Текст книги "Синее золото (Роман)"

Автор книги: Аркадий Борман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

XII
НЕ УШЛА

Много друзей потеряла Таня за все эти годы. Они уходили и не возвращались. Потом узнавала из газет об их судьбе.

Ушел жених, такой радостный и полный надежд. Шел почти на безнадежное дело, но был уверен, что скоро будет опять с ней, и ее уверил. До расстрела его держали несколько месяцев. Первое время она чуть не сошла с ума – все представляла, почти ощущала его, отделенного от нее непреодолимым препятствием. А потом как-то стряхнула с себя его образ и все ее горе вылилось в кипучую энергию. Она не думала о нем, но знала, что ее энергия вызвана его потерей.

Уходили друзья, с которыми годами жили вместе и делили все радости и печали, с которыми вместе шли на опасность и бывали под обстрелом.

Но никогда еще рядом с ней не убивало человека.

Ей больше не было страшно. Наоборот, стало совсем тихо, и ужасная усталость овладела ею.

Она продолжала неподвижно сидеть в челне. Тело Воронова лежало рядом на берегу. Но она на него не смотрела. Ее взор был устремлен куда-то вдаль, не то на реку, не то на леса. Но она ничего не видела перед собой, ничего не рассматривала.

Сперва откуда-то с того берега раздавались отдаленные выстрелы, но мало-помалу они стихли.

Она не обращала на них внимания – знала, что находится вне достижения пуль.

Так в каком-то оцепенении она просидела довольно долго. В голове почти не было мыслей. Усталость охватила ее мозг, руки, ноги.

Дохнуло вечерней прохладой. Таня вздрогнула, оглянулась кругом, увидала, что солнце уже совсем низко и как бы вспомнила, что произошло.

Неподвижно лежал Воронов и эта неподвижность не вязалась в ее представлении с ним. Ей казалось, что вот-вот он двинет рукой, поднимется и встанет, и опять она будет чувствовать его силу и защиту.

С того момента как она почувствовала прикосновение его руки, когда он торопливо разрезал веревку, связывающую ее кисти, она твердо знала, что он в полном ее распоряжении.

И вот так неожиданно отлетел – больше никогда не встанет.

– Нет, нет, это не может быть, он должен жить. Ведь только что она любовалась, как красиво он взмахивал веслом, как зорко следил за струями, сворачивающими челн.

Он был так полон радости человека, принявшего важное для себя решение. Где же это все, это же не могло уйти так сразу и совсем?

А там, где-то сзади в лесах, другие такие же радостные, что им удалось ее освободить. Неужели и из них кто-нибудь замолк? Перед ней пронеслись все их лица. Который же затих навсегда?

«И все это из-за меня, – подумала она. – Как все вышло бессмысленно. Камень остался у них».

– Господи, зачем же это, когда же это все кончится? – громко сказала она.

Кругом, – в реке, в лесу, в траве на лугу вдоль берега – ощущалась такая бурная весенняя жизнь. Казалось, что было слышно движение соков в травах. Эту общую жизнь не прервать. Зачем же, зачем Воронов выбит из нее? Зачем так неподвижны его откинутые руки и так обострился его немного курносый нос?

– Господи, Господи, помоги людям, – сказала она, глубоко вздыхая.

Потом вдруг вспомнила, почему она тут, ощутила себя малюсеньким звеном какой-то огромной цепи, встряхнула головой, отбросила привычным жестом прядь волос, спустившихся на лоб, и выскочила из челна на берег.

Она выпрямилась, потянулась, как бы стряхивая с себя оцепенение, и вновь вся превратилась в движение.

Подошла к телу Воронова, быстро и решительно расстегнула его куртку и стала осматривать карманы. Из бокового кармана вынула бумажник, раскрыла его и просмотрела содержимое.

Сразу обратила внимание на листочек с карандашной записью. На нем был ряд имен, а наверху значилось: «Список секретных сотрудников».

«Вот как, о чем для нас позаботился, – горько улыбнулась Таня и взглянула на застывшее лицо мертвеца. – Хотел нам все рассказать. Ну, тебя там простят», – нежно подумала она.

Таня скинула с себя куртку и стала собирать камни вдоль берега. Потом нарезала ножом дерн и обложила тело камнем и дерном. Она торопилась, ей стало жарко и было так приятно, что вечерний ветерок продувает ее тоненькую голубую кофточку.

В ее голове остались только деловые мысли.

Когда тело было совсем закрыто, она сложила из камней крест и стала торопливо собираться в путь.

Таня оставила себе один револьвер и один карабин, а оружие Воронова бросила в воду вместе с его личными вещами, найденными в карманах. Только его ручные часы взяла себе. Потом взвалила на плечи мешок с провизией и потихоньку тяжелым шагом пошла к лесу. За спиной из-за мешка торчало дуло карабина.

Было уже почти темно.

Тане хотелось до ночи пересечь луг и кустарники в низине и войти в высокий лес, черневший на склоне холма, окаймлявшего долину. Там в лесу надо будет переночевать, а утром двинуться дальше на восток, к высокой горе, которую и сейчас еще можно было различить далеко на горизонте.

Она шла по мягкому влажному лугу. Мыслей никаких нс было – одно стремление достичь ближайшую цель – лес на склоне холма и инстинктивное желание уйти как можно дальше от берега.

Очень скоро она почувствовала тяжесть мешка. Взялась обеими рукам и за ремни и на ходу встряхнула свою ношу. Какие-то твердые предметы в мешке больно ударили ее по спине.

– На патроны не похоже, – подумала она, остановилась и сбросила мешок с плеч.

В нем под сахаром, колбасой и другим провиантом, который запасливый Воронов взял с собой, лежали три небольших бруска золота.

Таню удивил их вес, казалось, совершенно не соответствующий размеру. Она в раздумье подержала один из брусков на руке, как бы взвешивая его, и потом вынула драгоценный груз и стала завязывать мешок.

«И этого не донести, досадно, почему мы, женщины, такие слабые», – подумала она. Опять вскинула мешок и карабин за плечи, а бруски, стоящие по несколько тысяч рублей, бросила под соседний куст.

Сыростью пахнуло от высоких, прямых как мачты деревьев, когда Таня уже в темноте вошла в лес.

Не останавливаясь, она стала подниматься по склону. Кругом было совершенно тихо, только иногда под ногами похрустывали ветки.

Она не ощущала ни одиночества, ни страха, наоборот, ей казалось, что она уходит от страха.

Через каких-нибудь полчаса она поднялась на самый верх холма, оглянулась кругом, выбрала место у большой сосны за камнем и расположилась на ночлег. От долгой ходьбы ноги казались тяжелыми и распухшими, и она с удовольствием сняла туфли. В темноте Таня порылась в мешке, вытащила какую-то еду, закусила и из фляжки глотнула приятную горячую влагу. Крепкое вино обожгло ее и сразу разморило, она расчистила себе место, положила мешок под голову, а револьвер под руку. Она лежала на спине с открытыми глазами. Через высокие ветки деревьев, где-то в бесконечности, мерцали звезды. Что им до ее неудач, до того, что погиб Воронов? Как все это ничтожно по сравнению с ночной бесконечностью мира. И она одна, совершенно одна. Ей стало страшно, но усталость одолела ее, и она быстро забылась.

Таня проснулась, когда было уже совершенно светло и лучи весеннего солнца приятно грели ее застывшие за ночь ноги.

Но не эти лучи разбудили ее. Она очнулась от сна сразу, и сразу все ее существо превратилось во внимание. Не было приятного состояния пробуждения. Она еще не видела опасности, но знала, что она где-то здесь, совсем близко. Она оглянулась крутом и увидела шагах в двадцати от себя морду зверя, внимательно смотрящего на нее.

Первую минуту она подумала, что это волк и инстинктивно взялась за револьвер. Но потом сразу разобрала, что это собака и поняла, какая это была собака.

Ей стало холодно. Зубы ударили друг о друга, но только на одно мгновение. Она крепко сжала их и холодное спокойствие, неожиданное для нее самой, охватило ее.

Собака была у нее на мушке. Сперва она хотела выстрелить, но потом раздумала. Собака же, увидев револьвер, глухо зарычала и, поджав хвост, отбежала довольно далеко назад, остановилась и опять стала внимательно смотреть на Таню, а потом залилась злым лаем.

Таня махнула револьвером и собака бросилась вниз по склону.

Таня быстро надела туфли, вытащила из волос шпильку, взяла ее в рот, обеими руками поправила с двух сторон волосы, аккуратно подобрала их и подоткнула шпилькой. Только сделав этот утренний туалет, она осторожно, стараясь не шуметь, выглянула из-за камня, огляделась вокруг.

Скачала она ничего нс заметила.

Было уже девять часов утра и лес – деревья, кусты, трава – совершенно пробудились от сна и вбирали в себя утреннее солнце. Нигде не было никакого движения. Но вот она увидела собаку, быстро спускающуюся по склону, а навстречу ей поднялась человеческая фигура. Одна, дальше другая, потом третья.

Таня поняла, что она нарвалась на новый кордон.

«Спуститься вниз и отступать? Куда? Там сзади река, – подумала она. – Уходить вдоль гребня, но ученая собака уже нашла ее след».

Она лежала за большим камнем, осмотрелась кругом и, не вставая, быстро стала складывать из валявшихся кругом камней стенку с той стороны, с которой к ней подбегала собака. Потом осмотрела карабин и высыпала из мешка довольно много обойм.

– Уходить некуда, лучше ждать в крепости, – прошептала она, как бы уговаривая себя, что так действительно лучше. – А может быть, до вечера не найдут.

Но она сама хорошо знала, что это невозможно.

В щелку между камней ей хорошо был виден весь склон холма.

Солдаты окликнули собаку, а через некоторое время Таня уже видела, как собака, взятая на привязь, тянула своего поводыря наверх по направлению к ней.

Она расположилась поудобнее, проверила карабин, укрепила его и стала ждать. Она не ощущала никакого страха, была совершенно спокойна и, пока не разбирала лиц, как-то не думала, что перед ней люди. Те, кто двигался по склону, для нее были совершенно чужими существами и она их не могла связать с людьми, у которых есть дом, семья, дети.

Это были существа, которые охотятся за ней, и она зорко следила, как вдали они поднимались по склону. Таня насчитала сперва десять, потом двадцать человек. Собака тащила их прямо в ее сторону. Когда подошли шагов на двести, она остановилась и стала лаять.

Солдаты с винтовками наготове тоже остановились.

Только теперь Таня начала различать человеческие лица. Солдаты шепотом совещались, показывая в ее направлении. Опять двинулись вперед, но очень осторожно и все время сдерживая собаку.

Пять солдат подошли совсем близко, может быть, их отделяло от Таниной крепости шагов восемьдесят.

Таня держала их на мушке. Но когда лица стали совершенно ясны, когда она увидела движение личных мускулов, блеск глаз, услышала, как один из них тяжело дышал, ей стало жутко стрелять. Она ясно представила себе, как после первого же ее выстрела одно из этих молодых лиц сразу застынет и сделается неподвижным.

У них в руках тоже ружья. Они тоже готовы выпустить смертоносные пули, и Таня знала, что они не будут колебаться и выпустят их, как только найдут где враг.

Раньше ей приходилось обстреливать врага. Она его слышала и даже видела его мелькание в темноте и вспышки его выстрелов. Но ни разу еще человеческая цель не стояла как близко и открыто перед ней. Она забыла, что ей угрожает, и думала только об этих шедших на нее людях. Наконец она очнулась, тряхнула головой, поправила прядь волос, прицелилась и выстрелила из-за своего прикрытия.

Собака перевернулась в воздухе и упала на землю.

Ей не было жалко собаки – это был ее личный враг, предавший ее, и Таня была даже довольна, что помимо людей нашлась полезная цель.

Солдаты упали на землю и стали быстро расползаться, прячась за деревья. А потом каждый из них, найдя поудобнее место и понадежнее прикрытие, открыл стрельбу по камням, за которыми лежала Таня.

– Сдавайтесь, все равно возьмем, – крикнул один из них.

Таня молчала. Она стреляла редко, целясь немного выше головы лежавших людей.

Солдаты сперва лежали неподвижно за деревьями, но ответы на их выстрелы были так редки, что один из них попробовал подняться, вероятно, намереваясь подойти ближе.

Таня прицелилась, выстрелила ему в ногу и он, вскрикнув, упал и, как-то неловко волоча ногу, стал отползать за дерево.

Другие начали стрелять энергичнее, но никто из них больше не пробовал приближаться к Таниной крепости.

Так неподвижно пролежали они друг против друга более часа. Таня внимательно следила за каждым движением всех пятерых противников. Это напряженное внимание делало ее спокойной и отгоняло все мысли, кроме одной:

– Только бы дотянуть до темноты.

Прошло еще некоторое время. Выстрелы с обеих сторон прекратились. Кругом было совсем тихо. Солдаты лежали молча. Только раненый время от времени стонал, но боялся по открытому месту отползти назад.

Вдруг где-то справа раздался выстрел, пуля пронеслась над Таней и ударила в камень над ней. Она повернула голову и справа, с почти незащищенной стороны, увидела несколько солдат, осторожно ползущих по земле с ружьями наготове.

«Обошли», – пронеслась мысль.

Она повернула в их сторону карабин, но не успела ни спустить курка, ни по-настоящему оценить новую обстановку, как что-то ударило ей в правое плечо. Она ощутила острую боль и потеряла сознание.

Когда лесные люди торопливо распределяли золото в свои мешки, Паркер неподвижно стоял в коридоре около обезоруженных солдат и внимательно наблюдал за тем, что происходит кругом. Он старался не смотреть на Таню, но все время остро ощущал ее присутствие. У него даже мелькнула мысль уйти вместе с ними, не отпускать ее без себя. Но слишком настойчива была ее инструкция, и он понимал, что обязан ее выполнять.

Как только лесные люди ушли и сторожа начали осторожно двигаться по полутемному коридору, Паркер подошел к раненому Хилидзе и опустился перед ним на колени. Грузин был без сознания и лежал в луже собственной крови. Паркер быстро расстегнул его куртку, сорвал рубашку и увидел ножевую рану в боку.

– Воды скорее, – приказал он столпившимся вокруг сторожам, – он уже достаточно овладел русским языком, чтобы вести простой разговор.

– Бегите за фельдшером, нечего вам здесь толпиться. Один держи свечку, – распоряжался он.

Он внимательно стал осматривать Хилидзе и его рука случайно наткнулась на какой-то небольшой выпуклый предмет в кармане грузина. Сперва он не обратил на это внимания, но наткнулся опять, даже зацепился пальцами. Предмет был необычайной формы, что и привлекло его внимание, как всегда все необычайное.

«Странно, зачем у него в кармане камень», – подумал он. А потом сам себе ответил и не мог сдержать радостной улыбки.

Но имеет ли он право его взять? Это воровство. Украсть, да еще у человека в таком состоянии.

«Нет, нет, невозможно», – говорил внутри один голос.

«А он-то сам его не украл, не отнял от других?» – возражал другой.

«Нет, конечно, не украл. Это государственное добро, и Хилидзе защищает интересы общества против посягательства отдельных лиц».

«Да, но действительно ли он является защитником общественных интересов?»

Все это пронеслось в голове Паркера и он вспомнил, как Таня относилась к этим защитникам общественных интересов.

Она встала перед ним, сейчас где-то бредущая по лесу, как зверек. Нелегко ей сознавать, что ее затея не удалась…

– Опусти ниже свечу, посвети мне поближе, – приказал Паркер сторожу. Тот покорно исполнил приказание. Паркер случайно рукавом задел свечу и она выпала из рук сторожа.

Когда сторож чиркнул спичкой, камень уже был в кармане у Паркера.

Принесли воды. Прибежал испуганный фельдшер, обмыл и перевязал рану.

Потом перенесли Хилидзе в соседнюю комнату и положили на кровать.

Через некоторое время он открыл глаза и осмотрелся, видимо, не понимая, что с ним случилось. Потом увидел Паркера, нахмурил брови и прошептал в полубреду:

– Бандиты, иностранные шпионы, арестуйте его, – и опять впал в забытье.

В комнате находился фельдшер и несколько стражников, но все хорошо понимали, что приказание начальника дано в бреду.

– Оставьте его, ему надо покой, уйдите все, а я останусь с ним, – сказал фельдшер.

Паркер спустился по лестнице с крыльца. Внизу кругом дома молча стояли любопытные.

– Он будет жив, – коротко бросил Паркер и быстро пошел к себе в дом. Но, не доходя, он остановился, как будто что-то соображая.

«Там не спрятать», – подумал он и вместо того, чтобы войти в дом, он повернул в маленький садик за домом. Он прошел, почти пробежал до конца сада. Осмотрел забор, прислушался – кругом не было ни одного звука – и спрятал камень у столбика под мягкий мох.

Паркер проснулся от стука в дверь. Он проспал свое обычное время. Солнце стояло уже высоко.

Он вспомнил ночное происшествие, только когда явилась обычная утренняя мысль о Тане, обычное сознание, что она где-то под этой же крышей, там, в конце коридора.

«Ее там больше нет», – пронеслось в его голове, и вся картина ночных событий встала перед ним.

«Где же она сейчас?»

– Вас, господин, товарищ начальник к себе просит, – услышал он голос за дверью.

Он сразу вскочил. А может быть, там уже получены сведения о ней. Если получены, то плохо, очень плохо.

Быстро одевшись, он прошел в управление.

Хилидзе, бледный, с горящими глазами, лежал в своей комнате.

– Спасибо, м-р Паркер, мне доложили, что вы первый оказали мне помощь. Я это очень ценю, спасибо, – и он с усилием протянул руку англичанину.

– Не за что благодарить, каждый обязан оказывать раненому помощь. А кроме того, я у вас в долгу. Мне так неприятно, что моя переводчица оказалась бандиткой.

Он сам был удивлен, с какой легкостью он лгал. Он не умел лгать и никогда не лгал. А тут вдруг такое спокойствие.

– Но эта ложь необходима для нее, – как бы оправдывался Паркер перед самим собой.

Хилидзе пристально посмотрел на англичанина.

– Да, бандитка, и я не могу понять, как наши в Париже позволили ей поехать. Барствуют там, вот прорыв и происходит. Ну ничего, всех их переловим. Жаль, что камень пропадет, ну, да и это ничего.

Вот за Воронова действительно досадно. Какое вырождение, какое плохое влияние европейской нездоровой жизни. Не ездил бы туда, ничего бы с ним не произошло. Ведь был верным стражем революции. Считался одним из лучших работников. Никто в нем не сомневался. Всех поймаем и его поймаем. Посланы большие отряды. Никто не уйдет.

– Да, надо постараться поймать, – ответил Паркер, – это единственное, что меня успокоит.

«Что со мной, откуда у меня такая наглость?» – внутренне усмехнулся англичанин. И когда ему стало страшно, до ужаса страшно, что ее поймают, он понял, откуда это.

– А о каком камне вы говорите? – спросил он грузина, снял очки и стал их усердно протирать.

Откуда мог Хилидзе знать, что этот жест у Паркера выражает большое волнение?

– Как о каком, как о каком, ах, да вы же не знаете.

И он рассказал историю с брильянтом.

Паркер слушал невнимательно и погрузился в свои думы. Когда грузин кончил, он сказал:

– Ну, еще не все потеряно. Когда вы их поймаете, можно будет заставить сказать, где брильянт.

Хилидзе задержал Паркера у себя, а когда через полчаса англичанин вернулся домой, то нашел свою комнату совершенно перерытой.

«У меня, вероятно, прирожденный талант заговорщика», – подумал он, вспомнив, что камень спрятан в саду.

– В чем дело? – спросил он одного из сторожей, выходящего из соседней комнаты Воронова.

– Товарищ начальник приказал обыскать все помещение, да не только этот дом, а вообще многих служащих и рабочих в Отрадном.

«Синее золото у химиков, – пронеслось в голове Паркера. Свое он держал в такой смеси руды, что только специалисты могли бы до него добраться. – Ну да и те, вероятно, не дураки», – усмехнулся он.

Он сразу же пошел к Хилидзе.

– Почему обыскивали мою комнату? Я думал, вы оцените мое отношение к вам, – и Паркер сделал недовольный вид.

– Не могу, г-н Паркер, не могу, – оправдывался грузин. – Мне даже пришло распоряжение вас временно арестовать. Я уже под свою ответственность не исполнил. Вижу, что вы хотите нам помочь. Попросил распоряжение отменить.

– Что же, арестуйте, – усмехнулся Паркер. – Хлопот вам будет много, а толку никакого.

– Нет, нет, они поймут, что вы к этому не имеете никакого отношения, – оправдывался Хилидзе.

– А что же вы нашли у меня и в комнатах Воронова и Диковой? – спросил Паркер.

– У этих негодяев ничего не нашли – ни одной записочки, умные бестии. А ваши записи я должен буду показать переводчику, который на днях приезжает сюда.

– Господин Паркер, господин Паркер, – кричал Хилидзе под окном Паркера на четвертый день вечером. – Поймали, поймали, Дикову поймали. И тело Воронова нашли. А остальные бандиты ушли. Я к вам, можно к вам?

Никогда раньше у Паркера не дрожали руки. Внутри похолодело и точно что-то опустилось. Он не мог сразу ни ответить, ни поймать дрожащими руками очки. Буквы запрыгали в книге, которая лежала перед ним.

Но он быстро пришел в себя. С шумом отодвинул стул, точно этим стуком можно было скрыть его волнение, и немного глуховатым голосом ответил:

– Ну вот и хорошо. Я уже в пижаме. Сейчас оденусь и приду к вам.

Он выгадывал время, чтобы успокоиться и прийти в себя. А перед ним вставала Таня, тонкая и хрупкая среди огромных солдат в длинных шинелях. Кровь показалась ему на ее лице.

Через десять минут он, уже внешне спокойный, слушал рассказ Хилидзе.

– Одна, как волчонок, отбивалась до последней возможности. Знаете, она наш враг, но все же молодчина. Даже как-то жаль, что придется ликвидировать, – с какой– то задумчивостью сказал Хилидзе. – Такие, когда и погибают, другим пример показывают. Сообщают, что солдаты сразу не решались подойти даже к раненой. Думали, что там засада и их много.

Только досадно, камня на ней не было. Те бандиты унесли.