстей в их развитии и, таким образом, предвосхищает основной принцип творчества Бетховена.

В 1783 году Нефе писал о Бетховене в одном из тогдашних музыкальных журналов: «Этот юный гений заслуживает поддержки для своих артистических путешествий. Если он будет продолжать в том же духе, как и начал, из него выйдет второй Вольфганг-Амедей Моцарт». И в дальнейшем Нефе оставался преданным другом Бетховена. Людвиг отдает ему должное, написав десять лет спустя, в 1793 году: «Если я достигну чего-либо крупного, то в этом, несомненно, будет ваша доля».

Обязанности музыкального руководителя театра, по-видимому, оплачивались недостаточно, и Нефе искал возможности занять место штатного музыканта в капелле курфюрста. Это удалось только в 1782 году, после смерти престарелого органиста Ван-дер-Эдена. Будучи превосходным органистом, Нефе тем не менее с трудом получил освободившееся место. Кальвинист, то есть протестант, он не принадлежал к господствовавшей католической церкви, и поэтому интриги против него велись с особой яростью. Получив, наконец, место придворного органиста, Нефе тотчас же привлек двенадцатилетнего Людвига в качестве своего помощника («викария»). Так, со скромной должности помощника органиста «без оклада», начинает Бетховен свою службу в придворной капелле.

Глава четвертая
Придворный органист

Воспоминания Фишера помогают нам составить довольно ясное представление о наружности юного Бетховена. У Людвига было атлетическое телосложение, приземистая, крепкая фигура, «широкая кость», быстрая, энергичная походка с наклоном корпуса вперед, большая голова, короткая шея, черные вьющиеся волосы, смуглое, почти коричневого цвета лицо с крупными чертами и светлоголубыми глазами. Хмурое, сосредоточенное выражение лица отражало упорную работу мысли.

Он – один из молодых кандидатов, терпеливо ждущий своей очереди на занятие штатной должности в капелле, он заменяет Нефе за органом, причем учитель охотно предоставляет ему исполнение ответственных обязанностей органиста капеллы. Прекрасно играя на органе, Людвиг отличается редкой способностью легко импровизировать на любую заданную тему. Отступая от привычного аккомпанемента, юный музыкант длительно импровизирует в церкви, чем вызывает всеобщее восхищение. По торжественным дням Людвиг был обязан наряжаться в парадную одежду, которая, как и у его взрослых коллег, состояла из зеленого фрака со шнурами, белых или черных шелковых чулок, башмаков с черными пряжками, красиво расшитой и окантованной золотым шнуром жилетки с крошечными карманчиками и белого воротника. На голову он должен был водружать напудренный парик с локонами и косичкой. Парадная одежда Людвига включала еще две изысканные детали: «шапокляк» [17]17
  Складной цилиндр.


[Закрыть]подмышкой и шпагу с серебряной рукояткой на боку [18]18
  Гёте видел в 1762 году выступающего перед публикой шестилетнего Моцарта во фраке, парике и при шпаге.


[Закрыть].

Нужно отметить, что придворный наряд мало соответствовал наружности Людвига, который пренебрежительно относился ко всякому этикету, не любил щегольства и отличался некоторой неряшливостью.

Бетховен напряженно работал. В двенадцатилетнем возрасте он впервые начал овладевать тайнами композиторской техники. Он сосредоточенно вынашивал зарождающиеся творческие идеи, учился у Нефе искусству сочетать между собой голоса («контрапункт») и умению находить аккомпанемент к мелодии («генерал-бас»). Овладение этими навыками было обязательным для всякого профессионала-музыканта.

Нефе с самого начала обучения понял, что гениальному ученику, обладающему необузданной фантазией, недостает сдержанности, дисциплины и культуры. Путь к ним лежал лишь через глубокое и всестороннее изучение творчества великих композиторов.

В одной из своих журнальных статей Нефе пишет, что изучил с маленьким Бетховеном сборник Себастьяна Баха – «Хорошо темперированный [19]19
  Темперация – выравнивание уклонений от акустической чистоты интервалов. Количество теоретически возможных тонов бесконечно велико, но на практике все эти высоты невозможно воспроизводить в полной чистоте. Ввиду этого количество употребляемых в практической музыке тонов сведено к ограниченному числу. С конца XVII века практическая музыка ограничивается двенадцатью высотами в пределах октавы. Эти двенадцать высот получаются от деления октавы на двенадцать равных частей (полутонов). Вследствие применения темперации вся современная европейская музыкальная система называется равномерной – темперированной (отсюда название «Хорошо темперированный клавир»).


[Закрыть]клавир» («Wohltemperirtes Klavier»), состоящий из сорока восьми прелюдий и фуг [20]20
  Фуга – чрезвычайно распространенная в XVI–XVIII веках музыкальная форма, заключающаяся в последовательном проведении одной и той же темы разными голосами. Сначала звучит один голос, к нему присоединяется другой с той же темой, затем третий и т. д. Прелюдией называется «предшествующая игра», то есть небольшое сочинение вступительного характера.


[Закрыть].

Имя Иоганна-Себастьяна Баха, умершего в 1750 году, было в то время знакомо лишь узкому кругу специалистов-музыкантов и высоко чтилось ими. Сборник Баха был труднейшим и сложнейшим из всей тогдашней клавирной литературы. Нефе, сам научившийся ценить баховские творения при личных встречах с учениками Баха в Лейпциге, направил внимание Людвига в эту сторону. Несравненная сосредоточенность баховской музыки обогатила лирический элемент дарования Бетховена. Ему принадлежит изречение: «Бах – это не ручей (слово «Bach» по-немецки означает ручей), а целое море».

Еще большее влияние на Бетховена оказало творчество Генделя, пламенным почитателем которого был Нефе. Личность Бетховена имела много общего с могучей личностью Генделя. Грандиозный масштаб ораторий Генделя, звучавший в них голос народных масс, сила страстей, позволяющая сравнивать Генделя с Шекспиром, редкая проникновенность в выражении человеческого страдания и подъем, с которым Гендель передавал чувство торжествующей радости, его светлое миросозерцание в целом – все это привлекало к нему Бетховена. Десятки лет мечтал он о приобретении полного собрания сочинений Генделя – и не мог позволить себе этой покупки: ноты в то время были очень дороги. Лишь незадолго до смерти Бетховена один лондонский почитатель преподнес ему роскошное издание Генделя, к великой радости больного композитора.

Юный Людвиг прошел под руководством Нефе школу фортепианной игры Филиппа-Эммануила Баха, играл Моцарта, рано оценив его универсальный гений, а впоследствии изучал Гайдна и других представителей классического немецкого инструментализма.

Филипп-Эммануил Бах. (Портрет работы неизвестного художника)

К 1782 году относится первое известное нам сочинение Людвига – фортепианные вариации на тему марша ныне забытого композитора Дресслера. Вариации – это распространенный, излюбленный в XVIII веке жанр. Они представляют как бы «рассуждение на тему». Сначала излагается тема – собственная или заимствованная из популярных опер, песен, маршей и т. п., – затем композитор дает ряд разнохарактерных ее изменений.

Бетховен очень любил этот жанр и не расставался с ним в течение всей своей композиторской деятельности. Пристрастие к вариациям стоит в прямой связи со свойственным бетховенской творческой мысли стремлением возможно полнее и разностороннее развить взятую тему, разработать ее и видоизменить, в старании извлечь из нее максимум заложенных в ней возможностей. Впоследствии Бетховен достиг небывалой до него свободы в трактовке варьируемой темы, в резком противоречии с принципами XVIII века. Даже Моцарт довольствовался сравнительно легкими видоизменениями темы.

Вариации на тему Дресслера, изданные в Маннгейме благодаря содействию Нефе, показывают изобретательность молодого автора, крепкую технику и несомненное влияние лучших мастеров немецкой инструментальной музыки того времени.

Следующее произведение, сохранившее некоторое значение до наших дней, – три сонаты для клавесина – написано в 1783 году, когда Бетховену шел тринадцатый год. Это сочинение посвящено престарелому курфюрсту кельнскому Максу-Фридриху. Такие посвящения писались не без практических целей: музыканты всегда надеялись на получение награды или на протекцию. Но посвящение курфюрсту ожидаемых результатов не принесло. Никаких перемен в материальном положении семьи Бетховена не последовало.

В 1784 году Макс-Фридрих умер. С его смертью прекратил свое существование и театр. Таков был обычай, вытекавший из взгляда на эти учреждения, как на личную собственность монарха. Труппа Гроссмана была распущена; получив двухнедельное жалованье, актеры разбрелись по разным городам Германии. Новый курфюрст Макс-Франц несколько лет не решался возобновлять национальный театр, и до 1789 года Бонн довольствовался приезжими итальянскими и французскими труппами, пока, наконец, в городе опять не был создан постоянный театр.

Новый курфюрст считал себя знатоком музыки. В Вене он любил музицировать вместе со своим братом – австрийским императором Иосифом II. Впрочем, когда оба брата пытались однажды воспроизвести в присутствии Глюка одну из его опер, композитор выразил явные признаки нетерпения и досады и, наконец, решился сказать: «Я согласен бежать две мили вместо почтовой лошади, нежели слушать такое дрянное исполнение своей оперы».

При восшествии на престол курфюрст потребовал сведений о всех тридцати шести сотрудниках капеллы и о желательных изменениях ее состава. В докладе о двух Бетховенах было сказано следующее:

«Иоганн Бетховен обладает совсем негодным голосом, долго служит, очень беден, посредственного поведения, женат, возраст – сорок четыре года, имеет при себе трех сыновей, служит двадцать восемь лет, содержание – триста пятьдесят флоринов [21]21
  Флорин – около рубля золотом (равен гульдену).


[Закрыть], тенор.

Людвиг Бетховен, тринадцать лет, два года служил без оклада, играл в отсутствие капельмейстера на органе, хорошие способности, еще молод, хорошего, тихого поведения и беден».

Очевидно, автор рапорта относится к семейству Бетховена бережно, чего нельзя сказать о его отношении к Нефе. Обидно читать нижеследующую характеристику: «Христиан-Готлиб Нефе (тридцать шесть лет, женат, две дочери, служил три года, был капельмейстером в театре, содержание четыреста флоринов), органист, по моему беспристрастному мнению, может быть уволен, так как неважно играет на органе, кроме того, он приезжий, без всяких заслуг и исповедует религию кальвинистов». Вывод: «Если Нефе будет уволен, то должен быть назначен другой органист за сто пятьдесят флоринов – он еще маленький мальчик, сын придворного музыканта, и уже исполнял в течение года эти обязанности очень часто». Так кандидатура Людвига используется, как орудие против Нефе.

Интрига против Нефе удалась лишь наполовину: органист был оставлен на своем месте, но с половинным окладом, а Людвиг начинает службу с ежегодным окладом в сто пятьдесят флоринов в качестве штатного помощника органиста.

С этого времени положение молодого музыканта обеспечено. Его известность в Бонне растет, его пламенные импровизации увлекают многих слушателей. Постепенно начинают распространяться и его сочинения. Успех Бетховена создается стихийно, без малейшего участия курфюршеского двора, обычно создававшего репутации. Курфюрст-«музыкант» нисколько не интересовался судьбой гениального мальчика.

Однако реформы курфюрста косвенно влияют на дальнейшую судьбу Людвига. Подобно Иосифу II, курфюрст объявляет жестокую борьбу светским притязаниям Римской церкви, всячески подчеркивая свою независимость от папы. На языке писателей того времени эта антиримская политика носила название «борьбы с фанатизмом». Макс-Франц открывает школы, делает библиотеку дворца доступной для посетителей и однажды сам появляется во вновь открытой городской библиотеке в качестве простого читателя. Впрочем, все это соответствовало духу времени и не составляло личной заслуги Макса-Франца.

Особое значение для культурной жизни Бонна приобрело открытие университета, состоявшееся 20 ноября 1784 года. Во времена Бетховена преподавание в Боннском университете носило еще явную печать средневековья. Шесть профессоров читали богословие. Одним из главных предметов преподавания было церковное право. Нарождающиеся естествознание и медицина, далеко не свободные от схоластических привесков, давали в новом университете лишь слабые ростки. Читались лекции по философии Лейбница, Вольфа и Канта. Несмотря на подчеркнуто католический характер учреждения, протестантская философия этих мыслителей находила отклик и в Бонне. Относительная веротерпимость католического церковного князя объяснялась его активной антиримской политикой. Некоторые профессора, по донесениям папских шпионов, прослыли в Риме «вольнодумцами». В ответ на протест папы римского Макс-Фридрих отнюдь не торопился убрать неугодных Риму профессоров и лишил должности только Евлогия Шнейдера, профессора кантонской философии, за крайне радикальный политический образ мыслей [22]22
  Этот пламенный оратор был одним из наиболее левых немецких интеллигентов в период Французской революции. Впоследствии он ушел в революционную Францию, занимал во французской армии командные посты. Был расстрелян за превышение власти.


[Закрыть].

Людвигу исполнилось четырнадцать лет. Вследствие постоянной озабоченности, хмурого и неприветливого вида он кажется старше своих лет. Нескончаемый томительный ряд мелочных семейных невзгод приносит ему много горьких переживаний. Иоганн в эти годы окончательно потерял голос и пил запоем. Заработка не хватало. В семье родился еще один сын, вскоре умерший. При виде больной, страдающей матери у Людвига сжимается сердце. Только раз в году ее муж и соседи оказывали ей традиционное внимание. Это случалось в день святой Магдалины, в день ее именин, которые торжественно праздновались. Сохранилось описание трогательной сцены ежегодного чествования матери Бетховена. Описание это рисует, типичное семейное празднество немецких музыкантов-профессионалов XVIII века. «Ежегодно, в день св. Магдалины, семья торжественно праздновала день рождения и именин госпожи ван-Бетховен. Приносили из церкви нотные пульты и расставляли их справа и слева в обеих комнатах, выходивших на улицу, устраивали балдахин в комнате, где находился портрет деда – Людвига ван-Бетховена, украшали балдахин цветами, лавровыми деревцами и зеленью. Вечером госпожу ван-Бетховен просили лечь спать. К десяти часам все бывало принесено и приготовлено в величайшей тишине. После этого начиналось настраивание инструментов. Госпожу ван-Бетховен будили, она должна была одеться, ее вели и усаживали на прекрасное, украшенное сидение под балдахином. Тогда начиналась великолепная музыка, которая слышна была у всех соседей; все приготовившиеся спать становились бодрыми и веселыми. По окончании музыки шли к столу, ели и пили; когда головы были возбуждены и появлялась охота танцевать, снимали башмаки, чтоб не шуметь в доме, и танцевали в одних чулках. На этом все кончалось» (рукопись Фишера).

Силуэт шестнадцатилетнего Бетховена. (Литография Беккера по рисунку Незена, 1786 г.)