Текст книги "Приключения Саламуры"

Автор книги: Арчил Сулакаури

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

На острове

Согласно указаниям кузнеца, Цомизелия должен был сразу же по окончании представления доставить Саламуру на остров. Но вызволить героя дня из объятий разгорячённых жителей столицы оказалось делом нелёгким.

Саламуру просто разрывали на части. Всякий старался заманить его к себе и угостить чем-нибудь вкусненьким. А государство Сноготок славилось на весь мир своими замечательными шашлыками, хачапури и соленьями…

Пастушок обещал почти каждому жителю посетить его дом, но только чуть позже.

– А сегодня он мой гость, – заявил вдруг во всеуслышание Цомизелия. – Саламура ещё на той неделе обещал мне…

Что могли сказать на это жители Сноготка? Они считали себя людьми воспитанными и твердо соблюдали законы гостеприимства.

Цомизелия, как вы знаете, жил на окраине столицы, неподалёку от трёх дубов. Тех самых трёх дубов, под которыми скрывался вход в катакомбу. Так что вскоре тестодел и Саламура уже шли подземным ходом к острову. По дороге Цомизелия вдруг вспомнил, что у акробата отлетели приклеенные его тестом усы.

«Как я посмотрю кузнецу в глаза? – подумал он. – И зачем только хвастался? Но разве угадаешь наперёд, отпадут усы или нет?»

Он даже хотел вернуться в город, но потом решил: будь что будет.

Кузнец встретил своих друзей у самого входа в катакомбу. Видно было, что он изрядно поволновался. Цомизелия тут же принялся рассказывать о приключениях того дня. Он так увлёкся, что забыл упомянуть о потере Саламурой усов.

– Удивительно, – сказал кузнец, – как же они узнали Саламуру, ведь мы так тщательно загримировали его?

– Узнали… – притворился удивлённым не менее кузнеца тестодел.

– Эх, кабы не отклеились усы, – вздохнул пастушок.

– Значит, усы всё же отклеились? – спросил кузнец.

– Да. Иначе меня ни за что не узнали бы, – простодушно ответил Саламура.

Он, конечно, не догадался, почему Цомизелия опустил эту подробность.

– Всё понятно! – Кузнец сердито взглянул на тестодела.

Цомизелия стал красным как рак и виновато молчал.

– Впрочем, – сказал кузнец после недолгой паузы, – нет худа без добра. Дубинорукие потерпели поражение, и это очень хорошо… Народ поверил в свои силы, и мы теперь решительно потребуем немедленного освобождения нашего Подножки.

– Конечно, что за вопрос! – охотно согласился Цомизелия.

Он от радости, что так легко избежал наказания, готов был со всем согласиться.

– Надо ковать железо, пока горячо, – сказал кузнец. – Ступай, Цомизелия, к мудрому Акти-Лу и предупреди его, что под утро я приду к нему за советом. Пусть не спит и ждёт меня.

Тестодел мгновенно удалился. Кузнец попросил Саламуру ещё раз до мельчайших подробностей рассказать о происшествии на стадионе. Пастушок вспоминал, словно разматывал клубок нити.

– Ах ты чертёнок! – восхищался кузнец изобретательностью побратима. – Говоришь, Зуботычина свихнулся… Ха-ха-ха!.. Ха-ха-ха! И этот тюфяк Бутуз вздумал бороться! Представляю, что там творилось, когда ты дал ему щелчок. Ха-ха-ха!..

Звёзды одна за другой зажигались на небе. Кузнец поднялся:

– Ну, я пойду к Акти-Лу. Скоро вернусь.

Саламура остался один на необитаемом острове.

Светлячки находят Байю

Тревожные думы не давали Саламуре покоя. Байя исчезла из дворца. Пропала. Наверное, она воспользовалась случаем и сбежала. Но куда? Где её искать? Вряд ли она могла далеко уйти. Наверное, скрывается где-то в ближнем лесу. Но тогда и найти её не так трудно.

Саламура достал из-за пазухи коробок и сказал светлячкам:

– Вся надежда на вас. Летите на поиски Байи. И если найдёте её в одном из ближних лесов, не мешкая сообщите мне. Вы ведь любите Байю?

– Любим! Очень любим! – зашумели светлячки.

– Мы вернёмся с доброй вестью. Жди нас, Саламура.

– Ну, летите!

Светлячки пунктирами прочертили ночную тьму. Пастушок проводил их взглядом и направился к берегу реки. Он почему-то был уверен, что Байя скрывается в лесу и светлячки обязательно разыщут её.

Но мы-то знаем, где была Байя: в тёмной камере, о которой известно только первому министру и его верному холопу одноглазому Разе. Интересно, найдут ли светлячки Байю?

Байя проснулась с наступлением ночи. Она видела дурной сон и еле подняла тяжёлую, словно налитую свинцом, голову. В окно темницы заглядывали звёзды. Байе хотелось плакать.

– Звёздочки, красавицы, не покидайте меня. Все забыли Байю, даже светлячки. Видно, суждено мне умереть в этой темнице. Светлячки такие маленькие и слабые, они ничем не могут помочь своей пастушке. А Саламура уже, наверное, и не помнит меня. Ведь мы виделись с ним всего один-единственный раз.

Байя вспомнила тот вечер на опушке леса и залилась горючими слезами.

– Звёздочки, красавицы, передайте Саламуре, что я помню песню ночи. Вы ведь однажды исполнили мою просьбу.

Долго ещё беседовала пастушка со звёздами, умоляя их рассказать Саламуре и светлячкам о несчастной доле их подружки. И вдруг Байя заметила, что звёзды зашевелились.

– Мне, наверное, померещилось, – горько улыбнулась Байя, – пора спать.

Нет, Байе не померещилось, не привиделось. Только это были не звёзды, а её светлячки. Они уже кружились у самой решётки камеры. Пастушка бросилась к окну:

– Родные мои, это вы прилетели ко мне?

– Байя, Байя, мы нашли тебя! – радостно закричали светлячки, садясь ей на руки, на плечи и волосы.

Байя ласкала верных своих друзей, гладила по крылышкам.

– Спасибо вам, золотые мои, спасибо. Неужели мы опять вместе? Дайте, я полюбуюсь вами, ненаглядные мои.

– Байя, Баечка, мы сейчас же полетим к Саламуре, обрадуем его.

– Значит, и Саламура здесь?!

– Здесь, здесь. Мы все вместе искали тебя. Он ждёт нас.

– Спасибо вам, родные! Передайте Саламуре, что я не забыла его. Помню и песню ночи.

От радости светлячки готовы были взлететь на седьмое небо, но они торопились к Саламуре. Байя проводила светлячков до окна. Начиналось утро.

Байя уснула со счастливой улыбкой на губах. Она была счастлива. Пришёл конец её одиночеству!

Лесорубы на острове

Предчувствие не обмануло Саламуру – светлячки нашли Байю. Слушая их сбивчивый рассказ, наш пастушок от радости пустился в пляс. Но когда светлячки описали ему камеру с решётками на окне, Саламура приуныл. Он понял, что освободить Байю будет вовсе не легко.

Кузнец запаздывал. Солнце уже ярко светило, а он всё не возвращался из города. Саламуре не терпелось посоветоваться с другом, который наверняка придумает, как вызволить Байю.

Пастушок с тяжёлым сердцем ждал побратима у выхода из катакомбы. Наконец из-под земли высунулась голова кузнеца. Саламура с первою же взгляда понял – случилось несчастье.

Кузнец повёл Саламуру в глубь леса.

– Какие новости? – спросил наконец пастушок.

– Очень плохие. Вчера вечером дубинорукие забрали по одному человеку из каждого дома.

– Куда забрали? – не понял Саламура.

– В тюрьму. Говорят, все камеры в ней переполнены. Город опустел, жители боятся и нос высунуть на улицу.

– Это я во всём виноват, – горестно вздохнул Саламура. – Сам не пойму, как я дал щелчок принцу. Не случись этого, горожане сейчас мирно спали бы в своих кроватях.

– И где это слыхано, – возмутился кузнец, – чтобы наказывали людей за такое справедливое дело?!

– Байя тоже в тюрьме, – сказал Саламура.

– Откуда ты знаешь? – удивился кузнец.

Пастушок рассказал о том, как всю ночь светлячки искали свою повелительницу в лесах, прибрежных рощах, как услышали её разговор со звёздами, полетели на голос и нашли Байю в темнице.

– Успокойся, Саламура. – Кузнец обнял побратима за плечи. – Скоро все заключённые будут на свободе. Народ полон решимости бороться за своё право смотреть футбол. Мы освободим Подножку, а вместе с ним и всех остальных. Гвардейцы уже однажды потерпели поражение, мы победим их и во второй раз. Сейчас Цомизелия приведёт лесорубов, они напилят для восставших дубинки. Будем бороться с дубинорукими их же оружием.

Саламура восторженными глазами смотрел на кузнеца. Вскоре пришли Цомизелия и шесть лесорубов. Они тут же принялись за работу – запели пилы, затюкали топоры.

Наш пастушок от нечего делать слонялся по острову. Он подошёл к тому месту, где река была поуже и до стены тюрьмы, казалось, можно рукой достать. Арестанты что-то кричали в зарешеченные окна, размахивали кулаками.

Саламура подумал: «Залезу-ка я на дерево, может, увижу в окне Байю». Правда, по двору гусиным шагом маршировали тюремные стражники, но Саламура незаметно для них влез на самую верхушку дерева. Отсюда хорошо были видны все окна, но Байи ни в одном из них не оказалось.

Пастушок забыл, что Байя не могла в это время стоять у окна. Ведь с восходом солнца она засыпала, а просыпалась только вечером. Саламура забыл, но мы-то помним.

«Эх, достать бы верёвку, – подумал мальчик, – привязал бы один конец к дереву, а второй набросил на дымовую трубу. Ходить по канату я, слава богу, умею…»

Пастушок слез с дерева и помчался к кузнецу. Тому пришёлся по душе замысел побратима. А стоявший рядом Цомизелия предложил:

– Хотите, я принесу вам из города целых две верёвки?

– Отлично! – улыбнулся кузнец.

Так и решили. Цомизелия принесёт верёвку, Саламура с наступлением темноты никем не замеченный влезет на дерево, набросит петлю на дымовую трубу, спустится по второй верёвке в камеру и…

Но стоп! Зачем мы опережаем события. Лучше расскажем обо всём по порядку. Торопиться нам некуда.

Итак, Цомизелия пошёл за верёвкой. Вскоре лесорубы закончили свою работу. А тут вернулся и Цомизелия с двумя связками верёвки. Лесорубы во главе с кузнецом унесли дубинки в город. Саламура остался на острове ждать вечера.

Аркан, брошенный с дерева

Едва наступил вечер, пастушок влез на самое высокое дерево у реки. С верхушки ему хорошо был виден тюремный двор – дубинорукие стояли как истуканы, не отходя ни на шаг от своих постов.

Сейчас всё зависело от ловкости Саламуры. Он перемотал верёвку на правую руку, освободил локоть, ещё раз смерил глазами расстояние. Саламура хорошо умел накидывать петлю. Ведь каждый настоящий пастух мастер бросать аркан. А наш Саламура был истинным пастухом. Верёвка со свистом полетела к дымовой трубе. Саламура даже зажмурился – не промахнуться бы.

Опасения Саламуры оказались напрасными. Так ловко даже известные ковбои в американских фильмах не набрасывают лассо. Пастушок затянул петлю, привязал второй конец верёвки к ветке и ступил на шаткий мостик. Верхушка дерева чуть пригнулась – Саламура напряг мышцы.

Нелегко ходить по верёвке, когда под тобой где-то внизу беснуется река. Дойдя до середины, Саламура остановился – не заметила ли его тюремная стража.

Дубинорукие, как и раньше, стояли навытяжку и смотрели только вперёд. Им было приказано охранять вход в тюрьму, поэтому они не сводили глаз с ворот. А смотреть по сторонам или вверх дубиноруким никто не велел.

Саламура медленно продвигался вперёд, ведь каждый шаг мог стать для него роковым. Но лучше бы он хоть немножко поторопился! Ночь надвигалась так стремительно, что скоро не стало видно и верёвки.

В жизни не испытывал Саламура такого страха. Даже когда первый раз делал четыре сальто. А сейчас… сейчас у пастушка дрожали колени. Он стоял на одном месте, не решаясь идти дальше. Впереди, хищно разинув пасть, подстерегала его пропасть.

Саламура медлил. Однако сколько он мог так стоять? Друзья ждали его сигнала. Восстание должно было начаться, едва Саламура проникнет в тюрьму. А значит, судьба Байи и всех других узников в эти минуты зависела только от него.

Промедление было равно поражению. На чёрном фоне неба угадывались контуры тюрьмы. Саламура даже различал дымовую трубу. Она казалась так близко…

А внизу грозно ревела Пенистая. И тут Саламура вспомнил о Байиных светлячках. Он поспешно достал коробок и выпустил их на волю.

– Дорогие мои, осветите верёвку.

Светлячки с радостью высветили один отрезок верёвки, затем второй, третий…

Саламура уверенно направился вперёд. Наконец он достиг крыши тюрьмы.

Через дымоход в камеру

Дорога была каждая минута. У Саламуры, как назло, страшно разболелись ноги, но об отдыхе и думать не приходилось. Усадив в коробок светлячков, он подошёл к дымовой трубе. Заглянул. Дымоход был темнее ночи.

Пастушок обвязал трубу второй связкой верёвки, туго затянул петлю и начал спускаться вниз. Чтобы вся тяжесть тела не ложилась на руки, Саламура упирался ногами о стенки дымохода – носки лапотков свободно влезали в щели между кирпичами, и он спускался, как по лестнице. Так Саламура оказался в камине.

Удивлению Акти-Лу не было границ: из камина вылез чёрный, словно трубочист, мальчик. Мудрец чуть было не вскрикнул, но сдержался – достойно ли это для мудрого человека? Саламура тоже не ожидал этой встречи, но и он не растерялся.

– Кто вы? – спросил пастушок.

– Я мудрый Акти-Лу.

Саламура никогда не видал Акти-Лу в лицо, но много слышал о его уме и начитанности.

– Вы тот самый Акти-Лу?! Но как вы сюда попали?

– Господи, неужели вам ничего не известно? Так вот, молодой человек, это тюрьма, а я узник!

– Как они посмели арестовать вас, мудрейшего из мудрых?

– Эти варвары не только арестовали меня, они разнесли мою раковину! Хотел бы я знать, чем она им помешала?!

В камере было темно. Луч света, проникающий в «глазок», солнечным зайчиком лежал на полу.

– Эта дверь закрыта? – спросил пастушок.

– Ещё бы! Иначе никакая сила не удержала бы меня в этом клоповнике, – с достоинством ответил Акти-Лу.

Какая нелепость: Саламура спешил освободить узников, и сам вдруг оказался запертым в четырёх стенах!

– Что ж, полезу обратно, – решил пастушок. – Только бы не задохнуться от копоти. Может, и вы со мной?

– Нет уж, на меня не рассчитывайте – слыханное ли дело, мудрому старику лазить по крышам.

– Мы скоро освободим вас, уважаемый Акти-Лу!

– Ох… мальчик.! – тяжело вздохнул мудрец. – Твоими бы устами мёд пить.

В коридоре кто-то громко разговаривал, голоса приближались к двери камеры Акти-Лу. Саламура поспешил вернуться в камин. Дверь открылась. Вошли первый министр и начальник тюремной стражи Раза.

– С кем ты разговаривал? – строго спросил Бородавка.

– Я? – деланно удивился Акти-Лу.

– Да, ты!

– Ни с кем! – коротко отрезал Акти-Лу, но при этом покраснел до корней волос.

Ведь он солгал. А мудрый Акти-Лу ещё с детства знал о том, что люди никогда не лгут, особенно мудрые. Но он где-то читал, что ложь бывает двух родов – полезная и вредная. Если ложь приносит пользу и служит добру, она полезная. Поэтому мудрец иногда тоже может солгать. И всё же лицо и уши Акти-Лу горели от стыда.

Но в камере было темно, и Бородавка не заметил, как наш мудрец залился краской. А начальник стражи и подавно не мог этого увидеть – он был одноглазый.

– Как – ни с кем? – продолжал допрос Бородавка. – Я хорошо слышал голоса!

– Извините, но у мудрых старцев бывает такая привычка: иногда разговаривают сами с собой. – Акти-Лу вновь покраснел.

– Раза, тщательно осмотри камеру! – приказал первый министр.

Начальник стражи произвёл настоящий обыск, он не забыл даже в камин заглянуть своим единственным глазом. Но ничего подозрительного не обнаружил.

– Ого, здесь и камин есть, – насторожился вдруг Бородавка. – Он может сбежать!

– На моём веку такого не случалось! – почему-то улыбнувшись, возразил Раза.

– И всё же немедленно переведи его в другое помещение!

– Но все камеры набиты битком.

– Одна ещё пустует. Меня не проведёшь. – В голосе Бородавки зазвучал металл.

– Мне казалось, она понадобится для…

Бородавка не стал слушать оправданий начальника стражи. Он только сказал:

– Выполняй мой приказ!

В коридоре кто-то громко стучал сапогами. Бородавка вышел из камеры и столкнулся нос к носу со своим личным телохранителем. Я забыл вам сказать, что после позорного поражения Зуботычины первый министр взял себе в телохранители командира взвода дубиноруких.

– Господин первый министр, – рявкнул новый телохранитель Бородавки, – к вам пожаловала госпожа Фринта, ваша дочь.

– Фринта, приехала моя Фринточка! – воскликнул любящий отец и невольно сунул руку в карман.

Первым побуждением Бородавки было вознаградить телохранителя за добрую весть. Однако первый министр тут же одёрнул себя: не он ведь привёз Фринту, так зачем же выбрасывать деньги на ветер.

Бородавка стрелой помчался во дворец – там его ждала Фринта.

Оставим на время Акти-Лу с прячущимся в камине Саламурой и побежим вдогонку за Бородавкой. Уж больно интересно посмотреть, как встретятся после столь долгой разлуки отец и дочь.

Первый министр не узнаёт свою дочь

Бородавке не терпелось увидеть любимую Фринту. «Но если, – думал он на бегу, – она привела с собой этого проходимца Хиларио, я сойду с ума. Разве моей дочери ровня сын какого-то тестодела».

К его счастью, Буэры во дворце не было. Придворный поэт тоже соскучился по своим родителям и пошёл навестить их.

Сопя и отдуваясь, Бородавка взбежал по каменной лестнице, рванул на себя дверь и… замер на месте. В спальне Фринты находилась какая-то другая девушка.

Отец не узнал собственную дочь!

– Папочка! – бросилась на грудь Бородавки Фринта.

– Не подходи, самозванка! Какой я тебе папа?

– Папочка, дорогой, это я, твоя дочь, приглядись ко мне получше.

Бородавка вперился в незнакомку. Действительно, улыбка очень напоминала Фринту. Да и голос, глаза, волосы… И всё же чего-то не хватало…

– Ох, папа, неужели я так изменилась? – Фринта повернулась к зеркалу. – Да, я и забыла, что сделала операцию. Видишь, как мне к лицу новый нос.

Первый министр схватился обеими руками за голову.

– Фринта, что ты натворила?! Куда делся твой нос – наша фамильная гордость? А бородавка? Даже крохотную, прелестную бородавку не пощадила?! Тьфу!

– Папочка…

– Молчи! Что скажут люди? Как они теперь узнают в тебе мою дочь!

– Подумаешь, люди! Главное, я стала красавицей.

– Это всё проделки Хиларио, бездарного рифмоплёта! Вон отсюда!

– Папа?!

– Чтобы отныне ноги твоей не было в моём доме!

– Но…

– Никаких «но». Одно из двух: или пришей на место свой старый нос, или никогда больше не показывайся мне на глаза.

– Как же я пришью старый нос?

– Если ты смогла укоротить его, можешь и удлинить!

– Это исключено.

– Тогда вон отсюда!

Бородавка захлопнул за собой дверь и чихнул.

Фринта поняла – отец не шутит. Фринта ушла так, что её никто и не заметил. Конечно, кроме личного телохранителя Бородавки. Ему вменялось в обязанность следить за всем, что происходит во дворце, и телохранитель всегда был начеку.

Первый министр метался по кабинету.

– Эта молодёжь потеряла всякое уважение к старшим. Ей ничего не стоит одним ударом разрушить то, что веками создавалось нашими предками. Боже, какого носа лишились мои внуки и правнуки!.. – сокрушался Бородавка.

«Однако эта дурёха может и вправду уйти», – подумал он и рванулся к спальне дочери.

Но было поздно: Фринта уже шла по безлюдной улице к дому великого поэта Хиларио Буэры.

Осмотрев все комнаты, первый министр подскочил к своему телохранителю:

– Ты не видел мою дочь?

– Она прошла минут десять назад.

– И ты её выпустил? Идиот!

– Я не посмел задержать дочь первого министра.

– «Не посмел»! – передразнил его Бородавка. – А доложить ты мог?

– Но я не знал, что…

– Господи, сколько вокруг дураков! – воскликнул первый министр и приказал: – За мной!

Бородавка быстрыми шагами шёл по улице, надеясь догнать Фринту. По пятам за ним следовал личный телохранитель с дубинкой в руке. Он был готов размозжить голову каждому, кто попытается совершить покушение на первого министра.

Миновали одну улицу, другую… Фринты и след простыл. На углу третьей улицы остановились. Чуткий слух Бородавки уловил какой-то шёпот.

– Вернёмся, – сказал первый министр телохранителю, – там слишком темно.

Будь сейчас рядом с ним Зуботычина, Бородавка и не подумал бы возвращаться, а новому телохранителю он доверял не до конца.

– Уже ночь, ничего не видно, – охотно согласился телохранитель.

Они повернули назад. Несколько человек, отделившись от стены, преградили им путь. Бородавка шарахнулся вправо. Но и там его поджидало человек десять. Все пути для бегства были отрезаны.

– Я первый министр! – крикнул в темноту Бородавка.

– Прекрасно, – ответил кузнец, – именно вы нам и нужны.

– Ни шагу с места – иначе всех накажу! – пригрозил Бородавка.

– Нас не запугаешь. Лучше освободи наших братьев.

– Как вы смеете, да я вас…

– Соль на хвост насыплешь, крикун! – разозлился кузнец. – За что бросил в камеру бедную девочку?

– Какую ещё девочку? – будто не понимал Бородавка.

– Пастушку светлячков.

– Первый раз слышу, – сказал Бородавка, а сам подумал:

«Если Раза выдал нашу тайну, я выколю ему и второй глаз».

– Веди нас в тюрьму, – приказал кузнец. – И смотри у меня…

– Никуда я вас не поведу. Я ищу Фринту.

– О ней не заботься, – спокойно ответил Цомизелия. – Фринта у меня дома, они там с Буэрой воркуют.

– Подлецы, отняли у меня дочь! Фринта могла стать королевой! – завопил первый министр.

– Довольно, пощади свою глотку, – отрезал кузнец. – Пошли, времени у нас мало.

Бородавка нехотя поплёлся в сторону тюрьмы. Изредка он бросал косые взгляды на телохранителя: дескать, оплошал, понадеявшись на него. А сам всё сокрушался, что так не вовремя спятил с ума Зуботычина.