Текст книги "208 избранных страниц Аркадия Арканова"

Автор книги: Аркадий Арканов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Аркадий Арканов. 208 избранных страниц

Предисловие

Биография моя проста и незатейлива. Она вряд ли может послужить основой для написания остросюжетного романа, постановки пьесы или создания кинофильма. При желании она может уложиться в несколько строк.

Родился 7 июня 1933 года в городе Киеве.

В школу пошел в 1941 году в городе Красноярске, куда был эвакуирован вместе с мамой и младшим братом по причине начавшейся Великой Отечественной войны. Отец в течение всей войны продолжал работать в Москве, куда мы и возвратились в апреле 1943 года.

В 1951 году окончил среднюю школу и поступил в Первый Московский ордена Ленина медицинский институт им. И. М. Сеченова, который и закончил шесть лет спустя.

До 1960 года работал участковым врачом в Москве, потом расстался с медициной и занялся профессиональной литературной деятельностью.

С 1963 по 1967 год работал внештатным редактором отдела юмора и сатиры в журнале "Юность".

В 1968 году был принят в члены Союза советских писателей.

Имею 13 изданных книг и книжек и двух сыновей. Еще заслуживают внимания три пьесы, написанные в соавторстве с Григорием Гориным, поставленные в московских и немосковских театрах и имевшие весьма достойный успех. Дата смерти моей пока неизвестна…

Что еще можно добавить?.. В детстве два раза тонул. Откачивали. С тех пор попытки даже высоких профессионалов обучить меня плаванию оканчивались безуспешно. Тем не менее водные путешествия остаются для меня наиболее желанными и приятными. Вот такой парадокс.

Обожаю музыку, которая является постоянным фоном моей жизни. Если предстоит прожить еще одну или несколько жизней, то постараюсь стать музыкантом или профессиональным спортсменом, так как в детстве и в ранней юности довольно прилично играл в футбол и имел первый разряд по легкой атлетике, пробегая стометровку за 11,1 секунды, что в пятидесятых годах считалось достаточно высоким результатом.

Азартен и имею склонность к так называемым "порокам", которые, однако, пороками не считаю: карточные и всякого другого рода игры, бессмысленные и безнадежные лотереи, казино, пари и т. д.

Больше всего люблю заниматься делами, которыми раньше никогда не занимался. Этим объясняются мои ныряния в кино, в пение, в сочинительство песенных текстов…

Не люблю коллективный труд, так как он обезличивает человека. По этой же причине не выхожу на демонстрации ни в поддержку, ни – против. В общем, "задрав штаны, бежать за комсомолом", преследуя кого-то или преследуя комсомол, – не моя стихия.

Никогда не занимался собственным имиджем. В детстве увидел как-то великого шахматиста Пауля Кересе и восхитился его элегантностью. "Завел" такой же, как у него, левосторонний пробор, который и сохраняю по сей день.

Притемненные очки – необходимость: во-первых, лучше вижу, во-вторых, оберегаю глаза от яркого света и пыли, поскольку глаза мои склонны к аллергическим воспалениям после травмы, полученной во время игры в футбол… Было мне тогда семнадцать лет. С тех пор и курю… Считаю это вмешательством в чужой внутренний мир. По той же причине не люблю, когда учат или поучают меня. Это ограничивает мою свободу.

Кстати, о свободе. Считаю, что у свободы есть две стадии. Первая стадия – примитивная. Это стадия только что освободившегося раба. Ее формула проста и общедоступна: что ХОЧУ, то и ДЕЛАЮ. Истинная свобода выражается другой формулой: чего НЕ ХОЧУ, того НЕ ДЕЛАЮ.

Что еще?.. Наверное, еще много всякого разного. Но если я хоть что-нибудь стою, как писатель, то это "всякое разное" можно будет выудить в моих сочинениях. На это и надеюсь…

Аркадий АРКАНОВ

Странная планетка

ФАНТАСТИКА

Вот уже больше сорока лет эта странная карликовая планетка находилась под контролем Земли.

Одиннадцать наместников один за другим отправлялись с Земли на эту планетку, и все одиннадцать один за другим были отозваны как несправившиеся…

В конце концов, наместником Земли на этой хитрой планетке стал РОБОТ.

По сути дела, это была не просто планетка, а планетка-предприятие со всеми вытекающими отсюда последствиями. И здесь уже много лет подряд строили ПАБЛОСУРЖИК. Никто на планетке не знал, что такое ПАБЛОСУРЖИК. Одни говорили, что это важная деталь к еще более важной детали… Другие считали, что это – восстановление лица по черепу… Третьи были убеждены, что это новые секретные образцы мороженого, но никому об этом не говорили. Однако все были уверены, что ПАБЛОСУРЖИК – это что-то необходимое и розовое и что строить его надо засучив рукава, всем коллективом, догоняя передовых, подтягивая отстающих, рука об руку, нос к носу… Об этом же каждый день писала и местная газета…

И к вечеру, прочтя газеты, все уходили с работы с сознанием того, что розовый ПАБЛОСУРЖИК стал на день ближе, на день реальнее. И все понимали, что живые предшественники РОБОТА были не правы. "Конечно, не правы, – писала местная газета, – а как же они могли быть правы, когда они были не правы". Это было убедительно и толкало всех к новым успехам.

Поэтому неудивительно, что РОБОТ застал планетку на "новом небывалом подъеме" (как писала местная газета). Иными словами, все надо было начинать сначала…

«Самое главное – пробудить инициативу и сознание, – решил РОБОТ. – А для этого нельзя позволять им соглашаться со мной по каждому поводу».

И для пробы на первом же митинге РОБОТ заявил собравшимся, что он круглый идиот. Больше в этот день он ничего не мог сказать, потому что грянула овация. Между прочим, она до сих пор еще громыхает…

На следующий день РОБОТ собрал начальников отделов и заявил, что он не любит оваций…

– Он не любит оваций!.. Он не любит оваций! – восхищенно сказали начальники отделов и созвали стихийный митинг. "Не-лю-бит-о-ва-ций! Не-лю-бит-о-ва-ций!" – скандировали все. Вспыхнула овация, от которой у РОБОТА к вечеру разболелась голова с электронным мозгом.

И вдруг РОБОТ понял, почему ПАБЛОСУРЖИК до сих пор не построен. Ведь они же все время митингуют!..

И на следующий день он заявил на общем собрании:

– Меньше оваций – больше дела!

От разразившейся в ответ овации у РОБОТА чуть не лопнули предохранительные перепонки и сама планетка едва-едва не развалилась. Хорошо, что в субботу был короткий день, и ровно в 14.30 всех как ветром сдуло…

Всю оставшуюся субботу и целое воскресенье РОБОТ ломал свою железную голову над тем, как же пробудить в них то самое самосознание?.. Удивительное дело! Он назвал себя круглым идиотом, а они не только согласились, но еще и обрадовались.

И тогда РОБОТ решил пойти на риск. Он будет давать такие дурацкие указания, которым даже табуретка должна воспротивиться.

В понедельник он сказал начальникам отделов:

– Главное в строительстве ПАБЛОСУРЖИКА – это обеспечить брынзовелость!..

Начальники одобрительно закивали головами.

– Это правильно! – сказал один из них. – До сих пор мы закрывали глаза на брынзовелость. Что греха таить… Недооценивали…

– Брынзовелость – это объективный фактор, – сказал другой, – и с ней надо считаться!..

– Надо объявить кампанию за стопроцентную брынзовелость! – сказал третий.

– Подумайте над тем, что я вам сказал, – обратился РОБОТ к начальникам. – Примите меры и завтра доложите!

Когда наступил вечер, РОБОТ с ужасом увидел, что вся планетка иллюминирована и разукрашена…

"За СТОПРОЦЕНТНУЮ БРЫНЗОВЕЛОСТЬ!" – кричали неоновые буквы.

"А ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ ДЛЯ БРЫНЗОВЕЛОСТИ?" – орали размалеванные плакаты.

"БРЫНЗОВЕЛОСТЬ ПРИБЛИЖАЕТ ПАБЛОСУРЖИК!" – гласила местная газета. А в универсальном магазине в отделе подарков продавались эстампы с видами РОБОТА по 5 руб. 30 коп. за штуку (в переводе на наши деньги).

"Ага! – подумал РОБОТ. – Вот тут-то вы и попались!.."

И во вторник он выступил на общем собрании.

– Брынзовелость – это чушь! – кричал он. – Это глупость, которую я выдумал! И среди вас есть такие, которые поднимают на щит любую сказанную мной глупость!.. А где ваше самосознание?!.

– Это правильно! – выступил первый начальник. – Еще вчера мы закрывали глаза на то, что брынзовелость – это чушь. Что греха таить… Недооценивали…

– То, что брынзовелость – чушь, – это объективный фактор, – выступил другой начальник, – и с ней надо считаться!..

– Надо объявить кампанию за уничтожение стопроцентной брынзовелости! – выступил третий начальник…

Вчерашнее ликование перманентно переросло в сегодняшнее. "БРЫНЗОВЕЛОСТЬ – ЭТО ЧУШЬ!" – кричали неоновые буквы.

"А ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ ДЛЯ УНИЧТОЖЕНИЯ БРЫНЗОВЕЛОСТИ?" – орали размалеванные плакаты.

"БРЫНЗОВЕЛОСТЬ НЕ ПРИБЛИЖАЕТ ПАБЛОСУРЖИК!" – гласила местная газета.

А в универсальном магазине в отделе подарков эстампы с видами РОБОТА подорожали на 40 коп. (в переводе на наши деньги). Среду планетка встречала "небывалым подъемом".

С утра у РОБОТА поднялось электронное давление, и он, кроме валидола, ничего не ел. Еще бы! Всю ночь он искал способ вызвать разумное неповиновение себе, и к утру, как ему показалось, нашел…

Он снова вызвал к себе начальников отделов и зачитал приказ:

– Уволить с предприятия всех синеглазых блондинов по статье 47/в.

– Наконец-то, – сказал первый начальник. – Раньше мы на них закрывали глаза…

– Синеглазые блондинки – это объективный фактор, – сказал второй.

– Надо объявить кампанию, – согласился третий.

РОБОТ повысил голос:

– Почему вы не спрашиваете меня за что?..

– Значит, так надо, – отчеканили все трое.

– Я уволил их, – закричал РОБОТ, – за то, что никто из них ни разу не прогулял!!

– Правильно! – сказали начальники отделов. – Раз их уволили за то, что они ни разу не прогуляли, значит, на нашей планетке не было и нет прогульщиков!..

Робот вышел из себя. Он был раскален:

– Но ведь это абсурд!

– Да. Раньше мы как-то закрывали глаза на абсурд, – бесстрастно сказал первый.

– Абсурд – это объективный фактор, – поддакнул второй.

– Надо объявить кампанию за стопроцентный абсурд, – убежденно высказался третий…

От негодования и изумления у РОБОТА отнялась вторая сигнальная система.

Он почувствовал себя настолько плохо, что немедленно уехал домой и лег на техосмотр.

Четверг был объявлен нерабочим днем по случаю отсутствия на планетке прогульщиков.

А в универсальном магазине в отделе подарков эстампы с видами РОБОТА подорожали еще на 40 коп. (в переводе на наши деньги).

Последний удар РОБОТ получил в пятницу, когда прочел в местных газетах, что под его руководством план строительства ПАБЛОСУРЖИКА перевыполнен на 453,46 проц…

Получалась поразительная картина: по плану строительство ПАБЛОСУРЖИКА должно было закончиться в 2965 году. А по местной газете предприятие строило ПАБЛОСУРЖИК уже "в счет 2981 года!". Напрягая последние силы, РОБОТ написал на Землю, что все на этой планетке – липа. Подъем – развал. Плюс 453 проц. – это минус 453 проц. ПАБЛОСУРЖИК – в самом зачаточном состоянии. Начальников отделов следует немедленно уволить. РОБОТ хотел поставить свою подпись, но в этот момент с ним произошло то, что в некрологах называется "скоропостижно и безвременно"…

Когда на Земле получили письмо РОБОТА, то решили, что он что-то перемудрил, и освободили его от занимаемой должности «в связи с переходом на другую работу».

Неизвестно, кто был следующим и что было потом…

Известно только, что больше всех на этой странной планетке переживали работники отдела подарков из универсального магазина.

Шутка ли?! Склады были завалены эстампами с видами РОБОТА, и никто не знал, по какой цене их продавать завтра…

В мире мудрых мыслей президента

КРАТКИЕ ВЫДЕРЖКИ ИЗ РЕЧЕЙ, ДОКЛАДОВ, ВЫСТУПЛЕНИЙ, ИНТЕРВЬЮ, ПОЗДРАВЛЕНИЙ, ТЕЛЕФОННЫХ ПЕРЕГОВОРОВ ПРЕЗИДЕНТА

«Здравствуйте, уважаемые депутаты!»

(Речь на заседании Госдумы 24 февраля 1995 г.)

"С Днем Победы, дорогие россияне!"

(Из обращения к народу по случаю 51-й годовщины Победы в Великой Отечественной войне)

"С Новым годом, дорогие россияне!"

(Из новогоднего поздравления народу 31 декабря 1991 г.)

"Угощайтесь, господа!"

(Из выступления на торжественном обеде в честь госсекретаря США У. Кристофера 15 мая 1995 г.)

"Ну-у… Что я могу сказать?"

(Из ответов на вопросы корреспондента лондонской газеты "Санди таймс" 13 октября 1993 г.)

"Как слышно?"

(Из телефонной беседы с президентом США Б. Клинтоном 8 мая 1996 г.)

"Кое-какие мысли у меня на этот счет есть".

(Из беседы с делегацией Международного валютного фонда 11 марта 1995 г.)

"Прошу садиться, господин канцлер!"

(Из беседы один на один с канцлером Колем во время визита в Германию 11 января 1995 г.)

"По-моему, здесь неплохо, а?"

(Из беседы с президентом Казахстана Н. Назарбаевым во время его посещения Президента РФ в Центральной клинической больнице 18 ноября 1995 г.)

"А почему бы и нет?"

(Из беседы с главным редактором японской газеты "Асахи" 15 марта 1993 г.)

"Спасибо. Я мучное по утрам не ем!"

(Из ответной речи во время завтрака, данного мэром Нью-Йорка в честь Президента РФ 28 октября 1994 г.)

"Спасибо. Вас также".

(Из телефонного разговора с С. Хусейном 23 февраля 1992 г.)

"Об этом я уже неоднократно упоминал в средствах массовой информации".

(Из беседы с избирателями г. Волгограда 9 мая 1996 г.)

"Еще раз повторяю: вы не туда попали!"

(Из телефонной беседы с премьер-министром Израиля Ш. Пересом 17 апреля 1996 г.)

"Я много слышал о вашей стране".

(Из речи на приеме в честь нового посла КНР в России 3 июля 1994 г.)

"Не скажите! Ваша супруга еще тоже о-го-го!"

(Из диалога с президентом Франции Ж. Шираком на встрече в Брюсселе 2 июня 1995 г.)

"Не путайте меня! Пушкин был и остается русским поэтом!"

(Из телефонной беседы с Я. Арафатом 14 февраля 1992 г.)

"Желаю всем крепкого здоровья и долгих лет жизни!"

(Из доклада на пленуме Свердловского обкома КПСС 27 сентября 1979 г.)

Рано утром после хорошего настроения…

Я спал на животе. Сначала стало тепло ногам. Потом прогрело поясницу. Потом – между лопаток и шею. А когда солнечный луч пополз по затылку, я проснулся.

Надо мной было летнее утреннее небо, левее и ниже – немного размазанное летнее утреннее солнце и еще четыре белых летних утренних облака.

Подо мной была зеленая летняя утренняя трава.

Я поднялся и пошел с балкона в комнату.

А еще через пятнадцать минут я сделал себе завтрак. Такой же, как это утро. Два яйца, сваренных вкрутую, каждое из которых разрезано пополам вдоль. Четыре желточных солнца, четыре белочных облака на голубой пластмассовой тарелке, зеленый лук вместо травы и черный хлеб вместо зелени.

Двадцать семь минут понадобилось мне, чтобы добраться до места работы. И за эти двадцать семь минут ничего со мной особенного не произошло, так что нет нужды подробно описывать эти двадцать семь минут.

В этот день я не опоздал. Еще бы!.. Сегодня меня вызвал новый директор… Говорят, откуда-то перебросили…

Военизированный охранник, мимо которого я ежедневно проходил пять лет подряд, сегодня остановил меня и потребовал пропуск. Он долго и методично переводил глаза с меня на фотографию, с фотографии на меня, с меня на фотографию, с фотографии на меня, потом вслух по складам прочитал мою фамилию, протянул пропуск и сказал значительно:

– Можете следовать, товарищ!..

Я "проследовал" по вестибюлю, по коридору, по двум лестницам и остановился в приемной директора.

Пока секретарша докладывала о моем приходе, я засмотрелся в окно. За окном все еще было утро. И мне вдруг до головокружения захотелось выпрыгнуть из окна, распластаться навзничь на девственной траве, положить ладони под затылок и согнуть ноги в коленях.

И еще захотелось ощутить на лбу длинные тонкие женские пальцы.

Впрочем, это желание я испытывал довольно часто, потому что пальцы, которые время от времени касались моего лба, были чуточку короче и чуточку толще тех, о которых я мечтал. И когда секретарша произнесла мою фамилию, я нехотя снял со лба длинные тонкие женские пальцы, поднялся с травы, потянулся и вошел в кабинет директора.

В кабинете все было так и все – не так.

Стол директора раньше был справа, теперь – слева. Сейф был раньше слева, теперь – справа. Стулья теперь стояли слева, а раньше были справа. Диван был слева, теперь стоял справа… Мне даже показалось, что и сам я вдруг стал левшой. Левой рукой на всякий случай я поискал свое сердце. Оно оставалось слева…

Директор был настроен по-деловому.

– Вы, кажись, кандидат физико-математических наук? – спросил он.

– Да, – ответил я.

– Стало быть, алгебра, "а" в квадрате, "б" в квадрате… Небось тоже разбираемся… Так вот… будем работать по-новому! Хватит чикаться по старинке… Верно я говорю?

– В общем-то верно, – согласился я, еще не понимая, в чем дело.

– То-то…

Он улыбнулся, довольный тем, что нашел во мне единомышленника.

В новом для себя кабинете новый директор держался так свободно, будто он в этом кабинете родился и вырос.

– Значит, так, – приступил он, обсасывая каждое слово, – сперва начнем ломать устаревшую таблицу умножения…

Я засмеялся и внутренне порадовался тому, что новый директор обладает чувством юмора. На его лице не дрогнул ни один мускул. Он дал мне высмеяться и продолжал:

– Я внимательно ознакомился с таблицей умножения и понял, что прежние цифры устарели и тормозят наше поступательное движение вперед…

Он испытующе посмотрел на меня, словно желал узнать, как я отношусь к "нашему поступательному движению вперед". Нет, он положительно начинал мне нравиться. Не так уж часто можно встретить директора с юмором.

– По этому поводу у меня уже есть предложение, – сказал я сквозь смех. – Дважды два будет девять, трижды три – четыре, пятью пять – восемьдесят один…

– Вряд ли это будет достаточно, – сказал он, высморкавшись. – Я тут кое-что уже прикинул… Но вам, конечно, придется доработать…

Директор достал из ящика своего стола листок, исписанный какими-то цифрами, и протянул его мне. Я взглянул на листок и понял, что директорский юмор перешел все границы.

На листке была написана новая таблица умножения: "дважды два – шестьсот семьдесят", "трижды три – тысяча восемьсот двенадцать", "шестью семь – две тысячи девятьсот сорок девять"… В последнем столбике фигурировали сплошные двенадцатизначные цифры…

Я растерянно посмотрел на директора. Он не сводил с меня торжествующих глаз.

– Сначала, конечно, будет путаница, но зато потом… – произнес он, потирая руки. – Как вам понравилось "трижды три – тысяча восемьсот двенадцать"? А?..

– Не многовато ли? – спросил я, вяло улыбнувшись.

– Может быть… Зато смело!.. Впрочем, вы как ученый кое-что поправьте… Через недельку принесите мне на подпись… И помните, что это все совершенно секретно!..

– А почему секретно? – спросил я обалдело.

– А потому, что это будет ударом по внешним врагам… Мы убьем их нашими цифрами!.. Если вопросов нет, желаю успеха!..

Директор встал из-за стола и протянул мне руку.

– Но… Ведь трижды три – девять, – вкрадчиво сказал я.

– А почему не тысяча восемьсот двенадцать? – сказал он. – Ведь все в мире относительно… Это еще ваш Эйнштейн придумал…

– Но трижды три все-таки девять…

– Зато тысяча восемьсот двенадцать больше, чем девять. Я верно говорю?

– Верно…

– Вот видите… А вы спорите… Эх, туги у нас на подъем…

И директор сокрушенно покачал головой.

– Но поймите, – сказал я. – Если взять три яблока, потом еще три яблока и еще три яблока, то будет девять яблок…

Он слегка повысил голос:

– Фрукты-овощи здесь ни при чем!.. Новая таблица умножения – путь к изобилию!..

Я взглянул в окно и тоскливо посмотрел на зеленую травку… Мне вдруг показалось, что я уже больше никогда не смогу растянуться на ней и подложить под затылок ладони…

В кабинете неожиданно стало жарко, и между лопаток потекли у меня струйки пота… Я проглотил слюну и хрипло промолвил:

– Три стула плюс три стула плюс еще три стула – это девять стульев.

– А по новой таблице – это тысяча восемьсот двенадцать стульев, – отчеканил директор. – И мы в два счета решим мебельную проблему… Вы что же, против решения мебельной проблемы?

– Нет… Но если взять три собаки и еще три собаки…

– Почему вы такой упрямый? – миролюбиво улыбнулся директор. – Вот скажите, у собаки есть бивни?

– Нет, – прошептал я.

– А у слона есть бивни! Я правильно говорю?

– Есть, – прошептал я.

– Так что же вы спорите? Идите и приступайте к делу…

Я вытер пот со лба и обнаружил шершавые, загибающиеся спереди спиральные рога. Я покосился в зеркало и увидел, что они серого цвета и вполне симметрично располагаются на моем лбу… "Надо будет купить высокую папаху, – подумал я, – а то с неприкрытыми рогами, как с лыжными палками, могут не пустить в метро…"

– Ну что вы стоите? – произнес директор каким-то далеким голосом. – Неужели все еще не понятно? Вы думаете, какие грандиозные перспективы открываются перед нами!.. Мы сразу добьемся небывалых показателей!.. Мы в сотни раз перевыполним все планы!..

Он увлекся, рисуя передо мной все более широкие горизонты, которые откроет новая таблица умножения…

Мне хотелось пить, и я кое-как просунул свою острую морду в графин – настолько, насколько позволяли рога.

Холодная вода принесла мне облегчение… Я отфыркался и, с трудом подбирая слова, выдавил из себя:

– Э-э… если, э-э… взять три… э-э… хвоста… э-э… и еще… э-э… три хвоста… и, э-э… еще три… э-э… хвоста, то будет девять… э-э… хвостов… э-э…

Он стал что-то доказывать мне, размахивая руками, но я понимал лишь отдельные слова: "…увеличится зарплата…", "…валовая продукция…", "…изобилие…"

У меня зачесалось в левом боку, и я с наслаждением стал тереться об угол стола, оставляя на нем клочья шерсти…

"Э-э… – подумал я, – а ведь меня уже пора стричь…" После этого я проблеял три раза, потом еще три раза и еще три раза, потом проблеял девять раз…

Он что-то начал отвечать, но на совершенно непонятном мне языке…

Я почувствовал, что мне невероятно трудно стоять на двух ногах, и опустился на передние. Сразу стало легко, и я затопал копытцами по паркетному полу…

И тут я подумал: "А почему я здесь, когда вся моя отара на лугу?.."

Мне мучительно захотелось свежей травы, я боднул дверь и выбежал из кабинета…

Сзади себя я услышал:

– Следующий!

Но я не понял, что это такое, и разобрал только "е-е-е"…

Чабан гнал нас через узенький мосток на большую зеленую равнину, усыпанную желто-белыми ромашками…

Мне было приятно среди своих и беззаботно.

И вдруг молнией сверкнула какая-то чужая, непонятная мне мысль: "Теперь дома все покроется пылью…"

Сверкнула и погасла.

Я съел ромашку и стал пастись, как все.