Текст книги "Ложная девятка 8 (СИ)"

Автор книги: Аристарх Риддер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

– Я смотрел финал, – говорит Круифф. – Смотрел и думал: «Вот они. Вот мои игроки». Сергеев и Заваров показали то, что я от них ожидаю. Характер. Волю к победе. Умение играть под давлением. Это именно то, что нужно «Барселоне».

– Дубль Сергеева в финале Кубка чемпионов – это не случайность. Это закономерность. Слава – один из лучших атакующих игроков в мире. Может быть, лучший. Его видение игры, техника, способность забивать из любой позиции – это уникально. С ним мы построим атаку, которая будет разрывать любую оборону.

– Заваров – другой тип игрока. Можно сказать что что это идеальный дирижёр и при этом надо отдать должное тренерам Торпедо, Стрельцову и Воронину, Заваров очень вырос в оборонительных навыках. Это именно тот полузащитник, который нужен для моей системы. Он будет связующим звеном между обороной и атакой.

– То, что они победили «Реал» в финале, это подарок судьбы. Они придут в Барселону не просто как новички. Они придут как герои. Болельщики будут их любить ещё до первого матча. Это даст им уверенность. Это даст им силу.

– Моя задача как тренера – создать систему, в которой их талант раскроется полностью. Я хочу, чтобы «Барселона» играла в атакующий, красивый футбол. Чтобы каждый матч был праздником. Чтобы соперники боялись играть против нас. И с Сергеевым и Заваровым это возможно.

– «Реал»? – Круифф смеётся. – «Реал» сейчас в шоке. Они упустили Кубок чемпионов самым унизительным образом. И они знают, что их ждёт. Что в следующем Эль Класико против них выйдут те самые игроки, которые их уничтожили в Вене. Психологически это огромное преимущество для нас.

– Я возвращаюсь в Барселону не для того, чтобы просто выиграть Ла Лигу. Я возвращаюсь, чтобы создать династию. Чтобы «Барселона» доминировала в Испании и Европе годами. И эта династия начинается сегодня. 27 мая 1987 года. День, когда всё изменилось.

НУНЬЕС: «МЫ СДЕЛАЛИ НЕВОЗМОЖНОЕ»

Президент «Барселоны» о трансфере Сергеева и Заварова

Хосеп Льюис Нуньес сидит в своём кабинете на «Камп Ноу» и курит сигару. На столе перед ним все утренние газеты. «Marca» с траурным заголовком. «Mundo Deportivo» с триумфальным. «Sport» с фотографией Сергеева, целующего кубок.

– Видите? – говорит Нуньес, показывая на газеты. – Вот что значит делать правильные трансферы. Они ещё не сыграли за нас ни одного матча, но уже на всех первых полосах.

Нуньес затягивается сигарой и улыбается.

– Два года назад, когда я впервые увидел Сергеева вживую, я понял: это игрок для «Барселоны». Не для «Ювентуса». Не для «Реала». Для «Барселоны». Потому что он играет в тот футбол, который мы любим. Красивый, атакующий, техничный.

– Переговоры с советским руководством были сложными. Очень сложными. Это не как купить игрока у английского или итальянского клуба. Это политика. Это дипломатия. Это месяцы разговоров с чиновниками, которые даже не понимают, что такое футбол.

– Но мы добились своего. Сергеев и Заваров будут играть за «Барселону». Контракты подписаны. Деньги переведены. В июле они прилетят в Барселону и начнут новую жизнь.

– Сколько стоил трансфер? – Нуньес улыбается. – Это конфиденциальная информация. Скажу только, что это был самый дорогой трансфер в истории испанского футбола. Но оно того стоило. После вчерашнего финала никто не будет спорить, что оно того стоило.

– Круифф как тренер – это было логичным шагом. Йохан понимает философию «Барселоны» лучше, чем кто-либо другой. Он сам был частью этой философии как игрок. Теперь он воплотит её как тренер. А Сергеев и Заваров будут его главными инструментами.

– Что я скажу болельщикам? – Нуньес делает паузу. – Готовьтесь. Готовьтесь к самому невероятному сезону в истории клуба. Мы выиграем Ла Лигу. Мы унизим «Реал» так, как они не были унижены никогда. Это обещание.

– И ещё одно. Я буду крёстным двойни, которая родилась вчера ночью в баре «Ботафумейро». Слава и Алекс Пужоль. Это символично. Новая жизнь рождается в момент величайшей победы. Новая эра начинается с нового поколения. Всё сходится.

РЕАКЦИЯ ИСПАНСКОЙ И МИРОВОЙ ПРЕССЫ

«AS» (Мадрид):«Чёрный день. Самый чёрный день в истории „Реала“. Упустить Кубок чемпионов, ведя 2:0, это непростительно. Беенхаккер должен уйти. Буйо должен задуматься о будущем. Игроки должны посмотреть в зеркало и спросить себя: „Как мы это допустили?“»

«Sport» (Барселона):«¡GLORIA ETERNA! Сергеев и Заваров уже бессмертны в глазах каталонцев. Они ещё не надели нашу форму, но уже в наших сердцах. „Реал“ унижен. Мадрид плачет. Каталония празднует. ¡Visça Barça!»

«El País»:«Финал в Вене войдёт в учебники истории футбола. Это был не просто матч. Это была драма, триллер, трагедия для одних и триумф для других. Сергеев показал игру века. Заваров подтвердил статус звезды. „Торпедо“ стало обладателем Кубка чемпионов. А испанский футбол получил новую главу в истории вечного противостояния Мадрида и Барселоны.»

«ABC» (Мадрид):«Позор. Катастрофа. Унижение. Других слов нет. „Реал“ не просто проиграл финал. „Реал“ потерял лицо. И самое страшное – это только начало. Сергеев и Заваров придут в „Барселону“. И они будут бить нас снова и снова, напоминая о той ночи в Вене.»

«La Vanguardia» (Барселона):«27 мая 1987 года. Запомните эту дату. Это день, когда началась новая эра каталонского футбола. Круифф возвращается. Сергеев и Заваров идут. „Реал“ повержен. Всё идеально. Просто идеально.»

«L’Équipe» (Франция):«Сергеев – новый король европейского футбола. Дубль в финале Кубка чемпионов. Это то, что делают только великие. Пеле. Ди Стефано. Пушкаш. И теперь Сергеев. Советский футбол триумфирует. Барселона празднует. Мадрид оплакивает.»

«Gazzetta dello Sport» (Италия):«Заваров доказал, что является одним из лучших полузащитников мира. Его физическая мощь в сочетании с техникой делает его идеальным игроком для современного футбола. „Барселона“ сделала грандиозную покупку. Дважды.»

«Советский спорт»:«Триумф! Невероятный, сказочный, исторический триумф! „Торпедо“ – обладатель Кубка чемпионов! Сергеев – герой финала! Заваров – наш богатырь! Это величайший день в истории советского клубного футбола!»

ЗАВТРА В «MUNDO DEPORTIVO»:

Интервью с Сергеевым и Заваровым из Вены

Фотогалерея: Барселона празднует всю ночь

Круифф: полная программа реформ «Барселоны»

Нуньес о планах на трансферное окно

Слава и Алекс: история одной ночи

Més que un club. Больше, чем клуб.

27 мая 1987 года эти слова обрели новый смысл.

¡Visça Barça! ¡Visça Catalunya! ¡Visça Slava y Alex!

Глава 12

Самолет начал снижаться над Подмосковьем, и я прижался лбом к холодному иллюминатору, пытаясь разглядеть знакомые очертания Москвы. Май. Город внизу был зеленым, живым, летним.

Кубок чемпионов стоял на соседнем сиденье, пристегнутый ремнем безопасности. Я протянул руку, коснулся его пальцами. Холодный металл, гравировка, массивные ручки. Мы везли его домой. Первый советский клуб в истории, который выиграл главный европейский трофей.

Колеса коснулись полосы Шереметьево ровно в 15:40 по московскому времени. Легкий толчок, рев двигателей на реверсе, замедление. Я выдохнул и посмотрел на ребят. Заваров сидел с закрытыми глазами, но по лицу было видно, что не спит. Муштруев сидел постукивая пальцами по подлокотнику. Харин листал какой-то журнал, не читая. Горлукович жевал жвачку, глядя в потолок. Все нервничали. По-хорошему нервничали.

Самолет развернулся, покатил к терминалу. И тут я увидел то, что заставило меня замереть. К трапу подъехала целая делегация. Человек двадцать, не меньше. Камеры на штативах. Микрофоны. Ковровая дорожка от трапа до здания терминала. Красная, торжественная, какую обычно расстилают для иностранных делегаций.

Год назад, когда сборная вернулась из Мексики с чемпионата мира, встреча была грандиознее. Тогда весь Шереметьево превратился в один большой праздник. Оркестры, знамена, тысячи людей. Но тогда речь шла о мировом первенстве, о триумфе всей страны, о золоте, которого так долго ждали.

Сейчас масштаб был поменьше. Это всего лишь клубный турнир. Пусть и самый престижный в Европе. Пусть и впервые в истории советского футбола. Но все равно масштаб не тот. И все равно ковровая дорожка лежала. И делегация ждала. И камеры были готовы снимать.

Самолет остановился. Двигатели затихли. Я расстегнул ремень безопасности, поднялся, взял Кубок чемпионов. Тяжелый, килограммов восемь, не меньше. Но держать его было легко. Это был самый легкий груз в моей жизни.

Стюардесса открыла дверь, и в салон ворвался майский московский воздух. Теплый, влажный, пахнущий бензином и цветущими тополями. Я вдохнул полной грудью и улыбнулся. Домой. Мы вернулись домой.

Я вышел на трап первым. Кубок чемпионов в руках, перед собой, чтобы все видели. И тут же вспышки фотокамер ослепили меня, как прожектора на ночном стадионе. Щелк-щелк-щелк-щелк. Непрерывный треск затворов. Я зажмурился, моргнул, привыкая к яркому свету.

Сделал шаг вниз по трапу. Еще один. Ступени скрипели под ногами. Внизу, у ковровой дорожки, стояла делегация. Я узнавал лица. Официальные лица. Костюмы, галстуки, значки на лацканах.

Впереди стоял Валерий Тимофеевич Сайкин, председатель Моссовета. И он всегда был в идеологически верном костюме и галстуке, в типичной униформе правоверного советского руководителя

Но сейчас Валерий Тимофеевич стоял передо мной в футболке «Торпедо». В игровой футболке. С черно-белыми полосами. С номером девять на спине. Моим номером.

Я замер на мгновение, глядя на него. Сайкин улыбался широкой, искренней улыбкой. И в этой улыбке не было ничего официального. Только радость. Чистая, неподдельная радость.

Я спустился вниз, ступил на ковровую дорожку. Валерий Тимофеевич шагнул вперед и крепко, по-мужски обнял меня. Кубок чемпионов оказался зажат между нами, но нам было все равно.

– Молодец, Слава, – сказал он мне на ухо. Голос дрожал от эмоций. – Ты сделал грандиозное дело. Грандиозное, понимаешь?

– Мы, – поправил я. – Мы сделали. Вся команда.

– Да, вся команда. Но ты первый. Ты капитан. Ты лицо. И ты привез нам Кубок.

Он отстранился, посмотрел мне в глаза. У него самого глаза блестели. Я понял, что сейчас, в этот момент, передо мной стоял не председатель Моссовета, не чиновник, не партийный функционер. Передо мной стоял болельщик «Торпедо». Простой болельщик, который всю жизнь любил свою команду и сейчас плакал от счастья, потому что его команда стала лучшей в Европе.

Остальные игроки спускались следом. Заваров, Харин, Горлукович, Добровольский, все остальные. Каждого встречали овациями. Каждому жали руки, обнимали, хлопали по плечам. Стрельцов спустился последним, и овация стала еще громче.

В ЗАле прилёта, куда мы попали через очень короткий промежуток времени, родные пограничники в этот раз сделали всё очень быстро встреча продолжилась:

Людское море. Черно-белое море, бурлящее, шумящее, живое. Зал прилета был забит людьми. Не просто забит. Утрамбован. Болельщики «Торпедо» заполнили все пространство, какое только могли. Они стояли плотной массой, плечом к плечу, и большинство было в футболках команды. Тысячи футболок. Черно-белые полосы, как зебры в саванне.

Я держал Кубок, смотрел на это черно-белое море в зале прилета и чувствовал, как внутри разливается тепло. Не просто удовлетворение от победы. Что-то большее. Благодарность. Любовь. Понимание того, что я здесь, сейчас, в этом месте не случайно.

* * *

От аэропорта до Лужников мы в клубном «Икарусе». Я сидел у окна, Кубок чемпионов стоял на коленях. Холодный металл согревался от моих ладоней.

Автобус выехал из Шереметьево, повернул на Ленинградское шоссе. И тут я услышал гудки. Много гудков.

Я обернулся, посмотрел в заднее стекло. И увидел процессию.

За нашим автобусом ехала колонна грузовиков. Десятки грузовиков ЗИЛ-130. Знаменитые зиловские грузовики, рабочие лошадки советской экономики. Синие кабины, открытые кузова. И в каждом кузове – болельщики. Человек по двадцать в каждом. С флагами, с транспарантами, с барабанами. Они стояли в кузовах, держались за борта, кричали, махали руками. Черно-белые знамена развевались на ветру. Барабаны гремели ритмично, мощно.

Вся колонна двигалась за нами. Грузовик за грузовиком, машина за машиной. Я начал считать и сбился после двадцати. Их было больше. Намного больше.

– Ничего себе, – протянул Заваров, глядя в заднее окно. – Такого я не ожидал.

– Они нас любят, Саня, – усмехнулся Кобзев. – по настоящему любят

– Это не просто любовь, – сказал Горлукович. – Это безумие. В хорошем смысле.

Я молчал. Смотрел в окно на эту процессию и думал о том, как все устроилось. ЗИЛ. Завод имени Лихачева. Наша родная команда. Зиловские рабочие в зиловских грузовиках едут встречать зиловских футболистов.

Завод выпускал правительственные лимузины. Те самые черные машины, на которых ездили Брежнев, министры, большие начальники. Недавно запустили в производство «Фаворит», люкс для народа, первую такую за долгие годы. Но основная продукция завода – грузовики. Вот они. ЗИЛ-130. Надежные, мощные, неубиваемые. Украшенные черно-белыми знаменами, везущие болельщиков через всю Москву.

Я смотрел на них и думал о том, что не зря попал в Советский Союз. Не зря прожил эти годы здесь. Те эмоции, которые я сейчас испытывал, не мог заменить никакой комфорт и роскошь будущего. Никакие деньги, никакая слава, никакие контракты. Это был пик. Абсолютный пик человеческих переживаний. И я на этом пике находился уже несколько лет. С того момента, как забил первый гол за «Торпедо». С того момента, как стал капитаном. С того момента, как мы выиграли чемпионат. Кубок СССР. А теперь Кубок чемпионов.

Можно ли жить на пике постоянно? Наверное, нет. Человек не создан для того, чтобы находиться на вершине все время. Рано или поздно придется спускаться. Рано или поздно эйфория пройдет, и останется только усталость. Но пока я там был, каждая секунда казалась бесценной. Каждое мгновение я хотел запомнить, зафиксировать, сохранить навсегда.

Автобус ехал по Ленинградскому шоссе. Колонна грузовиков следовала за нами. Люди на тротуарах останавливались, смотрели, махали руками. Некоторые аплодировали. Водители в машинах сигналили. Вся Москва знала: «Торпедо» вернулось с Кубком чемпионов.

* * *

Лужники встретили нас ревом, который я физически ощутил кожей.

Стадион был заполнен не полностью. Тысяч двадцать, может, двадцать пять. Для Лужников, которые вмещали сто тысяч, это немного. Но звук был такой, будто пришло все сто.

Трибуны пестрели черно-белыми полосами. Флаги размером с простыню развевались на ветру. Транспаранты растянулись через целые сектора. «ТОРПЕДО – ЧЕМПИОН ЕВРОПЫ!» «СЕРГЕЕВ – ГЕНИЙ!» «ТОРПЕДО – ГОРДОСТЬ МОСКВЫ!» «СПАСИБО ЗА ЧУДО!» Барабаны гремели ритмично, мощно. Бум-бум-бум-бум. Толпа скандировала:

– ТОР-ПЕ-ДО! ТОР-ПЕ-ДО! ТОР-ПЕ-ДО!

Мы вышли из-под трибуны на поле, и овация накрыла нас, как цунами. Стена звука, физически давящая на барабанные перепонки. Я зажмурился на секунду, потом открыл глаза и поднял Кубок чемпионов над головой. Рев стал еще громче. Я не думал, что это возможно, но он стал громче.

Мы прошли к центру поля. Там уже стояла трибуна с микрофонами, за ней ряды стульев для официальных лиц. Я поставил Кубок на специальную подставку, обтянутую красным бархатом. Металл блестел на солнце.

Начались официальные речи.

Первым выступил Никита Симонян, председатель Федерации футбола СССР. Невысокий, седой, с умными глазами. Бывший футболист, легенда советского футбола, человек, который знал игру изнутри. Говорил он коротко, но с душой. Рассказывал, как переживал во время финала. Как сидел дома перед телевизором и ногти грыз от напряжения. Как не находил себе места в первом тайме, когда мы проигрывали. Как кричал от радости, когда мы сравняли. Как чуть не умер от инфаркта, когда я забивал второй гол.

Я стоял рядом и слушал. Симонян говорил как болельщик. Не как чиновник, не как председатель Федерации. Как простой советский мужик, который любит футбол и радуется, когда его команда побеждает. И в этом была особая прелесть.

Потом выступил Сайкин. Говорил о гордости за команду, за Москву, за столицу, которая воспитала таких футболистов. О том, что «Торпедо» доказало всему миру: советский футбол способен побеждать на любом уровне. Что это не случайность, не везение. Это результат труда, таланта, характера.

Марат Грамов, председатель Комитета по физической культуре и спорту, фактически министр спорта, говорил более официально. О престиже страны. О том, что победа в Кубке чемпионов – это не просто спортивное достижение. Это политическое заявление. Мир увидел, на что способен Советский Союз. Увидел наши таланты, нашу организацию, нашу силу.

Все говорили правильно. Дорогие товарищи, от лица партии и правительства, мы счастливы приветствовать. Стандартные формулировки. Но за этими формулировками чувствовалась настоящая радость. Это не была показуха. Эти люди действительно переживали за футбол. Действительно радовались победе. Действительно гордились командой. И это было видно. По глазам. По голосам. По тому, как они жали нам руки потом, когда речи закончились.

* * *

Настала моя очередь. Я подошел к микрофону. Взял его в руки. Металл был теплым от солнца. Трибуны затихли. десятки тысяч человек замолчали, ожидая.

И тут я почувствовал, как внутри что-то сжимается. Ком подступает к горлу. Глаза начинают щипать. Я моргнул, пытаясь справиться с эмоциями. Не получилось. Голос дрожал, когда я начал говорить:

– Три года назад я пришел в «Торпедо». Тогда я был никем.Зеленым пацаном с улицы, даже не из ДЮСШ, которого никто не знал. У меня не было ни опыта, ни репутации, ничего. Была только мечта играть в футбол.

Я сделал паузу. Вдохнул. Продолжил:

– Но Эдуард Анатольевич Стрельцов поверил в меня. Он дал мне шанс. Шанс, которого у меня могло бы не быть. Он сделал меня игроком команды. Вложил в меня душу, силы, знания.

Я повернулся к Стрельцову. Он стоял чуть в стороне, руки за спиной, лицо спокойное. Но глаза блестели.

– Спасибо вам, Эдуард Анатольевич. Спасибо, что вы стали моим первым тренером. Спасибо, что не дали мне сломаться, когда было тяжело. Спасибо за веру. За терпение. За все.

Стрельцов кивнул. Я видел, как у него дрогнули губы. Как он сжал челюсти, сдерживая эмоции.

– Спасибо Эдуарду Васильевичу Малафееву, – продолжил я. – Тренеру сборной, с которым мы стали сильнейшими в мире. Спасибо Валентину КозьмичуИванову, человеку который первый поставил меня в основной состав Торпедо и с которым я сделал первые шаги на высшем уровне. Спасибо всем тренерам, всем партнерам, всем, кто был рядом эти три года.

Я замолчал. Слова застревали в горле. Слезы катились по щекам. Мне было все равно. Пусть видят. Пусть знают, что это настоящие эмоции.

– И спасибо вам, друзья, – сказал я, глядя на трибуны. – Вы наша сила. Наша опора. Наше вдохновение. Без вас не было бы этой победы. Без вашей любви, без вашей поддержки мы бы не дошли до финала. Не победили бы «Реал». Не привезли бы домой этот Кубок.

Я показал на трофей. Металл сиял на солнце.

– Это ваш Кубок. Наш общий. «Торпедо». Москвы. Всей страны. Спасибо вам за все.

Трибуны взорвались овацией, которая длилась несколько минут. Люди кричали, плакали, махали флагами. Некоторые обнимали друг друга. Некоторые просто стояли с закрытыми глазами, впитывая этот момент.

Я стоял у микрофона, вытирал слезы и улыбался. Это был один из самых счастливых моментов в моей жизни.

* * *

После речей круг почета. Мы с Заваровым впереди. Вдвоем. Я взял Кубок, Саня встал рядом. Остальная команда за нами. Мы пошли по периметру поля, вдоль трибун.

Это было не просто чествование победителей. Все понимали, что это. Прощание. Все знали: вот вот и мы улетаем в Барселону. Контракты подписаны. Деньги переведены. Билеты куплены. Это последние дни в «Торпедо». Уже без игр в черно-белых полосах. Последние моменты здесь, дома, в Москве, перед тем, как начнется новая жизнь.

Я шел по стадиону, держал Кубок над головой и смотрел на трибуны. Люди кричали, махали флагами, вытирали слезы. Многие плакали открыто, не скрывая. Некоторые держали транспаранты: «СПАСИБО, СЛАВА!» «МЫ ТЕБЯ НЕ ЗАБУДЕМ!» «ТЫ НАВСЕГДА В НАШИХ СЕРДЦАХ!» «ПРОЩАЙ, КАПИТАН!»

Последний особенно резанул по сердцу. Прощай. Слово окончательное, бесповоротное. Не до свидания. Не до встречи. Прощай. Потому что мы действительно прощались. Я покидал «Торпедо». Покидал Москву. Покидал страну, которая стала мне домом. Родиной, если честно. Первая родина была в будущем. Но эта, советская, стала не менее важной, вернее нет. Более.

Хотя, если разобраться то она у меня одна. Что СССР, что РФ будущего, которое наверняка уже будет другим и скорее всего в нём не будет никакого развала. Всё это моя Родина, моя страна, мой дом. Идя по беговым дорожкам, дурацким беговым дорожкам Лужников и смотря на лица людей которые скандировали моё имя, я отчётливо понимал что дом он вот. Он здесь, В Москве, в России, как бы она не называлась. А Барселона, или куда там меня занесет после каталоноского клуба это так, командировка, после которой я в любом случае вернусь сюда. Домой.

Я останавливался через каждые несколько метров. Поднимал Кубок выше. Кричал что-то трибунам. Они отвечали ревом. Мы общались на языке, который не нуждался в словах.

Заваров шел рядом молча. Лицо серьезное, задумчивое. Он тоже понимал, что это прощание. Он тоже чувствовал тяжесть этого момента.

Мы прошли весь стадион. Вернулись к центру поля. Овация не смолкала. Люди не хотели отпускать нас. Хотели, чтобы этот момент длился вечно.

Я поставил Кубок на подставку. Посмотрел на него последний раз. Через несколько часов он уедет в музей, благо что он у нас теперь есть. Или в кабинет директора «Торпедо». Или в какое-то другое место. Но сейчас он был здесь, на поле, на солнце, окруженный любовью тысяч москвичей.

Я не забуду это никогда.

* * *

Вечером мы сидели дома за большим столом. Мама, папа, Катя, сестра Оля с мужем. Простой семейный ужин в обычной московской квартире с окнами на Садовое кольцо

Стол ломился от еды. Мама готовила весь день. Борщ, пельмени, картошка с грибами, салаты, пироги. Все любимое, все домашнее. Запахи наполняли квартиру, смешивались, создавали атмосферу уюта и тепла.

Мы ели молча первые минут десять. Просто ели. Наслаждались вкусом, теплом, домом. Потом постепенно начали говорить. О финале. О встрече. О том, как это было.

Катя сидела рядом, держала меня за руку под столом. Иногда сжимала пальцы сильнее. Я поворачивался, смотрел на нее. Она улыбалась. В ее глазах была гордость, любовь, радость.

– Я так горжусь тобой, – сказала она тихо, когда остальных отвлекла какая-то шутка Олега – Это только начало, – ответил я автоматически.

Но в душе я знал, что это неправда. Это не начало. Это конец. Конец одной истории и начало другой. Первая часть моей советской карьеры завершалась. Три года в «Торпедо». Три года в Москве. Три года, которые изменили меня полностью. Сделали меня тем, кто я есть.

Впереди была Барселона. Испания. Круифф. «Камп Ноу». Эль Класико. Ла Лига. Другой мир, другая жизнь, другие вызовы. Я был готов к этому. Хотел этого. Но все равно внутри что-то сжималось, когда я думал о том, что скоро покину Москву.

– О чем задумался? – спросила Катя.

– Так, – ответил я. – Вспоминаю.

– Вспоминай, – улыбнулась она. – Это хорошие воспоминания.

Да. Хорошие. Лучшие. Этот вечер, эту встречу, эти эмоции я запомню навсегда. Когда-нибудь, лет через двадцать, через тридцать, я буду сидеть в Барселоне или в каком-нибудь другом месте и вспоминать этот майский вечер 1987 года. Вспоминать вкус маминого борща, запах пирогов, тепло Катиной руки, смех за столом. И улыбаться.

* * *

На следующий день, ровно в десять утра, мы приехали в здание Федерации футбола СССР на Лужнецкой набережной. Официальное награждение. Последний штрих в этой истории.

Нас провели в большой зал на втором этаже. Там уже сидели чиновники, журналисты, представители других клубов. Полный зал. Стулья расставлены рядами, как в кинотеатре. Впереди сцена с трибуной и красным знаменем.

Команда заняла первые ряды. Я сел между Заваровым и Стрельцовым. Ждали начала.

Церемония была долгой, торжественной, немного скучной. Награждали всех. Тренерский штаб, игроков, врачей, массажистов, администраторов. Каждому вручали грамоты, конверты с премиями, благодарственные письма.

Я получил еще один орден «Знак Почета». Это было приятно, конечно. Но не главное. Главное было впереди.

В конце церемонии объявили особое награждение. Тон голоса ведущего изменился, стал более торжественным. Все притихли, выпрямились в креслах.

– Для вручения высокой государственной награды приглашается Георгий Васильевич Романов, генеральный секретарь ЦК КПСС.

Зал встал. Я тоже поднялся, сердце забилось быстрее. Романов вошел через боковую дверь. Невысокий, плотный, с седыми волосами и умными глазами. Шел уверенно, спокойно. За ним несколько помощников с папками.

Он поднялся на сцену. Все сели. Романов остался стоять у трибуны.

– Товарищи, – начал он. Голос был сильный, четкий, привычный к публичным выступлениям. – Сегодня мы собрались здесь, чтобы отметить выдающееся достижение советского спорта. Московское «Торпедо» стало первым советским клубом, который выиграл Кубок чемпионов Европы. Это исторический успех. Это триумф всей страны.

Пауза. Он оглядел зал.

– Но за любым триумфом стоят конкретные люди. Люди, которые своим трудом, талантом, характером создают историю. И сегодня мы чествуем одного из таких людей.

Мой взгляд переместился на Стрельцова. Эдуард Анатольевич сидел неподвижно, лицо спокойное. Но я видел, как у него дрожат руки на коленях.

– Эдуард Анатольевич Стрельцов, – продолжил Романов, – тренер «Торпедо», воспитатель целого поколения футболистов, человек, который доказал: талант и характер сильнее любых обстоятельств.

Он сделал знак рукой. Помощник подал ему красную коробочку.

– За выдающиеся заслуги в развитии советского футбола, за воспитание спортсменов высшего класса, за вклад в укрепление международного престижа Советского Союза Указом Президиума Верховного Совета СССР Эдуарду Анатольевичу Стрельцову присваивается орден Ленина.

Зал взорвался аплодисментами. Стрельцов поднялся. Шел к сцене медленно, будто боялся споткнуться. Поднялся по ступенькам. Встал рядом с Романовым.

Генсек открыл коробочку, достал орден. Красная лента, орден с профилем Ленина. Самая высокая награда после Героя Советского Союза и Героя Социалистического Труда.

Романов прикрепил орден к пиджаку Стрельцова. Потом пожал ему руку. Крепко, долго. Сказал что-то на ухо. Стрельцов кивнул.

Аплодисменты не смолкали. Я сидел в зале, смотрел на сцену и чувствовал, как внутри все сжимается. Ком подкатывал к горлу так сильно, что дышать было трудно.

Стрельцов. Человек с самой сложной, самой трагичной судьбой в советском футболе. Талантливейший игрок своего поколения. Звезда, которая могла бы сиять еще ярче, если бы не то проклятое дело об изнасиловании.

Я знаю эту историю. Все знают. 1958 год. Накануне чемпионата мира в Швеции. Стрельцова обвинили в изнасиловании. Дело темное, непонятное. Давление сверху. Быстрый суд. Колония. Карьера сломана. Молодость в тюрьме. Возвращение в футбол уже в тридцать лет, когда лучшие годы позади.

Но он не сдался. Стал тренером, пусть сначала и молодёжи. Привел «Торпедо» к чемпионству. Помог сборной выиграть чемпионат мира как помощник главного тренера. А сейчас выиграл Кубок чемпионов.

И вот теперь, здесь, в этом зале, ему вручали орден Ленина. За футбольные заслуги. Это была реабилитация. Не юридическая, конечно. Дело не пересматривали. Приговор не отменяли. Но моральная реабилитация состоялась, она по сути началась уже давно и шла шаг за шагом, от кубка к кубку. Но сейчас финальный аккорд Признание того, что Стрельцов велик. Что его вклад в советский футбол неоценим. Что прошлое прошлое, а настоящее это триумф.

Романов взял микрофон:

– Эдуард Анатольевич, позвольте сказать несколько слов о вашем главном достижении. Вы открыли советскому футболу лучшего футболиста современности. Возможно, лучшего футболиста в истории. Ярослава Сергеева.

Мой ком в горле стал еще больше. Я зажмурился, сглотнул.

– Вы увидели его талант, поверили в молодого игрока. Вы огранили алмаз. И теперь этот алмаз сияет на весь мир.

Романов сделал паузу. Потом усмехнулся:

– И знаете, Эдуард Анатольевич, ваше открытие повлияло не только на спортивные результаты и престиж страны. Оно напрямую увеличило благосостояние советского государства и всех советских граждан.

Зал оживился. Некоторые засмеялись. Романов продолжал, улыбаясь:

– Вон какой завод мы строим в Орловской области. Вон какие машины уже ездят по улицам Москвы и других советских городов. ЗИЛ-«Фаворит», автомобиль такого класса впервые простым советским гражданам, это как говорят наши идеологический оппоненты люкс, первый за многие годы. А ведь все это было бы невозможно без футбольного таланта Сергеева.

Зал засмеялся громче. Это была шутка, конечно. Но шутка с большой долей правды.

Все знали историю с «Фаворитом». Знали про совместный проект ЗИЛа и ФИАТа. Знали, что FIAT передал технологии в обмен на мой переход в «Ювентус». Знали, что из-за американских санкций итальянцы вышли из проекта, но технологий было передано достаточно, чтобы Советский Союз продолжил своими силами.

Без меня этого бы не было. Без моего футбола, без моего таланта, без моего перехода в «Ювентус», который так и не состоялся, но запустил цепочку событий, приведшую к появлению «Фаворита». И Романов об этом прямо сказал. С юмором, но прямо.

– Так что, Эдуард Анатольевич, – закончил генсек, – вы не только выдающийся тренер. Вы еще и невольный благодетель советской автомобильной промышленности.

Зал взорвался смехом и аплодисментами.

Но я не смеялся. Я смотрел на Стрельцова, который стоял на сцене, держал в руках орден Ленина и улыбался. Он победил. Несмотря ни на что. Несмотря на тюрьму, на сломанную карьеру, на годы забвения. Он вернулся. Доказал всем, что он велик. Получил высшую награду страны.

И я был счастлив за него. Искренне, глубоко счастлив.