Текст книги "Семейное счастье (СИ)"
Автор книги: Арабелла Фигг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
Это они дошли до конца широкого и ярко освещённого, несмотря на солнце за окнами двух полукруглых маленьких зал, коридора. Дом Вебера после отцовского замка вообще был слишком просторным, слишком светлым, слишком… да всё слишком. Чересчур богатым – уж точно. И две ванны направо и налево от роскошной умывальной были достойным завершением общей картины. Потому что это были вовсе не два больших чана вроде того, в котором всю неделю стирали бельё, а к выходным – грели чистую воду, чтобы по очереди помылась вся семья. В маленьких, зато отделанных слоистым серым камнем комнатках что слева, что справа стояли на кривых когтистых лапах бронзовые корыта больше человеческого роста длиной.
– Вот, – объявила конопатая Олеандра с такой гордостью, будто лично купила и установила эти корыта. – Господа-то с утречка больше любят прохладной водичкой ополоснуться, а для вас я велела истопнику нагреть погорячее. Вы ж, поди, не любите холодной обливаться. Тут, значица, полотенчико вам свежее, это вон всякое масло цветочное, только много не лейте, уж больно пахучее. Этим мыться. Вам помочь искупаться, или как?
Она пялилась на Лотту с таким неприкрытым простодушным любопытством, что та прямо наяву услышала, как Олеандра выкладывает всей остальной прислуге: «А уж тощая до чего, Девятеро помилуй! Ну да ладно, на здешних хлебах живо раздобреет. А на левой титьке, вон тут вот, пятно родимое, точно кот какой грязной лапой наступил…» Нет уж, спасибо!
– Я сама, – буркнула Лотта.
– Как скажете, – не скрывая облегчения, охотно согласилась служанка. – Тогда я вам водички в ванну наберу, а вы вон туда, гляньте под потолок – там ровно леечка. Смывать пену будете, так во-он этот рычажок потянете. Вы пока маслице выберите, с каким мыться будете. Господин Вебер больше любит что попроще, мяту там, мелиссу. А вот господин Эрлан, тот всё больше розмарин да бергамот. Ну, что с побережья возят.
Вода лилась из двух бронзовых же труб. Одна струя чуть ли не плевалась и злобно курилась паром, другая даже на вид казалась ледяной. Лотта внимательно следила за тем, как служанка осторожно пробует воду в ванне, перекрывая то одну трубу, то другую. Ничего сложного, можно обойтись и без этой трещотки. Только вот в бачок наверху, для споласкивания, воду надо было наливать ведёрком, а самой лезть на стремянку… Хозяйка она тут или кто? Придётся, видимо, терпеть болтовню Олеандры. Или потребовать у Вебера другую служанку, постарше и… потише.
Зато какое же это было блаженство – лежать, вытянувшись во весь рост, в горячей душистой воде. Лотта чуть не заснула снова, расслабившись по-настоящему. Потом спохватилась и принялась торопливо мыться, пока вода не остыла окончательно. Схваченное первым попавшимся, жидкое мыло из дорогого даже на вид флакончика слишком резко пахло лавандой, зато пенилось так, что с волос пена потекла на шею и дальше вниз, куда там невнятно-бурым кускам, которыми на неделе тёрли рубашки и нижние юбки. «Надо будет матушке послать к Солнцевороту в подарок такой флакончик, – подумала Лотта. – От Вебера не убудет с флакончика мыла». На родных она, конечно, была всё ещё обижена и зла, но родители же всегда думают, будто знают, как лучше. Будто лучше – это сытой и нарядно одетой с ненавистным супругом, чем в бедности с любимым… с любимым предателем.
От воспоминания об Адриане настроение испортилось снова. Надо же, не просто продал её, а ещё и похвастался своей победой. А она так любила его! Или он хотел показать богатому простолюдину, что не всё можно купить? Любовь не купишь, и желание подарить любимому самое дорогое – тоже. А Веберу теперь быть вторым и знать, что его постоянно будут сравнивать с первым…
Тут Лотта, продолжая механически вытираться дивно мягким и пушистым полотенцем, нахмурилась. Волосатое животное об Адриане отзывалось с пренебрежением и почему-то было уверено, что близость с ним могла испортить всё впечатление о телесной любви. В общем, правду сказать, никакого удовольствия Лотта не получала, но девушкам в первый раз и не должно же нравиться, разве нет? Больно, страшно, опасаешься, что тебя застанет кто-то, а потом – что заметят кровь не в тот день… Какое уж тут удовольствие! После, правда, было ненамного лучше, но опять же – попробуй настроиться на нужный лад, если вечно боишься чужих глаз и ушей. Нет, всё дело в том, что встречались они тайком, а вовсе не потому, что Адриан якобы плох как любовник. Сам-то Вебер наверняка купил себе фаворита, и тот вынужден притворяться, будто ему нравится спать с этим кабаном.
За обедом Лотта в этом убедилась точно. Обоих Веберов за столом не было, зато были невозможный красавец с нечеловечески-зелёными глазами и особенно невзрачный на его фоне мальчишка-подросток, тёмно-русый и сероглазый. Заодно, глядя на красавца с явной примесью эльфийской крови, Лотта поняла, почему Вебер так легко отказался от ночи с законной супругой. Увы, как ни жаль, красавицей она не была, а то бы её взяли замуж и без приданого. Но она была самой обыкновенной девушкой. «Миленькой», как сказала дальняя родственница, зачем-то приезжавшая к отцу. А просто миленьким (пока свеженькие, да-да, спасибо, тётушка) богатые и знатные женихи не достаются. Им приходится обходиться тем, что попроще. Или вовсе богатыми ткачами. Сколько же Вебер вынужден платить зеленоглазому красавцу, чтобы тот не ушёл от него к кому-то из свиты графа?
А красавец с подростком обсуждали какую-то поездку, что ли. Или дорогу куда-то. Пытались втянуть в разговор Лотту, но она понятия не имела ни о паромах Семиречья, ни о краснолесских разбойниках. В конце концов подросток, которого красавец Эрлан представил Лотте как Рутгера, племянника Пола Вебера, сказал, очень ловко свернув из салфетки цветок:
– И получается, что единственный по-настоящему выгодный путь на южное побережье – через Маратов перевал. Но он в руках Меллеров. То есть, официально Брендона Шторма, но на самом деле, разумеется, Меллеров. Эрлан, а дядя мне не для того эту задачку подкинул, чтобы я сам сообразил, что мне сватают кого-то из бакалейщиков?
– А ты будешь против?
Мальчишка пожал плечами, искоса глянул на Лотту и сказал:
– Да с чего бы? Старинное почтенное семейство не беднее нашего, владетель Камышовой Башни в родстве, образование даже бастардам дают такое, что половине рыцарей и не снилось… И вообще, с умным человеком всегда можно договориться, а про дураков среди Меллеров я что-то не слышал. Поладим как-нибудь, я думаю. С ровесником общие интересы наверняка найдутся, а мужчина постарше, скорее всего, снисходительно отнесётся к сопляку.
– На девушку, значит, даже не рассчитываешь? – усмехнулся Эрлан.
– Нет, конечно. Я правильно понимаю, этот брак нужен просто чтобы присмотреться друг к другу?
– Об этом лучше Пола спроси, – серьёзно ответил красавец. – Я в ваши деловые отношения не суюсь. Но думаю, да. Скорее всего.
Лотта, слушая этот разговор, замерла с вилкой в руке. И вот этот сопляк, который ещё и в брачный возраст не вошёл, так спокойно рассуждает о том, что ему придётся вступать в брак с незнакомым человеком, чтобы кланы торгашей и ремесленников могли присмотреться друг к другу? И что это ещё за наглые заявления, будто умные люди всегда договорятся? То есть, не само заявление, а ехидный взгляд в её сторону? Он что, считает её дурой?
Вторая половина дня прошла скучно. В самом конце обеда, уже лениво ковыряя мельхиоровой ложечкой мороженое с кусочками фруктов (которое неизбалованная сладостями Лотта прямо-таки слизнула из креманки, но сочла ниже своего достоинства попросить ещё) наглый сопляк Рутгер с закаменевшей ро… ладно, с застывшим лицом выслушал приказ красавца показать сире Шарлотте дом. Он дождался, когда Лотта допьёт последний глоток чего-то вроде сидра, только вкусом понежнее, но так же пощипывающего язык, и подошёл к ней, точно выверенным движением подав руку:
– Прошу вас, сира. Желаете начать сверху или снизу?
– Сверху, – подумав, сказала Лотта, а поданную руку презрительно проигнорировала.
Наверху были те самые спальни, включая гостевые, и умывальная. Ещё, кроме двух маленьких зал, разбивавших длинный коридор, имелась гостиная с уютными диванчиками, низкими креслами, шахматным столиком и клавесином. Ну, то есть, это Рутгер обозвал ящик тёмного дерева клавесином, сама Лотта и слова такого не знала.
– Вы не играете? – спросил он. – Если хотите, дядя наймёт вам учителя. – И пробежался по клавишам, наигрывая какую-то песенку, хвастун.
– Посмотрим, – неохотно сказала она.
На втором этаже располагалась, как Лотта уже знала, малая столовая, а ещё библиотека и кабинет Вебера. В кабинет Рутгер заходить не стал, и вообще, там, кажется, было заперто. Зато с той же гордостью, что рыжая служанка, показал длинные ряды высоченных шкафов, набитых книгами, огромные карты на стенах и столы со стопками бумаги и письменными приборами.
– Эрлан обычно работает здесь, – сказал наглый сопляк. – И он очень не любит, когда ему мешают.
– Работает? – удивилась Лотта, даже забыв пренебрежительно фыркнуть над чудиками, забившими книгами два десятка шкафов.
– Он известный историк и землеописатель, а ещё написал уже три книги о путешествиях. «Путевые дневники наёмника», не читали? – Послушать его, так прямо вот все должны были эти дурацкие дневники не просто прочесть, но и знать наизусть, как молитвы.
– У нас в замке не так много книг, – сказала Лотта пренебрежительно. – Нам было чем заняться и без чтения. Только молитвенники и календари.
– Понятно, – ответил Рутгер и из библиотеки её увёл.
А почти весь первый этаж занимал парадный зал, гулкий и пустой, с мебелью, укрытой чехлами, и лёгкой пылью на полу. Лотта зажмурилась, представляя себе настоящую свадьбу, не вчерашний куцый обряд с последовавшей обжираловкой (да-да, она знала и не такие слова – с тремя-то братьями). Натёртые до блеска полы, сияющие люстры, музыканты на возвышении в углу, кружащиеся в танце пары… И она – в белом парчовом платье, принимающая поздравления городской знати, а рядом Адриан, предатель… любимый…
– Здесь бывают приёмы? – с любопытством спросила она. Понятно, что принимать гостей она станет уже не в белом платье, и рядом с нею будет, увы, её консорт, а не возлюбленный, но всё же…
– Очень редко, – мальчишка усмехнулся так, словно мысли её подслушал. – Эрлан их не любит. Только если уж совсем невозможно отвертеться. Он и обставить дом доверил дяде, и прислугу нанять. По его словам, он ненавидит любые упоминания о хозяйстве. И вообще, он на редкость непрактичный человек. Когда дядя прочитал его договор с издателем первой книги, он так ругался. Заставил обещать, что в следующий раз они пойдут вместе, а потом вообще нанял для Эрлана поверенного, раз уж «Дневники» так хорошо продаются.
– Значит, – нетерпеливо перебила Лотта, – этот дом Веберу не принадлежит?
Рутгер не скрываясь усмехнулся её разочарованию.
– Нет, сира, – сказал он. – Дом Эрлана, и по завещанию он достанется его дочери… если та ещё захочет его принять – они с Эрланом не очень-то ладят. Так что травить дядю ради дома не стоит. Да и вообще не стоит. Я читал ваш брачный договор. Жив мой дядя или умер, вы получаете одно и то же содержание. Собственно, пока он жив, вы это содержание сможете тратить как угодно, а вот после дядиной смерти вам на те же деньги придётся где-то жить и что-то есть. Так что вы уж поберегите здоровье супруга, вам же выгоднее.
– А ты вообще о чём-то, кроме выгоды, думать умеешь? – разозлилась Лотта.
Он отступил на шаг, вскинул голову и холодно спросил:
– А разве мы на ты, сира? Или вы уже считаете, что мы одна семья? Что ж, тогда другое дело… тётушка.
– Не смей называть меня тётушкой! – взвилась она.
– И что вы сделаете, если стану? – усмехнулся он.
Она замахнулась, чтобы отвесить ему хорошую затрещину, но он уклонился так легко, как будто каждый день только и делал, что уворачивался от ударов.
– Не советую, – сказал он вроде бы равнодушно, но в серых глазах загорелся злобный огонёк, а на скулах легли косые полосы румянца, и вовсе не от смущения. – Я женщин не бью, сира, но у меня гораздо больше способов испортить вам жизнь в этом доме, чем у вас. Желаете осмотреть кухню, а потом выйти во двор и ознакомиться со службами?
– Нет, – ответила Лотта в бессильном бешенстве. – Хватит с меня на сегодня.
– Как знаете. Проводить вас в ваши покои?
– Сама найду, – злобно буркнула она.
Искать, в сущности, было нечего – её спальня располагалась прямо у лестницы. Там Лотта и просидела всё время до ужина. Вернее, сначала она металась по спальне, словно волчица в клетке, давая выход своему раздражению потом устала и принялась рассеянно перебирать безделушки. Очевидно, следовало пожаловаться консорту на его племянника и потребовать, чтобы тот наказал мальчишку за наглость. А ещё – чтобы ей показали наконец брачный договор. Сколько ей там причитается в месяц? И когда она эти деньги получит?
В таком настроении она и направилась в малую столовую, но там ей немедленно дали понять, что за столом о делах не говорят. Пришлось ждать, когда ужин закончится, и её пригласят в кабинет Вебера.
– Что ж, сира Шарлотта, – сказал он, указывая ей на кресло в углу. – Я вижу, у вас ко мне много вопросов. У меня к вам тоже есть парочка. Давайте поговорим.
========== Неприятный разговор ==========
В кабинете Вебера могла бы обедать вся семья барона Николаса из Медных Холмов, включая незамужних сестёр и тётку, и ещё бы место осталось. А в несгораемом шкафу, стоящем в углу, можно было без труда спрятать чей-нибудь труп. Имелись там и обычные шкафы, набитые книгами, словно библиотеки Веберу было мало. Был рабочий стол, заваленный бумагами, а в дальнем от двери углу стоял в окружении кресел низкий круглый столик, за который Вебер свою супругу и посадил.
А в кресло напротив тяжело опустился его отец, и Лотта напряглась в предчувствии неясных, но несомненных неприятностей. Вебер налил ей и отцу вина в высокие узкие бокалы цветного стекла, себе плеснул чего-то даже на вид покрепче и устроился так, чтобы видеть обоих.
– Предлагаю дать слово даме, – сказал он, сделав хороший глоток. – Что у вас за вопросы ко мне, сира?
– Ваш племянник, – неприязненно сказала Лотта. – Он совершенно не умеет себя вести.
– Предлагает вам позаботиться о моём здоровье и не позволяет бить себя? – усмехнулся Вебер. – Да, это совершенно недопустимо.
Лотта вспыхнула. Всё понятно: наглый щенок успел наябедничать дядюшке, выставив виноватой её, и теперь смысла нет что-то консорту доказывать. Ладно, посмотрим ещё, кто кого! А пока следовало озаботиться действительно важными делами.
– Он говорил о моём содержании. Когда я смогу его получить?
Вебер пожал плечами и придвинул к ней чёрную шагреневую папку с золотистой паучьей сетью в углу:
– Это ваш экземпляр брачного договора, подписанный вашим отцом, – сказал он, взяв из стопки пергамент с золотым обрезом и внушительной печатью на золотом же шнуре. – Здесь, – он отложил в сторонку, к первому, не менее внушительный кусок пергамента, – купчая на имение Паучий Распадок. А это, – дальше пошли уже бумаги, хотя и тоже дорогие на вид – то отдельными листами, то сшитые по несколько штук, – отчёт моего кузена о состоянии дел в имении, перечень самых необходимых работ и их примерная стоимость, которая, разумеется, будет со временем уточняться. Вот это – расписки портнихи и прочих мастеров о полученных ими задатках. Опять же, когда они полностью выполнят заказы, мне предстоит выплатить им оставшуюся часть. Я предупредил вашего отца, что деньги на всё это буду вычитать из вашего содержания, он не возражал. Прошу прощения, но он вообще считал, что вам нельзя давать денег на руки больше, чем на пару чулок.
Лотта нахмурилась, пытаясь разобраться в мелких строчках и столбцах. Читала она не очень хорошо, а учиться считать на абаке в своё время вообще отказалась, гневно заявив матери, что она не ключница.
– А по-человечески вы можете мне сказать, когда и сколько я буду получать содержания? – с тихим негодованием спросила она.
– Полагаю, за год-полтора мои расходы будут понемногу возмещены, – пожал плечами Вебер.
– Год-полтора? – Лотта просто задохнулась. – И как я должна обходиться это время?
– М-м… дайте-ка подумать. Вы будете жить на всём готовом, с полным гардеробом на все времена года, а мой кузен постарается к следующему лету подготовить хоть какое-то жильё в Паучьем Распадке. На что вы вообще собираетесь тратить своё содержание? А, прошу прощения, откладывать деньги на переименование владения, конечно.
– Пол, – подал вдруг голос старший Вебер, – остынь. Ты сам всё это затеял. Тебе самому захотелось носить те тряпки, что мы производим. Ты сам выбирал, где искать невесту. Не надо теперь упрекать девушку в том, что ты вытащил её из грязной лужи, отмыл и переодел в бархат.
Младший Вебер дёрнулся, но смолчал, хотя на щеках полыхнул нервный румянец. А старший продолжил:
– Не всем, знаешь ли, так везёт, как Меллерам.
– Представляю, с кем им повезло, – презрительно заметила Лотта, про себя позлорадствовав над унижением консорта. Ну, понятно же, кого могли купить себе в супруги отъевшиеся бакалейщики.
– С княгиней Ак-Даг и с Гвендолой Соколиное Гнездо, – небрежно отозвался тот.
Лотта прикусила губу. Девятеро знают, что там была за княгиня такая, но по сравнению с властителями Зеленодолья даже двадцать семь поколений баронов Медных Холмов не были чем-то выдающимся.
Однако и это не было главным ударом, потому что старший Вебер повернулся к ней и спросил:
– А скажите-ка, сира Шарлотта, вы беременны?
– Что? – Она почувствовала, как полыхнуло всё лицо и даже, кажется, уши. – Да как вы…
– Четвёртая неделя задержки, – плечами оба пожимали совершенно одинаково, что отец, что сын. – Возможно, вы просто простудились, или цикл ещё не установился, но целителю надо показаться как можно раньше.
Лотта в беспомощном негодовании хватала воздух ртом, но о ней оба Вебера словно бы забыли.
– Это, как я понимаю, тебя ничуть не заботит? – спросил старший.
Младший только махнул рукой, прочертив браслетом сверкающую дугу, и Лотта наконец поняла, что её царапнуло на церемонии: отец надел серебряные браслеты на мужчину из третьего сословия, которому старинный, но никем так и не отменённый Указ запрещал надевать на себя серебро, золото и драгоценные камни. Впрочем, её консорт мог теперь всё это носить на совершенно законных основаниях, как и дорогие ткани любого цвета.
– Первенец в любом случае для нашей семьи бесполезен, – сказал он. – Девочку я ещё постараюсь обучить хотя бы вести хозяйство, не надеясь на ворюг-управляющих. Но мальчика сира Шарлотта с детства будет кормить сказками о благородных и отважных рыцарях, так что парень рано или поздно сбежит либо на королевскую службу, либо в наёмники. Пусть уж лучше это будет отпрыск безмозглого мальчишки, чем мой сын. Вы ведь, сира, непременно под клятву у алтаря поведаете ему тайну его происхождения, верно?
– Как же я вас ненавижу, – с тоской сказала она.
– А можно узнать, за что? – благожелательным тоном, от которого ещё сильнее хотелось заорать и затопать ногами, спросил старший Вебер.
Лотта посмотрела поверх его плеча в тёмное окно. Что можно объяснить торгашам? Для них же в порядке вещей продавать своих детей в семьи таких же купчишек. И даже дети считают это правильным и нужным, как мелкий паршивец Рутгер.
Ну, только вспомни!
В дверь постучали (очень громко и требовательно постучали), Вебер неохотно крикнул: «Да!» – и в кабинет вошёл тот самый мелкий паршивец. В руке он держал стакан с какой-то мутной дрянью. От дряни остро и тревожно пахло лекарством.
– Дед! – возмущённо сказал Рутгер. – Ты не выпил сердечные капли! Вот сейчас поговорите, – он метнул на Лотту неприязненный взгляд, – с сирой Шарлоттой, и опять тебе ночью станет плохо!
Если бы такую выходку позволил себе кто-то из братьев Лотты, его бы точно высекли, лекарство там или не лекарство. Оба старших Вебера только посмеялись, заставив мальчишку возмущённо вскинуться. Вебер-самый-старший послушно выпил мутную дрянь, скривился и сказал:
– Спасибо, внучек. Что бы я без тебя делал?
– Посылал бы за лекарем втрое чаще, – буркнул тот. – Так что можете соглашаться на брак с тем парнем, у которого слабые лёгкие – он у меня живо приучится пить микстуры вовремя и дышать мятным паром перед сном.
Он забрал стакан и, всё ещё ворча, вышел. Лотта только головой покачала. Потом спохватилась, что ей о себе бы подумать, а не о наглых мальчишках. Задержки у неё случались и раньше, когда она ещё даже не целовалась с Адрианом, и эта, очередная, её не особенно беспокоила. Матушка, потащившая её после первой же на унизительный и болезненный осмотр к целительнице, после каждой следующей дотошно выспрашивала, не тошнит ли Лотту, нет ли головокружения и прочих тревожных признаков. По её словам, все девять месяцев каждой из четырёх беременностей ей просто хотелось лечь и умереть, но кто бы ей позволил? Так что Лотта накрепко увязала для себя начало беременности с неодолимой тошнотой – ей до сих пор совершенно неведомой.
Но… но что, если она покрепче матушки, и не будет у неё никакой тошноты – ни по утрам, ни в другое время? А консорт, в Бездну его живьём, потащит её к лекарям, и окажется, что его супруга, к которой он ещё и пальцем не прикасался, в самом деле беременна. «Отец меня убьёт! – с запоздалым ужасом подумала она. – Отречётся и убьёт, что бы там ткач ни болтал про ненужного Веберам наследника Паучьего Распадка. Канн милосердная, Хартемгарбес, Сармендес-отец богов! Что же делать?»
– Так вот, о вашей ненависти, сира, – неторопливо проговорил старший Вебер, проследив, чтобы внук плотно закрыл за собой дверь. – Я смотрю, ваш батюшка не делился с вами своими бедами и горестями, а они были немалыми. Я-то обязательно рассказал бы сыну или дочери, почему вынужден согласиться на подобный брак, но… не мне учить барона Николаса обращаться с собственными детьми.
Он помолчал немного, потом заговорил негромко и размеренно, словно жрец:
– Вы не задумывались, сира, почему ваши владения называются Медными Холмами? Никаких холмов там нет, только скалы на севере и северо-западе, зато есть целые горы пустой породы из карьеров и шлака из плавилен. Ваш род был не сказочно богат, но вполне состоятелен, добывая и выплавляя медь… Не надо махать на меня рукой, сира. Не сомневаюсь, что о блистательном прошлом вы наслушались досыта. Настоящее, к сожалению, далеко не так блистательно. Все по-настоящему богатые жилы были выработаны ещё при вашем прадедушке, но и оставшегося вполне хватало на жизнь. Без приёмов и балов, но и без попыток сэкономить каждый грош. Когда ваш отец принял владение у деда, в одном из карьеров рабочие вообще наткнулись на пласт отличного малахита, но увы, он быстро закончился, и сколько ни рыли вокруг во всех направлениях, больше малахита не нашли. Потратили бездну времени, сил и денег – и всё впустую. Отцу вашему настойчиво советовали обратиться к гномам за советом и помощью, сами гномы просили истощившийся карьер в аренду на пятьдесят лет, причём половину денег предлагали вперёд…
Лотта вздёрнула подбородок и отчеканила:
– Ни-ког-да! Никогда никто из баронов Медных Холмов не свяжется с нелюдью!
– Разумеется, – кивнул Вебер-старший. – «Честь, король и вера», а как же. – Лотта попыталась возмутиться тем, что всякие ремесленники имеют наглость цитировать баронский девиз, но старик всё так же негромко и размеренно продолжал: – Медь продолжали понемногу добывать, дети понемногу подрастали, и второго сына пришла пора отправлять на службу к его величеству. Послать его в отцовской, побитой в боях броне было немыслимо, и ваш отец, сира, заложил свои земли, чтобы купить вашему брату экипировку, достойную второго сына барона Медных Холмов. Вот только руды добывалось всё меньше, и была она всё беднее, а пахотных земель у вашей семьи никогда не было много – карьеры, пустая порода и шлак, помните? Да и лес порядком повывели на уголь для плавилен. Доходов переставало хватать и на жизнь, а ведь надо было вернуть те деньги, что брали под залог земель.
– Никто бы не посмел, – дрожащим голосом начала Лотта, – отнять наши земли.
– Отнять? Конечно, нет. Разве вы не знаете, сира, как казна возвращает свои ссуды? К вам приезжает назначенный казначейством управляющий и начинает распоряжаться как у себя дома. Описывает имущество до последнего гвоздя, проверяет все расходы вплоть до поставок молока и бакалеи… Впрочем, – задумчиво прибавил он, – вашему отцу не помешало бы проверить, с каких таких доходов младший брат вашего управляющего построил себе новый каменный дом в два этажа. Простому лавочнику это вряд ли по карману.
– Я советовал барону частным порядком нанять чиновника из налогового ведомства для проверки всех книг и счетов, – подал голос младший Вебер. – Даже рекомендовал, кого именно. Надеюсь, барон к моему совету прислушается.
– Значит, – возмутилась Лотта, – вы разнюхивали, как обстоят у нас дела? Ещё и прислугу подкупали, наверное, чтобы шпионила для вас?
Оба Вебера переглянулись с таким видом, словно хотели побиться головами об стол, младший вообще упал лбом в подставленную ладонь.
– Сира Шарлотта, – чуть возвысил голос старший, – я пытаюсь вам объяснить, что такое королевский управляющий в вашем замке. Вы знаете? Мне показалось, господин барон не делился с вами подробностями, иначе ваш побег выглядит совсем уж некрасиво. На всё то время, пока казна не вернёт себе свои деньги с постоянно набегающими новыми процентами, сеньор не хозяин в своём замке. Он по-прежнему обязан защищать и судить своих людей, но сколько денег он потратит на вооружение и, скажем, ремонт стен, решать будет королевский управляющий, а не он. А тот, скорее всего, решит, что достаточно и уже имеющегося. И половину прислуги можно выгнать, чтобы сэкономить на жаловании. И ещё он обязательно установит предельную сумму расходов, в которую вашей матушке пришлось бы как-то укладываться. Если бы ваш побег удался, вы на несколько лет лишили бы своего отца права распоряжаться в собственном замке.
– Нет, – сипло прошептала Лотта, обмирая, – это ложь. Всё вы врёте! Не может такого быть.
Веберы опять переглянулись.
– Полагаю, – сказал младший отцу, – барон Николас не допускал, чтобы кто-то из его вассалов был вынужден передавать владение под управление казначейских. Мог временами и давать рассрочку на выплату податей. Что в его положении было чистым самоубийством.
– Видимо, так, – кивнул тот. – Иначе сира Шарлотта хоть что-то слышала бы о чиновниках, сующих носы в кастрюли с рагу: не слишком ли много там мяса. Вот так вот, сира. Брак с моим сыном избавил вашу семью от нескольких лет под управлением королевского чиновника. И тем не менее, вы моего сына ненавидите?
Лотта стиснула зубы и ещё выше задрала подбородок. Какой бы ни была причина, отец не должен был продавать её ткачу! Неужели нельзя было как-то… попросить у короля отсрочки, что ли? Да, отец мог обратиться к королю с просьбой, но вместо этого предпочёл отдать единственную дочь волосатому скоту. Который спит с нелюдью, кстати – сколько там эльфийской крови в Эрлане? Не меньше четверти, точно.
– Вам даже не приходится носить нашу фамилию, – продолжал занудствовать старик. – Вы сира Шарлотта из Паучьего Распадка, а не Шарлотта Вебер.
– Ещё чего не хватало! – возмутилась Лотта.
– Это было первое, что я предложил его милости, – устало сказал Вебер. – Хватит, отец. Это бесполезно, ты не видишь? Сира из тех, кого можно вытащить из грязной лужи, а в благодарность услышать упрёки в том, что ты не слишком торопился её оттуда вытаскивать, и вообще, мог бы проследить за тем, чтобы она не упала. Можете ненавидеть в своё удовольствие, сира Шарлотта – в вашей любви и благодарности я не нуждаюсь и тратить время и силы, чтобы их добиться, не собираюсь. Надеюсь, вы действительно беременны, и мне не придётся обеспечивать вас наследником. Живите как вам угодно, занимайтесь чем вам угодно, а когда будет готов дом в Паучьем Распадке, можете вообще туда переехать. Когда я верну те деньги, что потратил и ещё потрачу на вас, будете получать сотню золотых в месяц. Заведёте себе на них фаворита или наймёте толкового и честного управляющего для своего владения – дело ваше. Единственное, о чём хочу предупредить: не пытайтесь командовать здесь, как в отцовском замке. Дом принадлежит Эрлану, а ему вы даже не супруга. Грубить вам не станут, но и только. Вы всегда можете получить еду, питьё, полную ванну, заложенную коляску, однако слушается здешняя прислуга только госпожу Гризельду, а та – только меня. Мы друг друга поняли, сира?
Лотта горделиво поднялась, довольно кивнув, когда оба заводчика встали тоже.
– Я вас поняла, – высокомерно произнесла она. – Надеюсь, мой дом в Паучьем Распадке будет готов достаточно скоро, и мне не придётся жить здесь на правах непонятно кого. Спокойной ночи, господин консорт.
Старшему Веберу она только величаво кивнула и удалилась в свою комнату. Кстати, младший мог бы выделить супруге не только спальню, а ещё и… ну, наверное, тоже кабинет. Или как это называется?
========== Скука ==========
– … Луна лишь проглядывала сквозь кроны мрачно шепчущегося сада, кусты хватали беглянку за одежду распростёртыми ветвями, но Эмма торопилась к фонтану, где под нежное журчание струй её дожидался возлюбленный. «О, любовь моя! – воскликнула она, завидев его стройную фигуру. – Ты пришёл!» Алан сжал её в жгучих объятьях, и сердце Эммы сладко затрепетало в его сильных руках…
Читал мелкий гадёныш хорошо, заслушаешься – громко, чётко, прочувствованно, но на месте, где у самой Лотты тоже сладко затрепетало сердце, остановился и гнусно захихикал.
– Сударь! – взмолилась Олеандра, перекусив нитку и отложив салфетку в сторону, чтобы взять следующую. – В таком месте смеяться, совести у вас нет!
– Прости, Хризострата, – давясь смехом, сказал паршивец, – но я представил себе сердце бедняжки, затрепетавшее в руках Алана… Вырвал он его, что ли, негодяй? Ладно, ладно. Где мы… а, вот. «Как же я мог не прийти? – отозвался он. – Эмма, звезда моя, каждый миг расставания с тобой – горше смерти».
Рыжая шумно хлюпнула носом на этих словах, а у Лотты в горле встал комок. Никогда, ни разу она не слышала от Адриана подобных слов.
Разумеется, она не подслушивала. Вот ещё! И даже не пыталась подловить прислугу за бездельем, чтобы потом небрежно указать Гризельде на недостаточную бдительность. Ей просто было скучно, и она раз за разом обходила дом и пристройки, открывая для себя помещения, которые мелкому паршивцу и в голову не пришло ей показывать. За столовой, например, была не просто комната, где подъёмником доставлялась наверх из кухни готовая еда, а взамен опускалась грязная посуда. Там был проход в крыло, где проживала и занималась разными хозяйственными делами довольно многочисленная прислуга. Пойдя на подозрительно знакомый голос, Лотта надеялась застать Рутгера заигрывающим со служанками, но, оказывается, Вебер-самый-младший просто читал вслух девушкам, занятым шитьём.
