Текст книги "Белый ягуар - вождь араваков. Трилогия"

Автор книги: Аркадий Фидлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 43 страниц)

– О-ей, о-ей! – снисходительно соглашались вожди. – Наверно, есть и такие девушки.

– Наверняка есть такие девушки! – отрезала Ласана.

Тем временем день, все еще шумный от людского гомона и грохота барабанов, близился к исходу. Все алело в лучах заходящего солнца, тени вытягивались, в лесной чаще уже сгущался сумрак. Но оживление и в самом поселке, и в роще, под пальмами бурити, не спадало, повсюду раздавались крики, бегали и резвились дети.

Бежал и молодой индеец, быстроногий охотник. Бежал к нашему тольдо. Еще звучал в ушах голос Ласаны, еще стоял перед глазами образ счастливого охотника и его возлюбленной, и оттого на миг – о игра воображения! – бегущий юноша представился нам героем из предания. Но лишь на миг.

В следующую минуту индеец был рядом. От быстрого бега глаза у него округлились, в них застыл испуг. Задыхаясь, он едва смог вымолвить:

– Там акавои! – и показал рукой на противоположную сторону озера.

– Ты что болтаешь? – чуть слышно выдохнул из себя Манаури.

– Акавои… пришли!

Если бы земля вдруг разверзлась у нас под ногами, это не произвело бы большего впечатления. Мы словно окаменели и продолжали сидеть как вкопанные.

– Где, ты говоришь, они? – первым опомнился я.

– Там, на берегу озера… Сейчас уже, наверно, переплывают сюда.

– Сколько их?

– Восемь!

– А откуда ты знаешь, что это акавои?

– Я был у озера, когда они вышли из леса. Они говорили со мной.

– Ты от них убежал?

– Хотел убежать, но они меня поймали. Ничего мне не сделали… Сказали, что хотят прийти в Кумаку…

– Сколько их было, говоришь?

– Восемь.

– Не больше?

– Не знаю. Больше я не видел…

Внезапно вырванный из благостного состояния духа, я вдруг испытал, казалось бы, совсем идиотское чувстве: чувство облегчения, что наконец после стольких месяцев напряженного ожидания гром грянул, гроза пришла. Акавои явились.

Все вожди обратили свои взоры на меня, в напряженных их взглядах читались страх и надежда.

Акавои

– Сохранять спокойствие! – проговорил я тихо. – Ничем не выдавать, что мы предупреждены об опасности. Эти восемь пришельцев, мне кажется, опасности пока для нас не представляют. Не исключено, однако, что на нашем полуострове высадились и другие акавои и сейчас подбираются к нам, а быть может, притаились уже за ближайшими кустами…

Непроизвольно вожди оглянулись на ближайшие заросли. Да, они не умели держать себя в руках и не были по крови истинными воинами. Лишь Манаури вел себя достойно.

– Один неосторожный взгляд, – предостерег я, – может стоить в лесу жизни…

Коротко, не тратя лишних слов и времени, я предложил им свой план ближайших действий: незаметно разойтись по своим родам, осторожно оповещая по дороге всех встречных, воинов с оружием собрать по отрядам в хижинах, в то же время выслать разведчиков – пока в пределах пятисот шагов от селения – и осмотреть все заросли, окружающие Кумаку.

– Одним словом, – закончил я совет, – действовать так, чтобы отряды были готовы к отражению нападения, а враг об этом не догадывался. Пусть мукуари продолжается и барабаны ни на минуту не умолкают. Я и Манаури пойдем встретить восьмерых акавоев, а вы следите за нами издали. Сразу же сообщите мне, какие сведения доставят разведчики из леса…

Мы расстались, отправившись каждый в свою сторону. Те, кто танцевал сейчас мукуари, потихоньку оповещенные, как ни в чем не бывало продолжали танец.

Когда мы подошли к моей хижине, лодка с акавоями как раз причалила к берегу рядом с нашей шхуной. Такой большой корабль в этих пустынных краях был явлением диковинным, однако пришельцы ни малейшим жестом не выдали своего удивления и даже не моргнули глазом. Они, как видно, отличались великолепной выдержкой. Сойдя на берег, акавои остановились, и один из них, видимо старший, стал размахивать перед лицом рукой в знак дружеского приветствия. Манаури ответил ему тем же жестом, после чего акавои вытащили из лодки свое оружие и пожитки: восемь плотно набитых мешков, какие в походах индейцы обычно носят на спине с поддерживающей лямкой на лбу.

– Мы странствующие торговцы из племени капонг, называемого еще акавои, – произнес на ломаном аравакском языке тот, что приветствовал нас рукой, – и хотим с вами торговать. С этим мы сюда и прибыли.

– Если вы прибыли с этим, – вежливо, но весьма многозначительно ответил Манаури, – то мы рады приветствовать вас и считать своими гостями.

– Спасибо. Не сердись, что мы воспользовались вашей лодкой для переправы через озеро: мы добирались сюда из южных лесов пешком, и своей лодки у нас нет.

– Откуда ты знаешь аравакский язык?

– Наши селения у реки Куюни лежат недалеко от костров южных араваков, живущих на реке Померун. Я, Дабаро, часто встречаюсь с вашими братьями…

Достаточно было одного взгляда, чтобы понять – это индейцы не из племени араваков или варраулов: они были на полголовы выше среднего обитателя берегов Ориноко и крепче сложены. Хотя явились они под видом торговцев, в каждом их движении виделась уверенность в себе и ловкость прирожденных воинов. Проницательные, но сдержанные взгляды, горделивое выражение лиц, полная достоинства осанка. Белые матерчатые повязки на предплечье и под коленом, а также черные полосы на лицах, нанесенные краской от уха к носу и к губам, являлись, как видно, племенным знаком. Все были в полном боевом вооружении: у каждого лук со стрелами, копье, палица и щит из прочной звериной шкуры. Они ни на минуту не расставались со своим внушительным оружием и носили его столь ловко, что оно ничуть не мешало их движениям. Военная их выправка невольно вызывала уважение.

Когда все приветственные церемонии были соблюдены, Манаури велел разместить гостей в двух предназначенных для них хижинах, расположенных так, что за ними легко было наблюдать со всех сторон и днем и ночью. Он распорядился также принести им вдоволь еды и в избытке напитков, а также хвороста для костра.

Разведчики, посланные в окрестности селения, ничего подозрительного поблизости не обнаружили. Я их отправил вновь, на этот раз значительно дальше, поручив прочесать весь наш полуостров, а также противоположный берег озера. Поскольку акавои прибыли именно с этой стороны, я направил через озеро Арнака, велел ему двигаться по их следам до самого наступления темноты.

Потом мы с Манаури собрали вождей на совет.

– Акавои, – сказал я, – чаще всего нападают, кажется, на рассвете, когда все крепко спят. Мы выставим на всю ночь караулы и в самом селении, и вокруг, для чего каждый род должен выделить людей.

– Ты считаешь, Белый Ягуар, что в лесу есть еще акавои? – спросил Мабукули.

– Пока я знаю лишь то, что и вы. Но что-то мне чудится – их пришло больше.

– Даю голову на отсечение – больше! – заявил Конауро.

К этому мнению фактически склонялись все, а поскольку у страха глаза велики, нависшая над нами опасность представлялась особенно грозной: среди племен Гвианы и юго-восточной Венесуэлы ходили страшные слухи о воинственности акавоев, их неуемной жажде крови и зверской жестокости. Вожди араваков не впали в панику лишь благодаря непоколебимой вере в мою счастливую звезду и в меня.

– Среди наших людей есть знающие язык акавоев? – спросил я.

Нет, таких не оказалось, поскольку все жители Серимы и Кумаки переселились сюда с севера, с побережья Карибского моря, лишь два года назад и никогда прежде не сталкивались с акавоями.

– Скверно! – задумался я. – Эти восемь пришельцев наверняка лазутчики. Они, мне кажется, собираются погостить у нас некоторое время, чтобы выяснить все их интересующее. Очень важно для нас подслушать их разговоры между собой.

– У нас некому, – пожал плечами Манаури.

– Есть! – воскликнул Мабукули. – А Фуюди?!

А ведь действительно, Фуюди родом был с юга, с берегов реки Померун, и прибыл сюда лишь год назад.

– О-ей, Фуюди! – подхватили Конауро и Уаки. – Он знает акавойский язык, это верно.

Фуюди все еще находился в Сериме, не пожелав в свое время оставить Конесо.

– А он болел красной болезнью? – спросил я.

– Нет.

– Тогда, вождь, – обратился я к Манаури, – тотчас пошли в Сериму проворного человека с поручением к Фуюди немедленно, этой же ночью, прибыть к нам… Кстати, в Сериме следует навести порядок: все хижины, в которых были больные, надо срочно сжечь, может быть, даже завтра утром.

– Хорошо, Ян!

Но когда мы приступили к обсуждению, как лучше организовать наблюдение за восемью акавоями, чтобы ни на минуту не спускать с них глаз, Мабукули, Конауро и Уаки заерзали, выражая неудовольствие.

– Белый Ягуар, ты сам признаешь, – заговорил Конауро, – что они шпионы. Ясно – они наши враги. Если их убить, мы сразу избавимся от нарыва на нашем теле, ликвидируем опасность и заодно по справедливости отомстим за смерть наших охотников, погибших в горах в прошлую сухую пору.

– О-ей, убить их! – поддержали его Уаки и Мабукули.

Манаури передернуло, словно его укусила змея. Он молчал, сопел и гневным взглядом окидывал своих вождей. Прошло немало времени, прежде чем он произнес:

– Вы воины, а говорите как дети. Разве мы дикие звери, чтобы не уважать странствующих торговцев? Разве не видели все, как Манаури от имени целой Кумаки обещал пришельцам гостеприимство? Вы унижаете мое достоинство, бесстыдно требуя от меня совершить подлость и нарушить свои обещания, вы, мои друзья и вожди! Вы хотите меня опозорить!

Верховный разгневался не на шутку, а я тайком потирал руки от удовольствия, ибо усматривал в его справедливой вспышке и следствие моего влияния. Разнос вожди восприняли покорно, даже с долей смирения, и лишь Мабукули, ближайший друг Манаури, заметил:

– А если акавои окажутся предателями, что тогда?

– Тогда другое дело! Тогда мы их уничтожим.

– Не было бы поздно! – буркнул Мабукули.

Рассчитывая на поддержку, вожди как на последнюю надежду взглянули на меня и обманулись. Я полностью поддержал позицию Манаури, добавив, что восемь гостей не должны умереть хотя бы еще и потому, что могут нам пригодиться и случайно выдать место, где укрываются остальные акавои, если таковые действительно затаились где-нибудь поблизости.

Еще до наступления темноты мы навестили гостей в их хижинах и убедились, что у них ни в чем нет недостатка, а потом, дружески предупредив их, чтобы в темноте ради собственного же блага они слишком не отдалялись от места ночлега, простились, пожелав им спокойной ночи.

Арнак и другие разведчики с началом ночи вернулись в Кумаку. Они не обнаружили никаких следов чужих людей.

Часа через два после полуночи меня разбудили. Пришел Фуюди. Он был взволнован порученным ему заданием и оказанным доверием. Акавойским языком он владел неплохо.

– Поручаю тебе акавоев: под предлогом помощи им будешь подслушивать каждое их слово, но смотри, чтобы они не догадались, что ты их понимаешь, – поучал я его. – Главное, чтобы они не знали тебя по прежним временам.

– Не могут они меня знать, – возразил он, – я научился их языку от двух акавоев, постоянно живших в нашем племени на реке Померун, и никогда не был на Куюни…

– Тем лучше!.. Какие новости в Сериме?

– Болезнь вроде бы прекратилась. Выжившие понемногу приходят в себя.

– А Конесо?

– Он совсем пал духом, отупел и сник, целыми днями молчит…

– А другие?

– Все верят в тебя, Белый Ягуар, и хотят соединиться с вами под началом Манаури. Они будут делать все, что вы прикажете.

– Когда сожгут зараженные хижины?

– На рассвете.

Это были добрые вести, предвещавшие в племени мир и согласие, удалось бы только теперь успешно предотвратить опасность со стороны акавоев, если она существовала.

– Серимцы оповещены о появлении акавоев?

– Да. Там будут теперь начеку.

После разговора с Фуюди я велел ему пару часов поспать, а сам обошел сторожевые посты и застал всех на местах. Навестил я и пальмовую рощу бурити: часть воинов продолжала танцевать мукуари, и грохот барабанов не смолкал до самого утра. Ночь прошла спокойно.

На рассвете вся Кумака была на ногах. Сторожевые посты я выдвинул как можно дальше от селения, а отряды наиболее опытных и умелых охотников и рыболовов выслал на разведку в лес и к реке Итамаке.

С самого утра вокруг хижины акавоев началось оживленное движение. День был солнечный, и пришельцы разложили на земле содержимое своих мешков, воткнув рядом копья и палицы. Их копья имели особую форму и были похожи на огромные стилеты.

Чего только не было среди их товаров! И крохотные горшочки с ценным ядом урари, приобретенным у индейцев макуши, живущих у подножия гор Пакараима, и разные ожерелья, и прочие украшения из клыков ягуара, каймана, обезьян, а также из редких плодов. Все это радовало глаз, а Дабаро охотно объяснял нашим мужчинам и женщинам, от каких племен это получено: карибиси, виписана, арекуна и даже от араваков с реки Эссекибо.

Были там и разноцветные, разных размеров стеклянные бусы, происхождения, бесспорно, европейского, на которые наши люди не могли вдоволь насмотреться. Были и голландские хлопчатобумажные платки, и топоры, тоже из Голландии, и разные ножи, большие и маленькие, а среди них и показавшиеся мне удивительно знакомыми. Взяв один из них в руки и внимательней осмотрев, я прочитал – еще бы! – на рукояти надпись: Ливерпуль. Словно ветер родных краев пахнул мне в лицо, и сердце сжалось от щемящей тоски.

Дабаро, на подбородке которого в этот день, как особое украшение, висела серебряная пластинка величиной с талер, подвешенная к продырявленной нижней губе, обратил внимание на мой повышенный интерес к английским товарам. Он подошел ко мне и, указав на нож, объяснил по-аравакски:

– Это у нас из голландских факторий, а они купили ножи у паранакеди, твоих сородичей, когда плавали на корабле к устью реки Эссекибо.

– Откуда ты знаешь, что я англичанин, если здесь тебе никто этого не говорил? – спросил я.

На замкнутом и сумрачном до сих пор лице акавоя появилась самодовольная усмешка.

– Между реками Ориноко, Эссекибо и Куюни высокие, конечно, горы и непроходимые джунгли, однако вести доходят до нас с быстротою ветра, Белый Ягуар.

– Тебе известно и мое прозвище?

– Как видишь.

– А что вы еще знаете о нас?

– Все, – ответил он серьезно с невозмутимым видом.

Присматриваясь к акавоям, восхвалявшим свои товары с ловкостью завзятых торговцев, и оглядывая огромное множество доставленных ими вещей, я невольно усомнился в справедливости наших подозрений. Между племенами давно осуществлялся оживленный товарообмен, и, возможно, это действительно простые торговцы, а не воины, прибывшие с враждебными намерениями?

Первая жертва акавоев

В этот момент северную часть небосклона окутал поднявшийся с земли столб черного дыма: это в Сериме жгли хижины больных красной болезнью. Дым, поднявшийся сразу в нескольких местах и слившийся над лесом в одно огромное облако, являл собой грозное зрелище. Жителей Кумаки, не знавших решения старейшин, охватило беспокойство. Никто больше не смотрел на товары акавоев. Раздались враждебные возгласы о нападении на Сериму, и, хотя виновников открыто не называли, гневные взгляды украдкой бросались на акавоев. Кое-кто, поддавшись панике, бросился к своим хижинам за оружием.

Акавои сразу же заметили клубы дыма и слышали недвусмысленные предположения наших людей, а Дабаро их понял. Гости явно остолбенели. Более того, казалось, их охватил гнев на мнимых виновников нападения, во всяком случае, мне казалось, что это гнев. Они стали лихорадочно между собой перешептываться. Стоявший рядом Фуюди навострил уши, стараясь остаться незамеченным. Подслушать ему удалось немного, поскольку акавои, обменявшись несколькими короткими фразами, сразу же замолчали. Фуюди направился в сторону, я последовал за ним. Оказавшись вне поля зрения акавоев, среди хижин, я догнал его.

– Ну что? – спросил я.

– Дабаро, завидя дым, произнес: «Глупцы, не выдержали, выдали себя раньше времени». Второй ответил: «Испортили все дело».

– Значит, Дабаро предполагает, что отряд его сородичей напал на Сериму?

– Не иначе. Еще они шептались, что им следует немедленно бежать и пробиться к нашим лодкам на озере.

– Этому надо помешать! Быстро возвращайся к ним и во всеуслышание объяви, что дело прояснилось: дым над Серимой означает, что там жгут хижины после эпидемии.

Он побежал, выполнил мое поручение и действительно успокоил всех: и жителей Кумаки, и акавоев.

Исполненный мрачных мыслей, я направился к хижине Манаури. Итак, сомнений не оставалось: акавои прибыли крупным отрядом, это ясно, и ясно также – с враждебными намерениями, они скрывались где-то поблизости. Значит, бой неизбежен, и об этом без обиняков несколькими минутами позже объявил я Манаури и остальным вождям.

– Только осторожность и внимание, и еще раз осторожность могут нас спасти! – втолковывал я. – Хижины Кумаки растянулись на четверть мили, их трудно оборонять. Все жители должны немедленно собраться в центре деревни, неподалеку от нашего корабля, и жить пока здесь… Не забудьте переселить Арипая.

Торговля тем временем не прекращалась, хотя и шла медленно, через пень-колоду, поскольку акавои чересчур высоко оценивали свои товары и слишком низко – изделия араваков, особенно разноцветные ткани. Торговцам хотелось закупить побольше продовольствия, а нам не имело смысла его лишаться. Одним словом, когда в полдень торговля из-за жары на пару часов прекратилась, немногие товары перешли из рук в руки. Я понял: акавоям нужно как можно дольше задержаться в Кумаке.

К полудню переселение жителей в центр деревни завершилось. В хижинах поблизости от шхуны было полно людей, строения же на краю Кумаки совсем опустели. Акавои заметили оживленное передвижение, но понять сути происходящего не смогли и, как подслушал Фуюди, остались в недоумении.

После полудня из леса и с реки вернулись отряды разведчиков. В радиусе нескольких миль они ничего не обнаружили, что свидетельствовало бы о присутствии врага, не заметили никаких подозрительных признаков. Оставалось предполагать, что бивак акавоев находится или еще дальше от Кумаки, или так искусно укрыт, что его трудно обнаружить.

Восемь акавоев сразу же после полудня собрали свои товары и объявили, что хотят исполнить для нас танец в честь огня. Мы ничего не имели против, и многие жители Кумаки собрались поглазеть на зрелище.

Танец исполнялся перед хижинами гостей, рядом с воткнутыми в землю по акавойскому обычаю копьями и палицами. Обряд состоял в том, что один из акавоев, разведя большой костер, то раздувал пламя, то приглушал его, а тем временем остальные воины, взявшись за руки и делая мелкие шажки правой ногой в сторону, под аккомпанемент какого-то воинственного напева кружились вокруг огня.

– Ты понимаешь, о чем они поют? – обратился я к Фуюди.

– Они просят костер принести им победу… и ослепить своим дымом глаза врагов.

– Это их обычный танец?

– Не знаю.

– Ты что-нибудь слышал о нем прежде?

– Нет, первый раз вижу.

Конечно, Фуюди мог и не знать этого танца, но меня в нем поразила любопытная деталь: из костра, по мере того как его раздували или приглушали, вырывались клубы дыма то с большими, то с меньшими интервалами, что показалось мне не случайным. Дым, поднимаясь с перерывами высоко вверх над верхушками ближайших деревьев, наверняка был хорошо виден со всех берегов озера Потаро, а быть может, даже и с противоположного берега Итамаки. Внимательно присмотревшись, я готов был дать голову на отсечение, что это какие-то сигналы.

Толкнув в бок Манаури, я проговорил:

– Акавои недалеко от Кумаки.

– Откуда ты знаешь? – удивился он.

– Мне сказал дым, который танцоры выдувают из костра. Присмотрись получше.

Вождь согласился со мной. В этих прерывистых клубах дыма он тоже усмотрел какой-то скрытый смысл.

– Что будем делать? – разволновался Манаури. – Давай остановим танец и погасим костер!

– Нет. Еще рано.

– Но эти предатели вызовут сюда всю банду!

– Ну что ж, ведь мы начеку! Впрочем, сейчас мы спутаем их планы и вмешаемся в этот дымовой разговор…

Я подозвал Арнака и Вагуру, стоявших неподалеку, и, посвятив их в наши предположения, велел быстро разжечь поблизости еще два костра и тоже выпускать из них дым через определенные интервалы.

– Это должно спутать сигналы «торговцев», – пояснил я Манаури, – но этого мало: надо снова выслать разведчиков и еще раз обыскать все берега озера, да повнимательнее.

Мои указания были тотчас выполнены. Не знаю, удалось ли акавоям что-нибудь понять, но они танцевали еще добрый час, по-прежнему выпуская облачка дыма, а рядом из двух подобных костров тоже поднимались вверх похожие клубы, но с иными интервалами. Сам дьявол не разобрался бы в этой мешанине. А тем временем два наших лучших отряда прочесывали заросли вокруг озера.

Разведчики вернулись поздно вечером. Никаких известий о противнике они не принесли, но другая весть потрясла всю Кумаку: Арипая и его близких нашли убитыми. На первых порах возникли подозрения, что это месть сторонников Карапаны. Более всего удручен происшедшим был Манаури, который никак не мог себе простить, что своевременно не переправил Арипая в селение, и ходил как в воду опущенный.

Мы были готовы к нападению этой ночью, но враг не появился. Едва рассветало, когда перед моей хижиной собрался отряд разведчиков и во главе со мной отправился к месту преступления.

Хижина Арипая стояла более чем в полумиле от Кумаки, и, когда мы добрались до нее, было уже совсем светло. В целях безопасности я приказал окружить хижину широким кольцом и направился к ней один, внимательно осматривая следы. Всю семью Арипая, его жену и двоих детей, я нашел в хижине, там, где их настигла смерть. Они были убиты ударами палиц по голове. Никаких признаков борьбы или других следов, по которым можно бы опознать убийц, не было.

Только выйдя во двор и тщательно осмотрев все вокруг, среди множества следов, принадлежавших, конечно, и членам семьи Арипая, я обнаружил на земле два небольших круглых углубления. Мне показалось, что я уже видел где-то подобные углубления, а минуту спустя меня осенило: это обычай акавоев – втыкать свои палицы в землю, и углубления, обнаруженные возле хижины, по размерам точно соответствовали их оружию.

«Значит, акавои? – подумал я, содрогнувшись. – Акавои здесь, на нашем полуострове?!»