Текст книги "Синее золото (Роман)"
Автор книги: Аркадий Борман
Жанры:
Прочие приключения
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
VI
ТАМ, ГДЕ МОЮТ ЗОЛОТО
На откосе большого холма или даже, пожалуй, горы были расположены деревянные, новенькие домики. Где-то стучал мотор. На улицах видны были электрические лампочки – первое, на что обратили внимание Паркер и Таня.
– Смотрите как здесь, в этой глуши, все хорошо устроено, – заметил Паркер.
Путешественников встретил заведующий Отрадненской горной группой товарищ Хилидзе. Это был молодой грузин с большим орлиным носом, хорошо выбритый и аккуратно носивший свою кожаную куртку, из-под которой виднелась кобура револьвера.
– Мы вас уже давно ждем, – сказал он своим гортанным голосом, пожимая руку каждому из приехавших. – Буду рад показать англичанину наши достижения. Поживите, поживите у нас, посмотрите, как мы завоевываем природу.
Отрадное было центром целой горной группы. Когда-то, до революции, в речках вокруг Отрадного несколько семей старателей по летам мыли золото, а зимой, кроме осторожной выдры, никто не появлялся на снежной поверхности речек. Шалаши, в которых летом жили старатели, заносились снегом и неподвижно стоял кругом лес в своей зимней девственной красоте. Только изредка по веткам пробирался длинный черный зверек, не подозревавший, какую ценность он носит на себе.
Но вот, лет десять тому назад, лес и холм, где сейчас было расположено селение, оживились. Появились люди. Привезли машины. Стали строить. Выросли домики. На речке была поставлена огромная драга для добычи золота усовершенствованным способом. И зимой уже больше не заглохала жизнь, продолжал шуметь мотор и не прерывала работу драга.
Добыча золота сильно увеличилась. Приезжали партии геологов, горных инженеров. Вокруг, в соседних речках, тоже были обнаружены новые места с золотоносными песками.
Управление Отрадненским трестом всячески поощряло приток новых старателей и рабочих, и их число возрастало из года в год. Два года назад инженеры обнаружили поблизости, за холмом, платиновые россыпи, а также интересные полиметаллические руды.
В Отрадном была построена лаборатория. Русские химики и металлурги прилежно изучали все обнаруживаемые в окрестностях ископаемые. Установили, что в полиметаллических рудах находится редкий металл молибден, но окончательного анализа, по-видимому, не могли сделать. Начальство считало, что у них нет достаточного умения и знания.
Вот им-то на помощь и приехал Паркер.
Мало-помалу Отрадное сделалось административно-горным центром. В нем самом на речке стояла только одна драга. Ближайшее поселение старателей – Ракитино – было за холмом на другой речке. Но и дальше находились поселения старателей, прикрепленных к Отрадному. Самое отдаленное из них было верстах в десяти. Полиметаллические залежи тоже были верстах в восьми.
В Отрадном помещался весь административный аппарат. Товарищ Хилидзе, уже заслуженный советский деятель, несмотря на то, что ему не было и тридцати лет, был полновластным хозяином: он зорко наблюдал и за техническим, и за административным персоналом. Это считался очень ответственный пост, так как через его руки проходило много золота, которое ему обязаны были сдавать все старатели. Только изредка к нему приезжали ревизоры. У него были хорошие отношения с высшим техническим персоналом, но, как молодой коммунист, он презирал всех старых инженеров, считая, что дух старого режима не окончательно выветрился из них. Поэтому со всеми и всегда он соблюдал большую осторожность.
Летом количество рабочих и старателей в Отрадненском районе достигало нескольких тысяч. На обязанности Хилидзе было заставлять их работать, кормить и держать в подчинении. При нем была команда человек в сорок хорошо вооруженных людей и он очень искусно поставил наблюдение за всеми раскинутыми вокруг поселками. За лишний фунт сахара у него всегда были хорошие доносчики и он был в курсе всего, что происходило в подведомственном ему районе.
Не так легко было держать в руках эту разношерстную и часто меняющуюся толпу.
Продовольствие было самым действительным орудием в руках Хилидзе. В Отрадном были только казенные лавки. Мало что можно было достать помимо них. Летом еще кое-как можно было прокормиться ягодами, грибами, рыбой и дичью, которую ловили силками, так как администрация бдительно наблюдала, чтобы ни у кого не было огнестрельного оружия. Ну, а зимой без советских лавок была бы голодная смерть.
Продовольствие выдавалось старателям только в обмен на золото, а рабочим по запискам от старшего персонала. Бывали случаи, когда запасы истощались, а новые вовремя не поступали, или из-за плохой дороги или из-за каких-то задержек в центре. Тогда особенно внимательно охранялись отрадненские склады, маленькая ферма, свинарники и огороды. Больше думали о том, как уберечь поросенка от ночного вора, чем о золоте. Вообще говоря, главный смысл всей жизни на приисках было продовольствие. Оно всегда вызывало самые оживленные разговоры. Почти весь заработок шел на еду и потому, естественно, она сделалась центром жизни.
На самих приисках золото не имело особой цены. Уезжающих всегда тщательно обыскивали. Было несколько случаев, что люди уходили пешком с золотом. Но на это отваживались только немногие. Такие беглецы не смели показаться на ближайшей почтовой станции, лежащей в 25 верстах. Там проверяли документы и требовали особые пропуска из Отрадного. Идти же через леса и горы, пересекать реки и болота и неизвестно где найти жилье – на это мало кто решался.
За последние годы в леса с золотом скрылись всего только несколько человек. Да и то скелеты двух из них, пролежавшие всю зиму в лесу, были позже найдены не так далеко от Отрадненского района. Кучка золотого песка сверкала около вымытых снегом и дождем белых костей.
Приезжих поселили в новеньком, чистеньком домике недалеко от дома Хилидзе, в котором также помещалось и управление. Они столовались втроем, отдельно от начальства и инженеров. Но Паркер стремился создать со всеми отношения и время от времени приглашал к себе то Хилидзе, то инженеров, то химиков.
Он сразу с интересом принялся за работу. Все утро проводил в лаборатории, которая находилась внизу у речки на краю селения.
В первые дни, когда он еще не присмотрелся и, кроме дома начальника, своего и лаборатории ничего не видал, его поразили порядок и чистота. Позже, когда он заглянул в рабочие дома, где царили нищета и грязь, в склады и столовую, он изменил свое первоначальное мнение. Но все же упорно повторял Тане, что очень хорошо, что порядок и чистота начинаются сверху – они должны когда-нибудь спуститься вниз.
По утрам Таня часто шла с Паркером в лабораторию. Это были ее служебные часы. Надо было помогать ему разговаривать с русскими химиками. Днем же она ходила гулять, иногда с Паркером, иногда с Вороновым, а то просто одна.
Хилидзе было прислано подробное сообщение о Тане. С первого же дня он взял ее под подозрение и вначале был с ней сдержанно хмур.
– Ничего, товарищ Хилидзе, она бойкая. Дело свое исполняет. Я вот уж две недели с ней, а пожаловаться ни на что не могу, – успокаивал его Воронов.
– Контрреволюционное отродье, не терплю я их, – сверкая глазами, клокотал грузин. – Всегда от них надо чего-нибудь ждать.
– Подите вы, что она вам здесь сделает? – мирно возражал Воронов.
Через неделю Хилидзе и сам успокоился. Приезжие вошли в общую жизнь и их пребывание уже казалось естественным.
Паркер должен был пробыть в Отрадном неопределенное время, в зависимости от хода его работ. Он увлекался работой в лаборатории. Несколько раз в неделю ездил на разработки, всегда в сопровождении Тани и Воронова. Там он спускался вниз в неглубокие шахты, осматривал породы, стучал молотком.
Воронов обычно ходил сзади и посмеивался:
– Англичанин хитрец, пусть на нас поработает.
Днем, в свободное от работ время, Паркер часто гулял с Таней.
Казалось, что дни текут мирно и размеренно.
Паркер всем был доволен и совершенно покоен. Его подозрения по отношению к Тане совсем заглохли. Но он сам хорошенько не подозревал, как к ней привязался и как ее присутствие сделалось для него необходимым. Она всегда была поблизости и это создавало в нем ощущение полноты и радости жизни. Порой ее смеющиеся глаза разливали сладость по всему его телу. Но он был очень выдержанный человек и не позволял проявляться этому чувству.
Появились первые признаки весны. Почернели деревья. С крыш капало не переставая. Потянуло теплым расслабляющим ветром. Прервался санный путь с внешним миром. Побежали с холмов потоки. Треснул лед на речках и они стали быстро вздуваться и заливать лесистые берега.
Сообщение с отдельными приисками и разработками поддерживалось на лодках. Пряный запах весеннего леса кружил голову, когда маленький челнок скользил между деревьев и кустов по разливу.
Воронов быстро научил Паркера управлять челном одним веслом, сидя на корме, и англичанин часто ездил по разливу вдвоем с Таней. Она сидела впереди спиной к движению, а он против нее на корме.
Таня, ловя из воды травы, лениво обменивалась с Паркером впечатлениями и ему хотелось ехать все дальше и дальше. Точно поступательное движение челна могло приблизить его к молодой девушке.
Солнце сгоняло снег с открытых мест и изумительно быстро на пригорках показывалась свежая зеленая трава, точно вылезала из-под снега. На пригорках и на открытых местах было жарко, а рядом в лощинах еще лежал снег и оттуда тянуло холодом.
В солнечный день Таня и Паркер влезли на холм, который возвышался над Отрадным и за которым на восток открывалась новая долина и селение старателей, называемое Ракитино.
Наверху открылся поразительный вид. Темно-зеленые леса уходили вдаль беспредельными массивами. Только серебряные ленты рек прорезывали их. Вечернее солнце играло на воде золотом и серебром и придавало красноватый, прозрачный оттенок сливавшимся в один сплошной ковер, макушкам сосен и елей.
Кроме леса и воды, ничего не было видно – ни полян, ни жилья. Солнце смягчало этот суровый пейзаж. Оно делало его радостнее, но сохранило в нем всю стихийную мощь. Хотелось вдохнуть в себя все, что было перед глазами. Набраться сил, охватить все и разлиться в нем.
– Хорошо, – сказал Паркер, делая глубокий вздох.
– Да, хорошо, – ответила Таня, всматриваясь вдаль. – И чего только людям надо? Живи, любуйся и благодари Бога, что дал возможность созерцать такую красоту. А они соберутся в кучу и обязательно начнут грызться между собой.
Она посмотрела на него и солнечные лучи заиграли в ее глазах радостным весенним золотом.
– Нет, мне одной природы недостаточно. Мне нужно, чтобы здесь же, около меня, были эти глаза, смотрели на меня и были бы моими. – Он взял ее за руку.
– Нет, нет, не надо, – сказала она, но не было окончательного упорства в ее голосе. – Не надо. Любуйтесь Божьим миром и довольно.
– Но это тоже Божий мир. Он-то и создает радость, – настаивал Паркер, почувствовав, что его слова нашли в ней отклик. По правде сказать, он не верил, что будет отклик. Она всегда была с ним приветливая, но в то же время сдержанно-далекая. Признание у него вырвалось случайно, это был непосредственный и даже неожиданный для него самого ответ на ее луч истый взгляд. И вдруг…
– Не надо, не надо, – повторила Таня более упорно. – Мы оба заняты. У нас обязанности. У вас большая работа. У меня…
– Что у вас?
– Ничего, у меня служба, – бросила она, лукаво смеясь, и побежала вниз.
– Как хорошо жить, м-р Паркер. Только не надо так много вместе гулять. Надо работать, – говорила она Паркеру не оборачиваясь, через плечо, когда он еле-еле поспевал за ней вниз.
Паркер послушался совета Тани и еще усерднее стал работать в лаборатории. А она много и далеко гуляла одна. В Отрадное стали стекаться рабочие и старатели, и Таня довольно часто ходила через холм к старателям в Ракитино.
Воронов иногда вызывался сопровождать ее. Она не отказывалась и непринужденно болтала с ним. Впрочем, никогда не заговаривала о той ночи в буран. И он молчал, точно ничего и не было.
Но Воронов хорошо помнил этот меткий выстрел, спасший его. Он давно уже решил, что Таня здесь неспроста. Заключением своим, однако, ни с кем не поделился, а только следил и наблюдал. Наблюдал за всем.
– Что вы все с англичанином, да с англичанином гуляете, нами пренебрегаете? – говорил он как-то ей, поднимаясь по холму. – Долго вы еще здесь пробудете? Побыли и довольно. Возвращайтесь-ка подобру-поздорову назад. Мне-то что. Здесь и лучше. Все же и на вас посмотришь, полюбуешься, какие еще русские барышни остались. А так, для вас. Скажите вы ему, чтобы кончал, да и поедем. Долго здесь жить, до хорошего не доживешь. Народ здесь у нас кругом отчаянный, да и Хилидзе вас не особенно жалует.
Они медленно поднимались в гору и Воронов ломал ветки, высовывающиеся на тропинку, и машинально срывал с них молодые листики. Таня шла, опустив голову, и изредка останавливалась и концом палки выковыривала из земли камешки.
– Эх, Татьяна Николаевна, Татьяна Николаевна, знаю, что я для вас не человек. Большевик, одним словом. А может быть, и в большевике-то где-то глубоко человек сидит, и Чека человека не всегда может до конца выбить. На вас посмотришь, и человеком захочется стать.
– Это хорошо, Воронов, что вы хотите стать человеком, – улыбнулась она, взглянув на него. – Но почему только эмигрантка вас толкает на человеческий путь, на что же тогда были все ваши завоевания революции?
– Что эти завоевания, да завоевания? Вон Хилидзе рабочим гнилой хлеб выдает да в холодных бараках держит. Так бы раньше разве стали жить? Ну, а теперь попробуй поговорить. Разговор будет короток.
Стоило из-за этого всю Россию перевертывать, все трясти и перетрясывать так, что кто куда разлетелся, чтобы вот такой, ничего не понимающий мальчишка над народом издевался.
Эх-ма, были мы тогда без понятия. А теперь понимаем да молчим, так зажали, что ничего сделать не можем. Это уж я вам, Татьяна Николаевна, так от души говорю. Знаю, что не выдадите. Только, право, пора вам назад за границу. Посмотрели и будет, пока все тихо и смирно. У нас, знаете, глаз и уши повсюду. В центре знают, что в самых дебрях глухих делается.
В теплый весенний день Таня сидела на скамеечке под окнами лаборатории и лениво читала английский роман. Окна были открыты. Паркер работал в другом конце дома.
– Он может, в конце концов, допытаться до этого. Смотрите, с каким усердием он работает и, главное, берет образцы из разных мест рудника, – расслышала Таня разговор двух русских химиков.
Дунул легкий весенний ветер и куда-то отнес разговор.
– Досадно, – опять донеслось до нее. – Найдет, им расскажет. Новая реклама. Пусть сам-то знает, только бы Хилидзе не говорил. А ведь никак с ним не заговорить, можно нарваться. Тоже эта Дикова. Все твердят, что белогвардейка из заграницы приехала. Так бы и пустили они белогвардейку. Держи ухо востро. Тоже штучка. С матросом-то приятельница.
Полной неожиданностью был для Тани этот разговор. Оба химика ей казались такими преданными советскими специалистами. Они так уверенно держали себя с администрацией и так громогласно говорили о советских достижениях. Паркер всегда удивлялся их сравнительному невежеству.
– Неужели нет лучших? – часто спрашивал он Таню. Теперь она поняла, в чем дело, и даже усмехнулась, когда вспомнила про эти пять недель, проведенных вместе с ними.
– Да, это выучка. Надо у них учиться, – подумала она. Паркеру она ничего не сказала, только внимательнее стала присматриваться к его работе.
В последнее время он чаще ездил на рудник. Заставлял рабочих отбивать куски руды то в одном, то в другом месте. В лаборатории он сидел дольше и несомненно старался оставаться там, когда оба химика уходили.
– Странная вещь судьба, мисс Дикова, – говорил он Тане, когда они сидели на корнях большой ивы над быстро бегущей речкой, песочное дно которой было драгоценным.
– Вот я, лондонский ученый. Написал уже несколько работ. Была у меня определенная налаженная жизнь и работа налаженная. Но вот попал сюда, в эту глушь, отрезанную от всего мира, и все изменилось в моей жизни. Надо же было найти вас именно здесь. Встретиться с русской эмигранткой в далеких советских лесах.
– Но, Паркер, вы слишком уверенно распоряжаетесь другими, – тихо и с легкой усмешкой ответила Таня, не смотря на него и стараясь прутом задержать щепку, несущуюся мимо.
– Да, но я знаю, что это так. Ведь я прав? Скажите сейчас же – я прав?
Таня посмотрела на него долгим взглядом, быстро встала, выпрямилась и отошла. Она подняла камешек, ловко бросила его далеко в воду, потом опять посмотрела на него, обдала его всего радостью и сказала, хотя ему было и так все ясно:
– Не знаю, Паркер, не знаю. Не надо об этом говорить. Не надо. Пока лучше быть свободными, как птицы.
Паркер вскочил и хотел подойти к ней, но она быстро и легко прыгнула через другой корень, весело засмеялась и побежала вверх по берегу.
Паркер не побежал за ней. Она остановилась, подождала его и медленно пошла рядом.
– Не позволяете пока, не буду. Только знайте это твердо, Таня, – с подчеркнутой серьезностью сказал он. – И другое решилось для меня в этих лесах…
– Как, вы нашли? – живо вскрикнула Таня.
Паркер был ошеломлен.
– Что нашел? А вы почему знаете, что я искал? – и подозрения волной снова охватили его.
«Как все таинственно и фантастично, что связано с русскими», – пронеслось у него в голове.
– Я все знаю, Паркер, от меня ничего нельзя скрыть, – прищурившись, засмеялась она. – И не надо скрывать. А от других скрывайте. Ну, теперь рассказывайте, как вы нашли, – добавила она, слегка касаясь рукой его рукава.
Паркер засунул руку в карман и у него на ладони заблестели на солнце несколько маленьких синих камушков. Самый большой был величиной с ноготь мизинца.
– Вот, смотрите. Таинственный металл. Мои лондонские опыты подтвердились. По-видимому, в здешних рудах его довольно много. Я произведу переворот в металлургии. Железо больше не будет ржаветь.
Синий камушек сверкал на солнце совсем как золото.
– Ну вот хорошо, что вы мне показали, а я ведь не знала, что вы нашли, – лукаво сказала Таня.
– Как не знали? Я ничего не понимаю. Почему же вы заговорили об этом? Что за фантастика? Вы не можете себе представить, как мне было трудно скрывать от русских химиков свою работу. Но откуда вы это узнали?
– А как им было трудно, – задумчиво произнесла Таня.
– Что было трудно?
– Скрывать от вас, вероятно, то же самое.
– Как скрывать от меня? Значит, они тоже нашли синее золото?
– Значит, тоже нашли. Они, Паркер, молодцы. Не захотели его отдавать Хилидзе. Вы человек чужой и свободный, а они подневольные. Вы должны хранить их секрет.
– Но это мой секрет.
– И их.
– Я с ними поговорю.
– Не надо. Вы их можете поставить в очень трудное положение. Понимаете, в опасное положение.
– Но вы с ними разговаривали? Это ваши друзья?
– Да, вероятно, они мои друзья, но я с ними не разговаривала и не хочу говорить об этом. Это их дело, у меня своих забот много.
– Но откуда же вы знаете? Какое же ваше дело? Милая, не будьте сегодня таинственны со мной. Ведь синее золото, которое в ваших глазах, оно тоже мое.
Таня всем своим существом поняла, что еще мгновение и вся их напряженная сдержанность будет смыта волной охватившего их чувства.
– Я все знаю. Не надо, пойдемте. А мое дело…
VII
БДИТЕЛЬНОЕ ОКО
Радостно виляя поднятым вверх хвостом, Шарик внимательно следил, как Таня, прыгая с камня на камень, переходила быструю речку. Когда она была на последнем большом камне, он уже готов был сделать прыжок к ней и весь подобрался. Но она прыгнула на берег первая. Шарик стремительно перевернулся вокруг себя, подскочил и своим горячим языком лизнул Таню в щеку.
– Ну, ну, Шарик, полно, меня с ног собьешь. Вот тебе, получай свое, – и Таня бросила ему кусок сахара.
Сахар хрустнул и моментально исчез в собачьей глотке.
Поджарая, рыжая, довольно большая собака, в которой, вероятно, смешались все собачьи крови, внимательно смотрела на Таню и ждала подачки или приказания.
Из досчатого домика, больше похожего на землянку; вышел приземистый человек средних лет, весь обросший русой бородой. Он приветливо поздоровался с Таней.
– Ишь как радуется, попрошайка. Хвостом-то, хвостом-то что делает, посмотрите, – сказал он, смеясь.
Из соседних домиков-землянок, расположенных вдоль речки, тоже показались мужчины, женщины и ребятишки. Они издали приветливо здоровались с Таней.
За те несколько недель, что Таня жила в Отрадном, она сумела заслужить общую любовь в соседних поселках старателей. В карманах своей куртки всегда приносила им какие-нибудь пустяки – куски сахара, спички, иголки, нитки. Все это в уральских лесах ценилось буквально на вес золота.
Но старатели ее полюбили не только за эти очень нужные им мелочи. Они ценили ее приветливость и многим из них становилось радостно, когда раздавался ее смех.
– Как у вас здесь, Носов? Как работа? Вода-то спадает, – теперь легче, – обратилась она к бородачу.
– Стараемся, Татьяна Николаевна, стараемся, недаром и старателями зовемся, – ответил он, смеясь. – Вон сколько нового народу прибыло. Сегодня им участки отводили вверх по реке. Золото-то засверкает. Придется Хилидзе новый несгораемый шкаф выписывать, – подмигнул он лукаво.
– Свои есть? – тихо спросила Таня, обращаясь не столько к бородачу, сколько к собаке, которую, немного наклонясь, она трепала по голове.
– Еще не разобрал. Этого сразу не сделать. Может быть, есть. Но и наседки есть. Такую партию без них не пришлют, – ответил он, подбирая сучки около своей двери.
Их разговор был очень короток, почти на ходу. Таня кивнула ему головой и пошла вдоль берета к другим домикам. Собака бросилась за ней.
– Шарик, – окликнул Носов, – назад.
И собака нехотя, но покорно повернула к нему.
Навстречу молодой девушке выбежали ребятишки. Они здесь зимовали и уже успели познакомиться с ней.
Таня остановилась около женщины, которая усердно сажала капусту на маленьком квадратике около домика, расчищенном от кустов и деревьев.
– Вот дали рассаду из управленческого огорода. Даст Бог, вырастет, с пищей легче будет, – ответила она на приветствие Тани, не без труда разгибая спину.
Дальше стояли бараки для холостых. Туда накануне приехало больше сорока человек. Люди еще хлопотали вокруг собственного устройства. Один прилаживал стол и скамейки перед бараком. Другие бродили вокруг по лесу или вдоль берега – кто искал дров, кто-то уже закинул удочку.
– Это кто же такая будет, видно, что иностранка. Курточка-то синяя какая, и трогать не надо, и так видно, как кожа-то выделана.
– Переводчица из Отрадного. Там при англичанине. С ним приехала из заграницы. Говорят, русская, да и по говору наша, ну, а по одеже никак не признаешь за свою, – расслышала Таня, пройдя маленькую группу столпившихся старателей.
В следующей группе стояло несколько человек, которых она уже знала.
– Ну, как доехали? – спросила она, подходя, и быстро почесала сперва левую ладонь правой рукой, а потом правую два раза левой.
– Благодарим, ничего, где ехали, а где пешком шли. Дорога-то еще не устоялась, – ответило несколько голосов и она заметила, как стоявший сбоку молоденький белобрысый паренек тоже по очереди почесал сперва левую ладонь правой рукой, а потом два раза правую левой рукой.
– Доехали-то ничего, – продолжал кто-то из толпы, – да вот здесь непорядки, не можем добиться ни сахару, ни постного масла. Вы бы, гражданка, похлопотали там за нас в управлении, а то там толку не доберешься. Волынка одна и сиди без сахара.
– Хорошо, я передам, только это не мое дело. Беритесь за работу. Золото принесете, вам сразу дадут.
– А до золота-то, что же, без сахару сидеть? – с раздражением ответил длинновязый детина.
– Я здесь не хозяйка, а такая же служащая, чего от меня-то хочешь? – сухо ответила Таня и пошла дальше.
Она перевалила еще одну маленькую возвышенность и спустилась в лощинку, где вдоль другой речки тоже стояли домики старателей.
Было уже довольно поздно. Солнце спряталось за гору, на западной стороне которой было расположено Отрадное.
Таня медленным шагом прогулки прошла вдоль поселка, обмениваясь короткими фразами со встречными. Кое-где у речки сидели удильщики. Она останавливалась у некоторых из них и следила за леской, или делала вид, что следит.
В конце поселка стояла землянка, немного поодаль от других. Против нее на берегу сидел юноша лет семнадцати. Казалось, что он был совершенно поглощен двумя удочками.
– Ну как, Степа? – спросила Таня, подходя к нему.
– Третьего дня отправляли, да слишком уж много привязали. Подумаешь только, тридцать верст тащить почти два фунта по таким трущобам, да еще две большие реки переплывать. Оттуда сообщили, что прибежал измученный, язык висит на боку и тяжело дышит. Надо меньше класть. Груз-то шею оттягивает. Хорошо так. Ну, а если уходить от кого в лесу придется, с килограммом не уйдешь ни от собаки полицейской, ни от волка. Оттуда тоже советуют меньше класть.
– А еще что сообщают?
– Пишут, что хотят Шарика еще испытать. Ценность уж очень большая. Да и здесь его надо лучше приучать не бежать прямо к Носову, а вон в той лощинке ждать. Вчера я вышел рано-рано с удочками. Чуть светало. Удочки закинул, в лощинку спустился, а он там под корягой лежит. Я сахару ему дал, записку отвязал. Он смотрит, точно не понимает. Пока я не сказал «пошел», – не встал с места.
– Эх, собака, такой во всем свете не найдешь.
– Не собака, а золото, – оборвал юноша и дернул одну из удочек.
– Ну, конечно, золото. Степа, сколько уж перетаскала-то? – спросила Таня.
– Да за два года больше пятидесяти килограмм. Вот третий год начинаем. Там в Европах бы рассказать, небось не поверили бы.
Таня усмехнулась.
– Ну ладно, подождем еще. Когда снова отправляете?
– Только через три дня.
– До свидания, Степа, темнеет, надо домой.
Когда она поднималась на последний холм, то стало уже совсем темно. Она уверенно шла по знакомой тропинке, когда навстречу из-за дерева выросла высокая фигура.
– Кто идет?
– Человек, – спокойно ответила Таня.
– Знаю, что человек, а какой человек-то?
Таня разглядела детину, требовавшего от нее сахара.
– А, заграничная барышня. Идем, идем, разлюбезная моя. Вот и попалась.
Он схватил Таню за руку. Она вырвалась и отскочила в сторону. Он бросился за ней и быстро схватил ее опять.
– Руки прочь, – раздельно произнесла она.
Слова были так властны, что он было отпустил ее. Но потом опять схватил и как перышко поднял наверх.
– Чего там прочь? Что захочу, то и сделаю. Тоже штучка.
Он ждал, когда она начнет биться. Так привык к этому и это ему доставляло особое наслаждение. Но Таня была совершению невозмутима и ее полное спокойствие сковывало его движения.
– Оставьте меня сейчас же, – опять произнесла она медленно и холодно.
– Не оставлю…
– Нет, оставишь, – раздался сзади голос Воронова и он так тряхнул нападавшего, что тот отлетел в сторону.
– Ну и влетит же тебе шомполами. Идем, сукин сын, в управление, – сказал Воронов, взяв его за шиворот.
– Оставьте его, он больше не будет, – заступилась Таня. – Иди и другой раз по ночам в лесу к женщинам не приставай, – добавила она.
– Зачем отпускать, Татьяна Николаевна, надо проучить.
– Ну его, пусть идет. Он больше не будет. Правда, не будешь?
– Простите, барышня, сам не знал, что делал, – отвечал он, дрожа всем телом.
– Спасибо, Воронов, что меня выручили. Мне противно было до него дотрагиваться, – сказала Таня, отходя со своим телохранителем от места нападения.
– Вот видите, Татьяна Николаевна, всегда говорил вам, не ходите вы к старателям, хорошего там не увидите. Ну что бы вы сделали с таким, если бы я не встретился?
– Что-нибудь бы сделала, Воронов, это еще не так страшно. Есть вещи куда страшнее. Если бы только такие опасности были на свете, жить было бы просто.
– Как волка? – спросил он, в первый раз напоминая ей о той зимней ночи.
– Ну зачем? За кого вы меня принимаете? Как-нибудь бы иначе, – ответила она нехотя.
– Эх, Татьяна Николаевна, уезжайте вы поскорее из этих мест, по дружбе вам говорю.
Начальник Отрадненского горного района нервничал. Ему прислали запрос из центра, почему трест в этом году добывает меньше золота, когда рабочих и старателей прислано больше. Хилидзе произвел тщательное обследование работ во всех пунктах района.
За холмом в Ракитино в прошлом году было около ста человек и они сдавали каждую неделю больше килограмма золота. А в этом году там более двухсот старателей и они не сдали и полутора килограмм.
Он потребовал объяснения у старых старателей, с которыми он работал уже по несколько лет.
– Пески обеднели. С утра до ночи работаешь, работаешь, а толку не видно. Хоть бросай, – объяснил Носов.
Хилидзе приказал принести образцы песков в лабораторию. Русские химики нашли, что пески стали действительно беднее.
– А ну, что англичанин скажет, пусть он анализ сделает. Так-то вернее будет, проверка на проверку, – сказал Хилидзе главному инженеру, с которым обсуждал результат анализа русских химиков.
Паркеру принесли пески, взятые из разных речек.
– Какое богатство здесь на дне речек, – сказал он Тане, выйдя с ней днем на прогулку.
– Богатства нет и пески бедные. Вы понимаете, Паркер, они обеднели, – настойчиво сказала она, лукаво взглянув на него.
Он вдруг все понял и ему казалось, что понял окончательно. Если бы знал это раньше, до въезда в Россию, конечно, не взял бы ее с собой. А теперь благодарил судьбу за то, что не понял тогда, за то, что привез ее в уральские леса. За то, что все это время был с ней.
Опять вспомнил ту парижскую Дикову с серыми глазами. Значит, эта действительно не та. Значит, эта его обманула. Значит, нельзя верить ее словам… мелькнуло у него в голове…
Но не все ли равно, которая эта, как ее настоящее имя. Он твердо знает, что вот именно с этой он не хочет расставаться, – возражал он сам себе.
– Вы мне сказали неправду тогда в вагоне, – ответил Паркер на Танину настойчивую фразу.
– Нет, правду, я же вам дала слово.
Он не мог не верить. Он верил. Но опять все становилось таким нереальным.
– Хорошо, если вы хотите, пески обеднели. Я делаю это только для вас. Но мы через два дня уезжаем, я закончил работу. Нашел свое синее золото и там… и здесь, – он взял ее за руку и внимательно посмотрел в ее глаза.
– Нет, мы уезжаем через неделю или десять дней, – ответила она, обдавая его своими лучами.
Паркер подчинился ее требованию. В ту минуту он подчинился бы всему, что бы она ни попросила. Он был в полной власти ее женской силы.
– Нет, товарищ начальник, здесь ошибки быть не может. Мы за ними следим с прошлого года. Друзья неразлучные стали, – со злой усмешкой говорил старатель Дышко, сдавая золото Хилидзе.