Текст книги "Камень без меча"

Автор книги: Аркадий Шушпанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Санчо вырвался в коридор, пустынный и темный. В голове крутилось: «Где же Ланселот?» Рыцарь давно уже должен был быть здесь. Впрочем, Санчо знал уже сам, что делать. Пробиваться на третий этаж, в кабинет физики. Маги Хаоса, стоящие во главе захвата школы и открывшие путь на Землю для армии своих тварей, добрались до артефакта, спрятанного в подвале. Теперь они попытаются активировать его с помощью аппарата, наскоро собранного из различных физических приборов. Тогда молния прошьет грань миров, и Хаос прольется на планету, как метеоритный дождь, а с ним придет убийственное магическое излучение.

Далеко-далеко впереди, в конце коридора, была лестница наверх. Санчо напружинился, как бегун на старте, а потом рванул к ней. Распахивались двери классов справа и слева, оттуда выскакивали и вылетали орки, тролли и мрачные воины в черных масках ниндзя. Кукушкин не останавливался. Он уворачивался, прокручивался, нырял под удары, пользуясь своим малым ростом, отвечал короткими режущими выпадами и продолжал бежать. Один раз из-под двери высунулось чье-то щупальце. Санчо подпрыгнул и с удовольствием опустился на него каблуками, впервые ощущая прок от своего лишнего веса. За дверью раздался истошный визг, похожий на кошачий, и щупальце поспешно втянулось обратно.

Санчо уже почти добрался до лестницы… когда его огрел сумкой по спине подоспевший Григорьев. А после без всякого приветствия осведомился, какого фига Кукушкин идет прогулочным шагом и весь в себе, когда до звонка осталось пять минут. Санчо ошалело посмотрел вокруг, увидел невредимую школу без всяких горгулий и вместе с Григорьевым как следует прибавил ходу.

Они даже не опоздали. Ввалились в класс точно под звонок, орущий, как сигнализация. Все текло привычно и гладко, словно ничего вчера и не было, словно Кукушкин где-то вычитал всю историю о рыцарях и самопоявляющихся клинках. Алгебра, к которой он не подготовился, стерла реальность Ланселота и его уроков чище, чем мокрая тряпка стирает мел с доски.

К удивлению Санчо, все сошло ему с рук. Ничего не спросили, к доске не вызвали, и даже домашнюю работу не проверили. Красота! Когда звонок снова завыл, Кукушкин покидал учебник с тетрадями в рюкзак и, не веря своему счастью, довольный вышел из кабинета.

Вечный сосед по парте Григорьев все что-то пытался ему сказать, но Кукушкин не слушал. Он вдруг поймал себя на том, что слышит другие голоса, кроме григорьевского. Нет, не какие-то мистические. При желании теперь он мог выделить любой голос из какофонии школьной перемены и настроиться только на него, даже если говорили в дальнем конце коридора. Услышать слово в слово.

Музыкальным слухом Санчо никогда похвастаться не мог, так же как и отменным зрением.

– Глухой, что ли?! – Григорьев бесцеремонно пихнул Санчо в бок.

Перемена кончилась, и началась история. Проходили эпоху Петра I. Санчо задумался, каково было рыцарям в те времена. Действовал ли в ту пору в России орден этого Круглого Стола? Может быть, какой-нибудь известный человек, сподвижник Петра, уже был рыцарем? А может, наоборот, хаоситом? Кукушкин решил, что нужно порасспросить об этом Ланселота.

День прошел ни шатко, ни валко. Санчо то воспринимал все, что говорилось на уроках или что бухтел на переменах Григорьев, то проваливался в свои ощущения. Но, опять же, кроме Григорьева никто этого не замечал, а тот не догадывался о причине.

Но одно маленькое знаменательное событие до конца школьной смены все-таки произошло – и снова на перемене. Санчо шел по первому этажу, прислушиваясь ко всему, а мимо проходил с каким-то мотком проводов невысокий паренек и кивнул ему. Санчо механически кивнул в ответ и даже не остановился. Но через несколько шагов подумал: он никогда не видел этого типа с проводами. Паренек выглядел его сверстником, может, на пару лет постарше. Только совсем не походил на школьника из-за этих проводов и рабочей спецовки. Откуда тот знал Кукушкина?

Санчо обернулся. Перемена бушевала, но того, кто был ему нужен, и след простыл.

Начался последний урок, и Санчо забыл обо всем.

Название урока было тяжелое и колючее, как «противотанковый еж», – БЖД. Безопасность жизнедеятельности. И ее отходов, всегда плоско шутил Григорьев. Говорили, что раньше такой предмет был только в одиннадцатом классе, но теперь, в связи с возросшей угрозой терроризма, его ввели и для восьмиклассников.

Санчо нравилось это самое БЖД. Даже не тем, что там рассказывали, как и чего делать, если начнется какая-нибудь заваруха. И не тем, что показывали настоящее оружие, хотя и с рассверленным стволом, а потом дали пару раз собрать-разобрать автомат. Пули тот не выпускал, но вместо стреляных гильз цельные патроны выбрасывал – загляденье!

Нет, Санчо нравилось то, где всегда проходили эти уроки.

Школу выстроили до революции, а затем еще достраивали, уже в тридцатых годах, при Сталине. Тогда же и вырыли бомбоубежище, где можно было разместить жителей чуть ли не всех окрестных улиц.

Когда на самом деле началась война, в школе разместили госпиталь. Город не бомбили, но воздушные тревоги случались, и тогда в убежище скрывались раненые и медперсонал. А после войны сюда опять вернулась школа, и в лабиринтах убежища сделали несколько учебных классов и устроили всякие подсобные помещения. О прямом назначении тоже не забывали, потому что тогда уже опасались войны атомной. А теперь вот террористов…

Неприметная дверь без таблички уводила в подземелье. Уроки по БЖД проводили в специальном классе внизу. Он когда-то назывался классом начальной военной подготовки. По стенам там висели разные интересные плакаты, каждый из них старше Кукушкина втрое, а может, и впятеро. На плакатах были нарисованы схемы распространения радиации при ядерном взрыве на земле, под землей и в воздухе; что надо делать при неожиданной атаке; как оказывать экстренную помощь и переносить раненых. Еще тут стоял манекен в противогазе и костюме химической защиты. А за стенкой, в соседнем зале, располагался самый настоящий тир, где иногда можно было пострелять из пневматического ружья под бдительным взглядом военрука.

Но это была известная часть подземелья. На самом деле убежище змеилось лабиринтом под всей школой с ее несколькими корпусами. Никто из тех, кто здесь учился, не знал, куда ведут все закоулки. Иногда мальчишек звали в темные коридоры перетащить что-нибудь. Санчо видел, сколько в этих катакомбах всякого хлама. Он не исключал, что где-то за надежно запертой дверью могут храниться настоящие винтовки, пистолеты и патроны, а может, даже гранаты. Неиспользованный запас еще со времен войны. Была же подсобка, где стоял железный шкаф, доверху набитый противогазами!

Санчо слушал вполуха бывшего военрука Михалыча, который теперь значился преподавателем БЖД, и думал, сколько вопросов он задаст Ланселоту, когда пойдет к нему сразу после этого урока. Ведь он толком ничего не узнал вчерашним вечером.

Урок закончился раньше обычного. Военрук Михалыч сказал, что все могут быть свободны, кроме мужской половины класса. Насчет мужской половины он, конечно, перегнул, было таковых всего девять на четырнадцать дам. Михалыч нарисовал перспективу оставшимся: они помогают перетащить несколько снарядов, а он разрешает затем с полчасика пострелять в тире и дает винтовки.

Мужская половина, кроме Санчо, воспылала энтузиазмом. Кукушкину же деваться все равно было некуда.

Они гуськом прошли по лабиринту коридоров и достигли подземелья, где хранились относительно новые маты и частично разобранные тренажеры. Пару тренажеров и штабель матов и нужно было поднять наверх, в спортзал.

Санчо работал в двойке с Григорьевым. Но из-за комплекции и общей неспортивности Кукушкина они все время оказывались последними. Естественно, самый нижний из штабеля достался тоже им. Когда они взгромоздили поклажу на второй этаж, в зале их встретил только Михалыч. Он велел стащить обратно вниз один старый, истрепанный мат. «…А потом приходите в тир!» Кукушкин всю дорогу в подвал теперь должен был слушать ворчание Григорьева.

Они втащили ношу в подсобку и бухнули на другой штабель, выше их самих. Мат, разумеется, лег неровно. Мучимый чувством вины, Санчо отправил Григорьева в тир и сказал, что слазает наверх и поправит. Дел оказалось на полминуты. Санчо рассчитывал догнать Григорьева в коридоре.

Но когда он вышел в коридор, Григорьева уже не было. Наверно, успел свернуть за угол. Зато у поворота, преграждая дорогу, стояла высокая фигура.

Лампа дневного света замигала, будто не верила сама себе. Так же дрожал свет фонаря вчера вечером, когда Санчо увидел бой Ланселота.

Фигура была иной, чем те, с кем дрался рыцарь. Они по крайней мере выглядели живыми. У этого же типа лицо синело, как у покойника. Кроме того, противники Ланселота одевались вполне современно. А синелицый кутался в древний ветхий плащ, полы которого превратились чуть ли не в лохмотья. Санчо даже заметил большую дыру, сквозь нее виден был рукав… камзола?

В свете лампы блестела выпуклая застежка плаща. Санчо даже вспомнил, как она называется – фибула.

Темные спутанные волосы синелицего закрывали один глаз. Второй, опять же, настолько глубоко ушел в глазницу, словно провалился, как у настоящего мертвеца. Тем не менее глаз был живой. Санчо даже заметил, как двигается зрачок.

Синелицый ничего не говорил, только сверлил Кукушкина этим глазом. Санчо не двигался с места.

Фигура выпростала руку из-под плаща. Кисть закрывала рваная перчатка. Санчо заметил, что на руке отсутствует мизинец.

– Меч-ч, – глухо сказала, почти прошипела фигура.

И Санчо понял, что ей надо. То же, что троим вчера надо было от Ланселота. Этот рыцарь-покойник с ними заодно.

Язык словно присох, и Кукушкин помотал головой в знак отрицания.

Фигура не спеша убрала руку снова под плащ. Там звякнуло. У Кукушкина упало сердце, как оно иногда падало, когда он слышал звон инструмента в кабинете стоматолога.

Рыцарь-покойник вытащил руку уже не пустой, а с мечом. Лезвие было темным, но отнюдь не ржавым.

Санчо инстинктивно сжал пальцы. Они поймали рукоятку.

Экскалибур пришел.

Кукушкин помнил наказ – меч не вызывать, а убегать. Но убегать было некуда: выход заслонил этот зомби. С мечом же стало куда спокойнее. Всего на несколько секунд – потому что зомби шагнул вперед и единственным точным ударом легко выбил Экскалибур из руки Санчо.

Меч звякнул о серый бетонный пол, как обычная железка. По коридору разнеслось эхо.

Рыцарь-покойник направил острие клинка в лицо Санчо. Сделал еще шаг. И еще. Он ступал очень мягко, почти совсем бесшумно, как падают осенние листья на кладбище. Санчо отшатнулся, попятился, едва не упал. Потертый носок рыцарского сапога встал рядом с Экскалибуром на полу. Санчо понял, что потерял меч навсегда. Сдал практически без боя.

Кукушкин отчаянно захотел, чтобы все вернулось хотя бы на несколько секунд назад. Тогда он бы точно не дал так просто себя обезоружить. И вдруг рукоятка меча опять ударила по пальцам.

Санчо шевельнул кистью – и перед глазами поднялось лезвие меча. Это было невозможно. Кукушкин отступил от упавшего Экскалибура шагов на пять. Выходит, меч возвращается по желанию? Даже если его отберут, он исчезнет и снова появится у тебя? А как же тогда собирался им завладеть этот мертвяк?

Но проверять догадки Санчо не захотел. Так же как еще раз пробовать идти в атаку на рыцаря-зомби. Вместо того оруженосец Ланселота развернулся и все-таки бросился наутек по коридору.

Он добежал до угла, потом еще раз до угла, как сегодня утром, при воображаемом штурме школы. Даже удивился, какие же длинные эти подвальные катакомбы.

Однако впереди ждал тупик. Кукушкин остановился, тяжело дыша. Развернулся, выставив перед собой меч и прислушался. Он слышал… нет, не шаги, а какой-то шорох. Но точно почему-то знал, что это движется рыцарь-покойник. Будто статуя командора шла за Дон Жуаном. Видел однажды Санчо такой спектакль по телику, когда у него еще компьютера не было.

В тупике, куда он с размаху влетел, не было никаких дверей. Просто ответвление коридора – и все. Только у стены две сломанные парты. Старые, целиком деревянные, с наклонной доской и местом для чернильницы, а не теперешние столы, которые больше чем наполовину из нержавеющей стали.

На дальнюю стену легла тень и стала расти. Кукушкин думал, что всякие упыри не отбрасывают тени, но рыцарь, видимо, был исключением из правил. Санчо поднял Экскалибур выше. Прямоугольник коридора впереди напоминал ему дисплей, а лезвие меча, что маячило перед глазами – оружие в какой-нибудь старой игрушке типа «Готики». И когда шорох послышался уже сбоку, над самым ухом, оруженосец едва не спятил с перепугу. Если бы мог запрыгнуть на потолок – то был бы там сей же миг. А вместо этого припечатался спиной к стене, словно проверял осанку.

В стене, рядом с партами, зиял проем. Его не было еще несколько секунд назад. Стена разверзлась, не иначе. В воздухе летала пыль – значит, Санчо не почудилось, проем действительно только что открылся, слабое зрение не подвело.

Из проема высунулся некто и потребовал:

– Сюда иди, если жить хочешь!

Спустя пару секунд оруженосец Ланселота вспомнил, где его видел. Это был паренек в рабочей спецовке, который сегодня в коридоре кивнул Санчо.

Кукушкин не заставил себя долго упрашивать. Он шмыгнул в открытый лаз и попал в узкий-узкий проход. Услышал сзади шорох. Когда испуганный Санчо обернулся, думая, что рыцарь-призрак все же настиг его, то увидел только глухую стену. Будто дыра затянулась сама собой.

Санчо повернулся к спасителю. Вообще, в этом донельзя тесном пространстве поворачиваться было очень нелегко. Рассмотреть лицо паренька тоже, потому что он направил Кукушкину прямо в лицо луч карманного фонарика – единственного здесь источника света. Затем луч света описал дугу по стене и низкому потолку. Это паренек так махнул рукой, приглашая Санчо идти за ним.

Только сейчас Кукушкин спохватился: в его собственной руке больше не было меча. Экскалибур пропал, видимо, когда Санчо нырял в лаз. Причем можно было побиться об заклад: Санчо ни на секунду не разжимал кулак. Он не выронил меч, тот просто ушел. Выполнил свою задачу.

Кукушкин протискивался вслед за обладателем фонаря, собирая пыль и паутину на свитер. Он решил, что они пробираются в толще стены, параллельно коридору, где за ним гнался этот покойник. Может быть, тот продолжает свои поиски всего в нескольких шагах отсюда. Но Санчо почему-то было спокойно. Чувствовал: на этот раз все же пронесло. Наверное, чувство приходило от вида деловито шагающего проводника.

Они свернули, потом еще и еще. Санчо подумал, что судьба теперь такая, ходить по закоулкам. Сперва Ланселот его вел незнамо куда, потом он сам плутал по школьным катакомбам, сейчас и вообще, будто в норе какой движется, даром, что нора не круглая, а прямоугольная.

Наконец пришли. Конечным пунктом оказалась… нет, не подсобка, как почудилось Санчо, а вполне жилая комната. Даже уютная. Старый диван с пухлыми валиками и вычурными ножками, потертый, но все равно словно призывающий сесть, как чей-то, извините, выпуклый зад, бывает, будто напрашивается на хороший пинок. Круглый обеденный стол. Старомодный шкаф – кажется, он назывался «горка». Полки с книгами. Верстак с разложенным на нем оборудованием.

Этот верстак сразу приковал внимание. Санчо такое видел только в кино. На верстаке лежали всякие радиолампы, транзисторы, реле и куча всего такого, чему он даже названия не мог подобрать. Хозяин жилища, наверно, распотрошил не один приемник, телевизор, а может, и патефон. Правда, через несколько секунд Санчо усмотрел и подозрительно современную материнскую плату и даже, вроде бы, видеокарту.

Пока он разглядывал эту техническую кунсткамеру, сзади послышался знакомый шорох. Санчо уже привычным движением обернулся и так же привычно не заметил отверстия в стене, будто она сходилась и расходилась по направляющим. Хотя, пока вертел головой, Кукушкин увидел краем глаза вполне обыкновенную дверь и этим успокоился. Только зачем дверь тому, кто ходит сквозь стены? Может, она фальшивая и, если открыть, то увидишь глухую кирпичную кладку?

– Ты садись, – велел проводник и сам бухнулся на диван. Тот натужно вздохнул: дескать, вот ведь, стоял, никого не трогал, нет бы, аккуратнее приземлиться, так надо со всего размаха.

Санчо присел на стул: хозяин явно притащил этот предмет обстановки из какого-то класса и, скорее всего, отремонтировал. Вообще, весь интерьер напоминал обитель Ланселота, только рыцарь не стал бы заниматься радиотехникой.

– Кто будешь? – бесцеремонно спросили с дивана.

– Кукушкин, – сказал оруженосец и прикусил язык, потому что хотел добавить «Санчо». Все это, опять же, очень походило на допрос, который учинил Ланселот.

– Да я в курсе, что Кукушкин, – ответили с дивана. – Меч откуда взял?

Санчо поперхнулся. Причем, сам не мог бы сказать, от первой фразы или от второй.

Но всю правду решил пока не говорить.

– Он сам меня нашел. – Поспешно сменил тему: – А ты зачем меня спасал?

– Не нравишься ты мне, – сказал хозяин жилья. Выждал паузу и добавил: – Но он еще больше не нравится.

Кукушкин сразу понял, о ком речь.

– Он кто?

– Почем я знаю? Нежить. А ты новый рыцарь, что ли? – продолжили допрос с дивана.

– Типа того, – ответил Санчо.

– Не люблю я рыцарей, – поморщился диванный всадник.

Только сейчас Кукушкин понял: чем-то ему этот нелюбитель рыцарей напоминает Емелю на печи – вихры торчат, губы оттопырены, на носу веснушки.

– Сам-то кто? – невежливо отозвался Санчо.

– Школьный.

– Школьный кто?

– Никто! Это не прилагательное, а существительное. Как «домовой».

– Ты школьный домовой?

– А ты, что ли, тупой? – грубо срифмовал тот, кому Санчо, видимо, был обязан жизнью. А, может, заодно и рыцарством по иронии судьбы, ведь иначе мертвяк завладел бы его мечом, как пить дать. – Домовые, они при домах. А я – при школе.

Кукушкин решил не спорить, хотя бы из проснувшегося чувства благодарности.

– Меня Санчо зовут, – сказал миролюбиво, и лишь затем понял, что хотел назваться Сашей.

– Кимыч, – представились с дивана.

– А по имени?

– А у нас имен нет. Мы же не люди.

– Выглядишь ты, как человек, – сказал Санчо. – Я бы не отличил.

– Никто бы из «ваших» не отличил, – усмехнулся Кимыч. – Ну, я же когда-то человеком и был.

– Когда?

– Давно. Хотя по нашим меркам – недавно. Я плохо это помню. Там… как бы, не совсем я был. Как-то так… Все домовые – это бывшие люди.

– Почему? – Кукушкин чувствовал, что задает глупые вопросы, но не мог остановиться.

– Они – предки. Когда-то давно предков хоронили под порогом, чтобы защищали дом после смерти. Некоторые и откликались. Мертвые, они разные бывают. Кто-то хочет помогать живым. А что еще делать-то? Своей жизни ведь больше нет, остается как бы только для других… существовать. Я в девятом классе учился, когда война началась. Хотел на фронт, все ждал, когда восемнадцать будет. Но я, блин, не дожил. Заболел, потом осложнение. Энцефалит, понимаешь. Сейчас-то, может, и вылечили бы, а тогда… В школе госпиталь был. Вот я при нем и остался. Должен ведь от меня какой-то прок быть? С тех пор тут и обитаю.

Они помолчали немного. Санчо неудобно было спрашивать о своем, а Кимыч, похоже, углубился в воспоминания.

– Почему у тебя такое странное отчество? – наконец прервал молчание Кукушкин.

– Не очень помню. Кажется, меня так звали, – ответил школьный. – Ким. В честь Коммунистического Интернационала молодежи. Вот, помню, в честь чего, но не помню – меня ли… У меня память как книжка с вырванными страницами. И вырванных – больше, чем целых. А потом у нас уже только отчества. А я ни человеческого отчества, ни фамилии не помню. Вот так и вышло…

– А откуда ты про рыцарей знаешь? – осторожно свернул на проторенную колею Санчо. – И почему не любишь?

– Все тебе расскажи! Слухами земля полнится. Во-первых, а кто вас любит? Вы нежить убиваете, а я ведь тоже нежить. Вроде того. Это все равно что немцев не любить, когда тут госпиталь был. Хотя они же разные, Гёте, к примеру, ну, у которого «Фауст»… Читал?

Санчо помотал головой и застыдился.

– У меня вон есть, если хочешь, – сказал Кимыч и махнул рукой в сторону полки. – В библиотеке списали из-за ветхости, а я подобрал. Но не в этом дело. Во-вторых, как нежить-то гонять, то все молодцы. А, к примеру, тех, кто в школу «травку» поставляет – так охотников нету…

Кукушкин представил, как он с Экскалибуром выходит против торговцев наркотиками.

– Ты вот чего слушай, – задумчиво сказал Кимыч, откинувшись на спинку дивана, – мертвяк тебя в школе прижал. Он знает, где ты днем бываешь. Будет тут теперь ждать, как кот у мышиной норы. Тебе в школе пока лучше не появляться.

– Меня же выгонят, блин! – Санчо только на секунду представил себе, что случится с бабушкой и что скажет мать, когда они узнают.

– А никто не заметит. На себя беру. Я же школьный. Думаешь, контрольные вдруг отменяются просто так? Я тут по мелочи много чего могу…

– Спасибо, – Кукушкин произнес это с чувством, как будто Кимыч вылечил его от застарелой болезни. – А почему ты мне помогаешь?

– Да не тебе я помогаю! – огрызнулся вдруг Кимыч. – Больно мне надо, чтобы тут по школе живой труп шатался! А без тебя он, глядишь, слиняет.

Школьный резво вскочил с дивана, словно пружины вдруг выпрямились и сами подбросили седока.

– Ладно, проваливай. Дел у меня по горло. Чисти теперь все после этого, с синей рожей…