Текст книги "Основное условие мирного договора (СИ)"

Автор книги: Арабелла Фигг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

========== Пролог, из которого следует, что браки свершаются отнюдь не на небесах ==========

– Король Виссанта предложил заключить мирный договор. – Невысказанное «но» так и повисло в воздухе, однако Гуннар молча продолжал смотреть на дядю, и тот с тяжёлым вздохом закончил: – Он даже готов оставить Вьюжный перевал за нами, но взамен требует заложника королевской крови. И в общем, я его понимаю, – жёстко усмехнулся Ингвар Третий, более известный как Хромой Волк. – С Вьюжного дорога ведёт только вниз и на юг.

Гуннар прикусил губу. Сын сестры короля – особа достаточно высокого происхождения, но не настолько важная для страны, как младший из королевских сыновей, это понятно. А у него есть двое старших братьев и сестра, так что Тёплый Дол без владетеля вряд ли останется, как бы плохо ни пошли дела.

– Тебе нужно моё формальное согласие? – глухо спросил он.

– Я тебе ещё самого плохого не сказал, – болезненно морщась, сказал дядя. – Это будет обставлено как брак младшего из принцев Виссанта.

– Брак? – растерянно переспросил Гуннар. – Но Хильдур ведь…

Он хотел сказать, что двоюродная сестра уже обручена, и разрывать помолвку в угоду королю чужой страны значило бы гневить Предвечных, но дядя перебил.

– Не Хильдур, – тяжко обронил он. – Ты.

– Я?!

Нет, кое-что о южных соседях племянник короля, разумеется, знал. Не мог не знать – враги же, их изучать необходимо. Что в Виссанте разрешено колдовство, например, было Гуннару известно и из книг, и из разговоров. Там, конечно, нет магов, сравнимых с легендарными чародеями древности, но про виссантских целителей он слышал и от торговцев, окольными путями добиравшихся на север в обход мест боевых действий, и от раненых нордландских солдат, вернувшихся с войны (здоровые пока что не возвращались, только те, кто оставил на поле боя руки-ноги или слишком много крови, чтобы воевать дальше). Болтали, будто бы служительницы Тёмной стороны Трёхликого способны человека чуть ли не из могилы вытащить, заплатив за жизнь своего раненого жизнью пленного, например. Можно было бы от слухов таких отмахнуться, но отец, приезжая ненадолго повидаться с женой и сыновьями, – кроме среднего, воевавшего вместе с ним, – рассказал как-то раз, выпив лишнего, будто вогнал меч вражескому капитану под рёбра, а два или три месяца спустя своими глазами видел этого сукиного сына живого и вполне бодрого. «Может, это был его брат?» – недоверчиво спросила матушка. «Ага, – буркнул отец, явно жалея, что вообще вспомнил об этом. – Близнец. И с таким же точно шрамом на морде».

Кроме безбожного пособничества колдовству, да ещё настолько тёмному, славились виссантцы и такой лёгкостью нравов, что плевались не только строгие нордландцы, но и их куда более распущенные соседи с востока. Да-да, те самые, у которых жена вполне могла завести любовника с ведома и попустительства мужа, а муж и вовсе открыто содержал какую-нибудь девицу или вдову. В Виссанте пошли ещё дальше, и в одну постель вполне могли лечь двое мужчин. Не для того, чтобы согреться, как сплошь и рядом вынуждены поступать путники или воины в походе, а ради плотских утех. Разрешались даже браки между мужчинами!

И загадочное виссантское трёхликое божество, видимо, снисходительно взирало на такое непотребство, потому что Виссант не только не проваливался под землю, не вымирал от моровых поветрий и не был захвачен воинственными соседями, а наоборот, расползался понемногу на юг и на запад, глотая одно за другим мелкие королевства. На севере только не вышло. Почти десять лет непрерывных боёв за Пепельные горы измотали обоих участников, но так ни к чему и не привели: отлично выученное и превосходно вооружённое виссантское войско, легко побеждавшее на равнинах, так и не приноровилось воевать в горах, где тем, кто гибнет под камнепадами и снежными лавинами, не помогут ни хитроумные машины, ни ведьмы, способные поставить на ноги практически мертвецов. Скорее всего, горы просто были недоступны пониманию равнинных жителей, и только это спасало Нордланд от неизбежного в ином случае разгрома.

– Не удивлюсь, если с точки зрения Теодориха, этот брак должен был смягчить его требование предоставить ему заложника, – мрачно продолжил король, нервно постукивая по столу пером, переломанным так, словно его в руке комкали. – Глядите, дескать, как мы великодушны: не просто подписываем мирное соглашение, а чтобы скрепить его, предлагаем брак двух наших принцев.

Гуннар хмуро посмотрел на дядю: принцем королевский племянник, как ни крути, мог считаться с большой натяжкой. Чтобы на трон сел сын сестры короля, надо было, чтобы у покойного правителя не осталось ни сыновей, ни племянников по мужской линии, а такое случалось буквально два или три раза за всю историю Нордланда.

– Знаю, что ты думаешь, – опять кривясь, словно у него зубы разболелись, сказал дядя. – Что я отдаю развратникам-южанам тебя, а не Бьорна. Сигне уже высказала мне всё, что она об этом думает. – Он вымученно усмехнулся, посмотрев на стену, чей серый камень был щедро заляпан чёрными брызгами и потёками: похоже, ярла Сигне, более известная как Пурга и на весь Нордланд славная крутым и вспыльчивым нравом, швырнула об эту стену первое, что под руку подвернулось – тяжёлую серебряную чернильницу. И вполне могло быть, что швыряла она её вовсе не в стену, а в брата. С Сигне Пурги, сколько Гуннар знал свою матушку, сталось бы и в короля чернильницей запустить. – Но ты пойми, Совёнок, – Гуннар сердито дёрнул плечом на детское прозвище, но смолчал, – я боюсь не того, что трон в случае чего достанется кому-то из твоих братьев. Нет, – дядя опять вздохнул, – они оба вполне справятся. Гораздо лучше, чем Бьорн, надо признать, если с Акселем, храни Предвечные, что-то случится. Но если умрём и я, и Аксель, а Бьорн будет супругом виссантского принца, то это будет таким прекрасным поводом для Виссанта вмешаться в наши внутренние дела…

Гуннар представил себе, как кузен возвращается из Виссанта, чтобы стать королём Нордланда, а с ним приезжает и его, Предвечные прости, супруг и начинает крутить здесь свои интрижки, и даже вышвырнуть его вон будет сложно – он же приедет с Бьорном на совершенно законных основаниях. «Да уж, – невольно подумал Гуннар, – впусти-ка лису в курятник: не нордландцам тягаться с виссантскими пронырами в интригах…» Не то чтоб он хорошо знал южан, но читал, а тем более слышал о них всё-таки достаточно много.

– А во-вторых, сам Бьорн… – дядя посмотрел на стену, заляпанную чернилами, и вздохнул. – Может, няньки перепутали его с Ульриком в младенчестве? Как сын Сигне может ухмыляться и отшучиваться, когда его поддевают отцовские солдаты, а мой – выходить из себя по любому поводу?

Гуннар сдержанно хмыкнул. Тогда уж, видимо, перепутали всех троих, потому что все сыновья Пурги умудрились унаследовать отцовский характер, сестрица только пошла в матушку.

– И именно поэтому, Совёнок, – безнадёжно продолжил Ингвар, – посылать моего младшего к виссантцам – отличный способ развязать войну заново. Он ведь, как и сестра моя, сначала делает, а думает… хорошо, если потом.

– Надо его женить на Фриде с Белого Берега, – буркнул Гуннар. – Вот уж кому хитрости хватит на себя и на мужа. Будет им вертеть, а он будет думать, будто всё делается так, как он хочет.

– Лисичка моему сыну, даже младшему, не ровня, – возразил король. – Впрочем… кое в чём ты прав, пожалуй. В общем, что я тебе объясняю? Ты и сам всё отлично понимаешь. Ещё два-три военных года – и Нордланд начнёт разваливаться. Все здоровые, сильные, обученные военному делу мужчины в Пепельных горах, а остальные боятся в гости в соседний город съездить: волки, разбойники, нечисть какая-то расплодилась. В стране полно калек, которые не то что семью обеспечить, сами бы как-то смогли прокормиться. Прошлое лето было урожайным, да урожай-то собирать было толком некому, детишки пятилетние в поле работали, а если вдруг дожди затяжные?

– Я всё понимаю, дядя, – тоскливо сказал Гуннар. – Я… согласен, конечно. Но этот… брак?

Ингвар повёл плечами с таким усилием, словно на них давила полная парадная броня, а не старенький, вытертый на локтях и на боках, любимый его «домашний» кафтан (тётушки-то больше нет, прими Предвечные её светлую душу, чтобы с негодованием прогнать супруга «одеться как подобает королю, а не вводить в заблуждение добрых людей»: был у дядюшки в молодости забавный случай, когда кто-то из подвыпивших гостей, обманутый его скромным нарядом, пытался послать наследника трона за пивом).

– А что брак? – сказал он утомлённо. – От бесплодного брака никто ничего и не ждёт. У принца Дамиана, как я понимаю, полдворца любовниц и любовников, зачем ему ещё и ты? А ты будешь в виссантском королевском дворце не просто почётным пленником, а супругом младшего принца, так что трогать тебя лишний раз поостерегутся.

Гуннар уныло кивнул. Вот знал же, чувствовал, что ничего хорошего его не ждёт. Ещё когда дядя прислал за ним отряд гвардейцев, дурное предчувствие не просто шевельнулось – взвыло, как волчий вожак, подающий сигнал к атаке. Даже старший брат, на которого в неполные тридцать лет свалилось управление немаленьким владением и его защита, на прощание обнял так, будто больше не надеялся свидеться. Наверное, командир гвардейцев шепнул по секрету, зачем в столицу вызывают младшего. И шепнул только Ларсу, не матушке, иначе бы она не швыряла чернильницами в стену, а просто поехала сама, заперев младшенького в подземелье крепости. Ключ же повесила бы себе на шею, и кто посмел бы его с сестры короля силой снять?

Но отец с Ульриком в Пепельных горах ежедневно рискуют, как и кузен Бьорн, погибнуть или остаться калеками, защищая свою землю; а Ларс наизнанку выворачивается, пытаясь поддерживать хоть какой-то порядок, когда в его «войске» сплошь старики-ветераны, их внуки, едва взявшиеся за меч, да те раненые, кто поправился настолько, чтобы хоть как-то усидеть в седле. А сам дядя со старшим сыном давно забыли, что такое высыпаться по-настоящему, не давая разорённой стране развалиться на куски мелких владений, почти не связанных друг с другом. И если для того, чтобы всё это закончилось, нужно поехать на юг и надеть кольцо такого же, как ты сам, парня… Что ж, тан Гуннар из Тёплого Дола сделает это.

В самом крайнем случае, Ледяная Дева примет всех и в любое время.

***

Племянник сидел верхом на отце, а вот его хитрая сестрица взгромоздилась на дядюшку, опередив братца.

– Нечестно! – завопил будущий наследник престола, подпрыгивая на отцовских плечах. – Дядя, ты опять будешь ей помогать!

– Конечно, буду, – ухмыльнулся Дамиан. – Во-первых, она девочка…

– А я буду, как Цинния Секира Трёхликого! – возмутилась та.

– Ага, – легко согласился дядюшка, крепко прижимая к своим плечам пухленькие ножки. – А ещё от боевого коня в схватке порой зависит жизнь всадника. Если бы не моя кобылка, меня бы ещё десять лет назад зарезали обыкновенные дезертиры. Моё счастье, что у Звёздочки было побольше и выучки, и мозгов, чем у хозяина.

– Мозгов особенно, – согласился ухмыляющийся Юстиниан. Он попрыгал, встряхивая сына, но тот держался крепко, даже в волосы не вцеплялся, как любила Цинния. – Готовы? Ну, иго-го!

Дамиан тоже заржал и ринулся в атаку. Близнецы радостно завопили и замахали мешками с тряпьём, которыми азартно лупили друг друга. Дяде с отцом, впрочем, тоже перепадало.

Теодорих, государь Виссанта, остановился в дверях детской, глядя на это безобразие, и какое-то время стоял, не мешая забаве. Внук был сильнее, как и полагается мальчишке, но Юстиниан почти не помогал ему, только следил, чтобы юный воитель не свалился в пылу схватки. А вот Дамиан скакал настоящим жеребцом, совершая манёвры уклонения, и разок, разыгравшись, даже цапнул племянника зубами за колено. Ох, хвала Трёхликому, у них настоящая семья, не как в тех гадючниках, которые сплошь и рядом удавалось захватывать так легко именно по причине грызни вокруг трона.

Он дал детям и внукам порезвиться, потом сделал знак младшему сыну следовать за ним. Тот подхватил подмышки свою всадницу, подкинул её к потолку (высокому, не ушибётся), поймал её под счастливый визг и, утираясь на ходу рукавом, как какой-нибудь мастеровой, поспешил за отцом.

В отцовском кабинете он первым делом налил себе полный бокал слабенького кислого вина и выдул его одним духом. Теодорих только головой укоризненно покачал.

– Нордландцы согласились подписать мирный договор, – сказал он.

– Очень хорошо, – одобрил Дамиан. – А то миррийцы уже, кажется, подумывают, как бы выползти из-под нашей руки, пока мы так заняты на севере.

– И я был очень удивлён, но Ингвар согласился отдать тебе в супруги своего племянника.

– Племянника?

– А ты рассчитывал на сына? Нет, дорогой, Хромой Волк совсем не дурак и не отдаст нам того, у кого есть хоть какие-то права на трон. У младшего сына его сестры права эти весьма призрачны.

– Тем не менее, они есть, – заметил Дамиан, налив себе ещё бокал, но этот он стал тянуть мелкими глотками. – Впрочем, не уверен, что в ближайшие четверть века нам стоит соваться на север, – заметил он, – пусть сперва порядок у себя наведут. Сами.

– Верно, – усмехнулся Теодорих. – В общем, готовься, к Верхушке лета к нам приедет нордландское посольство и привезёт твоего жениха. Я велел собрать о нём все возможные сведения. Знаешь… для северного варвара неплохо. В детстве его звали Совёнком за то, что вечно полуночничал в библиотеке, а утром сидел за столом встрёпанный и сонно хлопал глазами.

Дамиан одобрительно хмыкнул. Он всё ещё верил, что двое неглупых людей всегда смогут… ну, пусть не договориться, так хотя бы поговорить. Выслушать друг друга и признать, что кое в чём оппонент может быть и прав. Если нордландец умеет и любит читать, у них наверняка найдутся темы для бесед, а где разговоры, там и для большего всегда найдётся возможность, было бы желание. Не может же человек в незнакомом месте не общаться ни с кем, а уж общением Дамиан собирался его обеспечить как следует.

========== Глава первая, в которой в Ксанту, виссантскую столицу, прибывает нордландское посольство ==========

Верхушка лета в Виссанте – пора настолько жаркая, что все, у кого есть на это средства, покидают в такое время душные города, разъезжаясь по загородным имениям. Однако в столице в этом году никто не спешил покинуть городские дома: как же, свадьба принца Дамиана! Что младшему из принцев вряд ли позволят взять в супруги девушку и завести законных детей, известно было давно, и, в общем, подданные относились к этому с пониманием. Законный сын у наследника престола уже есть, его супруга милостью Трёхликого легко родила даже близнецов, стало быть, родит и ещё детей – так зачем плодить особ королевской крови, не имеющих прав на престол? Понятно, что Дамиана ждал бесплодный брак. Но то, что супругом его высочества станет один из тех северных дикарей, которых победоносное виссантское войско так и не сумело одолеть, дополнительно подогревало общий интерес: прежде предполагалось, что принц вступит в брак с кем-нибудь из отпрысков наместника Миррии.

О северных варварах Дамиан вроде бы знал достаточно, и всё же, пока дворцовые управители и городской совет готовились к проведению торжеств, младший принц часами сидел в библиотеке за отчётами и хрониками. А ещё вёл долгие беседы, частенько похожие на допросы, разве что без дыбы и кнута, с пронырливыми ютгардскими торговцами, умудрявшимися даже в разгар войны привозить с севера потрясающие нордландские меха. Он поговорил и с пленными нордландцами, ожидающими возвращения домой после бракосочетания (это было одним из условий, на котором Хромой Волк настаивал особо – похоже, в Нордланде стало совсем плохо с бойцами, если король готов был платить за своих подданных опалами из тех самых шахт, за обладание которыми и началась эта война).

Ничего нового для себя Дамиан не узнал: сильные, выносливые, упрямые – уже потому, что иным в Нордланде просто не выжить, северяне были до смешного целомудренны. Измены сурово осуждались, убивший застигнутого с поличным супруга даже не платил обычную для Нордланда виру родственникам убитого. Наказания для мужчин, состоящих в любовной связи у северян не имелось, в отличие от их восточных соседей – но только потому, что такую парочку затравили бы без всякого суда. Родня отреклась бы, друзья и соседи отвернулись, солдата изгнали бы из войска, ремесленник лишился бы заработка… Если и были в Нордланде те, что стали изгоями, лишь бы оставаться с любимым, никто из пленных о таком не слышал. Они и к самим-то расспросам о возможности таких отношений относились с брезгливостью или негодованием. М-да… И вот такой тип станет его супругом? Дамиан не мог удержаться от тяжкого вздоха: кажется, даже простая консуммация брака станет нешуточной проблемой.

День, когда до столицы добрались жених и сопровождавший его принц Аксель, прибывший, чтобы от имени своего отца подписать мирный договор, был не просто жарким, а нестерпимо душным. Такие частенько заканчиваются нешуточной грозой, поэтому как горожане, так и крестьяне с окрестных ферм и хуторов с надеждой поглядывали в небо: двухнедельный пыльный зной измотал всех. Даже трава и листья на деревьях выглядели вялыми и замученными. Во дворе жилого крыла, где встречали гостей, было посвежее, благодаря множеству фонтанов, и Дамиан посочувствовал жениху-северянину, для которого поездка в такую погоду должна была казаться пыткой: сам-то он всё это время оставался во дворце.

Ни отец, ни брат гостей встречать не вышли. Не из пренебрежения к ним, естественно, а просто потому, что представление сына и племянника верховного короля Ингвара великому кесарю Теодориху или его наследнику следовало проводить, следуя каждой букве Протокола. Северяне, конечно, выдержали бы весь этот ритуал даже после целого дня в седле, но несложно было представить, как будут злиться уставшие, голодные, потные и пропылённые до костей люди, вынужденные обмениваться с правителем враждебной державы пространными речами. Именно то, что нужно накануне бракосочетания – хорошенько разозлить жениха и его близкого родственника!

С принца не наследного спрос был куда снисходительнее, достаточно было формального представления друг другу. Нацепив самую сердечную из своих улыбок, Дамиан приветствовал дорогих гостей и предложил им проследовать в отведённые им покои, чтобы отдохнуть, оставив все формальности на завтра. Предложение было встречено с почти нескрываемым облегчением обоими нордландскими принцами. Старший даже позволил себе более открыто выразить его, а вот младший, хоть и измученный долгой поездкой по раскалённой пыльной дороге, оставался похожим на обледенелую скалу. Дамиан, усмехнувшись, подумал про себя, что придворные дамочки скрутятся вокруг этой скалы гадючьим кублом: северный варвар, рослый, могучий, светловолосый и с льдистыми бледно-голубыми глазами – да на такого не только дамочки набегут толпой. Он и сам бы… набежал, кабы не прочитал и не услышал так много про отношение нордландцев к мужской любви. И ведь ему предстоит как-то консуммировать брак, иначе его слишком легко будет расторгнуть как неподтверждённый! А это совершенно не входило в планы ни Виссанта в целом, ни лично младшего принца. С матерью посоветоваться? Женщины в брачных делах заткнут за пояс любого интригана мужского пола, даже не задумываясь особо, просто руководствуясь загадочным женским чутьём.

К матери он и шёл, расставшись с женихом у дверей его покоев, чтобы не навязывать своё общество в первый же день знакомства, но судьба распорядилась иначе: навстречу ему попалась Иоланта. Единокровная сестрица, видимо, советовалась с королевой по поводу своего присутствия то ли на завтрашней церемонии, то ли на самом бракосочетании – уместно ли при её трауре посещать торжества? Или, скажем иначе, позволительно ли признанному королевскому бастарду их игнорировать, даже будучи в трауре? Иоланта недолюбливала пышные церемонии, она даже жаловалась Дамиану, что её статус не позволил ей самой быстренько и скромненько обвенчаться, словно какой-нибудь прачке, как она бы хотела. Интересно, что матушка ей ответила?

Она, в общем, неплохо относилась к дочери супруга. Теодорих обычно всеми силами старался избегать зачатия внебрачных детей, но то ли так увлёкся красавицей-фавориткой, что был недостаточно осторожен, то ли мать Иоланты действительно хорошо заплатила кому-то из целителей, однако у осмотрительного короля Виссанта родилась-таки внебрачная дочь. У королевы Элины дочерей не было, и дочку быстро забытой королём соперницы она даже по-своему любила. Замуж по крайней мере выдала куда удачнее, чем сумела бы сама небогатая и неродовитая красавица.

– О, Ланта! – обрадовался Дамиан, едва не налетев на молодую женщину, одетую в чёрное с головы до пят. – Найдётся часок для бедного, раздираемого сомнениями младшего братца?

На то пошло, с матушкой можно и попозже поговорить, а вдова главы казначейства (про которую злые языки шептались, будто она и была главным виссантским казначеем, а вовсе не её супруг, ныне покойный) наверняка посоветует что-нибудь дельное. Собственно, у Иоланты был только один серьёзный недостаток, да и то, как посмотреть, недостаток ли – скуповата была сестрица настолько, что даже пелёнки для сына в своё время сшила сама, не желая платить за такую ерунду белошвейкам. Из той же нелюбви к лишним тратам, как полагал Дамиан, проистекала и нелюбовь Иоланты к пышным празднествам: это же столько денег на ветер!

– Только если ты мне расскажешь про своего жениха, – рассмеялась она. Настроение у неё, благодарение Трёхликому, было прекрасным: очевидно, ей удалось, напирая на своё вдовье положение, уклониться от участия в церемониях. – Я умираю от любопытства, а сестра я тебе или не сестра? Не могу же я всякие интимные подробности узнавать от дворцовых служанок!

– Интимных пока нет, – усмехнулся Дамиан. – Но тут не место для разговоров, пойдём лучше в сад, прогуляемся.

– Только недалеко, я в окне такую многообещающую тучу видела. И кажется, даже громыхнуло разок.

– Тогда лучше на галерею, – поразмыслив, решил принц. – Не хочется на церемонии представления чихать и поминутно сморкаться, если попадём под дождь.

Туча, наползающая с юго-востока, в закатном свете действительно выглядела на редкость зловеще, но под защитой крытой галереи можно было не бояться дождя, как бы внезапно он ни хлынул (если, конечно, он дойдёт до Ксанты, а не закончится, пролившись над владениями князя Атанасиоса). Ещё на галерее было почти пусто, не считая стоящих или размеренно расхаживающих тут и там солдат дворцовой охраны.

– Итак? – Иоланта поймала и намотала на руку концы чёрного шёлкового покрывала, разлетевшегося было на порывистом ветру. – Какой он? Красивый?

– Ну… по северным меркам, возможно. Всё, знаешь ли, как и полагается у настоящего нордландца: тяжёлая челюсть, нос уточкой, соломенные волосы и глаза, как изначально голубые флаги вестзейских корсаров.

– Такие же выцветшие почти добела от соли и солнца? – смеясь, переспросила Иоланта. – Как романтично!

– Но при этом он уже повыше и поплотнее меня, хотя ему и двадцати нет, – продолжил Дамиан. – Правда, на двадцать он и не выглядит. Мой ровесник с виду, не меньше.

– А чего ты хотел? – удивилась сестра. – Суровая жизнь всегда заставляет быстро повзрослеть и рано состариться. Легко поверю, что своего первого волка или бандита он убил, когда ему и пятнадцати не было.

– Вполне возможно, – согласился Дамиан. – Больше пока сказать почти нечего, – с сожалением проговорил он. – Разве только… он для своих лет на удивление хорошо владеет собой. Я стоял и смотрел, как они с кузеном спешиваются и идут через двор – этакие два ледяных принца. Но Акселю-то положено, он наследник, а Гуннар – младший сын обычного ярла.

– Вряд ли обычного, если за него отдали сестру короля.

– Хорошо-хорошо, самого богатого и влиятельного ярла Нордланда. Или по крайней мере, он был таким до войны. Это не важно. Меня тревожит то, что в Нордланде к отношениям между мужчинами относятся весьма враждебно, Ланта. А мне ведь придётся брак с нордландцем как-то подтверждать. Представляешь себе консуммацию брака: мой супруг привязан к кровати, рот заткнут кляпом, из комнаты убраны все острые, тяжёлые и просто все лишние предметы?

– А как только ты его отвяжешь, он попытается свернуть тебе шею голыми руками, – усмехнулась Иоланта. – Понимаю очень хорошо. Но неподтверждённый брак легко расторгнуть, ты прав. Отец и принц Аксель завтра подпишут мирный договор, твой жених останется заложником, Нордланд получит передышку, а лет через пять тан Гуннар потребует расторжения брака как никогда не существовавшего в действительности и с лёгкостью добьётся развода. И стоило тогда заключать этот брак? А что собой представляет нордландская брачная церемония?

***

Валяться в горячей воде, пахнущей чем-то горьковато-травяным (настырная служанка заставила его перенюхать чуть не дюжину флакончиков), Гуннару неожиданно понравилось, хоть он и поворчал, залезая в ванну, как обозвала всё та же служанка небольшой бассейн вроде тех, что рядами стояли в дворцовом то ли дворе, то ли саду, собирая воду, бьющую из фонтанов. «Я вроде не сухарь, чтобы меня размачивать», – буркнул он, неохотно стаскивая рубаху. Девица уставилась на его шрам, оставленный разбойничьим топором, Гуннар спохватился, что она всё ещё здесь, и попытался её отослать. Она заупиралась, заявляя, что должна помочь гостю искупаться, однако Гуннар заявил: «Вот родишь ребёнка и купай его, а я и сам управлюсь», – и уже без всяких церемоний выставил её за дверь умывальной. Давая тем самым повод для первых сплетен, но об этом он не задумывался. Впрочем, оставь он девицу, чтобы помогла искупаться, сплетни пошли бы точно так же, только другие.

Сухарь – не сухарь, но почувствовал себя он совсем раскисшим, полежав в горячей воде после долгой утомительной дороги. Пожалуй, от помощи слуги, только, разумеется, мужчины, он бы теперь не отказался – всерьёз смывать с себя грязь, как и шевелиться вообще, было откровенно лень. Тем более что вместо нормальных мочалок, грязь эту с тела сдирающих, лежали на краю… э-э… ванны какие-то смехотворно-мягкие пористые штуки. «Губки» – вспомнил Гуннар название, вычитанное в какой-то книге.

Он всё-таки заставил себя потереть этим недоразумением и лицо, и тело, потом выбрался из воды, заметно потерявшей прозрачность и приятный запах. На слишком вычурной, по его мнению, бронзовой решётке висели несколько не полотенец даже, а целых простыней из мягкого полотна, покрытого с одной стороны бесчисленными мелкими петельками. Такие ткали, как он опять же знал из книг, в Миррии, и были подобные мелкие петельки тщательно охраняемым секретом тамошних ткачей. Стоило такое полотенчико, как хорошая броня, и потому в доме ярла Тёплого Дола их не водилось вообще, а в королевском дворце Нордланда могло найтись одно-два разве что из подношений ютгардских купцов. Гуннар обтёрся одним, завернулся во второе, ещё сухое, и вернулся в комнату, такую просторную, что дома её непременно разгородили бы на четыре части, не меньше. А ещё непривычно светлую – окно было просто огромным.

В окно это било прощальными лучами солнце, но ветер, порывами влетавший в него, нёс влажные запахи дождя. Эх, что ж он не пошёл раньше? Хоть один-два дня в дороге не глотать горячую пыль и не жариться на палящем солнце, чтобы приехать в это змеиное гнездо не таким замученным! «А интересно, – подумал Гуннар, подходя к окну, – это здесь плохая примета или хорошая, когда во время какой-нибудь церемонии идёт дождь?» Впрочем, судя по долетающему с ветром глухому рокоту, откуда-то шла гроза, не просто дождь, а гроза не бывает долгой. Не на несколько дней уж точно.

За окном раскинулся настоящий сад, не те ряды деревьев и кустов, сквозь которые они проехали недавно. Ветер безжалостно трепал пыльные тусклые кроны, деревья шумели, как прибой, солнце словно бы пригасло, прорываясь лучами сквозь набежавшую откуда-то серую муть… Гуннар посмотрел немного, как собирается дождь, и пошёл одеваться: сидеть в своих чересчур просторных покоях в одиночку, когда ветру подвывает целая стая волков в твоей душе, было просто невыносимо, а чтобы найти двоюродного брата, следовало привести себя в приличный вид – не бродить же по чужому дворцу в одном полотенце.

Как и подсказал гвардеец, патрулировавший коридор, Аксель нашёлся в покоях напротив, тоже с ещё мокрыми волосами, но собранный и деловитый, Гуннару даже неловко стало за то, что так позорно раскис. Кузен пересматривал какие-то бумаги, но услышав шаги, поднял голову.

– Если хочешь узнать, будут ли нас сегодня кормить, то я ничего не могу сказать, – со смешком сказал он. – Сам не знаю. Такое чувство, что всем тут не до нас.

– Готовятся к завтрашней церемонии, наверное, – отозвался Гуннар. Есть пока не слишком хотелось, после горячей ванны хотелось только пить, а на изящном резном столике в его покоях нашлись и вода, и слабенькое кислое винцо (Гуннар глотнул разок-другой из любопытства и зарёкся делать это впредь – гадость неописуемая). Были там и какие-то фрукты, сплошь незнакомые, так что рисковать Гуннар не стал: не хотелось всю ночь перед завтрашней церемонией пробеʼгать в небольшую комнатку за умывальной, а потом на само’м представлении королю отчаянно жаться или пытаться стоять прямо, невзирая на рези в животе.

Аксель слегка отодвинул от себя стопку уже просмотренных бумаг. В его покоях окно выходило на восток, там уже вовсю чернело и в черноте этой посверкивало, так что тяжёлые створки, где в завитушки рамы были вставлены большие куски стекла, были плотно закрыты, чтобы ветер не сдувал бумаги со стола.

– Как ты? – спросил он. Он явно чувствовал себя виноватым в том, что сам-то, подписав договор, вернётся домой, а кузена, да ещё настолько младшего, бросит здесь.

Гуннар пожал плечами.

– Всё хорошо, Аксель. Вроде бы мой… жених не похож на сластолюбивого придурка. Как-нибудь договоримся, я думаю. Если уж со мной служанка пыталась заигрывать, у него тут таких служанок должно быть…

– Не только служанок, – усмехнулся кузен. – Принц всё же, хоть и не наследный. А за сегодняшний спокойный вечер я ему от души благодарен, даже если он сластолюбивый придурок.

– Я тоже, – хмыкнул Гуннар, присаживаясь сбоку за стол. Столешница была набрана из дерева разных цветов, кусочки складывались в прихотливый узор. Сколько же у южан лишнего времени, если они могут позволить себе тратить его на такие вот… украшательства?