Текст книги "Белый ягуар - вождь араваков. Трилогия"

Автор книги: Аркадий Фидлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 43 страниц)

Вдруг я заметил, что потухшие было глаза вождя внезапно сверкнули каким-то хитрым блеском, будто озаренные новой мыслью, и тут же вновь потухли. Он невольно бросил мимолетный взгляд в сторону реки, где стояла наша шхуна, хотя от нас ее и не было видно за обрывом крутого в этом месте берега. Конесо мгновенно, будто испугавшись, отвел оттуда взгляд, но уже выдал себя именно этим безотчетным испугом и мелькнувшим на лице хитроватым выражением, которого ему не удалось скрыть.

Я все понял. Конесо вспомнил о шхуне. В голове его зрел предательский план – откупиться от испанцев нашим славным гордым кораблем. Такой дар испанцам пришелся бы по душе!

Едва мне стали ясны его подлые замыслы, я шепнул Арнаку по-английски, чтобы он незаметно отправился к реке, велел неграм оставить шхуну и где-нибудь надежно укрыться. Затем я подскочил к Конесо и, указывая на череп ягуара, торчавший неподалеку на жерди, крикнул ему в самое ухо:

– Смотри! Смотри на глаз ягуара. Он мне все говорит!

Стоявшие вокруг воины, испуганные внезапным моим гневом, изумленно таращились то на меня, то на череп ягуара.

Конесо не на шутку всполошился.

– Череп открыл мне, – продолжал я, – что ты замышляешь предательство! Хочешь откупиться за наш счет! У тебя это не выйдет!

– Череп! Череп?! – бормотал перетрусивший вождь. – Заколдованный череп!

– Да! Он все рассказал мне о твоих подлых мыслях…

Явное замешательство вождя подтвердило мои догадки. Оставив его в одиночестве, я отозвал в сторону Манаури и поручил ему идти вместе с Конесо в Сериму, как того и желал верховный вождь, но взять с собой расторопного парня из нашего рода, хорошо знающего испанский язык. Он должен будет время от времени сообщать мне о положении дел и о ходе переговоров с испанцами. Вскоре Конесо, Манаури, а с ним и этот третий двинулись в Сериму, но прежде Конесо как бы мимоходом приблизился к берегу реки и окинул ее внимательным взглядом. Я не отставал от него ни на шаг. Верховный вождь уже оправился от замешательства и взял себя в руки. При виде судна, пришвартованного, как обычно, к берегу, погруженного в тишину и словно забытого людьми, на лице вождя мелькнуло выражение радости, на моем – тоже.

Вскоре после их ухода я и сам отправился на опушку рощи взглянуть на Сериму в подзорную трубу. У незваных гостей были три большие весельные лодки, Какие обычно использовались на водах Ориноко. Рядом с лодками на берегу расположились группой несколько десятков индейцев-гребцов, вооруженных луками и палицами. Чуть дальше я увидел испанцев. Они держались несколько особняком, но тоже все вместе, причем одни лежали прямо на траве и спали, другие, казалось, стояли в охранении. Здесь же, рядом с ними, в козлы были составлены ружья.

Насколько мне удалось рассмотреть в подзорную трубу, все стоявшие испанцы, с физиономиями, заросшими густыми черными бородами, выглядели как настоящие разбойники. Души их и совесть, похоже, немногим отличались от их черных бородищ. Предводителя их дона Эстебана, как называл его Конесо, я не обнаружил. Вероятно, он вел сейчас переговоры с верховным вождем и Манаури где-нибудь под сенью одной из крыш Серимы.

В поведении испанцев и сопровождавших их индейцев племени чаима не ощущалось каких-либо признаков беспокойства или тревоги, хотя по занятой ими позиции и по оружию, которое они все время держали под рукой, нетрудно было понять, что держатся пришельцы настороже. Ничего примечательного более не обнаружив, я поспешил назад, к себе.

Часа через два, около полудня, поступили первые известия из Серимы: к соглашению там пока не пришли. Испанцы не желали ничего слушать и требовали безоговорочной уплаты баснословно высокого долга, грозя в случае отказа самыми суровыми карами. Им уже стало известно обо мне и о нашем роде. Но хуже того – какие-то злые языки нашептали им, что весь наш род состоит из бывших рабов, бежавших из испанского рабства и при этом убивших много испанцев. Более всего, однако, меня огорчило то, что среди араваков нашлись столь подлые доносчики: не остановились даже перед тем, чтобы оговорить своих братьев перед ненавистным врагом. Ужель Конесо и другие так низко пали в своем диком ожесточении?

Тем временем шхуна вдруг словно испарилась из-под наших берегов и благополучно добралась до укрытия в отдаленном заливе, о чем мне сразу же сообщили. До того еще все огнестрельное оружие по моему указанию перенесли с борта на берег.

Я сидел в раздумье на пороге своей хижины, как вдруг ко мне подошла мать Ласаны и с загадочной миной шепотом сообщила следующее: она только что вернулась из леса, где собирала травы. На опушке ее остановил старый Катави («Ну, тот, что живет у впадения нашей реки (Итамаки) в Большую реку (Ориноко)») и велел передать мне, чтобы я пришел к нему туда, в лес. У него есть для меня очень важное сообщение. При этом он требовал, чтобы все сохранялось в полнейшей тайне.

– Почему же он сам не пришел сюда? – насторожился я, подозревая здесь какой-то подвох, которого женщина по простоте своей могла не почувствовать.

– Он не хочет, чтобы его здесь видели.

– А кто такой Катави? Ты его знаешь?

– Знаю, хорошо знаю. Он добрый человек и не любит шамана. Иди к нему, Катави очень торопится!

Я посвятил в суть дела Арнака и Вагуру, которые хотя и не знали Катави, но с полным доверием относились к уму и сообразительности старой женщины.

– Пойдем втроем! – загорелся Вагура, в глазах которого так и светилась жажда приключений.

Мы отправились, вооружившись будто бы на охоту. Он ждал нас в условленном месте. Это был пожилой, хотя и бодрый еще индеец, промышлявший рыболовством. Хижина его стояла в пяти милях вниз по Итамаке. Хотя он и производил впечатление человека вполне порядочного и вызывающего доверие, в целях осторожности мы все-таки отошли с ним от места встречи шагов на двести-триста, осматривая заросли.

За ним никто не шел.

– Говори, Катави, – подбодрил я нашего спутника, когда мы вчетвером остановились под сенью большого дерева.

Катави, возможно, был неплохим рыбаком, но скверным оратором. Стоило неимоверных усилий из обрывков его фраз составить представление о сути дела, которое привело его к нам. Однако, по мере того как она прояснялась, нас охватывало все большее изумление и возбуждение.

На рассвете нынешнего дня Катави был на реке и заметил в предрассветных сумерках пять чужих лодок. Это были итаубы. Они поднимались вверх по Большой реке, в них сидели испанцы: он слышал в темноте, как они отдавали на своем языке приказы индейцам-гребцам. Напротив того места, где прятался Катави, недалеко от берега, в устье Итамаки, находился небольшой остров. К нему и причалили итаубы. Вскоре три лодки поплыли дальше вверх по Итамаке и, как узнал рыбак, сейчас находятся в Сериме. Две другие лодки, оставшиеся на острове, особенно его заинтересовали. Утром, когда совсем рассвело, Катави обнаружил там много пленников, может, три раза по десять, лежавших вповалку и связанных веревками. Чтобы лучше их рассмотреть, он влез на дерево и отсюда, сверху, обнаружил, что все они варраулы.

Поскольку пленники были связаны, испанцы оставили при них малочисленную охрану: всего двух испанцев и двух индейцев. Катави долго следил за ними, но больше стражников не обнаружил.

– Как ты думаешь, они скоро покинут остров? – спросил я у рыбака.

– Не похоже, чтобы они собирались отплывать…

– Они не оставят остров раньше, чем вернутся те, из Серимы, это ясно!

– вмешался Вагура.

– Верно!

– А вторая лодка? Ты, Катави, говорил, что у них там две лодки. В одной пленники, а вторая? Пустая? – выспрашивал я подробности.

– Нет, она загружена вся, по самые борта, оставлено только место для гребцов спереди и сзади.

– Чем загружена?

– Не знаю, все прикрыто циновками. Наверно, едой, ведь их получается много, наверно, десять раз по десять.

– Ты уверен, Катави, что связанные – это варраулы?

– Уверен, совсем уверен.

Еще во время рассказа Катави я твердо решил прийти варраулам на помощь и освободить их.

Подтверждалось то, что рассказывали о системе репартиментос. Варраулы, вероятно, не выполнили требований испанцев, и те силой захватили этих тридцать человек в рабство.

– С варраулами мы связаны торжественным союзом, – напомнил я своим товарищам, – они нам братья! Мы не позволим их обижать!

Оба моих друга едва не подпрыгнули от радости, не устоял даже сдержанный Арнак.

– Катави! – почтительно обратился я к рыбаку. – Ты оказал нам большую услугу, и мы тебе благодарны. Но это не все! Ты должен помочь нам их освободить, без тебя нам не справиться. Ты должен показать нам дорогу.

– Хорошо, хорошо, я покажу.

– Как пробраться с берега на остров?

– Просто, очень просто. У меня есть две маленькие лодки тут поблизости.

– Сколько в них может разместиться людей?

– Шесть-семь человек.

– Прекрасно, нас будет шесть, и ты, проводник, седьмой!.. Отправимся, как только наступит ночь!

Катави принадлежала слишком важная роль в предстоящей операции, чтобы хоть на минуту выпускать его из поля зрения. Кроме того, ему предстояло еще подробно описать нам остров и расположение лагеря на нем, что было крайне важно, если учесть, что добираться до незнакомого острова и высаживаться нам предстояло ночью, в полной темноте.

Поэтому без излишних разговоров мы забрали Катави с собой и направились назад, в свое селение, предусмотрительно обходя стороной чужие хижины. Кружным путем через заросли вдоль берега реки мы добрались до нашей хижины. В хижине усадили Катави в самый темный угол и оставили с ним для компании одного из наших воинов.

Важно было, чтобы в ночной операции принял участие кто-нибудь из знавших язык варраулов. И в этом случае весьма полезным оказался совет того же Катави: он порекомендовал отца несчастного Канахоло, уже знакомого нам Арипая, который знал язык варраулов, поскольку жена его была варраулкой. Кроме того, Арипай хорошо к нам относился, Я тотчас же послал за ним гонца, которому также поручил незаметно передать Манаури, чтобы он любыми способами постарался задержать испанцев, если они решат сегодня покинуть Сериму.

Часа через два появились Арипай и гонец с известием, что испанцы не собираются сегодня отплывать. Посвященный в наши намерения Арипай охотно согласился принять участие в ночной операции.

Когда в ходе этой лихорадочной подготовки выдалась наконец свободная минута и напряжение спало, меня невольно охватили раздумья: насколько же все-таки в последние дни осложнились обстоятельства, вызывая тревогу и неуверенность! Племя араваков расколото на два лагеря, и еще неведомо, какие вероломные планы вынашивают наши недоброжелатели; как меч над головой нависла опасность со стороны разъяренных испанцев, готовых в любую минуту, по любому поводу выместить на нас свою злобу; шаман Карапана, возможно, замышляющий новые против меня козни; вождь Конесо, неустойчивый и перепуганный, погрязший в предательских планах продать нас испанцам; наша шхуна – достаточно ли надежно она укрыта и сумеет ли Мигуэль отстоять ее в случае нападения; и, наконец, эта новая забота с пленными варраулами и предстоящая ночная операция, которая в случае провала чревата для нас чертовски опасными осложнениями.

Все нити этих запутанных дел сошлись в моих руках, переплелись, спутались, и, того гляди, какая-то из них лопнет первой и обрушится на нас несчастьем. Как же просто тут споткнуться и загреметь в пропасть! Голова шла кругом от всего этого, мысли путались, но я вновь обретал покой и уверенность, стоило лишь взглянуть на поляну перед хижиной: там стояли десять вооруженных воинов нашего рода, готовых на все, ждавших лишь приказа, непоколебимых и невозмутимых, а среди них верные мои друзья – Арнак и Вагура. «Посмотрим еще, кто победит!»

Затишье оказалось недолгим – не прошло и часа, как из рощи примчался индеец, стоявший там на часах.

– К нам направляются семь испанцев! – огорошил он нас известием. – Все вооружены с головы до ног!

– Ты уверен, что они идут к нам?

– К нам, к нам! Сейчас выйдут из рощи!

Воины восприняли это известие с достойным удивления спокойствием. Я поручил Арнаку и Вагуре держать свои отряды неподалеку от моей хижины, но на расстоянии один от другого, и внимательно следить за моими сигналами.

– А мне что делать? – спросил Арасибо.

– Ты пойди в хижину и стереги сложенное там оружие, заодно присматривай за Катави.

Из рощи действительно вскоре показались испанцы. Неторопливым, чинным шагом они направлялись к моей хижине, зная, видимо, ее по описаниям. Мушкеты они держали в положении «на плечо», как солдаты на марше. Не доходя до меня шагов десять, они остановились, стукнули прикладами о землю. Старший, выйдя чуть вперед, обратился ко мне высокопарно, с подчеркнутым достоинством:

– Сеньор капитан! Дон Эстебан, наш полковник, почтительнейше просит господина капитана пожаловать к нему в гости.

День клонился к вечеру, до захода солнца оставалось не более часа. С наступлением темноты я предполагал сразу же двинуться к устью Итамаки. Таким образом, время для визитов сегодня было уже слишком позднее, тем более что неведомо, насколько этот визит мог затянуться.

– Поблагодари, ваша честь, дона Эстебана за приглашение и передай, что я нанесу ему визит завтра.

– Он просит именно сегодня!

– А я прошу подождать до завтра.

Лицо испанца потемнело, а рука судорожно дернулась к поясу.

– Мне приказано, – объявил он более жестким, чем прежде, голосом, – со всеми надлежащими почестями сегодня же сопроводить сеньора капитана в наш лагерь.

– Значит, вы почетный эскорт? – оживился я.

– Так точно, эскорт.

К его удивлению, я весело рассмеялся.

– Но я не нуждаюсь в вашем! У меня есть свой собственный эскорт! Взгляните сюда, взгляните туда! – Я повел рукой по сторонам, указывая на отряды Арнака и Вагуры. Воины стояли в непринужденных позах, но ружья держали наготове и спокойно смотрели в нашу сторону.

Испанец понял красноречивый смысл их присутствия и выдавил на лице кислую улыбку.

– Не моя вина, – голос его звучал теперь более любезно, – что я не смог выполнить приказа!

– Нет, не ваша, – охотно согласился я.

Отсалютовав, он собрался было уходить, но я задержал его:

– После захода солнца посторонним возбраняется появляться на этой поляне. Постам строжайше предписано стрелять без предупреждения. Индейцам Серимы об этом известно. Да будет известно и вам, гостям.

– Слушаюсь, сеньор капитан!

Испанцы повернулись и пошли, но отнюдь не в сторону Серимы, а к реке, к тому месту, где до недавнего времени стояла наша шхуна. Значит, Конесо все-таки выдал им факт существования судна! По моему знаку отряды Арнака и Вагуры приблизились ко мне в тот момент, когда испанцы как раз возвращались от реки. Возвращались торопливо и крайне возбужденные.

– Там стоял испанский корабль! – воскликнул тот, что прежде разговаривал со мной. – Сеньор, где он теперь?

– Его нет, – ответил я сухо.

– Как это нет?

– Разве вы не видели? Впрочем, вы сильно ошибаетесь, полагая, что это испанский корабль. Это мой корабль!

– Но раньше он принадлежал испанцам!

– Раньше – да, теперь – нет!

– Сеньор! – вспыхнул испанец. – Мы пришли сюда не затем, чтобы вы шутили над нами шутки!

– А зачем, позвольте узнать? – скорчил я глупую мину, подняв брови.

– За кораблем. Верховный вождь разрешил нам взять его.

– Он не имеет на это права.

– Это нас не касается. Корабль наш! Где он находится?

– В безопасном месте.

– Где, каррамба?

Я рассмеялся ему прямо в лицо и ничего не ответил. Испанец близок был к взрыву бешенства, но сдержался, видя, что его постепенно окружают наши воины.

– Если это все, что вы имели мне сообщить, то можете идти, ваша милость, – проговорил я тоном приказа. – А дону Эстебану скажи, что завтра я нанесу ему визит.

Испанец пробормотал сквозь стиснутые зубы себе под нос какое-то грязное ругательство, и они ушли, на этот раз действительно в сторону Серимы.

– И не забудь, – крикнул я ему вдогонку, – о порядке у нас после захода солнца! Шутить мы тогда не любим!..

Наши люди, в большинстве знавшие испанский язык, от души радовались тому заслуженному отпору, который я дал высокомерным испанцам.

Ночная операция

Солнце зашло, сумерки сгущались. Со стороны Серимы все было спокойно. Я взял Вагуру, отобрал трех лучших воинов, и всемером, с Арипаем и Катави, мы, не мешкая более, двинулись в путь. Арнак остался охранять хижины и запасы оружия, которое он перенес в специальное укрытие. Поскольку все события предстояли ночью, в ружьях и луках нужды не было, но я все-таки, кроме пистолетов, ножей и коротких палиц, велел прихватить с собой еще и четыре лука с изрядным запасом стрел.

Сколько дней не выходил я уже в лес, и вот теперь, когда на меня вновь повеяло его ароматом, когда со всех сторон окружили таинственные шорохи и стрекотание цикад, а мокрые ветви на узкой тропинке хлестали по лицу, я ощутил прилив радости и бодрости. Катави хорошо знал дорогу и уверенно шел впереди, а мы, словно тени, скользили за ним.

Часа через два ходьбы рыбак дал знак, что мы подходим к острову. Слева сквозь прибрежную растительность светлела полоса воды. Внезапно перед нами на тропинке выросла фигура. Раздался условный сигнал – это был сын Катави. С полудня, после ухода отца, он наблюдал за островом. За это время в лагере ничто не изменилось. Днем, правда, стражники выводили пленников ненадолго в кусты, но потом опять загнали их в лодку и, проверив путы на руках, вдобавок связали им еще и ноги.

Остров, по описанию Катави, саженей сто с лишним в длину и всего шагов восемьдесят в ширину, тянулся параллельно берегу, отделенный от него не очень широким, но глубоким рукавом. Представляя собой песчаную отмель, он с течением лет покрылся всяческой растительностью и даже деревьями.

Испанцы разбили свой лагерь у самой воды, напротив берега, и, укрытые со стороны основного русла Итамаки этим леском, были уверены, что никто с реки их не увидит. Костров они не разжигали, опасаясь выдать свое присутствие. Охрану постоянно несли двое: испанец и индеец. Так было и нынешней ночью, насколько мог заметить сын Катави в вечерних сумерках. Пока двое караулили пленников, стоя на берегу реки, их сменщики спали на носу лодки, в которой была сложена провизия.

Поначалу я хотел подплыть к пленникам и, перерезав путы одному, подбросить им ножи и дубины, чтобы они потом уж сами, без нас освободились и расправились со стражей, но, не будучи уверен в их смелости и боевитости, отказался от этого плана и решил провести всю операцию своими силами.

Две небольшие свои лодки рыбак укрывал в прибрежных зарослях несколько выше острова. Мы нашли их в полной сохранности и тихо спустили на воду. Я дал своим спутникам последние наставления, еще раз напомнив, что действовать надо крайне осторожно: испанцы ни на острове, ни в Сериме не должны узнать, кто освободил варраулов.

– Ты говоришь, и на острове тоже? – прошептал Вагура. – Значит, мы не будем их убивать?

– Ты же знаешь, я не люблю убивать без необходимости.

– Но здесь есть необходимость!

– Не думаю! Противников всего четверо. Нас пятеро, а с Арипаем шестеро. Мы подкрадемся и нападем внезапно, оглушив их дубинами. Ну если кому-нибудь и разобьем голову, что ж, жаль, конечно! Но надо бить так, чтобы только оглушить противника, слышишь?!

– Мы их свяжем?

– Конечно! Свяжем, а головы чем-нибудь замотаем, чтобы они ничего не слышали и не видели. Впрочем, возможно, они и не успеют прийти в себя, пока мы не покинем остров.

Мы отплыли от берега. В первой лодке – я, Катави с сыном и один воин, во второй, плывущей вслед за нами, – Вагура и все остальные. Течение подхватило нас и быстро понесло вниз по реке. Небольшие, сделанные из коры лодки едва нас выдерживали.

Спустя какую-нибудь минуту над водой впереди замаячили темные контуры: это был остров. Стараясь не попасть в протоку, мы огибали мыс острова, придерживаясь главного русла реки, и высадились несколькими саженями ниже, оказавшись на острове со стороны, противоположной берегу. Испанцы располагались, как уверял Катави, всего в шестидесяти-семидесяти шагах от нас, и достаточно пробраться сквозь заросли посередине острова, чтобы оказаться в их лагере.

Каждый из нас точно знал возложенную на него задачу, и мы, не мешкая более, стали пробираться сквозь заросли. Они были не особенно густыми, так что, соблюдая осторожность, мы двигались почти бесшумно. Внезапно кусты перед нами оборвались, словно срезанные, и мы оказались на опушке. Дальше, до самой воды, шагов на пятнадцать светлел только песок.

Лагерь испанцев я увидел чуть ниже; в длинном темном предмете, лежавшем на песке, без труда угадывалась одна из лодок, вытащенная на берег, другая покачивалась на воде.

– В лодке на берегу, – шепотом проговорил Катави мне на ухо, – лежат связанные пленники… Видишь, там караульный… их сторожит…

Действительно, впереди темнела фигура человека, сидевшего на борту лодки. Это, конечно, был один из стражников. Он не двигался.

Но где же второй?

– Ты говорил, они караулят по двое, – встревожился я.

– Да, так оно и есть!

– Но второго что-то не видно!

Катави с сыном посовещались, но отсутствия второго стражника объяснить не смогли.

– Может, он спит?

– А вы точно знаете, что двое других спят во второй лодке?

– Точно! – ответил сын рыбака. – Они спят на носу лодки, а нос повернут в нашу сторону.

– Ты слышишь, Вагура?

– Слышу…

Скрываясь в тени зарослей, можно было подобраться к лодкам еще шагов на двадцать, но потом предстояло преодолеть открытую песчаную полосу между кустами и водой. Эти два десятка шагов таили в себе опасность. Надо было свести ее к минимуму, да заодно и выяснить, где скрывается второй стражник. Я решил прибегнуть к уловке, знакомой мне еще со времен жизни в вирджинских лесах: вызвать ложную тревогу. Камней, больших и маленьких, здесь было предостаточно. Сказав Катави и его сыну, когда и как они должны бросать их в воду, я взялся за дело.

Было достаточно темно, чтобы прокрасться поберегу вдоль зарослей, не углубляясь в них. Мы шли по песку осторожно, стараясь не скрипеть, и быстро добрались до места напротив лодки с пленниками. Здесь я остался с одним из воинов. Воин этот, Кокуй, слыл одним из самых сильных мужчин нашего рода. Вагура и три его товарища прошли чуть дальше, ко второй лодке.

В стороне от нас, посреди канала, раздался всплеск – это Катави бросил камень. Однако стражник даже не шелохнулся. Дремал он, что ли, сидя на борту лодки? Второй и третий камни шлепнулись с еще более громким плеском. Странные эти звуки создавали впечатление, будто в воде резвились какие-то рептилии.

Ага, наконец-то! Стражник подал признаки жизни. Он встал, потянулся. Таинственные звуки привлекли его внимание, и он стал внимательно всматриваться в темную гладь реки. Услышав новые всплески, он явно встревожился и приглушенным голосом окликнул:

– Сеньор Фернандо! Сеньор Фернандо!

Человек, прежде невидимый, ибо лежал на песке у борта лодки, проснулся и вскочил на ноги.

– Que cosa? Что случилось? – спросил он испуганным голосом.

Это был испанец, а стоявший на страже – индеец.

Я подтолкнул Кокуя в бок и жестом дал понять, что беру на себя испанца, а он – второго…

Мы отделились от стены зарослей. Несколько быстрых осторожных скачков по песку. В реке снова раздался всплеск, к тому же изрядный концерт задавали лягушки и цикады. К лодке нам удалось подскочить незамеченными. Палицы наши почти одновременно обрушились на головы обоих, и стражники как подкошенные рухнули на землю, не издав ни звука. Шум ударов послужил сигналом для Вагуры.

Я бросился ко второй лодке, но моя помощь здесь оказалась ненужной – мои друзья справились уже сами. Спавшие стражники не успели даже проснуться, так внезапно обрушились на них удары. Мы быстро связали всех четверых по рукам и ногам и оттащили в заросли, в глубину острова, а испанцам натянули на головы их собственные рубашки. У индейцев рубашек не было.

Освобождение варраулов заняло у нас не более минуты. Они пытались что-то нам рассказать, объяснить, но мы резко их одернули, приказав молчать, затем общими усилиями столкнули итаубы на воду и рассадили гребцов по лодкам. Весел, к счастью, хватило на всех.

Катави знал поблизости небольшой заливчик, которого не отыскал бы и сам дьявол. Узкий вход в него настолько густо зарос травой и кустами, что мы едва сквозь них продрались, но зато, попав в залив, оказались в полной безопасности. Обследовав здесь спокойно содержимое нагруженной лодки, мы убедились, что в ней действительно запасы продовольствия: кукуруза, корни маниоки, вяленая рыба и сушеное мясо. Нас порадовала богатая добыча, дававшая нам на время независимость от помощи племени, но еще более цепным для меня оказались два обнаруженных бочонка пороха и порядочных размеров мешок с пулями.

Варраулы подтвердили наши предположения. Они действительно оказались родом из Каиивы, селения главного вождя Оронапи, нашего союзника и друга. Испанцы прибыли к ним несколько дней назад за данью. Поскольку выкуп их не удовлетворил, они вероломно напали на окраины Каиивы и захватили всех мужчин, каких удалось застать врасплох. После этого они сразу же пустились в обратный путь, а поскольку были хорошо вооружены, Оронапи не решился их преследовать.

Пленники хорошо знали, что ждет их в Ангостуре, и были крайне нам благодарны за освобождение. Выделив для них запас провизии на один день, я посоветовал им побыстрее возвращаться в Каииву на той же лодке, на которой их везли испанцы, а в будущем получше заботиться о своей шкуре.

– Огнестрельного оружия, захваченного у испанцев, я вам не дам, – сказал я им на прощание, – поскольку вы все равно не умеете с ним обращаться. Возьмите луки и палицы, отобранные у ваших стражников, а для охоты в пути я дам вам еще четыре лука и стрелы.

Тем временем варраулы, сгрудившись, о чем-то оживленно между собой шептались.

– В чем там у них дело? – спросил я Арипая.

Арипай не расслышал, но из толпы варраулов тут же выступил молодой и сильный, насколько можно было определить в темноте, воин и смело обратился ко мне:

– Белый Ягуар, меня зовут Мендука и все уважают за храбрость. Ты спас нас от рабства и позора. Сейчас здесь, у наших друзей, испанцы. Они нападут на них, как напали на нас. Мы обязаны тебе помочь. Я не хочу возвращаться в Каииву. Я останусь тут и буду сражаться. Дай мне оружие и приказывай, что надо делать. Я с тобой, Белый Ягуар!

– И я… И я!.. – раздались голоса.

Взволнованный и, признаюсь, приятно удивленный такой неожиданной готовностью, я вопросительно взглянул на Вагуру:

– Возьмем их?

– А почему бы нет? Возьмем!

– А с оружием как быть? С луками и стрелами?

– Найдутся и для них.

– Хорошо! – обратился я к Мендуке. – Я охотно принимаю вашу помощь. Сколько вас?

Добровольцев оказалось одиннадцать, и все они рвались в бой с испанцами, чтобы отомстить за нанесенную обиду.

– Я принимаю вас, – повторил я, – но при одном условии – вы будете выполнять все мои приказы. Переводчик у нас – Арипай.

Сразу после того, как прочие варраулы двинулись в свою родную деревню, отправились в обратный путь и мы, оставив одного воина и сына Арипая охранять лодку с провизией и боеприпасами.

Полный успех ночной операции – противник не смог даже узнать, кто на него напал, – привел нас в отличное расположение духа, и, когда около полуночи мы вернулись в наши хижины, в глазах у нас светилось торжество. Арнак ждал нас и тотчас заметил наше приподнятое настроение.

– Мы привели союзников, – торжествовал Вагура. – Одиннадцать варраулов хотят сражаться вместе с нами.

– Это правда, – подтвердил я. – Они у опушки леса! Займись ими! Пусть переночуют в какой-нибудь дальней хижине. А утром выдели им продукты и оружие: лишние луки, палицы, копья, дай несколько ножей, и пусть они ждут дальнейших указаний…

Позже, когда Вагура рассказал Арнаку о событиях ночи, юноша несколько встревожился:

– Вы оставили связанных стражников на острове? Они там погибнут!

– Не волнуйся! – успокоил я его. – Испанцы легко найдут их, когда вернутся из Серимы на остров…

Не спала и поджидала нас еще одна, кроме Арнака, преданная душа – Ласана. Она принесла из своей хижины горячий ужин – вареные плоды пальмы бурити – и стала нас кормить.