Текст книги "Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 1"

Автор книги: Аркадий и Борис Стругацкие

Соавторы: Павел (Песах) Амнуэль,Сергей Соловьев,Алексей Лукьянов,Евгений Акуленко,Владимир Голубев,Станислав Бескаравайный,Владимир Диббук,Виталий Шишикин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

– «Взвейтесь кострами», – не подумав, ляпнул Паша.

– Ну, найдешь, запишешь ее и, когда тебе будут звонить твои друзья, сможешь услышать мелодию «Взвейтесь». Как, ловко?

– Еще бы, – Паша был ошарашен открывающимися возможностями.

– И это еще не предел для нашей промышленности. В телефон еще встроены часы – «Электроника» и календарь. Ну и радио, само собой.

– Радио, – папа удивленно поднял брови. – А какой приемник встроен?

– «Спидола».

– «Спидола»!? – папа удивился еще больше. – А-а-а, скажите…

Он отвел продавца в сторону и тихо спросил.

– А как насчет мощности приема? Я имею в виду, можно ловить зарубежные радиостанции – Варшаву, Берлин, Прагу?

– Понял, – продавец улыбнулся. – Можно ловить и кое-что подальше, в том числе и…

Папа понимающе кивнул.

– Вот, сынок, – сказал он, обращаясь к Паше. – Будешь теперь слушать и мне иногда давать.

– Конечно, пап, теперь я не буду пропускать «Пионерскую зорьку».

– Конечно, как же без «зорьки»…

Продавец слышал это и только улыбался. Улучив момент, он сказал:

– Это еще не все.

– Не все?! – удивленно воскликнули оба покупателя.

– Конечно, нет. В телефон встроены целых две игры. Одна – «Ну, погоди!», в которой яйца ловить, а вторая – «Тетрис».

– Вот это да, игры! – на лице Паши вспыхнул румянец.

– А скажите, их можно как-нибудь отключать? – строго спросил папа. – А то принесет такой телефон в школу. И все: учиться не захочет и других будет отвлекать.

– Конечно. Все предусмотрено. Можно просто вынимать из телефона игровой блок и использовать его автономно, как обычно. Есть возможность заблокировать клавиши. Все просто – повернул ручку, достал ее из телефона, и никто не сможет повернуть ее обратно, чтобы разблокировать.

– Это хорошо, – сказал папа. – Ладно, берем.

– Берем, – подхватил Паша.

– Вот и прекрасно, – сказал продавец. – Я могу предложить вам для еще большего удобства в пользовании специальный чехол. Есть много вариантов. Например: в виде туристического рюкзака или ученического ранца. Для руководителей и преподавателей есть вариант кожаного портфеля, для студентов – дипломата. Есть еще, как у военных – покрытые камуфляжем. Очень надежная ткань, внутри рюкзак покрыт прокладочным материалом, чтобы не давил на спину. Кроме того, на рюкзаке есть карманы для всяких нужных вещей, а также для набора инструментов.

– Пап, возьмем военную модель. Мы с ребятами собираемся в поход, и мне будет нужен как раз такой – незаметный.

– Хорошо, хорошо, – сказал папа. – Возьмем военный вариант.

Он пошел за продавцом к кассе, чтобы расплатиться и оформить все документы. Вскоре грузчик принес со склада здоровенную картонную коробку, на которой был изображен телефон. Паша прикусил губу: он уже представлял, как будет звонить всем своим знакомым и с гордостью рассказывать о подарке. Папа, расплатившись за покупку, поудобнее перехватил коробку правой рукой и вместе с Пашей направился домой.

– …больше новых товаров для народа! – продолжал надрываться голос из радио.

ВЛАДИМИР ГОЛУБЕВ
Золотой дубль
Рассказ

Отец

Антон Федорович закрыл за собой калитку, прошел во дворик. С удовольствием вдохнул запах маминой сирени:

– Здравствуй, батя! Здравствуй, мам! Как вы тут?

– Здравствуй, Антоша! А Кирилка где? Вы же вместе обещались!

– Ваш любимый внучок завалил экзамен по математике.

– Ох, ты, Господи… И что теперь? Не выгонят?

– Да что ты, мам… Это дело обычное. У них многие не сдали. Преподаватель уж очень строгий. Послезавтра пересдача. Так что теперь ждите в среду, к вечеру.

– Господи, хоть бы уж обошлось…

Отец почесал в затылке:

– Да уж, первый курс, поблажек-то не жди. Вот, я помню, в наше время…

– Да брось ты, Федя, – сказала мать, – в наше время, в наше время… Все так же и было. Преподаватель спрашивает, а студент отвечает. И хватит уже тут стоять. Пойдемте за стол. Чай как раз поспел.

– Антон, может, покрепче чего выпьешь? – старик открыл буфет темного дерева, достал бутылку.

– Нет, пап, мне за руль с утра.

– Как это – с утра?! Ты разве не побудешь хоть пару деньков?

– Не могу, пап. Времени нет. Я ведь к тебе по делу.

– Ну, конечно… просто так побывать у родителей у тебя времени нет… а по делу – пожалуйста… что ж, и на том спасибо…

Антон Федорович молчал. Сдает батя, вон, и руки уж трясутся, глаза потускнели. И ворчать стал больше… Можно понять: мы с Кирилкой бываем редко, а с мамой все разговоры уже переговорены. Насидится на реке один-то, намолчится… А зимой так вообще тоска. Да что поделать – у меня работа, у сына учеба… а все равно стыдно…

– Антон, бери плюшки-то. Сегодня испекла, для Кирилки, – мама подвинула тарелку, – да не вини себя, не виноват ты, что времени нет.

Она посмотрела на мужа:

– Федь, а ты не ворчи, пердун старый. Кирилка приедет, половишь с ним свою рыбу…

– Ладно, ладно… Слушай, сын, от меня-то ты чего хочешь? Я пенсионер, космосом давно не занимаюсь. Вот по вопросам ловли окуней могу проконсультировать…

– Пап, не прибедняйся, ладно? У тебя же золотая голова…

– Ну, так излагай проблему…

– Да проблема-то давнишняя. Один наш лидер любил космос, другой нет, потом генсеки мёрли, как мухи. Не до того было. Следом – перестройка, дефолт, теперь – кризис или еще какой понос с золотухой. Ну, вроде как оправдание всегда есть. Уж который десяток лет с этим оправданием живем. Срослись с ним. Породнились. И удобно, опять же: то денег не хватает, то приказа не дождешься. А посему и мозги напрягать не надо. Катится себе ругана и катится…

– Это ты про отставание от НАСА?

– Если бы только от НАСА… Китайцы, того и гляди, хвост покажут…

– Ну-у-у-у, так это еще при мне началось. Как они в шестьдесят девятом урыли нас с «Аполлонами», так с тех пор в ж… и сидим…

– Все вроде нормально: спутники запускаем, носители наши лучше всех, на МКС, опять же, сотрудничаем. Но американцы уже кучу миссий выполнили. По планетам и дальнему космосу: «Вояджеры» по сей день на связи. Да одна посадка на Титан чего стоит… А мы все никак.

– Так что же, полсотни лет просидели в заднице, а теперь тесно стало?

– Во-первых, с деньгами стало свободней. Не надо бегать и клянчить. Особо у военных…

– Да знаю, что ты мне…

– Во-вторых, аппаратура. Системы управления. Софт, конечно, дорог. Но это ручная мозговая работа, а железо в разы уменьшилось и в разы подешевело. Уж и студенты спутники собирают. В-третьих, мы сами кое-что зарабатываем. В крайнем случае, можно кредит взять.

– И что же вы хотите?

– Генеральный у президента был. Тот хочет прорыва. Выскочить, как ты говоришь, из ж… Потому что Поднебесная так и прет. Семимильными шагами. ESA[2]2
  Европейское космическое агентство.


[Закрыть] тоже не спит… А это уже политика.

– Вообще-то из ж… ничего хорошего не выскакивает.

– Пап, нам нужна идея. Только пилотируемые полеты не предлагай.

– Что так?

– Долго, дорого и опасно. Эффектно, конечно, но… В свое время с американцами носы друг другу утерли, и хватит. Теперь – только автоматы.

– Ага. Но вы не знаете, куда лететь. И зачем.

– Вроде того. Все или было, или… как бы это…

– Неэффектно.

– Точно. Короче, президент требования выставил: миссия должна быть невоенной, недорогой и быстрой. А главное – всем понятной и эффектной. Чтобы никто не сомневался в нашем выходе…

– Из ж…

– Из застоя. Из кризиса. Из стагнации. Называй как хочешь.

– Сколько же времени дается?

– Не больше двух лет. Вместе с разработкой.

Отец откинулся на спинку стула:

– Ты серьезно? Два года?

– Все должно быть сделано до выборов.

– Тогда разговор может идти только о ближайших телах. Что скажешь о Луне?

– Пап, Луну исключаем: там нужен человек.

– Понятно. Марс?

– Пожалуй. Но до Марса больше года туда-обратно.

– На подготовку времени не хватит?

– Если не тянуть резину – хватит. У нас есть кое-какие заготовки, стандартные блоки, аппарат можно быстро собрать. Была бы концепция.

– А носитель?

– Военные с удовольствием запустят. У них регулярно «изделия» под уничтожение подписывают. По срокам годности.

– А сколько массы они на орбиту выведут?

– О-о-о, тут не волнуйся. Хватит с запасом.

– Хорошо, подумаем… Что по Венере?

– Венера подходит лучше всех. В срок спокойно укладываемся. Но что там делать – вот вопрос. Вся ее поверхность давно локаторами срисована. И нашими, и американскими. Нет, эффект не тот…

– Знаешь, с Венерой одна интересная вещь связана. Первая посадка туда была в декабре семидесятого. Пятнадцатого числа. Мы с мамой твоей в тот день заявление подали.

– Да, да, я знаю.

– Погоди… это еще не все. Тогда же в нашей конторе восемь пар решили пожениться. Никогда раньше такого не было. Мы еще шутили: ну, сама богиня любви нас соединила.

– Вообще-то соединяет Гименей…

– Гименей брачует. Выписывает свидетельство.

Отец пригубил чай.

– Знаешь, мы с мамой часто вспоминаем те счастливые деньки, и нам кажется, что это не просто совпадение.

– О чем это ты, пап?

– «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…»

– Брось. С Венерой древние римляне сильно лопухнулись. Надо же было дать такое название этому аду.

– Как знать, сын, как знать… Древние были гораздо умней, чем нам кажется. Ну да ладно. В общем, как говорят чукчи, надо крепко думать. Я тебе свое последнее изобретение показывал? Нет? Сейчас… дай-ка вон ту коробочку… Смотри!

– Что это?

– Это моя приманка на крупного окуня. Как ныне говорят – эксклюзив. Я над ней целый день думал и два часа делал. Вот где искусство! Это вам не космические станции… да… Смотри, в чем секрет. Вот эта штучка не дает мелочи сесть на крючок, а крупному – пожалуйста.

– Взял бы крючок побольше, да и все дела.

– Никогда из тебя, Антон, настоящего рыбака не получится. По причине нехватки фантазии.

– Ха-ха… Ну ты, батя, даешь…

– Ладно, сын, пойду-ка я спать, голова что-то разболелась…

– А как же…

– Ты как утром встанешь, приходи на речку.

Утренний туман скрыл реку и невысокие ее берега до самых берез. Антон спустился по знакомой тропинке и увидел отца, сидящего с удочкой на своем любимом месте. Антон осторожно ступил на узкие деревянные мостки. Старое дерево скрипнуло.

– Тише ты! – не оборачиваясь, прошептал старик. – Только что клевало.

Он поднял садок и показал сыну крупного окуня:

– Смотри, как моя снасть работает!

– Красавец. Пап, у меня времени мало. Ехать надо.

– Ладно, – отец положил удочку, достал из старой полевой сумки растрепанную тетрадь и вручил Антону:

– Вот что тебе нужно. Тебе нужен Золотой дубль. То бишь двойной рекорд. Гонщики прошлого века называли так два рекорда скорости, на земле и на воде, установленных одним человеком. Многие стремились, но иным он стоил жизни. Так вот. Сделай два аппарата. Один пойдет к Марсу, второй – к Венере. Тебе ведь надо быстро? А быстро можно только взять образцы. Вот их и привезешь.

– Смеешься? Взлет с Венеры?

– «Нырок» в атмосферу. Я тут прикинул, – старик показал пальцем на тетрадь, – все получается. Атмосфера очень плотная, но тебе глубоко и не надо. Пройдешь по верхней границе. Зачерпнешь, что попадет. Тамошней серной кислоты с углекислым газом. И гоу хоум. Я прикинул массу аппарата – тонны тебе с запасом хватит. У меня получилось девятьсот тридцать кило. Но я не знаю всех теперешних премудростей, твои орлы точнее посчитают. Так что сможешь еще парочку научных приборов поставить – очкарикам нашим на радость.

– «Гоу хоум»… Где ты, старый, слов-то таких набрался? – Антон повеселел, он знал, что отец обязательно придумает что-то этакое. – Слушай, пап, а ты и вправду молодец! В этом что-то есть! А второй рекорд?

– Второй – Фобос или Деймос. Или оба. Тоже без посадки. Выстрелишь болванками и отловишь обломки, сколько получится. Заодно и спектр вспышек срисуешь. В результате ты за один проект привезешь образцы с трех тел. Плюс кое-какой научный материал. Такого еще не делал никто. Это будет твой Золотой дубль. А «гоу хоум» я по телевизору слышал. Эх, жаль, нет с нами Георгия Николаевича.[3]3
  Бабакин Георгий Николаевич (1914–1971) – Главный конструктор советских автоматических межпланетных станций.


[Закрыть] Вот была голова по части АМС!

Антон полистал тетрадь. Ее страницы были заполнены схемами и расчетами. Антон растроганно смотрел отцовские выкладки:

– Пап, да ты… когда ты успел?

– Знаешь, сын, старики часто страдают бессонницей…

– Как… Без компьютера…

– Здесь грубые прикидки. В основном, идеи. А компьютер… я к нему не могу привыкнуть. Он… как бы это… он не предвосхищает. Не успевает за мыслью.

– А ручка успевает?

Старик усмехнулся:

– Моя волшебная ручка? Запросто.

– Пап, у тебя голова волшебная! Спасибо тебе… но время… я уже опаздываю.

– Поезжай. Кирилке привет. И не гони сильно.

– Ладно. Спасибо тебе. Ты у меня классный.

– Иди. Окуни моего червя уж до костей обглодали.

Два года спустя. Планета Венера

Огромный бело-желтый шар незаметно рос в размерах. Полосы облаков, симметрично наклоненных к экватору, образовывали лежащую на боку букву V. Аппарат смотрел на приближающуюся планету бесстрастными стеклянными глазами. В заданный момент включился двигатель.

Через три витка от станции отделился атмосферный зонд и пошел на сближение с необъятным враждебным морем. Плотная атмосфера пыталась сжечь пришельца, но теплозащитный экран, принеся себя в жертву, спас хрупкое оборудование. Зачерпнув смертельное дыхание богини любви, зонд выскочил из жаркой венерианской бани в чистый и холодный космос. Стыковка зонда и орбитального аппарата прошла штатно. Маршевый двигатель вывел станцию на траекторию полета к Земле. Мертвое железо не знало, какой подарок оно несет людям. А люди, получив сигнал, радовались и хлопали в ладоши.

Сто двадцать дней спустя. Встреча

– Ну, что там?

– Есть разделение!

– Урррра!

– Вход в атмосферу, расчетная точка посадки… поднимайте вертолеты!

– Есть!

Два вертолета взлетели, подняв пыль, синхронно развернулись и пошли на восток.

Пилоты не видели игрушечный парашютик спускаемого аппарата. Группа поиска вслушивалась в эфир: вот-вот аппарат должен был подать сигнал – морзянку букв и цифр. Но по ушам внезапно и громко ударил чужой звук, похожий на голос испуганной чайки, люди, сидящие в вертолете, замерли. Радиокомпас ожил, он нашел в чужом звуке несущую частоту и показал направление. Когда до точки приземления осталось меньше минуты полета, обе машины заложили вираж, и, не снижаясь, легли на обратный курс. Они спешили на аэродром, где их уже никто не ждал. А вслед вертолетам все кричал и кричал голос испуганной чайки…

Кирилл

Вот она – свобода! Сессия позади! Но родитель приколол конкретно. То, что батя меня пристроит на аэродром, я не сомневался – у него полно подвязок в авиации. Практику один хрен проходить, так уж лучше на вольном воздухе, чем за колючкой радиозавода. Мы с ним об этом деле еще до сессии договорились. Только я не знал тогда, что аэродром этот, оказывается, у черта на рогах… Тут недалече космодром, видно, как на горизонте ракеты поднимаются. И даже грохот слышно.

С одной стороны, классно: посмотрю на запуски, с людьми пообщаюсь, да и вообще, надоел московский муравейник… А тут степь, такой простор! И рассказать будет что. С другой стороны – страшновато, я ведь никогда от дома далеко не отрывался.

А Люда? Нет, отношения с ней стали какие-то… не те. Вроде бы все по-прежнему, серьезно не ссорились, но что-то сдвинулось не в ту сторону. Приходит с кислой миной, дежурно чмокает… да раньше я от этого прикосновения горячим потом покрывался. Любовь, наверное, была. А теперь охота помаду вытереть. Мама правильно говорит: что бог ни делает, все к лучшему. Мама меня провожала, отец к тому времени уже уехал. А Людка пришла и стояла, как та «девушка с веслом», что недавно в скверике снесли. Как будто нудную работу исполняла. Поцеловались мы с ней, и поняли оба, что поцелуй этот – последний. Терпеть не могу эти провожания – тоска зеленая. Людка ушла сразу, а мама стояла до самого отъезда, и все на меня наглядеться не могла. Вот уж любовь так любовь – сто процентов, что до гроба. Но поезд пошел, быстрей, быстрей, и я укатил на два месяца.

Определили меня на передающий радиоцентр. Там круто: полный зал аппаратуры, всё гудит, огоньки переливаются. Приставили к старому радиотехнику, Владим Евгеньичу. Такой прикольный дед – то ли на пенсии, то ли скоро. Подвел меня к старому, как сам, передатчику размером с большой шкаф и кричит в ухо – шумно там:

– Скажи, мне, Кирилл Антонович, а какой курс ты закончил?

– Третий.

– Третий. Стало быть, ТОР[4]4
  Теоретические основы радиотехники.


[Закрыть] проходили? Или теперь его не учат?

– Проходили, а как же. А вы откуда знаете?

– Так я в вашем вузе учился. Только давно очень. Тебя еще и в проекте не было.

Вот это здорово. Получается, мы с ним однокашники!

– Ну, коль теоретические основы ты знаешь, приступим к практике. Скажи мне вот что, только как на духу: ты девкам сиськи крутил?

Я прям опешил. Сиськи-то тут с какого боку? Но отвечаю, чтоб за лоха не принял:

– Крутил, а то как же!

– Вот главные верньеры настройки. Руки на них клади. Удобно?

Штурвальчики эти из черного эбонита сделаны, точно под ладонь. При небольшом воображении и впрямь – будто за маленькие груди держишься. Расположены на подходящей высоте. И теплые. Ага, говорю, удобно.

– Теперь крути. Чуть вправо, чуть влево. Да не так резко. Аппаратура – она ласку любит. Как женщина. Смотри на вот эти приборы. Стрелки должны подняться и встать в зеленые сектора. Когда сиськи крутишь, – он подмигнул, – тоже одна стрелка поднимается. Крути, не тушуйся. Сразу не получится. Почувствовать надо.

Я же говорю – прикольный дед. Но насчет стрелки он хватил, конечно. Моя-то стрелка и без кручения здорово встает. Как ее на место положить – вот проблема.

Ясен пень, современное оборудование никаких штурвальчиков не имеет. Но Владим Евгеньич считал, что знакомиться с практической радиотехникой лучше со старья. Потому что физические процессы в том старье все на виду, голенькие, не задрапированные цифровым управлением. Простые процессы там. И грубые. Сермяжные, как он говорил, процессы.

Тот передатчик, еще, небось, сам Аксель Берг[5]5
  Берг Аксель Иванович (1893–1979) – советский ученый, создатель теории радиопередающих устройств, адмирал, Герой социалистического труда.


[Закрыть] вручную склепал. А то и Александр Степаныч Попов. Там через окошечко электронные лампы светятся, две штуки. Здоровые, вроде тех банок, в которых бабушка огурцы солит.

Так и началась моя практика. Владим Евгеньич оказался докой в деле, вообще нормальным мужиком, без занудства, и с юмором у него было о'кей. Столько историй рассказывал, баек разных, все больше про командировки с халявным спиртом, радиотехников да телемастеров. Животики надорвешь. Говорит, мальчишкой время помнит, когда еще телевидения не было. Настоящий живой динозавр. Но поучиться у него есть чему. Потому что в радиотехнике теория с практикой не всегда хорошо стыкуется, особенно в области антенных систем.

Нынче летом должен зонд с Венеры вернуться, который дед мой придумал. Привезет кусочек чужой атмосферы. Дыхание богини любви. Вертолеты пойдут его искать в степи. Не наши – соседские, военные. Сам зонд очень маленький. Парашют всего два метра. Контейнер с образцами да крошечный радиомаяк. Эту штучку без маяка в степи хрен найдешь. Маяк звук в эфир дает – пищалку-морзянку. Буквы с цифрами. И несущую частоту, для радиокомпаса. Ничего интересного. Могли бы музычку передавать, как рингтон в мобильнике – было бы прикольно.

На метеостанции здесь одна девочка работает – класс! Оксанкой звать. Маленькая, худенькая, шустрая. Фигурка точеная, бегает быстро. Люблю таких. Такие и в поход, и на ночную тусовку, и цену себе знают, и в обиду не дадут. Оксанка наблюдателем работает. На метеоплощадку ходит, показания списывает, смотрит, сколько дождя в кастрюльку набралось. Иногда шары запускает. Наверное, запас этих шаров еще с советских времен остался: уж больно цвет у них совковый. Я бы так сказал: натуральная гандонская окраска.

С Людкой у меня стопудовые кранты. И вообще: я ей ни в чем не клялся. Стал я потихоньку клинышки к Оксанке подбивать. Она только отшучивалась, хотя летчики возле нее не сильно толпились. Но постепенно, вроде, таять начала. Знаете, что в здешней степи паршиво? Климат, ага. Днем жарища, хоть кожу снимай, а ночью колотун, как в Антарктиде. Я, как в общагу вселялся, еще удивился – зачем по два шерстяных одеяла дают? Жара ведь на улице… Но здание летом не топят, а по утрам пар изо рта валит. Даже вода в лужах коркой покрывается! Вечером тоже не жарко. А я маму не послушал и взял с собой только свитер да легкую ветровку. Дубина бестолковая. Вечерком выйдешь прогуляться – зуб на зуб не попадает.

С Оксанкой я себе сам обгадил. Кто ж знал, что она такая цаца! Видать у них тут воспитание – не то, что под Москвой. Девки себя блюдут. И морально, и физически. Пришел однажды на площадку. Оксанка шар запускает. Ну, я и прошелся насчет того, на что он похож. Думал, весело получится, и с намеком, а она фыркнула, отвернулась и больше не разговаривала…

Ну и хрен с тобой, думаю. Мне тут не жить. Не вышло, так не вышло – гуд бай, май лав. Дома тоже герлы есть, и не такие кочевряжистые. Но события пошли по-своему. Я все, что угодно, мог представить, но то, что через три дня произойдет – в жизни бы не подумал.

Четырнадцатого июля. Этот день теперь весь мир знает. Мы с Владим Евгеньичем с утра регламент делали. Резервный передатчик разобрали, подшипники в вентиляторе поменяли. Делов-то на десять минут, но пока до того вентилятора доберешься… Почистили все, продули пылесосом. Опять собрали. Скучная работенка. Я перемазался весь. Старик куда-то пошел, а мне наказал карту контрольных режимов снимать. Ну, показания приборов в таблицу записывать. Сижу на корточках, на стрелки пялюсь. Режимы прощелкиваю да цифры пишу. Тут-то и началось.

«Стрелка» у меня в штанах вверх пошла. Ну, это бывает. Пересел поудобней, чтоб ничего не передавить, пишу дальше. Только мысли все об одном. Любви хочу. Плотской, сумасшедшей, и прямо сейчас. Минут пять я еще что-то по инерции писал, потом понял, что писанина эта никому на хрен не нужна, и передатчик этот никому не нужен, и радиоцентр не нужен, и весь аэродром тоже.

В аппаратном зале нету никого, я один. Обычно кто-то приходит, кто-то уходит, без никого десяти минут не бывает. А тут – как вымерли. Владим Евгеньич тоже пропал. Я не знал тогда, что он прыгнул в свою помятую «ниву» и погнал домой, к старухе. Впрочем, все женатые домой сорвались, невзирая на должности и звания. А неженатые меж собой стыкнулись. Вот тут я и понял раз-навсегда, что сильней любви ничего нет и быть не может, что бы там ни трепали на наших тусовках. Я про Оксанку стал думать, чем дальше – тем круче. Короче, трахнуть ее хочу, да так, что сил уже нет терпеть. И когда я готов был выть на манер того волка из американских мультов и бежать искать Оксанку, как дверь аппаратного зала распахнулась, она влетела, как метеор, и молча бросилась мне на шею.

– Оксанка, – заорал я, – давай заниматься любовью!!!

– Дурак, – крикнула она, – любовь – это чувство, нельзя ею заниматься! ДАВАЙ ЗАНИМАТЬСЯ СЕКСОМ!!!

Каким-то непостижимым образом она выскользнула из одежды, как змея из старой кожи, и мы повалились на те резиновые коврики, что перед каждым передатчиком постелены.

Это был даже не секс. Это было какое-то исступление. Какое-то невозможное взаимное проникновение – и душевное, и физическое. Вокруг ничего не существовало. Только мы. Нудный вой вентиляторов стал божественной музыкой, а покрытые серой молотковой эмалью бока передатчиков – райскими кущами. Это был подарок богини любви. Дыхание самой Венеры. Такого улета я в жизни не испытывал. Когда первая жажда схлынула и мы расцепились, Оксанка сказала: «Вот я тебя и поимела…». Как это, говорю, ты меня? Это ж я тебя… А она мне волосы взъерошила: «Ничего ты не понимаешь…» Три дня мы почти не расставались. Трахались, как сумасшедшие. Да и потом тоже. Пожениться сразу решили, бесповоротно. Мы-то думали, это только у нас чувство такое, а оказалось – весь мир с ума сошел. На следующий день загсы уже штурмом брали. Вот так у нас возникла любовь с первого тыка. Ходили потом офигевшие оба: мне же уезжать надо, практика вот-вот кончится. А Оксанка, похоже…

Отец

Старик развернул газету:

– Ты, мать, послушай, что пишут… Вот:

«Можно с уверенностью сказать, что подобных событий не отмечено за всю историю человеческой цивилизации. Можно с уверенностью сказать, что эти три дня бесповоротно изменили мир. Можно с уверенностью сказать, что в результате первой части проекта „Золотой дубль“ как минимум две трети женщин репродуктивного возраста планеты Земля оказались беременны. Сложившаяся ситуация заставит правительства всех стран срочно пересмотреть свои бюджеты. Для стран с хронической нехваткой населения произошедшее есть подарок судьбы. В скором времени им придется ограничить приток мигрантов. Индию и Китай ждут значительные трудности. Надеемся, современный мир не приемлет методы Ирода».

– Да уж надеемся… а вот еще… ты слушаешь?

– Конечно. Читай.

– «В истории человечества известен период под названием „бутылочное горло“, когда, по разным оценкам, на всей планете выжило от пяти до пятидесяти тысяч человеческих особей. Через девять месяцев мы переживем обратный катаклизм. Апрель следующего года принесет Земле сотни миллионов младенцев. У планеты есть девять месяцев. Это время будет для землян экзаменом на зрелость и разумность. Военные бюджеты должны быть пересмотрены, часть их средств использована на строительство роддомов и дошкольных учреждений. Необходимо организовать обучение акушеров и медсестер. Гуманитарные миссии по всему миру должны получить мощную поддержку. Производство военной техники необходимо резко сократить.

"Дети Венеры" придут к нам через девять месяцев. У нас есть всего девять месяцев.

У нас есть целых девять месяцев.

Сдадим ли мы этот экзамен? И что ждет нас потом?

Проект "Золотой дубль" еще не завершен. И прибытие образцов с Фобоса и Деймоса тоже намечено на апрель следующего года. Они уже движутся к нам из глубин космоса.

Не впадая в мистику, подумаем, а нужны ли Земле образцы божественного Страха и Ужаса? Мы уже испытали божественную Любовь, и знаем, насколько она сильнее нашей. Венера застраховала своих детей от абортов: еще ни одна женщина не уничтожила ребенка, зачатого в ТАКОЙ любви. Создавшиеся стихийно пары не расстанутся никогда. И еще очень нескоро загсы зарегистрируют миллионы браков. Эти браки без разводов станут основой института семьи. Люди станут другими, и Земля станет другой. Мы входим в лучшую эпоху».

– Ну, это как сказать…

– «Скептики считают, что название планеты, данное ей древними римлянами, не имеет ни малейшего отношения к событиям. Что это есть впадение в мистику, абсолютно неприемлемое для научного сообщества и уж тем более не основа для принятия решений. Возможно. Но мы уже знаем, что существует возможность глобального воздействия на чувства людей. Если образцы с Венеры принесли любовь, то что могут дать образцы с Фобоса и Деймоса? Скорее всего, то, что им положено по определению – страх и ужас, войну и смерть. Начнется драка каждого с каждым и всех против всех. Люди встанут перед кошмарным выбором: быть убитыми или стать убийцами.

Возможно, ничего не случится. Но рисковать нельзя. Марсианский аппарат должен быть уничтожен, причем далеко от Земли, несмотря ни на какую научную ценность его контейнера с образцами.

Помните: у нас всего девять месяцев».

Деймос

Бесформенная глыба пятнадцати километров в диаметре. Два кратера, будто две пустые глазницы. Слой рыхлого реголита держится здесь на честном слове едва заметной гравитации. Аппарат подходит со стороны Солнца.

– Я – Ужас, – говорит Деймос.

– Плевать, – отвечает аппарат.

Короткими выбросами газа двигатели ориентации разворачивают аппарат так, чтобы направить ствол пушки на объект.

– Не делай этого, – говорит Деймос.

– Ты боишься? – смеется аппарат.

– Ты пожалеешь! И те, кто тебя послал, горько пожалеют, что посмели прикоснуться ко мне. Вы все погибнете.

– Я не знаю ни страха, ни ужаса. Я не знаю, что такое смерть, потому что я не живой. Я знаю лишь свою программу и то, что ее надо выполнить.

– Подумай… я летаю здесь миллиарды лет. Я помогаю своему повелителю Марсу посылать войны и страдания на Землю, и Земля всегда молча принимала их. Теперь она прислала тебя. Ты пришел застрелить меня? Но бога войны победить нельзя! Потому что он Бог!

– Ты боишься! Но я уже вырвал сердце твоего брата Фобоса! Я привезу его на Землю и брошу к ногам моих повелителей!

– Привезешь на Землю? Ха-ха! Тогда стреляй, но знай, что твои повелители сами запрограммировали свою смерть! Что медлишь? Стреляй!

Тяжелая медная болванка бесшумно вылетела из ствола. Вскоре на поверхности Деймоса вырос яркий красно-зеленый цветок. Стеклянные глаза спектроскопов внимательно рассматривали его, пока он не ушел за горизонт. Оборот спустя, поймав несколько мелких обломков, аппарат повернулся спиной к поверженному врагу и плюнул в его сторону выхлопом маршевого двигателя:

– Лжец! Мою программу создали люди, в ней не – может быть ничего опасного для них…

Деймос молчал. Огромный красный полумесяц Марса криво усмехался в спину удаляющемуся победителю.

Режиссер похлопал по плечу мультипликатора:

– Отлично. Только давай побыстрей. Этот мультик нам нужен срочно.

Кирилл

Оксанка, похоже, забеременела. Что делать? Я ее не брошу, ясен перец. Скорей уж брошу институт. Тут как раз батя позвонил. Не волнуйся, говорит, все уладим. Что уладим? Я, говорю, жениться буду, независимо от ваших улаживаний. Паспорт у меня с собой, а больше ничего и не надо. Останусь здесь, хоть дворником пойду! Мне, кричу, все едино, лишь бы с ней быть. Батя спокойно спрашивает: все, наорался? Теперь меня послушай. Горячку не пори. Мы все спокойно сделаем, и свадьбу сыграем, как положено, как только в загс пробьемся. Сейчас надо с ее родителями поговорить. Убедить, чтобы Оксану к нам отпустили. Потому что бросать институт и идти дворником есть абсолютная вселенская глупость. Вот этого мы с мамой допустить не можем. Тебя же из общежития скоро попросят. И загремишь в армию… Так что дай мне телефон ее родителей. Практика твоя закончится, а потом – вместе – сюда. Оксану на нашу метеостанцию устрою без проблем. Он усмехнулся в трубку: к тому же ей лучше сейчас ехать, пока срок небольшой. Пап, говорю, ты-то откуда… А он: мама пошла вещи для малыша присматривать.

Тут у меня – не поверите – горло перехватило. Оксанка гладит меня по плечу: ну, что они сказали? А я ответить не могу – слезы душат. Положил в карман мобильник, морду платком вытер. Пошли, говорю, к твоим. От них и позвоним. Оксанка мне в ухо шепчет: ну, что ты так разволновался? У нас еще целых девять месяцев… И целая жизнь!

Отец

– Пап, а как древние римляне-то об этом узнали? Ну, что Венера несет любовь, а Марс – смерть? А не наоборот? Сейчас, например, красный цвет считают самым сексуальным…