Текст книги "208 избранных страниц Аркадия Арканова"

Автор книги: Аркадий Арканов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Брюки из лавсана

ЕЩЕ РАЗ О ПОСЕЩАЕМОСТИ ЗЕМЛИ ПРЕДСТАВИТЕЛЯМИ ИНЫХ ЦИВИЛИЗАЦИЙ

В очках внимательно выслушал потерпевшего и продолжал:

– Так вот. Вы, видите ли, до сих пор пребываете в состоянии транса по поводу того, что вам в ателье запороли брюки…

– Из лавсана! – многозначительно поднял указательный палец потерпевший.

– Ну, хорошо, – согласился в очках, – из лавсана. И это обстоятельство терзает вашу душу и не дает покоя. Сознание собственной правоты и невозможность доказать свою правоту в планетарном масштабе угнетает вас…

– Меня никто не угнетает! – предостерегающе произнес потерпевший. – Понятно?! Мне просто обидно!

– И я вас понимаю. Но теперь поймите, что мне, может быть, обиднее вдвойне!

– Вам-то что обидно? Вам брюки не запарывали.

– Меня гнетет гипотеза…

– Вы что, опять про своих умников?

– Можно называть их как угодно, но то, что они на несколько порядков цивилизованнее нас, – это определенно. Более того, именно они катализировали разумное начало на нашей планете! Кто они? Как они выглядели, мы пока не знаем. Ясно одно: после их вмешательства мир начал свое развитие.

– Минуточку! А куда вы денете Чарльза Дарвина? – поинтересовался потерпевший. – Ведь он что требовал? Чтобы человек произошел от кого? А? Даже произносить-то противно. Вот вы сходите в зоопарк. Стыдно становится! Но ведь раз Дарвин сказал, то уж извините, как говорится…

В очках оживился.

– Уважаемый! – сказал он. – Я не расхожусь с дарвинизмом. Но дарвинизм – это следствие, моя гипотеза – причина!..

Он глотнул пива, поправил очки и продолжал:

– Так вот. Около двадцати тысяч лет назад инопланетные отловили несколько сот особей обезьян определенного вида и привили этим диким тварям "мыслящее вещество", преодолев, разумеется, барьер биологической несовместимости…

– Не говорите загадками, – сказал потерпевший, – мозги, что ли, привили?

– Не совсем. Мозг есть у каждого живого существа – у кошки, у слона, у черепахи, у скунса. Однако он не несет мыслительной функции. А в мозг тех самых обезьян было вшито "мыслящее вещество", под влиянием которого те самые обезьяны начали изменяться. Подчеркиваю – только те самые! Не шимпанзе, не гориллы, не павианы, не макаки…

– Еще чего не хватало, – передернулся потерпевший.

– И это явилось началом эксперимента, который ведет Диссертант.

– Где? – спросил потерпевший.

– Где-то там. За пределами Вселенной. И возможно, тема его диссертации формулируется так: "Особенности развития мыслительной функции под влиянием длительного воздействия "мыслящей субстанции", вшитой в переднюю часть мозга низкоорганизованных позвоночных в условиях пребывания в замкнутом пространстве, заполненном питательным бульоном".

– Каким еще бульоном? – спросил потерпевший.

– А почему нет? Вот, например, рыба. Вы думаете, они сознают, что живут в воде? Нет. Для них вода такая же прозрачная и легкая среда, как для нас воздух…

– Что ж это? – задумчиво произнес потерпевший. – Значит, все вокруг – бульон? И деньги – бульон, и жена – бульон, и пиво – бульон?

– Нет-нет. Мы с вами, ваша жена, деньги, пиво – все, что мы производим, – это и есть развитие "мыслительной функции". Это опыт, который делается на нас. А пространство – это бульон. И все вместе помещается в гигантской колбе. Понимаете? В колбе с абсолютно прозрачными стенками. И вам, находящимся внутри пространства, Вселенная кажется бесконечной. Ибо даже если когда-нибудь мы и доберемся до одной из стенок, то мы заскользим по ее сферической прозрачной внутренней поверхности. Заметьте, что сказанное мною полностью гармонирует с одной теорией искривления пространства… А самое-то главное, дорогой друг, что за всем, что происходит в нашей колбе, идет постоянное наблюдение. Капнет, например, Диссертант щелочи – война. Добавит кислоты – мир. Подсолит немного – рост цен в Америке… А нам все кажется, что мы – пуп Вселенной, что от нас что-то зависит… Вот вы с женой ругаетесь?

– А как же, – сказал потерпевший.

– Так вот, замечали, что иногда утром встаете – и нет никакого желания ни драться с ней, ни ругаться?

– Бывает, – улыбается потерпевший.

– А иногда вдруг ни с того ни с сего – дебош!

– Еще бы!

– А это значит, что на вас в данный момент и действует какая-нибудь щелочь…

– Это не от щелочи, – нахмурился потерпевший. – Она с нашим механиком встречается.

– Правильно! – оживился в очках. – А почему? Потому что наверняка испытывает на себе воздействие какого-нибудь ангидрида!

– Он не ангидрид! – рявкнул потерпевший. – Он негодяй! И щелочь здесь ни при чем! Что ж, выходит, если я вам сейчас съезжу по очкам, это от щелочи?

– Нет. Это от хулиганства, – возразил в очках.

– То-то, – сказал потерпевший и с тоской добавил: – Теперь скажите мне: ведь если ваш этот… Диссертант за всем наблюдает, во все вмешивается, зачем ему, подлецу, понадобилось, чтобы мне брюки из лавсана запороли? Что я, в лавсановых штанах эксперимент ему испорчу?

– Вряд ли он замечает такие конкретные мелочи… Он замечает только отдельные личности, достигшие в своем развитии уровня выше среднего… Леонардо да Винчи, Евтушенко, Пеле…

– Еврюжихин тоже после Мексики прибавил, – сказал потерпевший.

– Вы когда-нибудь за чем-нибудь наблюдали? – спросил в очках.

– Наблюдал. Вон за той официанткой.

– Ну и что?

– Ничего. Крепенькая.

– А если бы она вам подмигнула, заметили бы?

– Еще бы!

– Вот так и Диссертант. Он наблюдает за колбой вообще. И только что-то из ряда вон выходящее может приковать его внимание…

– Нет, погодите! – Потерпевший стукнул кулаком по столу. – А то, что у нас на весь район нет ни одной химчистки?! Этого ваш умник тоже не замечает?! Или вот дом у нас новый сдали – третий месяц воды нет! Куда он смотрит? За что ему там деньги платят?..

– Не кипятитесь, – спокойно сказал в очках. – Цель его эксперимента – развитие мыслительной функции до понимания истины своего происхождения.

– Рыло ему начистить надо! Вот что! – буркнул потерпевший. – Так я тоже могу наблюдать! Вот сяду и буду смотреть на солнце… Всходит – заходит, всходит – заходит. И что?

– А солнце, между прочим, – это гигантская спиртовка, пламенем которой Диссертант поддерживает среднюю температуру в колбе.

– Ну, черт с ним, – сказал потерпевший. – Даже если все, что вы говорите, – правда, ничего у него с нами не получится… Пьем мы много…

– Очень жаль, – задумчиво сказал в очках.

Но потерпевший уже похрапывал, уронив голову на грудь. В его дремлющем сознании возник полутемный кабинет… Диссертант обнимал Лаборантку. Она кокетливо отбивалась. В дальнем углу медленно вращалась большая колба, обогреваемая пламенем спиртовки. В колбе что-то все время булькало, урчало и перемешивалось.

– Зайчик, ты колючий, – увертывалась Лаборантка.

В колбе что-то щелкнуло.

– Зайчик, отодвинь спиртовку. Будет перегрев…

Диссертант подошел к колбе и с ненавистью отодвинул от нее спиртовку. "Опять перекипело!" – подумал потерпевший.

Зима в этом году выдалась на редкость теплой, и только в конце февраля вдруг резко ударили морозы.

Хозяйский Глаз

ЭЛЕГИЧЕСКИЙ РАССКАЗ

Однажды осенью всю ночь лил сильный дождь. Под утро он прекратился, но небо осталось обложенным. И когда часов в девять утра мы выглянули в окно, то увидели, что все тысяча восемьсот семь Хозяйских Глаз пришли в полную негодность. У всех было помутнение роговиц, ресницы повыпадали, а края век покрылись грязно-коричневой ржавчиной.

Мы чуть не расплакались. Это была последняя партия Хозяйских Глаз, которую мы только вчера получили из Канады.

– Надо было накрыть их брезентом, – сказал заместитель директора.

– При чем тут брезент? – возразил директор. – Такая продукция не должна зависеть от природных условий.

И директор был прав. Мы и раньше получали тревожные сигналы с мест о том, что Хозяйские Глаза не отвечают требованиям эксплуатации. Едва их только устанавливали, как они тотчас начинали вращаться в разные стороны, подмигивали рабочим… Кое-какие Хозяйские Глаза плакали, и слезы капали на оборудование… А недели через две они, как правило, краснели, гноились и в конце концов закрывались. После этого их выклевывали вороны, выгрызали мыши, и от первого же сильного порыва ветра Хозяйские Глаза рассыпались. Отвратительная зловонная труха разносилась по окрестности на десятки километров, заставляя жителей закрывать окна и снимать с веревок сушившееся во дворах белье…

Закупка и транспортировка Хозяйских Глаз стоила бешеных денег. Но постоянная потребность в них заставляла нас иметь дело с разными иностранными фирмами, многие из которых заламывали прямо-таки спекулятивные цены. При всем этом качество их не выдерживало никакой критики. Так что прав был директор, сказав, что брезент тут ни при чем…

После завтрака на совещании у директора мы долго ломали голову над тем, как быть дальше.

В конце концов было решено наладить собственное отечественное производство Хозяйских Глаз. Да, это трудно! Да, это потребует новых капиталовложений! Но либо мы это сделаем, либо…

В тот же день группа ведущих конструкторов заперлась в КБ.

Конструкторы дали клятву не выходить из КБ, пока не будет сконструирован первый отечественный Хозяйский Глаз. Это были проверенные, не раз оправдавшие себя люди. В свое время они изобрели отечественную Мясорубку, Целлофановые Пакетики, Искусственную Лошадь, Кипяток и много других товаров широкого потребления. Теперь им предстояло разрешить задачу задач – отечественный Хозяйский Глаз.

Пищу конструкторы получали прямо в КБ. Спали прямо в КБ. Естественные надобности справляли прямо в КБ, для чего была проведена остроумная сточная система из КБ непосредственно в речку Ковалевку. А на речке Ковалевке построили новый очистительный агрегат, чтобы население могло пользоваться чистой водой.

Сюда же в КБ переселились и жены конструкторов, что привело к организации прямо в КБ родильного дома, яслей, детского сада, школы-интерната, высших учебных заведений, филармонии и маленького крематория.

Наконец через девятнадцать дней, на семь минут раньше срока, двери КБ распахнулись и появились сияющие конструкторы с чертежами в руках.

Ликованию не было предела! Еще бы! Ведь это был день рождения собственного Хозяйского Глаза!

После торжественного митинга все почтили минутой молчания память одного из конструкторов, не дожившего до этого радостного часа, и занялись делом.

Для производства Хозяйского Глаза необходим был особого рода сплав. Ведь Хозяйский Глаз не должен бояться коррозии и высоких температур. Кроме того, он должен быть подвижным и зорким. Кроме того, он не должен глазеть по сторонам. Кроме того, он должен быть чистым, голубым и, главное, добрым. Ведь это же Наш Хозяйский Глаз и его не должны бояться те, за кем он должен присматривать…

Для получения такого необыкновенного сплава были вызваны ведущие металлурги. Им срочно создали все условия для работы: ванна, газ, телефон, раздельный санузел, ботанический сад, панорамный кинотеатр, Дворец бракосочетаний, родильный дом, кладбище и два стола для пинг-понга.

Через четыре часа, на восемнадцать лет раньше срока, необходимый сплав был получен.

После торжественного митинга все почтили минутой молчания память одного из металлургов, не дожившего до столь радостного часа…

Наконец настал торжественный день, когда начальники цехов доложили об окончании работ по созданию Хозяйского Глаза.

Естественно, что производство с самого начала было засекречено и никто не знал, что и для чего делается в его цехе. Один цех изготавливал хрусталик, один цех – роговицу, один цех – ресницы и веки. А прядильный цех трудился над глазничным нервом. И поскольку этот цех был по составу сплошь женским, то вскоре все работницы щеголяли в новых нервущихся и немнущихся кофтах, связанных из необычайной нервноглазной ткани. Но ткани было много, и на Хозяйский Глаз тоже хватило.

Но вот все детали были готовы, и можно было отправить Хозяйский Глаз для его апробации на одно из предприятий.

Так как это был первый в нашей истории Хозяйский Глаз, естественно, он вышел огромным, и для его перегона потребовался целый железнодорожный состав из сорока трех вагонов. На двух вагонах разместился хрусталик, на десяти вагонах – веки, в специальном крытом вагоне с особой системой амортизации перевозилась роговица. Остальные вагоны были заняты под ресницы.

По абсолютно засекреченному маршруту состав с Хозяйским Глазом должен был следовать до железнодорожного узла Зубарики, а оттуда старший диспетчер переводил его на юго-восточную ветку, в конце которой и находилось нужное предприятие.

Машинист не знал, что он везет и куда везет. Ему был известен только номер состава – 7422, который надо доставить до конца.

Старший диспетчер на станции Зубарики вообще был не в курсе дела. Он только знал, что в такой-то день ему надо отправить по юго-восточной ветке состав № 7422. И все.

В день отправления Хозяйского Глаза была прекрасная солнечная погода. Мы пришли на вокзал в легких белых нейлоновых рубашках, без пиджаков. Наше настроение не поддавалось описанию. За успешное производство Хозяйского Глаза все мы получили денежные премии… И конструкторы получили, и металлурги, и директор.

Овации и аплодисменты не смолкали до тех пор, пока последний вагон не скрылся за поворотом. А уж когда и рельсы перестали дрожать, мы облегченно вздохнули и разошлись по домам.

Дальнейший рассказ пойдет от третьего лица, так как автору необходимо поведать о случайном эпизоде, который произошел на железнодорожной станции Зубарики в День железнодорожника.

У старшего диспетчера с утра было отвратительное состояние. В висках что-то бухало. Голова разламывалась. Морда не помещалась в зеркале. Руки дрожали. Мучила изжога… Да, старший диспетчер этой ночью ошибся и теперь расплачивался. Ошибка его состояла в том, что он не хотел напиваться, но напился. И как на грех, именно сегодня на станции скопилось столько составов!.. До пяти никак не управиться. А в пять (гори все огнем!) он должен сидеть у телевизора и смотреть концерт по заявкам железнодорожников, потому что он сам еще месяц назад заказал песню "Сигнальный флажок"…

А в двенадцать часов дня заботливая жена принесла ему рассол. Прямо в диспетчерскую. И именно в этот момент, когда божественная холодная влага побежала по пищеводу старшего диспетчера, угораздило прибыть состав № 7422. А этому составу, согласно предписанию, надо было обеспечить зеленую улицу… "Ну нет, – думал старший диспетчер, – сначала допью рассол".

Он действительно сначала допил рассол, потом поругался с женой, потом ему надоела "эта проклятая работа без прогрессивки и без премиальных", потом раздался звонок и сообщил, что в ознаменование Дня железнодорожника "старшего диспетчера премируют месячным окладом", потом выяснилось, что это розыгрыш, потом больше не было рассола…

Короче говоря, у старшего диспетчера было много объективных причин, чтобы совершить вторую ошибку – пустить состав № 7422 не по юго-восточной, а по юго-западной ветке… Разумеется, в этом не было никакого злого умысла. Но все выяснилось несколько позже, а пока состав № 7422, груженный Хозяйским Глазом, мчался по юго-западной ветке, и всюду ему, согласно предписанию, была зеленая улица…

Автор вынужден сделать небольшую паузу, пока Хозяйский Глаз не пригромыхает к конечному пункту юго-западной ветки… Пригромыхал… Все в порядке. Можно продолжать…

– С чем состав? – спросил директор предприятия, которое переплавляло металлолом на большие болванки.

– А бог его знает! – ответил машинист и кепкой вытер пот с лица. И не было больше вопросов.

Груз был действительно странный и непонятный. А главное, он оказался чрезвычайно огнеупорным и никак не поддавался плавлению в обычных печах…

Вряд ли стоит говорить о том, что у предприятия был свой план и его надо было выполнять… Не стоит также говорить и о том, какие условия были созданы группе ведущих инженеров для быстрейшего конструирования новых печей…

Во всяком случае, во дворе предприятия через несколько дней лежал Хозяйский Глаз, переплавленный на стандартные большие болванки. И ликование было безграничным, и митинг был торжественным, и минута молчания в честь одного инженера, который не дожил до столь радостного часа.

А за внедрение нового типа печей ведущие инженеры и директор получили свои премии…

Да! Поистине могуч человек, вооруженный передовой наукой, оснащенный передовой техникой! И нет для него неразрешимых задач!..

А уволенный за халатное отношение к своим обязанностям старший диспетчер железнодорожной станции Зубарики в тот же вечер напился. Но на сей раз это не было ошибкой с его стороны. Нет! На сей раз это было мотивированное, глубоко осмысленное алкогольное опьянение.

Кросс

– Завтра пойдете на десять километров! – сказал мне начальник отдела.

– Куда? – поинтересовался я.

– Не "куда", а "как", – сказал начальник отдела. – Десять километров на лыжах. Кросс.

– Да… Но мне пятьдесят три года.

– А это не имеет значения. Мы должны обеспечить массовость. Приказ есть приказ.

– А когда я получу суточные? – спросил я.

Начальник отдела покрутил около виска пальцем:

– Вы что, серьезно?

– Разумеется. Все-таки десять километров…

– Пойдете за свой счет, – сказал начальник отдела. – Потом оплатим.

И он указал мне на дверь.

Всю ночь мы с моей старухой не сомкнули глаз, готовя меня в дорогу, и к утру наконец чемодан был уложен.

– Не занашивай рубашки, – говорила мне моя старуха. – Меняй их чаще.

В хозяйственную сумку она уложила еду.

– Здесь курица, – сказала она, – десяток яиц, котлеты, как ты любишь, термос с бульоном, пирог с яблоками… Остальное будешь прикупать в дороге…

И старуха моя разрыдалась окончательно.

– Прости, если что не так было, – сказал я дрогнувшим голосом. – Все-таки прожили мы с тобой хорошо.

– Береги себя, – сказала она, – обо мне не беспокойся и, главное, возвращайся с победой.

В десять часов утра на станции Реутово мне нацепили на грудь номер 184, и я стартовал…

Придя в себя после первого потрясения, я увидел, что справа от меня, слева, спереди и сзади шли еще мои сослуживцы и много других сотрудников, с которыми я раньше не был знаком. Каждый из них имел свой номер на груди.

– Вы не устали? – спросил я у номера 12, когда мы прошли восемь метров.

– Пока держусь.

– А я буквально валюсь с ног…

– А вы крепитесь, старина, – подбодрил меня номер 12. – Говорят, что скоро наступит второе дыхание…

– Да, – ответил я. – И, кажется, последнее…

Около трех часов дня, когда мы вошли в лес, упал на снег номер 200. Упал как подкошенный и умолял нас бросить его, а самим продолжать движение…

– Жене моей скажите прощальное слово, – хрипел он, – и передайте кольцо…

Мы подняли его, сделали ему искусственное дыхание, привязали к номеру 95 и тронулись дальше…

Однажды на рассвете неожиданный рывок совершил номер 70.

– Куда вы? Куда вы? – закричали мы.

– Мне необходимо быть дома в пятницу! – бросил он. – У жены день рождения!

Бедняга, видимо, потерял счет времени, потому что уже было воскресенье. Недели три еще его сутулая спина с номером 70 маячила перед нами, служа своеобразным ориентиром, но потом и она скрылась за деревьями. Мы продолжали идти вперед, невзирая ни на какие трудности…

– Когда вы получили последнее письмо из дома? – спросил меня номер 50, ожесточенно работая палками.

– Очень давно, – ответил я грустно, отталкиваясь что было силы. – Жена пишет, что дома все хорошо. Она уже на пенсии. Внук пошел в школу. В городе провели метро…

– Да-а! – мечтательно произнес номер 121. – А у нас уже, наверное, лето… Жара небось стоит… Птички поют… – И он смахнул слезу.

Номер 92 до кросса был профессором математики и убежденным холостяком, но, впрочем, большим любителем женского пола.

– Здесь, кажется, неподалеку проходит женский кросс, – шепнул он. – Может, порезвимся, если ветра не будет… Потом нагоним, а?

– Это не спортивно по отношению к другим, – сказал я.

– Ну, как знаете, – буркнул он и начал бриться…

Больше я его не видел. Правда, номер 13 уверяет, что слышал ночью чьи-то крики о помощи. Все может быть. Не исключено, что профессора задрали волки…

Пронеслись годы. Когда я после кросса вернулся домой, старуху свою я не застал, а на столе меня ждала ее записка: "Милый! Меня забрали на соревнование по бобслею. Никто не знает, что такое бобслей, но подозреваю, что это что-то женское. Прощай навсегда!"

Загадки алфавита

Сидел я и ужинал в ресторане. Никого не трогал. В кои веки выбрался в ресторан. Занял укромное место. В углу. Не люблю бросаться в глаза. Увидит кто-нибудь в ресторане – разговоры пойдут… «Вот, мол, товарищ А. шатается по ресторанам… Это при его-то окладе… И откуда у него такие средства?.. И что это вообще за личность?..»

Нет, уж лучше не бросаться в глаза…

Пока я ждал официанта, вошел мой начальник Б. с нашей сотрудницей В.

"Ну, – думаю, – пропал!.. Сейчас заметит… Разговоры пойдут…"

Вжался я в стул, уткнулся в газету… Может, не увидит. Увидел… извинился перед своей спутницей и подошел ко мне.

– Что, – говорит, – по ресторанчикам ходим?

– Да нет, – отвечаю, – в кои веки поужинать заскочил.

– Знаем, – говорит, – эти ужины… Ну да ладно… Чего уж там… Сами не без греха… В общем, ты меня здесь не видел! Идет? И я тебя не видел…

– А я вас, – спрашиваю, – с ней не видел или без нее?

– Без нее, конечно! А жене своей я скажу, что мы с тобой были на вечернем совещании…

– Хорошо, – говорю, – а если меня спросит ее муж, не видел ли я ее?

– Скажешь, что не видел…

– Это будет подозрительно.

– Тогда скажи, что был с ней в кино. Вы же с ее мужем друзья…

– Да, но я же был с вами на вечернем совещании…

– Скажешь, что я тебя отпустил и ты пошел с ней в кино…

– Хорошо, – сказал я, – только узнайте у нее, какой фильм мы смотрели…

Мой начальник отошел, а я стал есть бифштекс…

Кто-то хлопнул меня по плечу. Я оторвался от бифштекса и увидел Д. из соседнего отдела снабжения.

– Привет! – мягко сказал он. – Меня здесь не было… Хорошо?

– Здесь сидят Б. с В., – сказал я, – они тебя заметят…

– Они здесь не видели меня, а я не видел их, – сказал Д. – На всякий случай – мы с тобой сидели в библиотеке…

– Да, но я был в кино с В.

– Ни в коем случае! – сказал Д. – В. отказалась идти с тобой в кино. Она сидит у приятельницы… Кстати, тут два часа назад был Е. Так ты его тоже не видел…

– Я его действительно не видел. Меня здесь два часа назад не было…

– Рассказывай!.. Вчера Ж. вернулся домой в два часа ночи и сказал жене, что задержался потому, что встретил тебя совершенно пьяного и еле-еле дотащил тебя домой… Так что ты его не выдавай…

– Меня? Пьяного?! – чуть не подавился я.

– А что делать? Должен же был он что-нибудь придумать! Ты первый, кого он вспомнил… Кстати, чуть не забыл… Если зайдет разговор, то в прошлый вторник ты меня звал в ресторан, но я отказался и пошел на лекцию… Запомни!

И Д. отошел от моего стола.

– Простите! У вас здесь свободно? – услышал я прямо перед собой.

– Пожалуйста, – сказал я и поднял глаза.

Человек, который сел за мой столик, показался мне знакомым…

– Извините, – обратился я к нему, – но, по-моему, я вас где-то видел…

– Где? – испуганно оживился мой сосед.

– Где-то… – сказал я.

– Меня там не было!

– Где? – в свою очередь заинтересовался я.

– Там, где вы меня видели!

– Я вас видел не там, где вы думаете…

– Там меня тоже не было!.. И вообще!.. Сейчас сюда придет моя… жена… Так вот, я вас не знаю… а вы – меня…

Женщина, которая села рядом с нами, оказалась женой моего двоюродного брата…

– Я тебя не видел, – шепнул я, – потому что меня здесь нет. Я в библиотеке…

Подошедший официант отозвал меня в сторону…

– Послушайте, – быстро заговорил он, – вы ели бифштекс… Так вот, если спросят вас, то вы не ели бифштекс… Это для отчета… Я вам запишу, что съели четыре котлеты по-киевски, а заплатите, как за шашлык…

Я почувствовал, что начинаю потихоньку сходить с ума…

Действительно, при взгляде со стороны моя биография последних дней выглядела по меньшей мере странной…

Неделю назад звал приятеля в ресторан, пытаясь отвлечь его от лекции.

Вчера друг тащил меня полумертвого домой и из-за этого сам задержался…

Сегодня в одно и то же время я был в кино с женой моего друга, на совещании и в библиотеке. Кроме того, в эти же часы умудрился съесть четыре котлеты по-киевски…

Путаясь, как в паутине, в своих собственных мыслях, я поплелся домой.

Едва я открыл дверь, раздался телефонный звонок. Это звонил муж той самой В., которая сидела в ресторане с моим начальником Б.

– Слушай! – сказал муж В. – Жена сегодня была у приятельницы. А я ей сказал, что мы с тобой ужинали с твоим начальником Б… Так что, если она спросит, не перепутай!.. Кроме того, она спросила, где моя зарплата… я сказал, что ты подрался с официантом, перебил посуду и мне пришлось за тебя заплатить…

Я бросил трубку и понял, что погиб! Спасение могло быть только в одном – отрицать все.

Я никого не знаю. Я никого не видел. Я нигде не был. Поэтому у меня огромная просьба: вы этот рассказ не читали, я этого ничего не писал, и вообще вы обо мне никогда ничего не слышали…