Текст книги "ВЕСЕЛЫЕ СУМАСШЕДШИЕ, или ЗАРАСАЙСКИЕ БЕСЕДЫ"

Автор книги: Аркадий Ровнер

Но есть другая, очень высокая и тонкая сила. Эта сила намного сильнее силы глобальных магов. Маги приходят и уходят, а улыбка Будды остается. И этим мы сильнее тех магов, у которых есть ракеты и "кока-кола", СМИ и избирательные технологии. Мы намного сильнее, если поймем свою силу. Это парадоксальная ситуация, когда грамм перевешивает тонны. Когда человек не боится подставить правую щеку, если ее бьют по левой, не боится идти на унижения, не боится жертв – это свидетельство силы. Это традиционная сила, сила сокровенного человека или сокровенного в человеке, живущая и побеждающая, несмотря на все препятствия и катаклизмы. Есть сокровенное человечество. Вокруг бушуют войны, психические эпидемии, политические страсти – и параллельно пишутся стихи, выращиваются оливки, заваривается чай.

Таня: Ну, я никак не могу понять, что за тысячелетие татаро-монгольского ига не была уничтожена культура в России, а за какие-то последние семьдесят пять лет все погибло?

Аркадий: Во-первых, за двести лет, а не за тысячелетие. Тысячелетие христианству на Руси. Но у татар была своя культура и своя универсальная религия Чингисхана и Тамерлана. Это не такая простая ситуация, как Вам кажется. Речь идет, скорее, о том, что семьдесят пять лет тотальной бесовщины в России не убили нас с вами до конца, мы еще теплимся. И те несколько десятков человек, которые сохранили для нас живой огонь, они сохранили его вопреки танкам, тюрьмам и атомным бомбам.

Таня: Я, конечно, могу понять, что вы имеете в виду, что можно перепахать все поле, и через каких-то сто лет, все равно, что-то вырастет, но зачем же давать себя топтать?

Аркадий: Я то же самое говорю.

Таня: Если не давать себя топтать, надо же что-то иметь, какую-то материальную силу, чтобы противостоять?

Аркадий: Для начала создайте фонд. Скиньтесь, соедините ресурсы. Причем не обязательно финансы. Каждый из нас богат совсем не деньгами, а своей молодостью – особенно я! – знаниями, навыками, связями, богат своей традицией, литовской, русской, татарской, еврейской и Бог знает какой. И прежде всего, каждый богат глубиной духа, глубиной пребывания. Это дороже, чем любые деньги, чем любая ритуалистика. Это, действительно, богатство – глубина пребывания.

Аркадий: Сегодня у нас прощальное собрание, время подведения итогов, последний более или менее серьезный разговор, и мы должны совершить этот переход, чтобы начать новую страницу нашей жизни. Позади у нас почти три недели, наполненные разными событиями. Люди приезжали, люди уезжали, кто-то постоянно жил в палатках, в лесу, в разных контекстах происходило взаимодействие, проходили мои беседы, разговоры с Игорем, Валентасом, многие другие люди вносили различные импульсы в нашу жизнь. Приезжала Виргиния.

Я хочу напомнить некоторые элементы нашего контекста. С самого начала мною были предложены две линии, одна линия, связанная с главной концепцией нашей работы с интеллектуальным центром, и потому мы сконцентрировались на нашем сознании, на нашем уме. Это вызвало некоторые трудности, которые, может быть, многие до сих пор не преодолели, те, кто ожидал, что мы и дальше будем нарабатывать сущностной центр в себе, слышать и вызвучивать кристалл и проходить через другие довольно интимные, бхактические переживания. Вы помните, что бхакти – это путь эмоциональный, это путь веры, это путь преданности и любви. Что касается линии интеллектуальной, то эта линия была связана с одной предельно простой идеей, вокруг которой мы здесь топтались три недели. Эту идею я пробовал обыграть в буддийском ключе как идею пустоты, как идею сознания без ума, человека без ролей, пространства без смены состояний, без перепадов состояний, которые в буддизме называются клешами. И мы старались жить здесь без клешей, мы пробовали с утра до вечера жить в ровном состоянии и это состояние высветлять, т.е. нашей задачей было не достижение экстаза, а наоборот – спокойного ритма, которому благоприятствовало и расположение этого дома, и многое другое, в частности исключительно чуткие и интеллигентные хозяева, которые не вносили никакого шума, а также отсутствие всяких там-тамов, насилующей жесткой музыки и телевидения, которые вгоняют человека в жесткие инерционные состояния. Естественно, мы создавали и осваивали это пространство, мы обошли лесными тропами, на лодке, на машинах практически каждый день все, что могли, вокруг, т.е. мы создавали карту этого места и вносили свое состояние в этот зарасайский уголок, мы предлагали этому месту некий ритм – сочетание интеллектуализма и созерцательности, – что было очень важным моментом нашей работы. В каком-то смысле, мы создали это место.

Наша жизнь проходила не без шероховатостей, некоторые из нас не могли очень долго понять, о чем идет речь, ожидали чего-то иного, было несколько попыток предложить бурные дискуссии, были попытки перевести все в план вопросов и ответов. И каждый раз я предлагал подумать над тем, что истина – это не формула и не предложение, выражающее некоторую идею, а состояние. Центральная же идея нашей работы связана с концепцией изначального света, или буддийского ничто, или христианско-иудейского Бога, или корней наших мыслей, наших состояний, наших ролей, с той областью, которую назвать невозможно. Все эти понятия и категории различаются друг от друга, и никто из нас не путает, не мешает в одном котле буддийские идеи, христианские идеи и идею сверхсостояний, но для нас, по причине грубости и неискушенности наших запросов, все эти идеи были достаточно интересны и полезны, и мы их собирали вместе и работали с ними, потому что все они были пограничными идеями. Общая идея, которую я сейчас называю изначальным светом или пустотой, трактовалась и воспринималось нами как нечто рядом находящееся. То мы пробовали заглянуть в роли, то мы пробовали заглянуть в мысль, высветлить мысль и увидеть это нечто за мыслью, то мы раздвигали мысли и работали с мантрами, пробуя создать блоки звуков, через которые и между которыми мы пробовали выйти в область искомого. И опять-таки, естественно, некоторые до сих пор не начали этого делать, другие попробовали это делать, третьи пробовали идти старым путем, который мы практиковали в феврале, но тем не менее снова и снова так или иначе я напоминал вам о главной задаче. Я напоминал вам, что главная задача – это интуиция изначального света, и все, что мы делаем здесь – завтрак, обед, ужин, прогулки, беседы, гости, – все это движение в этом направлении. И этот изначальный свет (отсюда и "просветление"), изначальное состояние находится и очень далеко от нас, и очень близко, настолько близко, что: "Аллах отделен от тебя расстоянием кожицы финика", – как говорится в Коране. Просветление – это простое, натуральное для нас состояние, которое мы закрываем пылью обыденного состояния. Постоянно здесь подчеркивалось, что наше движение парадоксально: с одной стороны – это вершина высокой горы, с другой – это нечто, что уже во мне есть и что нужно увидеть, услышать, пережить. И мы переживали здесь самое разное.

У каждого была своя история. Люди рассказывали удивительные сны, и явь была не менее удивительной. Я сам находился здесь немножечко в невменяемом состоянии от воздуха и зарасайских красот. Хорошо, что мы не дали объявление в газету, хорошо, что сюда не наехало четыреста человек, что всего здесь перебывало около семидесяти человек. Приезжающие привозили городской шум и в течение дня-двух пробовали перестроиться на нашу бесконфликтную жизнь. Кого-то раздражало, что у нас здесь не было конфликтов, но никто не пробовал создать боевую группу или бригаду, штурмующую небеса.

Я хочу напомнить вам о замечательной книге Рене Домаля "Гора Аналог", которая дала нам схему социальной экспедиции. Идея экспедиции была здесь, также, одной из важных идей нашей работы. Мы увидели, что социальная динамическая объективация нашей внутренней работы абсолютно необходима и неизбежна, что без нее никакие самые прекрасные духовные усилия не могут рассчитывать на успех, поскольку мы живем в обществе, мы живем в инертном потоке, который несет нас в другую сторону. Шла речь о лодке, двигающейся против течения, об экспедиции на гору Аналог, на которую поднимались герои книги Домаля. Мы представляли себе, что вот за этим домом начинается большая то ли облачная, то ли настоящая гора, то ли гора из детского рисунка, и когда мы ели, спали, гуляли по лесам, беседовали, нас не покидал этот образ.

Нам исключительно повезло здесь с людьми, которые в целом отнеслись серьезно к нашей общей работе, были резонанс и сочувствие, но особенно радостно было, что рядом был Сергей, человек, которого я очень полюбил, и, видимо, не только я, за эти три недели, человек, который довел здесь путь бхакти, путь преданности, служения до такой идеальной формы, что не только всегда можно было обратиться к нему за помощью, но и всегда была помощь без всякого обращения. Каждое утро он незаметно привозил воду с родника, которую мы пили, помогал кого-то отвезти и привезти, руководил магнитофонными делами, и многое другое Сергей здесь брал на себя и нес на своих плечах. Все это помогло нам энергетически. Томас, который был здесь опорой для многих, спас жизнь мне и Виктории при помощи тонкого пинцета и йода, когда мы стали жертвами нападения местных демонов, т.е. клещей. Но, главное, что он, предвидя нашу здесь работу, привез вместе с Еленой нашего учителя Павлика. Очень для меня важно было здесь присутствие Антанаса, который несет в себе удивительную глубину, такт, внимание, дружественность, какую-то религиозную монашескую внимательность. Очень радостно было, как помогали девушки, женщины, Катерина, Виолетта, Вида, Даля и другие девушки, когда у хозяек не хватало рук. Андрей был человеком из леса, абсолютно дикий человек, и у него были повязки на ногах, на руках и на носу, когда он являлся сюда, как инопланетянин, и приносил очень много лесной праны. А Римвидас – это тот человек, который взвалил на свои плечи организацию всей нашей экспедиции. Здесь есть еще один человек, который незаметно помогал всем нам: если груз стягивания нитей, создания контекста здесь ложился на меня, то я благодарно перекладывал значительную часть этого груза на Викторию. Я прошу прощения, что не могу назвать всех людей, которые делились своим сердцем, своим светом, своей глубиной пребывания.

С некоторой гордостью я могу сказать, что за эти три недели у нас не было никаких чрезвычайных происшествий, никаких серьезных надрывов, конфликтов, т.е. было достигнуто некое ровное течение, замедленное до предела, которое мы сделали максимально безвременным. Мы жили в этом безвременье три недели, и каждый имел возможность полностью владеть своим днем. Никого здесь не насиловали ни уроками, ни упражнениями, ни технологиями, ни мантрами – всего было понемногу, очень мало, и со стороны можно было подумать, что мы приехали сюда купаться и отдыхать. И на самом деле, мы и приехали сюда купаться и отдыхать. Мы как-то неприлично отъедались здесь, потому что кормили нас очень хорошо свежими продуктами прямо с грядки и от коровы. Все здесь было исключительно приятно в этом сочетании серьезности и тишины. Немножечко не хватало, может быть, элемента движения и бурного веселья, взрыва энтузиазма, кроме встреч с Игорем и Валентасом, но и не было задачи такой. И когда Игорь фонтанировал до трех часов ночи, мы сидели здесь и ловили перлы мудрости, то засыпая, то просыпаясь. Нашей задачей было ровное состояние, нужное нам, городским мышам, чтобы как-то отойти, "оттянуться", как говорят в народе, после наших урбанистических фабрик. И когда сегодня мы с небольшой группой энтузиастов решили, наконец, достичь вершины горы Аналог, мы предположили, что там будет мельница, но там оказалось гороховое поле. Мы поклевали горох, и позже нас спасли спасатели, так что в анналах этой экспедиции будет написано, что на вершине горы Аналог есть гороховое поле. А тем, кто чувствует, что было недостаточно строгости и суровости в нашей жизни, я еще раз напоминаю, что мы – городские жители, мы измученные и испорченные, и у нас была не совсем монашеская задача. Наша задача была сочетанием серьезности и несерьезности, игры и философии, концентрации и легкости. Было много философии, ну, что поделаешь, это путь интеллектуальной интуиции, а не путь сердца, а для философии нужно жить спокойно. Было много индивидуальных бесед с разными людьми, мы пробовали что-то сбалансировать, помочь личными контактами, я пробовал установить сердечный и всякий контакт со многими из участников нашей экспедиции, в основном, невербальный. Одним я советовал молчать и не задавать вопросы, других я будоражил, чтобы они были активнее. Мне было очень приятно беседовать в своем "кабинете" за баней с разными людьми о разных темах, об их жизни, о трудностях. Это была очень важная часть моей работы. Главное, что я пытался делать, это показать, что есть множество разных путей и есть путь без всяких путей. Это путь Аркадия, у которого нет ни системы, ни идеологии, ни технологии. Некоторые люди говорят, что нужна определенная техническая база, а потом идет состояние, которое ложится на эту базу, и потом новая технологическая база, новая проработка состояний. Мы с вами здесь не нарабатывали состояния, мы просто жили, и я сделал все, чтобы дать вам ощущение, что совсем не обязательно заканчивать пятый или седьмой класс, и тем более десятый, чтобы получить аттестат зрелости, что можно и в детском саду, и в третьем классе спокойно вырастить себе крылья и взлететь, и что, собственно говоря, только это и нужно: найти свой собственный путь, создать свою собственную экспедицию. Эта линия вполне согласована с вашими наставниками, вполне ими понимается, хотя они считают, что нужно сначала получить образование и тогда уже начать самостоятельный путь. Здесь я с ними не согласен и думаю, что все это непредсказуемо, что нет никакой общей схемы для двух, трех, тридцати людей и что нет, вообще, никакой общей технологии, а есть абсолютно не формализуемая, непредсказуемая сложность или простота, есть личный контакт, есть доверие, есть невербальный контакт. Мне кажется, что я установил его здесь с теми, кто искал его со мной.

Я никому не предлагал бросать ваш контекст, прекрасный контекст, созданный людьми, которые вложили немало любви и заботы в создание этого очень культивированного, благородного, надежного круга. Моей задачей было давать нечто неуловимое, в то же время, постоянно беспокоить ощущением близости решения. То, что я пробовал здесь создать, это ощущение реальной возможности решения вопросов и проблем каждого из вас, будь то бытовая или семейная проблема, будь то беспокойство или сонливость, будь то определение своей собственной задачи, отыскания своей собственной горы, создания экспедиции, преодоления трудностей смыслополагания. Все это было предметом моей заботы здесь в течение трех недель.

Я не оставляю после себя никакой организации, никаких инструкторов, поскольку это не входило в мою задачу. Я надеюсь, что поддержал тех людей, которые пробуют достичь глубины пребывания, и тех людей, которые задумываются о создании своего круга, о своей собственной экспедиции в своем направлении. Много недоумений вызывала здесь моя позиция, многие из вас ждали, что я буду давать им персональные задания, как это делал Игорь с некоторыми из вас. А я говорил, чтобы вы сами давали себе задание каждый день, каждый час, каждую минуту. Человек, который не дает себе ежедневных заданий, это еще не человек. Человек, который живет спонтанно и просто ест, просто проживает час, это еще потенция человека. И, естественно, ваша экспедиция, социальная объективация вашего внутреннего движения – это предмет вашего творчества. В принципе, Игорь говорит вам то же самое: "Вот, смотрите на меня и создавайте свои социально-психологические миры". Однако эти миры напоминают мне какие-то промежуточные населенные пункты для беженцев, какие-то "убежища", Обезьяний порт из книги Рене Домаля, а я говорю об экспедиции. Экспедиция предполагает цель, направление, общие фонды, друзей. А дальше наша жизнь будет развиваться по положенным ей законам: люди, получив здесь какой-то свежий, неформализованный импульс, продолжат жить свою жизнь, и может быть, в результате нашей работы здесь, возникнут ваши экспедиции.

Я буду рад поддержать с вами связь, я открыт для любой инициативы, если вам покажется, что я могу быть вам полезен и интересен. Я впервые в своей жизни столкнулся с литовским характером, с литовским элементом, я его просто не знал никогда и не взаимодействовал с литовцами. Это удивительно деликатные, корректные люди, европейцы, негромко говорящие, не навязывающие себя. Вчера я пробовал выяснить у Томаса, есть ли в Литве какая-нибудь мощная духовная традиция, и выяснилось, что, видимо, она мощная, но какая-то подспудная, находящаяся в состоянии Ильи Муромца, который никак не проснется. Христианство здесь – это привозная религия, от язычества мало что осталось, а ваш круг еще не стал костром, который осветил бы всю Литву, так что это очень благодатное место, в смысле его культивации, и огромное наслаждение быть здесь, в центре Европы среди очень ярких незлобливых людей, которые живут в тесном взаимодействии с природой, травой, землей. Когда есть такая природная связь, такие отношения с миром, то это большое счастье, это действительно мать-природа, мать-страна, мать-язык. И мне кажется, что у вас, собравшихся здесь, есть все возможности наполнить эту часть Земли еще и активным огненным началом, пожары в лесах, конечно, не нужны, я говорю сейчас о духовной динамике, которой в Литве очень мало, но куда больше, чем в Швеции, в Германии и во многих других странах. И если мы соберемся в следующее лето здесь, то я бы хотел, чтобы было еще меньше духовного иждивенчества, которое, к сожалению, процветает в вашем круге, и чтобы было больше смысловой и энергетической инициативы от вас. Не бойтесь себя полагать, не бойтесь ставить цели, вы не школьники. Не бойтесь брать на себя ответственность за экспедиции, не бойтесь быть веселыми сумасшедшими. Ябы хотел предложить нашу традиционную минуту молчания, когда от словесной шелухи, которую я сейчас здесь наплел, мы возвращаемся к себе, к своей целостности, к своему нормальному элементу, после чего, может быть, кто-то из вас захочет что-то сказать…

Дима: У меня появились свои индивидуальные впечатления, и я могу поделиться тем, что важно для меня. В этих экспедициях всегда находишь что-то новое, там нет такого, что уже всего достиг и несметно богат. Все время что-то возникает, к чему возвращаешься, и я каждый раз возвращаюсь к мысли, что это твоя персональная экспедиция. И хотя ты идешь с друзьями, все равно ты идешь один, идешь сам. И иногда это забывается, иногда это страшно и от этого закрываешься, но все равно жизнь напоминает тебе, что ты идешь один, не потому что изгнан или отвержен, а потому что за экспедицию ты отвечаешь сам, это твоя персональная экспедиция. И в настоящий момент именно в этом для меня глубокий духовный аспект таких экспедиций. И истинность всяких, возникающих и исчезающих, течений, школ всевозможных направлений, в том, чтобы отправлять людей в их персональные экспедиции, не массовые, а личные, хотя униформа может быть похожей.

Люда: В отличие от Димы, у меня возникло ощущение возможности создания экспедиции единомышленников, потому что личная экспедиция для меня проблематична в том, что сказанные слова проходят, уходят пережитые состояния, этот опыт забывается и исчезает. Ощущение от этих слов, состояний такое неуловимое, что у меня давно появилось желание зафиксировать это каким-то образом, чтобы человек смог перевести свое состояние во что-то конкретное, фиксировать внутри и распространять, передавать другим. И у меня возникло ощущение возможности создания сообщества, группы людей, с которыми, как с единомышленниками, возможна такая духовная работа.

Антанас: Я хочу поделиться возникшей у меня концепцией, которая мне очень помогала. Это размышления о состояниях ниже и выше нуля, может быть, о пустоте, выше и ниже нуля, которые для меня связаны с одиночеством и дружбой. Одиночество я концептуально связал с пустотой ниже нуля, а дружбу связал с состоянием, пустотой выше нуля. Пустота дружбы и пустота одиночества. Но эта концепция поломалось так, что это есть и одиночество и дружба…

Александр: Дружба с Одиночеством…

Аркадий: Давайте еще раз вспомним и поблагодарим наших проводников Павлика и Жандосика и на этом закончим наше собрание. Спасибо всем…

Зарасай

Мотель Далюса

2 августа 1997 г.

Никакая заутренняя (слегка белая, может быть)

 
Прощай, монастырь!
Благодарю твои невидимые стены.
Я поклонялся Полноте
В пустой обители ума.
Я ухожу в молчанье ночи,
Туда, где огненные тени
Стирают в памяти влюбленных
Их неживые имена…
Меня проводят и не запомнят, лишь эти трое:
Рыцарь Желаний,
Странник Смысла,
Работник Слова,
И Он, быть может,
Тот, который не сосчитан…
 
 
А. Ты